Оловянная Сказка

Андреас сладко потянулся в кровати, разминая затёкшие мышцы, разлепил веки, приподнялся на локтях и огляделся по сторонам. К вящему удовольствию стражника, проснулся он в своей опочивальне. В ней царил полумрак раннего утра, когда осень уже совсем близко, но лето ревностно не отдаёт последние дуновения теплых ветров и освежающую прохладу начала дня. Крохи солнечного света воровато забирались в комнату через окна, и тем же путём туда врывался свободолюбивый ветер, озорно трепал прозрачные занавески, кружил по комнате и ерошил длинные светлые волосы Андреаса. Он зябко поморщился и лёг обратно на смятые простыни, вперившись равнодушным взглядом в потолок. Пожалуй, одна эта комната во дворце стоила того, чтобы работать здесь. Андреас вырос в небедной семьи и был из тех людей, которые привыкли и совершенно не удивлялись роскоши вокруг себя. А потому он мог по достоинству оценить комнату, которую ему отрядила любезная королева. Она представляла собой помещение с высоким потолком, расписанным незнакомыми несведущему Андреасу сценами из Оловянной истории, из центра которого к полу тянулась массивная поблескивающая хрусталём люстра. Тяжёлые шторы были заботливо кем-то убраны подальше от самих окон и застенчиво жались по обоим бокам подоконника, освобождая место для невесомых прозрачных занавесок. Напротив шикарной и неприлично большой кровати расположился массивный шкаф из илиидийского кедра, но Андреас не успел оценить этот предмет обихода изнутри. Изучал он комнату прямо сейчас, лёжа на кровати, потому что вчера на это у него совсем не было времени. С ухмылкой Андреас прокрутил у себя в голове события минувшего дня. Приход во дворец. Бородатые стражники. Анна, Катрин, Уильям. Бесчисленные коридоры. Канцлер. Королева Катрин и её спор. Гвардейский идиот. Жизнерадостные рассказы о гвардии и замечательности капитан Уильям Норфолк. Сама капитан, покрывающаяся пятнами. Марина. Рука, настойчиво обвивающая шею. Объятия, поцелуи, пальцы, запирающие дверь в покои. Одежда на полу. Марина, Марина, Марина… — Уже просну-у-улся? – Андреас не оборачиваясь в сторону женщины, протянул руку и прижал её к своему плечу. А она и без этого доверчиво льнула к нему, как делала это и ночью. Женские пальцы заскользили по его груди, очерчивая невидимые узоры, заставляя Андреаса приторно жмуриться от удовольствия. – Выспался, дорогой? — Ты не оставила мне такой возможности, — льстиво улыбнулся Андреас с чётким осознанием того, что Марина примет эту маленькую лесть, хотя с лёгкостью распознает её. Он не ошибся. Эклан с интересом сверкнула янтарными глазами и улыбнулась своей кошачьей улыбкой: — И многим ты такое говорил? — Достаточно, чтобы не обращать внимания на твои слова. И, пожалуйста, не трогай мои волосы, — Марина озадаченно нахмурилась и нехотя выпутала пальцы из золотистых прядей волос Андреаса. — Глубоко признателен. — Подумаешь, — фыркнула женщина, но стоило капитану склониться над ней, как она сразу позабыла обо всех обидах. Андреас не любил и не хотел ждать, и всегда знал, чего от него ждут девушки. И, покрывая поцелуями шею и ключицы Марины, он медленно поднимался к её губам, уже заранее зная, что Марина не будет и не хочет сопротивляться. Так было, м, всегда? К тому же, у его вчерашней партнерши были уж слишком свежие воспоминания о прошедшей ночи, чтобы их не хотелось повторить. Но, к несчастью для Марины, она не была единственной заботой Андреаса на это утро. — Ты куда это направился? – недовольно буркнула лейтенант, даже не пытаясь скрыть раздражения в голосе. — Ответ весьма предсказуем, милая, — Андреас расплылся в улыбке. — Если вспомнить, кто над всеми нами. Разве капитану не нужно уделять своё время Её Величеству по утрам, докладывать, что все посты в порядке? Кстати, не подскажешь, где находится хотя бы треть их? — Хорош капитан, — буркнула Марина, всё ещё обиженная на Андреаса. — Зато какой у этого капитана лейтенант! — мужчина приглушенно рассмеялся, взял двумя пальцами подбородок девушки и приподнял её лицо. — А ты разве не знала, чем Её Величество соблазнила меня остаться здесь? Всего две вещи: большая кровать и обворожительная лейтенант в подчинение! — А откуда она узнала о твоей любви к большим кроватям? — Солидарность к опытному человеку? Или ей об этом любезно сообщила моя матушка, — не скрывая насмешки в голосе, ответил Марине Андреас и довольно улыбнулся, но отнюдь не по той причине, что вспомнил свою матушку, и любовь согрела ему сердце. Молодой капитан просто нашёл на полу хоть какой-то предмет своей одежды. Целый. — А они хорошо общаются? — Моя мама по жизни кра-а-айне общительная женщина, Марина! – отозвался Андреас и вновь усмехнулся своим мыслям, натягивая на себя помятую, но оставшуюся всё же белой, рубашку. Общительной его матушка была настолько, что от общения с ней не устал разве что её супруг, тучный, спокойный и неунывающий мужчина, на восемь лет младше самой женщины. — И, надеюсь, ты никогда не сможешь оценить её этот талант по достоинству! — С чего это? – ощерилась Марина, недобро сощурив глаза. – Неужели тебя не радует идея когда-нибудь представить меня своим родителям? — Поверь мне, ты сама будешь не в восторге от моей семьи, котёнок! — Кто они вообще такие, твои родители? — Не всё ли равно? Ох, ну хорошо. Они очень известные люди, кроличьи магнаты и всё такое прочее. Я должен быть благодарен за то, какой я есть! — А ты, разумеется, не делаешь этого? — Кто сказал? — с улыбкой прищурил карие глаза Андреас. — Как я уже сказал, мне не за что их не любить! И моя мама знала, что всех капитанов в этом замке постигает весьма плачевная участь. Простим любовь моей матери ко мне, вспомним, что я чудесный сын прекрасных людей! Кроме того, у меня есть сестрёнка, которая любит меня всем своим немаленьким естеством. Но её, как девочку, родители любят больше! Как несправедливо, что ты думаешь? Меня недолюбили! — Оплошность родителей может компенсировать умелая женщина, — лейтенант возбуждённо сверкнула глазами, и Андреас прищурился ещё больше. — Я никогда не находил в себе храбрости оспаривать эту истину, золотце. Подай мне мою шляпу, будь добра! Марина со вздохом перегнулась через край кровати, – капитан не без удовольствия ещё раз скользнул взглядом по всем прелестям женственной фигуры лейтенанта, – подняла с пола широкополую шляпу Андреаса, поддев её цепкими длинными пальцами, и метнула в сторону своего капитана. Тот поймал аксессуар с кошачьим проворством и водрузил себе на голову. Но, вспомнив о манерах, тут же снял её и раскланялся перед дамой: — Благодарю Вас, миледи. Но служба тоже женщина и ждать не любит! — В таком случае, с этой женщиной ты уже в ссоре, — хмыкнула рыжеволосая женщина, запахиваясь в пуховое одеяло. Кареглазый мужчина кинул беглый взгляд на тикающие настенные часы. Несмотря на то, что секундная стрелка, достигая отметки в девять часов, останавливалась на пару секунд и нетерпеливо подрагивала, и часы точно показывали не то время, Андреас уже наверняка знал, что опоздал. «Невелика потеря, с другой стороны», — одёргивая алый мундир, подумал про себя стражник. И тут же его лицо снова озарила улыбка, непривычно тёплая для него, когда Андреас услышал голос Марины: — Но с Её Величеством поссоришься вряд ли, — Марина повернулась к Андреасу и предприняла попытку встать с кровати. — Всё равно она не встаёт раньше полудня. Останься ещё здесь, Андреас. Пожалуйста… — Марина, я бы с радостью, — губы офицера дрогнули в виноватой улыбке. – Но я хочу остаться здесь дольше, чем на один день, а если я не буду паинькой, у меня возникнут проблемы. Было бы обидно избежать повторения этой ночи! На мгновение на лице Марины появилось нерешительное выражение – очевидно, женщина всерьёз задумалась, взвешивая все аргументы «за» и «против», и, преодолев секундное замешательство, взмахнула рукой, милосердно посылая своего начальника на все четыре стороны. Андреас с улыбкой закрыл дверь. В отличие от капитана дворцовой стражи, утро королевы Катрин началось гораздо раньше, нежели ей хотелось бы. Женщина встала с кровати и поморщилась, ощутив неприятный холод пола босыми ногами, задолго до того, как августовский утренний туман за окнами её спальни рассеялся, и солнечные лучи принялись слепо бродить по бесчисленным алаконским улочкам. Решение подняться столь рано принялось правительницей с трудом. Но, всё же, нерешительно потоптавшись на одном месте и беззвучно зевнув, Катрин потянулась, вытянув всё ещё гибкую спину дугой. После с максимальной осторожностью повернулась к прикроватному столику и взяла с него канделябр. Взгляд зелёных глаз упал на спавшего и видевшего десятый сон любовника, и губы темноволосой женщины дрогнули в улыбке. Говоря по совести, ему давно уже не следовало тут находиться, четверг вступил в свои права, но Ошин был чем-то страшно занят и горячо извинялся в записке, которую Её Величеству принёс вечно хихикающий паж. Почему-то когда дело касалось записок, адресованных Катрин, их приносил всегда он. Повесить его, что ли? Раздумывая над этим, темноволосая женщина продолжала разглядывать Блэйка. Черноволосый молодой мужчина щедро сгреб в объятия подушку, безжалостно измяв её, и благополучно сопел, уткнувшись носом в белую ткань наволочки. «И кто бы мог подумать, что псари могут быть даже милыми? – рассеянно подумала Её Величество, надевая поверх шёлкового халата тёплую накидку. И, словно бы осознав всю нелепость своих мыслей, Катрин мимолетно сдвинула брови, разом прогнав этим жестом добродушную улыбку со своего лица. – Но в этом им помогает только магия сна. Вот проснётся это чудовище и ты, Катрин, даже и не вспомнишь о том, чтобы ещё раз поставить слова «псарь» и «милый» в одно предложение». Она не собиралась будить Блэйка. Он и так был прекрасно осведомлён о том, что ему следует делать. Выход для любовников Её Величества вот уже несколько лет был только один – через окно… Катрин вышла из своей спальни, держа на расстоянии вытянутой руки канделябр с уже зажжёнными свечами. Она хотела идти сразу в спальню к Лайту и разбудить его, но неожиданно для самой себя замерла у самого окна и поглядела на туманные пейзажи за окнами. Восхищённый взгляд зелёных глаз скользнул по алаконским холмам, и рука сама поставила канделябр на подоконник. Королева заворожено любовалась своими владениями. Она знала каждую улицу в Алаконе, каждый переулок и закуток, любой тупик и подвал был ей известен. Но вот что касалось природы: холмов, пастбищ, высокого неба над головой и бесконечных зелёных ковров – всё это оставалось для королевы чем-то недосягаемым. Ей было хорошо в окружении пыльных улиц с красными крышами с флажками над головой, легендарных голосящих торговок и известных на всё Оловянное королевство алаконских бродячих артистов. Королева Катрин лишь снисходительно улыбалась, слыша жалобы от гостей с равнинных земель о том, что в Алаконе просто немыслимые подъёмы и спуски улиц, а по брусчатке совершенно невозможно ходить. Видимо, Алакон не предназначался для неженок – здесь всегда жили люди, которые хотели от жизни всего и сразу. А, не получая этого, уже не могли вернуться в свои родные города. Алакон привязывал к себе ничуть не хуже, чем давил. Неосязаемо, невидимо, но груз становился для некоторых людей настолько невыносим, что бедняги уходили восвояси, плутая по сельским дорогам месяцами, пока не находили место, которое было им по душе. Оловянное королевство было щедро на земли: Оксон, Марселайн, Антилия, Альструм, горы Илииду, Мармараз и Лирийские острова – трудно было найти в стране место, где путника не приняли бы с распростёртыми объятиями. Однако Оловянная правительница, как и подобает истинной королеве, искренне обожала свою сверкающую столицу, со всеми её многочисленными недостатками и поражающими своим наличием плюсами. А все Алаконцы искренне любили алаконские холмы. Этим августовским утром очертания холмов только смутно прорисовывались сквозь дымчатую завесу тумана, отбрасывали на овраги тень и в свете поднимающегося за верхушками холмов солнца казались ещё больше и темнее, чем были на самом деле. В оврагах было полным-полно валунов, неотёсанных грубых камней, гальки, мелких камушков. Последние постоянно норовили забраться в обувь весной и летом, а огромные валуны, скрываясь зимой под комьями снега, оставляли напоминанием о себе синяки, шишки и хорошо, если не сломанные шеи. А там, где тень холмов уже не касалась, и весь зелёно-жёлтый простор погружался в мягкий розоватый цвет, солнечные лучи путались в шумящих на ветру и жёлтых от ушедшего летнего зноя луговых травах и стекали сияющими каплями росы по их тонким стеблям. В высоких травах журчали родники, умудрившиеся не иссохнуть за лето, угрожая случайному путнику мокрой обувью и испорченным настроением. Холмы погружались в дразнящий и слегка опьяняющий аромат поздних луговых цветков… Катрин блаженно зажмурилась. Сразу захотелось ощутить пальцами босых ног росу и колючие травы и приятно жмуриться от утренней прохлады. Но неожиданно в одной из комнат пробили часы, и вскоре весь дворец был погружён в монотонный бой, означавший, что совсем скоро служанки, горничные, стражники, лакеи, пажи и ещё десятки и сотни совершенно незнакомых королеве Катрин лиц начнут суетиться во дворце, и наступит знакомая суета и возня. Катрин распахнула глаза и посмотрела на отражение пламени свечей в мутных стёклах окон. Сейчас все ещё спали. И замок, погружённый в сон, и полусонные шорохи, и робкие шаги служанок, закрывающих двери в спальни к гвардейцам – всё это было в какой-то степени даже непривычно для никогда не скрывавшей своей лени королевы Катрин. И впервые за долгое время её посетила мысль, что пора учиться вставать рано. Фигура Её Величества скрылась за дверным проёмом. Идти долго ей не пришлось. Но, упершись в дверь, ведущую в комнату её сына, королева замерла. Отчего-то её снова передёрнуло, по спине пробежал холодок. Комната Лайта была едва ли не единственным местом во дворце, где Её Величество чувствовала себя не в своей тарелке. Она всегда замирала перед дверьми затаив дыхание: как будто чего-то ждала, как будто надеялась, что какая-либо сила помешает ей войти в покои старшего принца. Но чуда не происходило, и королевская длань ложилась на позолоченную ручку двери, и та поддавалась без всяких скрипов, мягко распахивалась перед Катрин, пропуская Её Величество в мир, где её сын был действительно своим. В этих покоях ничего не изменилось с того момента, как Катрин была в них. Иногда она не навещала сына по нескольку дней, и он тоже не выходил на семейные обеды, и тогда Её Величество снова начинала надеяться, что когда она в следующий раз перешагнет порог этой комнаты, то её мрак отступит, но всё оставалось по-старому. Те же наглухо зашторенные окна, те же бумаги на полу, тот же болезненный треск сучьев в камине. Та же кровать, с чугунной резной спинкой, ножками и витыми набалдашниками на них, такими же чугунными розами с облупившейся красной краской. Женщина, проводя линию вдоль спинки кровати, брезгливо одернула руку от холодных цветов, словно бы это были не розы, а нечто крайне премерзкое. Кровать стояла у самого окна, позволяя принцу и ночью рассматривать огни Алакона. Эту привычку он тоже перенял у матери, как и манеру размашисто писать, поджимать губы и слишком сильно переживать за всех своих родных. — Мама? Катрин обернулась и увидела сына. Наследный принц Лайт, босой, в белой рубашке и штанах, светловолосый и бледный светлым пятном выделялся на фоне своей утонувшей в темноте комнаты. Лицо королевы мгновенно преобразилось. Женщина ласково улыбнулась, приподняла выразительные брови, и выражение её лица стало таким, какое появляется на лицах людей, когда они видят маленьких детей. — Ты уже проснулся, дорогой? – ласковым голосом прощебетала королевская особа. — Да, матушка. Королева замерла. Ей требовалось время, чтобы понять, в каком состоянии находится её сын. Либо это был маленький мальчик в теле взрослого мужчины, либо действительно взрослый человек, смотрящий даже на саму Катрин как на маленького ребёнка. — Вот и хорошо, — неопределённо пробормотала женщина. – Сегодня нас ожидает трудный день, сынок. Молли рассказала тебе? — Да, матушка. Приезжает иноземная принцесса? — Княжна, — мягко кивнула Катрин. – Княжна Амелия и посол Северного княжества Барклай. — Они должны были приехать вчера, как мне казалось, — произнёс Лайт, и снова в его голосе промелькнуло что-то непривычно-взрослое для королевы, что та поморщилась, словно от боли. Помилуй Создатель, Лайту почти столько же, сколько Джеймсу, но она ведь не относится к последнему, как к ребёнку. По крайней мере, не всё время! – Впрочем, если гостей никто не встречает, почему они должны стремиться ехать к нам? Катрин улыбнулась уголком губ и осторожно пожала плечами – непривычный осторожный для уверенной во всём и вся королевы. — Их встречают, — ответила женщина с такой же осторожностью, с какой пошевелила плечами. Грустные мысли полезли ей в голову. Хороша мать. За прошедшие пять лет совершенно разучилась разговаривать с сыном. – Гвардейцы. — Они отзывчивые ребята, а их капитан очень мила, — кивнул Лайт и надел на белую рубашку сверху синий камзол без рукавов, потом повернулся к матери и с сомнением цокнул языком: — Но я говорил про другое. Уверен, у тебя уже успели спросить об этом. Почему не был устроен бал по случаю их приезда? — Получат праздник по случаю отъезда, — пробормотала королева в ответ, как капризный ребёнок, но сейчас она не лукавила: в идиотской своим ребяческим упорством голове венценосной особы действительно появилась мысль о том, чтобы проводить Амелию и Барклая максимально роскошно, отпраздновав это событие, как подобает. Катрин и сама не знала, откуда шла эта неприязнь к северным гостям, и, хоть женщина даже ещё не удостоила их своим вниманием, она чувствовала, как негативное отношение к ним достигает своего пика. О том, что будет дальше, Катрин не хотелось думать совсем. Она не хуже своих родных знала, насколько потрясающие своей легкомысленностью поступки она могла иной раз выкинуть. – А пока пусть изволят поблуждать в наших лесах. — В Алаконских лесах не заблудится даже ребёнок, — со смехом ответил матери Лайт. – Я помню эти места, там даже дичь не водится, а сквозь деревья можно ясно разглядеть очертания нашего Алакона. Впрочем, все дороги ведут в столицу? — Только вот что эти варвары почитают за столицу – тот ещё вопрос, — хмуро отозвалась королева и получила в ответ новый смешок сына. Улыбнувшись, она пригладила ему волосы (Лайт недовольно поморщился), умилённо вздохнула, но, взяв себя в руки, добавила: — И всё же, как думаешь, почему они заблудились? Лайт улыбнулся точь-в-точь, как мама: по-кошачьи прищурив уголки прозрачных глаз. — Что-то подсказывает мне, что кучер по дороге просто задремал. …Когда карету с рычащим медведем на двери лес начал окружать слишком долго, и всякий уже мог с уверенностью сказать, что княжна с советником заблудились в невесть откуда взявшемся лесу, сами они начали немного нервничать. Не то чтобы сильно, но понимая, что ехать ночью в лесу достаточно небезопасно, опасаться неприятностей начали. — Я уже устала ехать, — капризно произнесла Амелия, кутаясь в меховую накидку и смотря в окно, за которым чернела непроглядная ночь и лишь кое-где угадывались очертания деревьев: в сумраке их силуэты не казались внушающими доверие. Не так она представляла себе Оловянное королевство. Может, она не отдавала себе отчёта в том, что ночью все кошки серы, а деревья страшны, но она-то, эта чудесная страна, где осенью совсем нет снега, и ещё кое-где пестрят цветы, всё должно быть так волшебно! Ночи здесь должны были быть сказочными, со сверчками, светлячками, тёплые и волшебные, чтобы звёзды белой пылью рассыпались по небу, сверкали и завораживали. И леса в Оловянном королевстве не должны были так пугать. Угрожающее уханье совы, вой волков, чем же они тогда лучше ужасных северных лесов? — Потерпите, Амелия, — деловито отозвался Барклай, заправил мелко трясущуюся бороду за ворот и вновь откинулся на мягкие подушки кареты. – Вам не на что жаловаться. В конце концов, вы путешествуете со всеми удобствами. — Только это путешествие длится уже не знаю сколько! – раздраженно отозвалась девушка, откинулась на подушки подобно послу и закрыла глаза. Чем дольше они ехали, тем более манящими казались ей огни столичного города. Наверняка дворец просто прекрасен! Огромный, из камня мягкого и тёплого цвета, с башнями, шпили которых разрезают облака с такой же лёгкостью, с которой нож скользит по маслу. И во дворце огромное количество комнат. И нет сквозняков, и всё такое красивое, настоящее, королевское! Это завораживало и захватывало, приводило в абсолютный восторг! И где-то там блуждает ещё и Оловянный принц… Амелия улыбнулась. Она точно сделает так, чтобы у неё всё получилось. Она непременно очарует принца. И что, что она ни разу его не видела. С рассказов Барклая она примерно поняла, что представляет собой Его Высочество принц Лайт. Коротковолосый, бледноватый, выглядит устало, ходит в мундире… Вроде, на этом список достоинств, не длинный, зато и не утомляющий, заканчивался. И, засыпая, северная княжна уже с наслаждением видела себя вальсирующей в тронном зале в окружении оловянных сливок общества. А сливки могут быть оловянными? Амелия проснулась от резкого звука, вскинула голову и поморщилась: от резких движений в глазах побелело. Трясти её перестало, карета больше не двигалась. Княжна осторожно выглянула в окно. В отличие от прошлого дня, на небе не было солнца. Вся местность была в непонятной дымке, такой, которая бывает в особо сырую погоду, небо заволокло серой пеленой, и от такой картины стало неожиданно так тоскливо, что Амелия болезненно поморщилась. — Барклай? – позвала посла княжна, но Барклай в ответ ещё громче захрапел в свою бороду. Девушка раздражённо закатила глаза и с силой распахнула дверцу карету с явным намерением прикрикнуть на кучера, но, не рассчитав силы, буквально вывалилась из кареты. Она упала прямо на руки какого-то мужчины. Сердце пропустило удар, когда княжна подняла глаза и столкнулась взглядом с ним. Стальные глаза смотрели обеспокоенно, но по-доброму. Амелия радостно улыбнулась. Вот он, принц..! — Вы не ушиблись? – в своей привычной манере, бодро, весело и с неподдельной искренностью в голосе осведомилась капитан королевской гвардии Уильям Леон Норфолк, только что заботливо словившая северную княжну. Принц был прав в описании и алаконских лесов, и произошедшего за ночь с северными гостями негостеприимной Оловянной королевы. В пригороде Алакона невозможно было отыскать дремучих лесов, а до Вальдового леса нужно было идти трое суток безо всяких остановок. До того же перелеска, где то ли из-за незадачливости кучера, то ли из-за неприятия оловянной землёй иноземных гостей оные и застряли, гвардейцы во главе с бодро шагающей сквозь плотную завесу тумана капитан Уильям добирались от силы пару часов, если учитывать время, которое троица потратила на поиск княжеской кареты. Кроме сэры Виллии, розысками занялись Кагул – низкорослый детина-пастух с собачьим лицом и Тобиас, названный сын королевы. Вместо последнего должен был идти вечный спутник сэры Норфолк лейтенант Хаклен, но в последний момент капитан, к своей удаче, вспомнила, что даже в таких реденьких лесах смуглое дитя Мармараза начинало испытывать на себе все ужасы беспричинной паники. К тому же, лейтенант недолюбливал лошадей, а значит, и усмирить испугавшихся почём зря красивых, но довольно глуповатых алаконских скакунов (и почему только ими можно было запрячь карету в порту?) он не мог. И вот, найдя после недолгих, но очень старательных поисков княжескую карету, разбудив кучера, гвардейцы только подошли к окнам кареты, как оттуда, по-девчачьи взвизгнув, выпала северная княжна прямо в объятия сэре Норфолк. — Вы в порядке? – перефразировала свой вопрос капитан, видя полное непонимание во взгляде северной гостьи. Она не обратила внимания на неприлично громко хрюкающего от смеха Кагула. Тобиас, стоявший рядом, сдержанно улыбался, но выдержка покидала его, пока наконец совсем не сошла на нет с ответом белокурой княжны: — Ой, а как имя Ваше, капитанское? — Уильям его зовут! – не давая капитану вставить и слова, сказал Кагул, который с детским восторгом воспринимал всё, что казалось ему смешным. – Уильям Леон Норфолк! Мужское имя часто играло с отпрыском Бастера и Кэри Норфолк злую шутку, но до крайностей дело пока не доходило. Впрочем, сам вид двадцатичетырёхлетней девушки был таков, что её легко можно было принять за слишком юного для капитанских погон молодого человека. На голове капитан красовалась шляпа из светлого фетра, которую, кроме неё, не носил ни один из гвардейцев, а самой сэре этот предмет одежды нравился только из-за того, что под него можно было спрятать волосы, как она и поступала всегда. Сегодняшний день не был исключением. Неудивительно, что Амелия, наслушавшись о хрупких Оловянных принцев, приняла Виллию Норфолк с немного грубыми для молодой девушки чертами лица, узкими бёдрами и мальчишеской походкой за мужчину. Ведь это так похоже на сказку. Внезапно раскатистый храп посла, доносившийся из кареты, прервался, и Амелия, раскрывшая рот уже для нового вопроса, осеклась и, как будто извиняясь, потупила взгляд и тут же, брезгливо сморщившись, отвела его от заляпанных грязью сапог Кагула. — Остановка? Приехали? – донёсся до гвардейцев низкий и сонный голос посла, а секундой позже и его заспанное лицо показалось в окне кареты. Половина морщин с него разом исчезла, потому как Барклай изумлённо поднял седые длинные брови и вытаращил глаза, рассматривая одетых в серебристые кители гвардейцев. Уильям вежливо кивнула Барклаю: — Доброе утро, сэр. Мы верноподданные Её Величества, рядовой Кагул, — за неимением фамилии, пастуха называли всегда по имени, — унтер-лейтенант Ликил, — Тобиас располагающе улыбнулся и кивнул послу, который чуть прищурился, услышав знакомую фамилию, — и капитан Норфолк к вашим услугам. До нас дошли сведения, что вы немного заблудились в наших гостеприимных угодьях… Кучер потупил глаза, взяв пример с княжеской дочери, а та, в свою очередь, пренебрежительно фыркнула: — …а так как новости в наших краях распространяются очень быстро, вопреки ужасному почтовому сообщению, то мы приехали к вам на помощь. — Её Величество очень волновалась за ваше прибытие, — не прекращая располагающе улыбаться, добавил Тобиас. Приятный голос темноволосого гвардейца ещё больше располагал к нему людей, и даже успевший нахмуриться Барклай, который хотел отпустить какую-то колкость по поводу Оловянной королевы, незамедлительно прикусил язык: — Она не могла позволить, чтобы какое-либо досадное обстоятельство омрачило впечатление от вашего визита в наше славное королевство. — Но, к сожалению, даже короли — рабы фатума, — улыбнувшись, произнесла Уильям, замечая на себе пристальный и изучающий взгляд княжны, и передёрнула плечами, будто ей неожиданно стало мерзко отчего-то. И сразу же заговорила громче: — А потому предлагаю срочно ехать! Ставлю своё жалование, что вы никогда не забудете Алакон при свете восходящего солнца! — Если солдаты в этом королевстве так расточительны, что говорить про правительницу? – пробурчал себе в бороду Барклай, не уставая громыхать чётками. Амелия лишь отмахнулась от посла, как от назойливой мухи: — Это лишь говорит о том, насколько этот капитан щедр, Барклай, а если ты этого не понимаешь, то и не суйся в эти дела! Княжна хотела добавить, что серебристая форма так шла этому юному капитану, но по непонятным ей же причинам продолжать разговора не стала, а просто открыла дверь кареты, милостиво приглашая гвардейцев сесть рядом: — Ну же, господа! – улыбаясь так широко, как только можно, произнесла Амелия. – Тут места хватит на всех. Остальной путь пятеро человек ехали молча, а карета лишь иногда останавливалась, и кучер криком спрашивал дорогу у сэры Норфолк. Та отвечала ему таким же криком, по крайней мере, пыталась, ведь девушка, вопреки своему положению, не умела кричать совершенно, и то и дело ловила на себе восхищённые взгляды Амелии. Даже обстоятельство, что капитан в светлом мундире ничего общего с принцем не имеет, ничуть не умаляло его достоинств в глазах северной княжны. Наоборот, с каждой минутой, проведённой в компании гвардейца, молодая девушка всё больше убеждалась в том, что, хоть его кандидатура в качестве жениха политически невыгодна, но, если отбросить все политические мотивы, такая перспектива очень даже неплоха. Потом княжна вспомнила о долге, об отце, о разорённых северных землях и о необходимости сделать всё возможное и невозможное на благо родины, начала мысленно оплакивать свои мечты насчёт того, чтобы стать капитаншей, но потом приободрилась, внушив себе, что быть принцессой всё же лучше. А затем Амелия вспомнила, что правящей особе несолидно быть без любовников, и, умудрившись не сойти с ума в таком вихре мыслей, она задремала, упав головой на плечо посла, который уже и сам самозабвенно храпел. Ему вторил Кагул; в итоге об Алаконе в рассветных лучах помнили только Виллия, с облегчением вздохнувшая, стоило Амелии заснуть, и Тобиас. Прошло ещё около часа, прежде чем карета, запряжённая алаконскими лошадьми, существами с острой, вытянутой мордой, худыми туловищами и необычно глупыми для лошадей глазами, громыхая колёсами по брусчатке, въехала во двор королевского замка и остановилась у парадного входа. У того уже выстроились два ряда гвардейцев по девять человек в каждом. Удивительным было, как одна белоснежная форма делала похожими друг на друга и объединяла совершенно разных людей. В нестройных ядах гвардейцев недоставало трёх человек. — Ваше Сиятельство, мы приехали, — тихо сказала Уильям и нерешительно тронула княжну за рукав зелёного платья. Это произошло уже после того, как гвардейцы пообменивались взглядами, сражаясь за право не трогать Амелию и дальше. Им, как истинным Оловянным подданным, было чуждо всё северное. Впрочем, Барклая не хотелось трогать ещё больше. Небесные глаза девушки распахнулись, и круглое личико северной девушки сменило умиротворённое выражение на испуганное; на розовых щеках красовались небольшие полоски от ткани одежды посла. – Не хотите выйти и взглянуть на замок? Ответа не последовало: Амелия и сама уже приняла решение, открыв дверцу кареты. Она выпорхнула из неё и остановилась, как вкопанная, пораженная видом замка. За ней, кряхтя и ругаясь, выбрался и Барклай. На счастье, утренняя дымка уже пропала, позволяя северным гостям оценить Оловянный замок во всей красе. В королевстве даже замки совершенно не уставали привлекать к себе пристальное внимание. Губы княжны округлились в идеальную букву «о», во взгляде смешались удивление, восторг, восхищение, чуть страха – словом, все те чувства, которые испытывают люди, смотрящие на что-то поистине великолепное. — Замок под стать правительнице, — произнёс один из гвардейцев за спиной Амелии мечтательным голосом. Уильям ответила на эту реплику смущённым кашлем в кулак, но княжна смущения и ставшего розоватым лица капитан не заметила и, взволнованно взявшись за её руку, и, очевидно, волнуясь, пробормотала: — Вам нездоровится, капитан? Знаете, эти походы по лесам так утомляют! – Уильям затравленно посмотрела на светловолосую девушку. Что ей от неё нужно, чёрт возьми? Зато гвардейцы веселились! Шумок, пробежавшийся по их рядам после реплики Амелии, мгновенно перешёл в гул. Послышался сдавленный ржач, прерванный суровым и не сулившим ничего хорошего взглядом исподлобья Виллии. — Так почему мы медлим? – взвыла княжна и нетерпеливо зацокала каблуками нежно-зелёных атласных туфелек. Не получив достойного ответа от Виллии, Амелия сразу же забыла о своём вопросе, о своём волнении и желании проявить участие в судьбе гвардейца-капитана. Её небесные глаза горели блеском, таким, какой бывает у человека, впервые решившегося на авантюру и испытывающего восторг только от предвкушения близящегося приключения. Чем больше княжна смотрела на замок на холме, чем усерднее пожирала его взглядом, тем радостнее становилось выражение её круглого личика. Девушка, переживая периодические приступы неконтролируемого восторга, весь путь от кареты до дверей, ведущих в замок, норовила схватиться за рукав кителя Уильям и с силой тянула руку бедной капитан на себя. Виллия, скрепя зубами, трепела эти издевательства с истинно солдатской выдержкой. И, пожалуй, слишком громко выдохнула от облегчения, когда один из гвардейцев, рыжеволосый и длинный Филипп, которые за годы службы в гвардии так и не избавился от тонких усов и терпевший постоянные фиаско на любовном фронте, подошёл к княжне и бесцеремонно взял испугавшуюся его неожиданного появления девушку под руку, отлепляя её от капитан. — Что, трудно это, женское внимание? – саркастически усмехнулся Кагул, идя позади брезгливо оттряхивающейся Уильям. — Особенно от венценосной особы! – подмигнул Виллии невесть откуда взявшийся Лесси, по телосложению схожий с Кагулом, но гораздо его выше. – Думаю, у вас с Джеймсом появятся новые темы для обсуждения! Эй, Джеймс, а суббота уже скоро! — Я знаю! – блаженно улыбнувшись, ответил гвардейский лейтенант. Кто-то из особо участливых гвардейцев по-братски похлопал его по спине. Причём, этим «кем-то», очевидно, был ещё невысокого роста Джем, потому как ладонь едва ли достала до лопаток мармаразца. Гвардейцы вновь разразились хохотом, провожая им пунцовую Уильям до самых дверей. Барклай то и дело косился на гоготавших гвардейцев, недовольно ворчал что-то в бороду, Амелия оглядывалась в сторону Виллии, стараясь не упустить из вида «симпатичного капитана», а Филипп тщетно пытался завладеть княжеским вниманием хотя бы на пару минут. Но время вышло, диковинная процессия поравнялась с дверью, Амелия с облегчением, достойным Уильям, вырвала руку из руки Филиппа, удостоила его вежливым, но раздражённым кивком головы и удивлённо воззрилась на запертую дверь. Стражники – обоим было лет по шестьдесят – с таким же удивлением смотрели на саму княжну. — Глядите, Ваше Сиятельство, как нас встречает Оловянное королевство, — сквозь зубы произнёс Барклай, презрительно щуря глаза и походя на недовольного старого облезлого кота. – Отсутствием провожатых, горсткой солдат и запертыми дверьми. — Просто стража в замке слишком нерасторопна, — поспешно произнесла Виллия, незаметно наступая на ногу одному из стражников. Бедный старец сморщился от боли, но капитан и бровью не повела: — А горстка солдат – лучшие офицеры Её Величества. Которая, к слову, уже ожидает вас в замке! Будьте добры открыть двери! Стражники, скорчив самые страдальческие лица, неохотно подчинились – было видно, что и стража, и гвардия старается делать так, чтобы огонь вражды между ними не потухал. Амелия, нащупав мелко дрожащую руку Барклая, взялась за неё, Виллия с присоединившимся к ней Тобиасом шли позади. Стоило дверям распахнуться, как северные гости поражённо начали смотреть по сторонам. Дворец изнутри напоминал улей: казалось, вся столица сбежалась сюда, и сейчас торопилась куда-то по своим делам, расталкивая друг друга, совершенно не обращая внимания на чьи-то оскорблённые возгласы. Толпа шумела и в упор не замечала важных гостей. — Они даже не хотят… — Да помолчи ты уже, Барклай! – вскричала Амелия, и её голос эхом отразился от старых замковых стен, на секунду погружая слуг в оцепенение. Это только придало княжне уверенности, и она сжала кулаки: — Если так происходит, значит, так надо! Виллия не знала, куда вести гостей, и петляла по коридорам, как кролик от охотничьих собак, как могла, защищала их от пажей и слуг, в то время как некоторые гвардейцы беззастенчиво раздавали им оплеухи. Наконец небольшую процессию нагнал маленький, задыхающийся от бега человечек, и сообщил Тобиасу, запинаясь и краснея, что княжну и посла необходимо провести в комнаты и дать полную возможность ознакомиться с замком, а вечером – а вечером состоится встреча Её Величества с Её Сиятельством. — Как? Только вечером? – разочарованно протянула княжна, обращая на Виллию взгляд побитой собаки. Гвардеец в ответ неловко повела плечом, но ситуацию спас Тобиас, как он делал это всегда: — Я думаю, Вы и Ваш посол устали с дороги, — словно бы в подтверждение этих слов Барклай зашёлся в непрерываемом кашле и, каждый раз кашляя, содрогался с такой силой, что казалось, он вот-вот развалится на куски. Тобиас понимающе вздохнул: — Видите, Ваше Сиятельство. К тому же, я уверен, что Её Величество (матушкой Тобиас называл Катрин только в разговорах с Виллией) всё же встретит вас музыкой и танцами. Вам понадобятся силы. — Да, да, вы правы, вы правы! – воскликнула Амелия, разворачиваясь спиной к своим провожатым. – Куда идти! — Я провожу вас, — сказал ей паж в ответ, расшаркиваясь. Но Амелия отрицательно покачала головой: — Уильям! Проводите нас, пожалуйста, кроме вас мне в этом замке доверять некому! За весь оставшийся поход Виллия окончательно потеряла веру в Создателя, а при каждой реплике Амелии, адресованной юной капитан, Тобиас усердно зажимал кулаком рот. Наконец, когда они миновали бессчетное количество коридоров, а Барклай, не скрываясь, просто ругал Оловянное королевство и всё, что было с ним связано, нужные покои были найдены. Стоило Амелии поравняться со стражниками, стоявшими на входе в покои, как девушка замерла и начала смотреть куда-то за спину Виллии. Та нахмурилась и, обернувшись, увидела принца Лайта в синем кителе, внимательно смотрящего на Амелию. Княжна удивлённо приподняла брови. Вид странного мужчины, бледного и в чём-то неуловимом странного произвёл на неё неведомое ей доселе впечатление: девушка стояла и не могла произнести ни слова, но не от восторга, а от какого-то холодного оцепенения, её сковавшего. Но стоял этот странный незнакомец на своём месте недолго: прошло ещё несколько секунд, и он развернулся и ушёл в западное крыло замка, исчезая в лабиринтах коридора. Амелия зябко передёрнула плечами: — Странный господин. Такой холодный и мрачный. Сразу видно, что с ним что-то явно не в порядке, — княжна тихо рассмеялась, но Виллия и Тобиас ответили ей неловким молчанием. Амелия потупила взгляд и продолжила говорить громче обычного: — Я иду отдыхать! Как только Барклай последовал примеру своей княжны, гвардейцы одновременно выдохнули с облегчением. — И чего она ко мне цеплялась всю дорогу? – брезгливо осведомилась сэра Норфолк у унтер-лейтенанта, ощущая, что будто бы испачкалась в чём-то мерзком. От девушки не укрылась улыбка сына Катрин и она кисло спросила: — Ну что? — Мне кажется справедливым мнение братьев наших мень… гвардейцев, — поспешно поправившись, ответил Тобиас. – Она приняла тебя за симпатичного капитана. Ликуй, Вилли: тебя наконец принимают за юношу! — Да катись оно всё в Мармараз… — с отвращением поморщившись, тихо произнесла Виллия. Тобиас рассмеялся и приобнял капитан за плечо: — Ну не волнуйся ты так, Вилли, это всё старые-добрые гвардейские шутки. Тебе ли к ним привыкать? Они все безобидные, как Джеймс, — Виллия осуждающе засопела. – Ладно-ладно, как наша стража. Такое сравнение тебя устраивает? — Нет. Ты им льстишь, — упрямо буркнула девушка. — Тебе не угодишь, Вилли. А ещё у нас тренировка. Ставлю серебряный ликил, что Джеймса мы на тренировке недосчитаемся! — Принимается! – со смехом ответила гвардейцу капитан, и оба они зашагали по коридору, провожаемые взглядом затаившегося в тени колонны Андреаса. — Так-так-так, сэра. Кто же знал, что вам нравятся девушки, — карие глаза по-кошачьи прищурились, на губах заиграла скабрезная улыбка. Капитан нашёл себе развлечение на вечер и уже предвкушал его, а сейчас – а сейчас нужно было бы напомнить о себе. Он зашагал вслед за гвардией, насвистывая какую-то незамысловатую мелодию себе под нос. Ему потребовалось подождать каких-то десять минут, чтобы застать гвардию в самый разгар тренировки. А затем он вальяжно выплыл из-за белой мраморной колонны, заставляя сэру Норфолк, которая со своей позиции прекрасно видела капитана дворцовой стражи, болезненно поморщиться. Этот день и так не сулил ничего хорошего, так ещё и на горизонте нарисовался этот мерзкий человек. Взгляд серых глаз капитан машинально поднялся вверх, и девушка всмотрелась в циферблат часов, висевших на замковой стене. Кто бы сомневался. Этот отвратительный капитан даже прийти не может вовремя. — Я ничего не пропустил, котёнок? – легкомысленно произнёс офицер, поравнявшись с Виллией, и улыбнулся ей самой беспечной улыбкой. Девушка вскинула голову и раздражённо повела плечом, игнорируя слова Андреаса. Ни для кого из них двоих секретом уже не было, что Уильям Норфолк, гроза всех Оловянных бандитов, совершенно не знает, как заткнуть за пояс этого нахала, чем Андреас и пользовался, радуясь своей незаметной для Уильям властью над ней. — Что Вам нужно, капитан? — наконец спросила она, когда пауза стала неприлично затянувшейся. — Мне повторить? Я лишь осведомился, не пропустил ли я чего важного за это утро. Всё в делах, делах! – Андреас тонко улыбнулся, и от этой улыбки Виллии стало ещё мерзче. Все его щегольские движения и уловки были отточены и доведены до совершенства, а Уильям не понимала их. — Несмотря на все ваши ухищрения, нет, — стараясь, чтобы голос звучал как можно более равнодушно, ответила Виллия. – Ничего интересного не было. Всего лишь приехала наследница престола соседнего государства с политической миссией. — Созда-а-атель милосердный! А Её Величество сильно ругалась? Меня хватились, котёнок? — Не беспокойтесь, милорд, — Уильям вновь передёрнула плечами. – Вашего отсутствия никто не заметил. Привычка, знаете, великое дело! — О чём ты, котёнок? – в прежнем тоне осведомился Андреас, с улыбкой замечая, как покрывается пятнами лицо капитан. Что за прелесть, эта девочка! — Вы отвлекаете меня и моих подчинённых от тренировки, — раздражённо буркнула Уильям. — Должна Вам напомнить, что гвардия не носит мундир по привычке, а потому должна всегда держать себя в форме. Раз никто другой больше не хочет оберегать королевское семейство и саму королеву. — Скорее, некоторых нужно беречь от королевы, — взгляд Андреаса на секунду задержался на длинной фигуре Джеймса, на губах промелькнула мимолётная улыбка: — За что вы так не любите стражу? — Она недисциплинированна, ленива, получает деньги ни за что. Как вам такой вариант, уважаемый капитан? — Это всё вздор и клевета, мой котёнок! Или всё, что вас беспокоит, это ваше жалование? Сэра Норфолк, как это низко с вашей стороны, — Андреас мерзко ухмыльнулся. – Мне казалось, люди вроде вас работают на чистом энтузиазме. — Так и есть! – вспыхнула Уильям, и тотчас же пожалела о своей резкой реакции, но Андреаса уже было не остановить. Он придвинулся вплотную к девушке и практически зашипел той на ухо: — Ты в этом уверена, котёнок? Нет ничего постыдного в том, что ты хочешь понять, что значит жить в роскоши. — О чём вы говорите? — растерянно произнесла Уильям. — Ну, чего можно ожидать от ребёнка обедневшего дворянина? Надеется вернуть фамилии былой лоск и славу и беззастенчиво рвёт от общей доли защитников королевы лучшие куски! Так или нет, милая Вилли? Может, ошибка княжны станет для неё фатальной? Хотите притвориться мужчиной, чтобы потом её папочка обогатил вас приданым? Ну же, не стесняйтесь, в конце концов, у вас есть все шансы! Я видел, как она на вас смотрела, Уильям, это взгляд влюбленной женщины! — Джеймс! – хрипло крикнула Виллия, отталкивая от себя мерзко хохочущего Андреаса. – Донеси до гвардии, чтобы они надели парадную форму и заступили в почётный караул. Все без исключения гвардейцы, Джеймс! — Вы так настойчиво избегаете этой темы, что появляется ощущение, что вы комплексуете по этому поводу, сэра Норфолк, — Андреасу пришлось перейти чуть ли не на бег, чтобы поспевать за Уильям. — Не стоит бояться себя и своей природы, никто не виноват, что вам нравятся де… — Будьте так добры, капитан, займитесь своими подчинёнными! – рявкнула Уильям, с трудом унимая дрожь в руках. — Или просто идите к черту!