***
Ракета решительно захлопнул люк обслуживания батискафа и потёр неприятно горячую макушку. Солнечные сёстры Тижоса переводными картинками проявлялись в небе, превращая прохладно-изморозное утро в душное нутро печи. — Ракета, смотри! Лайла заботливо, словно пытаясь отогреть цыплёнка, дышала на глянцевый бок батискафа на границе света и тени. Металл на теневой стороне покрывался тонким кружевом изморози, а затем, отвоёванный упрямо наступающим солнцем, сочился растопленными ледяными слезами. Заметив, что Ракета смотрит в её сторону, она с излишним восторгом, которое не заслуживало это событие, замахала руками. — Всё готово, можно отплывать, — откомментировал енот результаты осмотра. — Я есть Грут. Колосс возник словно из ниоткуда, удерживая в шершавых лапищах горку пищевых рационов. — Сказал же, не возьму, — раздражённо махнул хвостом Ракета — Ну нафига нам они, не на войну ж собираемся! Максимум шесть часов нас не будет. — Спасибо, Грут — примирительно мулыкнула Лайла, ловко вспрыгивая на крышу батискафа и беря несколько рационов. — Если захочешь в дороге кого-то погрызть, пожалуйста, заточи концентрат, а не меня. Шутливо подмигнув Ракете, выдра тонко пискнула и, подпрыгнув, скатилась с крыши прямо в гостеприимно распахнутый купол батискафа. Вбиравший в себя щедрые солнечные лучи, блестящий металл уже начинал резать глаза и поджаривать босые лапы. — Так, ты остаёшься за главного. Мы выходим на связь каждые двадцать минут. Если нет — значит, случилась какая-то срань, — раздавал Груту енот последние напутствия. — Не забывай про транслятор, по которому можно будет отыскать скаф в этой луже. В самом крайнем случае, подгонишь глайдер и заберёшь нас. Например, если Лайла вдруг рыбок испугается. Мелькнув смешливым оскалом, Ракета запрыгнул в купольный мирок крохотного кораблика. Грут, одной рукой прижимая к груди ворох рационов, второй старательно махал в воздухе. Этот приветливый маяк было видно ещё долго, пока плеснувшая волна не отрезала мохнатых исследователей от глайдера. Лайле казалось, что она летит навстречу этой бесконечной синеве. Капли косяками разбивались об стекло батискафа. Так близко, что она почти чувствовала фантомную тяжесть намокшей шерсти. Поддавшись внезапному порыву, выдра заулюлюкала от восторга. Повернувшись в сторону Ракеты, она успела украсть последнее мгновение его искажённой двумя стёклами улыбки. — Как нырять, помнишь? Рукоять на себя и... — Да! Давно уже, — спешно прервала енота Лайла, опасаясь очередной полевой лекции. — Ну что, вниз? — Вниз! С едва слышным всплеском два крохотных пузырика провалились в совершенно другой мир. Наполненный зыбким светом и танцующими тенями цвета индиго. Со всех сторон батискафы окружили рыбы самых разных мастей. Плоские, пузатые, и огромно-рыхлые, и царственно-вуалевые, и юркие змейки. Толпясь у иллюминатора, они бездумно разевали вечноголодные рты, потрясая ярким подводным «оперением». — Разряженные, точно ксандариане в день Новы Прайм! — не сдержал смешок Ракета. Дёрнув рычаг манипулятора, енот взял первую пробу. Конечно же, бесполезную. Как и всё, что они здесь делали. Наверняка те два идиота просто потянули сустав-другой при посадке, и никакой панацеи от лезергии не существует — да просто потому, что у этих кри никакой лезергии и не было! Пробы было решено брать на разных глубинах каждые через каждые несколько сотен метров. Поэтому, едва заметно вздрогнув, кораблики начали скользить всё глубже во тьму. Ракета что-то долго щёлкал на тачскрине, а затем резко изменил курс. — Мы отклонились от маршрута? — неуверенно спросила Лайла. — Зачем? — Так надо, — уклончиво ответил енот. — Увидишь. Два крохотных пузырька опускались всё ниже и ниже, окутанные мягким ореолом подводных фонарей. Ракета щёлкнул тумблером, отключая фары. — Делай, как я. Не спрашивай ничего. Тссс... Лайла погасила огни, ничего не понимая. Они остались практически в полной тьме, разгоняемой лишь любопытными солнечными лучами. Столпы света пронизывали толщу всё более редкими золотыми иглами, но темнее вокруг не становилось. Даже напротив. Поднимаясь ото дна, как снегопад наоборот, батискафы окружили сотни крохотных существ. Юркие, мерцающие золотым светом рыбки, своим хрупким изяществом напоминающие подводных фей. Они словно манили мохнатых мореплавателей за собой в чудесную страну Нетландию. — Как красиво, — прошептала Лайла, отчаянно желая разделить этот момент с Ракетой. Она даже сделала рукой некий фантомный жест, словно его тёплое бурое тельце было здесь, не отделённое от неё метрами ледяных вод и металла. Обернувшись, она увидела его мордочку совсем близко. Батискаф, до этого рассекавший искрящийся живым золотом поток, теперь медленно плыл вплотную, стеклом-к-стеклу. Ракета, поймав восторженную улыбку выдры, отразил её на своей мордочке. Приложил к прозрачному куполу когтистую пятерню, подробно разрисованную контрастным золотым светом. Лайла приложила в ответ свою. Ей так сильно захотелось ощутить его рядом, что она почти почувствовала его касание сквозь холодный металл пальцев и два стекла. — Нравится? — проговорил Ракета её глазам. — Очень! Это невыразимо прекрасно, — прошептала Лайла. — Это морские скитальцы. Они тысячами рождаются и умирают, никогда в жизни не видя солнечного света. Я уже давно выслеживал эту стаю. Скитальцы такие редкие, что про них почти ничего не известно. Приблизив мордочку к самому стеклу, енот в облачке дыхания сказал: — Я посвящаю этот момент тебе. Дарю его тебе одной во вселенной. Лайла ахнула, а когда испарина рассеялась на стекле, она увидела со стороны Ракеты влажный след поцелуя на стекле. Выдра приникла мордочкой к холодному скользкому куполу, и на миг ей почудился вкус разгорячённых губ енота. Сердце в груди Лайлы забилось наперегонки с пульсацией призрачной стаи. Неужели Ракета, её милый Ракета — романтик! Несмотря на всё фальшивое ворчливое отстранение, он был подвержен чувству изящного и прекрасного. Выдра заворожённо смотрела на порхающих на глубине невесомых фей, протягивала им руки, стучала по стеклу, оставляла влажные сердечки-отпечатки носа на гладкой поверхности. А Ракета просто смотрел на неё. Не замечая круговерти блестящей жизни вокруг. Любовался её радостью, грелся лучами её счастья. Пил этот лампово-счастливый образ глазами, прятал на потом. Лайла, и только Лайла будила в Ракете чувство прекрасного. Потому что она сама и была им. Момент прервал завибрировавший в динамиках заунывный вой. В застывшей тишине звук повторился, ещё более хрипло и страшно. Точно такой же, какой сотрясал воды Тижоса с момента их приводнения. Только гораздо ближе. В Лайле боролись напуганное животное и исследователь. Наконец, она сказала: — Раз уж сегодня день открытий, поплыли посмотрим, что это такое. Ракета кивнул и активировал передатчик. — Грут, мы плывём глянуть, что это за хрень мешала нам спать по ночам. Развернув кораблик, енот направил его на звук. Вслед за ним тенью следовал второй. Путь неожиданно оказался дальним. По дороге, совместив интересное с важным, они брали новые пробы воды. А тем временем оглушительные стоны нарастали, вызывая вибрацию динамиков, от которой резонировал весь батискаф. Заскрипев зубами, Ракета прикрутил внешнюю звукопередачу, но и то оставшееся, что врывалось в динамики, заставляло парочку млекопитающих вздрагивать на сиденьях. — Что за срань может так орать? — поморщился енот от очередного, совсем близкого звука. — Не что, а кто, — изумлённо выдохнула выдра, указывая пальцем в толщу вод, в которой разворачивалась поистине невероятная сцена. Эти леденящие кровь звуки издавали два существа. Два огромных создания, рядом с которыми блекло обычное понимание огромности. Вытянутые, тяжёлые, покрытые выпуклыми пластинами невероятной толщины, выдерживающими самые зубодробительные удары. Титаны обменивались такими мощными ударами, что, казалось, сам океан содрогался, а из множественных, но не смертельных (благодаря прочнейшей броне на всём теле) ран толчками выхлёстывались тугие струи багряной крови, туманным ореолом размываемой течениями вокруг. Звуки, издаваемые существами при этом, и были тем воем, что мешал праведному сну мохнатых исследователей. — Включи камеру, скорее! — опомнился енот, и Лайла последовала его примеру. Через кровавую дымку атака титанов выглядела особенно зловещей. С размаху угощая друг друга окованными бронёй хвостами и плавниками, гиганты кружили по кругу в ожидании возможности выпада тяжёлой трёхлопастной челюстью. И вот снова кость билась о кость, стон мешался со стоном. Багряный туман расплывался в солёных водах. — Они же так убьют друг друга! — воскликнула Лайла. — Неа, чтобы убить такую махину, понадобится что-то покруче, чем удар костяшкой, — покачал головой Ракета, выводя на экран результат первых предварительных исследований. — Посмотри, какие на них бронированные пластины. А эти полуторакилометровые рыбищи покрыты ими с головы до хвоста! Их драчка в корне бесполезна, силы-то равны. — Но зачем тогда это бессмысленное кровопролитие? — Да хвост его знает, — пожал плечами Ракета. — Может, вкусняшку не поделили. Или самку. Смотри, какие они оба одинаковые и здоровенные. Может, это самцы? Так или иначе, мы открыли новый, неизвестный науке вид! Передаю тебе честь обозвать этих дылд для анналов истории. Енот отбил лапками барабанную дробь и повернулся к Лайле. Та заворожённо наблюдала, как закованные в доспехи титаны с воем продолжают вести бой без победителей и побеждённых. Бой бессмысленный и беспощадный. — Может, панцерохвосты? — неуверенно предположила Лайла. — Пойдёт! — одобрил Ракета. — В самом деле, не в честь мозгов же их называть. В этих черепушках их явно нет. Тем временем, сделав несколько угрожающих выпадов, противники, помахивая огромными хвостами, разошлись в морской пучине зализывать раны. — И всё? — разочарованно воскликнул Ракета. — А где же добивающие удары, проломленные черепа и костяное крошево? Эх вы, черепахи... Енот цыкнул зубом и прервал видеозапись, отослав ролик Груту с пометкой «зацени, какие твердолобые». Уже разворачивая батискаф, он в последний момент вспомнил, что предыдущую пробу воды они брали в полукилометре отсюда, и со вздохом клацнул кнопку на панели управления. Притихшая после эпохального зрелища Лайла молча следовала за ним. Их ждали ещё пара десятков пустых пробирок.***
Лайла широко, до щелчка челюстей, зевнула и снова приложилась к банке с энергетиком. Толку от него было немного, только противная горечь во рту и взбудораженное сердцебиение. Как только Ракета может пить эту гадость?! Выдра вздохнула и загрузила очередную пробу в анализатор. Ракета, небось, давно уже десятый сон видит... Но она добьёт эти проклятые пробирки сегодня! В метафорическом смысле, конечно. А если все окажутся бесполезными пустышками — то и в физическом! С самой идеей «живой воды», как её поддевал Ракета. Потерев слипающиеся глаза холодными кулачками, выдра подпёрла голову рукой и уставилась на мигающие, будто в раздумьях, зелёные и красные огоньки, словно гипнотизируя прибор на верный результат. — Ты что, ещё здесь? Вздрогнув, Лайла едва не уронила себя со стула. Она что, умудрилась задремать? Ракета вразвалочку подошёл к столу и погладил её по спине. — Бросай эту хрень и пошли спать. — Неа, мне чуть-чуть осталось, — вяло поспорила выдра, снова до хруста зевая. Ракета хмыкнул, оценивая табличный список проверенных образцов. — Тебе с этим «чуть-чуть» ещё полдня долбиться. Пошли, а то Грута позову, и он отнесёт тебя на ручках, как маленькую. Лайла захихикала и позволила настойчивым лапам стащить себя со стула. — Ну давай хоть анализатор очищу, и... Выдра осеклась и замерла с открытой пастью. Прибор, столько раз равнодушно отказывающий ей, наконец-то показывал зелёный свет диода. Сонливость тут же свалилась с неё, как пласты засохшей грязи. Бурой молнией Лайла метнулась к холодильной камере, достав чашку с клеточной культурой лезергии. Неспособными дрожать от волнения металлическими пальцами она капнула «живой водой» в центр чашки. — Ну, удачи, — прошептала Лайла. — Удача — это миф, — проворчал Ракета, но в микроскоп всё-таки заглянул. В крохотной чашке шла борьба не на жизнь, а на смерть. Паралитические клетки несли сокрушительные потери, лопаясь одна за другой. Неравный бой продолжался всего пару минут, после чего в чашке не осталось ничего, кроме воды. — У нас получилось! Ракета, у нас получилось! — радостно завопила Лайла и повисла на шее енота. Тот, пронзённый её восторгом, прокрутил выдру в воздухе, едва не посшибав со столов пробирки. — А ты сомневался! Ракета потёрся своей щекой об её. — Сомневался. В воде. Но никогда не сомневался в тебе. С сияющими глазами Лайла чмокнула енота в нос и вернулась к столу. — Надо провести расширенный анализ. В воде не найдено никаких микроорганизмов, но что же там может убивать вирус? Ракета оплёл лапами её плечи и потянул на себя. — Давай всё завтра, никуда от тебя эта водичка теперь не убежит. — Я есть Грут? Разбуженный Лайлой колосс с любопытством просунулся в лабораторию. — Да, нашла, нашла! — радостно подтвердила выдра. — Прости, что разбудила. — Я есть Грут, — пожал тот плечами. — Рад, что ты в теме, приятель. Ракета забрал пробирку у Лайлы и протянул Груту. — Раз уж ты всё равно наконец-то прервал свой затянувшийся дневной сон, сделай расширенный анализ этой слякоти. Чем быстрее мы узнаем разгадку, тем скорее свалим отсюда. Грут серьёзно кивнул, бережно принимая хрупкое стекло из лап енота. — Проверь тогда и остальные пробы, хорошо? — попросила выдворяемая Ракетой выдра. — И пожалуйста, будь осторожен! — Да будет, будет он, — заверил её Ракета, закрывая двери с другой стороны. В коридоре Лайла снова выдала победный клич и обхватила руками шею Ракеты. Енот прижал её к стене и, утопив пальцы в её мягкой шубке, отыскал её губы своими. Поцелуй был жадным, яростным и щекотным от мешавшей на языке шерсти. Ракета чувствовал под пальцами тугие поршни её молодых мышц, чутко отзывавшихся на прикосновения. Кратко зарычав, он приподнял её в воздух, чувствуя, как её задние лапы с готовностью смыкаются на его пояснице. Не спуская её с рук, от толкнул дверь спальни. Его? Её? Чьей-то. Её прохладные крепкие прикосновения ерошили шерсть на его затылке, спускаясь всё ниже. Упершись в комбинезон, её пальчики рванули прочь застёжки. Кратко разжав хватку, Ракета опустил любимую на матрас и поспешно выпутался из досадной тканевой преграды. Лайле же не мешало ничего. Она не стеснялась своего тела, очерченного меховой вуалью наготы и торчащих напоказ вживлённых имплантов и металлочастиц. И, скользнув в ждущие его тёплые объятия, Ракета понял, почему. Она была превосходна. Была совершенна. А произведению искусства не нужны никакие ширмы и покрывала. Он обнял её. Мягкая и одновременно жёсткая, горячее тело и прохладный металл, нежно перебирающий его шесть. Он согрел её пальцы собой, и они ожили, холод исчез, затерялся, остался за дверью. Лайла боялась причинить ему боль своими бесчувственными руками, но Ракета только довольно урчал в ответ на её прикосновения. Её металл был способен не только на убийства, он мог дарить и наслаждение. Ей отчаянно не хватало его, хоть он и был рядом. Выдре хотелось зарыться ладонями в его бурый мех, чувствовать его биения жизни под пальцами. Она компенсировала жажду близости телом, потираясь об него чувствительной шеей, прижимая его к себе бёдрами, ощущая его горячее дыхание на своей шерсти. Ракета ласкал её, сквозь гладкую шубку добираясь до живого, горячего, пианинными клавишами отзывавшегося ему тела. Поспешный и торопливый, здесь он почему-то медлил. Боялся оттолкнуть её, причинить боль, уколоть чуждыми, страшными железками. Боялся, что ничего не получится, ведь их создавали совсем не для этого. Их заострённые пасти были не созданы для поцелуев, а они жадно смыкали влажные, горячие губы, дыша дыханием друг друга. Их вывернутые изуверскими руками тела и лапы были предназначены бегать по земле, а не для ласк и любовных прикосновений. Их пронзённые, клёпанные-перепаянные разумы не могли ощущать страсти, но теперь они сгорали в ней, сообщающимися сосудами подпитываясь друг от друга. Их изуродованные по жестокой прихоти тела были повенчаны с мусоросжигательной печью, но они всё равно жили. И любили. Повинуясь всеохватному животному инстинкту, мудро направившим его, Ракета совершил решительный толчок, и ощутил её изнутри. Они двигались медленно, сосредоточившись на поисках самих себя. Они искали нежно и тщательно, боясь оттолкнуть друг друга неуместной грубостью или поспешностью. Отголоски слов, которые слетали с влажных губ, обрывались, тонули во вздохах и ускоренном дыхании, исчезали в замедлившемся пространстве-времени. Был только густой запах его желания, нагретой жаркими касаниями шерсти, и терпкий вкус металла на её губах, оставшийся от бесчисленных поцелуев его вспоротой и вновь зашитой серебряной нитью груди. Откатившись в стороны, они продолжали сжимать друг друга, из объятий перетекая в единое целое, в один сверх-организм. Лежа на его испещрённой шрамами груди, Лайла слышала неумолчный перестук его горячего сердца, всегда бьющегося за них двоих. В висках стучало синхронно, в унисон, её собственное. Внезапная ледяная мысль схватила её за загривок: если этот огромный, любящий мотор вдруг заглохнет, как она сможет биться дальше сквозь этот жуткий мир одна, биться только за себя? От одной только этой страшной мысли она вжалась в его бурый мех, вдыхая знакомый, успокаивающий запах. Ракета обнял её лапой, сонно пробормотав: — Что, кошмар приснился? Спи, всё хорошо. Енот поглаживал её напряжённую спину, пока мышцы под его пальцами не стали мягко податливыми. Подумав, что жизнь без него и впрямь можно было бы назвать самым ужасным кошмаром, от которого нельзя проснуться, Лайла невнятно пробубнила половинкой пасти, прижатой к его груди: — Ракета, я хочу тебе сказать... — Я тоже тебя люблю, — расслабленно промурлыкал енот, целуя её в макушку. Лайла сонно хохотнула. — А я тебя ещё больше. Но я хотела сказать... «...мы лежим на кровати Грута», хотела добавить она, но сознание утекло сквозь пальцы до утра.