Оловянная Сказка

— Будь умницей, дорогая, — произнёс князь Мардер, гроза Аракси, герой Бенфироя и величайший ужас Клерны. Он заботливо поправил ворот платья дочери и чуть видно кивнул послу, пожилому мужчине с седой бородой. Тот торопливо поклонился и отошёл в сторону, подметая полами своих одежд влажную землю. Северный князь проводил его грустным взглядом золотых глаз. Когда-то Барклай был отважным воином и знал множество наречий и языков, на которых не переставали говорить северные люди даже после двадцати с лишним лет жизни в объединённом государстве. Трудно было недооценивать тот вклад, который внёс пожилой господин в их кампанию тогда. Правда, бороды, которая больше походила на седой водопад, в те лохматые годы и в помине не было. Барклая, полиглота, всю жизнь служившего при более-менее значимых северных князьях, настолько сильно захватила мысль о соединении всех княжеств, что он поднёс Мардеру княжество, в котором играл тогда не последнюю роль, просто на блюдечке. Низкорослый мужчина просто воспользовался ситуацией: на переговорах Клернского князя с Мардером он приложил все усилия, чтобы первый отдал своё княжество златоволосому князю просто даром. Однако, годы не щадят никого. Вряд ли смекалка Барклая осталась при нём спустя все эти двадцать лет. А для того, чтобы заключить союз с весьма и весьма влиятельным государством, таким, как Оловянное, нужны люди, которые смогли бы показать всё величие молодого княжества. Для этого одного знания северных наречий было бы маловато. Но Мардер не смог отказать Барклаю. У северного князя был собственный кодекс. Барклай заслужил. Но, это не отменяло того, что Оловянной Королеве не желательно видеть этих длинных балахонов, в которых всё ещё ходят добрая половина народа на землях княжества. Волчьи клыки на шее, перья в спутанных волосах, привычка хвататься за ножны при каждом удобном случае – всё же осталось в северных людях что-то дикое и необузданное. У каждого более-менее крупного города ещё с незапамятных времён осталась стоять крепостная стена, длинная, неприступная и пятнистая. В багровые пятнышки. — Они будут нами довольны, отец, — кротко отозвалась Амелия, заметив беспокойный взгляд её отца, и ободряюще улыбнулась. Светловолосая девушка с глазами чистого неба искренне гордилась своей способностью быть кроткой при отце и весёлой и даже дерзкой при молодых людях, наивно полагая, что её маленькие метаморфозы остаются без внимания окружающих. Впрочем, таких молодых девушек всегда было немало. Амелия была папиной дочкой, мечтала выйти замуж за принца и жить настоящей королевской жизнью. В её жизни чудным образом переплетались умение вышивать крестиком, печь круассаны и метать ножи, причём последнее занятие было для юной княжны даже более женственным, чем предыдущие два. «В мужа буду метать!» — беспечно поясняла девушка, совершенно забывая о том, что в царствующих особ метать какие-либо предметы — не престало. А ещё Амелия всем сердцем любила своего неродного отца. Да-да, вы не ослышались. Двадцать лет назад Мардер с Гарретом чудом в лесу нашли ревущее существо – раскрасневшееся от плача, капризно искривившее пухлые губы, молотящее крохотными руками по свежевыпавшему снегу, казалось, совсем не чувствующее его холода. Князь Мардер воспитывал Амелию, как свою собственную дочь, ни на минуту не позволив усомниться в её принадлежности к княжескому роду. И, подрастая, светловолосая девочка платила неродному отцу искренностью и любовью. — Просто не забывай, кто ты есть, договорились? — Её Светлость княжна Амелия, дочь самого гениального правителя всей Халарвы! Северный князь улыбнулся в ответ, в последний раз обнял синеокую дочь и махнул Барклаю рукой: отправляйтесь! Посол заторопился, замешкался, и был сам усажен в карету решительной дланью светловолосой княжны. — До свидания, папочка! — донесся до Мардера голос его светловолосого ангела. Мужчина вновь поднял руку в прощальном жесте и, против собственной воли, остался стоять на дороге, провожая печальным взглядом карих глаз княжескую карету. Зачем он вообще решился на этот шаг, почему поддался уговорам дочери послать её в качестве политической гостьи к Оловянной королеве? Мардер едва ли нашёл когда-нибудь ответы на эти вопросы. К тому же, князь не был фаталистом. Списать всё на волю Создателя никогда не было его привычкой. А вот ошибаться и делать выводы – в этом Мардеру не было равных. Однако не нужно ошибаться, если речь идёт о собственной дочери. И как бы Мардер не хотел расширить своё влияние на чужих землях, за Амелию было ему страшно. Он много слышал про уже старинное, успевшее нажить себе достаточно страниц истории Оловянное королевство. Про их странные понятия о верности, власти и семье. Пустить Амелию в семью королевы Катрин было для Мардера непростым шагом. — Ты свихнулся! – запальчиво кричал ему темноволосый мужчина, занимавший в княжестве самое уважаемое место после княжеской семьи. А Мардер в ответ улыбался ему усталой улыбкой. Сложно было найти на всех Северных широтах человека более упрямого и твёрдого в своих убеждениях, чем его старинный друг Гаррет. Если он решил, что доверять Оловянному королевству нельзя, то его ничто не сможет разубедить. — Ты отправил свою дочь в гадючье логово и ещё спрашиваешь, правильно ли ты поступил!? Да ты кретин, Мардер! — Гаррет… — Может, ты думаешь, она найдёт там себе жениха? А ты в глаза его видел, а? Думаю, что в лучшем случае Амелия просто весело проведёт время! Ни на что больше ей надеяться нельзя! — Гаррет, ты забыл, кто здесь князь? — Ты, разумеется, — губы тёмноволосого мужчины дрогнули в ухмылке. – А умный здесь я. Мардер закатил глаза. По убеждениям Гаррета, из них двоих князю досталась исключительно доблесть. Она, несомненно, у него была. Когда вам начнут описывать Настоящего рыцаря, перед глазами возникнет образ светловолосого молодого мужчины со сверкающими глазами. Он, несомненно, будет широк в плечах, статен, силён… Именно таким был Мардер. За ним хотелось идти. Он был далеко не первым, кто решил объединить враждующие племена, но первым, кому это по-настоящему удалось. И нельзя сказать, что молодого князя это не радовало. — И мой разум подсказывает мне, что не все слухи являются ложью, — вкрадчивым голосом продолжал Гаррет. – Особенно насчёт этой королевы. Я слышал, она не блещет умом, она далеко не самый хороший военный стратег. Тебе не кажется подозрительным это? — Я никогда не думал, что ты шовинист, — усмехнулся Мардер. — Она управляет самой большой страной в Халарве! – игнорируя предыдущее высказывание князя, продолжал приближенный. — Думаешь, ведьма? – смеясь, произнёс светловолосый мужчина и с сомнением потёр подбородок. — Почему бы и нет! — Что, предлагаешь тогда сжечь её на костре и развеять прах по ветру? – вскинул брови Мардер и получил в ответ лишь снисходительное фырканье. За разговором Гаррет успел достать откуда-то склянку с янтарной жидкостью и уже разливал её по сосудам. — Я лишь говорю, что опасно было посылать Амелию туда-а-а, — мужчина вдумчиво наполнил второй сосуд, — вот так. Политика портит людей! Тебе ли этого не знать. Женщин – тем более. — Если ты говоришь это, опираясь на свой отцовский опыт, — сказал Мардер, выразительно косясь на темноволосого мужчину, — то должен тебе сказать, что наши дочери слишком разные. Я не думаю, что Амелия потом станет рассекать на кораблях по прибрежным островам в окружении сплошных матросов… — Эй, может, хватит? Гаррет прекрасно знал, в кого его дочь такая. Нетрудно узнать в своём ребёнке собственный характер. Отрадой было хоть то, что внешностью Кайлин пошла в мать. Иногда по его спине даже пробегал холодок, ведь казалось ему, что на него смотрит отнюдь не она, а светловолосая Элиза. Как тогда, много лет назад. Бывало так, что Элиза стояла за его спиной, и руки изминали длинное тёмное платье, пока она не решалась его окликнуть. И вот Гаррет оборачивается и видит, как она, такая хрупкая и беззащитная, смотрит на него с укором. И он уже знает, почему она сердится. «Почему тебе не попросить моей помощи?» И Элиза всё смотрит, теперь уже с молчаливым предложением помочь, крепко сцепив замком тонкие руки. А холод голубых глаз теплеет от любви. Время шло, и теперь голубые глаза Кайлин смотрели на своего отца. Но в них плясали бесенята. Видят Создатели, не должны дочери идти характером в отцов! Как часто пухлые губы Кайлин, какими Элиза улыбалась ему, искривлялись в ухмылке? И Гаррет был уверен, что она переняла у него эту дурацкую привычку! Как и высокомерие, излишнюю спесь, упрямство, эгоизм, надменность, - словом, всё те качества, которыми гордился бы каждый порядочный северный мужчина, и из-за которых он же никогда бы не взял себе в жёны девушку с подобным характером. Ну, не была девочка ангелом. А ведь всё так хорошо начиналось! Элиза воспитывала Кайлин, как настоящие матери воспитывают будущих принцесс, да только вот незадача: на землях, где тогда обитал Гаррет, принцесс и прочего такого знатного люда не было и в помине. Вместо них были суровые воины, закалённые холодами и вечными боевыми походами, испещрённые шрамами в самых неожиданных местах. И гены не могли не взять своё. Если в роду Гаррета и не появилось наследника мужского пола, то вполне себе женственная Кайлин решила исправить эту досадную оплошность. Поразительной способностью его дочери являлось ещё и то, что она с завидным упорством добивалась того, чего хочет. И если Кайлин захотела жить в объединённом княжестве, то уже совсем скоро оно и появилось на землях огромного континента. Сколько тогда было Мардеру и Гаррету? Соратников едва ли можно было бы отнести к зрелым людям, но, возможно, победить им помогли те качества, которые жизнь отбирает у людей постарше. Смелость. Спесь. Наглость. Желание рисковать. Риск был оправдан: княжества были объединены. Но только не для Мардера. Ему было мало объединить враждующие народы или захватить власть, ему нужно было что-то с этой властью сделать. Поиграть с ней, как кошки играют с клубком шерсти. Максималист Мардер всегда был своего рода и идеалистом. Рассказывая соратникам про свои планы, он сам искренне верил, что объединение княжеств поможет северным землям обороняться от врагов. Только вот каких? Враг тихой поступью шёл за войсками северного князя всё время, пока шла борьба за объединение. Он забирал солдат, женщин, детей, стариков, он укрывал всех под чёрным плащом, и люди, не в силах бороться, шли за ним. Редко кто может противостоять Смерти. Даже у победителей остаётся слишком мало сил для спора. Так случилось с Гарретом. Когда новоявленные северные подданные праздновали появление нового королевства и все вместе верили в лучшее, он сидел на лугу, сплошь заросшем весенними цветами, и провожал в последний путь её; ту, которая совсем не была создана для войны, но пережила её вместе с дочерью и мужем. Не дожила лишь совсем чуть-чуть, и оставила в его сердце пустоту. Пустоту, которую никому не суждено заполнить. Никогда. Глаза двух друзей встретились. Когда разговор заходил о Кайлин, они оба непременно вспоминали Элизу. И Мардер, как он делал это много раз до этого, поднимался с трона, шёл к своему советнику и клал тяжёлую руку на его плечо: — Мы все тоскуем по ней, Гаррет, — тот, кому князь это говорил, повернулся к окну и старательно разглядывал витражные стёкла. – Но не нужно тосковать всё время. Никому от этого не становится легче, друг. — Кто сказал, что я тоскую? — рявкнул княжеский советник и залпом выпил содержимое стакана, не поморщившись. — Я, может, по дочери скучаю! — Конечно, — сдержанно кивнул Мардер. А княжеская карета всё больше и больше удалялась от родного замка. Вся жизнь Амелии прошла в нём. Она и не могла представить себя отдельно от этих скучных серых стен, от винтовых лестниц, от пыльных гобеленов и шкур животных на стенах. Много лет Замком на холме владел один из самых влиятельнейших князей этой земли, которого маленькая княжна знала как невероятно мерзкого человека. Впрочем, все те люди, которые были врагами папы, для неё были людьми самого низшего сорта. Почему её папочка сейчас владеет этим замком? Амелия едва ли помнила ответ на этот вопрос. Просто потом злого господина неожиданно не стало – шутка ли, но это было неожиданностью даже для её отца – и Мардер, не мудрствуя лукаво, решил сделать Замок на холме своей резиденцией. Да и город, в котором он располагался, стал бы неплохой столицей для молодого Северного княжества. И Норд рос, увеличивался в размерах так быстро, что местные жители диву давались, а Мардер с упоением наблюдал за этим из окна старого замка. Он угрожающей тенью нависал над городом, и люди, проходя мимо него, задирали головы, пытаясь увидеть крыши бесконечно длинных каменных башен. Со временем стены замка кое-где обросли мхом, и камни давали трещины, но никакие годы не могли сделать это поистине величественное сооружение уязвимее. — Барклай, — лениво позвала дремлющего поста юная княжна. — Барклай! Седобородый старец тут же поднял голову и уставился на Амелию сонными глазами. Как он может спать в такой ответственный момент!? — Я говорю, что ты знаешь об Оловянном королевстве? – собрав в кулак всю свою волю и призвав на помощь своё безграничное терпение, прошипела молодая девушка. Посол несколько секунд смотрел на прелестное создание, словно бы не понимая, чего от него хотят. Наконец механизмы в голове Барклая заработали, и тот, почесав длинную белую бороду, задумчиво произнёс: — Самое большое королевство на материке, известное, прежде всего… Амелия закатила голубые глаза. Серьёзно, за что папа так ценит этот музейный экспонат? — А если говорить о том, что сейчас? Ну, ныне! — и девушка взмахнула тонкими белыми руками. — Нынешнее положение дел… – тяжко произнёс Барклай и недовольно наморщил лоб. – Сейчас там правит королева. — Это я знаю без тебя! — Там всегда правили одни королевы. Отвратительно. — А это уже интересно! Рассказывай, посол! — глаза Амелии восторженно сверкнули. Она и представить себе не могла, чтобы страной правила женщина. Да и к тому же, по силам ли хрупким девушкам такая тягость, как управление целым государством? У её отца, князя Мардера, была жена. Если бы они когда-нибудь стала бы править Северным княжеством, Амелия была уверена, все бы непременно взбунтовались! — Были ведь короли! Что с ними случалось? Барклай многозначительно повёл седой бровью, желая рассказать самый страшный секрет из тех, которых он знал. — Разные вещи, дорогая Амелия! — заговорщицки прошептал старик и распахнул глаза как можно шире: — Разные страшные вещи! Доподлинно известно, что все пытки, все эти нечеловеческие издевательства над людьми появились благодаря нашим соседям! Вы слышали что-нибудь про королеву Александру? Амелия покачала головой и в волнении смяла подол зелёной юбки. — Разумеется, кто станет рассказывать такое невинному ребёнку! — ликуя, произнёс Барклай и придвинулся ещё ближе, обдавая княжну несвежим дыханием. — Да будет Вам известно, что вторая оловянная королева выстлала свой путь к власти кровью! Она убила свою старшую сестру и мать, а став королевой, так страстно возжелала себе наследника, что убивала всех своих многочисленных дочерей, ребёнка за ребёнком, сбрасывая их с Алаконских холмов! Однажды она пообещала мужу, что если ребёнок, которого она носит под сердцем, снова окажется девочкой, на тот свет вместе с ней отправится и он! Но королева родила мальчика, и скончалась в тот же день! — с триумфом завершил рассказ посол, не замечая ужаса, застывшего в глазах Амелии. — Ну, это или Создатель наказал, или король Гарольд всё же не выдержал. — Вы уверены, что так всё и было? — едва дыша, спросила Амелия. Барклай гневно нахмурился: — Моему слову верят все вельможи нашего княжества, юная леди! — Извини, я не хотела! — воскликнула девушка. — А другие короли? — А другие… Знаете, Амелия, кто как, кто как! Кто жил долго, но несчастливо под гнётом супруги, а кто едва ли успевал насладиться жизнью, как отправлялся на свет иной! — Как же вы меня тогда отправляете в такую страну! — возмутилась Амелия. — Вы ведь не король, дорогая Амелия, — смеясь, ответил Барклай. — Нет, Оловянное королевство — это государство с полной анархией и ужасающей своей варварством историей! Разве может женщина успешно управлять целой страной? – видимо, ответ послу и не требовался, ибо он, даже не выдерживая паузы, продолжал: — разумеется, нет! Лишь мужчина может быть достойным правителем! И князь Мардер – яркий тому пример! Усы Барклая залихватски встопорщились. Весь княжеский двор терялся в догадках, как посол это проделывал, но как только он вступал с кем-то в разговор, и речь заходила о правителе, старик невероятно преображался. Он был ярым сторонником князя Мардера. По мнению самого Барклая, именно такой правитель и должен стоять у руля! Сколько мыслей, должно быть, у него в голове! О, Барклай видел, как блестели золотистые глаза северного князя, когда он отправлял дочь в это опасное путешествие. И если кто-то мог принять это за проявление истинной отцовской любви, то он-то, посол Барклай, знал, что на самом деле думал князь Мардер! Это был блеск глаз настоящего авантюриста! Намечается нечто грандиозное! И пусть старик не совсем понимал, что именно, ощущение того, что он играет сейчас далеко не последнюю роль, не покидало его. — Ты только вспомни, как ловко твой отец собрал вместе все раздробленные земли! – сейчас посол забыл и про то, что он всегда обращался к юной княжне исключительно на «Вы». — Разве такое под силу сделать какой-либо женщине? Особенно такой, которая правит у наших соседей сейчас? И Барклай, не сдержавшись, пренебрежительно фыркнул. В отличие от королевства, Северное княжество знало про своих соседей несравнимо больше. А про Оловянную Королеву Мардер и вовсе старался собрать как можно больше информации. С кем он ожидал столкнуться? Наверное, с женщиной, пускай не совсем прекрасной, даже мужеподобной, но обладающей невероятным талантом в таком непростом ремесле, как политика. Чтобы управлять таким огромным королевством, нужен чуткий ум, и определённое образование, и способность в краткие сроки навести порядок в стране. Но Катрин, видимо, не оправдала его надежд. «Женщина не особо большого ума, Барклай, — печально говорил северный князь, недовольно морща переносицу. – Особых надежд на неё не возлагаю. Как только вы прибудете, старайтесь завоевать симпатию со стороны Канцлера. Он-то и управляет всей этой страной. Как я и подозревал: всё держится на мужчинах. Всегда всё держится на мужчинах…» — Но отец говорил, что Её Величество довольно неплохая женщина… — А что-нибудь о правительнице он говорил? – Барклай саркастично ухмыльнулся. – Запомни, Амелия, цель нашей миссии. Мы едем туда показать, где на самом деле должна сидеть королева. Она должна восседать рядом со своим супругом, и быть ему лишь опорой, пока он управляет целой страной! — А как мы это сделаем? — Через Лайта, — не теряя уверенности в голосе, произнёс Барклай. — Это будет сделать весьма несложно, учитывая, что его очень любит королева. Она ведь мать, она должна его любить. И должна потакать ему, я уверен! Через Лайта мы будем воздействовать на Её Величество, и оправдаем надежды твоего отца! Амелия нахмурилась. План был слишком абстрактным. Настолько слишком, что создавалось впечатление, что Барклай совсем не знает, что говорит. Но стоило бросить взор на гордый и полный решительности взгляд серо-карих глаз Северного посла, на эти залихватские усы, длинные одежды и кинжал за поясом, как неуверенность княжны ушла. Разумеется, он знает, что делать, Мардер ведь проинструктировал его, как себя вести. Нужно просто довериться этому старому вояке. — А вы уверены, что Лайт станет управлять страной? Что он... настолько влиятельный? Барклай помрачнел. Этот вопрос немало волновал и самого посла. Видите ли, какая нелепица! По закону, Катрин I должна была оставить престол своему отпрыску мужского пола. А если же с ним что-то случится, и его кандидатура не устроит совет, то законным правителем станет какой-нибудь бастард? Конечно, это были только слухи, ведь, по сути, лишь они доходили до Северного княжества. — Я не знаю, Амелия. — Но вы же посылаете меня туда! Чтобы я... воздействовала! – шумно возмутилась княжеская дочь. Барклай снисходительно улыбнулся. Создатель, как наивны эти маленькие дети! Они не представляют, куда едут, зачем, но пытаются играть в какие-то свои игры. Старец осёкся. Светловолосая девушка выжидающе смотрела на него, чуть подняв тонкие брови, и ожидала ответа. — Политика, дорогая Амелия, — вздохнул Барклай. — Именно поэтому я еду с вами. Вы не продержитесь в одном дворце с этими крокодилами и одного дня. Амелия в ответ обиженно засопела и отвернулась. Может, она и молода, но это не значит, что она полная дура! Почему ей ничего не доверяют? «А может, станут доверять лишь тогда, когда я сделаю нечто действительно важное?» — блеснула удивительная догадка у неё в голове. Амелия даже слегка приподнялась на мягких сидениях. Сомнений не оставалось: чтобы отец в неё поверил, нужно влюбить в себя принца и стать Оловянной принцессой. И положить королевство к ногам отца. Всё до идиотизма просто. И пока по ту сторону перешейка решалась судьба как минимум одной страны, в Оловянном Дворце, в покоях, в которые давно не заходил никто, кроме их хозяина, его матери да служанки, за письменным столом сидел принц. Он уже описывался на этих страницах. Светлые волосы, болезненная бледность, мутные голубые глаза… Но не сейчас. Сейчас глаза принца сияли. Он писал. Писал быстро, размашисто, переняв эту манеру, очевидно, у своей матери, а перо поддавалось ему с лёгким скрипом, и, что удивительно, ни один лист бумаги не был испорчен. Даже сейчас, когда на листе угрожающим пятном расползались чернила. Секунда – и там, где чернело чернильное пятно, сейчас расцвёл непонятной красоты рисунок, красиво обрамляющий ровные буквы текста. Лайт не мог скрыть улыбку. Удивительно, но она принцу не шла. Ведь говорят в народе, что ничто так не украшает человека, как искренняя улыбка. Почему же всякого, кто взглянул бы на него сейчас, пробрала дрожь? «Принц не улыбается искренне! Он несчастен!» — скажет кто-то. Что ж, были времена, и принц был счастлив, но это было действительно очень давно. Однако в данную минуту Оловянный принц был близок к тому, чтобы быть счастливым. Он ощущал, что действительно кому-то нужен. Хотя бы себе. Хотя бы сейчас. Светловолосый принц диктовал себе. Тихо нашёптывал слова и тут же переносил их на бумагу, довольно щурил маленькие глаза; затем облизывал пересохшие губы, вслепую тянулся к стакану с водой и опрокидывал его, заливая листы. Вскакивал, вскрикивал, пытался что-то исправить, но упускал момент, и понимал: записи были испорчены. Он не знал, как это исправить, и падал на колени, вновь покидая разум на волю странной болезни, сразившей принца. Одни называли это безумием, другие судачили о сглазе, но час за часом принцу становилось всё хуже. И минуты безмятежности сменялись часами, полными беспричинного гнева. Вот и сейчас он вдруг вскакивал с пола и одним движением сметал со стола все бумаги, сопровождая это громким криком, которое эхом разносилось по замку. Лайт вскидывал голову. Он знал, что сейчас прибежит Молли, и будет укладывать его в постель, а потом позовёт матушку. И она придёт, обязательно возьмёт его за руку и будет гладить тыльную сторону ладони мягкими пальцами. И снова улыбнется, печально, вспоминая события прошлых лет. Ужасно, что только сын напоминал ей о том, что Её Величество так стремилась забыть. Все эти мгновения принц помнил удивительно хорошо. А потом была бездна, полная света. Когда-нибудь этот свет навсегда уведёт с собой далеко не юного наследника, а пока же он всё ещё стоит в своих покоях, занеся руку над столом, и смотрит на строчки, которых не тронула вода. Те самые, рядом с которыми расцвел чернильный рисунок. И Лайт быстро прочитывает их и тут же начинает улыбаться. Это лишь несколько слов, которые могли бы стать началом чего-то действительно прекрасного. «Жил человек. И человек был счастлив».