***
Синклейр отчаянно бродит позади неё. Топот её ботинок задаёт ритм сердцу Уэнсдей. Воздух, который она рассекает с каждым кругом, доносит до жадного носа Аддамс лёгкий аромат её парфюма. Это сводит её с ума. — Ты снова топаешь, — наконец говорит она, не давая себе сделать нечто импульсивное, к примеру, схватить её и поцеловать, просто чтобы заставить её остановиться, говорит она себе. — Если собираешься продолжать беспокоиться из-за столь жалкого мероприятия — хотя бы сними ботинки. — Или, — один из ботинок бьётся о дверцу шкафа, затем второй. — ты могла бы взять и помочь мне. Уэнсдей замирает — они, по воле самой Аддамс, в последнее время особо не проводили времени наедине. Только так она могла держать себя под контролем. — С чего бы мне подписываться на подобные мучения, если они даже не принесут мне удовольствия. — Потому что для этого и существуют друзья, — игриво фыркает Инид. — Ты вообще решила, что собираешься надеть? — Полагаю, я останусь в своём привычном одеянии, ибо не намерена участвовать в этом ребячестве, — она, наконец, сдаётся и смотрит на волчицу, отчего её сердце будто взлетает, как оно делает каждый раз, когда они сталкиваются взглядами. На мгновение она забывает, о чём они говорили. — Чего? Ты это серьёзно? В прошлый раз ты так веселилась… Ах да, танцы. — Возьми эти слова назад, — равнодушно ворчит она. — Я нахожу предыдущее мероприятие отвратительным, начиная с музыки и компании, заканчивая жалкой попыткой спародировать Кэрри. — Ну, в этот раз вечеринка будет намного лучше, — говорит Инид удивительно гордым тоном. — Это будет маскарад! Как раз под стать твоей тёмной натуре, — она подмигивает, её лицо густо краснеет от радости. Она и понятия не имеет, какие кульбиты в сердце вызывает это действие. — Там будет какая-либо неизвестная мне болезнь? — через силу спрашивает она, стараясь спрятать за голосом звуки, которые волчица явно слышит. — К слову, могу похлопать организатору за уместную отсылку к произведению По. — Нет, — дуется Инид, скрещивая в свою защиту руки. — И чтоб ты знала, маскарад был моей идеей. Это идея Инид? Она знала, что Аддамс обожает подобное, но Уэнсдей не думала, что яркая, энергичная девушка решит выбрать маскарад. Инид отчего-то начинает нервничать, её взор мечется то на пол, то на неё, то на стену, то на неё, в то время как её руки надёжно сцеплены за спиной. Уэнсдей чувствует лёгкие нотки меди, парящие в воздухе. Инид что-то скрывает. Это более чем очевидно её метаниями. Но что именно она прячет? — Почему маскарад? — требовательно спрашивает она, не сумев удержаться. Инид было открывает рот, но тут же закрывает его, надув губы. Её уши стремительно розовеют. — Потому что… — медленно тянет она. — Это романтично. И загадочно. И готично. Идеально подходит атмосфере Невермора. Я думала, тебе понравится. Она выбрала тему, подумав, что она мне понравится? Эта мысль порождает лишь ещё больше вопросов в голове Уэнсдей. Прежде чем она успевает решить, что будет безопаснее всего сказать, Инид раздражённо всплёскивает руками, чем застаёт ворону врасплох. — Ты можешь хотя бы притворно побыть моей подругой буквально пять минут и помочь решить? — её губа слегка подрагивает, стоит ей выпустить весь пар. Она меня окончательно разбила, — вздыхает она про себя. — Ладно, покажи, что тебя так беспокоит. Вид чистейшей радости Инид отдаётся ударом молнии в груди, переполняя Уэнсдей теплом и гордостью за то, что она вызвала столь сильную радость, всего лишь согласившись на дурацкую просьбу. — Я уже жалею, что согласилась, — Уэнсдей отворачивается, дабы не дать соседке увидеть нарастающий румянец. — Погоди! — тёплые пальцы касаются пульсирующей точки на её запястье, чем сбивают Уэнсдей с толку настолько сильно, что она позволяет волчице развернуть её и наткнуться на умоляющий взор голубых глаз. — Я буду вести себя хорошо, обещаю. Она чувствует, будто сейчас утонет самым лучшим образом. Благодаря тому, насколько близко они стоят, Уэнсдей может посчитать все веснушки, еле заметными россыпями украшающие её носик. Её сладковатый, сахарный аромат заполняет собой пространство между ними. Аддамс приходится выдохнуть через нос, когда её легкие, видимо, решают вечно наслаждаться запахом парфюма Синклейр. Она чувствует, как сила в мягкой хватке будто держит её в ловушке. Сердце волчицы бешено долбится, взор отдаёт чем-то странным. Будь Уэнсдей проклята, если не сможет назвать Инид загадкой, которую юная Аддамс хочет разгадывать до конца своих дней. — Продолжай, — натянуто говорит она. — Пока я не передумала. Инид отпускает её руку и поворачивается к своей кровати, оставляя готку без возможности вздохнуть, наедине с ощущением головокружения и, почему-то, холода. Она успевает перехватить контроль над своими чувствами прямо перед тем, как Инид поворачивается к ней, держа у груди и плеч длинное платье. Уэнсдей рассматривает одеяние. Глубокий синий цвет выглядел бы великолепно на её бледной коже, подчёркивая оттенки голубого и позолоты в глазах волчицы. Но чего-то тут не хватало. — Ой, точно, маска, — она разворачивается, будто смогла прочитать мысли Уэнсдей. И поворачивается обратно, держа в руке пёструю синюю маску того же оттенка, обрамлённую длинными павлиньими перьями. Лишь взглянув на неё, Уэнсдей понимает, что маска будет закрывать большую часть лица Инид. Должно быть, с её губ сорвался разочарованный выдох, а может и на секунду её непроницаемая равнодушная маска пошатнулась на долю секунды, потому что Инид утрированно выдаёт: «Ла-а-адно», и разворачивается. Она бесцеремонно бросает одеяние и маску на кровать. — Что насчёт этого? Она держит в руках платье оливкового цвета. По длине оно не отличается от предыдущего, разве что оно менее сдержанное, с большим количеством рюшек и пышных складок. Оно подчеркнуло бы бёдра волчицы, а тонкие бретельки оголили бы её крепкие руки. Эта мысль заставляет Уэнсдей сглотнуть. Инид подносит маску к лицу. В этот раз она чуть более открытая, раскрашенная в яркие зелёные и жёлтые, почти золотистые оттенки некой тропической пташки. Также, как и предыдущая, эта маска скроет большую часть лица Синклейр. Уэнсдей, хмурясь, скрещивает руки на груди. У неё складывается ощущение, что она начинает понимать истинную причину, по которой Инид решила выбрать маскарад. — Я, возможно, не пояснила, что ты должна делать, — закатывая глаза, жалуется Инид, и, фыркнув, откидывает платье на кровать. — Ты должна давать мне обратную связь, комплименты, короткие фразы. С тем, как много ты написала, думаю, ты за это время могла бы сказать хоть что-нибудь. Уэнсдей не знает, как сказать ей, что большую часть исписанных ею листов ждёт участь в виде сжигания в лесу под покровом ночи, чтобы никто случайно не прочитал написанное и уличил её в том, что она становится мягче. К счастью, Инид, судя по всему, не стала дожидаться ответа. Вместо этого, она разворачивается с третьим платьем в руках и вопросительным взглядом. Оно тесное. Уэнсдей понимает это по тому, как хорошо его края обводят талию Инид. Оно чёрное, глубокого, прекрасного чёрного цвета, от которого в сердце колет тоска. В ткань, опоясывающую корсет, вшиты камни. Во рту Аддамс внезапно пересыхает от одной мысли о том, как Инид надевает это платье для неё одной. В другой руке волчица держит маску, которая меньше предыдущей. Она закрывает лишь переносицу, изгибы бровей и виски. Тем не менее, её шрамы будут видны на скуле и щеке. — Ну? — голос Инид вырывает её из мыслей. — Ну же, я думала, что тебе это платье уж точно понравится! — Прошу прощения, — Уэнсдей сглатывает, пытаясь оросить пересохшее горло. — Но ни одно из этих платьев совершенно не свойственно тебе. — Ну ещё бы, — Инид отнимает маску от лица и закатывает глаза. — В этом и есть вся суть маскарада, какой в нём смысл, если ты выглядишь так, как все от тебя ожидают? Уэнсдей невольно хмурит брови — её теория всё больше превращается в полноценный факт по мере того, как больше признаков проявляется перед ней. — Ты вроде говорила, что тематика мероприятия — это готичный романтизм? — Верно, — Инид прочищает горло, её взор обретает оттенок дождевой тучи по мере того, как грусть омрачает черты её лица. — Ну, может, можно было бы отойти от темы. Сердце Уэнсдей вновь разбивается, понимание ситуации наконец-то обрушивается на неё тяжёлой волной. Инид стыдится себя. Кто-то заставляет её чувствовать себя менее полноценной, и теперь она чувствует нужду прятать себя, выдавать за кого-то другого. Она хочет найти того, кто осмелился так с ней поступить, и сокрушить обидчика медленной, болезненной местью за её любовь. Она хочет показать Инид, как она замечательна, как прекрасна, как до раздражения идеальна. — Мне нравится чёрное, — мягко говорит она, не желая спугнуть волчицу. — Другого я от тебя и не ожидала, — Инид искренне улыбается, и Уэнсдей чувствует себя зависимым наркоманом, наконец-то принявшим очередную, столь желанную дозу. А кто сказал, что это не так? — У тебя есть компаньон для этого безвкусного мероприятия? — она поворачивается к своему столу, не желая показывать заинтересованность ответом и уже продумывая способ предложить ей свою кандидатуру… — Ну, да. Аякс? Тот, который мой парень? — внезапный холод проносится по всему её телу, ледяная реальность отрезвляет её пощёчиной за глупость. — Или ты настолько погрязла в этих своих расследованиях, что не заметила этого? Конечно она заметила. Но проклятая надежда, видимо, будет длиться вечность. Богам следует наградить её ярлыком «зависимая мазохистка». — Я заметила, что его посещение моей комнаты стало частым явлением, — кажется, что от давления её стиснутых зубов последние скоро рассыплются на осколки. — Хотя я бы предложила тебе покончить со столь глупыми отвлечениями, — почему она это сказала? Куда пропал её самоконтроль? — Как там твои оценки? — быстро добавляет она. — Да всё у меня нормально с оценками, — звучит в ответ раздражённое ворчание. Позади готки раздаётся тихий шелест. Уэнсдей выдыхает, довольствуясь тем, что Инид не стала развивать тему её ревнивого тона. Её мысли плавно переходят назад, к истории, на которой она застряла. Сюжет ходит кругами, не способный найти разрыв… — А у тебя компания есть? — в её вопросе звучит лёгкая дрожь, которая отвлекает внимание Уэнсдей от пальцев, стучащих теперь без разбору по разным клавишам. — Я слышала, что тебя пригласил Ксавье… — К чему мне компания, если я не планирую участвовать, — выпаливает она, фокусируясь на напечатанных против её воли словах, от которых лицо Аддамс внезапно густо краснеет. — Проклятье. У тебя есть замазка? — она протягивает руку за спину, надеясь, что, ссутулившись, она скроет написанное от глаз соседки. Звук шагов подступает ближе. Уэнсдей, пребывая в панике, выдёргивает лист из картриджа печатной машинки, хватает протянутую ей замазку и пытается замазать до боли поэтичные слова. — Да, но Ксавье позвал тебя… — продолжает Инид, всё ещё стоя за плечом Уэнсдей. Разве? Уэнсдей об этом не помнит. Она пытается припомнить крайний разговор с парнем, но быстро сдаётся. — Недостаточно хорошая причина для присутствия на событии в компании пьяных, безрассудных ровесников. — Я думала, он тебе нравится, — лёгкое, почти неразличимое поскуливание практически прикрыто за словами, но Уэнсдей знает Инид куда лучше, чем кого-угодно во всей Вселенной. Она разворачивается и вопросительно смотрит на волчицу. Что это значит? Есть только один способ узнать. — С чего, чёрт возьми, тебе это пришло в голову? — она с трудом замечает, что начала рвать лист в мелкие, мельчайшие кусочки. Оу, ну ладно. — Эм, не знаю? — ворчит Инид, на долю секунды её глаза подёргивает нечеловеческая позолота. — Потому что ты провела с ним много времени? — она скрещивает руки. — Ты с ним постоянно разговариваешь. Уэнсдей удивлённо отстраняется, едва не смеясь от столь неверного суждения. — Ты заблуждаешься, — быстро заверяет она. — Это он разговаривает со мной, а угрозы причинения физического вреда, судя по всему, не работают. К тому же, я провожу куда больше времени с Юджином и тобой, — заверения друг за другом срываются с её губ, но ни одно из них не успокаивает вспыльчивый взгляд Инид. — Да, — она закатывает глаза. — Но я твоя лучшая подруга, мы живём вместе, а Юджин, он… ну, это Юджин, — она машет рукой, описывая дёрганный круг. — Вы с Ксавье идеально друг другу подходите. Оба прекрасные, замученные художники, загадочные, угрюмые. Уэнсдей кажется, или грудь Инид тяжелее вздымается с каждым едва контролируемым вздохом? — Нет, — твёрдо говорит она, пытаясь уместить все чувства в одно слово. — Я не испытываю какой-либо интерес к Ксавье или любому другому парню в этой убогой академии, — она боится, что выдаст слишком много чувств из своего жалкого сердца, а потому отворачивается, чтобы не видеть реакцию Инид. — А ты сможешь пойти без пары? — мягко спрашивает Синклейр. — Возможно, ты там повеселишься. Уэнсдей хочет сдаться, ровно как хочет каждый раз, когда Инид её о чём-то просит. Но видеть там этого скользкого, бесполезного, никчёмного червяка, который зовёт себя её парнем, вьющегося вокруг неё… — Ни единый из аспектов этого мероприятия меня не привлекает. Она слышит короткий вдох и вжимает пальцы в ладони, отказываясь сдаваться. Она не может выполнить просьбу Инид. Кто-нибудь определённо умрёт. Она, от безответной, раздражающей тоски. Или Аякс, просто от того, что существует слишком близко к той, кого она зовёт своей. В комнате раздаётся тихое шуршание. Тихие шаги приближаются к Уэнсдей. Она надеется, что Инид не заметит, что та так ничего и не напечатала. — На случай, если ты передумаешь. Краем глаза она видит вспышку красного, разноцветные ногти подталкивают его ближе к ней. Она начинает неистово печатать, удерживая себя от того, чтобы сдаться здесь и сейчас. Инид вздыхает и возвращается на свою сторону комнаты для сна. Позже, Уэнсдей проводит бессонную ночь, ворочаясь с боку на бок. И думая очень опасные мысли.***
Наконец, наступает этот унылый день. Уэнсдей даёт себе обет не уходить дальше постели. Она будет читать. Она будет занимать себя тем, что раньше любила делать. Она не позволит себе тонуть. Инид очень, чёрт возьми, сильно отвлекает. Она бродит по комнате, швыряя вещи без какой-либо видимой причины из своей стороны в центр комнаты. Её пальцы раз за разом зарываются в мокрые локоны. Уэнсдей с глубокой завистью наблюдает за этими руками, отчаянно лелея мечты о том, что это её руки мягко прочёсывают волосы, сжимают, чтобы оттянуть… — Где моя грёбаная подводка? — рычание выдёргивает её из мечтания. Она пытается подавить возникший на щеках румянец. Инид расстроена, Уэнсдей хочет, отчаянно желает это исправить. Она закрывает книгу, которую держала в руках лишь для притворства. — Я думала, ты будешь в восторге от предстоящей ночи. — Так и есть! — рычит Инид, проскакивающие в её голосе нотки зверя посылают мороз по коже готки. — Точнее, я буду, когда найду всё, что мне нужно. — Иди помоги ей, — приказывает она Вещи. Тот срывается с места, принимаясь стучать, плясать в безмолвном крике и попытке привлечь внимание Инид. Но всё без толку — блондинистый вихрь вновь врывается в ванную. — Вещь прав, Синклейр, — пробует Уэнсдей успокоить её, усаживаясь, чтобы её было слышно лучше. — Равно как и он, я уверена, что Йоко расщедрится и даст тебе свою подводку. — Точно, верно, я знаю, что ты права, — она с топотом возвращается в комнату. — Наверное, я просто сильно нервничаю. Её руки нервно тянут друг за друга, как два дерущихся за кусок мяса волка. Аддамс хочет лишь успокоить их своими собственными руками. Она сглатывает собственные чувства — сейчас Инид они ни к чему. — Ты будешь блистать, ты будешь со своими друзьями и… партнёром, — она всеми силами старается проговорить это спокойно. — Ты неделями только и делала, что говорила об этих танцах. Всё будет хорошо. Хочешь взять с собой Вещь, чтобы он помог тебе собраться? Вещь с интересом поднимается на пальцы, равносильно желая во что бы то ни стало успокоить бедную волчицу. — Нет, Йоко и Дивина уже вызвались помочь мне с волосами и макияжем, — она любовно улыбается руке. — Кстати, спасибо за помощь с маникюром. Чёрного лака у меня не было. Уэнсдей мнется от абсурдной гордости — в конце концов, это она достала для неё лак. Инид закидывает сумку на плечо и подхватывает Вещь, держа его перед собой и мягко улыбаясь. — Пожелаешь мне удачи? Он подскакивает и показывает ей большой палец, стараясь выглядеть максимально успокаивающим, но как он, так и Уэнсдей, наблюдающая за их разговором, видит напряжение во взгляде и ссутуленные плечи. Она сажает Вещь у ножки своей кровати, на которой царит бардак, машет в знак прощания и идёт к двери. — Помни, — бросает ей вслед Уэнсдей, стараясь звучать также беспристрастно, как и в прошлый раз. — Если он разобьёт мне сердце, ты расстреляешь его сердце из гвоздевого пистолета? — в этот раз тёплая улыбка предназначается лишь ей одной. Перед ней очень трудно устоять. — Что-то такое, да, — она прячет густой румянец за страницами книги. — В этот раз я могу придумать что-то более креативное. Дверь захлопывается с мягким щелчком. Уэнсдей коротко выдыхает, после чего принимается действовать. — Поверить не могу, что ты меня уговорил на это, — она распахивает свой шкаф. Ты нужна ей, даже я это видел. А у меня ведь глаз нет, помнишь? По правде говоря, Вещь не приложил особых усилий на уговоры, хотя он очень помог с выбором платья. Она не знала, что надеть, но держала в уме слова Инид о том, что суть маскарада в незнании личности человека под маской. Это значит лишь одно: никакого чёрного. Из великого множества цветов есть лишь несколько тех, которые она может выдержать и не покрыться аллергической сыпью. Благодаря этому поиски платья значительно укоротились. Она вынимает кроваво-красный шёлк из самой глубины своего гардероба и простую маску того же цвета. — Накрасишь меня? — спрашивает она, стараясь не показывать своей неуверенности перед своим старым другом. Вещь с энтузиазмом поднимает палец вверх и отбегает в дальний угол. Оттуда он возвращается с тюбиком дорогой подводки и палетки теней. Уэнсдей бросает на него тяжёлый взор. — Это Инид, да? — с напором спрашивает она. Тебе они нужнее, — самодовольно отвечает он. Спустя час Уэнсдей предстаёт перед высоким зеркалом, пялясь на отражающуюся в нём незнакомку. — Ботинки… — было начинает она. Если ты наденешь свои сапоги — все сразу же тебя узнают, — быстро отрезает Вещь. — Ладно, ты прав, но мои волосы… — она нервно тянет за распущенные локоны, слегка закрученные к концу благодаря Вещи и его мастерству. Ты хочешь, чтобы Инид узнала, что ты за ней присматриваешь? Да, — отвечает предательски её сердце. — Нет, — вздыхает она. Тогда пойдём, Ларч уже ждёт тебя. Он сказал, что ему пришлось пробиваться к зданию через полосу лимузинов. Она прибывает к безвкусному особняку одной из первых, чему она несказанно рада. Так она сможет найти укромный уголок для наблюдения и не рисковать тем, что кто-то наткнётся на неё и разоблачит. Уэнсдей аккуратно протискивается между бедными грузчиками, проносящими столы через входную дверь, протягивает своё приглашение, бросив на билетёра испепеляющий взгляд, и направляется к лестнице. — Это было ошибкой, — шепчет она Вещи, обнаруживая спрятанный в тени балкон, с которого видно весь танцпол. Он выглядывает из-за водопада её локонов. Я передам это Инид. — Ты лишишься одного пальца до того, как доберёшься до неё, — сурово предупреждает она. Она медленно вышагивает в тенях, наблюдая за тем, как всё больше и больше ровесников ступает на танцпол. Музыка начинает резонировать сквозь здание, эхом отдаваясь под высоким арочным потолком. Ей следовало принести с собой виолончель. Группа, как ей кажется, играет… весьма отвратительно. Её кожу слегка покалывает, взор прыгает к двери без команды. Вот и она, губительная красота в драматичном чёрном. Блондинистые волосы заплетены в запутанную корону из кос, оставляя плечи весьма открытыми и весьма желанными. Сердце Уэнсдей болит, ноги умоляют о разрешении сбежать по лестнице к ней, но… Отвратительная смесь синего и зелёного, не отходящая от локтя Инид, вызывает у Аддамс гримасу отвращения. С растущей ненавистью, она наблюдает за тем, как он тащит Инид сквозь толпу. Он часто поднимает свою шутовскую маску, чтобы переброситься словами с каждой попадающейся ему на пути группкой подростков, после чего, наконец, останавливается у подножья огромной лестницы. Уэнсдей крадётся ближе, стараясь уловить разговор, пусть даже она может читать и по губам. — Эй, гляньте, кого я нашёл! — раздражающее лицо горгона искажает ухмылка, он жестикулирует в сторону стоящей рядом с ним светловолосой богини. — Ох, вау, — фыркает один из любителей травки. — С маской я тебя едва узнал, — перила балкона опасно скрипят под хваткой Уэнсдей, и вспомнив свой разломанный арбалет, она опускает руки. — Эм, я это о том, что обычно ты прямо вся разноцветная. Разве похоронные цвета не специализация твоей соседки? Инид выпрямляется, как будто пытается кого-то защитить. И Уэнсдей осознаёт, что спина волчицы оголена, глубокий V-образный разрез сходится лишь у её поясницы. На мгновение она теряет всякую концентрацию. Она качает головой, дабы прояснить сознание, отрывает взор от оголённой бледной кожи, дабы разглядеть подонка, который собрался попытаться вклиниться в группу девушек. Она продолжает наблюдать за тем, как Аякс водит Инид по залу, полностью её игнорируя и разговаривая, по всей видимости, с каждым участником этого проклятого мероприятия. Уэнсдей уже было собирается сорваться вниз, дабы спасти до ужаса грустную волчицу, как вдруг её опережает один из одногруппников. Йоко, — жестами говорит Вещь, успокаивающе хлопая её по ноге. Йоко указывает на танцпол в знак приглашения. Инид разворачивается к Аяксу, её вопрос теряется в музыке, после прибытия сирен звучащей куда более современно. Отказ Аякса очевиден, впрочем, как и великое разочарование со стороны Инид. — Я его убью, — вслух обещает Уэнсдей голосом, едва похожим на её. Йоко поможет… — Это я хочу помочь ей! — взрывается она, но тем не менее, отступает от перил. Инид, танцуя и смеясь с друзьями, становится больше похожей на обычную себя. Её плечи расслаблены, руки и бёдра плавно двигаются в ритм музыке. Из её причёски выбиваются пряди — она кружится и теряется в странном танце, наравне со своими ровесниками. Уэнсдей наблюдает, облокотившись подбородком о ладонь. Её губы растягиваются в лёгкой улыбке. Она могла бы наблюдать за Инид целую вечность. Она наблюдает за отходящей от толпы волчицей и осознаёт, что та идёт в сторону напитков. — О нет, — вздыхает она, прекрасно зная, что пунш, который Инид принимается жадно пить, соком теперь можно назвать с огромным трудом. И вновь она было собирается подбежать к ней, особенно теперь, когда она одна, но рядом с ней возникает тёмная фигура в небесно-голубом шёлке. Инид на мгновение замирает, но по мере их с Бьянкой разговора расслабляется. Уэнсдей приятно удивлена, что Барклай вышла из своей фазы задиры и теперь ведёт Инид обратно, к танцующей толпе. После нескольких более оживлённых танцев, в атмосфере будто случается сдвиг. Это, кажется, замечает и ди-джей, который пускает иную мелодию — медленную, пьянящую и, как ни стыдно это признавать, знакомую Уэнсдей. Ноги сами собой ведут её вперёд, даже несмотря на то, что смотрит она лишь на свою цель. Она замечает, как волчица содрогается, проводит взглядом траекторию вслед за её глазами — и замечает дурного парня, пресмыкающегося перед очередной разодетой блондинкой, смазливо улыбаясь ей и произнося нечто, что он считает разумной фразой. Уэнсдей шагает быстрее. Она настигает владелицу своего сердца, когда та начинает отступать от танцпола. Пальцы обхватывают идеальное тонкое запястье, она позволяет инстинкту взять над собой контроль. Блондинистые локоны вьются вихрем, они сталкиваются друг с другом, в этот раз, благодаря туфлям, будучи одного роста. — Что…? — вырывается у Инид резкий выдох, напуганные лазурные глаза обводят её тело. Но Уэнсдей теряет дар речи, доверяя своему телу вести их сквозь рутину, вбитую в её голову многочисленными уроками танцев. Она профессионально проводит Инид через толпу неловких одногруппников, крепко прижимая к себе. — Я тебя знаю? — у Инид как будто спёрло дыхание, Уэнсдей видит, как на её шее колеблется пульс, как синеву глаз подёргивает позолота. Она не сдерживает триумфальной улыбки — она определённо захватила внимание волчицы. По крайней мере, она теперь уверена, что Инид больше не думает о своём предателе-парне. Она вновь закручивает Инид, кружась с ней, после чего вновь прижимаясь к ней. Дыхание ускоряется, и не совсем от движения. Она смотрит, как нос Инид любопытно подёргивается, и внезапно радуется, что прислушалась к Вещи, предложившему использовать парфюм Инид, чтобы лучше скрыть свою личность. Она двигает рукой, предаваясь горящей под её ладонью кожей, её пальцы обводят каждый позвонок, и прижимает её плотнее к себе, стоит ей коснуться поясницы. Инид мягко вздыхает — Уэнсдей готова провести всю свою жизнь в погоне за этим звуком. Она поддаётся заполняющему её пьянящему чувству, и склоняет её к полу, опускаясь к её уху и низко шепча: — Un cieco non merita tanta bellezza, cara mia, — слова срываются с её губ, но она и не думает жалеть об этом, особенно тогда, когда в ответ чувствует сладкую дрожь в теле Инид. Она знает, что сказанное ею прозвучало на итальянском — в противном случае, она бы выдала себя. Мелодия затихает, и чувствуя укол разочарования, Уэнсдей поднимает Инид на ноги. Они сталкиваются взглядами, и на мгновение между ними вспыхивает искра. Она чувствует неконтролируемое желание сократить расстояние, коснуться, её губ своими, наконец вкусить… — Инид! Кто из них обеих сейчас зарычал в ответ? С тем, как близки они друг к другу, сказать невозможно. Уэнсдей улавливает уродливую вспышку из зелёных и синих алмазов, и её губы вновь опускаются в отвращении. Инид этого не замечает, поворачиваясь лицом к Аяксу, нетрезво плетущемуся к ней и размахивающему маской над головой. Транс разрушается, Уэнсдей понимает это по тому, как напрягаются плечи Инид. Чем пытаться придумать для неё рациональное объяснение своему присутствию и действиям, она ускользает в толпу. Убегая, подобно трусу, которым она так боится становиться. Вещь взбирается по платью на её плечо. — Мы уходим, сейчас же. Беги к Ларчу, пусть пригонит машину. Конечность салютует и срывается к выходу, пробегая между пляшущих ног куда быстрее, чем Уэнсдей. К счастью, никто не пытается её остановить, а потому она наспех прыгает на заднее сиденье семейного автомобиля. Когда Ларч отводит машину от входа, она замечает знакомую блондинистую макушку, выскакивающую из особняка. Она знает, что у неё не так много времени на то, чтобы добраться до общежития и откреститься от вопросов. Ларч понимает её спешку — и они доезжают до Невермора за рекордно короткое время. — Спасибо, — выдыхает она. — Пожалуйста, не рассказывай им. Ларч гортанно рычит в знак согласия и выводит машину на дорогу. Она взбегает в свою комнату, вырывается из платья, натягивает пижаму, и стоит ей закончить заплетать косы, как дверь медленно открывается. Она прыгает в свой стул и заставляет себя дышать ровно, отказываясь оглядываться на Инид. Если она посмотрит на неё… — Ты вернулась раньше, чем я ожидала, — её голос звучит донельзя высоко. — Да… вечеринка не удалась, — отстранённо отвечает волчица. — Можешь порадоваться, что не пошла туда. — Оу? Не получилось повеселиться? — она борется с желанием повернуться и взглянуть на лицо Инид, дабы различить эмоции, которые не может скрыть усталый голос. — Не совсем. Ну, местами было весело. Но Аякс. В этот раз она украдкой бросает взор на неё, совсем забывая про дурацкий макияж, который не успела стереть. Инид выглядит усталой, даже смотря исподтишка, она различает, как тяжело ссутулены её плечи. — Всё… всё в порядке, — говорит Инид, неуютно топчась на месте, но всё ещё не смотря на Аддамс. — Мы расстались. Ничего особенного. Они расстались? Она, наконец, порвала с этим глупцом? Сердце Уэнсдей на мгновение загорается, но тут она замечает то, с каким сокрушением Инид ложится в кровать. Она прячется под одеяло. — Хм-м, — она решает, что безопаснее всего сейчас только хмыкнуть. — Не убивай его, пожалуйста. Ладно? — следует едва различимая просьба. — Ничего не могу обещать, — наконец отвечает Уэнсдей, когда дыхание волчицы затихает до сонного сопения.