What Am I Gonna Do, Not Grab Your Wrist?

— Как насчёт этого? Как и предыдущие продемонстрированные Инид варианты, этот также игнорируется готкой, сосредоточенно пляшущей пальцами по клавиатуре печатной машинки. Инид следовало бы знать, что сейчас её писательский час, но волчица одновременно и нервничала, и пребывала в восторге. В их академии, впервые с прошлого семестра, когда она покидала мероприятие, чувствуя себя разбитой и использованной, и вместе с тем раздражённой ввиду порчи её прекрасного платья дурацким приколом, решили устроить танцы. — Ты снова топаешь, — жалуется Уэнсдей фирменным монотонным голосом. — Если собираешься продолжать беспокоиться из-за столь жалкого мероприятия — хотя бы сними ботинки. — Или, — тянет Инид, вытаскивая ноги из своих кед и откидывая их к шкафу, — ты могла бы взять и помочь мне. Уэнсдей испускает долгий страдальческий вздох, больше похожий на предсмертный хрип. — С чего бы мне подписываться на подобные мучения, если они даже не принесут мне удовольствия. — Потому что для этого и существуют друзья, — Инид закатывает глаза. — Ты вообще решила, что собираешься надеть? — Полагаю, я останусь в своём привычном одеянии, ибо не намерена участвовать в этом ребячестве, — она наконец разворачивается и смотрит на свою соседку тяжёлым взором. — Чего? Ты это серьёзно? — руки Инид опускаются, она пытается скрыть странное ощущение разочарования, когтями скребущее её горло. — В прошлый раз ты так веселилась… — Возьми эти слова назад, — Аддамс опасно сужает глаза. — Я нахожу предыдущее мероприятие отвратительным, начиная с музыки и компании, заканчивая жалкой попыткой спародировать Кэрри. — Ну, в этот раз вечеринка будет намного лучше, — заверяет её Инид. — Это будет маскарад! Как раз под стать твоей тёмной натуре, — она подмигивает, но тут же её щёки густо краснеют. — Там будет какая-либо неизвестная мне болезнь? — ворчит Уэнсдей. — К слову, могу похлопать организатору за уместную отсылку к произведению По. — Нет, — Инид скрещивает руки на груди. — И чтоб ты знала, маскарад был моей идеей. Инид испытывает небольшую гордость за тот факт, что из всех предложенных вариантов празднования весеннего равноденствия, выбрали именно её идею. За гордостью же, в равных долях, стоят облегчение и стыд. Пусть никаких очевидных изменений в выражении лица Уэнсдей нет, Инид чувствует себя так, будто её только что посадили в чашу Петри и пихнули под микроскоп. Она выпускает когти и зарывается ими в ладони, чтобы заставить себя перестать топтаться из-за столь пристального взора. Она отказывается что-либо говорить под чрезмерно внимательным взглядом. — Почему маскарад? — резко следует в ответ. Инид было собирается ответить, но резко захлопывает рот, звонко щёлкнув зубами. Уши горят, будто объяты огнём. — Потому что… — неуверенно тянет она. — это романтично. И загадочно. И готично. Идеально подходит атмосфере Невермора. Я думала, тебе понравится. Уэнсдей слегка вскидывает бровь. Инид твёрдо настаивает на своём отказе рассказывать ей правду. Пусть даже она знает, что Уэнсдей всегда понимает, когда она врёт — это не всегда значит, что она видит правду. Пусть все эти причины несут в себе толику правды, это не они сподвигли её предложить эту идею с чрезмерным энтузиазмом, которого на деле и не было. Глубокие шрамы, борозды которых рассекают её лицо, зажили совсем не так, как она ожидала. Они превратились в бледно-красные, рваные и шершавые полосы, края которых больше никогда не срастутся вместе, обезображивая её бледную кожу. Даже её мать нашла в них очередную причину для разочарования в наиболее юном волчонке четы Синклейр. Новостей о том, что Инид наконец-таки обратилась прямо перед зимними каникулами, Эстер было мало. Да, это правда, что многие оборотни с гордостью носят шрамы от битв, из которых выходили победителями, но они были тонкими, белёсыми отметинами, которые видно только при свете и под нужным углом. Её жестокие красные шрамы только ещё больше доказали её матери, что из неё плохой оборотень, плохая дочь. Однажды ей придётся принять тот факт, что она никогда не сможет доказать матери обратного, не сможет возвыситься в глазах матери, чтобы та приняла её. Чтоб её, у неё даже появился парень! Её матери больше не нужно пытаться вмешиваться в её личную жизнь и устраивать ей свидания с другими волками. Может Аякс и не оборотень и не соответствует стандартам Эстер, но он изгой. Тот, кто понимает её, кто любит её такой, какая она есть. Но даже сейчас её сердце сжимается от мысли о нём. Нет, тех бабочек, трепещущих в груди и пожирающих сердце, теперь нет и в помине. Когда они начали встречаться, они ходили на несколько свиданий, держались за руки, обжимались, когда смотрели вместе фильмы, даже парочку раз весьма страстно целовались. Но с течением недель между ними как будто разрасталась пропасть, пробуждающая в Инид панику. Когда они вернулись с каникул, он не выискивал её на переменах, не садился с ней за один стол на обеде. Отныне ей приходилось отслеживать его, чтобы взять свой поднос с едой и пройти сквозь мириады шепчущихся между собой учеников, чтобы найти стол его друзей. Всё было бы не так плохо, она бы даже старалась быть лучшей девушкой, если бы её не посещало ощущение, будто её игнорируют. Она уверена, что он делает это ненамеренно. Аякс — дружелюбный, воспитанный, общительный парень с кучей друзей. Было ожидаемо, что он станет проводить обеды и перемены за шутками с ними. Но она чувствовала, как её внутренний волк жалобно скулил по мере того, как промежутки времени между его взглядами на неё становились длиннее и длиннее. Когда они сидели в её комнате в одиночку, он нежно болтал и смеялся над фильмами вместе с ней, но он будто не мог смотреть на неё. Она несколько раз краем глаза замечала, что он пялился на её шрамы, хмурясь, что непривычно для его обычно радостных черт лица. Он всегда устремлял опустошённый взор на экран компьютера до того, как она успевала вскинуть голову и посмотреть ему в глаза. Некоторое время она старалась не поворачиваться к нему повреждённой стороной лица. Это, кажется, ненадолго помогло — он одаривал её поцелуями в невредимую щёку, когда она их не ожидала. Она всего лишь хотела провести романтичную ночь, вроде тех, что она видела в фильмах и читала в любимых фанфиках. Раньше это казалось не такой уж недостижимой мечтой… по крайней мере до того, как всё случилось. Та ночь оставила на ней шрамы, как явные, так и скрытые от глаз. Она хотела провести лишь одну ночь, чувствуя себя красивой и любимой. А теперь единственный способ добиться этого — это найти способ прятать видимые шрамы и притворяться, что тех, что сковывают её сердце, не существует. — Ты можешь хотя бы притворно побыть моей подругой буквально пять минут и помочь решить? — это звучит куда обиженней, чем она хотела. Но она осознаёт, что нуждается в Уэнсдей, причём куда больше, чем в прошлом году. С тех пор, как она почти потеряла свою соседку по комнате, она осмыслила, что не может и думать о том, чтобы не быть рядом с ней, ища в ней компаньона и спрашивая её мнения о тех незначительных вещах, о которых раньше она и не пеклась так сильно. Её слова привлекают только ещё более недовольный взор, но ворона поднимается со стула и подходит к ней. — Ладно, покажи, что тебя так беспокоит. Инид лучезарно улыбается, её внутренний волк завывает от радости, в то время как она хлопает в ладоши и слегка подскакивает на мысочках. — Я уже жалею, что согласилась, — Уэнсдей закатывает глаза и отворачивается. — Погоди! — Инид выкидывает руку, не успевая себя сдержать, и обхватывает запястье готки, разворачивая её к себе лицом. — Я буду вести себя хорошо, обещаю. Уэнсдей резко выдыхает, поджимая губы. Инид отпускает её руку. — Прости. — Продолжай, пока я не передумала. Инид разворачивается и сгребает одно из платьев, привезённых ею из Джерико несколько дней назад. Оно сшито из глубокого синего шёлка, юбка уходит в пол, а рукава струятся по её плечам. Она прикладывает его к груди и демонстрирует переливающуюся ткань соседке. Уэнсдей склоняет голову в сторону, в раздражающем молчании рассматривая одеяние. — Ой, точно, маска, — она разворачивается и подхватывает синюю маску, инкрустированную камнями и украшенную перьями павлина. — Хм-м, — получает она в ответ. — Ла-а-адно, — Инид бросает платье и маску на кровать. — Что насчёт этого? Она берёт оливковое платье из тафты, украшенное рюшечками. Оно плотно облегает её бёдра и расширяется у ног, тонкие бретельки оставляют руки оголёнными. Маска, идущая к платью, очень схожа с предыдущей, разве что перья на ней искрятся зеленью и позолотой, походя на перья попугая. Уэнсдей скрещивает руки на груди и продолжает смотреть на свою соседку с глубокой апатией во взоре. — Я, возможно, не пояснила, что ты должна делать, — жалуется Инид, кидая зелёное платье поверх синего. — Ты должна давать мне обратную связь, комплименты, короткие фразы. С тем, как много ты написала, думаю, ты за это время могла бы сказать хоть что-нибудь, — она старается игнорировать покалывание в уголках её глаз и поворачивается к ней с последним вариантом. Оно плотное, чёрное, с покрытым камнями корсажем и глубоким V-образным разрезом, скользящим по её спине до поясницы. Тёмная маска блестит чёрными самоцветами, по бокам торчат перья ворона. — Ну? — подначивает она Уэнсдей, когда та всё ещё молчит. — Ну же, я думала, что тебе это платье уж точно понравится! — Прошу прощения, — Уэнсдей сглатывает, отчего-то испытывая дискомфорт. — Но ни одно из этих платьев совершенно не свойственно тебе. — Ну ещё бы, — Инид отнимает маску от лица и закатывает глаза. — В этом и есть вся суть маскарада, какой в нём смысл, если ты выглядишь так, как все от тебя ожидают? — Ты вроде говорила, что тематика мероприятия — это готичный романтизм? — с вызовом отвечает она, но её взор смягчается до того незаметно, что это изменение упустил бы любой, кто не так сильно погружается в загадочную личность Уэнсдей Аддамс. — Верно, — Инид грустнеет и разворачивается, чтобы отправить платье к другим отрешённым. — Ну, может, можно было бы отойти от темы. — Мне нравится чёрное, — голос Уэнсдей мягко разрезает нависающую тишину. — Другого я от тебя и не ожидала, — с улыбкой поворачивается к ней Инид, чьё сердце странным образом колотится сильнее. — У тебя есть компаньон для этого безвкусного мероприятия? — Уэнсдей поворачивается к своей машинке, не дожидаясь ответа, как будто он ей не нужен. Но Инид знает, что её соседка по комнате не заводит бессмысленных разговоров и не задаёт вопросов, к которым не хочет знать ответов. — Ну, да, — Инид закатывает глаза и принимается убирать зелёное и синее платья в чехлы. — Аякс? Тот, который мой парень? Или ты настолько погрязла в этих своих расследованиях, что не заметила этого? — Я заметила, что его посещение моей комнаты стало частым явлением, — она скованно садится за свой стул. — Хотя я бы предложила тебе покончить со столь глупыми отвлечениями. Как там твои оценки? — Да всё у меня нормально с оценками, — раздражённо ворчит она, пусть и сама не до конца понимает, с чего вдруг сердится на свою соседку, ведь она дала Инид именно то, чего та просила, так почему волчица так груба к ней? Она аккуратно вешает платье на дверь своего шкафа и пялится на него, пытаясь представить себя в одеянии, хорошо проводящей время за танцами с друзьями, с Аяксом, с Уэнсдей… И тут её мозг охватывает короткое замыкание. — А у тебя компания есть? — отчего-то смущённо спрашивает она. — Я слышала, что тебя пригласил Ксавье… — К чему мне компания, если я не планирую участвовать, — её пальцы, ранее стремительно бегавшие по клавишам, внезапно замирают. — Проклятье. У тебя есть замазка? Инид копается в своём пенале и обнаруживает маленький пузырёк, и дёргается, когда готка сурово выдёргивает лист из машинки и принимается яростно замазывать ошибку. — Да, но Ксавье позвал тебя… — Недостаточно хорошая причина для присутствия на событии в компании пьяных, безрассудных ровесников, — с насмешливой ухмылкой говорит она. — Я думала, он тебе нравится, — почему вдруг она подняла эту тему? Она чувствует, как загривок её внутреннего волка щетинится, пока он бродит взад-вперёд в её сердце. Должно быть, она нервничает, зная, что её лучшая подруга не пойдёт на вечеринку. Она всегда чувствует себя комфортно, безопасно, когда Уэнсдей рядом. — С чего, чёрт возьми, тебе это пришло в голову? — она поворачивается к Инид, сдаваясь в борьбе с испорченным листом и разрывая его в кучку чёрно-белых конфетти. — Эм, не знаю? Потому что ты провела с ним много времени? — она скрещивает руки. — Ты с ним постоянно разговариваешь. — Ты заблуждаешься. Это он разговаривает со мной, а угрозы причинения физического вреда, судя по всему, не работают. К тому же, я провожу куда больше времени с Юджином и тобой. — Да, но я твоя лучшая подруга, мы живём вместе, а Юджин, он… ну, это Юджин, — она описывает рукой неведомую фигуру, которая, видимо, описывает то, чем любитель пчёл является, а чем нет. — Вы с Ксавье идеально друг другу подходите. Оба прекрасные, замученные художники, загадочные, угрюмые. Инид кажется, или щёки Уэнсдей теперь покрывает лёгкий румянец? — Нет, — с ноткой завершения в голосе отвечает она. — Я не испытываю какой-либо интерес к Ксавье или любому другому парню в этой убогой академии, — она отворачивается к чистому листу и пытается начать писать заново. Инид чувствует странный прилив радости от слов соседки. Она наслаждалась каждой минутой вместе с готкой, она даже пожертвовала своими увлечениями во имя загадок и занятий, она не может и подумать о том, чтобы пожертвовать ещё больше времени. — А ты сможешь пойти без пары? — мягко предлагает она. — Возможно, ты там повеселишься. — Ни единый из аспектов этого мероприятия меня не привлекает. Даже ради меня не сходишь? К счастью, Инид удаётся сдержать себя и не сказать этих слов. Даже в её голове это звучит так прилипчиво и жалко. Вместо этого она вздыхает, берёт красный конверт с небольшой стопки на комоде. Она тихонько подкрадывается к столу своей соседки, стараясь не отвлекать её ещё сильнее, и аккуратно толкает этот конверт к её локтю. — На случай, если ты передумаешь. В ответ ей звучит лишь тишина. Уэнсдей не отрывает взора от страницы, пальцы продолжают судорожно скакать по клавиатуре. Инид мягко вздыхает и плетётся к своей кровати, сворачиваясь калачиком под одеялом в обнимку с телефоном, собираясь прислать Аяксу цвета своего платья, чтобы он мог найти подходящий костюм. Она пытается внести в своё сообщение привычного оптимизма, но эта затея терпит крах. Она ждёт, надеется, что он заметит и поинтересуется, не случилось ли чего. Но в ответ на её сообщение она получает лишь эмоджи с большим пальцем. Ни единой буковки.

***

Наступает день вечеринки, и Инид едва не рвёт на себе волосы, наспех хватая то, что пригодится ей для сборов у Йоко. Вампирша организовала для своих друзей целый лимузин, и она отчаянно надеется, что её старейшая подруга поддержит её при любом раскладе. Уэнсдей лежит на кровати, держа в руках обитую кожей книгу, но её тёмный взор следит за бегающей по комнате Инид, переворачивающей все корзины с одеждой и контейнеры, забитые косметикой и бутылочками лака для ногтей. — Где моя грёбаная подводка? — требовательно кричит она на Вещь, отчаянно пытающегося помочь ей. — Я думала ты будешь в восторге от предстоящей ночи, — готка закрывает книгу, держа палец между страницами в качестве закладки, и кладёт её на колени. — Так и есть! — выпаливает в свою защиту Инид. — Точнее, я буду, когда найду всё, что мне нужно. Вещь начинает спешно жестикулировать волчице, но та не замечает, принимаясь заново рыться в тумбочке в ванной. — Вещь прав, Синклейр, — говорит ей вслед Уэнсдей. — Равно как и он, я уверена, что Йоко расщедрится и даст тебе свою подводку. — Точно, верно, я знаю, что ты права, — она шагает обратно в комнату. — Наверное, я просто сильно нервничаю, — смущённо сознаётся она, пряча руки за спину. Уэнсдей остаётся непреклонной. — Ты будешь блистать, ты будешь со своими друзьями и партнёром, — Инид привиделось, или последнее было сказано с резкостью? — Ты неделями только и делала, что говорила об этих танцах. Всё будет хорошо. Хочешь взять с собой Вещь, чтобы он помог тебе собраться? Вещь заинтересованно поднимается на пальцы. — Нет, Йоко и Дивина уже вызвались помочь мне с волосами и макияжем, — она поворачивается к руке. — Кстати, спасибо за помощь с маникюром. Чёрного лака у меня не было. Вещь отмахивается, как бы говоря: «Не за что», после чего подтаскивает к ней сумку, в которую он аккуратно сложил её вещи. Она подбирает и сумку, и конечность, пялясь прямо в место где, предположительно, у него что-то вроде глаз. — Пожелаешь мне удачи? Он подскакивает и устремляет большой палец в воздух. Инид старается не вспоминать о тех холодных сообщениях, которые Аякс присылал ей в последнее время. — Помни, — говорит ей Уэнсдей, возвращаясь к чтению книги. — Если он разобьёт мне сердце, ты расстреляешь его сердце из гвоздевого пистолета? — улыбается она, и ей кажется, будто за последнее время эта улыбка — единственное выражение лица, которое не было притворным. — Что-то такое, да, — бормочет ворона. — В этот раз я могу придумать что-то более креативное. Угроза переполняет Инид теплом, которое несёт её в комнату подруги. Суеты, на которую она натыкается внутри, достаточно, чтобы отвлечься от паники, которая грозила поглотить её. Её друзья одеваются, заплетают волосы в необычные причёски, подчёркивающие их маски, и аккуратно наносят макияж, сосредотачиваясь в основном на глазах и губах, ибо только их все и должны видеть. — Чёрт, — Йоко присвистывает, стоя бок о бок с подругами у зеркала. — Мы выглядим знойно. Дивина смеётся и возводит взгляд на часы. — Так, мы будем выглядеть опоздавшими, если не поторопимся. Сидя в лимузине, они горлопанят песни и смеются, в то время как водитель везёт их к особняку, который… как ни странно, соответствует своей атмосферой тематике вечеринки. Инид грех жаловаться — здание идеально соответствует её замыслу на сегодняшний вечер. Не хватает только… — Инид! — крик выдёргивает её из тёмных размышлений. Она вскидывает взор и обнаруживает человека, объятого целым взрывом из зелёного и синего, одетого в длинный пиджак с брюками и белую рубашку. Покрытая камнями маска шута сдвинута на макушку, являя тепло улыбающееся лицо Аякса. Инид от его улыбки лучше лишь на мгновение, после которого она хмурится, осознавая, что он даже не попытался подобрать что-то соответствующее её чёрному платью. — Вау, выглядишь горячо, — говорит он с нахальной улыбкой, обступая её кругом. Он обвивает её руку своей и ведёт к лестнице из тёмного дуба. Музыка уже доносится из открытых окон, эхом рассеиваясь в окружающем особняк лесу. — Спасибо, — улыбается Инид, чувствуя, как боль в её груди слегка облегчается. — Ты выглядишь… очень красочно, — наконец находит она нужное слово, но её тон больше схож с монотонным голосом её соседки. Обычно Инид нравятся цвета, яркие, кричащие о себе. Но в том, как одет Аякс, она находит нечто раздражающее. Его наряд совсем не соответствовал её фантазиям о сегодняшней ночи. Ни одна деталь не выдавала в них пару. — Крутой костюм, а? — бормочет он, протягивая контролёру их билеты. — Я его увидел и сразу понял, что он идеально подойдёт. Пойдём. Он пробирается сквозь толпы одногруппников, ведя её за собой. Они подходят к одному из множества столов, обрамлённых зажжёнными канделябрами. В дальнем углу располагается большой банкетный стол, а рядом — громадное пустое пространство, где народ только начинает двигаться под музыку. Инид улавливает струнные, на которых музыканты играют каверы на песни, которые ей с трудом удаётся узнать, но, как ей кажется, никто и на шаг не близок к тому, как играет Уэнсдей. Аякс находит группу своих друзей, рассевшихся рядом с массивной лестницей. Все они сидят без масок, отпуская шуточки и легонько пихая друг друга. — Эй, гляньте, кого я нашёл! — заявляет он, указывая на Инид. — Ох вау, — ухмыляется один из них. — С маской я бы тебя не узнал, — он чувствует резкий тычок локтём в рёбра. — Эм, я это о том, что обычно ты прямо вся разноцветная. Разве похоронные цвета не специализация твоей соседки? Инид в ответ лишь хмыкает, боясь, что сорвётся, если заведёт разговор. — Чувак, ты рановато с этим, — отчитывает его Аякс. — Ой, да ладно, она же знает, что я это не в обиду, — отмахивается он, после чего натягивает маску на глаза. — Ладно, пойду я, может мне сегодня перепадёт. — Маску только не снимай, — смеётся Аякс. — Тогда твои шансы будут выше. Парни продолжают смеяться и шутить, в то время как взор Инид безучастно слоняется по округе, впрочем, как и её сознание. Всё идёт совсем не так, как она хотела. Аяксу, кажется, больше по душе бродить вдоль стен и общаться со всеми, кого он знает. Ну, со всеми, кроме неё. Йоко, видимо, замечает, что её плечи опустились, и пробивается через беснующиеся в танцах тела к ней. — Танцевать будешь, или как? — улыбается она, швыряя взором кинжалы в Аякса. — Аякс? — поворачивается она к нему с умоляющим взглядом. — Что? Оу, да, иди, повеселись, — он отпускает её руку и поворачивается к друзьям. — Пойдём, — Йоко переплетает их с Инид пальцы и тащит её к толпе. Инид чувствует себя так жалко, так стыдливо, так отстранённо. Но Йоко это нипочём. Она закручивает её на танцполе и ведёт к компании смеющихся девушек, пляшущих и поющих вместе с ней. Как только на вечеринку приходит Бьянка, группу сменяет более современный ди-джей — и танцпол оживает. Инид отдаётся эйфории, решая, что раз романтичную ночь её грёз провести не удастся, она хотя бы может повеселиться. Спустя несколько песен она срывается, подходит к столу с пуншем, залпом осушает два стакана, залитых по самую кромку. Она почти наполовину выпивает третий, когда неожиданное касание её плеча едва не заставляет её выплюнуть жидкость. — Тебе бы притормозить, волчок, — она узнаёт взор Бьянки за небесно-голубой маской. — С тем, скольких ребят я заставала за подливом туда спиртного, там сейчас больше алкоголя, чем пунша. — Оу, — она хмурится на стаканчик. — Спасибо. Она что, ведёт себя вежливо? Да, правда, что та перестала постоянно задирать её после прошлого семестра, но припомнить разговоров с Бьянкой, в которых сирена вела себя как нормальный подросток, Инид не может. — Так где твоя вторая половина? — Бьянка отворачивается от стола, осторожно окидывая взглядом толпу. — Он где-то тут, — бормочет она в стакан, желая залпом допить содержимое, как она сделала с предыдущими стаканами. — Я не про этого клоуна, — фыркнув, закатывает глаза Бьянка. — Я не видела среди всех маски чумного доктора. Она решила не идти? После Рэйв’на я её за это не виню. — Она сказала что-то про то, что лучше выдернет себе все ногти, чем примет участие в очередном необоснованном цирке подростковых гормонов, — Инид любовно улыбается — эта улыбка возникает всякий раз, когда она говорит о своей соседке. — Звучит похоже на неё, — коротко смеётся Бьянка. — Пойдём, ты слишком хороша, чтобы строить из себя тихоню. Инид спешно допивает свой пунш и позволяет сирене проводить её к девчонкам. На мгновение она теряется в музыке, по венам струится тепло от того, как люстра сияла над ними. Она осознаёт, что, возможно, слегка перебрала, когда музыка меняет тон. Медленный, пьянящий мотив доносится из колонок, и её ровесники разбиваются по парам, либо же разбегаются по столикам. Инид осматривается, пытаясь разглядеть в толпе своего своенравного парня. Её сердце едва ли не с хрустом трескается, когда она, наконец, находит его. Его, со стянутой на макушку маской, прислонившегося к стене, хитро улыбающегося и мило разговаривающего с девушкой, которую Инид не узнаёт за белой маской. Он аккуратно протягивает руку и заправляет выбившуюся прядь той за ухо, отчего девушка стеснительно хихикает. Ярость и боль переполняют её сердце и голову. Её волк хочет рвать их обоих на кусочки, пока белое платьице незнакомки не будет насквозь мокрое от крови, как её платье в прошлом году истекало красной краской. Но её женственная составляющая хочет развернуться и сбежать, пока слёзы, накатывающие на неё, не вырвутся наружу. Она разворачивается и пытается пробиться через толпу вальсирующих вокруг неё парочек, как вдруг чья-то мягкая рука хватает её за запястье, дёргая назад и профессионально закручивая. Она решает, что кто-то из её друзей решил сжалиться над ней и станцевать медленный танец. — Что.? — во рту неожиданно пересыхает — она не узнаёт крепко держащую её девушку. Она одета в смелое, прекрасное платье с разрезом, выставляющим напоказ стройные ноги и высокие каблуки. Оно цвета крови, как и маска на лице незнакомки, скрывающая почти всю её. Загадочная девушка не отвечает, вместо этого она ведёт их на танцпол и присоединяется к танцу, который одновременно и вальс, и нечто более тёмное, стоит мотиву ускориться. — Я тебя знаю? — наконец, спрашивает Инид. Багровые губы растягиваются в ухмылке — и Инид вновь закручивают в головокружительный вихрь, после которого вновь крепко прижимают к груди. Дыхание волчицы сбивается, её лицо густо краснеет, сердце бешено заходится в груди. Она встречает своим взором тёмные, аккуратно подчёркнутые подводкой глаза, прикрытые маской, и чувствует, как будто тонет в эмоциях, скрытых в окнах души незнакомки. Она знает эти глаза, а аромат парфюма, щекочущий её нос, прекрасно знаком ей, что захватывает интерес её волка. Он требовательно воет, и только это помогает Инид не терять над собой контроль. Мне не следовало пить так много пунша. Не могу собраться с мыслями. Алкоголь тут не всему виной — тепло, которое охватывает её тело, пока её крепко держат и кружат в танце по танцполу, не сравнится ни с единым ощущением, что посещало её доселе. Она прикусывает губу, удерживаясь от удивлённого выдоха, когда рука её партнёрши по танцу ложится на голую спину и притягивает ближе, после чего грациозно опускает её к полу на самом пике мелодии, кроваво-красные губы слегка касаются её уха. — Un cieco non merita tanta bellezza, cara mia, разгорячённый шёпот посылает мурашки по коже, и только прикушенная губа не позволяет Инид изречь нечто постыдное, к чему её призывает внутренний волк. Песня подходит к концу, более быстрый ритм занимает её место. Загадочная девушка тянет её на ноги, прижимая вплотную к себе и пытаясь отдышаться. — Инид! — глаза незнакомки на долю секунды смотрят куда-то за плечо Инид, разрушая нависшую над ними двумя атмосферу. Инид оборачивается, рыча на того, кто посмел её отвлечь, но рычание мгновенно затихает, стоит ей обнаружить, что к ней, покачиваясь, двигается пьяный Аякс. — Инид! — он машет маской, будто она не может увидеть его в дурацком костюме, выкрикивающего её имя. Она поворачивается к незнакомке, но лицезреет лишь её спину, оголённую, но обрамлённую длинными чёрными волосами, струящимися по её плечам. Мозг Инид переживает короткое замыкание, после которого она пытается потянуться за ней и вернуть. Прежде чем она успевает втрясти в свой поддавшийся гормонам мозг немного чувства, грубые руки обвивают её талию и закручивают её вихрем, а за ухом губы оставляют поцелуй. — Поставь меня на место! — рычит она, вырываясь из его хватки, чтобы продолжить поиски. Но всё бесполезно. Она отстранённо потирает пальцами место, где его касание обожгло её, радуясь лишь тому, что оно было не с той стороны, где она всё ещё чувствует горячее дыхание, пляшущее по её коже. — Ой да ладно, я готов потанцевать, — он пытается потянуть её на танцпол. — Да? Тогда почему бы тебе не найти ту девку, перед которой ты там пресмыкался, — ворчит она, разворачиваясь. — Я устала от тебя. — Чего? — поражённо спрашивает он. — Ты серьёзно? Она не удостаивает его вопрос ответом. Она всё ещё надеется поймать ту загадочную танцоршу, если успеет вовремя добежать до двери. Она вырывается в ночную тьму, вскидывает голову, втягивая носом воздух, разыскивая, но всё бесполезно. С тем, как много вокруг неё потных, пьяных, поддающихся гормонам подростков, тот запах, который она ищет, давно растворился в ночи. Йоко и Дивина буквально через несколько минут находят её, хихикая и вися друг на друге. — Инид! — в унисон приветствуют её они. — Мы собираемся смотаться отсюда, ночь только начинается, и она наша! — Вы пьяны, — любовно улыбается Инид. — Вы идите, я вызову такси. — Ну нет, — Йоко качает головой. — Меньшее, что мы можем сделать — это отвезти тебя назад. Какие из нас друзья, если мы оставим тебя здесь, чтобы тебя нашёл бывший? — Ты всё слышала? — Инид вжимает голову в плечи. — Слышала об этом? — её подруга смеётся. — Дорогая, вас слышала вся школа. Серьёзно. Пусть знает, что бывает, когда жонглируешь девчонками. Погоди пока Уэнсдей узнает, я более чем уверена, что она на его участь имеет не один детальный план пытки. — Не говори ей, — Инид краснеет. — Аякс тот ещё урод, но не думаю, что уровень его мудачества дотягивает до смерти. — Как скажешь, — Йоко пожимает плечами. Она ведёт Инид и Дивину к лимузину, в который помимо них садятся ещё несколько девушек, видимо, считая, что вечеринка закончилась, и что они хотят продолжить тусовку. Подруги перестают пытаться втянуть её в разговоры, когда становится очевидно, что её взор не отрывается от окна, а пальцы продолжают обводить мочку уха. Она пытается собрать все кусочки вечера воедино. Всё случилось так быстро, а её подёрнутый алкоголем разум ни капли не помогает. Она как будто в тумане поднимается в комнату в башне Офелии, снимая у порога туфли, на случай, если её соседка спит. Она обнаруживает Уэнсдей, сидящей на стуле, смотрящей в свою печатную машинку и одетой в привычную чёрную пижаму. Её волосы заплетены в плотные косы. — Ты вернулась раньше, чем я ожидала, — говорит она, не поворачиваясь к ней. — Да… вечеринка не удалась. Можешь порадоваться, что не пошла туда. — Оу? Не получилось повеселиться? Инид пожимает плечами, с трудом выбираясь из платья и в почти полной темноте пытаясь найти свою пижаму. — Не совсем. Ну, местами было весело. Но Аякс, — она качает головой. Даже не оборачиваясь, она знает, что её соседка рассматривает её анализирующим взглядом. Она натягивает пижамную рубашку на голову. — Всё… всё в порядке. Мы расстались. Ничего особенного. — Хм-м, — короткое хмыканье растворяется в тяжёлой тишине. Инид залезает в кровать, голова слегка кружится, а в голове мысли плещутся прямо по разбавленному пуншу. — Не убивай его, пожалуйста. Ладно? — успевает она выговорить, после чего её глаза медленно закрываются. — Ничего не могу обещать, — наконец отвечает Уэнсдей, когда дыхание волчицы затихает до сонного сопения. Она крадётся к своему шкафу, двигаясь максимально тихо, не смея даже дышать. Она прячет длинное красное платье и аксессуары под горой чёрных вещей. Затем она добирается до ванной комнаты. Перед приходом Инид времени у неё было мало, но её спасла усталость соседки и её невнимательность. Уэнсдей оттирает нарисованные подводкой замысловатые узоры с глаз и кроваво-красную помаду с губ. — Чуть не попалась, — выдыхает она Вещи, сидящему на смесителе. Он быстро жестикулирует, раздражённо и нетерпеливо стуча пальцами. — Я не понимаю, о чём ты, — она бросает на него суровый взгляд. — Я всего лишь сделала то, что сделал бы любой лучший друг, и подарила ей романтичную ночь, на которую этот кретин не способен. А теперь, прошу меня извинить, но я очень устала, — она отворачивается от конечности и шагает к кровати. Забравшись под тонкий плед, Уэнсдей прижимает ладонь к груди и дивится новому ритму, который отбивает её сердце.