До меня дошёл слух...

      «Твои глаза полны сомнений. Обязательно дай мне знать, если поймёшь, что ищешь», — доносился эхом до ушей задорный трескучий женский голос.       Полы Технического музея устилала такая грязь, что Ева не смогла бы сама догадаться, какого цвета они были изначально. Следы огромной обуви, начертанные уличной грязью и свернувшейся кровью, вековые смазанные слои осыпавшейся с потолка штукатурки и бетонной крошки, раздробившиеся в труху двухсотлетние скелеты и свежие трупы.       Огромное множество трупов. Все они были разной степени разложения, целостности и отвратительности. От одного не осталось ничего, кроме ошмётков багряных мышц на голых косточках и суставах. Супермутанты съели даже мозг, раскроив череп несколькими ударами молотка, даже глаза, от которых в глазницах не осталось ничего, кроме пустоты. Иные тела они не располагали на столах и не объедали так тщательно, а раскидывали конечности, головы и туловища в разные стороны, забрасывали в тканевые мешки, будто оставляя на потом, другие подвешивали в самодельных сетках из металлических цепочек. Из дыр сетки торчали окровавленные пальцы и осколки костей, вываливались отвратительного вида подгнивающие органы и неопознавательные куски… чего-то.       «Детка, я просто хочу сохранить свою репутацию. Я — совершенство», — продолжал завывать голос из довоенных динамиков на весь музей.       На девушку вновь накатил приступ тошноты, едва до носа добрался сладковато-кислый аромат гниющей плоти. Мерзкий запах распространялся уже от неё самой, будто она пропитывалась им с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Она приоткрыла глаза и оглядела крохотную комнату охраны, зависнувшую балконом над одним из залов музея. Инспектор преданности ничего не понимала в технике, а вчитываться в плакаты времени особо не было.       Ева переборола рвотный рефлекс, подняла голову с колен, скрытых кожаными наколенниками, и оторвала практически прилипшие к джинсовой ткани брюк грязные по локоть руки. Густая тёмная кровь желтовато-зелёных громил покрывала кожу плотной слизью, будто машинным маслом, и источала она запах даже хуже, чем разлагающиеся трупы.       — Мерзость, — едва слышным шёпотом ругнулась Ева, пытаясь стереть грязь с рук, но лишь сильнее размазала густую кровь по коже.       «Попробовав меня однажды, ты будешь умолять о большем», — засмеялся голос будто прямо Еве в лицо.       Рукава комбинезона были уже настолько изорваны о колючую проволоку, торчавшие на станциях метро арматуры, зубы и поломанные ногти диких гулей, что Ева начала закатывать их до локтя, чтобы не мешались. Лука часто повторял последнее время, что нужно их обрезать и подшить.       — Лука…? — вдруг доходит до пугающе пустого разума мысль о том, что на этом посту охраны музея Ева была совсем одна.       Она резко вскинула тяжёлую голову и вновь пыталась осмотреть комнату, однако перед глазами всё расплывалось, как после жуткой пьянки. Девушка забилась в комнатушке в самый дальний угол. От такого резкого движения головой она здорово приложилась о выпирающую из стены дверцу запертого сейфа. С раздражённым рычанием девушка потёрла место удара, размазав по и так грязным волосам багровую слизь. Поваленные на пол чёрные скелеты уже были раздроблены и разломаны под её тяжёлыми ботинками. При первой же попытке подняться Ева ощутила жгучую боль в бедре, что вырвалась из горла несколькими грязными громкими ругательствами. Синяя джинсовая ткань так сильно пропиталась кровью, что ныне имела странноватый малинового-фиолетовый оттенок. Рядом на полу валялись пустые шприцы стимуляторов и обезболивающего, которые и помогли остановить кровотечение, однако девушка не смогла вспомнить, когда ими пользовалась.       Через силу Ева заставила себя подняться, держась за какую-то довоенную панель с множеством экранов, кнопок, рычажков и переключателей. Случайно она нажала на несколько, пока пыталась удержать равновесие, и песня резко стихла, а на весь музей вдруг раздался равнодушный женский голос: «Уважаемые посетители, музей закрывается в 10:00 вечера. Убедительная просьба проследовать к выходу до закрытия». Ева подняла практически невидящий взгляд в мутное стекло, но ничего не смогла толком за ним разглядеть.       Она сделала глубокий вдох, выдох и повернулась корпусом в сторону выхода. Сделав всего несколько неуверенных шагов, Ева услышала, как ботинки шлёпнули по чему-то мокрому. Взгляд опустился и упёрся в огромную красную лужу. Пустой памяти потребовалось несколько секунд, прежде чем сообразить, что это свернувшаяся кровь. Собрав всю концентрацию, какая у неё была, Ева сфокусировалась и увидела мужское тело с торчащим из спины пожарным топором, вошедшим ровно в центр цифры «0». Труп распластался на полу лицом вниз с одной протянутой в её сторону рукой. Светлые волосы с мелкими-мелкими кудряшками потихоньку продолжали впитывать растёкшуюся кровь с пола, окрашивая пряди в багровый цвет.       — Л-лука?.. — дрожащим голосом позвала его Ева и протянула залитые по локоть кровью руки к телу, но остановилась, приметив пятна ещё и на своём теле.       «Да, сэр, я умею танцевать буги-вуги», — внезапно продолжилась весёлая песня, отзывающаяся в пустых коридорах музея эхом. — «Но мне нужна отличная песня!»       Ева ощутила, как к горлу снова подступает тошнота, когда обнаружила свой комбинезон залитым кровью настолько, что чистых участков уже невозможно найти. Вся комната стремительно пошла кругом. Ева зацепилась за панель управления, но окровавленные руки соскользнули, и в поле зрения вдруг заново попал труп брата.       Вместо распластавшегося на грязном полу тела с торчащим топором из спины она увидела лежащего на боку к ней спиной мальчишку. Такого же блондина с длинными волосами, убранными в хвостик бледно-жёлтой резинкой с выцветшей за годы пластмассовой пчёлкой, в таком же комбинезоне, но размером намного меньше. Плотная обложка книги, которую Луке дал дядя Стенли, с глянцевым покрытием поблёскивала в свете ярких ламп убежища, пока её со всех сторон медленно облепляла лужица крови из разбитой головы.       Малышка Ева долго и внимательно смотрела на лежащего без движения на полу их жилой комнаты брата, удерживая в тонкой детской руке деревянную рамку с разбитым стеклом. Дурацкая цитата, которую отец повторял настолько часто, что двойняшки Брукс запомнили её наизусть и могли воспроизвести даже с похожей интонацией.       «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой.»       Порезанные пальцы всё сильнее сжимали острые осколки, но боль не отзывалась в пульсирующей голове. Ева не могла вдохнуть, не могла пошевелиться. Она очень сильно хотела закричать, но огромный звуковой ком встал прямо поперёк глотки.       — Лука, Ева, угадайте, что я для вас достал в кафетерии? Это коробочка «Сахарных бомб»! — вдруг послышался из-за открывшейся металлической двери весёлый голос отца, выдернувший её из оцепенения.       Маленькая девочка в ужасе завопила, схватилась за свои густые светло-каштановые волосы и с силой потянула их в разные стороны. Разбитая ударом о висок фоторамка упала на холодный пол, ещё больше окропляя серый бездушный бетон красными точечками.       Красивый, с витиеватыми вензелями, пропитанный кровью листок так и не удалось сделать вновь белым. Хотя малышка даже засовывала его в стиральную машину.       «Ты не ошибёшься, если останешься», — доносился из коридоров убежища задорный голос певицы с вечера танцев, куда ранее ушёл Джеймс. — «Я могу танцевать буги, буги-вуги ночь напролёт».       — Это неприемлемо! Сначала она устроила драку с Бучем Делорией на бейсбольном матче, потом чуть не кинулась на Уолли Мака прямо на обеде! — отчитывал в ярости Смотритель Джеймса, пока Ева испуганно хваталась за комбинезон отца, прячась в его объятиях и халате. — А теперь и это! Я даже больше не говорю о том, что это не девичье поведение! Мы ждём, когда она, наконец, кого-нибудь убьёт?       — Ей всего восемь лет, мистер Альмодовар, — пытался хоть как-то оправдать дочь Джеймс, бережно прижимая её к себе. — Возможно, Евочка начала взрослеть чуть раньше остальных, и её гормональный фон нестабилен…       — Гормональный фон нестабилен?! Брукс, очнись! Она чуть не убила своего же брата! Твоего сына! — не унимался возмущённый Альфонсо, сотрясая своим голосом стены медблока.       — Смотритель, я всё понимаю, это ужасно тяжёлая ситуация для всего убежища и в особенности для меня. Я обязательно поговорю с Евой… — старался находить слова Джеймс, но и сам не мог отойти от ситуации, особенно когда буквально за окном палаты рядом лежал на огромной койке маленький Лука, а приборы вокруг него тревожно пищали.       — «Поговоришь»? «ПОГОВОРИШЬ»?! — совершенно вышел из себя Смотритель, перейдя уже практически на крик. — Разговоры уже не помогают! Пора принять более серьёзные меры, а не отмахиваться одними разговорами! Если Лука не придёт в себя, то мы потеряем перспективно очень полезного для убежища жителя! А что девчонка? Вздорная, агрессивная, нестабильная!       — Не смейте говорить подобное! Лука обязательно выйдет из комы! А тесты Евы не хуже, чем у остальных детей! — уже начал злиться Джеймс.       — Тесты на интеллект не имеют к делу совершенно никакого отношения! Если ситуация не улучшится с возрастом, то мы будем иметь потенциально опасного зверя под боком! Нам придётся изгнать её! Вернуть вас туда, откуда пришли!       — Я буду хорошей! Я буду стараться! — наконец подала голос Ева, выскользнула из объятий отца и посмотрела невидящими заплаканными глазами на взбешённого Смотрителя. — Не выгоняйте папу! Снаружи его съедят драконы!       «Нет, сэр, я не хочу болтать, и никаких прогулок», — заводил в транс нежный голосок из довоенных кряхтящих динамиков. — «Ты хочешь знать, могу ли я танцевать?»       — Я уже сказала, что плясать под это не буду. Зачем мне это надо? — раздражённо огрызнулась на мистера Бротча выпускница старшей школы убежища с гордо врученным на церемонии дипломом «Инспектора преданности Убежища», подписанным самим Смотрителем и любимым учителем.       — Мисс Брукс, танец на выпускном — это особая традиция молодых людей вашего возраста. Конечно, если вы не хотите, то можете не танцевать, — мягко объяснил и приподнял руки несчастный Эдвин в жесте мира, борющийся с несносным характером Евы уже больше двенадцати лет. И вполне удачно, чему Джеймс был несказанно рад. Мистер Бротч явно обладал какими-то сверхъестественными способностями, раз умудрялся укрощать монстра внутри ещё тогда маленькой девочки.       — Да с этой психичкой просто никто не захочет танцевать, — раздражённо выдохнула Сьюзи Мак и поправила свои длинные выжженные некачественной краской кислотно-рыжие волосы.       — Ты бы рот свой закрыла, иначе эта психичка тебе так по роже вдарит, что твой грязный язык вывалится через тощую задницу, — зарычала Ева, бросив в её сторону взгляд пылающих раскалённым серебром глаз, вынуждая Сьюзи испуганно вздрогнуть и отступить на пару шагов.       — Девушки! Прошу вас, прекратите. Вам ещё долго жить вместе в Убежище. Стоило бы уже найти общий язык, — тяжело вздохнул учитель и потёр переносицу, после чего посмотрел на вернувшихся в кабинет юношей, что вытаскивали парты из кабинета, освобождая место для репетиций.       Ева раздражённо поморщила нос и перевела взгляд на вернувшихся бывших одноклассников. Первыми в кабинет вернулись Уолли и Пол, обсуждающие какую-то странную чушь, смеясь, пихая и толкая друг друга. За ними нехотя плёлся всего на год старше других Джим Уилкинс, ждавший вместе с сестрой своего выпускного целый год, чтобы не справлять его вдвоём. Последними вошли в кабинет Лука и Буч. Новоиспечённый техник что-то совершенно спокойно обсуждал с парикмахером, пока тот откровенно уссывался от смеха. Девушка краем уха смогла уловить часть разговора и пришла к выводу, что у них будет некое «продолжение выпускной тусовки».       Будущая стукачка долго смотрела в уже автоматически закрывшуюся дверь, скрестив руки на груди, пока не нарушила всеобщее обсуждение вопросом:       — Где мой Фредди?       — Твой «депрессушка-Фредди»? — с нескрываемым сарказмом переспросила Сьюзи, отвлекаясь от болтовни со своей подружкой Кристиной. — Что, уже примеряешь к себе фамилию? Ева Гомес?       — От двух психов наверняка родятся такие же психи! Вам нельзя размножаться во благо Убежища и всего человечества! — поддержала сарказм подруги Кристина, и обе девушки разразились мерзким хихиканьем.       — Сьюзи и Кристина! Это уже слишком даже для вас! — не сдержала возмущения терпеливо наблюдающая за ситуацией Амата, подпирающая стену рядом с чистой меловой доской.       Ева медленно перевела на девушек взгляд и опустила руки. Отвлечённые на смех мужчины глянули сначала на хихикающих, а после на одиноко стоящую у стены Еву, сжимающую кулаки.       Мгновенно среагировать успели только уже наученные горьким опытом Лука и весь состав Туннельных змей. Они схватили кинувшуюся на одноклассниц Еву всего в метре от подружек, удерживали за руки, плечи, оттягивали назад объятиями за талию, не давая такой маленькой девушке разбить обидчицам лица.       — Вы можете нести хуйню про меня, но только попробуйте спиздануть ещё что-то про Гомеса! Я вас так отделаю, что даже Джеймс на людей похожими не сделает! — яростно зарычала на них Ева, дёрнувшая руками так сильно, что едва не заехала с локтя Полу и Уолли.       «Да, сэр, я уже говорила тебе об этом в первом куплете, как и в припеве», — мурчал из колонок рядом с классным терминалом очаровательный голос, когда в проёме кабинета показалась тощая фигура Фредди Гомеса. — «Но я дам тебе ещё один шанс».       Живот свело мучительным приступом тошноты, и Ева упёрлась в дряхлые картотечные шкафы, сгибаясь пополам. Её мгновенно вывернуло на грязно-серый кафель. На языке остался отвратительный горький привкус, обжигающий всю ротовую полость и горло. Она начала задыхаться в тяжёлом кашле, всё тело свело судорогой, и ей едва удалось заставить себя отойти хоть на шаг в сторону, чтобы не упасть на колени в собственную рвоту. Зрение наконец-то прояснилось, когда ладони и колени опустились в густую лужу масляной остывающей крови.       Прямо перед ней валялся смердящий труп супермутанта, испещрённый глубокими ранами, а из его искажённой рубящим ударом головы торчал огромный штурмовой пожарный топор с кровавыми отпечатками небольших ладоней на металлической рукояти с липким резиновым слоем.       «Да, сэр, я умею танцевать буги, буги-вуги», — отзывался эхом в пустых коридорах технического музея мурчащий от удовольствия женский голос. — «Но мне нужна отличная песня!»              Она вслушалась в мелодию, приоткрыв глаза, и вдруг вспомнила, как испуганно и смущённо держал её за талию Фредди Гомес, будто сжимал в ладонях тонкую и хрупкую фарфоровую статуэтку. Нежные и ласковые прикосновения будто даже сейчас ощущались на сводящем судорогой теле. Фред Гомес — высокий, но болезненно тощий парнишка, страдающий от депрессивного синдрома Убежища, из-за которого чаще всего был даже не в состоянии встать с кровати. Ева до сих пор помнила его маленький стеклянный бутылёк с крохотными белыми таблетками и непримечательной белой наклейкой с кучей непонятных цифр и набора букв.       — Хлорпромазин, — прочитала малышка Ева надпись на баночке в ладонях растрёпанного мальчишки, что был на год старше неё. — На моём тоже написано «хлор», только «хлордиазепоксид». Сложные названия.       Фред поднял на неё уставшие бледно-ореховые глаза, тихонько скрипнул кушеткой, когда попытался сесть поудобнее, и лишь почти спустя минуту всё же выдавил из себя несколько слов:       — Ты тоже болеешь?       — Да. Папа говорит, что я болею и должна каждый день принимать таблетки, — слегка кивнула белобрысая девчушка, чьи волосы теперь были обстрижены почти под корень, но повсюду светили лысинами с корочками от ранок. — Правда, он не говорит, чем.       — Мне тоже… не говорят, — тяжело вздохнул мальчик и обессиленно опустил руки, едва удерживая бутылочку таблеток.       — Папа очень умный. Однажды он нам расскажет. И будет это какое-то страшное сложное слово, — покачала головой из стороны в сторону Ева и подпрыгнула, чтобы плюхнуться на кушетку рядом с Фредди. — Типа «физиологический процесс» или «антикоагулянты». У него тут в книжках очень много странных слов.       — И ты понимаешь их? — невольно улыбнулся Фред, посмотрев на Еву.       — Ни слова, — засмеялась Ева и заболтала ногами, не достающими до пола.       — Мама сказала, что мне нельзя с тобой разговаривать, — вдруг сообщил Гомес через ещё пару минут молчания и тоже немного попытался поболтать ногами. — Из-за Луки.       — Я не хотела его… Я просто… — мгновенно переменилась в настроении Ева и вся потухла. — Так… Так получилось. Не знаю, зачем я схватилась за фоторамку…       — Иногда мы делаем такие вещи. Ну, «плохие». С собой или другими, — понимающе кивнул мальчик и, оставив лекарства на кушетке, закатал рукав комбинезона, чтобы продемонстрировать Еве зажившие идеально ровные поперечные и продольные порезы на внутренней стороне руки. Одни были совсем свежие, другие уже покрылись корочками, третьи зажили и превратились в тёмные шрамы.       — Ого, это ты себя так? — уточнила малышка Брукс и осторожно взяла Фредди за руку, чтобы рассмотреть порезы.       — Как и ты, — он слегка кивнул и посмотрел на её ранки на голове и отсутствующие волосы.       — Да, я… Я успокаивалась, когда дёргала себя за волосы, но папа сбрил всё подчистую, когда начал находить клоки волос под моей подушкой. А знаешь, это удобно. Кожа головы дышит, и не надо заплетать эти дурацкие косички, — засмеялась Ева, а потом несильно пихнула плечом Фреда. — А ты? Зачем это делал?       — Так я хоть что-то чувствую, — с улыбкой он слегка покачнулся от толчка и спешно натянул рукав обратно, заметив наблюдающего за ними с лёгкой улыбкой Германа — своего отца. Мужчина настолько редко видел, как его сын с кем-то вёл содержательные беседы, что даже маленькая неуравновешенная собеседница или смысл разговора его не смутили.       Отдающиеся эхом в пустых помещениях выстрелы вернули девушку в реальность, хотя и доносились до неё будто сквозь воду. Стреляли где-то совсем близко и далеко одновременно. Бывший инспектор преданности с силой прокашлялась и потёрла заслезившиеся глаза, размазывая оставшиеся на лице брызги крови и перенося её со своих ладоней.       «Да, сэр, я могу танцевать буги-вуги! Если ты останешься, то не ошибёшься», — продолжала петь уже по непонятно какому кругу девушка, но к музыкальным инструментам присоединился аккомпанемент из выстрелов и грубых голосов супермутантов, угрожающих «ловкому человечишке».       — Я, блять, уже ненавижу эту песню, — сипло усмехнулась Ева и сплюнула отвратительную на привкус слюну на кафель.       Она приложила усилие и встала с помощью небольшого столика, откуда своротила кофейные кружки, борясь с откровенным желанием вывернуть свой желудок наизнанку. Зрение наконец-то прояснилось, и за грязным стеклом показалось огромное помещение внизу с обвалившимся потолком, кучей бетонных осколков и красивеньким злосчастным луноходом, чья тарелка симпатично поблёскивала в свете мигающих ламп.       Девушка пригляделась получше и заметила ловко скрывшегося за огромным куском упавшего потолка своего брата, перезаряжающего ружьё, пока в укрытие стреляли пулями и ругательствами кислотно-жёлтые громилы, постепенно сокращающие расстояние. Ева усмехнулась, приметив на лице Луки такие до боли знакомые ледяные спокойствие и сосредоточенность.       Инспектор распрямила сильные плечи и размяла шею, прежде чем схватилась одной рукой за рукоять топора. Отпечаток идеально подошёл ладони. Вниз — лезвие топора с чавкающим звуком выскользнуло с одного места и врезалось в другое. Вверх — прочные кости захрустели, как сломавшееся дерево, и высвободили оружие.       Девушка поудобнее взяла топор в руки и, вновь выглянув в окно, повернула его обратной стороной.       Один точный удар киркой в окно, и то разлетелось вдребезги, орошая супермутантов стеклянным дождём.       — Бесит! — заревел один из супермутантов, опустив своё ружьё и отряхнувшись от осколков, как от снега. Другие два отряхиваться не стали, но оглянулись, прекратив огонь.       Через несколько мгновений из окна комнаты охраны спрыгнула Ева, удивительно ловко приземлившись на ноги, будто занималась подобным с детства. Под резиновой подошвой ботинок едва слышно заскрипели стеклянные капли. Тяжеленный топор по инерции с шумом ударился о кафельный пол, разбив киркой несколько серых плиток.       — Ева? — без особого удивления обнаружил Лука свою отколовшуюся несколько часов назад сестру и оглядел её грязнющий силуэт, в котором даже не сразу-то и узнавалась мисс Брукс. Мало было разорванного комбинезона, так теперь она ещё и была с головы до ног залита смесью крови, пыли и грязи.       «Я могу танцевать буги, буги-вуги всю ночь напролёт!» — надоедливо продолжала завывать довоенная дамочка из трескучих динамиков.       — Ну, уродцы, давайте, блять, потанцуем! — с широкой улыбкой выкрикнула Ева, выдёргивая топор из кафельного пола. — У меня охерительное чувство ритма!       — Да, это Ева, — равнодушно пожал плечами Лука и вскинул ружьё.