Оловянная Сказка

— На самом деле, нет никакого секрета в военных успехах гвардии, всё объясняется простой преданностью делу и, конечно же, короне, — лейтенант Хаклен покровительственно улыбнулся спутнику и, сразу же почувствовав себя не в своей тарелке, сдержанно прокашлялся. — Конечно, что я хочу сказать, кроме нас, у королевы есть городская полиция, армия, ну и стража, в конце концов. Не в обиду тебе, Андреас, но ты попросту потеряешь время здесь. Гарнизон, я слышал, нуждается в капитанах! — Благодарю за беспокойство, лейтенант Хаклен, но оно излишне, — процедил сквозь зубы Андреас. Вскоре веселье, вызванное появлением Джеймса Хаклена в спальне королевы, пусть и очерненное до сих пор ноющим от столкновения с дверью носом, сменилось раздражением и неприязнью. С какой-то стати этот щуплый лейтенантьишка решил, что Андреасу интересно будет слушать про безукоризненную и, разумеется, непобедимую гвардию. Капитан поправил широкополую шляпу и театрально вздохнул: — Но я потому и пришёл во дворец, Джеймс: поддавшись благородному порыву сделать жизнь нашей любимой королевы ещё более безопасной! Глядя на то, как восхищённая улыбка расцветала на лице гвардейца, Андреас не смог сдержать самодовольного смешка: расчёты оказались верны. Мало того, что Джеймс безумно влюблён в свою королеву, так он ещё не в силах отличить иронию от простых слов. Его приняли в гвардию из милосердия? — Прошлые капитаны были не такими, — всё ещё сохраняя восхищённый тон, произнес Джеймс, и лицо мармаразца помрачнело. — Потому их Уильям и вышвыривала. Страже никогда не было дела до жизни Катрин, в отличие от нас! — Я клянусь своей жизнью и честью, что при мне это изменится, — с прежней улыбкой пробормотал Андреас, даже не подозревая, что невольно сдержит своё обещание. — А Уильям, говоришь, вышвыривала? — О, да! — горячо закивал Джеймс Хаклен, с такой силой, что очки чуть не свалились с его носа. — Мы не сходились с прежней стражей из-за идеологических соображений! Но сейчас будет всё по-другому, как ты и сказал! Нужно передать это Уильям, она обрадуется, и, конечно, вы с ней поладите. Теперь у вас одна цель! — Не сомневаюсь, она воспримет с восторгом эту новость: гвардия и стража, плечом к плечу, сражаются за покой и безопасность Её Величества, — Андреас Космо сощурил карие глаза и значительно тише добавил: — При том, что в защите нуждается скорее её окружение. Может, лейтенант и хотел ответить что-то Андреасу, но в этот момент он зачем-то выглянул в окно, ведущее во внутренний дворик дворца, где в ясную и солнечную погоду тренировались гвардейцы. Джеймс напряжённо нахмурился и пошевелил губами. Видимо, он искал среди тренировавшихся человека, но его поиски оказались безуспешными, и лейтенант, тихо выругавшись себе под нос, взъерошил пятерней волосы и повернулся в сторону Андреаса: — Знаешь что, друг, а я, пожалуй, пойду, — Джеймс пожал руку капитану и воровато огляделся. — Тебе до своих подчиненных вообще идти много не надо, они постоянно у чьих-нибудь дверей кучкой пасутся, так что я тебе не особо-то и нужен, чтобы их найти! А если встретишься с Уильям, — добавил Джеймс, — то передай ей, что ты меня не видел! — Буду точно следовать инструкциям, — насмешливо отсалютовал убегавшему лейтенанту капитан и, даже не дождавшись, пока тот скроется за поворотом дворцовых коридоров-лабиринтов, презрительно сощурил карие глаза: — Что за олух. «Но в одном он прав, — мысленно добавил Андреас. — Мне действительно нужно посмотреть, какими силами я располагаю на данный момент, чтобы решить, что вообще делать с этим сбродом. Бородатый старик и его овечка Долли, с ума сойти, ему уже должно быть как минимум лет сто. Хорошее же место службы я себе выбрал. Спасибо, родители, удружили…» Своим местом во дворце Андреас чуть ли не полностью был обязан именно своим богатым и влиятельным родителям, о которых речь по традиции пойдёт чуть позже, когда читатель получит возможность познакомиться с ними поближе. Ну кому же ещё охранять дворец, как не главному щёголю столицы, человеку, знающему всех жуликов Золотого Алакона лично, в меру пьющему и весьма скромному капитану с недюжими обаянием и талантом управляться с оружием? Не Андреас нашёл это место — королевский дворец сам давно нуждался в нём. И не один только королевский дворец. — Потерялся, капитан? — и верно, Андреас, не найдя ни единого стражника во внезапно опустевшем, как будто бы назло, дворце, бесцельно бродил вот уже которую минуту по длинным, похожим друг на друга коридорам и насвистывал себе под нос незатейливую мелодию. Но стоило человеку, сидевшему на окне, обратить на себя внимание, он резко обернулся и тут же заинтересованно повёл бровью. И не каждый день увидишь женщину в форме, которая бы ей так шла, а не делала бы её похожей на пацанёнка. — Если ты ищешь кого-нибудь интересного в этом дворце, то должна тебя разочаровать: ничего подобного ты тут не найдёшь. Сплошная скука да королевские олени туда-сюда скачут. Голос у говорившей был приятным, несмотря на низковатый для женщины тембр, но всё же пропитался язвительными, колючими нотками, от которых теперь его обладательница не избавится при всём её желании. На вид она была чуть младше самого Андреаса — как заметил сам капитан, во дворце вообще было полным полно его ровесников, —обладавшая достоинствами, которыми поневоле будет гордиться каждая девушка. На алый стражницкий мундир спадали крупные локоны тёмных рыжих волос, частично закрывая и красивую шею. Над зелено-карими глазами изогнулись тёмные ниточки бровей, а их любопытный, откровенно вызывающий взгляд как нельзя лучше дополняла улыбка одним уголком губ. — Королевские олени? — Марина улыбнулась шире, услышав бархатный голос своего нового капитана. Этот действительно отличался ото всех остальных, в первую очередь тем, что идеально дополнял офицерскую пару дворцовых стражников. — Впервые слышу об этом, не поделишься? — Такой информацией нужно обладать, мой капитан, когда приходишь работать во дворец! А то как случается: смотришь — такая шваль, а на деле — королевский любовник. И выйдет скандал, а у стражи и без того репутация подмоченная. Андреас смотрел на женщину не больше двух секунд, но ему хватило блеска в её глазах, чтобы по-кошачьи улыбнуться и сделать шаг навстречу свей лейтенант. Та проворно прыгнула в его объятия, незатейливо и скоро развеивая всякие мифы о субординации в обновляющейся страже. — Марина Эклан, — представилась женщина. — Андреас Космо, — отозвался капитан и предпочёл не замечать вспыхнувший взгляд глаз рыжеволосой Марины. — Так расскажи мне об этой швали. Я надеюсь задержаться во дворце, ведь никому не хочется, чтобы меня выставили за дверь из-за какого-то обитателя королевской постели? — Одно из правил ты уже усвоил, — хмыкнула женщина. — Уважать их совершенно необязательно. — А что ещё я должен знать, красавица? — О том, что у нашей королевы специфический вкус, — Марина брезгливо поморщилась. — Хотя, кто знает, если их всех помыть перед тем, как в постель тащить, может, оно и нормально будет? Должна же у Её Величества быть хоть толика брезгливости, как думаешь, кэп? Андреас воспринял панибратство как данное, тем более, что обстановка к такому располагала. Его пальцы, нащупав линию талии женщины, ещё крепче сжали её в объятиях. — Я думаю, что любовников она скрывает друг от друга, иначе бы мне не пришлось становиться свидетелем одной любопытнейшей сцены с час назад, — Марина с любопытством приподняла брови, и Андреас с охотой продолжил: — Когда по королевской воле один любовник вытирал собой пол под кроватью, в то время как второй врывался в покои, что-то истерично крича. — Истерично крича? — рыжеволосая лейтенант на секунду задумалась, а затем звонко рассмеялась: — Ты уже познакомился с Хакленом? Сочувствую, кэп, молись, чтобы тебе не снились кошмары. Лично я их видела, когда гвардия ни с того ни с сего решила пощеголять без рубах на тренировке. И как Катрин о него ещё не царапается? — Так этот придурок действительно…? — Андреасу не понадобилось заканчивать фразу, чтобы получить в ответ слабый, не верящий в то, что он подтверждает, кивок. Он присвистнул. Конечно, такой расклад вполне объясним, щенячьи глаза лейтенанта трудно не заметить, но здравый смысл подсказывал Андреасу, что Катрин хотя бы из чувства уважения к самой себе не стала бы делить постель с этим недоразумением. Видимо, он переоценил Оловянную правительницу — не он первый, не он последний. — И давно он скачет перед ней на задних лапках? — Это ещё кто перед кем, — Марина скабрезно ухмыльнулась. — Не поверишь, кэп, четыре года уже как. — Каждому за такой срок захочется разнообразия, — произнёс Андреас, вспомнив загадочного гостя под кроватью. — Милая, а как думаешь, кто от нашего бравого лейтенантика прятался? Андреас проявлял чрезмерное любопытство, и это насторожило бы Марину в любое другое время. Но сейчас женщина отчаянно старалась понравиться капитану, и ничто больше не могло бы отвлечь её от этого занятия. И хотя Марина Эклан знала о своей красоте и обычно пальцем о палец не ударяла, чтобы кому бы то ни было понравиться, в этот раз она решила приложить максимум усилий. Что-то неуловимое было в этом капитане, заставлявшее даже её сомневаться в собственной привлекательности. Рыжеволосая лейтенант поспешила ответить на вопрос: — Я знаю ответ на этот вопрос наверняка! Какой сегодня день недели? — Среда, а это имеет значение? — нахмурился сбитый с толку капитан. — Ещё как! — и Марина, озорно прищурившись, поведала Андреасу о мальчиках в Оловянной постели, ежеминутно прерываясь на скабрезные шуточки. О том, как Её Величество, проявив неожиданную смекалку, разделила неделю между своими фаворитами, отдав каждому сутки, в которые она одаряла любовника своей безграничной любовью. Андреас ожидал услышать в списке имена аристократов, видных политических деятелей Оловянного королевства, но его ожидания не оправдались ни в коем разе. Оглашённый Мариной список поразил бы кого угодно. Среда занимал псарь и родной брат Уильям Блэйк Норфолк, пьяница и дебошир, моющийся только по праздникам, приходящимся на чётное число. Четверг занимал бродячий художник Ошин Рэкун, нищий оборванец, который в присутствии важных персон не мог связать и двух слов. Пятница была отведена Альгети Норфолку, по слухам — лекарю виртуозу, а на деле неприятному грубияну, зациклившемуся на сохранности своей маленькой сестрёнки. Правами на Катрин в субботу безраздельно владел Джеймс Хаклен, который о расписании даже не подозревал, а потому считал субботу чем-то вроде «особого дня», когда у Катрин дел нет, а потому он получает больше всего её драгоценного внимания. Остальные дни недели Катрин Ликил предусмотрительно оставила "на потом", решив, что четыре любовника — это слишком мало для такой женщины, каковой была она. — Так, говоришь, свободные дни ещё остались? — присвистнул капитан, щуря карие глаза. — Знаешь, милая, обидно будет оставлять нашу королеву только в обществе таких не особо выдающихся личностей! — Не припоминаю, чтобы наша королева так сильно жаловалась на свою нелёгкую участь, — с лёгким раздражением ответила ему Марина, и Андреас, чутко уловив ревность в голосе лейтенант, со смехом обнял девушку за плечи и накрыл её губы поцелуем. Уильям уже на пятнадцатой минуте заметила повышенное внимание лейтенанта к Северной двери королевского дворца. К слову, почему её звали Северной, никто не знал, ибо, если на то пошло, этой стороной дворец смотрел точно в сторону востока. Но правители Оловянного королевства всегда были большими оригиналами. Но нужно было отдать им должное: замок, построенный на вершине холма, был настолько же древним, насколько великолепным. Его приказала построить ещё первая легендарная правительница Оловянного королевства, Кассандра Ликил, хрупкая рыжеволосая женщина, сумевшая организовать самый масштабный в истории государства Дворцовый переворот. Она сделала это так мастерски, что никто уже и не пробовал вспоминать, кто был перед ней да и был ли вообще. Королева Кассандра всё доводила до конца, максимально приближая всё, за что бы ни бралась, к идеалу. Неудивительно, что её резиденция получилась под стать своей владелице. Алаконский дворец беспардонно протыкал шпилями небо и разрывал облака, светился, подставляя черепичные бока крыш под лучи восходящего солнца. Казалось, замок сам знал, насколько монументально и величественно выглядел, и, казалось, оттого ещё больше сверкал на солнце, махал флагами и возвышался над всем Алаконом, давая начало его главным улицам. Они спускались от замка вниз по спирали, и город паутиной разрастался по всему Оловянному холму, и чем больше он увеличивался в размерах, тем более запутанным его делали бесконечные перекрестки, узкие улицы с тупиками, нагромождение покосившихся одноэтажных домиков и мосты через давно пересохшие каналы. Алакон можно было назвать Солнечным городом. Он преображался, когда светило показывалось на небе, и вместе с ним преображались и алаконцы. Улицы заливались огненным светом, гладкие камни на дорогах становились похожи на речные камушки, то тут, то там на теле города вспыхивали яркие пятна. Вот круглая Золотая площадь со зданием банка, скромно расположившимся чуть сбоку. В центре площади – огромный сверкающий диск, указывающий направления во все концы бескрайнего королевства. Ослепительный в свете закатного солнца купол собора Создателя с искусно выполненной фигуркой Дракона на самой верхушке. Широкие главные улицы, коих было много в Алаконе, но в половине из них просто нельзя было узнать оных из-за огромного количества повозок, которые всякие нерадивые люди располагали прямо на улицах; из-за обилия бочек с рыбой на тротуарах, узких длинных столов с сидящими за ними бабушками, продающими зевакам всякую безделицу, из-за толп пешеходов, туристов, суетящихся мамаш, развесёлых бродяг, щеголеватых артистов, подчёркнуто-деловитых стражников… Улицы чуть поуже петляли между домами с белыми стенами, увлекали гораздо меньшее количество людей в совершенно иной мир: маленький, уютный, домашний, с цветками в кадках над улицами, сто раз заштопанными флажками, развешенными между крышами, босоногими ребятишками, которые снова и снова выдумывали новые игры и носились туда-сюда шустрыми стайками разноцветных птиц. Но все улицы, большие и маленькие, неминуемо увлекали всех жителей вниз, к подножиям холмов, туда, где город заканчивался, и начинались знаменитые Алаконские холмы. Бескрайние поля душистых, опьяняющих ароматом поздних летних трав, озарённые заходящим, отдающим свой последний жар августовским солнцем. Холмы, где ветер щекочет лицо и забирается под одежду, а по сочным травам так и хочется пройтись босыми ногами. И всё это великолепие можно было наблюдать, стоя перед окном в королевском замке. Кассандра Ликил всё рассчитала. Капитан тряхнула головой, тёмно-русые волосы, собранные в тугой хвост, тут же взлетели в воздух. На прежнем месте лейтенанта Джеймса Хаклена уже не было. Уильям Норфолк с трудом подавила стон, который могут издавать лишь люди, давно отчаявшиеся найти что-либо хорошее в жизни. Она даже не удивится, если его напарнику по тренировке – старине Джему, который был младше всех в гвардии, но всё равно звался стариной – как назло, отшибло память. — Где Хаклен? – хмуро поинтересовалась Уильям Норфолк. С азартом следящий за сражением двух своих коллег Джем подскочил и шустро отдал честь. Сэра с трудом удержалась, чтобы не ответить ему улыбкой: слишком уж этот паренёк напоминал ей её в юные годы. Ему, так же, как и Уильям, попасть в военные помог случай. Просто перед отплытием из Лигры никто не догадался проверить корзины с провиантом, которыми гвардию снабдили щедрые островитяне, когда она, уже полностью укомплектованная, возвращалась в славную королевскую столицу. В итоге провианта у гвардии резко поубавилось, а количество ненавистников у щуплого мальчишки с острова Рид резко возросло от нуля до двадцати. Но в чём пареньку нельзя было отказать, так это в нескончаемом оптимизме. Джем ухитрился не только не умереть в обратном путешествии домой, но даже стать гвардейцем. И через лет двадцать он дослужится до унтер-лейтенанта и будет рассказывать байки о том, какова была гвардия тогда, во времена его бурной молодости. Если доживёт до того дня, разумеется. Ибо сэра Норфолк… иногда была такой Норфолк, если честно! — Знать не знаю! – бодро ответил Джем и поднял глаза на сэру. Бойкость куда-то сразу отступила. Юноша шумно сглотнул и повёл плечами: — Мы тренировались и я, похоже, задел его шпагой, и он решил… решил… — Ясно, — сухо процедила Уильям сквозь зубы и повернулась на каблуках. – Тобиас, продолжайте тренировку без меня! Темноволосый парень, краем глаза следящий за обычным дежурным выяснением того, куда в очередной раз пропал лейтенант, сдержанно кивнул и тут же отпарировал удар шпаги соперника. «Тобиас стал бы прекрасным лейтенантом. Но он ещё зелёный, — вздохнула про себя девушка и тут же хмыкнула, теперь уже вслух. – А Джеймс уже красный. Стараниями Её Величества. Но когда-нибудь я убью его. Потому что он ведёт себя, как полный болван, и если так продолжится дальше, то я просто… просто… назначу нового лейтенанта!» Уильям Норфолк даже остановилась, поражённая этой идеей. Перед глазами так явственно предстали образы гвардейцев. Нестройные шеренги абсолютно непохожих друг на друга мужчин с разных уголков Оловянного королевства. Это была отвратительная мысль, верно. Все её подчинённые были фехтовальщиками весьма одарёнными и военными просто отличными, но сэра Норфолк ужен и представить себе не могла помощника другого, нежели Джеймс. А кто, если не он? Тобиаса и Джема она в расчёт уже не брала. Совершенно не умеющий руководить Филипп? Или явно импонирующий спиртному Лесси, суровый уроженец гор Идо, который привык согреваться всю свою жизнь и уже совсем не мог избавиться от этой привычки? Несмотря на изрядную ширину в плечах, этот молодой человек был крайне ранимым. Ведь сколько раз твердили отцам и матерям, что имя носить не им, а их ребёнку. Но нет, везде упорно продолжают появляться малыши, обиженные судьбой на самой первой секунде их жизни! Вот кто, кто додумался назвать этого бородатого, испещрённого шрамами широкоплечего мужчину женским именем!? Валерьянку в походы всегда брали с расчётом на Лесси. Был ещё Дерек. Это был единственный гвардеец в их сплочённом коллективе, с которым Уильям упорно не могла найти общего языка. Дерек был нагловатым, напыщенным индюком, но был мастером своего дела. К тому же, в его верности можно было не сомневаться. Он был предан не королеве. Он был предан короне. А это значило, что в безопасности была не только Катрин, но и все её многочисленные родственники. К тому же, полезно иметь под рукой человека, который может с чувством произнести высокие речи перед крестьянской толпой, пока ты тушишь пожар, устроенный менее удачливыми гвардейцами. Но его умения оратора нисколько не умоляли того факта, что Дерек был настоящей сволочью. Все в гвардии его откровенно говоря недолюбливали, а с Джеймсом они постоянно собачились. Всё началось с того дня, когда гвардия, полностью укомплектованная, наконец плыла домой. Корабль встречал тогда уставших от жары путников тоскливым скрипом мачт. Слабо ударялись о шхуну волны, белые паруса уныло и чуть заметно трепетали на небольшом ветру. Джеймс окинул судно восхищённым взглядом. Пускай оно не было самым большим в этом порту, но оно повезёт его в сверкающую столицу королевства, а потому это самый лучший корабль на земле. Карие глаза за стёклами очков с трудом различили название в полумраке. «Суббота». — Почему… — Не спрашивай, почему он так называется, — перебила мужчину Уильям. — Оловянное королевство… — не то ли выругался, не то ли восхитился будущий гвардеец. — Да, этот красавец вмиг домчит тебя туда, — Уильям поняла слова мужчины по-своему. В её голосе слышались нотки восхищения, и Джеймс, переведя заинтересованный взгляд на невысокую девушку, увидел, как блестят её глаза. Корабли восхищали юную воительницу ничуть не меньше, чем блеск стали. – По крайней мере, будет стараться. Мармараз находится безумно далеко от столицы. — Я знаю, Уильям, — сумрачно вздохнул Джеймс. – Безумно далеко. А кто будет нашим капитаном? Все их вынужденные спутники уже забрались на корабль, а эта парочка всё продолжа стоять на пирсе. Уильям мучительно закусила губу. Никто из будущих гвардейцев даже не подозревал, что именно их будущий капитан лично наносил визиты семьям молодых ребят, завлекая их в сверкающий Алакон. И, ослеплённые блеском столицы и такой почётной для них миссией, будущие гвардейцы не особо часто задавались вопросом, кто же такая эта Уильям. А если и задавались, то решали, что молодая девушка просто очередной советник Её Величества, которых, должно быть, нужно очень много. Оттого она и выглядит так измученно, оттого и эти круги под глазами… — Капитан Брюм, мы можем отплывать! – крикнула эта самая девушка, наконец взобравшись на корабль. Мужчина, уже немолодой, с квадратным подбородком и скрытыми в морщинах маленькими серыми глазками, важно кивнул и развернулся в сторону матросов: — Слышали команду молодой леди!? Отдать швартовы! И где мой попугай!? – матросы тут же подорвались от этого грубого голоса, а Уильям смущённо улыбнулась. Капитан Брюм был одним из тех друзей семьи, кто дружил с Норфолками скорее по старой памяти, а не из собственного желания. Он не разделял взглядов родителей Уильям и с любопытством наблюдал за шустрой угловатой девчонкой, когда та шла к своей мечте, прекрасно понимая её благородные стремления, ведь мечтой самого капитана всю его жизнь было море. От Брюма всегда пахло солью, рыбой и табаком, и старик носил этот запах на себе с тех пор, как его нога ступила на его первый корабль. Необученный матрос с горящими глазами бегал по кораблю, исполняя каждое поручение со всей усидчивостью, лучше всех – иной раз даже включая капитана – ориентировался на корабле, но пройдёт достаточно большой срок, прежде чем уже капитан Брюм станет плавать на собственном судне. «Суббота» не была кораблём с названием без смысла: просто этот день недели стал для мужчины счастливым. — Именно в субботу, сорок лет назад, — хриплым голосом произносил капитан, с гордостью осматривая свой корабль, — судьба свела меня с морем, нарядив в форму матроса. Эх, времена! Судьба многое и отняла у капитана. Многих друзей унесло море, многих любимых женщин уводили за руки другие, и никто не подарил Брюму детей, и некому было встречать капитана с дальнего плаванья, а в час непрошеной болезни за ним, всегда не сгибаемым ни бурей, ни голодом ухаживала соседка, сердобольная старушка, с которой уже сыпалась пыль. — Море, море, вечно море, а о себе бы подумал, — ворчала женщина, меняя мокрую тряпку на лбу капитана. – Вот так схватит где-нибудь в плаванье, и всё, поминай, как звали! — Ты вот не жужжи, не жужжи, — с трудом выдавливал капитан, уже про себя сожалея о том, что умудрился заболеть, впервые за бесчисленное множество лет. Столько и не живут! Но старая карга продолжала бурчать: — Море, море, а детишки где? — Море – моё всё, — выдавливая усталую улыбку, отвечал Брюм. Всё было для него море. И Уильям это знала, а она всегда уважала людей, любящих своё дело. И когда той понадобился капитан для приключения, которое рисковало стать опасным, девушка сразу порекомендовала Её Величеству капитана Брюма с его «Субботой» и настояла на их личной встрече. Это было знаменательно: величественная Катрин, восседающая на импровизированном троне из плетёного стула в алаконском порту, внимательно слушает смущённого визитом Оловянной королевы капитана, расхваливавшего своё судно. Больной глаз стареющего капитана всё время щурился и источал слезу, а Брюм смахивал её тыльной стороной ладони, задевая спутанную черную бороду, и продолжал свой рассказ, увлеченно жестикулируя большими, как лапы медведя, мозолистыми ручищами. Темноволосая королева отшатывалась, но терпеливо выслушала рассказ до конца, и Уильям с поистине победоносной улыбкой на устах видела, как с каждой секундой всё больше разгорался огонь во взгляде Её Величества. Даже если ты не любишь корабли, даже если тебя мутит от одного вида морских волн, даже если ты на сто десять процентов сухопутный волк, тебя невольно зачарует рассказ капитана, и тебе захочется уплыть на волнах. Ну, или послать плыть на волнах кого-то другого. — Уильям, твои бездари ждут тебя в… — Да, спасибо, — прервала капитана Брюма девушка, бросив на него предостерегающий взгляд серых глаз. Ему единственному было известно про то, кем станет для будущих гвардейцев Уильям в недалёком будущем, и что-то подсказывало ей, что не все молодые люди придут от этого в восторг. Разум охотно подбросил сразу несколько имен молодых, сильных и преданных шпаге молодых парней, для которых превосходство женщины было чем-то сродни апокалипсису. Пример Её Величества Катрин они почему-то из виду всегда упускали. Уильям нехотя усмехнулась: в каком-то смысле ей действительно приходится легче всех. С её правами на престол уже давным-давно все смирились, а вот Уильям в ближайшие месяцы придётся знатно потрудиться, чтобы стать для будущих гвардейцев всем. Кроме, разумеется, любимой девушки. О субординации нужно помнить всегда. — За Мармараз! За отплытие! – но субординация существовала тогда, когда была гвардия, а её пока формально не было. Уильям озорно сощурила серые глаза: пришедшие вместе с ней будущие офицеры уже сидели в компании своих будущих сослуживцев, разливая по кружкам горячительный напиток, и радовались тому, что путешествие наконец закончилось, и их ждёт новая, чудесная жизнь, полная подвигов и попыток защитить Её Величество, нередко от самой себя. Благо, последнего факта молодые люди не знали, а потому веселились от всей души. Уильям тихо подошла к открытой двери и прислонилось к косяку: с этой позиции было прекрасно всё видно и слышно, но хрупкую фигуру будущего капитана королевской гвардии сэры Норфолк молодые люди при всём усилии не смогли бы разглядеть во мраке. — Нет, роклинский ром всё равно лучше мармаразского, — задумчиво произнёс светловолосый Кагул с носом-картошкой и большими и усталыми карими глазами. Он толкнул в бок своего соседа Раандула, соотечественника Лиандура-призрака, сидевшего рядом с ним, а тот лишь неопределённо пожал плечами. Отпечаток самых высоких и холодных гор Оловянного королевства был заметен и на нём: несмотря на ярко-рыжий цвет неровно стриженных волос и озорные веснушки, раскосые синие глаза смеялись очень редко, а лицо не теряло напряжённого выражения. В горах всё ещё были суровые устои, а блестящая столица и думать не смела о том, чтобы пытаться как-то их изменить: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. И из века в век в горах свято соблюдались все традиции и устои, потому что, честно говоря, без них невозможно было выжить в снежных вершинах. К ним относилось и правило пить алкоголь только в помещениях, а потому Раандул почти не пил. — Не могу знать, Кагул. — Ты никогда не пил роклинского рома!? – изумился Кагул, его широкое лицо вытянулось, и мужчина, и без того чем-то сильно смахивавший на собаку, начал походить на неё ещё сильнее. — Почти никогда, — пожал широкими плечами Раандул. — Из какой же задницы тебя вытащила наша благодетельница, что ты никогда не пил эту потрясную штуку! – выдохнул Кагул и залпом осушил сосуд с оставшимся там напитком. Остальные мужчины инстинктивно стихли: подобно остальным жителям оловянного королевства, они всегда очень тонко чувствовали те моменты, когда стоило замолчать и уделить внимание разыгравшейся где-то очень близко сцене, которая рисковала быть фееричной и запоминающейся. Раандул медленно встал из-за стола: — Моя задница называется горами Илииду, и если ты на том морозе начнёшь пить эту дрянь, то у тебя, друг мой, отвалятся пальцы, — рыжеволосый парень ткнул остриём шпаги в грудь Кагулу. – Тепло душе, но по-прежнему холодно телу. — Умник какой, — процедил Кагул. – Кем ты был до того, как тебя нашла эта милая девочка? — Лекарь, — пожал плечами в ответ Раандул. – А ты? — Пастух, — угрюмо сплюнул светловолосый мужчина, конфликтно сдвинул брови и рявкнул, невзирая на полную тишину в каюте: — Молчать! Это благородная профессия! — Благородная профессия – это гончары, — произнёс чей-то голос, в котором Уильям только через несколько секунд смогла распознать Джеймса. – К тому же, самая древняя. — Самая древняя, я думаю, тут и так все знают, какая, — басовито захохотал молодой Шо. Джеймс промолчал и с довольной физиономией плюхнулся рядом с молодым темноволосым человеком. Мармаразец окинул соседа благодушным взглядом карих глаз. Они с ним были очень даже похожи, не считая того, что мармаразский загар в принципе всегда отличал Джеймса ото всех остальных оловянных подданных. Сидящий рядом молодой мужчина был, похоже, ровесником Джеймса. У него были недлинные тёмные волосы, остриженные так, что, когда будущий гвардеец наклонялся к пинте, они падали ему на глаза, и парень отчаянно крутил головой, пытаясь привести причёску в порядок. Этот жест настолько напоминал собачий, что Хаклен не удержался от смешка и, получив в ответ удивлённый взгляд умных зелёных глаз, поспешно заткнулся и притих. Да, он и сам знал, что не умел незаметно смеяться над людьми, и впрочем… темноволосый парень не производил впечатления человека, над которым можно и нужно было безнаказанно смеяться. С такими хотелось дружить. Джеймс напряг зрение: на шее парня что-то блеснуло. Разглядев медальон с изображенной на нем короной, Джеймс чуть не выронил сосуд из рук и смачно подавился. Он видел такой в какой-то книжке. Одна из тех штуковин, которая показывала, что перед тобой сидит не абы кто, а человек, принадлежащий к королевскому роду. Тогда какого черта он здесь забыл? — Эй, кто-нибудь, извольте принести ещё выпивки! – Джеймс подскочил от этого резкого и не в меру пьяного голоса, а Уильям, всё ещё стоявшая во мраке, нехорошо сдвинула брови. Уж кто-то, но Филипп… От вина, ударившего ему в голову, молодой человек даже забыл, где находился и пытался забраться на стол, требуя вино, да побольше, да «ровно в двенадцать часов ноль семь секунд!» Ещё один претендент на лейтенантские погоды списан со счетов. — Фил, Фил, угомо… — Зааткнись, Лесси! – усатый парень, залихватски взъерошив неровную шевелюру рыжих волос, подошёл к стоявшему в дальнем конце каюты бочонку и открыл его. Но тотчас отшатнулся и заговорил не своим голосом: – Здесь мясо. — Фил, с тебя уже хватит, — увещевал Шо, будучи солидарным с Лесси. Лицо рыжеволосого Филиппа налилось кровью: — Я… ик!.. Тут мясо! — Фил… Твою мать! – это уже сказали все сидевшие в каюте, дружно и хором, только с разным временным интервалом. Получился очень громкий и выразительный вопль изумления. А Филипп просто вытянул из бочонка то, что он назвал мясом. Нужно отдать марселайнийцу должное, чисто с биологической точки зрения он был прав. Из бочонка, заботливо придерживаемая за волосы рукой Филиппа, сначала показалась голова, потом щуплая шея, худые плечи, а вслед за ними и всё тело угловатого подростка, совсем ещё мальчишки. Джеймс в который раз выразительно подавился. Он был до безобразия похож на ридийца. Их всегда можно было отличить в толпе, и выдавала их даже не внешность. Настороженный, как у диких котов, взгляд, был далеко не единственной чертой, роднившей островитян с кошачьими. Остров Рид находился рядом с Лигрой, но климат у них был несравненно лучше, и ридийцы не хватались зубами за жизнь, подобно мармаразцам. И всё же среди довольных и упитанных островных «котов» находились и такие, как мальчишку из бочонка, доходяги: худые, угловатые, с ногами-палками, но очень живыми и блестящими, настороженно смотрящими на мир глазами и цепкими пальцами. Очень ловкие и прыткие, не было во всём Оловянном королевстве людей, которые бы не признавали, что остров Рид производит самое больше количество воришек и плутов. Впрочем, если потенциал направить в правильное русло… Джеймс прищурил глаза и щегольски поправил очки, всё ещё рассматривая мальчишку. Его занимал вопрос, как он сюда попал, и будущего гвардейца нисколько не волновало то, что парень спрятался в бочке с провизией, лишив будущих защитников королевы определённой части щедрых мармаразских даров. К несчастью, не все были так великодушны, как Хаклен. Ридийца плотным кольцом обступили внушительные тени будущих гвардейцев: — Где еда? – пробасил какой-то мужчина, имени которого Джеймс ещё не знал, нехорошо искривляя толстые губы. Мальчишка, бросив взгляд на мужчину, испуганно отшатнулся и впечатался острыми лопатками в живот Кагула. И снова проявив необыкновенную проворность, ридиец отскочил от мужчины, так живо и ярко напоминавшего бульдога, и успел бы отбежать на безопасное расстояние, если бы гигантская лапа уже не сжимала щуплое плечо подростка. — Ты слышал вопрос, малый. Еда где? Джем, пятнадцатилетний юноша с острова Рид, совершил глупость, которая в противном случае могла бы стоить ему, конечно, не жизни, но целой руки и ноги так точно. Отважно распрямив плечи, настолько, насколько это вообще возможно, если одно плечо намного ниже другого под давлением ладони бугая вроде Кагула, он нахохлился, словно воробушек после дождя и громко, слишком громко, так, что на лицах некоторых непьющих мужчин появилась добрая и понимающая улыбка, ответил: — Я лучше всякой еды! Я будущий гвардеец! — Да ты сказки сочиняешь, поди, — рывком поднялся со своего места Дерек, и Уильям с силой сжала дверной косяк, чтобы не вмешаться раньше положенного времени. Дерек ей не нравился с самого первого дня. Как бы сказала её подруга графиня Анна, «конфетка, пахнущая коровьим де… прости-прости, Уилли». Да, Дерек был достаточно красивым: широкоплечий, высокий, синеглазый, он вызывал восторг у всех служанок, которые попадались ему по пути, пока молодой человек шёл по дворцу на аудиенцию к Её Величеству. Почему он узнал о создающейся гвардии самым первым, оставалось загадкой. Уильям даже не помнила, из какого города мужчина пришёл в Алакон. Он просто сразу пришёл во дворец и попросил Её Величество принять его в гвардию. Вёл он себя подчёркнуто вежливо, так, что сводило скулы не только у Виллии, которая следила за аудиенцией зорким и придирчивым взглядом серых глаз, но у королевы Катрин. Под конец разговора зеленоглазая королева устало сжимала пальцами виски и кивками соглашалась со всеми предложениями по улучшению даже ещё не существующей гвардии, лишь бы Дерек отцепился и ушёл, неважно куда и неважно как. Уильям еле слышно скрипела зубами. Было видно, что он метит очень высоко и так же высоко задирает нос, но в гвардию принимают не из-за хорошего характера, а шпагу Дерек держал мастерски. А значит, послать его назад Уильям не могла, тем более под строгим взглядом Её Величества. «Безопасность дороже всего, Вилли, придётся мириться и с такими экземплярами, — вздохнув, ответила тогда на протесты со стороны Уильям Катрин. – А ты будущий капитан. Ты должна уметь ладить со всеми. Это будет твой крест, милая». Дерек напоминал ей змею. Огромную, скользкую, ядовитую. Высокие речи он говорил перед Её Величеством или обыкновенным крестьянами, рассказывая про могущество королевства, про королевские права и про то, какой почёт жить на оловянной земле. Но Дерек не умел дружить с людьми. Высокие слова рассыпались в пепел в его памяти, и Дерек, словно та самая ядовитая змея, сверкая чешуёй, бросалась на беззащитную жертву, которой стал худощавый паренёк, который переводил напуганный враждебный взгляд с гвардейца на гвардейца. — Ты лишил нас пайка, малой, — развязно произнёс Дерек и угрожающей тенью навис над Джемом, жестом показав Кагулу, чтобы тот отошёл. Здоровяк скрипнул зубами, но подчинился, с детства привыкший подчиняться тем, кто говорит и делает всё убедительнее, чем он сам. Дерек тем временем положил руку на эфес шпаги. Уильям сделала осторожный шаг вперёд. – Очень большого количества пайка. Ита-а-ак, ты просто взял, выкинул провиант из бочки и залез туда? Джем молча сжал губы, с такой силой, что они побелели. В каюте установилась звенящая тишина: все с интересом уставились на Дерека. Тот наклонился к лицу мальчик, полностью ощущая своё превосходство, снисходительно посмотрел на его дрожащие ручонки и повторил: — Мне нужен ответ. — Да, — сдвинув выцветшие на солнце брови, ответил Джем. Дерек довольно ухмыльнулся и схватил Джема за горло, пятки мальчика задёргались в воздухе. С десяток гвардейцев – те, кто не был достаточно пьян, чтобы вообще не реагировать на внешние раздражители — неодобрительно загудело и предприняло попытки одёрнуть Дерека, но один из них оказался проворнее всех. — Не трогай его! – этот новый голос заставил спешившую на помощь Уильям застыть на месте. Дерек с интересом повернул голову в сторону говорящего, ослабил хватку, и Джем, хрипя, сполз по стене. – Он ребёнок. — Вот именно. Он знал, куда прётся, — Дерек пренебрежительно хмыкнул. – Никто за уши его не тащил, как мне помнится! Это бардак, и его нужно пресекать. — Но ты не можешь. Дерек сузил глаза. Несколько шагов, и он уже поравнялся с неожиданным противником. «Главное – не довести до драки. Главное – не довести до драки», — неистово повторяла про себя Уильям, настойчиво игнорируя собственное желание украсить лицо Дерека синяком. Пусть они попробуют разобраться сами, поймут, что не справятся с этим, и тогда она и выйдет. С чётким осознанием того, кто из этой кучи широкоплечих парней, которая больше сейчас напоминала плохо слаженную банду, больше всех похож на гвардейца. Так лейтенанты и находятся, у неё нет времени ждать и приглядываться, она должна найти его этим же вечером. Эта причина – главный ключ к разгадке, почему она, Уильям Норфолк, позволила своим солдатам безнаказанно квасить на корабле в первый же день службы. Она будет наблюдать, а завтра… Завтра уже должны начаться тренировки, завтра она поведает всем, что против ожидания всех девятнадцати вояк, ими будет руководить не какой-нибудь испытанный в боях суровый мужчина с усами, а она, двадцатилетняя девушка. А отказываться будет поздно. Холодное море так бездонно… — И кто мне запретит? Ты, как тебя? — Хаклен. Джеймс Хаклен. Запомни это имя. — Дерзить старшим — плохой тон. Тебя никто в детстве не воспитывал? — А тебя? «Нужно действовать быстро». Кагул всё так же сдавленно рычал. «И резко, он не ожидает нападения». Лиандур и Раандул, илиидийцы, словно копируя позы друг друга, расслабленно стояли в опасной близости к Дереку: достаточно для того, чтобы схватить его, если понадобится. «Нужно показать ему мармаразские корни!» Шо напряжённо всматривался в лица то одного, то другого гвардейца, видимо, решая, чью же сторону ему принять, если что. «Он не тронет этого мальчишку». Лесси с удивительным для него изяществом незаметно поднялся из-за стола и, приблизившись к распростёршемуся на полу Филиппу – пьяный организм рыжеволосого мужчины не выдержал сюжетного напряжения, — схватил его за шкирку, чтобы оттащить от возможного места действия возможно разворачивающейся драки. «Только сначала нужно напугать. Как следует». Остальные гвардейцы напряжённо наблюдали за разворачивающимися действиями. Да, молча утверждали они, сцена сейчас принадлежит вам, и сделайте так, чтобы мы сейчас здорово повеселились, но не продырявьте здесь пол, когда будете драться, мы же на корабле, в конце концов. Джеймс поднял руку. Нарочито медленно, небрежно, растягивая каждое мгновение, он под презрительным взглядом Дерека угрожающе поправил очки. «Дурак», — донесся слабый укор абсолютно ото всех зрителей, даже Уильям беззвучно пошевелила губами и впервые за долгие годы военной службы просто закрыла глаза. Исход был однозначен… Дерек выразительно приподнял брови, а всё, что случилось дальше, произошло слишком быстро. Дерек повернулся спиной к Джеймсу и, в одном прыжке подскочив к Джему, отработанным движением схватил мальчишку за шею и надавил на неё ладонью так, что худощавый мальчик согнулся, и ударил локтем ему по спине. Джем упал, Дерек мрачно ухмыльнулся, но ухмылка слишком быстро исчезла с его лица. Послышался звон разбитого сосуда. Уильям, не сдержавшись, раскрыла глаза. Джеймс стоял над Дереком, сжимая в руках осколки третьего горшка. И, воспользовавшись тем, что Дерек на мгновение остолбенел, оттащил его от Джема, которого уже поднимал Шо. Раандул и Лиандур опоздали на мгновение, и пускай это опоздание стоило им горшка Джеймса, целого тела Джема и нервов Уильям, они всё же сцепили руки на плечах Дерека и поволокли куда-то мимо Уильям, а заметив её, оба илиидийца приветливо кивнули. Казалось, ничего не сможет вывести их из положенного равновесия. По крайней мере, Лиандура. Сэра Норфолк, казалось, наконец-то избавилась от охватившего её оцепенения. Что это вообще было!? Когда в последний раз она зажмуривалась от страха!? Если бы она так не сделала, то ещё минуту назад она бы влетела в каюту, достала бы шпагу… и окружающие этих двоих мужчины даже не успели бы прореагировать. — Джеймс, собери осколки. Шо, отведи мальчика в каюту и уложи в постель, разберёмся с этим утром. Лесси, позаботься о Филиппе. Всем спать, веселье закончено, — всё это было сказано в таком приказном тоне, что мужчины и не подумали не подчиниться. А когда вспомнили о том, почему они вообще исполняют её приказы, было уже поздно: сэра Норфолк стремительно вышла из каюты. Гвардейцы озадаченно смотрели ей вслед. Почти все. Кроме Джеймса. Джеймс озадаченно смотрел на осколки. Разбитие этого горшка нельзя было назвать случайностью. Мало какой горшок уцелел бы после встречи с головой Дерека, это однозначно. Так что своими действиями Джеймс сразу подписал ему приговор. И себе тоже. Его служба в столице теперь не будет хорошей, ведь примета матушки Тенаш… с другой стороны, Хаклен взял сосуд со стола машинально. Это было первое, что попалось ему под руку, и если бы этим «чем-то» оказался не горшок, а молоток, или кувалда, или якорь, Джеймс бы, не задумываясь, обрушил гнев холодного металла на голову Дерека. Конечно, вреда от этого тоже было бы несравнимо больше, и вот если бы на месте горшка был якорь, Джеймсу точно было бы не видать службы при дворце Её Величества. А так хотя бы остаётся надежда. Да, это определённо была случайность. Всё будет хорошо. — Спасибо, — пробормотал парнишка, приблизившись к Джеймсу. Тот растерянно поднял голову, услышав голос. Что? Где? Тут же пришлось эту голову и опустить. «Мальчик из бочонка» не доставал макушкой и до плеч Джеймса. – Спасибо. — Я не знаю твоего имени, — Джеймс был мастером менять темы. — Джем, — он смущённо улыбнулся. – Я с острова Рид и… — Слушай, пошли, позже поболтаешь с ним, договорились? – сказал Шо, и Джем покорно кивнул и пошёл вслед за мужчиной. Он был уже слишком напуган всем происходящим вокруг и слишком измотан собственной бесполезной борьбой с Дереком, что не возражал вообще. — Тебя он сильно задел? — Да нет, пару царапин, ерунда! Джеймс помотал головой. Остров Рид. Местечко хорошее, если только… если только Джему повезло родиться в нормальном городе. Но раз этот парень оказался на «Субботе», значит, ему действительно туго приходилось. Интересно, куда делись его родители? Мармаразец зажмурился, распахнул глаза, резко выдохнул, выкинул осколки в угол каюты и с чистой совестью вышел на палубу. Ему определённо был нужен свежий воздух. Уильям он тоже был нужен. Во всяком случае, руководствуясь именно такой причиной, девушка так спешно вышла из каюты. Она стояла и упиралась руками в борт корабля, сосредоточенно сжав тонкие губы. Её интересовал только один вопрос. Только один дурацкий вопрос. Какого чёрта она медлила!? То, что происходило там, внизу, в каюте, действительно напоминало больше представление, чем реальную стычку двух будущих гвардейцев. Но Уильям-то знала, когда это представление закончилось, и началось то, что могло завершиться очень плачевно для мальчика. «Он бы убил его, — настойчиво крутилось в голове у сэры, и чем больше она повторяла про себя эту фразу, тем хуже ей становилось. – Убил из-за ничего, просто бы замахнулся своей рукой и… Уильям, почему ты ничего не сделала? Почему стояла там и ждала, чего-то! И это будущий капитан! Позорище. А если бы Дерек… Нет, Катрин, так не пойдёт, его я выгоню к чёрту, когда мы причалим в Алакон!» Морской ветер продолжал настойчиво трепать короткие тёмно-русые волосы молодой девушки, а она только сильнее упрекала себя, не обращая внимания на то, что ночь становилась всё холоднее и холоднее. На палубе никого не было, а может, Уильям просто никого не замечала. А матросы не замечали сгорбленную фигурку во тьме. «Если ты хочешь быть капитаном, ты должна прерывать абсолютно все потасовки, Уильям, — неожиданно твёрдо сказала сама себе сэра. – Никогда не знаешь, чем стычка может закончиться. Сжал бы Дерек ему горло чуть больше, замешкались бы гвардейцы, Джеймс бы не схватил свой дурацкий горшок…» Уильям невольно улыбнулась. Поступок мармаразца был абсолютно глупым: кто в здравом уме пойдёт на Дерека с горшком наперевес? И всё же… всё же в этом поступке было что-то такое, чего было достаточно, чтобы Виллия, которая прониклась определённой симпатией к странному высокому мармаразцу в очках, начала его уважать больше. — Спасибо за Джема, Вилл, — сэра стремительно обернулась. Она не заметила, как со спины подошёл Джеймс. — Что? – непонимающе повернула голову набок Виллия. — Спасибо, — повторил Джеймс. – Я знаю, откуда он пришёл. У него просто не было выбора. — Выбор есть… — Нет, если ты с острова Рид. Пойми, Уильям, я... – мармаразец нерешительно взъерошил пятернёй волосы на затылке и сморщил переносицу, собираясь с мыслями: — Его нельзя его обратно. Его нужно оставить в гвардии. — Что? — Уильям на секунду показалось, что она вернулась на Лигру. Всё та же жара, которая давит на мозг, не позволяя ему работать, и такая чертовщина происходит с каждым человеком на острове. О чём ей только что сказал этот мармаразец? Оставить мальчика? Это же чистой воды безумство! – Нет, Джеймс! — Если хотите, я сам могу его учить! – поспешно произнёс высокий парень, делая шаг навстречу будущему капитану и вытягивая руку в успокаивающем жесте. Так обычно подходят ко всяким необычным животным: так, зубастик, хорошо, если хочешь, отгрызи эти руки, только оставь мне ноги, чтобы я смог от тебя убежать. — Да... – Уильям поморщилась. Лицо Джеймса сейчас выражало такую участливость, что отказать ему было чем-то почти невозможно. Это как отнять конфету у ребёнка. Нет, две конфеты. Или даже запретить есть сладкое неделю. Но девушка собрала волю в кулак и подняла на мармаразца взгляд. — Джеймс, послушай. Как бы мне ни нравился Джем, каким бы хорошим парнем он ни был, я не могу взять его. Её Величество приказала отбирать только самых сильных, храбрых... — Да зачем ей вообще понадобилась гвардия? Уильям посмотрела на Джеймса долгим немигающим взглядом. Вряд ли в Мармаразе хоть когда-нибудь появлялась Катрин. Вряд ли там вообще знают, как она выглядит. И островитяне понятия не имеют, что происходило на самом континенте в течение последних десяти лет. Да, по всему королевству объявляли траур, когда скончался король Генрих, когда из-за нападения на дворец разбойников погибла принцесса Эллин, да вот только разве дойдёт до Лигры новость о смерти венценосных особ вовремя? «Возможно, они там ничего и не знали никогда», — подумала Уильям. Одного взгляда на светившееся мрачной досадой лицо Джеймса было достаточно, чтобы убедиться в правоте девушки. Он искренне не понимал, зачем Её Величеству понадобились достойные защитники, и сейчас негодовал по этому поводу только потому, что из-за этой досадной мелочи в ряды гвардии не мог попасть Джем. Вполне успешно забывая о том, что благодаря желанию королевы Катрин обезопасить свою жизнь, он, Джеймс, получил путёвку в настоящую жизнь. — Ты... ты знаешь хоть что-нибудь про неё? — Ну... – мрачная досада схлынула с лица Джеймса, уступив место вполне обычной неловкости. — Её имя начинается на "К", кажется... — Поразительная осведомлённость, – пробормотала себе под нос сэра Норфолк. — Гвардия нужна для того, чтобы её защищали. — Да разве во дворце недостаточно стражи? — Ты их видел, Хаклен?! – не выдержав, Уильям уже кричала. Джеймс, широко раскрыв глаза, отшатнулся. А девушка презрительно сморщила переносицу: — Это просто куча бездарных идиотов, которые забыли, что такое шпага, не говоря уже о том, как её держать! А королеве нужна настоящая защита, понимаешь? Чтобы она не беспокоилась за свою жизнь. — При такой гвардии, как наша, она скорее умрёт из-за больного сердца! А что? Я слышал, у пожилых людей и сердце слабое. А сколько нашей королеве вообще? Лет семьдесят? — Сорок, Джеймс, — лицо мармаразца вытянулось, и Уильям старательно отвела взгляд, стараясь не смотреть на растерянное лицо гвардейца. — Ты её и не видел, похоже. Ну, ничего. Полюбуешься ещё. — Я не люблю женщин в возрасте... – нерешительно промолвил молодой человек, наверное, гадая, будет ли эта фраза неуважением к правящей верхушке королевства. Уильям досадливо поморщилась. — Я не об этом, Создатель с тобой, Хаклен… «Он безнадёжен. Он безнадёжен, но на него можно положиться. А ещё он будет стараться сделать так, чтобы гвардия ничем не уступала страже, не дай Создатель, потому что он из Мармараза… Поздравляю с назначением, лейтенант гвардии Джеймс Хаклен. Ты бил горшок не зря. Да, только не стоит, пожалуй, говорить ему о его назначении сегодня. Незачем ещё раз испытывать мармаразскую психику. Оставлю это, пожалуй, Катрин. Она очень хорошо ладит с людьми! Пожилая женщина, надо же…» Сомнений не было: нелёгкая принесла Джеймса прямо к этой пожилой женщине в объятия. Но, вопреки ожиданиям, возле дверей в спальню Её Величества она увидела совсем не Джеймса, а людей, которых меньше всего хотела и ждала застать. — Я прошу прощения… Стражники, казалось, не слышали нерешительного тихого голоса, раздавшегося за их спинами, и только теснее сплелись в объятиях. Марина попросту блаженствовала, погрузившись в сладкое оцепенение, и совсем не хотела, чтобы кто-то прервал этот поцелуй. Да даже если бы это была сама королева, лейтенант скорее бы прибила ту на месте, чем позволила помешать им! Но человек, мерзкий в своём упорстве, продолжал настойчиво обращаться к Андреасу и Марине: — Я прошу прощения, вы не видели Джеймса? — вопрос прозвучал гораздо более резко, чем в прошлый раз, и Марина, расслышав его теперь хорошенько, сразу же распознала в говорившей Уильям Норфолк. Конечно, у самой удовольствия в жизни ограничиваются какими-то жалкими гвардейцами, теперь решила и всем другим жизнь испортить! Рыжеволосая женщина резко открыла глаза, разорвала поцелуй и мимолётом увидела, как Андреас озорно подмигнул ей. Потом капитан развернулся на каблуках ботфортов, увлекая Марину за собой, и убрав одну руку с её талии, отсалютовал подошедшей сэре Норфолк пальцами. И в то время, как лицо Андреаса приобретало озадаченное выражение, Марина злорадно ухмылялась: Уильям Норфолк абсолютно не переносила, когда люди занимались проявлением своих чувств: обнимались, целовались, а от лицезрения более интимных подробностей взаимоотношений мужчины и женщины, к обоюдному счастью, Создатель сэру Норфолк сберёг. Становясь невольным зрителем подобных сцен, девушка отчаянно краснела, покрывалась красными пятнами, смущалась и не могла сказать ни слова, затравленно смотря куда угодно, но только не на целующихся людей. Нравится — их проблемы, но её, Виллию, это никак не должно касаться. — Андреас, она спрашивает, не видели ли мы Джеймса, — елейно отозвалась Марина, прижимаясь крутым бедром к капитану. У Андреаса не заняло много времени понять, отчего у Уильям такое перекошенное лицо, потому он улыбнулся, вторя Марине: — Что же мы можем ответить нашей доблестной капитан? По правде, нам было совсем не до того, котёнок. — Страже всегда не до того, — строго и громко сказала Уильям. Она овладела собой настолько быстро, насколько позволяла ей это ситуация. — Так что поздравляю, капитан, вы уже освоились. — Поздравления принимаются, котёнок, но лучше бы они были в другой форме, — мягко улыбнулся Андреас и с напускным осуждением взглянул на хихикавшую Марину. — Лейтенант Эклан, держите себя в руках. — Вынуждена поддержать вашего капитана, лейтенант, — отчеканила Уильям, прожигая парочку взглядом. — Страже законы не писаны, и она забыла про субординацию? — А это, при всём уважении, гвардейского капитана мало касается, — Марина расплылась в довольной улыбке, с интересом прислушиваясь к тому, что говорит Андреас. — Наведите порядок у себя в гвардии. Ваш лейтенант просил слово в слово передать мне, что мы его не видели! И, если у вас больше нет к нам вопросов, сэра Норфолк, то, честь имею! — Ошибаетесь, — усмехнулась Уильям, но развернулась и ушла, не замечая двух выразительных взглядов, устремлённых ей в спину. — Она всегда такая нервная? — после утвердительного кивка Марины, Андреас вздохнул: — Какая жалость. Что же, я сделаю всё возможное, моя милая, чтобы ты такой точно не стала. Дверь в спальню за стражниками закрылась и не отпиралась до самого утра.