За час до рассвета

21 ноября 1978 год Хогвартс Она не приходила в себя уже двое суток. Днем вокруг нее постоянно дежурили друзья из Академии, этот белобрысый (он видел, когда Мародеры вместе с Лили пришли навестить ее накануне днем) трогательно держал ее за руку, от этого зрелища хотелось срочно очистить желудок. Желательно на его до противного аккуратно уложенную блондинистую голову. Подружка тоже хороша. Едва завидев их компанию, она поспешила позвать колдомедиков «чтобы проверить состояние» подруги. А те, естественно, обнаружив такую толпу, немедленно выгнали всех из палаты. Одна радость — их тоже прогнали. Поэтому Сириусу ничего не оставалось, кроме как проникать в Больничное крыло ночью, под прикрытием мантии-невидимки Поттера. Колдомедики из Святого Мунго перемещались через камин директора дважды в день, чтобы следить за динамикой выздоровления. Она получила многочисленные глубокие ожоги, сломала четыре ребра, плечо и запястье. А, еще заработала сотрясение мозга и сильнейшее магическое истощение. То, что шатенка сделала во время испытания просто не укладывалось в голове. Впрочем, не он один был удивлен и восхищен тем, как девушка проявила себя. На следующий день после испытания только ленивый не обсуждал то, как она отрубила голову Змею Горынычу. А колдографии, запечатлевшие этот момент, были буквально в каждой мало-мальски стоящей газетенке. Ее имя теперь знал весь магический мир далеко за пределами Великобритании. Почему-то гриффиндорец считал, что, вне зависимости от того, победит девушка в Турнире или нет, на родину она вернется знаменитой. Стюарт Акерли, получивший девяносто восемь процентов ожогов тела, был немедленно отправлен в ожоговое отделение Святого Мунго, где колдомедики еще долго боролись за его жизнь. По школе ходили упорные слухи, что им не удалось вылечить его раны до конца и на теле когтевранца остались уродливые шрамы. Он, как и Бенуа, еще не пришел в себя и никто не знал когда это случится. Что до дурмстрангца, то он, по сравнению с остальными, легко отделался, щеголем разгуливая по коридорам. Поглядывая свысока даже на собственных товарищей, Уэннели сделался ужасно разговорчивым, раздавая интервью всякой газете, которая была готова его послушать. Он рассказывал о собственном героизме, говорил, что «ни на секунду не испугался чудища, тогда как Бенуа…», на этой фразе обычно друзья уводили его подальше. Успокаивая и пытаясь хоть немного отвлечь, ждали когда красная пелена чистой ярости спадет с глаз и желание заавадить придурка на месте если не исчезнет совсем, то перестанет быть таким нестерпимым. Конечно, после того как двое из трех Чемпионов едва не умерли на глазах сотен волшебников, разразился грандиозный скандал. Родители многих студентов буквально завалили кабинет Альбуса Дамблдора громовещателями, выражая свою обеспокоенность безопасностью в Хогвартсе, протестуя против столь жестоких испытаний. Даже обычные волшебники стремились высказать свои опасения, кто-то требовал отмены Турнира, но были и те, кто просил выслать приглашение на следующее испытание, горя желанием «увидеть все своими глазами». Газеты пестрели противоречивыми заголовками. Кто-то говорил о «вопиющей жестокости», а кто-то описывал произошедшее как «выдающееся зрелище», смакуя особо кровавые моменты. Гриффиндорец, едва заметив в непосредственной близости газету с подобными заголовками, тут же сжигал ее, не обращая никакого внимания на возмущенные возгласы однокурсников. Плевать. На все плевать. Ему никогда в жизни не было так страшно, как в тот день. Только увидев, какое испытание предстоит пройти чемпионам, волосы на голове обычно бесстрашного мародера встали дыбом, ноги тут же приросли к полу, а во рту пересохло. Как вообще кому-то могло прийти в голову что-то подобное? А, увидев, что осталось после Акерли, он понял, если не увидит ее сейчас — сойдет с ума. Не обращая внимания на окрики друзей, брюнет сорвался с места, уверенно шагая в сторону шатра чемпионов. Конечно парень видел, как она, нервно кусая губы, напряженно и даже испуганно наблюдала как проходят испытание другие чемпионы. Видел, как изящные ладошки сжимались в кулаки и, видит Мерлин, в этот момент он был готов забрать, просто похитить девушку оттуда, лишь бы ей не пришлось проходить через все это. Но она бы никогда не простила его за это. Он мог быть кем угодно — не самым хорошим другом или не самым выдающимся волшебником, но трусом не был никогда. А, в тот момент, когда ладошки, еще мгновение назад сжатые в кулаки от страха, мягко прикасались к нему, даря свое тепло, пусть он и был в облике собаки, парень понял — Сириус Блэк пропал. Безнадежно. Безрассудно. Окончательно и бесповоротно. Утонул в небесных глазах, околдованный этой, самой прекрасной, улыбкой заморской девушки. Самое ужасное, юный Блэк, слывший одним из самых главных ловеласов и сердцеедов Хогвартса, не представлял что делать с этим, внезапно обрушившимся на него, осознанием. Вот и сейчас, сидя у кровати Его ведьмы, он просто смотрел на ее лицо, пытаясь запомнить, запечатлеть в памяти каждую черточку, родинку, самую маленькую деталь облика шатенки. Он знал, проснувшись, девушка вновь станет недоступна, окруженная друзьями, словно коконом, Бенуа останется лишь далекой, несбыточной мечтой. По тому как девушка вела себя в обществе, как разговаривала и даже как изящно приветствовала своего директора было видно — она аристократка, привыкшая к жизни среди равных себе по статусу волшебников. А что мог дать он? Отщепенец рода Блэк. Выжженный из семейного древа, гриффиндорец не имел имени и состояния. Каковы вообще шансы, что такая как Она посмотрит в его сторону? Будем честны — они равны нулю. Впрочем, как и его жизнь. Вся она равна нулю. — Ммм… От едва-слышного стона, в тишине Больничного крыла казавшимся оглушающим, парень вздрогнул. Тряхнув головой, отгоняя воспоминания, Бродяга внимательно следил за каждым изменением на ее лице. Ресницы девушки затрепетали, слабо поморщившись, колдунья приоткрыла глаза, облизнув пересохшие губы. — Ммм… пить… — прохрипела Бенуа. Взяв с прикроватной тумбы стакан с водой, парень, не придумал ничего лучше, кроме как собственным платком осторожно смочить потрескавшиеся губы девушки. — Сомневаюсь, что тебе можно много пить, — шептал он. — Только пару глотков, не больше. Еще несколько минут колдунья лежала с закрытыми глазами, но вдруг ее губы дернулись, словно в попытке улыбнуться, но тут же расслабились. Видимо, двигать ими было больно. — Сириус? — отвернувшись, гриффиндорец не заметил, что она вновь открыла глаза, теперь удивленно смотрела на него, словно пытаясь что-то понять по его лицу. — Да? — Что ты… Что ты здесь делаешь? — Пришел в гости. — Ночью? — Днем здесь слишком много народу. — Насколько… все плохо? — вновь поморщившись, спросила она. — Тебе больно? Мне позвать Мадам Помфри? Девушка усмехнулась. — Невежливо отвечать вопросом на вопрос. — Прости. — И все же? — Ты очнулась, значит все будет хорошо, — улыбнулся Бродяга, поднимаясь на ноги. — Я… Пожалуй пойду. Поздно уже, да и тебе нужно как следует отдохнуть. Выздоравливай, а то Лили нам уже все уши прожужжала — волнуется очень. — Сириус? — Да? — услышав свое имя, он замер. Кажется, даже задержал дыхание. Что угодно. Ты можешь говорить что угодно. Только назови мое имя еще раз. — Спасибо, — вновь закрывая глаза, сонно шептала Бенуа. — Я рада, очнувшись, увидеть твое лицо. И эти твои проблемы с прической… Легко улыбнувшись, парень направился в сторону выхода. Теперь все будет хорошо, совсем скоро… Стоп. Что она сейчас сказала? Резко остановившись, гриффиндорец вновь повернулся в сторону уже спящей девушки. В голове зазвучал ее голос. Быстрая фраза, которая слетела с губ шатенки перед испытанием. «Прямо как один мой…друг. У него, видишь ли, тоже проблемы с прической. Совсем как у тебя.» По телу словно прошел разряд тока. Она имела в виду Его тогда. Мерлин, как это возможно? Значит ли это, что у него может быть шанс? Или нет? В конце концов, она назвала его другом. Идиот, а как еще она могла тебя назвать, если ты за все это время сказал ей два слова в трех предложениях? Придурок недалекий. Соплохвост облезлый. Да даже Нюниус и тот общительнее! Черт. Все еще ошеломленный, мародер вышел из Больничного крыла, напрочь забыв о необходимости надеть мантию-невидимку. — И куда это мы идем? — послышалось откуда-то сзади. — Одни и без прикрытия? Словно очнувшись, Блэк обернулся на голос. Лениво подпирая плечом ближайшую стену, на него осуждающе смотрел лучший человек на этом свете. Джеймс Поттер, удрученно покачал головой, легко оттолкнувшись от стены, подошел ближе, положив руку на плечо гриффиндорца. — Ну, как там? — Лучше, — выдохнул Бродяга, благодарно посмотрев на друга. — Пришла в себя, даже меня узнала. — И ты, конечно же, так ошалел от нахлынувших чувств, что тут же позвал колдомедика, чтобы та осмотрела даму твоего сердца, — кивнув в сторону Больничного крыла, произнес Сохатый. Виноватый взгляд друга говорил сам за себя. — Что с ней сейчас? — Кажется, заснула. — Кажется?! — Я растерялся! — защищался Блэк. — И вообще, какого дементора ты орешь на меня посреди коридора? Сохатый усмехнулся, забирая из рук друга мантию-невидимку, легким движением набрасывая ее им на плечи. — Потому что орать на тебя в гостиной не солидно. — Много ты понимаешь в солидности. — Уж побольше некоторых. — Да пошел ты. — Нам с тобой в одну сторону, дружище, — рассмеялся Сохатый, хлопнув друга по плечу. — Так что пошевеливайся, я не собираюсь ночевать в коридоре. 22 ноября 1978 год. Местоположение не определено. В полумраке гостиной, освещаемой лишь горящим камином, на обитом бархатом кресле с высокой спинкой сидел молодой мужчина, сложив руки домиком, он задумчиво наблюдал за негромко потрескивающим пламенем. Слегка прищурившись, он то и дело проводил указательным пальцем по губам. На небольшом резном столике стоял хрустальный графин с огневиски. Бокал рядом был полон, однако мужчина так и не притронулся к напитку. Где-то в доме раздался гулкий звон напольных резных часов, ознаменовавших полночь. Отмеряя время, словно удары сердца, они всегда напоминали волшебнику о том, как быстротечна жизнь человека. И каждый удар часов, каждый гулкий звон, звучавший в тишине, будто насмехаясь, шептал о том, сколько у него осталось времени до того, как он умрет. Великие люди, выдающиеся умы рано или поздно, неминуемо уходили, становясь лишь сухими строчками в учебниках истории. Он же был величайшим. Он не хотел быть просто эпизодом, который точно так же станет обычным, ничего не значащим фактом в биографии человечества. Он — настоящее и будущее. Он — эпоха, которая никогда не закончится. Двустворчатые двери гостиной с тихим шорохом открылись. Стуча каблуками по мраморному полу, вошла красивая женщина, даже девушка. Небрежным жестом откинув за плечи иссиня-черные волнистые волосы, она замерла в нескольких шагах от кресла, не решившись подойти ближе. Горделивая и статная, всегда смотревшая на всех свысока, сейчас аристократка почти смущенно опустила голову, в смиренном жесте сцепив руки за спиной. Мужчина, словно не замечая, что его уединение нарушено, с легкой усмешкой на губах, медленно потянулся к стакану. Сделав глоток, он не отрывал взгляд от камина. — Ты читала сегодняшнюю прессу? — только осушив бокал до дна, тихо произнес волшебник. — Да, мой лорд. — И что скажешь? — Они — то, что нужно, мой лорд. Волшебник кивнул, вертя в ладони хрусталь. Отражая янтарь пламени, бокал создавал причудливые блики на стенах. — Только… — нерешительно добавила женщина, тут же прикусив губу. — Продолжай. — Я не уверена, что ее… удастся убедить, — все же решившись поднять взгляд на мужчину, сказала она. — Нам нужен мотив. Рычаг давления, на случай, если… Если договориться не получится. Вновь воцарилось молчание. Мужчина, тонкими пальцами обхватив горлышко графина, вновь наполнил бокал янтарной жидкостью. Так и не повернувшись к собеседнице, он жестом пригласил ее подойти ближе. Поравнявшись с волшебником, женщина приманила второй бокал. Блаженно улыбнувшись, пробуя на вкус терпкий напиток, колдунья осталась стоять по правую руку от своего господина, не осмеливаясь занять соседнее кресло. — Что пишет твой брат? — спустя несколько минут, мужчина все же нарушил тишину. — Ничего, что могло бы нам помочь, — пожала плечами она. — Всегда среди своих, из местных почти ни с кем не общается, разве что… — Что? — С мерзкими предателями крови, — прошипела колдунья. Ее темно-карие, казавшиеся в полумраке угольными, глаза гневно блеснули, а лицо исказила гримаса презрения. — И этой их грязнокровой подстилкой. Сделав очередной глоток, мужчина, казалось, никак не отреагировал на гнев своей собеседницы. — Она гостья здесь, не забывай об этом, — усмехнувшись, заметил он. — Еще не знает всех правил. Поднимаясь с кресла, волшебник плеснул остатки жидкости в камин, отчего еще мгновение назад лениво горевший огонь, ярко вспыхнул. — Найди мотив, Белла. — жестко произнес он, направляясь к выходу. — Они станут символом нашего влияния на мировой арене. Придут они, на нас обратят внимание остальные. Не разочаруй меня. — Да, мой лорд. Уже у самых дверей волшебник остановился. Окинув оценивающим взглядом замершую женщину, добавил. — И надень сегодня то черное белье. Оно неплохо смотрится. 22 ноября 1978 год. Хогвартс Пробуждение давалось с трудом. Сознание, тяжело пробираясь сквозь окутавшую его пелену, отказывалось возвращаться. В голове снова и снова прокручивались моменты недавнего прошлого. Хищный оскал змея, рев беснующейся толпы жаждущей зрелища и слишком умный взгляд черного лохматого пса, доверчиво уткнувшегося влажным носом в ее ладонь. Все мысли перемешались, стремительно сменяя одна другую, они не давали сосредоточиться на чем-то одном. Она помнила резкую боль, снова и снова волнами накрывающую каждую клеточку тела. Чувствовала, как магия выходила из нее с каждой каплей крови, стекающей из жутких ран. Помнила тяжесть своего меча в ладони. Помнила, как крепко сжимала желанный ключ, а его неровные грани больно впивались в руку. Все еще кожей ощущала ту безысходность, с которой оглядывала трибуны, наблюдая, как одного из Чемпионов уносили с места испытания. Помнила растерянного, как всегда так очаровательно взъерошенного, гриффиндорца, сидевшего на жестком стуле в темноте Больничного крыла. Помнила, как от волнения срывался его голос. Девушка видела, как блестели его глаза, когда их взгляды ненадолго встретились, в момент когда он заботливо смачивал ее пересохшие губы влажным платком. Она это помнила, но не была уверена в том, что это не очередная насмешка уставшего сознания. В голове быстро мелькнула и исчезла странная мысль. Она хотела бы, чтобы это было правдой. Но как узнать? Открыв глаза, девушка тут же зажмурилась от яркого солнечного света, так нагло подглядывающего за ней в большое окно аккурат напротив кровати. Во рту было сухо. Хотелось пить, а тело было ватным. Она не смогла бы пошевелиться даже если бы очень захотела. Бенуа ненавидела чувствовать себя беспомощной. — Великий Сварог, ты очнулась, — послышалось рядом. Немного скосив глаза, шатенка увидела свою подругу, Ольгу Репнину, которая улыбалась, утирая бегущие по щекам слезы. Вскочив с места, она поспешила куда-то. — Я позову медиков. Не найдя в себе сил для хоть какой-то реакции, девушка вновь закрыла глаза. Голоса, еще секунду назад звучавшие приглушенно, сейчас обрушились на нее со всей силой. Казалось, они били ее по голове. С губ непроизвольно слетел тихий стон и все разом смолкли. — Мисс Бенуа, — осторожно позвал ее женский голос. — Вы меня слышите? С трудом разлепив веки, она посмотрела на колдомедика. Женщина средних лет с забранными в хвост темными волосами внимательно смотрела на девушку из-под очков в тонкой оправе. Желтая мантия на ней говорила о том, что она работает в больнице Святого Мунго. — Пить… — хрипло прошептала Анна. Прохладная рука женщины чуть приподняла ее голову, другой поднося ко рту стакан с водой. Сделав несколько жадных глотков, шатенка облизнула потрескавшиеся губы, ощущая, как ее вновь осторожно укладывают на подушку. — Насколько… насколько все плохо? — затуманенным взглядом наблюдая за женщиной, водящей над ее телом палочкой, спросила Бенуа. — Как давно я здесь? — Слишком много вопросов для человека, который больше двух дней был без сознания, — покачала головой колдомедик. Вновь взмахнув палочкой, она левитировала откуда-то несколько склянок с зельями. Девушка невольно поморщилась. Болеть ей не нравилось. А уж тем более принимать лекарства. Здраво рассудив, что в такой ситуации ее мнения на этот счет спрашивать никто не станет, смиренно позволила женщине помочь ей выпить все приготовленные для нее зелья. — Я дала вам зелье Сна Без Сновидений, — взмахом палочки левитируя пустые флаконы куда-то за ширму, сказала волшебница. — Отдыхайте, мисс Бенуа. — Но… — попыталась возразить девушка, впрочем, ощущая, как веки становятся все тяжелее. — Спи, Аннушка, — словно издалека донесся голос Репниной. — Я скажу ребятам, что ты пришла в себя. Мы зайдем к тебе вечером. На этот раз пробуждение далось ей намного легче. Сознание уже не было таким спутанным, а сон был действительно без сновидений. Открыв глаза, она все еще ощущала слабость во всем теле, но чувство, словно тебя раздавило особенно большим камнем, после прожевала мантикора и выплюнула обратно, уже не было. В окно уже не светило солнце. Судя по всему, дело шло к вечеру. Только вот какого дня? Сколько она спала? Это уже более интересный вопрос, на который все же хотелось бы получить ответ. — …но, мадам Помфри, ну пожалуйста, — наконец, шатенка обратила внимание на доносившиеся откуда-то неподалеку голоса. — Я всего на две минуты, просто взгляну одним глазом и быстро-быстро уйду. — Мисс Эванс, я же ясно выразилась, — недовольство школьной медсестры было слишком ощутимо. — Мисс Бенуа спит. Приходите завтра. Устроили тут дом свиданий. — Ну пожалуйста, мне правда очень, очень надо. — продолжала упрашивать гриффиндорка. — Мисс… — А я не сплю, — прочистив горло, как можно громче попыталась дать о себе знать колдунья. — Если мое мнение учитывается, то я бы хотела видеть гостью. Из-за ширмы показалась донельзя недовольная женщина. В причудливом белом колпаке, длинном темно-коричневом платье под белым фартуком, мадам Помфри, по мнению студентки Академии, выглядела довольно забавно. Впрочем, чем дольше она находилась в Хогвартсе, тем реже обращала внимание на столь явные различия между образом жизни в магическом мире Великобритании и у нее дома, в России. За спиной волшебницы маячила донельзя счастливая староста факультета Гриффиндор. Сияя белоснежной улыбкой, она махала рукой так, словно они не виделись, по меньшей мере, год. — Договоримся так, — строго произнесла колдомедик, переводя суровый взгляд с одной девушки на другую. — Я дам вам выпить несколько укрепляющих настоек и десять минут на общение. — Я согласна, — улыбнувшись, кивнула Анна, не сводя счастливого взгляда с новой подруги. — Несите ваши напитки. В следующие пять минут шатенка кривилась от горьких, кислых и слишком соленых зелий, пузырьки с которыми дотошная мадам Помфри снова и снова вливала ей в рот. В это время рыжеволосая староста, сидя на стуле неподалеку, с сочувствием наблюдала за неприятной процедурой, периодически ободряюще ей улыбаясь. — Десять минут, мисс Бенуа, — пригрозив указательным пальцем, строго напомнила колдомедик. — Мисс Эванс, я на вас надеюсь. Досадливо покачав головой, женщина скрылась в своем кабинете, откуда тут же послышался звон стекла и негромкие возгласы. Обменявшись понимающими улыбками, подруги, наконец, смогли расслабиться. — Я так рада тебя видеть, Лили. Идем ко мне, — похлопав ладонью на свободное место рядом с собой на кровати произнесла шатенка. — У меня столько вопросов. Осторожно устраиваясь рядом, семикурсница аккуратно накрыла ладонь подруги своей. В глазах девушки блестели слезы. — Ты так нас напугала, — дрогнувшим голосом прошептала она, быстрым движением утирая слезы. — Как ты могла так рисковать собой? О чем ты думала? Поморщившись, чемпионка слегка покачала головой. — Ну не знаю, быть может о том, чтобы получить этот чертов ключ? — усмехнулась Анна. — Как Акерли? Он жив? — Его еще тогда отправили в больницу Святого Мунго, — выдохнула гриффиндорка. — Мы знаем что он жив, но больше ничего. — А как… — Может, ты перестанешь волноваться о других и скажешь, наконец, о том что чувствуешь ты? — не выдержала Эванс. Беспокойство в ее взгляде смешивалось с возмущением. Растерявшись, Бенуа не сразу нашлась с ответом. Действительно, а как она себя чувствует? Оглядев себя насколько это было возможно не поднимая головы, девушка могла видеть лишь перевязанную от запястья до плеча правую руку поверх темно-бордового шерстяного пледа и больше ничего. В теле ощущалась слабость, отчего даже движение здоровой рукой давалось с трудом. — Я… Я не знаю, — наконец ответила девушка. — Сколько я спала? Ты знаешь что-нибудь о моих травмах? Как закончилось испытание? Уже есть информация о втором? — Так, стоп, — впервые рассмеялась староста. — Давай по порядку. Во-первых, сегодня двадцать второе ноября, то есть спала ты три дня. — увидев как вытянулось от удивление лицо подруги, девушка впервые рассмеялась. — Да-да, тебе крепко досталось. Во-вторых, подробности о твоих травмах мне не известны, а лишний раз пугать не хочу. Так что спроси у мадам Помфри, уж она точно в курсе. — Ты всегда такая рассудительная? — улыбнулась Бенуа. — А вот и нет, — покачала головой девушка. — Когда рядом Поттер вся моя рассудительность машет мне ручкой и уходит в неизвестном мне, к сожалению, направлении. — Эх, любовь… — мечтательно вздохнула шатенка. В груди, тем временем, она ощутила нечто, странным образом похожее на зависть. Скинув аккуратные туфельки, гриффиндорка, поджав одну ногу, устроилась удобнее. — Испытание закончилось хор… У тебя самый высокий балл от судей, — запнувшись, произнесла она, отводя взгляд. — В «Пророке» писали, что следующее испытание пройдет уже после Рождества, тринадцатого января. — Почему так долго? — удивилась Анна. — Потому что перед этим, двадцать пятого декабря, назначен Святочный бал, — староста не стала скрывать воодушевление в голосе. Удивленно вскинув бровь, чемпионка с немым вопросом посмотрела на подругу. — Этот бал традиционно проводится во время Турнира. И… Чемпионы открывают бал. Танцуют со своими парами. — Парами? — Ну, у тебя же… кто-то есть? — осторожно спросила Лили. — Я знаю, что Николай не отходил от тебя все это время. Впрочем, об этом знает вся школа. Даже газеты… — смутившись от столь явной вспышки возмущения, отразившейся на лице Бенуа, она оборвалась на середине фразы. — Извини, если я лезу не свое дело и… — Нет-нет, мы подруги и это нормально, но… Газеты? Серьезно?! — негодовала колдунья. — Давай решать проблемы по мере их поступления, — попыталась успокоить подругу Эванс. — Пока мы говорили про бал и твою пару на нем. Ощутив, как щеки покрываются смущенным румянцем, шатенка зажмурилась. Какая еще пара? И вовсе у нее нет… Никакой пары. И мысли такой… тоже нет. — Между мной и Ники ничего нет, — выпалила Анна, открывая глаза. — Мы просто знакомы с детства, у наших семей общий бизнес в мире немагов. Он дорог мне, но только как друг. — Тогда, может, есть кто-то больше, чем друг? — хитро улыбалась рыжеволосая бестия. — Колись, Бенуа. От меня ничего не скроешь. В голове тут же услужливо возник образ сероглазого гриффиндорца, сидящего на том же стуле, что и Эванс пять минут назад. Попытавшись (впрочем, не совсем успешно) сосредоточиться на сидящей рядом подруге, не сводящей с нее хитрого взгляда, она попыталась улыбнуться. — Видишь ли, я… — Юные леди, что я говорила про десять минут? — из кабинета вышла донельзя возмущенная мадам Помфри, уперев руки в бока. — Мисс Эванс, я была о вас лучшего мнения. — Я уже ухожу, — быстро соскочив с кровати, виновато улыбалась девушка. Впрочем, взгляд, брошенный в сторону Бенуа, был весьма красноречив. Разговор на эту тему еще не окончен. — Анна, я приду к тебе завтра. — Буду ждать, — слегка кивнула шатенка. Краем глаза заметив, как колдомедик, вновь взмахнув палочкой, левитировала в ее сторону очередную дюжину зелий, Бенуа мысленно поклялась больше никогда не попадать в Больничное крыло.