If you're going crazy just grab me and take me I'd follow you down down down, anywhere anywhere. “Million Dollar Man” Lana Del Rey
Если Грут и заметил самых милых вторженцев в истории, то он никак не подал виду. Просто в коридоре с грохотом свалился хозяйственный шкафчик, а когда подскочившая от шума парочка выглянула за дверь, там никого не было. А в столовой их уже ждал разогретый завтрак. Ракета еле заставил Лайлу доесть свой рацион. Она засыпала Грута вопросами, а стол — крошками, и узнала, что: а) расширенный анализ показал наличие в воде неизвестных науке биологических компонентов; б) такой же состав показали образцы с двенадцатого по двадцатый, при этом самыми активными в отношении вируса оказались номера пятнадцать и шестнадцать. В лаборатории она взяла одну из отмеченных Грутом пробирок и с гордостью повторила для него фокус с исчезновением лезергии. Верней, попыталась повторить. — Что? Ничего не понимаю, — пробормотала Лайла, уставившись на ничуть не уменьшившуюся колонию вируса. — Грут, ты что, перепутал образцы? — Я есть Грут, — помотал головой тот. Лайла схватила пятнадцатый, шестнадцатый, семнадцатый образец. Ни один из них не показал результат, словно «живая» вода по чьей-то злой шутке стала вновь самой обыкновенной. — Но это невозможно! — с дрожью в голосе прошептала она. Ракета вывел на тачскрин результаты ночного дознания Грута и клацнул когтем по экрану. — Смотри, здесь написано «биологические компоненты в нестабильном состоянии». Так... «период распада»... бла-бла-бла... Шесть часов! Всё, через шесть часов то волшебное, что бы ни было в этой склянке, умерло. Лайла кинулась к экрану, пролистывая данные. — Значит, нам нужно вернуться в то место, где были взяты образцы и повторить эксперимент! Ракета вывел на экран маршрут вчерашней экспедиции, отметив зону протяжённостью в семь километров, в которой были взяты образцы с двенадцатого по двадцатый. Лайла прищурилась и щипнула себя за ус. — Что же там такого, чего нет нигде? Что-то же сделало эту воду особенной, но что... — Кровь этих долбоящеров, — с мрачным озарением сказал Ракета. — Когда они драли друг друга, кровища хлестала на пол-океана. Смотри, образцы пятнадцать и шестнадцать были взяты именно в самом центре разборки. Когда Лайла обернулась, в её взгляде он не увидел радости открытия. Там стоял только ужас. Запись пятая Мы с Ракетой поругались. Он упёрся, что мы должны разыскать панцерохвостов, взять их крови на анализ и «сразу расставить все точки над i». Как будто это так просто! Как будто панцерохвост протянет плавник и будет смиренно ждать, пока доктор уколет иголочкой. Ракета говорит что-то про слабую стыковку пластин на брюхе и про то, что мы будем для такой махины казаться незаметными мухами. На мои доводы о безумной опасности от подсмеивается над «потерей моего исследовательского пыла». На мой же ответ, что у нас уже есть вода, и её одной хватит, он ехидничает «ты с ней на орбиту выйти не успеешь». Я знаю, что Ракета хочет как можно скорее закончить все дела на Тижосе и свалить «вот прям щас, нахрен, отсюда». И считает, что я не улечу отсюда без добытого лекарства. Но так устала от невозможных выборов. Не хочу даже думать, не хочу искать подтверждений, не хочу больше мучительно взвешивать на весах морали «мы или они». Да я хоть сейчас готова лететь отсюда! Может быть, я и мало пожила, но я знаю людей. Если они узнают о целебных свойствах крови панцерохвостов, с ними будет покончено. Их выловят, выпотрошат и выцедят до последней капли. Уничтожат их и убьют этот прекрасный мир. Загубят целый мир. Да, мир. Потому что я узнала истинное предназначение этих «бессмысленных» боёв. Кровь, вытекающая в океан, обладает мощнейшей витальной силой. Вчера ночью Грут разбил последнюю, двадцатую пробирку и утаил это от меня. Но вода пролилась на засохшие на полу водоросли, и они ожили. Затоптанные, скукоженные, побуревшие, они вновь зазеленели! Этот мир бесконечно мудр и самодостаточен. И секрет его процветания — в панцерохвостах, в этих хранителях океана. Эти титаны бьются ради жизни, а не ради смерти. Смерть принесём им мы.***
Настроение Ракеты было неожиданно приподнятым с самого утра. После недели копания в грязи, после всепроникающей солёной сырости, от которой противно вилась шерсть и свербело в носу, после рваного комковатого сна, такого, как и эта безумная карусель здешних суток... О да, всю эту срань перечёркивала близость скорейшего отбытия. Пушась ангорской варежкой от здешнего морозного утра, Ракета несмотря ни на что, начал насвистывать. Он уже предвкушал равнодушный многоокий свет Млечного Пути на своей шерсти и знакомую тяжесть рукоятей свехзвёздного ускорителя. И между ним и звёздами стояла какая-то шестилапая черепаха? Да он был готов её не просто иглой колоть, а к столу сервировать! — Никакой больше благотворительности, фларк меня подери, — бурчал Ракета, брезгливо отковыривая от лобового стекла батискафа присохшие мёртвым хватом водоросли. — Только старый добрый разбой! — Ты что-то сказал? — послышался рассеянный голос из-за спины. — Сказал, что карета подана. Ракета шутливо махнул лапой на снаряжённые транспортные пузыри. Лайла только кивнула и заняла место в своём кресле. Она не сказала ни слова, ни перед погружением, ни после. Они плыли в полной тишине, нарушаемой лишь гулом двигателей и монотонным писком эхолота, настроенным на поиски огромных и супер-огромных объектов. Вчера так горячившаяся и убеждавшая его отказаться от опасной затеи, сегодня Лайла словно в рот воды набрала. Ракета не понимал причин столь резкой смены настроения. Либо она сейчас вынашивала какой-то хитрый план, либо это были обычные женские закидоны, против которых даже его кибермодифицированные мозги были бессильны. «Да мне проще собрать из говна и палок кадронные усилители для всей армады скруллов, чем расшифровать муть в голове одной бабы! Даже если это моя баба. Особенно, если моя», со вздохом подумал енот. Не-своих он либо посылал по давно известному всем адресу, либо кончал неприятный разговор бабахом из здоровенной пушки. А тут то она хочет искать свою панацею, то передумала... Было же ведь так всё хорошо! Ракета аж прищурился от удовольствия, вспоминая это самое «хорошо» и её упругое гибкое тело под собой. Из приятных мыслей его грубо выдернул ябедный писк эхолота. На самом краю сканируемой зоны появилась точка, соответствующая искомым параметрам. Ракета выправил курс и нажал полный вперёд. Лайла напряжённо молчала и подала голос только тогда, когда ленивую громаду панцерохвоста можно было разглядеть уже невооружённым взглядом. — Милый, давай вернёмся, — настойчиво сказала она. — Пф! Ты что думаешь, что я трус и испугаюсь какой-то подводной кулебяки? — фыркнул енот. — Нет, я не думаю, что ты... — Или это ты боишься? — с колкой ехидцей протянул Ракета. — А? Хочешь вернуться за запасными штанишками? Лайла застонала и потёрла руками мордочку. Они говорили на одном языке, но одновременно — как будто на совершенно разных. — Я просто не хочу, — тихо щёлкнуло в динамике. — Не хочешь чего? Это, на минуточку, была твоя идея! — взъярился Ракета. —Припереться сюда и поиграть в сестру милосердия! Я тебя поддержал, я молча тебе подыгрывал, терпел эту пердящую вонь, эту отсыревшую планету, а теперь, когда мы в шаге от того, чтобы поставить точку и полететь за нашими кровью и потом отработанными до последнего кредита бабками, ты идёшь на попятную?! Лайла затрясла головой, как будто хотела вытряхнуть из уха невидимого паука. Или его его жгучие слова. — А ты подумал, что будет, если мы окажемся правы? — выкрикнула наконец выдра. — Что мы напишем в отчёте? Что нашли лекарство, но простите, оно ещё плавает и его надо убить? И что после этого сделают люди с этим миром, с этими уникальными существами? — Окажемся правы — спасём много жизней. Ты же этого хотела? Невозможно гладить всех по шерстке сразу, Лайла, — устало сказал Ракета. — Знаешь, мне всё больше кажется, что со спины я весь покрыт шипами, и к кому бы не повернулся, всем делаю паршиво. Кроме того единственного, к кому я повёрнут лицом. И всё, что мы можем сделать в этой сраной жизни — выбрать, кого именно ты хочешь поставить перед собой. А всем остальным придётся либо пороться об эти шипы, либо отращивать свои собственные. Лайла медленно вздохнула. — Я просто не хочу, чтобы ты причинял панцерохвостам боль. — Как будто всю жизнь мечтал дырявить эту толстенную шкуру! Хочешь — плыви сама. Сделаешь всё нежненько, как любимая мамочка. Помедлив, выдра кивнула и поплыла в направлении громадной фигуры, в сонном оцепенении покачивающейся на подводных течениях. Волнение заставляло гулко биться кровь в висках, но страх понемногу начал утихать. Удивительно, но боялась она не за себя! А за Ракету, который должен был подойти в упор к бронированному титану и ужалить того металлом. Оказывается, когда переживаешь за близкого человека, свой собственный страх становится неважным и несерьёзным. — Ты иди, а я тогда на стрёме постою, — раздался в динамике голос Ракеты. — Если этот долбоящер только дёрнется в твою сторону, я ему так промеж глаз залеплю, что он забудет, как плавать. — Что? Но чем? — Торпедой «Бадабум-3000», специальный подарочек для особо твердолобых. Эта крошка даже такую махину заставит почесаться,— небрежно бросил енот. — Но у нас же нет на борту оружия, — внезапно пересохшим ртом пробормотала Лайла. — У тебя и нет. Твой БаблДайв 2.0 не оснащён пусковыми шахтами для снарядов, а мой БаблДайв 3.0 — очень даже да. — Нет, не надо! Не стреляй в них! Лайла припала к стеклу, словно надеясь отыскать Ракету в этой тёмной мгле, чтобы сказать ему это прямо в глаза. Опомнившись, вернулась в кресло и начала разворачивать батискаф. — Успокойся, это на всякий случай, — проворчал енот. — Когда идёшь на разборку с плохими парнями, при себе нужно иметь пушку. Но в ход её пускать не обязательно, только если запахнет жареным. — Пообещай мне! Её голос в динамике показался Ракете чересчур рваным, и он поспешил заверить: — Обещаю. Буду стрелять только в случае опасности. Тихое «ладно» спустя паузу его вполне устроило. Главное, чтобы она теперь не налажала на нервах. В любом случае, у Лайлы есть защитник. Ракета любовно погладил гашетку. Шестеро пузатых металлических защитников, начинённых смертью. И еноту не терпелось их опробовать. «Бабах» под водой ему делать ещё не доводилось. Порадовавшись, что металлические ладони не потеют, выдра надавила на рычаг, подводя батискаф на сближение. Лайле казалось, что она готовится к стыковке с дредноутом. До того панцерохвост был огромен, что нависая над ней, отрезал собой весь остальной мир для обзора. Трепетающие во сне массивные веслообразные плавники, массивные трёхгранные челюсти, способные проглотить одни махом весь их глайдер. Выпуклые пластины, густо идущие частоколом на спине, и редеющие на брюхе до проглядывающих полос грязно-жёлтой шкуры. Непоколебимое, словно древний храм из мраморных плит, тело. Внезапно пришедшее в движение. — Ракета, что ты сделал? — ахнула Лайла, замечая дрожь, пробежавшую по огромному телу. Движение выглядело сюрреалистичным, будто гора внезапно сошла с пьедестала и зашагала по городу. — Ничего, абсолютно! Чтоб я облысел, если вру, — честно отозвался енот. — Ты уже взяла пробу? — Ещё нет! — Тогда кончай, и давай драть отсюда поскорее. Приготовив щуп, который напоминал скорее плод незаконной любви горнорудного бура с дрелью, Лайла надавила на манипуляторы. С лёгким облачком крови щуп вонзился под костяную пластину. Титан словно ждал этого, и вся огромная махина дёрнулась с неожиданной прытью. Лайла взвизгнула, едва разминув батискаф с окованным бронёй хвостом. Жалобный вопль стал для Ракеты сигналом. Со щелчком наведя прицел, он спустил гашетку. — Выкуси-ка такую рыбку, говнюк! С запоздалым «не надо!» Лайлы и пышной пузырящейся струёй «Бадабум-3000» ударил панцерохвоста под самый передний плавник, практически оторвав его от тела. Гигант дёрнулся и заревел. Компенсируя бессильно повисшую конечность, панцерохвост заполоскал всеми пятью оставшимися. Багряная кровь толчками вылетала из раны, окрашивая океан в цвета боли. Мутный туман заволок стеклянный купол, и Лайла правила рукоятью практически наугад. — Зачем ты это сделал, зачем? — Меньше слов, больше дела! — хрипло отозвался енот. — Делай ноги с линии огня, я в этой мути ни черта не вижу, куда стрелять. Лайла вывернула фары на максимум, но толка от этого было мало. Бьющийся от боли гигант поднял хвостом огромную волну, на которой пузырик Лайлы пробкой вылетел на поверхность. Последнее, что она успела увидеть во вспышке торпеды, попавшей в цель — это батискаф Ракеты, сбитый плавником агонизирующего титана и отправленный во тьму. От удара об воду выдра вылетела из кресла. Даже не осознавая, что продолжает выкрикивать его имя, она кинулась к панели управления, но огромные волны словно издевались над ней и не давали нырнуть вновь. — Ракета, ответь! Ракета! Пожалуйста. Тишина в ответ и редкие помехи — вот и всё, что она услышала. Задыхаясь от отчаяния и заливающих мордочку слёз, Лайла вызвала Грута. — Грут, ответь! Грут! На пульт управления упала сочная алая капля. Машинально стерев её, Лайла поняла, что это кровь. Хлещущая из разбитого сгоряча носа, густо смешанная с солью из глаз. — Я есть Грут? Голос друга был как островок спокойствия в этом океане ужаса. Ломая всего парой слов его безмятежность, Лайла закричала: — Ракета пропал! Я не могу с ним связаться. Транслятор, Грут! Включай, найди его. — Я есть Грут, — тихо прошелестел Грут в ответ. — Не нашёл, так ищи снова! — Я есть Грут. — Как «сигнал потерян»? Грут, не молчи! Грут!