Впиваясь смолистым языком между ног, зверь, кроющийся чёрной тьмой, поднимает оголённое тело человека грязными шерстистыми лапами, высасывая силы жить и разбрасываясь слюнями, сверкая острой болью красных рваных глаз; зубастой, кроваво-ржавой пастью.
Обречённый терять, в нём жило это, но удерживалось всегда, ржавыми кольцами цепей, разрушить время кои — не наступило ещё пока. Рано было, потеряно недостаточно, чтоб на раны голод напустить звериный, нескончаемый.
Чёрные глаза… любимое лицо. Её тонкой шеи касались, перерезая — острые клыки, восторгом наслаждённым испускающие горячие, мерзостные пары, опорочивая её и до тела которой не коснётся сцеплённая рука, хотя рядом совсем она; а он стоит прямо перед ней — ничего не может сделать…
«Тебе нравится океан, Каска?» — В тот день, она надела ароматное платье, что случайно увидела на рынке Амарантайна и в тайне ото всех – приобрела, удовлетворяя женщину внутри себя. Простое, тёмное, без страз и удобное. Мы выискивали пиратов, осевших на берегу и досаждающих не меньше, чем маги или храмовники, но она предложила просто пройтись по берегу. Гриффит, улыбнувшись, — позволил. Она неряшливо вцепила в волосы цветок, который торчал всю прогулку. Наверное думая, что мы успеем сказать друг другу столько слов, — я забыл, что она ответила. Я всё ещё не расплатился за эту, и множество других ошибок. Спасительный образ, схватил за плечи и вытащил из пучины. Она обвила руками страдающее тоскливой болью тело, обнимая самым светлым косновением. Хватило мига, чтоб укус возмужавшего щенка, не знавшего женской ласки никогда — стащил её назад, погрузив в страшную тьму, оставляя совсем одну; и душу вырвав страдальца, из чёрного царства сна. Ленивый треск камина. Ветряный свист за окном проникает через каменные стены. Одинокие звуки неизвестного места еле заполняли холодную комнату, но тело почему-то теплилось жизнью. Он должен был умереть. Ему стоило умереть… Всё тело до пят многократно перевязано бинтами, голова — тоже. Она трещит хуже, чем от похмелья. Но он всё равно помнит, что с ним было. Брешь, Гриффит, Кассандра, Соколы и разочарование Каски. Он помнит, а уже забытый сон мог бы привести к пониманию её разочарования, узнать причину… но тьма укрывает узоры судьбы, позволяя миру течь в потоке причинности. Рано или поздно — он узнает: «Что», но не «Почему». Руки еле двигаются, но всё же… Он откинул одеяло, сев на кровати. Побыстрее восстановиться — ему помогла распахнутая дверь, из которой ступила, быстро перебирая ногами, — эльфийка с подносом на руках, который она старательно пыталась не уронить, запнувшись. Но она запнулась, увидев перед собой теперь стоящего больного, что эти дни был мертвее мёртвого. Он возвышался над ней спокойно стоя, но просто вида гиганта, сравнительно с мелкой эльфийкой, — хватило, чтобы она и сама упала на землю ниц. Почему так? Да, точно… — В-вестник Андрасте! — Взмолила она, несмело решившись посмотреть вверх. Гатс поднял правую руку, обернув ладонь к себе. Зияющий порез оказался затянут и почти не приносил боли. Он еле блестел зелёным, было понятно, — этот шрам ещё ни раз придётся раскрыть. Левая рука схватила сестру за запястье и повела вниз. Окинув взгляд назад, восставший из долгого и холодного сна, человек увидел у тумбы стоявший меч, почти с рост Гатса. Он пах кровью и демонами, на старый металл падал свет от слабо доходящего огня камина, рассказывая историю многих битв, шрамами на клинке обитых. — М… м-мн эм… — Собирала эльфийка из каши во рту слова. — Л-леди Каска… приказала от…тнести его вам. Двух людей еле хватило!.. Гатс улыбнулся тихой улыбкой. Руки схватили рукоять и тут же направились вверх, стягивая уголки губ вниз. Он… не смог поднять меча. Оружия, без которого его жизнь — не имеет совершенно никакого смысла, по крайней мере, он так думал. Вкладывая всевозможные силы, у Гатса так и не вышло… его мышцы горели и тяжкое дыхание давало понимание — он только что вернулся из мёртвых. Эльфийка уже успела убежать. Но поднос оставила — на нём лежала раскрытая от удара о пол коробочка и тряпочки. Порошок? Гатс коснулся его пальцем и понюхал, сразу узнав отвратный запах эльфийского корня и «секретного ингредиента». Это вернуло ему улыбку, пусть и на скривлённом лице. «Джудо…». Оставив попытки поднять свой меч, Гатс вышел на улицу. Она сразу ослепила его вялым светом оранжевого солнца. Голыми, разве что перебинтованными, пятками, он ступил на твёрдую, но чувством — сыпучую землю. Чистый снег коротким слоем лежал по сторонам тропинки, проходящей через пару соседних домиков и вдоль которой стояли люди, пристально наблюдающие за поднявшимся наёмником. Шёпот ходил среди них, развращая мысли: «Вестник…», «Вестник!..», но было и… «Преступник!..», «Убийца…». Гатс хотел как можно быстрее пройти мимо них, но помимо следования этой тропе — путя лучшего не виделось. Что это за место?.. Впереди виднелись Морозные горы и утихомиренная Брешь, кажется… затянутая. Прямо как метка на руке. Вероятно, эта деревня — Убежище, возле которой Соколы остановились, когда они с Гриффитом отправились в Храм Священного Праха. Гриффит… Гриффит! Гатс заторопился. Взойдя по ступеням вверх, он увидел перед собой… Соколов. Они предстали перед ним будто во сне, в самом хорошем и спокойном, таком, какой всегда желаешь увидеть по ночам. Они все были заняты какими-то своими, небольшими делами; играли в кости, карты или пили и ели. Их присутствие согревало морозный воздух. В стороне было видно заметное шумом заведение, из которого доносилась прекрасная песнь. — Гатс! — Гастон, оторвавшись от чтения книжки про торговое ремесло, незамедлительно прибежал к своему капитану, крепко обняв того. — Ты очнулся!«Гатс!» — Донёсся разом восторженный восклик от всех Соколов. Кто поднял кружки, кто захлопал, кто отвлёкся от дел, как Гастон — они все были рады, и ни на секунду не сомневались, что их капитан выживет. Но потом… Этот миг счастья порушился, вернув солдат в тоску.
У них у всех были уставшие глаза и потухшие души.
— Что такое? — Забеспокоился Гатс. Гастон перебирал ноги, думая что и как сказать. Но так и не решился дать нужный ответ. Он выглядел совсем плохо. — Знаешь… Я думаю, это не я должен сказать!.. Кто-то более важный для тебя… — Вы все мне важны, Гастон! — Одёрнул собрата по оружию, Гатс, взяв того за плечи и смотря добрым взглядом в его тусклое лицо. Когда-то, много, очень много лет назад… Он ненавидел людей, что говорят такую сладкую чушь отчаявшимся. Он — брошенный во тьме ребёнок, с рождения живущий в крови и не знающий безвозмездной помощи. — Ха-а… — Гастон натянул облегчённую улыбку, кажется его сердце только что воспалилось искрами, но отчаяние из души прогнать не так уж и просто. Он не искал утешения у ног Создателя, так что Гатс спасал его как друг и товарищ, а не Вестник. — Я не знаю где Каска… Но я видел Джудо и Коркуса в трактире, он вон там! — Я заметил. — Гатс поднял слепящийся взгляд. Он похлопал Гастона по плечам и вяло пошёл вперёд, почёсывая низ спины и надеясь, что увиденное — лишь минутная слабость.За открытой дверью Гатса тепло встретила «Поющая дева» — музыка, питьё и едьё — сколько влезет, треск камина, разговоры и смех, ну и конечно компания друзей, старых и новых.
— Гатс, эхей! — Послышался окликающий голос безбородого гнома, что сидел за угловым столом, рубясь в карты вместе с Джудо и Коркусом. Варрик взмахнул рукой осторожно вошедшему наёмнику. — Пф-а! Выжил, «герой»!.. — Сказало лошадиное лицо Коркуса, с как всегда надменным выражением. Джудо же лишь обернулся, положив на спинку стула руку, в которой он держал карты, так что Варрик чуть привстал, пытаясь высмотреть их. Джудо улыбаясь, подмигнул Гатсу. Кажется, это единственный Сокол, что сохранил огонь в сердце и позитивный дух жизни. Гатс присоединился к столу, и хоть по его каменному лицу это было сложно сказать — он чертовски рад всех видеть, даже Коркуса. — Флисса! Милая! Неси всё лучшее Вестнику! — Крикнул Варрик через шум всего заведения девушке за стойкой. Он скинул карты на стол, от которых у Коркуса выпучились глаза. — Да-а, ты не умеешь играть в эту игру. Но ничего, — научим! — Да, не переживай, Коркус. Сейчас мы тебя… — Джудо направил свои карты в контр-наступление. — …научим! — Фьу-у! У меня кажется достойный соперник в мастерстве… или удаче! — Варрик спарировал решительным выпадом новой карты. — Ну так ты как, Гатс? Заметно наслаждающийся компанией, пусть и немногословно, Гатс отвечал смирившимся покоем, совсем сейчас неоправданным для него. Он должен рваться, кричать и бежать — но его голова застыла на воспоминании о огромном океане, скрывающем глубокую и чёрную тьму, на поверхности которого остался мысленный отпечаток милого лицо, со сползающим на него цветком. — Нормально. — Отняв взгляд от тёмного содержимого кружки гнома, он посмотрел на шрам, лежащий в ладони, а затем в лица остальных присутствующих людей. — Здесь хорошо. — Ага, — Согласился гном, — Флисса здесь — главное украшение. Её где-то в Денериме Лелиана отыскала и, ха! Это одна из лучших вещей, что сделала сестрица-соловьица для Убежища. — Варрик без проблем разрушил «стратегию» Коркуса бросать какие попало карты на стол, переведя фронт внимания на тёмную птичку по имени Джудо. — Я знаю. — Спокойно ответил Гатс, смотря в сторону приближающейся к столу девушки. — Привет, Флисса. — Не сомневалась, что выживешь! — Рыженькая девушка поставила на стол миску с красным, пахнущим горячей бараниной супом и здоровенную кружку пенного напитка. — Как тебе титул? Не тяготит безверную душу наёмника? Флисса без продыха трудилась в одной таверне Денерима, что в прошлом была очень любима Соколами, и Гатсом тоже. Очень спокойное место, если там нет людей, так что наёмник предпочитал его посещать одному. Но даже так ему не удавалось скрыться от компании, которую заменял человек, совершенно незнакомый с жизнью на острие меча и никак не связанный с, часто на вид весёлым наёмником, но скрывающим за спиной мрак, «Убийцей сотни воинов». — Я не знаю что об этом думать… — Печально протянул Гатс, отрывая от круглого хлеба здоровый кусман. — Сюрприз, что вы знакомы. — Варрик хлебнул эля и провёл очередной выматывающий противника марш-бросок картой, вынудив выудить из рукавов противников пару козырей, приближая победу Тетраса. — Мы пару раз пересекались, но не сказать, что мы так уж знакомы. Он приходил под ночь и я просто наливала ему, а после смотрела, как он пьёт. Хе, делать-то особо нечего было больше… Давай, ешь, Гатс. — Флисса улыбнулась сияющей улыбкой наёмнику и остальным, а после ушла работать. Он смотрел ей в след, ложа на зубы хлеб и беря ложку. — Приятного аппетита. Тебе надо поесть нормальной еды, а то все эти дни тебя кормили в основном моими именными припарками. — Джудо усмехнулся, неожиданно ответив на атаку Варрика спуском почти всех своих сил, которые поддержал Коркус. «Воо-обще не везёт, зараза! Ч-чёрт, почему они так спокойны?! У Джудо не должно было остаться сильных карт, гном тоже ведь почти всё спустил! Если… если я дам эту карту…» — На долгое размышление Коркуса, Варрик постучал ладонью по хлипкому столу, разводя содержимое в кружках. Коркус, взвешивая все «за» и «против», почесал свою чёрную макушку и всё-таки кинул карту, незамедлительно… незамедлительно!.. побитую Тетрасом. — Адан, лекарь деревенский, не особо одобрял. «Чего вы туда мешаете, помёт соколиный?!», ха-ха-ха! — Изобразил лекаря Варрик, посмеявшись, а после, как ни в чём не бывало, парировал пришедшие на подмогу Коркусу карты Джудо, непонятно откуда взявшейся, очередной сильной картой, так что всё это безобразие оказалось побито. Джудо сохранял решимость победить. — Хе-хе… «Секрет»! — Почесав нос и беря новые карты, сказал Джудо. — Но всё-таки, вылечило тебя скорее кое-что другое, Гатс. Партия близилась к триумфу. — Аг-г-гх! Да ну вас! — Поднялся из-за стола, сдавшись, Коркус. Он пошёл куда-то прочь со стаканом пива. Гатс с жадностью поедал наваристый мясной суп и хлеб, запивая кружкой, в которой оказался вкуснейший эль, с ягодным привкусом, сладко ложащемся на губах. Он щекотал язык, невольно заставляя Гатса улыбаться. — Что же? — Он крошил черствеющий хлеб сильными зубами, заедая двумя ложками сразу. Горячая пища с некоторой болью проваливалась в желудок, но это была приятная боль, напоминающая, что Гатс жив и может наслаждаться таким простым, как еда и напитки. — И сколько я пролежал? — Дня четыре. Твоя кровь леденела, и своих сил не хватало долго держать твоё тело в тепле, так что… Каске в очередной раз пришлось исполнить свой «женский долг». — Джудо медленно натянул улыбку, вовлечённый в ожесточённую дуэль. Улыбка Гатса блеснула на его лице в свете волнующейся свечи, стоящей на столе. Каска… Далёким, потерянным сном, её лицо вспыхнуло падающей звездой на глади воды, но лишь на миг. Накат волн, солёный запах, песок на пальцах ног и торчащий цветок — спроводили его. — Про пропавший отряд ничего так и не было слышно? — «Ах, нет» — не желая отвлекаться, сказал Джудо. — А… Слушай… ты помнишь год назад, мы искали пиратов на восточном побережье? Джудо всё же сместил взгляд на Гатса, который уже доел и как-то нервно держал деревянную ложку, смотря в окно, из которого было видно церковь. Он кажется с большим интересом слушал инструменты поэтессы — струны и голос. — А-а… — Вспомнив, Джудо хитро улыбнулся, ловля беспроигрышный, казалось бы, манёвр непоколебимого в своей уверенности, гнома. — Это было тогда, когда вы ещё с Каской решили прогуляться у воды, а мы за вами присматривали? Лицо Гатса обезоруженно удивилось. «Присматривали»? Серебряная улыбка, детское таинственное лицо и голубые глаза хищной птицы стали виднеться в тёмной тени листвы, проходящей длинной полосой вдоль берега, подобясь воде по другой стороне. — Ха! Ты думал я!.. Я… Уверенно начав и разочарованно закончив, Варрик сначала бросил карту, а после увидел решительный ответ оппонента последней картой, объединивший вопросительный и восклицательный знаки под венцом удивления, в голове мастера всех карт и непревзойдённого сочинителя — Варрика Тетраса. — Хе. Ну ты даёшь. Обыграть Тетраса в карты, будучи ещё и таким юнцом… Далеко пойдёшь! — Мужчина блеснул улыбкой, потянув крепкую руку вперёд. Джудо схватил руку гнома, дав достойное крепостью пожатие. После, он сложил руки на груди, возвращаясь мыслями к разговору с Гатсом. А Варрик, хлебнув эля, откинулся на стуле и скрестив пальцы на руках, он завёл их за голову, довольный оценивая партию и ища свои ошибки, надеясь потом отыграться. После этого, сон сделался кошмаром, трепечущим душу, проходящим рокотом по плывущему в течении жестокой судьбы, телу. — Хм… хм… А, да, Гатс. Я тогда ещё сам удивился, о чём вы вдвоём думали, пойдя на прогулку по берегу, на котором засели пираты. Так что… — Лицо Джудо в миг заделалось печальным, будто оса несчастья укусила, слишком резко и неестественно для него это произошло. — …Гриффит… — Он затих, опустив взгляд. И сейчас Гатс вспомнил… В болящей голове, застывшей на выживании тела и яркой тени сна, отдающегося бризом океана, словно стрела, пущенная из кустов и прошедшая насквозь, с блеском давно ушедшего белого ветра пролетел — Гриффит. — Гриффит! Ч-что с ним?! Мы нашли его?! — Бурно выйдя из застоя, Гатс ложку деревянную, раскрошил пополам. Джудо продолжал молчать, глаза от мира скрывая, а Тетрас вздохнул, уйдя от совсем не своего разговора. Но выдержать не было пути, даже птице тоскливой ныне души — что стало дрожащим, страшливом кошмара воплощеньем. Увидеть его вечно, ярко сердечно — таким, да ещё и уходящим от любимых разговоров!.. Непостижимым оказалось совершенно! Слабому уму, потухающей надеждой душе! Когда в эту самую секунду, бард окончил песнь свою, показалось, весь мир укрылся тишиной, самой тихой — ведь повсюду был шум голосов, — невольно возгорающих угольки неяркие, надежды желанной. — Нашли… — Джудо коротким моментом лживо, осчастливил безнадёжной улыбкой, совсем безнадеждное лицо… Сбегая — лютню он захватил, оставив Гатса одного. Было видно — боль тело уколола, такая, какую при войне не получить. Очередным он оказался, кто ношу брать не стал, решив слова истины ввернуть голосу другому, самому любимому. С улыбкой горем ополненной, Джудо обратился к владелице ушедшей песни, севшую отдохнуть от печали собственных строк. — Мариден, так что, отработаем пару совместных нот? Девушка мило улыбаясь, лицом благоволила любви, — к музыке, порезам тонких пальцев о острые струны. Близко к новому знакомому сидя, зашептала она полных надежд строки, успокаивающих бренчащего тихо, красиво, Джудо, нашедшего маленькое своё упокоение, отбившееся от хищного полёта крыльев Соколиных. Неверящий в происходящее, Гатс выскочил из-за стола, шумно отдвинув его и потушив тёплую свечу; людей, ненамеренно вернув во страх. Он выбежал на улицу, где его уже ожидал, грацией держа руки за спиной, загадочный эльфийский маг, знакомый именем Солас. — Не против пройтись, Гатс? — Бесцеременно вопросил эльф. — ГДЕ ОН? Солас молча изучал свирепеющее, на самом деле, полное печальной боли лицо. На то стали сползать стареющие бинты, слепя глаза Гатса ровно также, как страх за могущее и не могущее случиться. — Пойдём. — С таинственным спокойствием призвал Солас. Весь день — похож на очередной, бредовый сон, давящий и убивающий. Вспоминается одно — забывается другое, вспоминается другое — забывается совсем-совсем другое. Приносило это мысли совершенно невероятные на подумать: а что Гатсу на самом деле нужно? Что именно толкает его вперёд, заставляя быть частью полёта Сокола? Он принадлежит Гриффиту — это делает жизнь простым. Он сражается, потому что это его жизнь, как было с самого младенчества; а та лежит в руках друга, пускающего её проливать кровь, ради своей, нескончаемой огнём мечты. Но теперь-то, когда друг теряется даже в воспоминаниях… Почему, за что сражаться? Серебряная улыбка… гаснет и тускнеет, — рушит уклад привычный, перьев планирующей, белой птицы; в небесах изорванных Брешью. Продолжил эльф говорить, только когда они с Гатсом уединились у хлипкой крепостной стены, бывшей просто рядом колких брёвен, выставленных вдоль границы поселения. Они были бессмысленны, их существование — просто существование, они не спасут никого и ничего. — Что-ж… — Он не здесь. Было тихо. Скрип снега прекратился, а Солас остановился. Он посмотрел на блуждающего во тьме эмоций, Гатса, не знающего что делать или даже что чувствовать. Маг, чьи знания были куда глубже, чем у многих других — чувствовал скалящегося внутри воина зверя, чья природа была не так далека от естества эльфа. — Верно. Он в церкви. — Без тени сомнения произнёс Солас, сразу очувствовавший выплеск неясной для Гатса тьмы. Тот сразу же развернулся, направившись чётким направлением идти туда. Его тело заболело сильнее, странная дрожь начала неприятно прокатываться под перевязками. — Однажды, ты услышал пророчество Бессмертного… и теперь оно начало сбываться. Солас заставил Гатса остановиться, разожгя бурлящий фонтан тёмных чувств ядовитым огнём. — Что… ТЫ?! ОТКУДА ТЫ… — Эмоции хлынули на Соласа, сокрытом большой тенью человека, подступившего к тому очень близко. Эльфийский маг так и не успел рассказать Гатсу о путешествиях, что тот совершал в его воспоминания, но из вежливости — стоило бы это сделать. — «Если считаешь этого человека настоящим другом… Будь осторожен, когда его мечта рухнет. Смерть придёт за тобой, от которой не будет спасения» — Было произнесено, когда друзья, готовы были отдать свою жизнь ради жизни другого — впервые столкнувшись с первородным злом. Солас вернул это воспоминание точь в точь, давая Гатсу понять, что маг не так прост и может знать о нём больше, чем можно представить. — Нет… — Гатс склонил голову, его лицо начало мокреть от накатывающих слёз непонимающей злости. — Да что произошло?.. Что произошло! Когда рухнет мечта, да что это вообще значит! Чётко ставя ноги, будто при танце, Солас отошёл от Гатса, устремив глаза к Бреши, сверкающей зелёными раскатами грома в небе подобном шторму, стоявшим над шапками гор. Он начал мечтательный сказ. — Я блуждал во многих снах. Проникая через Завесу, моя душа летала над мечтами и надеждами целых мест, как над тонкой гладью воды. Я знал людей, я знал эльфов, я знал всех и я знаю сущности, живущие вне потока истории и судьбы, — Солас затосковал, — Но я не вижу того, что будет через минуту и не знаю чем кончится твоя жизнь. Я могу лишь предполагать, опираясь о верные, но загадочные наветы моих друзей-духов, жителей Тени и астрального мира, что непостижим даже мне. — Ну и что они говорят?.. — Готовый смириться со своей судьбой, Гатс сжал кулаки. Вернув взгляд к стойко стоящему Гатсу, чьё лицо сменилось тёмной решимостью, Солас дал ответ: — Один из моих ближайших друзей сказал… ты обречён сражаться. Ты — настоящий борец. Твоя судьба — идти ей наперекор. Скаля зубы, он метался, больно ударяясь, из стороны в сторону тёмной воронки. — Звучит так, будто меня ждут долгие года жизни, ха… — Уставши от жизни, Гатс смотрел вниз, держась рукой за шею. — Желания никогда не сбываются так, как ты их загадываешь. Это я говорю от себя. Так и есть. Может статься так — что тело само по себе не даёт тебе умереть, скрещивая оружие с мечом, летящем на тебя, лишая воина сладкого, тихого покоя. Солас, наблюдавший жизнь Гатса, точно знает, что именно это позволило наёмнику дожить до этого дня, и вероятно станет его проклятием. — На любой великой войне, есть герои, Гатс… А эта война — расслаивающая границы целых миров, — станет или милосердным продолжением начинаний Древней Эры… или их безнадёжным концом. Мне интересно, каким героем станешь ты. Ведь ты тот, кто оказался в центре таких грандиозных событий. — Ха… — Смешок вырвался из Гатса, немного озадачив болтающего и болтающего Соласа. Вестник уверенно посмотрел в шрам на руке, оставленный, как говорят, самой невестой Создателя. — Эта штука… — грёбаная случайность. Эльф отвернул печальное лицо, нежелая давать хоть малейший намёк, что так и есть. — Если эта хрень — то, что должно спасти людей, — она должна принадлежать Гриффиту. Он должен быть Вестником, он должен быть… нет… Он и есть — Герой. Герой Ферелдена, герой всего хренового мира! Не Я! Мне… нет до этого никакого дела. Это не моя судьба, слышишь, эльф?! Это… — Судьба Гриффита… это его Мечта. Лёгкий пад снега начал укалывать болящее жгучей болью тело. Ничего более не сказав друг другу, Гатс, оставив Соласа в грустных мыслях, — ушёл под взором бесчувственных, розовых небес. «Идти наперекор своей судьбе… Рыцарь действительно был прав. Обречённый терять, а после — сражаться, выживая из раза в раз в сражении с ночью, — он никогда не узнает покоя, совсем как мы, — ищущие мести, борцы с безжалостным, и несправедливым миром».Оставляя тяжёлые следы на снегу и земле, на Гатса смотрели рассевшиеся то тут, то там Соколы; из закреплённых палаток тени, наблюдая со стороны, за капитаном своим. Тот быстро оказался у церкви, торопясь встретиться с самой судьбой, но на миг окинув последним взглядом — старый мир, на широком небосводе раскинувшем величественный, кудрявый замок, под которым осели, веру попасть туда — потерявшие птицы.
«Создатель… Я никогда не обращался к тебе, твоё имя — ничего для меня не значит. Но пожалуйста… Не накажи Гриффита» — Гатс шёл по церкви, Соколов лишённой лиц; по длинному и пыльному ковру, ведущем к важным видом людям.
Искательница Пентагаст крепко, у двери в конце зала стояла, да кажется именно Гатса, ожидала; а ранее виденная в Храме, сестрица правой руки Жрицы, вторила напарнице. Удобным златом сокрытая, девушка аристократской темноты красивого лица, с интересом наблюдала за приближающейся горой обвитых серыми бинтами, мышц. Меж женщин стоял, с накинутым на плечи мехом крупного зверя, ферелденец, чьи волосы всё равно что вязаная бабулей — шапка жёлтых прядей. В тени, совсем чужой ото всех, смутно знакомый силуэт — молодая командир, держала ладонь на ладони, каждый момент — посвящая Создателю. Напор шага Гатса увеличивался, чем ближе он подходил к ним, колыхая движением неспокойные огни церковных свечей. Хоть и понимая, что пути судьбы — жестоки, он водил взгляд из стороны в сторону, ища яркий силуэт Гриффита, в этом рассаднике человеческого страха и неслышимых страданий. Пятеро, каждый не отрывал взгляда от идущей на них в тихой тьме — яркой искры, от слепящегося страхом лица Вестника, их жданного помощника. Злость подступающих к ним шагов, казалась всем, что заполняло несущего весть Андрасте. Но была и обречённая боль, утопающая в вихре чёрной воды, солдата Белого Сокола, уходящем всё далёче и далёче — в бурлящий событиями, нежеланный океан. Пять пар глаз уверенно следили, не на йоту не разделяя тоскливый настрой Сокола потерянный Отряд. Видом они точно говорили: «Мы вершители судеб, прыгающие в безумную бездну — спасители людей». Их цели и высокие амбиции чувствовались физически. Один за другим — открыв дверь, они ушли в комнату позади, осталась лишь Кассандра, как единственная, кто говорил до этого с наёмником. — Мы ждали… — ГДЕ?! — Он не удивил Искательницу рычем, но заставил обеспокоиться слабым видом воина. Его голос глубоким эхом разнёсся по всей церкви, нарушив тишину вознесений Создателя, Его многих лет послушниками и новоприбывшими к сияющим ногам, душами. Гатс схватил женщину за плечи, рискуя уронить слёзы на чужое плечо. С него падали временем огрязневшие ленты бинтов, раскрывающие боль вида ран, новых и старых. — Нам нужно провести разговор. — Задачу читая, сказала Кассандра, кладя руку на запястье меченой руки Гатса. Резко одёрнув руку, его глаза воспылали, ожесточив и взгляд Кассандры, мгновенно положившей руку на меч. Вновь быстро справившись с собой, она извинилась за прикосновение и пригласила войти твёрдым жестом руки. Гатс вошёл вместе с ней в небольшую комнату, будущую кузницу великих деяний — Ставку командования. Большой стол занимал почти всё пространство в комнате, на нём расположилась карта всего южного Тедаса, освещаемая слабым светом свечей, стоявших прямо на ней. «Командир наших войск, Каллен», — начала представлять людей в комнате Кассандра, начав с кудрявого блондина-ферелденца в доспехе. Он держал запястье на запястье и выглядел так, будто простыл на морозе. — Вряд ли вы помните меня, но вот я… Я вас запомнил. — Переживший много битв и кошмаров, его голос звучал не как чисто ферелденский. «Леди Фарнеза ди Вандимион, дочь очень известного орлесианского маркиза, поставленная командовать орденом Святой Железной Цепи, одного из наших малочисленных союзников» — Продолжила Кассандра, посмотрев на светлое, но застывшее в какой-то неприязни лицо. Она была как пудель — могущий тяфкнуть, но не укусить. «Леди Жозефина Монтилье, родом из Антивы, она амбассадор в вопросах знати» — Аристократка в золоте, естественно для себя, сделала лёгкий поклон головой. — Благодарю за представление. А вы точно не коссит, господин Гатс? Просто вы такой… «И Лелиана, наш Тайный Канцлер», — Перебила Жозефину, Кассандра, — «Она занимается вопросами…» — Тайн. — Скрытно произнесла рыжая девушка в глубоком капюшоне. С застывшими на глазах слезами, Гатс не мог понять: а зачем всё это представление? Он с грохотом поставил руки на «Морозные горы» и «Долы», взорвавшись гневом. — ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ! — Сорвавшись, скинул цепь на миг зверь. Жозефина, от испуга, отпрянула назад, произнеся имя невесты Создателя и разбудив из раздумий Фарнезу. — Где Гриффит?.. — Он убрал руки с карты, напряжённо встав, держа руки книзу и стыдливо смотря в пол. Гатс правда не хотел пугать. Но и терпеть больше он не мог. — Все молчат… А вы вовлекаете меня в какие-то свои дурацкие дела, совсем мне ненужные! Джудо сказал, вы нашли его! Почему вы прячете его?! Что может быть важнее?!.. — Прервался Гатс, когда увидел странную улыбку на лице Кассандры. Он почувствовал, как бинт на его спине оказался щекотно одёрнут пальцем, поплывшем по направлении серой полоски, совершенно точно зная, в какую именно сторону Гатс будет оборачиваться… Чёрные глаза… любимое лицо. В доспехе, она стояла и смотрела на него снизу-вверх взглядом решительным, но всё равно скрывающим тоску, видимую одному лишь Гатсу. Касаясь рукой бедра, держащем ножны клинка, девушка переместила пальцы на грудь молчащего парня, застывшего в радости облегчения и почти недышащего. — Каска! — Взорвавшись тихим плачем, он не верил в её лицо, уткнувшееся в твёрдую грудь. «В родной деревне… не отмеченной даже на самых полных картах западного Орлея, я слышала очень много историй о пугающих размерами вещах. Города… Горы… близкие к нам, совершенно беззащитным людям, Глубинные тропы. Так что… я боюсь океана. В то время, я боялась всего, знаешь? Только один человек смог разогнать страх маленькой девочки перед целым миром, полнившимся людьми, способные оценить лишь большое. Таким — была его мечта, но совсем не я. — Если хочешь выжить – спаси себя сама. — Сказал он, бросив мне меч… вывалявшейся в грязи, в разорванной мужчиной одежде, – маленькой девочке. Так, я пролила первую кровь — спася свою жизнь, но его мечом. Он укрыл меня своим плащом, скрыв стыд девчачьего тела. Я совсем не знала что мне делать, но… я не была напугана им, его серебряными волосами, что мне показались облаками, развевающимися в пыльном ветру. Я спросила: «Что мне делать?». Он улыбнулся, юный и красивый, он был самым ярким, что я видела в своей жизни. — Это твоя жизнь. Делай с ней что хочешь. — Возгорая во мне желание встать и пойти за ним, он быстро ушёл, воссев на белого скакуна. Я сделала как и хотела… и с того момента, я желала быть его самым верным клинком, мечтая быть пущенной в каждую битву за Его мечту, единственная девушка Отряда Сокола. Годами я добивалась, чтобы быть его любимым мечом!.. А потом… появился Ты! Всего в один миг став его любимым, самым доверенным другом! Я ненавидела тебя… Но в ту ночь, когда ты получил имя Убийцы сотни… Ты увидел во мне женщину, за доспехом которой, Гриффит так никогда бы её и не увидел. И именно ты дал мне это понять. Спасибо, Гатc».Воссоединившись телами, они стояли посреди комнаты, делясь теплом ласковых прикосновений. Злым, заплаканным лицом, она посмотрела на людей позади него, уведя Гатса за собой.
Я встретил птицу; перьями тускнеющей белизны, она взмахнула: одарив сребром ветра потерянную душу.
Ветер тот, замок в небе принёс; Королевство Мечт, желанный Король править должен там, но тот был пуст, и слуг верных лишён.
Посмотрел вниз, в глубь тихой тьмы, — там страдающий силуэт, памятник Мечте; он был нешевелим, погребённый в одеяле жестокой судьбы.
Пламень Мечты — весь мир заставлять себе служить, погас, неясно как; словно дунули на свечу.
Тихо он лежал. Маленький, слабый вид, крови лишён в сухожилий жизни ног и рук. Отрезанный язык не скажет больше: «Я — Гриффит, я — Белый Сокол, проводник из тьмы, ваш Герой!»
«Это не может быть он!...» — Верный друг и брат, сильный меч, — сломался. Осыпя пол крохотной комнатки, стружкой металла и слёз; он упал на колени перед кроватью, одеялом скрывающей, обмотанную бинтами мумию, чьи глаза еле блестели и пусто смотрели, в тени лишённого блеска, шлема Белого Сокола.
Его Мечта — рухнула, осыпалась в пыль и лишь памятник её остался, в этой пустыни тьмы и зла.
«Единственная клетка, в которую ты можешь попасть… — Твоя собственная голова, друг» — Пророчество пронеслось в голове, изречённое им самим же. Короткий миг случайного воспоминания — и вина лежит на нём.
— Гатс! — Рыдая, она обхватила его объятием, не давая вырваться под напором тяжёлых чувств. Гриффит наблюдал. Присматривал за теплом прикосновений его верных мечей, яркий образ любви, над которым он потерял контроль. Гатс оттолкнул Каску, с эмоцией безумного ужаса на лице. Гриффит шевельнулся, тихо, больно простонав пустым и слабым голосом. Криком сотрясая каменные стены, — он убежал от правды, растолкнув пришедших людей. Безнадёжный, неверящий крик — с него слетали повязки, морозом обагрив упавшее, совсем ослабшее тело, когда его колени впились в снег. Не было больше на небосводе Замка облачных кудрей, мощного Королевства желанного Короля людей. Проклиная судьбу, он с яростью окрикнул округу, направляя рычь на Брешь. Сил больше нет, — бороться бессмысленным звуком страдающей души, вырывающейся в пустой и тёмный мир. «Как?», «Почему?»… Не было ответа от ветра, ни от Бога, ни от кого. Потерял он всё, — думал Он, — одинокий скиталец, преданный судьбой, павший воин. Почему ему не дали просто умереть, здесь, посреди улицы? Но всё равно, царство зверя освободившегося, приняло его вновь.Мясо для пса разбросано по чёрной смоли. Тонкие руки, торчащие кости, обрывки искусанного мяса любимого лица. Океан тьмы поглотил её, это сделал ты! Ну же… убей её. Убей. Убей. Убей! Вспомни кто ты есть, УБЕЙ ЕЁ!
Гатс душил Каску в тёмной постели, смотря в её лишающееся жизни лицо. Он скалился, полный ненависти, она коснулась его и… Это не был кошмар, руки любимого чуть не убили её. Испуг. Тяжёлые руки отпустили тонкую шею. Каска с хриплым звуком попыталась вобрать воздух в лёгкие, касаясь оголённой груди и горла. Гатс встал, весь в поту, выбравшись из-под одеяла, в котором он спал вместе с родной душой. Темно. Он смотрел дрожа, на свои руки, слыша отдалённые отголоски рычащего голоса в своей голове. Слёзы. — Каска… Она лежала, чуть привстав, всё ещё лёгкие наполняя. Ногу на ноге она держала, выбираясь из-под одеяла. — Ка… Она прыгнула к нему, обхватив самым тёплым косновением, страдающее жуткой болью тело, спасая душу, свою и его. — Дурак… — шёлково коснулся губами уха, голос Каски. Она потянула его на себя. Упав на кровать, она проводила пальцами по его крепкому телу, что обернулось к ней грудью. Возлегли они вновь на большой кровати, наслаждаясь друг другом, спасаясь от безжалостного мира. Гатс не ранил её, лишь согревал холодеющее страхом тело, лишая дрожи себя и её. Женщину, что подарила ему радость прикосновений. Но он всё равно боялся… в лишённой смысла жизни, — оказаться утянутым новым миром, лишённым света Гриффита. Наутро её уже не было. Новые перевязки бинтов заменили старые, или… может ли быть так, что весь тот день был сном? Тяжело зевнув, он встал, на шрам в руке глядя. Боли в теле не было. Но душа — будто изжиралась ей, обгладывая последний аромат углей надежды, дымом одаряющим костей. Было тихо. Ветра не было. Тишина рождала странные чувства, будто ничего и не было… Будто Гатс не видел ужасно искалеченное тело, что было Гриффитом. Зачем он поднялся? Ради чего?.. Дом оказался тем же самым, кровать — та же самая… Еле уловимо, она пахла Каской и чувством одиночества. Значит, эта ночь — была не сказочным сном, спасшим от кошмара о чёрном океане, в котором плавали останки её тела. И значит… День тоже был реален. Глянув случайно под ноги, Гатс увидел свой меч.«Раньше мне не приходилось ни о чём думать… моя жизнь была простой. Я убивал, я был солдатом, на службе его Мечты». — Гатс поднял меч, без проблем взмахнув им. Через несколько таких взмахов, остриё клинка оказалось на сундуке, всё время стоявшем в доме и из которого торчала красная тряпка.
«За что мне теперь сражаться? Слишком долго я жил жизнью, имеющей смысл… я больше не знаю, каково это — убивать, просто чтобы жить». — В сундуке оказался полный комплект брони Гатса, а тряпкой оказался его плащ. В глубине металла, он отыскал отдавшуюся золотым блеском — эмблему Крыльев Соколов.
«Я так и не узнал… а в чём заключается моя мечта, лишённая укрытия Мечтой Гриффита?» — Разорвав бинты, лечащие невидимую боль, он экипировал доспех, с давно забытой тяжестью, севший на тело. Просунув рукоять своего меча через прорезь для глаз в шлеме, как он делал в бытность странствующим юношей, Гатс сложил грубый кусок металла за спину, окинув её плащом.
«Гриффит… друг. Кто тебя так, а?.. Ха-ха…», — Он вышел на улицу, в новый для себя мир, явно потерявший яркость.
Проходя по той же самой тропе, он ловил на себе взгляды редких местных. Стоял день, холодный, но не морозящий тело Гатса. Он не дрожал, ни перед страхом, ни перед морозом. «Поющая дева» — сегодня молчала, Соколов не видать, их палаток тоже. Остались лишь потухшие пеплом, останки костров надежды. Взойдя чуть дальше по возвышенности, Гатс всё же услыхал из трактира звуки. Он заглянул в окно… Трактир оказался переполнен, все в нём сидели чуть ли не на головах друг у друга. Люди, эльфы, редкие гномы — все слушали лютню сидящего на бочке Джудо и моментные ласкания струны поэтессой Мариден, напевающую слова протяжённой тоски. Всё это происходило под короткие вздрагивания совсем маленьких в его руках, деревянных ложек здоровяка Пиппина. Гатс ушёл. Встав у возвышающейся церкви, он долго думал. Он был в своём уму, совсем как Гриффит. Гриффит… В церкви, на удивление, — никого не оказалось. Никто не молился. Тишина проникала прямо внутрь, но совсем не упокаивала возмущённую душу. Плащ развевался от ветра — он шёл вперёд. Завернув, прямо перед Ставкой командования, из которой доносился шум голосов, Гатс открыл дверь в крохотную комнатку, у единственной кровати в которой, — горела свеча. Он пододвинул к Гриффиту стул. — Это я, друг. Ты слышишь мой голос? Чёрт, почему они не сняли шлема?.. — Тихо злясь, Гатс прикоснулся к шее Гриффита, отстёгивая крепления, но тот почувствовал шевеления под одеялом. Скинув его другой рукой, на застывшую на креплении шлема руку Гатса, медленно упало сломанное крыло Гриффита. — Не хочешь…? Гриффит не мог ничего сказать, и по его погасшим глазам в тени шлема — мало что можно было понять. Он слабо смотрел в блестящую искру перед собой, затмевающую даже свет свечи. Гатс приблизился к Соколу, пролив на него пару горьких слёз, что было позволительно всегда — пролить на плечо друга. — Это моя вина! Моя, Гриффит! Я был там! Но ничего не смог сделать… — Вспоминая ночь в Храме, Гатс скрежетал зубами, пытаясь вспомнить, что же на самом деле произошло. — Гриффит!.. — Гатс вскочил со стула, крепко держа кулаки. — Когда я найду, того кто это сделал!.. Рычь Гатса предупредился открытой дверью. — Гатс? — Искательница Пентагаст стояла впереди всей компашки спасителей мира, с ними была и Каска. Отстранённо, держа глаза на полу, она подошла к Гатсу, ущипнув за плащ. — Почему… ты в доспехе? — Тихо сказала она. Подняв с её лица взгляд, Гатс будто проигнорировал Каску, обратившись к людям позади неё. — Ну. Что с ним случилось? — Жёстко спросил Гатс, заставив Каску поднять глаза в его твёрдое лицо. Голос подала Тайный Канцлер, выступя чуть вперёд. — Судя по ранам, — его пытали. Долго. — Скрывая раздражение произошедшими событиями последних дней, Лелиана выдерживала спокойный тон, всё же желая выпустить чувства жестокой души. — Ему перерезали сухожилия на руках и ногах — он еле может двигаться. Язык вырезан, его тело ужасно истощено. Это работа — опытного, и наслаждающегося своим делом садиста. — Почему… почему бы его не исцелить магией?! — Зло прорычал Гатс, заставив глаза Каски омокреть. — Как сказал Солас: магия не вернёт ему веса, способности говорить и использовать конечности. Целительная магия — не чудодейство. Такое могла бы исцелить только магия крови… — Вклинилась в разговор Кассандра. Неожиданно, тихая Фарнеза отвлеклась от безмолвной молитвы. — Даже прах невесты Его — не помог бы. Всё происходящее — всё воля Создателя, и нет места удивлению, что Белый Сокол получил наказание за полёт на высоте, подобной Ему! Вены вздулись от злости, Гатс зарычал: «Ты…» и наступил вперёд, заставив настороженно взяться за мечи и отойти. — Отступи! — С небольшим предыханием, скомандовал Каллен. — Гатс! — Крикнула Каска. Гатс схватил её за шею в порыве ярости, удовлетворяя зверя внутри себя. Тугое горло испускало сдавленный звук, прокатываясь хриплым желанием жить в сжатом кулаке родного человека. Звук вытащенных клинков заставил взгляд Гатса вернуть разум. Боящееся, теперь не чувствовавшее безопасности рядом с Гатсом, тело Каски обмякло и упало на колени, когда грубая рука выпустила её из удушья. Всё чаще и чаще — он ломает её, теряет доверие. Если так продолжится и дальше… Зверь погубит её, его же собственной рукой. Он только сейчас, снова заслышал беспомощный голос Гриффита, сведущий с ума сердце изгоя. Оглянув все ненавидящие лица, Гатс… ушёл, растолкнув всех людей. Недолго думая, они побежали за ним, за уходящим Вестником Андрасте, нужным им для выживания символом надежды — желанным Инквизитором, обрушающего и так все отчаявшиеся планы по вызволению свихнувшегося мира из бездны. Спокойная Брешь украшала небо, бывшее чистым. Совсем как цель и мечта, уходящего средь бела дня, воина и борца, обречённого сражаться с жестокой судьбой. Ужасно, что цель была точна цели преследующих его людей: поиск того, кто убил Верховную жрицу и мучителя Гриффита. Кассандра кричала ему в спину, но тот продолжал оставлять следы на снегу, поселяя неверие в преследующие души. Он отдалялся слишком быстро, слишком уверенно, словно солнце, уходящее за горизонт. Он бросал их во тьму, и он знал это, чувствуя прожигающее зло тьмы души своей. — Направляй полёт ножа своим телом при броске, Серпико. — Гордо стоя над учеником, сказал Джудо. Гатс приблизился к дворику трактира, на котором расположились немногие оставшиеся Соколы и прочие знакомые лица. — Эй! Гатс! — Крикнул Варрик, сидящей на ящике и что-то пишущий на бумаге. Он забеспокоился, не сбавляя темпа, идущим через них Вестником. Джудо отвлёкся, как и блондин-аристократ, решивший попробовать что-то новое. Эльфийский маг, стуча посохом, вышел из тени козырька крыши трактира, не сомневающимися глазами смотря за уходом желанного Героя. — Остановите его! — Крикнула Кассандра вперёд. Джудо сорвался с места, совсем не понимая происходящее. Едва он приблизился к Гатсу, тот пихнул его локтем, заставив больно упасть в снег. Но это вынудило Гатса остановиться, на секунду пропасть в размышление о своих действиях. — Я ухожу, Джудо. Насовсем. — Медленно обернув голову, заставив плащ подлететь, Гатс посмотрел на растерянное лицо Сокола. Совсем не обиженный, Джудо погладил больное место. За ним, сбавили темп погони множество людей: Кассандра, Каллен, Лелиана, Жозефина, Фарнеза, Серпико, Солас, Варрик, Пиппин, Коркус, даже Флисса и Мариден выбежали на улицу, взбудораженную шумом. Мариден быстрее всех вырвалась к Джудо, склонившись над ним, смотря на Гатса злым взглядом. Вот он, — их Вестник и спаситель. — А, а как же… Каска? — Успокоя Мариден улыбкой, спросил парень. — Присмотрите за ней. И за Гриффитом… — Выпустив горячий воздух, Гатс пошёл прочь, в блеск начавших падать снежинок. Отличившись от всех, Кассандра не могла вытерпеть очередной удар злой судьбы ниспосланной Создателем. Вытащив клинок, она вырвалась вперёд, прокричав имя Вестника, уже успевшего покинуть хлипкие колья обороны Убежища. Места, должного было стать возрождением огней душ людей, но обернулось всего лишь в миг, как и все уже случившиеся падения в бездну, — их полным затмеванием холодной тьмой. «ГА-А-А-А-А-А-А-А-АТС!» — Искательница, потеряв ум, совершила выпад вперёд, совершенно точно должный поразить… …Но Гатс одной рукой выпустил во взмах огромный меч, обломав пополам клинок, гарду которого, украшал символ мертворождённой Инквизиции. Снежная пыль поднялась от мощи взмаха. Через секунду, остриё меча впавшей в ступор Искательницы — упало в сугроб неподалёку. Та отчаявшись, пала на колени, подняв глаза к Создателю, и Вестнику Его невесты, тень чьего лица пугала и отнимала последнюю надежду. Он в последний раз посмотрел в лица соратников. «Не уходи, прошу...!» — кричали боясь, красные от слёз глаза Каски. Блеск падающего снега; он был самой яркой снежинкой, медленно удаляющейся от людей, красным плащом затмевая его силуэт.Гатс ушёл. Не оборачиваясь, он уходил от назначенной ему судьбы, бросив личный вызов силам, превышающие человеческое понимание. Одинокий скиталец, он оставил всё, что имел, на пути своей собственной мечты и цели, должной принадлежать лишь ему одному — сломанному мечу Гриффита.