Мари не могла однозначно определиться со своим отношением к Борису до самого момента свидания, метаясь между тем, что Борис до неприличия красивый обольститель, к которому её тянет и тем, что такое стремительное нарастание этого аномально интенсивного влечения к взрослому одногруппнику (или влюблённости?..) весьма пугает итальянку, которая не любит людей и никогда прежде не связывала себя с кругом каких-либо знакомых парней, тем более старше неё. Однако все сомнения рассеялись, едва Фауна на следующий день после вечера утомительных метаний в попытках решить, как нужно относиться к румыну, встретилась с ним. Мари постаралась одеться максимально скромно: высокие ботфорты покрывали едва ли не всю длину ног, хотя, с юбкой-макси, которую одолжила Канна, в этом не было необходимости. Хрупкие плечики девушка прикрыла рыжей клетчатой накидкой, которую подарила когда-то Мати. И, разумеется, никакой косметики, чтобы не провоцировать румына лишний раз.
Из-за долгих сборов итальянка немного опоздала, и к тому времени, как она пришла в назначенное кафе, Борис уже ждал её. Молодой человек вскочил с места, чтобы отодвинуть стул и пригласить девушку за столик.
— Борис-сан… Мари очень стыдно и неловко, что Борису пришлось ждать Мари так долго… Мари просит у Бориса прощения… — пролепетала девушка, уже сотню раз пожалев, что всё-таки пришла, потому что не знала, куда деться от внимательного хищного взгляда голубых глаз-озёр, которыми румын изучал спутницу вечера. Итальянка вспыхнула от одного этого взгляда, чувствуя себя девушкой лёгкого поведения перед своим господином. Одной этой мысли хватило, чтобы Мари уронила глаза, не смея встретиться с уверенным настойчивым прожорливым взглядом румына. Цепеш только снисходительно-очаровательно улыбнулся с полным осознанием своей неотразимости и ответил мягким бархатным баритоном:
— Ну что Вы, Марион-сан… Я счастлив видеть Вас независимо от того, сколько длилось моё ожидание, тем более, что девушкам допустимо и даже полагается несколько задерживаться, чтобы их долгожданное появление выглядело ярче и эффектнее. Точно как сейчас: я ждал Вас какое-то время, изнывал и томился, но теперь, когда Вы, наконец, озарили меня своим благодатным сиянием, могу поклясться, что меня переполняет истинное счастье, и я бы расцеловал Ваши ручки, не будь связан обещанием соблюдать приличия в Вашем присутствии… Но прошу, не думайте об этом и присаживайтесь! Какое вино Вы предпочитаете?.. Белое или красное, а, может, розовое?.. Сухое, сладкое или полусладкое?.. — мягко, но настойчиво проговорил румын, не сводя по-змеиному пристального взгляда со смущённой девушки, которая совсем застеснялась.
— О, вижу, мой вопрос заставил Вас растеряться и смутиться… — «да не только твой вопрос» — недовольно подумала итальянка, опустив голову и прикусив губку, — Приношу самые искренние извинения и уверения в том, что я не имел намерения вогнать такого очаровательного ангела в краску! — слукавил Цепеш, не сводя пристального взгляда анаконды с личика несчастной девушки.
— Нет, всё хорошо, я обычно воздерживаюсь от алкоголя, простите меня… — едва слышно пролепетала итальянка, не смея взглянуть на румына.
— Вот оно как… Что же, очень жаль, ведь я мог бы порекомендовать отличное красное сухое вино… Смею уповать, что Вы не опасаетесь, что я имею низкое намерение опоить Вас и добиться Вашей беспомощности… — расстроенно проговорил румын тихим серьёзным голосом, устремляя застывший в задумчивости взгляд в одну точку. У Мари были подобные мысли о недобрых намерениях румына на её счёт, но отказалась от вина она не по этой причине, а потому лишь, что алкоголь Мари переносила очень и очень скверно, а попасть в неприятное положение в компании молодого человека, который ей, вроде как, симпатичен, — не комильфо совсем ни разу.
— Но, как бы то ни было, я жажду услышать Ваш рассказ о своей персоне, уповаю, что Вы окажете мне подобную честь, прекрасный ангел Марион-сан… — с присущей ему благородной изысканностью проговорил Цепеш.
— Вы так рассыпаетесь в учтивых благородных оборотах, Борис-сан, к которым мой слух не привык, что мне поневоле становится неловко, а потому я хочу попросить Вас об ещё одной уступке мне, если только это Вас не сильно обременит… — тихо ответила девушка, уже не пряча взгляд.
— Для Вас, ангел, я даже звезду с небосвода достану, если только на то будет Ваша воля… Какую просьбу я могу исполнить в угоду прекрасной девушке? — ответил Борис с лёгким наклоном головы.
— Нельзя ли обойтись без этих громоздких формулировок, пожалуйста, а то я даже порой не могу понять, что Вы хотите сказать… — пристыженно-слабо улыбнулась девушка.
— Разумеется, Марион-сан, как Вам будет угодно… — склонил голову в жесте согласия Борис, — итак, какую грань… о, простите, не так… что Вы расскажете о себе, Марион-сан?..
— Мари… Мари не любит людные места и детей… Мари любит сидеть дома и есть сладости… — пролепетала девушка, — Мари не любит солнце, а ещё… Мари любит сказки про принцев и принцесс, которые Мари читала тётушка Джованна в детстве… — поделилась девушка.
— Сказки про принцев и принцесс?.. Какая прелесть! Вы меня очаровываете всё сильнее, Марион-сан! — восторженно воскликнул румын.
— П… почему?.. — едва-едва выдавила от смущения пылающая стыдом итальянка.
— Ответ на этот вопрос могут дать лишь Ваши родители, прекрасная Марион-сан… Ведь именно они виноваты в Вашем неземном очаровании… — обаятельно проговорил Цепеш, с наслаждением рассматривая совершенную мозаику в которую складывались чистые зелёные глаза, обрамлённые правильным рядом ресниц, чётко очерченные золотые брови и совершенный маленький милый носик, нежные розовые губки, которые при словах молодого человека сложились в грустную полуулыбку.
— Ро…родители Мари?.. — с едва уловимыми нотками печали в голосе переспросила итальянка.
— Они, должно быть, никак не меньше, чем ангелы?.. — просто и без задней мысли спросил Борис, надеясь сделать комплимент, однако вышло всё вразрез с его ожиданиями, потому как Фауна вместо того, чтобы смутиться, по неведомой молодому человеку, загрустила, опустив глаза.
— Мари… их не помнит… Родители погибли, когда Мари не было и трёх лет… — глухо проронила девушка, — Мари воспитывала сестра мамы, тётушка Джованна…
После этого откровения итальянки Борис не нашёл ничего лучше, чем…
— Простите меня, Марион-сан, я ни в коем случае не хотел… — молодой человек осёкся, потому как итальянка остановила его жестом со словами:
— Не нужно, Борис-сан, разумеется, не мог об этом знать… Всё хорошо. Давайте просто… просто поговорим о Борисе?.. Ес… если Борис не против…
Пришла очередь Цепеша мрачнеть. Молодой человек опустил угрюмый взгляд и, после небольшой как бы нерешительной паузы проговорил на тяжёлом выдохе:
— Конечно, если даме так угодно, мы можем побеседовать о моих родителях, но… уверяю Вас, ничего любопытного или тёплого я не смог бы рассказать об этих людях. Для меня это не больше, чем безразличные мне имена: матушка почти не принимала участия в моей жизни, а отец… про отца лучше вообще не вспоминать… Этот человек запомнился мне своей нечеловеческой, просто ненормальной жестокостью и извращённым пониманием сути родительской любви… А посему я бы попросил Вас оставить эту тему, если это возможно…
— Пр… простите Мари… Она не хотела никак Вас обидеть своим вопросом… — пролепетала несчастная девушка, в растерянности краснея.
— Оставьте, Марион-сан… Я без проблем расскажу о своей матушке, Драгане Цепеш, если это сможет в какой-то мизерной степени сгладить Ваше разочарование… — ласково-умилённо ответил румын бархатным голосом.
— Ко… Конечно, Мари была бы очень рада узнать о матушке Бориса-сана, — пролепетала итальянка.
— Что же, я счастлив слышать Ваше милостивое согласие! Итак, с чего бы начать… Моя матушка носила имя Драгана, что значит «дорогая, драгоценная» и была, поистине, статной величественной женщиной под стать своему происхождению. Мама никогда не позволяла дерзости или неподчинения себе. В моей памяти она осталась очень красивой серьёзной дамой с прекрасными золотыми волосами и светлыми, кристально-чистыми голубыми очами. Если угодно, для лучшего понимания, взгляните в мои глаза, не стоит опасаться, просто подайтесь вперёд… Смелее, смелее, да, вот так…
Итальянка наклонилась к Борису и замерла. Зрительный контакт не позволял возникнуть желанию отстраниться. Мари хотела лишь чтобы время остановилось навсегда, чтобы жизнь и само мгновение не смели двигаться дальше. Любые страхи перед этим красивым и опасным обольстителем начали таять, и девушка осознала, насколько глупо было опасаться румына. Возникло желание потянуться ещё совсем немного вперёд, которое завладело сознанием, стерев любую способность рассуждать здраво. Все барьеры и преграды исчезли, и Мари, с колотящимся с бешеной скоростью, сердцем, подалась вперёд так, что тонкие губки итальянки в какой-то момент оказались подхвачены и увлечены в жадный, но нежный и почтительный поцелуй мягкими — Бориса. Румын, казалось, удивился не меньше самой девушки и разорвал поцелуй, мягко отстранившись, чтобы сказать:
— Марион-сан… Я не хотел оскорбить Вас…
— Мари разрешает Борису называть её просто Мари. Борис не оскорбил Мари, она сама хотела этого… — отозвалась девушка, — и… Мари очень… очень стыдно… стыдно, что она так пос… поступила… так легкомысленно… У Ма-мари есть просьба к Борису… Борис мог бы постараться сделать вид, чт… что последних пяти минут не было?.. По-пожалуйста… и, на-наверное, будет лучше, ес… если Мари уйдёт домой… — едва слышно пролепетала девушка, не зная, куда себя деть от стыда.
— Мари… Я не могу тебя держать здесь насильно. Я провожу до дома, с твоего позволения?.. Если хочешь уйти — иди, но вот вопрос: а хочешь ли ты уйти?.. Тебя ведь тянет ко мне, и ты признала это в тот миг, когда потянулась ко мне, чтобы проиграть и поцеловать. И отрицать это глупо, да и не за чем теперь… Итак, уйдёшь?.. Иди, спасибо за вечер. И за поцелуй, которого не было, разумеется. Я могу так сказать, но всегда буду помнить его и уповать, что когда-нибудь наступит счастливый миг, когда это волшебное мгновение повторится… — проговорил Борис, вперив внимательный печальный взгляд в зелёные глаза итальянки.
***
Возвращаясь к диалогу Лайсерг-Мари.
— Так… Тебе нравился Борис?.. А сейчас?.. Тоже нравится, да?.. Мари, солнышко моё, я спрашиваю не потому, что хочу уличить тебя в неверности или что-то в этом роде, я спрашиваю затем лишь, чтобы понять, как сделать тебя счастливее… Если… если ты любишь Бориса, я… я возможно… я когда-нибудь смогу тебя от… пустить, чтобы ты… была счастлива с ним… Но сейчас… сейчас я не готов… Прости меня, Мари… Моё солнышко, я же… я же влюблён в тебя с тех пор, как увидел впервые, когда Брон-сан ввёл тебя в аудиторию, чтобы представить нам… И потерять тебя вот… вот так просто… я… я не готов, Мари! Мари, солнышко, я же хотел… хотел связать свою жизнь с тобой… — убитым тихим голосом сквозь слёзы лепетал Дител.
— Лайсерг такой глупый… — едва слышно вставила итальянка, улыбнувшись.
— По… почему?.. — проронил англичанин, поднимая заплаканный взгляд парень.
— Потому что Мари ничего такого не говорила, а Лайсерг уже напридумал себе всё это и поверил в свою выдумку… вот и всё… — объяснила девушка, — но это очень мило. Лайсерг милый и хороший. Мари рассказала это Лайсергу, чтобы он понял, что Мари совсем не хочет, чтобы он навредил Борису…
— Ладно, я не стану его трогать, но Мари поступила очень, очень жестоко. Признаюсь, я такого не ожидал… Я не ожидал, что ты доведёшь меня до слёз, солнце… — угрюмо выдохнул Лайсерг, — а что такого плохого тогда у него случилось?..
— Мари знает только про жестокое обращение отца. Больше Мари не знает… — ответила девушка.
❤💫
Бонус за ожидание и просто так, чтобы читателям было приятно🤍💫
Одно из воспоминаний Бориса.
Мальчик спешил домой по деревне, через которую пролегал короткий путь домой. Да, поспешить стоило, ведь он и без того задержался дольше отпущенного ему времени, и не стал тратить время на любование пейзажами деревушки, чтобы сэкономленное время потратить на то, чтобы остановиться поговорить с деревенскими жителями. Маленькое сердечко ребёнка гулкими толчками громко колотилось в груди. Мальчик подошёл к смуглому крепкому мужчине в опинаках и соломенной шляпе.
— Здравствуйте, Думитру, как жизнь? Детки не болеют? — по-свойски спросил Борис у одного из жителей. Мальчик любил вот так просто болтать с деревенскими мужиками, хоть и получал за это от отца.
— О, здорова, шкет! Давненько ты не заглядывал, батька, небось, снова посадил на замок, а? — весело и охотно отозвался мужик.
— Ну да… Да и не важно, подумаешь, отлупил, я-то живой остался… — оптимистично ответил мальчишка.
— Ты бы не балагурил так, Борис, отец-то у тебя, чай, не ласковый, того и глядишь, забьёт тебя до полусмерти, что псину дворовую… Вертай-ка взад, козлёнок, пока рожки да ножки целы… — посоветовал мужик.
— Добро, Думитру, пойду, ты худого не посоветуешь… Спасибо, будь здрав, друже!
