Уникальный случай

      — Это уже пятый раз за неделю, Серёж, — несмотря на нарочито суровый тон, глаза и губы Дмитрия Сергеевича улыбались, когда он смотрел на виновато переступавшего с ноги на ногу перед его столом Нечаева. — Ненасытный мальчик. Совсем меня не жалеешь. Мне ведь уже давно не двадцать, знаешь?       — Так ведь не такая уж это и большая нагрузка, Дмитрий Сергеевич! — поспешил защититься, право слово, очаровательно надувшийся майор. — В неделе же семь дней…       — Да, их в самом деле семь, — ухмылка Сеченова стала шире. — Но сегодня вторник.       Нечаев побледнел, округлив глаза. А потом тут же покраснел, стоило произойти осознанию.       — Ой… Че, правда? — он виновато почесал затылок, коря себя то ли за то, что с этим вынужденным отпуском действительно потерял счет дням, то ли за упомянутую Дмитрием «ненасытность». И тут же резко посмурнел, склонив голову и обняв ладонью правый бицепс в покорном смирении. — Ну я тогда… пойду?       На Сеченова он посмотрел исподлобья. Взглядом, который Дмитрию был слишком хорошо знаком. Академик покачал головой, посмеиваясь про себя. Может быть, старый пес не выучит новых трюков, но зачем ему это делать, когда старые работают все так же безукоризненно? Эх, Серёжа, Серёжа…       Знал ведь прекрасно, чертенок, что Дмитрий не умел отказывать этому взгляду.       — Я не давал разрешения.       — Значит… — если бы Сергей действительно был собакой, его уши сейчас стояли бы торчком, а хвост уже активно подметал пол от частоты метания из стороны в сторону. — Все-таки можно?       — Никогда не умел тебе отказывать… — не столько ответил ему, сколько больше для себя озвучил со вздохом свою недавнюю мысль Дмитрий, откинувшись на спинку кресла. И вдруг отдал приказ стоявшим позади того балеринам. — Левая, Правая, вам придется мне помочь.       Задумка шефа дошла до Сергея не сразу. За это время роботы в два прыжка обогнули стол и оказались по обе стороны от растерянного майора, словно какой-то вооруженный конвой. Это несколько напрягало. Как и их внушительные фигуры, теперь возвышающиеся над Сергеем на добрых полметра. За своим волнением он даже не услышал того, что Дмитрий сказал им после. Себе на беду.       — Раздеть.       Так близко он к ним еще не подходил. Потому лишь теперь, впервые вынужденный задирать голову, дабы посмотреть в чужое «лицо», Нечаев в полной мере осознал, насколько на самом деле велика его со стальными близняшками разница в размерах. Никогда не страдавший недостатком в росте Сергей едва доставал им до груди, и это, признаться, пугало в той же степени, что и заводило.       Впрочем, никто бы и не упрекнул его за то, как он вздрогнул, впервые почувствовав на себе прикосновения сразу двух пар механических рук. Он видел, на что способны эти элегантные кисти на тонких запястьях. Все еще отлично помнил, насколько бритвенно острыми умели становиться эти красивые пальчики. И как на демонстрации боевых навыков балерин эти самые пальчики рвали на куски других роботов, будто те были сделаны из папье-маше. Едва ли его полимерная кожа и живая плоть станут для них хоть сколько-то более серьезным препятствием, если дело дойдет до драки.       Черт, и о чем он только думает?       Сергей тряхнул головой, дабы отогнать совсем не помогавшие сейчас тревожные мысли, но сдвинуться с места не рискнул, продолжая с опаской наблюдать за тем, как Левая методично расстегивает на его комбинезоне пуговку за пуговкой. К его немалому удивлению, под конец она даже умудрилась ни одной из них не оторвать. Правая так же удивляла своим бережным отношением к его одежде, с той же аккуратностью стягивая с его плеч комбинезон одновременно с действиями «сестры». Однако она не стала останавливаться на этом, даже когда с последней пуговицей было покончено, а комбинезон бесформенной тряпкой повис у майора в ногах. Тот только и успел что охнуть от неожиданности, когда робобалерина вдруг подхватила его под ягодицы и оторвала от земли. И держали его теперь на весу с такой непринужденностью, будто он весил не больше перышка. Левая тем временем взялась расшнуровывать его ботинки, сбрасывая их на пол вместе с комбинезоном.       Оставшись в одном нижнем белье, глядя на робота между раздвинутых ног, Сергей нервно сглотнул, мысленно отметив, что его что-то пока никто не торопится опустить обратно. Может, ждут приказа? Но все-таки зачем шефу изначально понадобилось привлекать к делу своих телохранительниц? Неужели он правда вот настолько занят?       — Полностью, — тот как раз напомнил о себе несколько настораживающим комментарием, заставившим Сергея невольно напрячься. И не зря.       Потому что в следующий же миг повинуясь властному тону хозяина, Левая потянулась уже к его трусам. Правая словно прочитала ее намерения и выгнула спину назад так, чтобы Нечаев буквально лег на нее, и ее руки могли переместиться с ягодиц ему на живот. Так ничто не мешало второму роботу снять с него последний элемент одежды и при этом не порвать его. Впечатляющая слаженность, если абстрагироваться от донельзя смущающих обстоятельств. Впрочем, чувствовать спиной такое мощное и горячее во всех смыслах тело было по-своему приятно. Он вот, например, даже и не подозревал, что животы у балерин шефа такие мягкие. Когда его белье присоединилось к кому одежды на полу, Правая вернула обе руки Сергею под ягодицы и приняла изначальное положение. Он почти сразу соскучился по ощущению ее изгибов под ним. Но долго расстраиваться, впрочем, ему не пришлось. По телу прокатилась волна мурашек, стоило услышать следующий приказ:       — Правая, раздвинь ему бедра.       Балерина, конечно же, подчинилась, держа его теперь исключительно за бедра, и Сергею спешно пришлось завести руки назад, чтобы ухватиться за ее талию для дополнительной опоры. В силе ее рук сомневаться не приходилось, но так майору было просто спокойнее. Ну, насколько спокойно он вообще мог чувствовать себя, будучи раскрытым напоказ, словно он какое-то главное блюдо. Его лицо горело от смущения, а вот выставленный на всеобщее обозрение нежно-розовый орган наоборот на грани неприятного обдувало прохладным воздухом кабинета. Прикрыться что от стыда, что от банального холода не было никакой возможности — руки стальной балерины держали его ноги раздвинутыми с бескомпромиссностью оковов. Как-то шевелить теперь он мог разве что голенями, но ими особо не закроешься.       Благо, за счет роста стоявшей напротив Левой Нечаев хотя бы не мог видеть своего отражения в пластине ее лица. Что, впрочем, почти не умаляло его смущения. Казалось бы, кого ему тут стесняться, если в кабинете только и были что он, шеф, да бездушные роботы? А все же слишком эти балерины были совершенны, что порой даже не верилось, что это просто машины, и время от времени Сергей по-настоящему забывал, что нет и не может у них быть никакого сознания. Не могли они понимать, что именно видят перед собой. Да и глаз у них, в конце концов, не было.       Мысленное напоминание об этих истинах и на сей раз немного его отрезвило, но большей смелости Нечаеву придавало чувство волнительного предвкушения. Он был абсолютно уверен, что вот сейчас Дмитрий Сергеевич оставит свои дурацкие бумажки, выйдет наконец из-за стола и возьмет его на весу.       Ведь ради этого все и затевалось, да?       Это будет не первый и точно не последний раз, когда шефу приспичило поэкспериментировать. Поначалу это несколько напрягало Сергея, с большим трудом привыкавшего к своей необычной комплектации, но к эксперименту эдак двадцатому он не только поборол свое смущение, но и втянулся в идеи любовника одна другой ненормальнее. Энтузиазм Сеченова всегда был штукой исключительно заразительной, особенно когда обещал собой удовольствие. А помощь близняшек была чем-то новеньким и интригующим. Отчасти именно поэтому Сергей не противился ни на одном из этапов очередного эксперимента ученого в целях разнообразия их сексуальной жизни (хотя, казалось бы, куда уж ей становиться еще разнообразнее). Но в первую очередь, разумеется, потому, что он попросту доверял шефу без остатка.       Оттого он удивился вдвойне, когда все его ожидания рассыпались, подобно карточному домику: впервые с момента первого отданного Сеченовым приказа близняшкам повернув голову в сторону стола, Сергей увидел, что шеф не то что не торопится к нему подойти, а как ни в чем не бывало продолжает что-то записывать, даже не поднимая на него взгляда! Но прежде, чем он успел возмутиться такому вопиющему игнорированию любовником его персоны, произошло что-то еще более удивительное.       — Можешь его подразнить, — он услышал в голосе так и не взглянувшего на него Сеченова усмешку, показавшуюся ему подозрительно зловещей, и сзади нечто гладкое и горячее скользнуло по ложбинке между ягодиц, заставив Нечаева вздрогнуть от неожиданности, машинально опустив глаза в поисках причины странных ощущений. Правая будто специально теперь держала его под таким наклоном, чтобы собственная грудная клетка не мешала майору наблюдать осоловелым взглядом за тем, как закругленный на конце продолговатый стержень диаметром сантиметра четыре трется о полимерные губы. Заводская серость создавала волнительный контраст с нежным оттенком полимерной кожи, дополнительно подчеркивая неживое происхождение той, что, похоже, в самом деле вознамерилась его трахнуть. От Нечаева не ускользнула нелепость ситуации: его, мужчину с вагиной, собиралась поиметь женщина с пенисом. Это было бы даже забавно, если бы он мог соображать трезво.       Но чем дольше стальной фаллос, что был несколько горячее настоящего человеческого члена, елозил по входу, тем сложнее оставалось сохранять трезвость рассудка и ровность дыхания. На первый план вырвался унизительный, давно выработанный рефлекс — свести ноги вместе, да потуже, чтобы зажать влажный от смазки член между бедер, обеспечивая хозяину максимум удовольствия от фрикций. Сеченов иногда пользовался ими, руками своего мальчика или его ртом, когда у них было совсем мало времени, а желание жгло изнутри. Но сейчас этого времени у него не было, видимо, вообще, раз Сергея ласкал не он. Да и свести ноги при всей невыносимости желания сделать это П-3 тоже не мог — пальцы робобалерины, впившиеся чуть ниже белесых полос сочленения протезов с живой плотью, до сих пор фиксировали его бедра в раскрытом положении. Чтобы ничто не препятствовало трению горячей стали между уже влажных полимерных складочек, доводящей бедного майора до исступления.       — Шеф? — кое-как хрипло выдавил из себя Сергей на выдохе, смотря на мужчину полуосмысленным взглядом из-под ресниц.       Было у них с Сеченовым такое негласное правило: в этом кабинете он должен обращаться к Дмитрию исключительно как подчиненный к начальнику. Даже если этот самый подчиненный вот уже год как состоит с начальником в отношениях, выходящих далеко за рамки субординации. Дмитрий Сергеевич оставался для него «шефом» и «товарищем Сеченовым», даже когда вжимал его грудью в стол, находясь в нем по самые яйца. И если честно, Нечаеву это пиздец как нравилось.       — Правая, можешь приступать.       Так же, как ему нравилось ощущать долгожданное проникновение. Поэтому он даже не сильно обиделся, когда Дмитрий проигнорировал его зов. Ему просто стало не до обид, когда горячий, идеально гладкий искусственный член наконец перестал его дразнить, легко скользнув в приглашающе открытое нутро. Нечаев издал довольный полувздох-полустон и слегка прогнулся в спине, стоило близняшке протолкнуться в него до основания и замереть. Не то чтобы дать ему привыкнуть к ощущению постороннего, но в то же время безумно желанного предмета внутри, что было бы просто поразительно, ведь это значило бы, что Дмитрий Сергеевич вот настолько заморочился с прописыванием алгоритмов робобалерины, не то в ожидании следующей команды. Зная Сеченова, правдой в равной степени могло быть как первое, так и второе. Оказавшись в нем, член робота ощущался Сергеем даже толще и длиннее, чем выглядел со стороны, когда почти самым кончиком появлялся и исчезал между раздвинутых ног, размыкая розовые складочки с каждым движением вперед-назад. Сейчас он определенно доставал до самой матки. Нечаев задрожал от одной мысли об этом. А может, все-таки от того, что услышал от шефа дальше.       — Двигайся. В размеренном темпе.       Долей мгновения позже Правая подмахнула бедрами, и Сергей вскрикнул, повторно впиваясь пальцами в ее талию с таким остервенением, будто от этого зависела его жизнь. Силы, которую робобалерина вложила в это движение, хватило бы на то, чтобы пропороть его живот изнутри, если бы кончик ее члена был хоть немного заострен. Но вместо этого под побелевшей в месте натяжения кожей на миг показался и тут же исчез бугорок. Исчез он, впрочем, совсем ненадолго. Буквально на пару благостных секунд, которых ни за что бы не хватило на передышку. Сергею не дали хотя бы немного привыкнуть к мощи машины, принявшейся вбиваться в него с остервенением дикого зверя в период гона, как если бы она действительно обладала сознанием и волей, но из желаний в ней было лишь во что бы то ни стало оплодотворить свою пару. Ее толчки в растянутое, казалось, до пределов нутро обладали методичностью и мощью, присущими исключительно неживому механизму. Идеально выверенный темп оных (в котором Сергей, несмотря на тяжесть мыслительных процессов сложнее мантры из чередования «быстрее» и «сильнее», безошибочно угадал свой самый любимый) отчетливо давал понять, что Сеченов программировал робота на основе его предпочтений. А ведь такие вещи делаются не за один день. Что в свою очередь значит, что происходящее сейчас отнюдь не было спонтанной прихотью его любовника, а уже какое-то время планировалось тем втайне.       Нечаев даже не мог толком злиться на Сеченова за данное открытие. Ведь большая часть его сознания сейчас была сконцентрирована на том, чтобы не отрубиться в любую секунду от интенсивности приятных и не очень чувств. К приятным относилось ощущение толстого ствола каждым сантиметром истекающей смазкой вульвы и полимерного влагалища, неотличимого от живой плоти с настоящими нервными окончаниями; и то, как сладко член то и дело упирался в шейку матки. Ко всем остальным — то, что при этом органы майора настойчиво пытались перемешать изнутри, а кожа слишком плоского для таких нагрузок живота в местах постоянного натяжения на грани физических пределов уже горела. Его руки беспорядочно шарили по пояснице и спине балерины, насколько могли достать, не зная, за что ухватиться, и постоянно соскальзывали с нее. Собственная спина чуть не хрустела чудом еще держащимися друг с другом позвонками от того, как он ее выгибал одновременно с откидыванием головы назад, надрывая глотку стонами и хрипами. Голени беспомощно дергались в воздухе от нечеловеческой силы толчков, но при этом все, что находилось ниже их, благодаря мертвенной хватке стальных пальцев оставалось почти статично, если не брать во внимание движение таза самого робота.       Сам П-3 в его руках казался себе не более, чем насадкой для искусственного члена. Бездушной игрушкой для самоудовлетворения. Хотя, казалось бы, не он сейчас выступал в данной роли, пусть в каком-то искаженном смысле тоже мог называться ей (за исключением характеристики бездушия) с учетом своих необратимых физиологических изменений. По первой с этой истиной было непросто смириться. Но Дмитрий Сергеевич помог ему и с этим. Поэтому теперь мысли о своей сути в глазах академика не вызывали у Нечаева ничего, кроме приливов кратковременного возбуждения, пробегающих приятной щекоткой и оседающих теплом на дне живота, а в особенных случаях даже влагой между ног. Еще, пожалуй, эти мысли пробуждали в нем гордость. Да, черт возьми, он уже не только доверенный агент Дмитрия Сергеевича Сеченова, но и его секс-игрушка. Зато личная и самая любимая. Нечаева такой расклад более чем устраивал.       — Левая, помоги Правой. Пока рукой.       — Пока…? — переспросил Нечаев одними губами и тут же дернулся, как от разряда электричества, почувствовав удивительно деликатное прикосновение к самой чувствительной части его нового органа. Склонившаяся над майором Левая вдруг обратилась именно к нему, не переставая при этом ласково поглаживать его клитор тонким пальчиком:       — Вам хорошо, товарищ майор?       Удивительно, как ее голос умудрялся звучать одновременно участливо и по-машинному безразлично. Уже мало что соображающий Сергей смог лишь кивнуть и отвернуть голову, не в силах и дальше смотреть на свой совершенно исступленный вид в отражении овала отсутствующего лица. Он так-то не знал, зачем вообще это сделал, и распознают ли робобалерины невербальные знаки, но и, признаться, не шибко был заинтересован в ответе. Сейчас есть заботы поважнее. Вроде нескончаемой стимуляции с обеих сторон двумя трехметровыми роботами, что с тем же успехом могли убить его как этими ловкими пальчиками, так и своими членами. Но вместо этого по воле своего создателя идеальные машины для убийства его умерщвлению предпочли медленную пытку удовольствием на грани боли. И долго выдерживать их напор Сергей ожидаемо не смог.       Вскрикнув в последний раз, он натянулся струной и обмяк в руках Правой, буквально чувствуя спазмические сокращения полимерных мышц на металлическом стволе и пульсацию его собственного сердца. То, насколько тугим он стал на пару мгновений, зажав член практически в тисках, лишь усилило приятно волнующее ощущение заполненности. Несмотря на плотный обхват основания члена полимерной кожей входа, часть выделенной им при эякуляции смазки все же просочилась между ними, поскольку Правая отнюдь не перестала двигаться в нем после оргазма. С совершенно бесстыдным влажным звуком смазка равномерно покрывала поблескивающий на солнце, без тени стеснения заглядывающего в панорамное окно, металлический ствол с каждым последующим толчком и вязкими каплями стекала на промежность близняшки, часть капель падала сразу на пол. Нечаев уже даже не держался за робота, просто свесив руки вниз. У него не осталось сил.       — Теперь можешь присоединиться, — но Сеченова это явно не волновало. — Медленно.       На возмущение сил, как оказалось, не было тоже. Все, что Нечаев смог сделать в своем затраханном состоянии, это опустить взгляд и сглотнуть наполовину в предвкушении, наполовину в страхе. Член Левой не отличался от члена Правой ни длиной, ни размерами. И тем не менее принять в себя сразу оба оказалось пиздец как непросто. Прошло, казалось, несколько вечностей, прежде чем Левая смогла исполнить приказ. Как второй член умудрился не только протиснуться в слишком узкий для двух стволов вход, но и войти в него почти до конца, было за пределами Серёжиного понимания. Впрочем, сейчас за этими пределами для него находилось даже формулирование осознанной речи хотя бы в мыслях, не то что вслух. Когда роботы начали двигаться, Сергей на полном серьезе ожидал услышать, как его вагина затрещит по швам. Может, этот звук действительно имел место быть, и это просто он не расслышал его за своими криками.       С превеликим трудом повернув голову так, чтобы хотя бы краем глаза зацепить шефа, Нечаев бы задохнулся от возмущения, если бы уже не задыхался от ощущения двух распиравших его членов. Ведь Сеченов все так же невозмутимо чиркал что-то в своих долбаных бумажках на столе, не поднимая глаз. И лишь один элемент подозрительно выбивался из картины показного равнодушия: левая рука академика теперь была опущена под стол. Долго сверлить шефа умоляющим взглядом ему не дали. Левая тоже вдруг решила задействовать руки, хватая удивленного на периферии чудом еще функционирующего сознания майора под подмышками. Смысл ее действий дошел до него лишь после того, как Правая так же неожиданно перестала работать тазом и выпрямилась, за секунду до этого сместив держащие его за бедра руки выше, устроив их под коленями, теперь прижатыми Сергею к груди. Больше сил удивляться в Нечаеве не осталось. Так что он просто принял как неизбежное их жутковатую синхронность и то, что Левая, держа его под руки, начала трахать его на весу, неспешно приподнимая и опуская, чтобы полностью насадить на члены уже действительно как самую настоящую безвольную игрушку.       — Только посмотри на себя, Серёжа. Раньше ты стеснялся хотя бы просто раздвинуть передо мной ноги, а теперь позволяешь двум бездушным роботам делать с тобой такое, — нарочито осуждающий голос Сеченова доносился как сквозь пузырь разлитого в воздухе полимера, но даже это не помешало Нечаеву заметить, что он претерпел изменения. Стал более хриплым и отрывистым. Таким, каким он и в более невинных ситуациях заставлял Серёжины коленки подкашиваться, а скулы — вспыхивать румянцем. — Как же так вышло, что теперь ты и дня не можешь прожить без того, чтобы в тебе не оказался чей-нибудь член, даже не обязательно мой? И ладно бы только это, но тебе одного уже мало…       «Это несправедливо!» — хотел было возразить Сергей, но на выходе получилось лишь хныканье. Если бы он мог выдавить из себя хоть что-то, кроме тяжких вздохов и жалких тонких звуков, напоминавших скорее мяуканье, чем стоны, он бы непременно сказал, что его вины здесь нет. Уже хотя бы потому, что не он командует этими гребаными балеринами! И отнюдь не по его указке они сейчас трахали его в одну дырку в два ствола!       Впрочем, если бы Сергей действительно командовал ими…       Тем более, скажем, после сегодняшнего дня…       Ох, лучше не думать, сколько времени в день он проводил бы за тем, что просто скакал на их членах...       В любой другой ситуации Нечаеву было бы жутко стыдно за эти мысли. Но сейчас им без остатка владело возбуждение. И когда казалось, что оно уже достигло своего пика, что дальше уже просто некуда, иначе он просто потеряет сознание, балерины снова смогли его удивить. Майор промычал что-то непереводимое и сладко задрожал, вдруг почувствовав в мельчайших деталях, как роботы так же синхронно, как делали все, обильно излились в него чем-то горячим и почти невесомым, но при том достаточно плотным для того, чтобы его доселе плоский живот заметно увеличился. В дополнение к так и находящимся внутри членам неизвестная субстанция давила на органы изнутри, создавая пугающее ощущение того, что он сейчас просто-напросто унизительно обмочится.       Сергей почувствовал себя как никогда грязным. Откровенно использованным. Годным лишь для того, чтобы греть хозяину постель и раздвигать перед ним ноги по первому зову. Но хуже всего то, что ему нравилось это ощущение. Его любопытство оказалось сильнее чувства собственного достоинства, раз Нечаев смог собрать в себе силы на вопрос о том, что для любого здравомыслящего человека на его месте сейчас было бы не так важно:       — А это… еще что… зачем…       — Ну, нам же нужно как-то восполнять потраченный тобой полимер, — как ни в чем не бывало ответил Сеченов, сделав балеринам знак рукой, чтобы те наконец остановились, и соизволив таки поднять на майора взгляд, задержав тот, внезапно заметно потемневший, будто бы голодный, на его надувшемся животе на несколько долгих секунд. — Твоя смазка состоит из него на семьдесят процентов, а эякулируешь ты слишком обильно, — на следующих словах его губы тронула понимающая ухмылка. — И слишком часто, учитывая твой неуемный плотский аппетит…       Если б Сергей сейчас находился в менее щекотливом положении, или хотя бы не согревал своим нутром члены двух роботов, он бы смутился от этого вполне справедливого комментария. А так он просто потупил взгляд. И именно благодаря этому заметил, что Сеченов имеет в виду. Так он уже не только чувствовал, но и видел, что из него вытекло значительно меньше субстанции, чем заполнило. Живот восстановил свою прежнюю плоскую форму буквально у него на глазах. Укол необъяснимого сожаления от этого наблюдения Нечаев решил проигнорировать для собственного же психического здоровья. Что бы ни вызвало в нем эту странную реакцию, это явно не та вещь, которую ему хотелось бы открыть о себе в данный момент. И без этого хватало удивлений. Благодаря тому же Дмитрию, например.       — Этого явно будет недостаточно. Нужно добавить. Но немного, так что только одна. И положи его поближе, — вдруг приказал он, давая измученному майору понять, что лишь он тут решает, когда все закончится.       Левая сняла П-3 с члена Правой без уточнения ролей, создавая обманчивое, но оттого не менее пугающее впечатление обладания роботом собственной волей. Как если бы рассудила, что недостаточно развлеклась с их покорной игрушкой, в отличие от сестры.       «И никто не уйдет обиженной!» — иронизировал мысленно Нечаев, немного придя в себя с прекращением фрикций.       Напоследок попавший в поле зрения вид влажного от его смазки члена Правой, что еще недавно был в нем, неожиданно смутил его даже больше, чем ощущение так и оставшегося внутри члена Левой, не озаботившейся такой мелочью, как выйти из него хотя бы на время транспортировки к столу. Она лишь придержала его за ягодицы и на сам стол уложила так, что он касался его лишь торсом, а точнее спиной. Майор вспыхнул, пусть и понимал причины выбора столь смущающей позы. Давно уже, так скажем, опытным путем им с Дмитрием было выяснено, что стол был достаточно низким для уровня паха обычного человека. Но в стальной балерине-то было два с половиной метра роста. И даже если бы она не стояла на пуантах, ей все равно пришлось бы вот так же закидывать ноги Нечаева себе на плечи, чтобы как следует его оттрахать.       Окончательно смирившись со своей ролью, Сергей без пререканий лег на предплечья, а лодыжки сомкнул за шеей близняшки, так как лишь ими дотягивался до ее головы, и теперь, содрогаясь и поскуливая от возобновившихся толчков и излишней стимуляции, смотрел на шефа вверх тормашками. Красивого, зараза, даже сквозь пелену слез и с этого нелепого ракурса. В столь неудобном положении слезы Нечаева от избытка чувств стекали к бритым вискам и линии роста волос. Но это все еще было лучше, чем слюни, то и дело скапливающиеся во рту. Их приходилось сглатывать каждые несколько секунд, чтобы банально не поперхнуться, пока член Левой, должно быть, утрамбовывал внутри него остатки полимера, чтобы влить в его матку новую порцию полупрозрачной жидкости.       Той самой, которая все равно не задержится в нем надолго, потому что сейчас только день, и к ночи этот проклятый орган наверняка снова проголодается и опять начнет сводить своего хозяина с ума желанием оседлать любимый член. Близняшки, конечно, безусловно хороши, но живое, как ни крути, всегда будет лучше. Тем более когда оно принадлежит человеку, которого Сергей любил больше жизни, обожал просто до беспамятства, готовый броситься ради него в огонь, выдержать любое, даже самое жестокое испытание, по сравнению с которым приказ принять в себя двух роботов и куда менее крепкому человеку показался бы прогулкой в парке.       Если бы не протезы рук, Нечаев бы ни за что не смог так долго удерживать свою верхнюю половину тела в таком положении. От мощи толчков, ничем не уступающей напору Правой балерины получасом ранее, стол под ним только чудом не ходил ходуном за счет своих гигантских, как и все в кабинете, размеров, да советской гарантии качества. Однако были в этом и минусы. Ведь ничто не мешало Сеченову продолжать, вашу ж мать, работать. Ни это, ни даже едва заметное лишь вблизи, но вполне однозначное движение его левой руки. Той самой, что уже какое-то время была опущена академиком под стол. Поэтому Нечаев не знал, сколько времени прошло прежде, чем над ним наконец сжалились. Да и считать, справедливости ради, он перестал уже через пару минут. Цифры постоянно сбивались в голове, смешиваясь в кашу, представляющую собой его мысли. Однако тотчас прозвучавший уже для него приказ шефа он услышал, распознал и даже проанализировал с кристальной ясностью рассудка.       — К ноге, П-3.       Нечаев послушался сразу и беспрекословно. Не став хотя бы дожидаться того, пока матка впитает в себя новую порцию полимера, которой Левая прежде, чем отпустить, щедро наполнила его не больше минуты назад. Перевернувшись на полный живот и кое-как переставляя согнутые в коленях ноги, по сути на четвереньках Сергей с трудом, но смог добраться до места, где сидел Сеченов. Он уже когда-то успел предусмотрительно отодвинуть в сторону свои проклятые документы и теперь наконец-то одаривал Серёжу всем своим вниманием, столь желанным майором.       — Не поможешь? — спросил он, немного отодвигаясь от стола вместе с креслом.       Уточнять, в чем именно требовалась помощь П-3, не было нужды. Даром что заебанный во всех смыслах, Нечаев мгновенно понял, что от него требуется. Свесился с края стола доброй половиной корпуса, тут же ощутив легкое головокружение и тошноту. Однако Сергей не беспокоился на этот счет, ведь Дмитрий как-то заверил его, что рвотный рефлекс у него тоже давно убрали за ненадобностью. Дальнейшее вслух уже, конечно, сказано не было, но Нечаев был не так уж и глуп, кто бы там что себе ни думал, поэтому сразу понял подтекст: игрушку сделали идеальной настолько, чтобы хозяину было максимально комфортно иметь ее в любое из отверстий на свой вкус. П-3, опять же, не возражал.       В почти вертикальном положении тела ему казалось, что полимер в нем перетечет из наполненной матки прямо к голове и выйдет через горло, но ничего подобного, разумеется, произойти не могло. Оставалось лишь найти подходящую опору. В итоге Нечаев выбрал бока кресла — бедра или талию Дмитрия не рискнул, чтобы ненароком ему не навредить. Просочившись между полимерных губ, стекая по бедрам, уже кое-где капал на стол не поместившийся в нем полимер, но это тоже мало кого волновало, так как высыхал он значительно быстрее воды и следов не оставлял.       Увидев перед лицом свою награду, Сергей невольно облизнулся. И впервые за последний час ну вот вообще нисколько не удивился, обнаружив член шефа уже выпростанным из штанов и даже в полной боевой готовности. Он едва успел обхватить пунцовую головку губами, медленно насаживаясь горлом на восхитительно живой, терпкий на вкус ствол, и сделать пару движений головой, проталкивая головку до самой стенки горла, как ощутил той нежную текстуру потекшего внутрь семени. Раздавшийся сверху стон ласкал слух, ведь был произведен самым красивым — особенно на пике наслаждения — голосом, что ему только доводилось слышать в своей жизни. А сам Нечаев, как и всегда, проглотил все до капли с неизменно блаженным видом, словно вкусил любимое лакомство из концентрированного молока.       — Вот так, умница, — и еще какое-то время, довольно жмурясь, просто вылизывал ствол, удвоив усилия, стоило только почувствовать, как волосы ласково перебирают пальцы хозяина, а сердце трепещет от долгожданной похвалы. — Хорошая девочка.