***
Когда корабль дёрнулся в последний раз и затих, Ракета с усилием сглотнул обратно бунтующую по пищеводу еду. Даже его, бывалого космического волка (которым он имел полное право себя считать!), выносило напрочь с трасс длиной больше семи десятков прыжков. Лайла даже на звание космической лайки не тянула, поэтому заранее приготовила пакет для всего того, что по дороге к Тижосу выразит желание сойти на полпути. — Я есть Грут. — И правда, красивый шарик, — согласился Ракета, вглядываясь в бескрайнюю водяную, незамутнённую такой пошлостью, как материки, планету. — И чертовски мокрый. Лайла первая выскочила из кресла и прильнула к огромному иллюминатору. Это был не их маленький челнок, а настоящий исследовательский корабль, одолженный команде для ответственного задания. Прежние хозяева явно не заморачивались с названием, и оставили кораблю заводской номер КУ-3286-9949омега-25ХА, тут же иронично переиначенный енотом в почти нежное «Кукуха». — Смотри, настоящая голубая жемчужина! — ахнула выдра, оставляя пятна избыточного дыхания на стеклянной поверхности. — Представляешь, сколько здесь красивых рыбок! Интересно, а вода здесь тёплая? Можно будет искупаться? Ракета с усмешкой мотнул головой своим мыслям и приобнял Лайлу за плечи. Он думал о мерзком псином запахе намокшей шкуры, её липкой тяжести и пронизывающем на мокрое тело ветре, а она... О рыбках. В этом была вся Лайла. Солнечным зайчиком пронизывая его жизнь, она радостно высвечивала в ней самые яркие моменты, на которые он сам бы и не обратил внимания. Начать с того, что если бы не Лайла, лапы его в этом гигантском аквариуме не было бы. Ну что с того, что кто-то там страдает лезергией? Поражающей только определённую хромосому, которой у него, Ракеты, отродясь не было по причине его звериного происхождения. Лезергия медленно разлагала тела гуманоидов, превращая их в парализованное желе, неспособное даже почесать себе нос. Но ему, Ракете, какое было до этого енотовое дело? Это была проблема людей, проблема тех тысяч неудачников, которым не повезло вытянуть дерьмовый билетик в этой жизни. Он не сестра милосердия и не галактический герой. Он только вчера был пиратом, наёмником и бесстыжем воришкой, готовым стырить у курицы яйца и продать ей же самой их втридорога. Какое ему было дело до горстки кри, потерпевших кораблекрушение в этой огромной луже? Оставшихся без еды, воды и надежды, вынужденных пить местную воду и питаться местными рыбками, едва ли при этом замечая их красоту. До пары везунчиков, сорвавший у судьбы куш и излечившихся от уже хорошенько разгулявшейся в их тушках лезергии? Волшебным способом, вещественное название которому они теперь должны были отыскать и выставить на полочку панацей алчущему человечеству. Сделать чужую грязную работу, как говорил Ракета. Протянуть лапу помощи, как считала Лайла. Искупить вину, поделился бы мыслями Грут. Так или иначе, они уже были здесь, и безмятежный голубой шарик ждал их внизу. Блестящий водный мир, так многое скрывавший в своих глубинах. Может быть, даже смерть.***
С оглушительным шипением «Кукуха» приводнилась на мгновенно покрывшийся испариной океан. Собственно, он был повсюду, так что место посадки можно было вообще выбирать методом тыка. Когда пар осел, Лайла восторженно спросила: — Можно выйти наружу? Там тепло? — Даже слишком тепло, — сообщил Ракета. — За бортом пятьдесят шесть градусов по Цельсию. Выдра задрала мордочку и, прищурившись, посмотрела на обилие солнц в небесах. — А когда солнца сядут, немного похолодает? — Обязательно, — успокоил её енот. — Немного похолодает до минус десяти. Океан слишком солёный, зараза, поэтому всё равно не замёрзнет. Ракета уже чувствовал настойчивые касания лучей Альфы, Беты и Гаммы Тижоса на своей мордочке. Двигающиеся по синхронной эллиптической орбите, светила, как обидчивые тройняшки, то поджаривали планету в перигелии, то бросали замерзать в одиночестве в афелии. А скачущий магнитный фон и суточный цикл в четырнадцать часов грозили превратить его голову в разбитое корыто. Его уже тошнило джетлагом от этой чокнутой планетки. Тижос был крупнее Контр-Земли на двадцать процентов, а мокрее — на все сто! Искать здесь что-то было, словно писать вилами по воде. — Но хотя бы дышать здешним воздухом можно? — спросила Лайла. — Хочу понюхать, как пахнет океан. Ракета странно гоготнул и нажал несколько клавиш на приборной панели. Иллюминатор дёрнулся и пополз в сторону. В кабину словно залез потный великан и во всю мощь лёгких горячо выдохнул в их сторону... сероводородом. — Фу! — воскликнула выдра, зажимая нос. — Я есть Грут? — поинтересовался колосс, показавшийся в рубке. Лайла с Ракетой переглянулись и громко расхохотались. Грут недоуменно переводил взгляд с одной смеющейся мордочки на другую. Обычно вопрос о том, кто пукнул, вызывал куда меньше положительных эмоций. Запись вторая. Ах, как же здесь красиво! Кристально голубые небеса и отражающий голубизну, сверкающий на солнце драгоценными сапфирами океан. Смыкающийся где-то на неразличимом горизонте во всеохватное бесконечное небо! Когда мы приводнились, Ракета сказал мне: «Прости, я обещал тебе пляжи Аркадии, а не вот это вот всё». На что я ответила ему, что он уже выполнил своё первое и главное обещание — подарить мне бескрайнее голубое небо. А на выполнение всех остальных у нас с ним есть целая жизнь. Кажется, он здорово смутился, хоть старался и не показать виду. Мой милый Ракета, так ненавидящий воду! Он вместе с Грутом тут же спустил на воды батискафы. Такие смешные блестящие шарики, с мягкими креслами внутри и всякими крутыми наворотами. О которых, конечно же, мой любимый механик прочтёт мне ещё не одну полевую лекцию. Мы сразу же опробовали их. Погружение было невероятным! Океан был прозрачным, как слеза. Даже с погружением мы ещё долго могли видеть над собой сияние солнц. Да, у Тижоса их целых три! И тут бывает либо очень светло, либо очень темно. Это как-то связано с причудливой орбитой светил и какими-то офелиями (Ракета сказал бы это гораздо лучше). Также здесь бывает или слишком жарко, или слишком холодно. А день и ночь сменяют друг друга в два раза быстрее, чем в стандартных сутках. Грут пожаловался, что от такой свистопляски у него древесина растрескается. Но его никто и не гонит наружу. Да и в любом случае он ни за что не влезет в батискаф! Будет координатором нашего полевого штаба. Хоть здесь и можно дышать безо всяких масок, делать этого лишний раз не хочется. Воздух разреженный, скудный, и очень странно пахнет местными водорослями. На Тижосе нет деревьев и вообще ничего на поверхности, кроме редких кораллов, так что воздух в атмосферу поступает из подводных источников, что бы они из себя ни представляли (может быть, если нам повезёт, мы и это узнаем!). А пока, куда не кинь взгляд, можно увидеть бурлящие пузырями беспокойные озёра на блестящем теле океана. Ракета шутит, что чего ж мы хотим от воздуха планеты, на которой сам океан и тот пукает! Я чувствую себя настоящим первооткрывателем. После горстки учёных и тех кри мы первые, кто потревожил здешних обитателей. Здесь водятся просто невообразимые рыбы! Блестящие, огромные, вуалевые, самых разных форм и размеров. И они совсем нас не боятся. Вьются рядом, проплывают над нами, касаясь плавниками лобового стекла. Наверное, принимают нас за ещё одних пухлых рыбок. Я бы никогда не променяла здешнюю буйную жизнь на выверенные грабельками пляжи Аркадии! Над океаном периодически разносятся ужасный вой. Даже не знаю, как его ещё описать. Ракета сказал, будто человеку с кляпом во рту отрезают ногу тупой пилой. Не знаю, откуда у него такие познания, но я, пожалуй, соглашусь. Звук поистине ужасный. И доносится он то ближе, то дальше. С неравными промежутками времени. Ракета подкалывает меня, что это рыдают призраки утопленных здесь прежних обитателей. Я же просто стараюсь не показывать виду, что вмерзаю в кресло каждый раз, как слышу эти вопли. Ракета сегодня чуть не довёл меня до истерики. На Тижосе по всему океану плавают ленивые огроменные медузы, от лилового до совсем прозрачного цвета. Одна из них дрейфовала у самой поверхности, и Ракета направил батискаф прямо на неё. Он мгновенно исчез у нее под бахромчатым брюхом, а когда я уже не знала, кричать мне или сразу звать Грута на помощь, он появился в её прозрачной «башке» и снял крышку батискафа! Я обозвала его психом, а он только расхохотался. Оказывается, купол-медузы набирают воздуха у подводных источников и всплывают на поверхность, медленно выпуская его из пор тела. Затем, дряблея, они снова опадают на дно. Всё-таки мне надо было прочесть вводную о Тижосе! Но я слишком увлеклась изучением лезергии... А Ракета, как обычно, сосредоточился на всевозможных опасностях новой местности. Ничего! Завтра, когда мы наконец займёмся тем, ради чего мы сюда прилетели, посмотрим, кто кого обскачет.***
Дождавшись, когда батискаф надёжно повиснет в креплениях, Ракета откинул прозрачный купол и с удовольствием размялся. От вытянутого в жесте «просящего копеечку» манипулятора, он шарахнулся с физически ощутимым отвращением. Тот был густо заляпан водорослями. Уже третий день они ковырялись в этой слизи, жиже и ворохе растительных ниток в поиске чего-то «эдакого». Это был абсолютный поиск вслепую, и даже брызжущая энтузиазмом Лайла уже как-то приутихла. А ведь они ещё даже не начали ловить рыб... — Грут, помоги дотащить улов до лаборатории, — кивнул встречавшему Груту енот и повернулся к Лайле. — Ты их хотя бы записываешь где? Не хотелось бы копошиться в одном говне дважды. Та устало кивнула, накладывая пробирки с растительными пробами в подготовленный Грутом контейнер. Кто бы мог подумать, что на Тижосе такое феноменальное количество видов водорослей! Хотя где бы им было ещё водиться в изобилии, как не на полностью затопленной планете. Лайла вываливала поочерёдно пробирки в анализатор и проводила предварительный анализ. Если какая-то культура казалась перспективной, она знакомила её с вирусными клетками лезергии. Пока зараза даже не почесалась ни от одной из новых растительных «знакомых». А это значило, что конца-края работы им было не видать... Запись третья. Кажется, мы возимся в этой гадости уже пятые сутки. По стандартному, не по тижосскому времени. Наверно. Дни уже сливаются друг с другом и норовят упереться в дурную бесконечность. От резкой смены дня и ночи обманутый организм постоянно то требует сна, то настаивает в неурочной бодрости. Что толку, что я вычитала кучу статей о лезергии? Моё участие здесь всё равно сводится к минимуму. Забросить образец в анализатор и ждать. Это так скучно! Меня осенило, что мы зря перекопали дно пол-Тижоса. Кри были нездоровы и пострадали от аварийной посадки, так что вряд ли они стали бы нырять на глубину и выкапывать в пищу водоросли. Они и рыбу-то мало ловили, потому что боялись травануться и старались продержаться до на аварийных пайках до прибытия помощи. Значит, остаётся вода. Фларк, ну почему мы не начали сразу с воды?! Сэкономили бы кучу времени! Теперь нужно помягче донести до Ракеты мысль, что с водорослями пора завязывать. Его комбинезон, моя шерсть, мох Грута — да вся «Кукуха» уже стойко провоняла сероводородом! И главное, чтобы он не понял, что это был абсолютный мартышкин труд. Иначе может покусать. Как минимум.***
Ракета с облегчением выдохнул. — Точно? Уверена? Выдра кивнула. — Ну, вот и славно! Грут, иди черпани местной жижи за бортом, — крикнул енот, сопровождая слова жестом. — Ух, может сегодня уже улетим отсюда! Грут, скрипя ветками, нехотя вышел наружу. На Тижосе, обещая солнечный удар минимум средней тяжести, задорно выплывали из облаков все три светила. Наклонившись, гуманоид зачерпнул кружкой перемешанную с мелкой риччией водичку и торжественно передал главной лаборантке. — Эй, это же моя кружка! — не оценила Лайла щедрый жест. — Ничего, я превентивно привил тебя от лезергии! Можешь не благодарить, — ощерился енот. Прижав к груди кружку, выдра зашагала в лабораторию, а за ней все остальные, словно она несла не кружку, а сердце Данко. Заполнив анализатор уже в который раз, Лайла приготовилась к ожиданию. Сердце воспарило в тревожном предвкушении, а затем... подломило крылья и рухнуло к самим ногам. — Я есть Грут. Выдра горестно кивнула безразлично красному глазу светодиода. — Да, ты прав. Ищем дальше.