За час до рассвета

26 мая 1978 год Pov. Анна Бенуа Она бежала. Она бежала вперед, гонимая безотчетным страхом, подстегиваемая безграничным ужасом словно ретивый жеребец суровой плетью жестокого хозяина. В ушах бушевал шторм, заглушая далекие отголоски разума. Едва успевающий сфокусироваться на чем-то взгляд снова и снова падал на собственные руки. Кровь. Багряная, густая, будто смола, жидкость, покрывала каждый дюйм ее тела. Ею пропиталась одежда. Кое-где успев высохнуть, превращала дорогую ткань в шершавую, раздирающую кожу чешую, которую хотелось соскрести с себя любой ценой. Стены. Узкие коридоры. Поворот. Еще поворот. Чернильные облака застилают небо, отгораживая от еще не успевшего уйти в закат солнца. Даже Дневное Светило будто стыдится смотреть на происходящее, предпочитая скрыться в тени. Дыхание, едва коснувшись груди, с громким хрипом выходило наружу. Губы потрескались. Нестерпимо хотелось пить. Где я? Окончательно обессилев, припала спиной к стене. Не заметила, как оказалась на холодной, сырой земле. Что-то больно врезалось в ногу. Безразличие. Все, чего хотелось в эту минуту — просто оказаться в гостиной львиного факультета. А, еще лучше, запереться в Выручай-комнате. Вновь ощутить мускусный, терпкий запах родного человека. Даже прикоснуться ладонью к груди было слишком тяжело. Пальцы нащупали глянцевую поверхность медальона. Из глаз тут же потекли слезы. Усталость. Боль от полученных ран. Страх. И дикий, протяжный вой. Голодный. Вновь всплыл в памяти, смешиваясь с улыбкой Сириуса. Что он сказал? Какими были его… последние слова? Зажмурившись, я заставляю себя вспомнить. Вспомнить. Серые глаза. Любовь. Беспокойство во взгляде. Но улыбка, как всегда, широкая, белоснежная, будто бы даже легкомысленная. Только… Не для нее. Нет. Она видит в ней страх. Сильнее ли он ее собственного? Вполне возможно. И ладони. Теплые, знающие о ней все. Ему не нужно стараться, чтобы прикоснуться к ее душе. Зачем? Если она, Анна Бенуа, готова отдать ее просто так? Дрожь волной прокатилась по телу, вынуждая конвульсивно изогнуться. Резкий запах крови. Своей. Чужой. Влажной земли, отсыревшей травы, смешавшись, хлестал по щекам, отгоняя спасительную иллюзию. Иллюзию? Воспоминание! Тонкие, сбитые в кровь, пальцы сгребали землю, будто пытаясь удержать мгновение. Хотелось пить. Второй рукой потянулась к поясу, в надежде найти хоть что-нибудь. Холодная пустота и горечь разочарования вновь выбили крохи спасительного дыхания. Лицо горело от слез, но и они не приносили утешения. Дрожь. Земля под ней дрожала, будто от чьих-то быстрых шагов. — Надо встать, Аня… Вставай. Знакомый голос тихим, едва различимым шепотом коснулся слуха. — Мадам? Глаза распахнулись. Но никого рядом. Только опостылевшие до зубовного скрежета стены. А сверху лишь маленький, будто украденный клочок неба. Равнодушно-серый. Как и все вокруг. — Ты бредишь, Аня, — горькая усмешка тут же заставила скривиться. Из раненой губы вновь потекла тонкая дорожка крови. — Надо… Надо идти. Но как, если совсем нет сил? Теперь шаги слышались отчетливо. Кто-то или что-то был за ближайшим поворотом. Ноги не слушались. Сил едва хватило, чтобы подняться, тут же пошатнувшись. Никогда прежде она не чувствовала себя настолько сломленной. Отчаявшейся. Зачем ей все это? Для чего были нужны все эти испытания? Победа? Сомнительная победа во имя еще более сомнительных целей. Да никогда не нужен был ей этот турнир и этот сраный кубок! Никогда! Чей-то смешок. Короткий. Насмешливый. Женский. Совсем близко. Только теперь я вдруг поняла, что все это время невидящим взглядом смотрела в противоположную стену. Поверхность, шершавая, сплошь испещренная маленькими, тонкими, витиеватыми трещинами. Будто венами. То тут, то там виднелись бледно-зеленые ростки с маленькими, молодыми листочками. Такими знакомыми, такими… Вой. Теперь полный необъяснимого предвкушения. Торжествующий. Пронизывающий до самых костей. Вой, от которого сердце, сжимаясь, в ужасе пропускает удар. Шорох сбоку. Оглянулась лишь мельком, лишь на долю секунды мазнув взглядом в ту сторону… Едва ли успев хоть что-то разглядеть. Но адреналин, растекшийся по телу вместе с очередной порцией страха, сделали все за нее. Я думала, что никогда не смогу сдвинуться с этого места. Никогда. Но вот, я снова бежала. Но вперед летел страх. И отчаянное желание выбраться. Выбраться. Выжить. И снова крик. Теперь явно человеческий. Сплетаясь с тем, холодным, так отвратительно-счастливым, превращался в самую жуткую мелодию из всех возможных. (Вас когда-нибудь мучали кошмары? Поздравляю, этот будет его началом.) Бежать на крик. Но, чем больше поворотов она преодолевала, тем дальше, тем призрачнее он становился. — НЕТ!!! НЕТ!!! ПОЖАЛУЙСТА!!! НЕ НАДО!!! Смех. Смех. Смех. Удивительный танец Торжества Безумия. Сколь велик был страх кричавшего… Но не страшнее ли пытаться его нагнать? Пытаться, но так и не суметь. Остаться один на один с чьим-то страхом и собственным бессилием. Перед ним. Перед собой. Кто знает, что ждет за очередным поворотом? Она бежала вдоль стен, царапая подушечки пальцев об острые, мелкие выступы, снедаемая физической потребностью прикасаться. Чувствовать, что все это по-настоящему. Не сон. Не бред. Не плод разыгравшегося, уставшего воображения. Мне казалось, будто кто-то бежит следом. И, если она остановится хотя бы на мгновение… Это станет концом. Это будет последним, что она увидит. Услышит. Прочувствует. Будто бы все, все, что было кроме — не существует. Нет любви. Нет смеха. Нет тепла камина в гостиной. Нет лимонного пирога и облепихового чая. Все это лишь иллюзия, чтобы не свести с ума, удержать крохи рассудка. Но. Осталось ли что-то кроме страха? Сумеет ли она найти в себе то, что так бессовестно, жестоко украли? Вырвали вместе с сердцем? Очередной поворот. Не успев затормозить, она с разбега врезается в…растение? Толстые, длинные ветви, оплетая друг друга, превратились в живую изгородь. Мягкие, живые, настоящие, листья оказались глянцевыми наощупь. Улыбка. Несмелая, неловкая… Осторожно коснулась измученного лица. Мышцы отзывались будто бы неохотно, но ладони уже крепко схватили растение. Пылающее лицо припало к прохладным листьям, растворяясь в ощущениях. Тихий шелест убаюкивал. Напоминал о доме. О лесе академии. — Аня, уходи… И вновь голос. Лишний. Чужой. Зачем он здесь? Все же так хорошо. Наконец, стало спокойно. Наконец, она нашла нечто живое посреди каменного холода. Хотелось дышать полной грудью. Хотелось… Но почему так тяжело? Листья шелестели, но не от ветра. Здесь никогда не было ветра. Разной толщины и длинны ветви медленно, но уверенно оплетали ее тело, неумолимо превращаясь в саван, сковывая грудь, живот, прижимая друг к другу тонкие девичьи щиколотки. Она не могла пошевелиться. Она не могла дышать. В узкую щель между ветвями я вновь увидела ее. Вновь услышала хохот. Веселье с примесью безумия. — НЕТ!!! КТО-НИБУДЬ!!! ПОЖАЛУЙСТА!!! ПОМОГИТЕ!!! Голос. Ближе, чем когда-либо. Боль. Резкая. Всепоглощающая. Кажется, или я только что слышала хруст собственных ребер? За шесть часов часов до начала испытания. Малфой-мэнор. Нарцисса, сцепив руки в замок на животе, вслед за мужем вошла в кабинет, отданный в пользование Темного лорда. Являющийся частью трехкомнатных апартаментов, ставших практически постоянным местом его пребывания (когда он не уходил куда-то вместе с Люциусом и Беллой), он практически всегда утопал в темноте. Арочные окна с широкими дубовыми подоконниками плотно завешаны шторами, огонь в камине, судя по давно сгоревшим поленьям, не зажигали несколько дней. Несмотря на позднюю весну и теплую погоду за окном, в каменном поместье было всегда прохладно, отчего огонь старались не гасить. Золоченые подсвечники на стенах, каждый зажжен лишь наполовину, едва ли могли полностью осветить просторное помещение. В остальном же, кабинет мало чем отличался от прочих. Та же мебель из дуба, те же книжные шкафы, графин с огневиски, несколько бутылок коллекционного вина за витриной небольшого передвижного столика. Диванчик у камина, пара кресел, одно из которых и занимал сейчас (временный) владелец. У дальней стены, сложив руки на груди, стоял, привалившись, младший из братьев Лестрейндж. Несмотря на расслабленный вид, волшебник внимательно наблюдал за происходящим, то и дело бросая насмешливые взгляды в сторону донельзя довольной собой Беллы. Едва за ними закрылась дверь, Нарцисса ощутила, словно кто-то положил ей на грудь тяжелый камень, который никак не получается сбросить. Всякий раз оказываясь в обществе Темного Лорда, она становилась еще более отстраненной, молчаливой тенью присутствуя на совместных ужинах и обедах. Но теперь… Она никогда не была способным легиллиментом. Да и не то, чтобы в семье ее кто-то пытался обучать этому, с самого детства уготовив ей роль «украшения при муже». — Да никто на нее не подумает, — произнес Альфрад, смерив племянницу внимательным, оценивающим взглядом с головы до ног. — Чтобы Цисси знала такое… Абраксас Малфой, становясь рядом с другом, отпил из хрустального бокала на низкой ножке пряный напиток, всем видом выражая сомнение. — Н-да, — протянул он, спустя несколько минут наблюдений за невесткой. Та, ничуть не тушуясь, ровно сидела на диванчике возле камина. Первый шок прошел, и теперь молодая волшебница пыталась всеми силами сохранить «лицо». Она не могла позволить стереть себе память (а именно такая идея прозвучала всего несколько минут назад). — Признаться, в чем-то ты прав. Я бы тоже ни за что не поверил, что она может хоть что-то знать… Блэк, присаживаясь рядом с волшебницей, выдохнул в ее сторону облачко сигаретного дыма, отчего та лишь слегка нахмурилась, продолжая внимательно наблюдать за обоими. — Я думаю, в этом-то и есть главное преимущество нашей бесценной леди Малфой, — протянул он, вдруг расплываясь в лукавой улыбке. Малфой-старший свел серебристые брови к переносице. — Поясни. — Именно от таких, как Цисси меньше всего ждешь подвоха… Нарцисса чуть подалась вперед. Силуэт молодой женщины в полумраке кабинета вдруг приобрел хищные черты. — Мне знакомо это выражение лица. Что ты придумал, дядя? Улыбка на лице Альфрада Блэк стала шире. — В каких отношениях ты с мужем, Цисси? Ладонь рефлекторно опустилась на живот. — Только не Люциус… Слегка поведя плечом, сбрасывая картинку из недавнего прошлого, леди Малфой, быстро оглядевшись, уже привычно встала рядом со свекром. Напряжение, неотступной тенью следовавшее за ней всюду, рядом с этим человеком как будто бы немного расслабляло узел на шее, отступая. Позволяя сделать глубокий вдох, затем выдох. Взгляд сам по себе опустился вниз. Смотреть, как Люциус подобострастно, едва ли не с удовольствием кланяется мужчине, чей силуэт практически полностью скрывался за спинкой кресла… Было невыносимо. Беллатриса, сидевшая на подлокотнике, расплылась в одной из своих самых высокомерных улыбок. В ее хищном взгляде, что цепко впивался в каждого присутствовавшего, растекалось удовлетворение вперемешку с чем-то по-настоящему угрожающим, отталкивающим… Нарцисса знала — многие считали Беллу самой опасной из последователей Темного лорда. И все они были правы. Невозможно предугадать следующий шаг этой женщины. Непредсказуемая. Вместе с тем, невероятно умелая, талантливая, напористая волшебница, которая не остановится, не добившись своего. Для нее не существовало правил, границ и авторитетов. Кроме одного. Преданность, граничащая с безумием, помешательством, делало всех остальных лишь безликими, серыми лицами, каждое из которых теряло право даже находиться рядом с Темным лордом… Особенно, вопреки воли последнего. Нарцисса видела свою сестру «в деле» и увиденное не раз становилось причиной бессонных ночей. Хотелось бы сказать, что со временем она привыкла видеть в сестре лишь безумие, но Мерлин свидетель, это далеко не так. Хотела бы сказать, что все это не возрождало в памяти образ еще одной сестры, чей смех то и дело звучал в голове отголосками далекого прошлого. Да многое хотелось бы видеть совсем в ином свете, но вряд ли это возможно. Особенно теперь. По коже, скрытой плотной тканью дорогой мантии, пробежала стайка кусачих мурашек, заставляя поежиться. С молчаливого позволения Лорда, младший Малфой присоединился к семье. Широкая, теплая ладонь, к удивлению волшебницы, мягко легла ей на талию. На мужа Нарцисса не взглянула. — Господин, — с придыханием произнесла Лестрейндж. — Так кого мы все-таки ждем? Усмешка коснулась тонких губ. Волшебник не спешил с ответом, лениво покручивая между пальцев дорогую сигару. Заостренные скулы, выразительные черты лица и хищная усмешка в отсветах полумрака превращалось в маску, наподобие тех, что носили Пожиратели смерти. В темных глазницах на мгновение блеснул кроваво-красный огонь. Казалось, Реддл наслаждался полным обожания взглядом волшебницы рядом. Мужская ладонь опустилась на ее колено, тут же скрываясь где-то под подолом бархатного платья. Беллатриса коротко рассмеялась, явно польщенная вниманием господина. — Если она даст ему прямо здесь, я подарю Руди те рога, — едва слышно произнес Рабастан Лестрейндж, склонив голову в сторону Люциуса (и когда только успел подойти ближе?). Тот исказил губы в подобии ухмылки. — Впрочем, я подарю их ему в любом случае, ведь кто знает, где прямо сейчас находится левая рука моей драгоценной невестки? Что-то я ее не вижу… — Если вы сейчас же не заткнетесь, молодой человек, — процедил Абраксас Малфой. Его лицо, вопреки яду в голосе, не дрогнуло. Казалось, даже губы не шевелились. — Я лично обеспечу вам порцию Ступефай между глаз. Чуть слышно цокнув, младший из братьев Лестрейндж сделал шаг в сторону, так, чтобы видеть их обоих. — А что я такого сказал? Подумаешь, мысли вслух… Мы в свободной стране в конце концов, — Давно не бритое лицо изобразило почти детскую обиду, нижняя губа на секунду выгнулась, опустившись вниз, но тут же сменилась веселой улыбкой. — Цисси, ну ты хоть скажи своим ма-а-льчикам, что эта шутка актуальна всегда… — Рабастан повернулся к волшебнице, тут же натыкаясь на колючий взгляд голубых глаз. — И эта туда же, ну куда деваться… Какие все серьезные, как же с вами скучно. Абсолютно не обращая внимания на присутствующих, Реддл подался вперед, одним резким движением привлекая Беллу к себе и тут же накрывая пухлые губы своими, вовлекая в страстный, неистовый поцелуй. В то же мгновение с губ колдуньи сорвался чувственный стон, а еще через мгновение, она оказалась на коленях своего господина. Нарцисса не смогла сдержать гримасу отвращения, отводя взгляд в сторону. На счастье, дверь в кабинет открылась, впуская Николая Бенуа. Одетый в темно-серый костюм-тройку, волшебник, оглядев собравшихся, быстрым шагом приблизился к креслу, получив полный недовольства взгляд Беллатрисы, которой пришлось встать с колен Лорда. — Ну наконец-то, Николай, — вместо приветствия произнес Том, поднимаясь на ноги. — Я уже начал думать, что она передумала. Уже привычно щелкнул портсигар. Мужчина, криво усмехнувшись, встал по левую руку от господина, бросив презрительный взгляд в сторону двери. — Признаться, я сам временами так думал. Эта женщина воистину невыносима… — Неблагодарная ты свинья, Ники, я мать твоей единственной дочери, — раздался голос из глубины коридора. Шорох одежды, затем хлопок и приглушенный голос домового эльфа. Вновь возня. Хлопок и череда быстрых шагов совсем рядом. — Кто тебя вообще просил рожать… — Чувство противоречия, милый, исключительно чувство противоречия. В кабинет вошла удивительной красоты женщина. Каштановые волосы собраны в высокую, изящную прическу. Волшебница будто бы плыла по комнате, ее шаги были размеренны, словно в только ей одной понятном танце. Точеную фигуру обтягивало длинное, расшитое шелковыми нитями платье пудрового цвета, тонкие кисти рук, затянутые в кружевные перчатки, украшали перстни из явно драгоценных камней. Зажатый меж пальцев веер с тихим щелчком раскрылся, демонстрируя искусную вышивку в тон платью, а легкие движения сдували несколько выбившихся медных завитков у самого лица. Все в ее образе было чужим, непривычным, оттого невольно притягивало взгляд. Правильные черты лица, будто кто-то специально, заранее, подобрал их друг другу, делали невозможным определение возраста своей владелицы и впервые в жизни вызвали нечто, очень похожее на укол зависти всегда гордившейся своей красотой Нарциссы Малфой. Пухлые губы улыбались, обнажая белоснежные зубы, тогда как взгляд оставался холоден… Казалось, ничто не могло растопить лед в глубине ее сумрачно-серых глаз. Невозможно было не отметить, как много Анна взяла от матери, но эта разница во взгляде делала их едва ли не чужими друг другу, настолько разными они были. — Мой лорд, — глядя на женщину, Николай демонстративно закатил глаза, выражая свое пренебрежение, затем быстро повернулся в сторону волшебника, привлекая его внимание. — Позвольте представить, мать моей дочери, княжна императорской крови, Елизавета Николаевна Романова… Или ты успела сменить фамилию, в очередной раз выскочив замуж? — язвительно закончил он, не поворачиваясь. Вновь щелчок, теперь уже знаменовавший складывание веера, и женщина, ощутимо ударив им Бенуа по плечу, переключила внимание на Реддла, который уже вежливо, едва-касаясь, оставил невесомый поцелуй на костяшках пальцев гостьи. — Вот вечно ему нужно все испортить, — повела плечом она, вновь широко улыбнувшись. — Мой лорд, я рада, наконец, познакомиться с вами лично. Признаюсь, не ожидала получить приглашение… Зовите меня просто, Элиза. С губ Нарциссы сорвался тихий, протяжный выдох. Слушать все эти, насквозь лживые речи, было невыносимо. Хотелось вернуться обратно в покои, но этот день только начался… Ладонь Люциуса, все еще покоившаяся на спине, дрогнула, опускаясь ниже и ниже… До тех пор, пока губы леди Малфой не тронул намек на улыбку. — Обещай, что никогда не станешь такой как эта женщина, — произнес он, наклонившись. — Какой? — тонкие брови взлетели вверх. Она по-прежнему не смотрела на мужа. — Красивой? Изящной? Пальцы мужчины сжали ткань дорогого платья, заставляя встать ближе. Со стороны Рабастана Лестрейнджа донесся едва-слышный смешок. — Чужой. Нарцисса впервые за долгое время посмотрела прямо в глаза Люциуса. В горле срочно образовался ком, который никак не удавалось проглотить. Я ведь до сих пор не сказала ему. — Голубки, а, голубки, — нарочито громко протянул Рабастан, откровенно посмеиваясь. — Я бы на вашем месте не был столь, кхм, свободным в проявлении чувств. Нахмурившись, леди Малфой огляделась. Кабинет, за исключением них троих, оказался пуст. — Оу… Хлопнув Люциуса по плечу, младший из братьев коротко рассмеялся. — Уверен, у вас еще будет время на лобзания, — продолжал веселиться он. — Пока же, друг мой, нас жду великие дела. Оставив короткий, ставший привычным, поцелуй на щеке жены, блондин направился к выходу. — Люциус, — негромко позвала Цисси, когда он почти покинул кабинет. Мужчина остановился, вопросительно взглянув на жену. У нас будет ребенок. У нас будет ребенок. У нас будет… — Удачи. Он кивнул. — Я пришлю эльфа, когда придет время отправляться в Хогвартс. Все ушли, а новоиспеченная леди Малфой еще долго пыталась понять, почему не может произнести, пожалуй, три самых главных слова в своей жизни. Хогвартс. За тринадцать часов до начала испытания. Оглушительный звон разносился по всему общежитию академии Колдовстворец. Снова и снова звуки ударов молота о наковальню раздавались из приоткрытой двери в зал для тренировок. Едва пробило полночь, оттого Хозяйка Медной горы, облаченная в легкое платье с недлинным подолом, неспеша пересекала гостиную, заранее зная нарушителя спокойствия. Тренировочный зал утопал в темноте, освещенный лишь округлым оконцем под самым потолком. То тут, то там в хаотичном порядке разбросано оружие, деревянный лук, криво подвешенный на стойку, все еще мерно покачивался, издавая тихий скрип натянутой тетивы. Остановившись, женщина подняла с пола небольшой стилет. Лишь на мгновение задумавшись, резким движением бросила его в сторону самой дальней мишени. — Ну надо же, — усмехнулась она, взглянув на результат. — В «яблочко». Раздался очередной удар. Затем еще, и еще. Каждый сильнее, звучнее предыдущего. Тонкая полоска рыжеватого света тянулась вдоль правой стены. Именно там располагалась небольшая кузня, специально организованная для тех немногих студентов, которые владели этим хитрым ремеслом. Она подошла, не скрывая своего присутствия, однако вряд ли девушка, увлеченная своим делом, заметила приближение, даже если бы здесь сейчас вдруг раздался целый марш. Выложенный из пиленного камня постамент, внутренность которого сейчас заполнена битым мелким камнем, песком и горелой землей (Она сама принесла сюда мешочек с поля для квиддича сразу после первого испытания. Земля, пропитанная кровью Змея Горыныча! Бесценно!), кирпичные стены огибали круглый очаг в самом центре. Двурогая наковальня, на наличнике которого сейчас располагалась очередная заготовка, надежно прикрепленная тисками. В самом центре, измазанная сажей и копотью, стояла Анна Бенуа. Собранные наспех волосы, влажные от пота, прилипли к открытой шее, шекам и лбу. На ней был обычный домашний халат, поверх которого повязан тяжелый фартук. Девичьи руки крепко сжимали молот, а уверенные, размашистые движения снова и снова обрушивались на небольшую металлическую пластину, превращая ее в тонкий кусок раскаленного металла. — Сколько раз говорить, описные удары подходят лишь для ковки крупногабаритного орудия. И уж никак не молотом, а кувалдой, — громко произнесла Мороз несколько минут спустя. Все это время она ждала, что девушка, наконец, отвлечется и заметит ее, но, глубоко погруженная в свои размышления колдунья, казалась слишком увлеченной. Или, скорее, расстроенной. — Месье Дюваль будет недоволен, ты совершенно забыла его уроки. Раздался очередной, оглушительный, удар, от силы которого небольшой кусок металла, наконец, лопнул, разнося вокруг огненную крошку. Несколько особенно крупных осколков царапнули нежную кожу лица колдуньи. Показалась кровь, но шатенка, равнодушно размазав ее по щеке, отступила на шаг, по-прежнему сжимая тяжелый инструмент. Голова опустилась, а взгляд бездумно уставился куда-то под ноги. Плечи, до того напряженные, вдруг тоже опустились, словно все это время она задерживала дыхание. — Еще и без перчаток, — продолжала сетовать Мороз, подходя ближе. Пришлось приложить усилия, чтобы разжать пальцы подопечной вокруг древка. Одно небрежное движение и все, чем пользовалась девушка, вдруг ожило, взмыв в воздух. Недлинная вереница разномастных клещей, молота и пара металлических заготовок, описав круг по комнате, вернулись каждый на свои места. Лишь жар пламени горна напоминал о том, что здесь совсем недавно кто-то работал. Было ужасно душно. — Иногда мне кажется, что голова тебе нужна только для улыбок этому твоему человеку-собаке Блэку. При звуке имени гриффиндорца, шатенка резко вздрогнула. По телу волной прокатилась дрожь, после чего голубые глаза внимательно посмотрели на наставницу, будто только сейчас до нее окончательно дошел смысл происходящего. Губы изогнулись в горькой улыбке и первые злые слезы покатились по щекам. Смешиваясь с кровью из ран, они падали ей на грудь, оставляя бордовые пятна. — Мне… Мне страшно, — едва-слышно прошептала Анна, обнимая себя за плечи. — Лили… Лили видела там пожирателей и Мантера. — Директора Дурмстранга? — удивилась Мороз. Внутреннее напряжение, уже такое привычное перед испытанием, внезапно усилилось в десятки раз. В голове замелькали сотни воспоминаний. Мелкие, ничего не значащие детали, которым она предпочитала не придавать значение. Но лишь сейчас это вдруг обрело смысл. Смысл, над которым еще предстояло подумать. — Она уверена? Было темно. Бенуа несколько раз кивнула. — Тот, другой, назвал его по имени и… — наполненные слезами голубые глаза внимательно изучали лицо наставницы, будто пытались что-то найти в нем. — Вы хотите, чтобы я победила? Анна Мороз молчала. Если бы кто-то задал этот вопрос осенью, когда они только прибыли в Англию, она бы даже не раздумывая сказала: «Да». Но время шло. События развивались совсем не так, какими виделись ей изначально. Множество раз колдунье приходилось поступаться собственными принципами. Оказаться вовлеченной в политические игры, смысл которых был до сих пор неясен. Использовать власть и влияние, которые прежде были лишь ее достоянием, которые женщина предпочитала откладывать в дальний ящик. Жизнь по ту сторону континента оказалась совсем другой, в ней процветали чуждые ее существу законы. И теперь, оказавшись один на один с вопросом, прозвучавшим из уст юной девушки, Хозяйка Медной горы впервые за множество лет колебалась, не спеша с ответом. — Я не верила, что ты продержишься против Горыныча, — прерывая затянувшееся молчание, начала она. — Но ты сделала невероятное, доказав, что все заблуждались на твой счет. Я с любопытством наблюдала, как ты спасала даже тех, кого не должна, во время второго и это окончательно убедило меня в том, что лучшего чемпиона для этого турнира быть не могло, — теплые ладони колдуньи опустились на плечи воспитанницы. Голубые глаза встретились с изумрудными. Женщина всем телом ощущала ее дрожь, страх и колебания. — Я бы соврала, сказав, что не стремлюсь к победе, — она не сдержала усмешку. Бенуа коротко улыбнулась в ответ. Поток слез остановился, оставив после себя лишь смешанные с сажей и кровью влажные дорожки. — Но мне слишком много лет, чтобы кому-то что-то доказывать, — Шатенка вдруг рассмеялась. — Я знаю, ты сделаешь все от себя зависящее во время испытания. И мне этого будет достаточно. Анна Мороз, будто очнувшись, отступила на шаг. Улыбка, так редко появляющаяся на лице строгой колдуньи, задержалась еще на мгновение, после чего вновь сменилась уже привычной сосредоточенной серьезностью. — Ложись спать, утро вечера мудренее. Женщина закрывала за собой дверь, когда услышала тихое: — Спасибо. Пересекая тренировочную площадку, Мороз вдруг остановилась, обернувшись на закрытую дверь кузни. — С днем рождения.