Ради тебя стоит жить

Яркий свет больно резанул по глазам. Тэхён, едва приоткрыв тяжёлые веки, зажмурился, спасая зрачки от раздражительного освещения. Он тяжело вздохнул, чувствуя всепоглощающую боль в каждой клеточке тела — оно безжалостно ныло, будто по всей коже были вколоты тысячи острых игл; горело, словно его облили бензином и бросили зажжённую спичку, заставляя корчиться в предсмертной агонии. Наверняка это были последствия вчерашнего внезапного приступа, только не ясно, почему душа так отчётливо чувствовала всё на себе. Настолько выразительно и ярко, что хотелось заснуть и больше никогда не просыпаться. Дверь в палату открылась, и Тэхён, превозмогая боль в зрачках, приоткрыл веки, с сожалением всматриваясь в лицо Чонгука. Тот явно был в хорошем настроении, вместо белого халата на нём была обычная чёрная футболка с мультяшным принтом и светло-голубые джинсы, что озадачивало. Тэхён не привык видеть его таким. Он ведь вчера так отчаянно плакал, истошно кричал, разрывая душу, но сегодня на его лице искрилась обворожительная улыбка, а во взгляде мерцали задорные огоньки. — Прости, Светлячок, — прохрипел Тэхён не своим голосом, не разделяя веселья медбрата. — Ничего не вышло, я всё равно заперт. И теперь даже встать не могу, что очень странно. — Светлячок? — смущённо ответил Чонгук, склонив голову набок. — Почему ты так назвал меня? Глаза Тэхёна широко распахнулись от шока. Плевать на яркий свет, плевать на мучительную боль. На всё абсолютно наплевать, потому что Чонгук его… Слышал? — Ты… Ты слышишь меня? Правда слышишь? Но как?.. — говорить было очень сложно, горло после трубки искусственной вентиляции лёгких болело, а голосовые связки будто атрофировались, но Тэхён даже сквозь боль, игнорируя хриплость и странный приглушённый свист собственного голоса, попросту не мог молчать. — Слышу. У тебя очень красивый голос, хён, — улыбнулся Чонгук. — Даже когда ты так хрипишь. — Так… Отвернись на минутку, Светлячок. Не хочу, чтобы ты видел, как я позорно рыдаю. — Не-а. Я никогда от тебя не отвернусь, — ласково протянул Чонгук. — Ты обещал ко мне вернуться и сдержал обещание. А я обещал не оставлять тебя, вот и не оставлю, — он прошёл ближе к койке и присел на стул, взяв Тэхёна за руку. — Так почему Светлячок, Тэ? Тэхён усмехнулся. — Потому что ты — моё солнце. Ты сияешь так ярко, что я едва не ослеп, когда впервые разглядел тебя по-настоящему. Чонгук предсказуемо покрылся румянцем и опустил голову вниз, пряча широкую улыбку. — Расскажешь, что произошло? Вчера мне казалось, что я умираю, а сегодня внезапно очнулся от адской боли во всём теле. — Вчера? — Чонгук нахмурился. — Хён, ты очнулся полторы недели назад. Абсолютно ни на что не реагировал, не мог говорить и почти всё время спал. Два дня назад твоё дыхание восстановилось, ты смог дышать самостоятельно, и врач, наконец, принял решение отключить тебя от искусственной вентиляции лёгких. Полторы недели… Тэхён совершенно не помнил, что происходило в эти дни. Казалось, что весь кошмар случился вчера, и именно приступ каждой, даже самой крошечной деталью запомнился ему во всех красках. Но что действительно было важно и придавало сил терпеть мучительную боль — осознание того факта, что он помнил всё, что было между ним и Чонгуком за прошедший месяц. А шансы ведь были ничтожно малы. — Я так рад, что помню тебя, Гук-и. И помню, что задолжал тебе свидание. Как только меня выпишут, я сделаю всё, чтобы оно тебе понравилось, — сипло проговорил он. Чонгук внезапно отвёл потухший взгляд, вмиг погрустнев, и это ввело Тэхёна в ступор. Неужели передумал? Он уже открыл рот, чтобы спросить, что случилось, но Чонгук его опередил: — Конечно, хён, — тот попытался улыбнуться, но улыбка выглядела слишком вымученной. — И, пожалуйста, не напрягай голосовые связки, тебе нужно отдохнуть. Отпустило. Чонгук не передумал, всё в порядке, только вот его потерянный и мгновенно потускневший взгляд вызывал в уставшем сознании множество вопросов. Хотелось подбодрить Светлячка, чтобы тот не выглядел таким измученным, и Тэхён не придумал ничего лучше, чем пойти на лёгкий обман ради того, чтобы снова увидеть улыбку на мальчишеском лице: — Гук-и, можешь помочь? — Конечно, что случилось? — Наклонись, пожалуйста, поближе. Кажется, мне что-то в глаз попало, очень мешает, — и для пущего эффекта быстро захлопал ресницами. Чонгук вмиг вскинулся, подорвался со стула и склонился к Тэхёну так близко, что он ощущал на своей щеке горячее дыхание, обжигающее кожу до мурашек. — Чёрт, ничего не вижу, — расстроенно пробормотал Чонгук, наклонившись ещё ближе. Тэхён растянул потрескавшиеся, сухие губы в лукавой улыбке, и быстро чмокнул Светлячка в пухлую щёчку, не успев за такой короткий миг насладиться её мягкостью. Чонгук застыл, распахнув широко глаза, и шумно выдохнул. — Ты сказал, что я должен вернуть тебе поцелуй, когда очнусь. А я всегда держу своё слово, — пояснил Тэхён. Он не мог прекратить улыбаться, наблюдая за тем, как Чонгук прикрыл лицо ладонями, что-то невнятно бормоча. — Какой же ты невероятно милый, Светлячок. С каждым днём заставляешь влюбляться в тебя ещё сильнее. Тот сокрушённо простонал, всё ещё пряча лицо в ладонях, и уже чуть более внятно пробормотал: — Ты опять меня смущаешь, хён. Тебе так нравится это делать? — Безумно, мой маленький. — Прекрати-и-и... — взмолился Чонгук, мило топнув ногой, словно капризный ребёнок. И Тэхён решил остановиться, пока сияющие крылья его Светлячка окончательно не сгорели от стыда. — Ладно, ладно, — сжалился он, усмехнувшись. — У тебя сегодня выходной? Я впервые, кажется, вижу тебя в обычной одежде. Чонгук наконец-то убрал руки от лица и сжал губы в тонкую полоску. Было отчётливо видно, что он пытался скрыть настоящие эмоции, но Тэхён видел его насквозь. — Что-то случилось, Чонгук? — После твоего приступа и моей непрофессиональной реакции на это, меня перевели на первый этаж и запретили заходить к тебе в палату, — фыркнул тот. — А когда я закатил скандал и обозвал доктора Кана бесчувственной скотиной, меня уволили. — Твою мать… Гук, — голос Тэхёна звучал виновато. — Я так этого боялся. Прости, это всё из-за меня. — В чём ты виноват? В том, что не сдержал приступ? — усмехнулся Чонгук. — Или в том, что я не смог держать себя в руках? Не нужно извиняться, я всё равно собирался уволиться, когда тебя выпишут. — Но зачем? Ты же любишь свою работу! — Но не так сильно, как т… — Чонгук резко замолчал, а Тэхён задержал дыхание, надеясь, что правильно понял окончание не прозвучавшей до конца фразы. Но тот продолжил, прокашлявшись, и вся надежда бесследно растворилась в воздухе: — Не так сильно, как требовалось бы. К тому же, после выписки тебе предстоит тяжёлое восстановление и тщательный уход. А моя работа отнимала бы много времени, — объяснил он. Чонгук собирался за ним ухаживать? Стать кем-то вроде сиделки? И как долго это продлится, прежде чем тот поймёт, что это ему совершенно не нужно? — Светлячок, я очень благодарен тебе за заботу, но ты не должен… — Не должен, — перебил его Чонгук. — Но я хочу. И даже не смей меня отговаривать.

*****

The Neighbourhood — The Beach

Следующий месяц тянулся бесконечно долго. Дни превращались в слитное, расплывчатое пятно — ничего вокруг не менялось, Тэхён лежал в реанимационной палате, почти не двигался, а его общее состояние будто только ухудшалось. Из памяти исчезали многие события жизни, он не помнил в какой школе учился, какой университет закончил. Иногда забывал имена родителей и своего лечащего врача; забывал, что попал в аварию и почему вообще оказался в больнице. Единственное, что засело в памяти Тэхёна намертво — имя его Светлячка. Возможно, это было потому что тот не отходил от него ни на шаг. Сидел до поздней ночи, пока его не выгоняли из палаты, подбадривал как мог, когда замечал тоску в глазах Тэхёна, делал ему массаж, разминая утратившие эластичность мышцы, хотя его об этом никто не просил. Вернее, Тэхён недовольно бурчал и просил прекратить с ним нянчиться как с кисейной барышней, убеждая, что справится сам. Но Чонгук ожидаемо не слушал, аргументируя это тем, что лучше знает, что Тэхёну нужно в такой ситуации, а что нет. На это Тэхён закатывал глаза и отворачивался к стене, не имея сил спорить. Он запутался, не понимал, что чувствует — радость от того, что пришёл в себя, или желание провалиться обратно в кому, ведь там у него ничего не болело и он не ощущал себя настолько разбитым. Но Чонгук… Тэхён вряд ли без него справился бы. Слишком уж цепко этот яркий Светлячок держал в своих тёплых руках его сердце. Спустя ещё несколько дней Тэхёна перевели в общую палату, пообещав скоро выписать. Наконец в нём больше не торчали трубки, капельницы и прочая чушь, которые нещадно раздражали — ни повернуться нормально, ни поспать. Гипс тоже сняли — рука срослась нормально, но на левую ногу наложили шину, потому что та до конца так и не восстановилась. Как бы он не отпирался, его заставляли ходить. Выдали костыли, при виде которых Тэхён презрительно фыркнул, и водили по коридорам больницы как маленького ребёнка, который только учился вставать на ноги. Бесило. Чувство собственной немощности раздражало до скрипа зубов. Тэхён никогда в жизни не ощущал себя более бесполезным и никчёмным, чем в те дни, когда ковылял по больнице, едва переставляя ноги. Он злился на себя, на врачей, на чёртову судьбу, на всех окружающих, кто хоть на секунду появлялся в поле его зрения. Даже на Чонгука злился, пусть и не хотел. Это всё как-то само собой происходило и обычно в самые неподходящие моменты — агрессию вызывала абсолютно любая мелочь, и как бы Тэхён ни пытался контролировать себя, всё равно по итогу срывался. И его Светлячок чаще всего попадал под раздачу, ведь практически всё время находился рядом. Настроение менялось со скоростью света — Тэхён в одну минуту мог широко улыбаться и флиртовать с Чонгуком, вгоняя того в краску, а через секунду просил его уйти. Юлил, на вопросы Чонгука «Что случилось?» отвечал расплывчато, часто повторяя одну и ту же фразу, брошенную с раздражением: «Уходи, я устал». Это всё, что он мог сказать, чтобы не сделать ещё хуже. Но как бы он ни бесился, делать больно Чонгуку не хотел, но делал. Тот не заслуживал к себе такого отношения. Но это были лишь мысли Тэхёна — едва слышный голос остатков его здравого рассудка, который подключался довольно редко, передав управление пострадавшим участкам полушарий. Те вели себя как хотели — генерировали глупые идеи, вроде попросить медперсонал не пускать Чонгука в палату, чтобы оградить его от себя; нашёптывали, что он не нужен Светлячку таким — сломанным, слабым, ничтожным; убеждали, что Тэхёну лучше просто исчезнуть, чтобы больше не доставлять никому проблем. Когда здравый рассудок вновь просыпался, он заставлял Тэхёна верить в лучшее, быть мягким по отношению к Чонгуку, благодарить его за заботу, за ласку, за все прочитанные книги, чтобы он не скучал, за стихи, за музыку и мягкие игрушки, которых с каждой неделей в палате становилось всё больше и больше. Чёрт, да Чонгук даже волосы ему помог покрасить, чтобы освежить голубой цвет. Он буквально делал всё, что мог, чтобы облегчить лечение, но в самый неподходящий момент тот самый здравый рассудок беспечно прощался, бросая: «Я устал, дальше сам», будто специально хотел уколоть, возвращая Тэхёну его же слова. И тогда он пылал яростью, либо впадал в глубокую апатию, умоляя оставить его в покое. Просил то раздражённо, то хрипло и измученно: — Чонгук, просто уйди. Я хочу побыть один. И Чонгук уходил. Забирал с собой весь свет, тепло и чувство безопасности. Тэхён упорно игнорировал то, как Чонгук буквально тух на глазах, когда слышал эти просьбы, причиняющие обоим чудовищную боль. Убеждал себя, что так будет лучше, только вот для кого — совершенно не понимал. И, если честно, не хотел разбираться — хотелось просто отключиться и не думать. Он слишком от всего устал. Однако спустя совсем короткое время всё вновь менялось — Тэхён чувствовал себя полным идиотом и уродом, стоило его мальчику выйти за дверь палаты. Размышлял о собственной тупости, о зашкаливающем эгоцентризме, буквально уничтожал себя нездоровыми мыслями, пытаясь сделать побольнее. И тут же хватался за телефон, судорожно печатая Чонгуку сообщение с мольбой вернуться. Тот входил в палату, скрывая мокрые ресницы в отведённом взгляде, и вновь расцветал, сиял словно летнее солнце, когда Тэхён виноватым голосом говорил: — Прости, нежность моя. Я идиот. Побудешь со мной? Идиллия, к несчастью, обычно длилась недолго и всё возвращалось на круги своя. Тэхён злился из-за любой мелочи и вновь прогонял своего Светлячка как назойливую муху, чтобы потом вновь извиняться. Думать о том, к чему такое агрессивное и беспечное отношение приведёт, он не хотел. Боялся.

*****

Чонгук жутко волновался. Тэхёну пока не становилось лучше — ни физически, ни морально. Он постоянно злился, а потом забывал об этом. Никаких обид, Чонгук всё понимал — из-за повреждения коры головного мозга у Тэхёна была сильно повреждена память. И с течением дней та будто только сильнее проваливалась в пропасть. Тэхён порой не узнавал Чонгука и, просыпаясь, спрашивал, какого чёрта к нему в спальню припёрся незваный гость, а когда узнавал, интересовался, что вообще произошло и почему он в больнице. Просил позвонить маме, чтобы та не волновалась, а Чонгук бы и с радостью, вот только женщина, номер которой был в истории болезни, сказала, что у неё нет сына, а других номеров Тэхён не помнил. Его телефон разлетелся на осколки во время аварии, поэтому достучаться к какому-нибудь родственнику, пусть и через пятое колено, было невозможно. На него было больно смотреть, но Чонгук изо всех сил старался настроиться на позитив; превозмогая опустошённость внутри, которая нарастала с каждым днём и с каждым неосторожным словом, брошенным Тэхёном, не позволял себе киснуть и показывать слабость хотя бы в стенах палаты. Уже дома он давал выход настоящим эмоциям — не бросался в истерику, просто разрешал себе тихо поплакать в подушку от усталости, а потом вырубался, едва успев прикрыть опухшие от слёз веки. Чонгук медик, и за год с лишним он успел набраться опыта, но в ситуации с Тэхёном чувствовал себя крайне бесполезным, понимая, что это последствия решений его глупого сердца — влюбиться в своего пациента, привязаться к нему, словно окутавшись стальными цепями, пока тот лежал без сознания. С остальными пациентами было куда проще. Чонгук их жалел, переживал за них и ухаживал как мог, но стоило им покинуть стены больницы, как он практически сразу о них забывал. Но с Тэхёном так не получилось. Тэхён особенный для него. Тэхён его первая любовь. И даже если бы тот сразу же покинул больницу, только придя в себя, Чонгуку наверняка не удалось бы его забыть. Как и не удавалось долго держать в себе обиду, когда Тэхён в очередной раз грубил. Его состояние можно было понять, особенно медику, хотя бы поверхностно разбирающемуся в этом, но когда речь заходила о чувствах — контролировать свои эмоции было по-настоящему сложно. С вероятностью в девяносто процентов Чонгук и сам был подавлен, если бы по утрам не всегда помнил своё имя, изнывал от непрекращающейся головной боли и плохо слышал. Кроме слуха у Тэхёна сильно упало зрение — тот часто жаловался, что предметы вокруг него множатся, а моментами он совсем не мог навести резкость, и перед глазами всё расплывалось, словно он смотрел через плотное матовое стекло. От любой умственной деятельности Тэхён мгновенно уставал, начинал вновь злиться, и просил оставить его в покое, практически всегда высказывая своё недовольство с неприкрытой агрессией. «Чонгук, я не маленький, а ты не моя нянька. Прекрати так носиться со мной». «Я не инвалид, Чонгук, не смотри на меня так, будто я при смерти». «Просто оставь меня одного, ты слишком навязываешься». «Твоя чрезмерная опека делает только хуже». И лишь иногда, с каждым днём всё реже и реже, Чонгук слышал фразы, которые позволяли ему держаться: «Светлячок, ради тебя стоит жить». «Мой маленький, спасибо тебе за то, что появился в моей жизни». «Мне без тебя даже дышать сложно, нежность моя». И это вселяло в него безусловную веру, что всё обязательно наладится, нужно лишь ещё немного подождать. Спустя ещё неделю Тэхёна наконец выписали, и Чонгук, пребывая в отличном настроении, отвёз его домой. Пожить некоторое время у него Тэхён наотрез отказался, но в этот раз спокойно, не вспылив, а мягко объяснив, что соскучился по своей квартире и будет чувствовать себя там комфортнее. Чонгук не настаивал — видел, что Тэхён тоже был в хорошем расположении духа, и не хотел портить и без того шаткое состояние. Его взгляд мигом потускнел, как только Чонгук из багажника такси достал костыли и протянул их Тэхёну, облокотившемуся спиной о машину — губы сжались в тонкую полоску, в глазах вспыхнул огонёк злости, а рот приоткрылся, чтобы выплюнуть ядовитое: — Выбрось их к чёртовой матери, я сам дойду. Чонгук знал, что нет. Не дойдёт. — Прекрати ворчать, это временная и необходимая мера, которая поможет тебе быстрее восстановиться и не навредить ещё больше, — укоризненно ответил он, а Тэхён, грубо вырвав костыли из его рук, не оборачиваясь поковылял в сторону подъезда. Чонгук устало вздохнул. Вот и как с ним разговаривать? Разжёвывать всё как маленькому? Тэхён на это злился. Пытаться донести информацию как взрослому, рассудительному человеку? Тэхён и на это злился. А Чонгук никак не мог уловить ту самую золотую середину, когда обоих всё устроило бы. Но вина за это по-большей части лежала на Тэхёне. С ним хоть вообще не разговаривай, но всё равно чем-нибудь, да взбесишь. Оставалось только смириться. Чонгук стоически терпел, не высказывал собственного недовольства, когда Тэхён отказывался принимать препараты или делать уколы. О физических упражнениях тот попросил даже не заикаться, не говоря уже о каких-то там сиделках или физиотерапевтах. Иногда Чонгуку казалось, что Тэхён его специально провоцировал, доводил до крайней точки, чтобы проверить на стрессоустойчивость. А потом, в случае провала, выскочил бы из трёхметрового торта, как в лучших традициях американских фильмов, и прокричал, пригрозив пальцем: «А я же говорил! Говорил же, что не нужен тебе такой!». «Не дождёшься», — мысленно хмыкнул Чонгук, двинувшись к подъезду с тяжёлыми сумками в руках. Каким-то чудом ключ от квартиры Тэхёна остался в его джинсах — разодранных и измазаных грязью и землёй после аварии. Все уцелевшие вещи пациентов хранились в специальном помещении, похожем на комнату с уликами в полицейском участке, и после выписки отдавались владельцам в руки. — Это была моя любимая косуха, — с грустью в голосе прошептал тогда Тэхён, получив на руки вещи. — Я в ней идеально смотрелся на байке… — Думаешь… Она тебе ещё понадобилась бы? — осторожно спросил Чонгук, осознавая, что ступает на скользкую дорожку. Они ещё не обсуждали вопрос о возможной покупке Тэхёном нового мотоцикла, но Чонгук надеялся, что после аварии тот не захочет больше гонять на сумасшедшей скорости. — А почему нет? В толстовках холодно кататься, — равнодушно пояснил Тэхён, будто озвучивал очевидные вещи наскучившему ребёнку. Чонгук не решился продолжать этот разговор, потому что догадывался, к чему это приведёт — несомненно к скандалу. Да и кто он такой, чтобы указывать Тэхёну, как ему жить? Вопрос отношений тоже не поднимался, звучали лишь фразы «мой» со стороны Тэхёна, но всё ещё не было ясно, кто они друг другу. Чонгук никогда не был в отношениях и совершенно не понимал, с чего всё должно начаться. С признания в любви? С предложения стать парой? Чёрт, какой же он пень в романтических делах. А Тэхён закрылся и даже не пытался помочь разобраться, будто бы для себя уже давно всё решил. Квартира Тэхёна выглядела уютной — тёмно-серые стены, из мебели только самое необходимое: чёрный мягкий диван в гостиной, совмещённой с кухней, несколько полок с книгами и искусственными растениями — видимо, Тэхён не особо умел ухаживать за живыми цветами; напротив дивана, на стене, висело огромное белое полотно, и Чонгук едва не присвистнул, осознав, что это — проекционный экран для проектора. Он когда-то мечтал о таком, но быстро понял, что у него совершенно не будет времени что-то на нём смотреть, поэтому быстро отбросил эту идею. Убежище Тэхёна пестрило минимализмом во всех его проявлениях. Самым выделяющимся и, вероятно, единственным ярким пятном в квартире была барная стойка вместо обеденного стола. Она казалась жутко неудобной, но уютно сверкала тёплыми жёлтыми огоньками ламп, подвешенными к её потолку. А ещё там висели бокалы разных размеров, явно предназначенные для множества разных видов алкоголя. Чонгук задался вопросом, как много и часто пил Тэхён раньше, и не совершит ли он недопустимую ошибку, решив выпить сейчас, когда ещё не полностью восстановился. И как он будет забираться на высокий барный стул со своей больной ногой? Тэхёну определённо нужна будет помощь, и Чонгук вновь начал волноваться, как тот к этому отнесётся. Сомнений почти не было — он снова будет ворчать, что самостоятельный и не нуждается в ничьей заботе. Но любой здравомыслящий человек понял бы, что это на самом деле не так. Только как донести это Тэхёну? Он закрылся, спрятался от окружающего мира в своей спальне, не желая ни с кем контактировать. Даже с Чонгуком, что приносило ему дикую, ноющую боль. Тэхён не доверял ему. Иначе почему не подпускал ближе? Оставив сумки с игрушками, вещами и всякими мелкими тренажёрами для мышц, Чонгук направился к Тэхёну в спальню, куда тот, как только они вошли в квартиру, ушёл, не произнеся ни слова. Осторожно открыв дверь, он увидел лежащего на кровати парня, укутавшегося пледом по самую макушку. Чёрные шторы были плотно задвинуты, не пропуская дневной свет. Комната была окутана мраком. Лампа, стоящая на тумбочке у кровати, была выключена, и только редкие и едва заметные лучи солнца, пробивающиеся сквозь щель в задёрнутых шторах, бросали блёклый свет на стоящий у окна широкий шкаф. — Хён? — полушёпотом позвал Чонгук, боясь разбудить, если тот уснул. — Ты спишь? — Нет, Чонгук-и. Просто очень болит голова, — устало ответил Тэхён. — И глаза режет от света, вот я и прячусь от него. — Ты не против, если я разберу твои вещи и выброшу продукты из холодильника? А то там уже развилась новая цивилизация, пока тебя не было. — Только запасись оружием, вдруг они объявят войну, — усмехнулся Тэхён, всё ещё не вылезая из-под пледа. — И если я усну, разбуди меня, когда будешь уходить, чтобы я закрыл дверь. Чонгук и не лелеял надежды остаться на ночь, но всё равно под рёбрами кольнуло. Он ведь волновался, искренне хотел помочь, но Тэхён окружил себя непробиваемой бетонной стеной, сквозь которую не докричаться. И оставалось лишь молча поддерживать и душить в себе обиду за несправедливое отношение. Приготовив ужин на случай, если Тэхён, проснувшись, захочет поесть, Чонгук принялся разбирать вещи — игрушки оставил на большом угловом диване серого цвета, вещей как таковых было немного и все были испорчены, но он не имел права их выбрасывать, поэтому сложил аккуратной стопкой на том же диване. Тренажёры и всякие гири оставил у стены, ещё раз пробежавшись взглядом по белоснежному полотну проектора и позволив себе помечтать, что когда-то он с Тэхёном будет сидеть перед ним и смотреть какую-нибудь романтическую комедию, прижавшись телами друг к другу и держась за руки. Внезапно проснулось любопытство, откуда у Тэхёна деньги на такую квартиру? Чонгук вдруг осознал, что совершенно ничего не знает о жизни своего хёна, и тоскливо вздохнул. Он надеялся, что у них ещё будет возможность узнать друг друга ближе. По крайней мере, если они пройдут вместе сквозь тяжёлое для обоих испытание. Прошла ещё неделя. Сложная, выматывающая и дьявольски изнурительная. Чонгуку не в тягость было наводить порядок в квартире Тэхёна, готовить ему еду и изо дня в день пытаться хоть немного развеселить. Затруднительно было уговорить его заняться восстановлением и убедить в важности этого процесса. Чонгук настаивал как минимум на физиотерапевте, массажи делал сам, когда удавалось поймать хёна в хорошем настроении, а от предложения пригласить психотерапевта, чтобы тот помог принять новую реальность и выйти из депрессии, несговорчивый Тэхён снова закатил скандал. Кричал, что справится сам, злился, что его считают настолько немощным, и едва ли не слёзно умолял Чонгука довериться ему и больше не лезть с подобными разговорами. Тэхён почти всё время спал, очень мало ел, жалуясь на отсутствие аппетита, и стенал на постоянную головную боль. Казалось, что он только и делал, что питался обезболивающими, но хотя бы не отказывался от препаратов, прописанных врачом. Это всё, на что тот был согласен. Если честно, Чонгук очень скучал по нему, даже находясь вместе в одной квартире. Ему не хватало тепла, не хватало ласковых «Светлячок», «мой маленький» и «нежность моя». Это медленно разрушало изнутри, заставляло тосковать и сомневаться в чувствах Тэхёна. Вдруг, очнувшись, тот понял, что ему это не нужно? Что на самом деле эта влюблённость была всего лишь навеяна одиночеством, потерянностью и страхом никогда не очнуться. Что, если Тэхёна привлекла забота Чонгука, когда тот был не в своём теле и истошно желал поговорить хоть с кем-то? А теперь, придя в себя, осознал, что больше не нуждается в этом. С этими мыслями было очень сложно бороться, но Чонгук что есть силы старался не опускать руки, с каждым днём погружаясь в зыбучие пески отчаяния и бессилия. Он пытался убедить себя, что ему абсолютно неважно, какой исход будет у этой истории, главное — вытащить Тэхёна из депрессии и поставить на ноги. Но очередной отказ пробуждал внутри необъяснимую злость, и с каждым разом та возрастала, разливаясь по телу горьким ядом. И сдерживаться становилось всё сложнее. Уже привычно ужиная в одиночестве и раздумывая, как ещё достучаться до Тэхёна, не превращая разговор, повторяющийся время от времени, в скандал, Чонгук услышал стук костылей о ламинат, и удивлённо приподнял бровь, увидев хромающего к барной стойке хёна. — Тебе помочь сесть? — участливо спросил Чонгук, на что Тэхён бросил на него предупреждающий взгляд. — Прости, конечно же ты справишься сам, — прозвучало язвительно. — Неужели ты запомнил? — со смешком прокомментировал Тэхён. Как же это надоело. Чем он заслужил такое отношение? Что за юношеский максимализм взыграл в Тэхёне? Да, Чонгук всё прекрасно понимал — авария, кома, бесцельные скитания по коридорам больницы невидимой душой... Такое действительно сложно просто так отпустить и с гордо поднятой головой шагать дальше. Но разве Чонгук в этом был виноват? Разве он многого просил? Всего лишь принять его заботу и заняться своим здоровьем. А в ответ получал лишь фырканье и короткие фразы, брошенные с раздражением. И впервые за всё время общения с Тэхёном Чонгук был так зол на него. Все обещания отошли на задний план, уступив место бушующим эмоциям. Чонгук тоже чертовски устал. Как физически, так и морально. — Тэхён, тебе самому не надоело? Тот, медленно прожёвывая рис с кимчи, поднял на Чонгука недоумённый взгляд. В его глазах отчётливо были заметны смешавшиеся удивление и настороженность, потому что по имени Чонгук называл его только в особых случаях. В тех самых, после которых они ссорились. — О чём ты говоришь? — О твоём безрассудстве и беспечности. — Ну началось... А тебе? — предостерегающе ответил Тэхён. — Тебе не надоело каждый день переться сюда? Опекать меня, едва ли не за ручку водить в туалет, терпеть мой отвратительный характер? Где твоя гордость, Чонгук? Где чувство собственного достоинства? — Ты специально выводишь меня, чтобы я свалил из твоей жизни? Не хватает смелости сказать мне это в глаза? — Чонгук распалялся с каждой секундой разговора всё больше и больше. Казалось, он, обычно мирный и рассудительный, впервые в жизни был на кого-то настолько зол. — Я не хочу, чтобы ты уходил, — Тэхён закатил глаза. — Я хочу, чтобы ты прекратил вести себя как обезумевшая мамочка и заставлять меня чувствовать себя никчёмной обузой, — ядовито выплюнул тот. — А как с тобой по-другому, когда ты строишь из себя сильного и независимого, а на самом деле ведёшь себя как капризный ребёнок, которому не купили конфету в супермаркете?! Разговор резко перешёл на повышенные тона. Чонгук понимал, что их недоотношения катятся в пропасть, но чаша терпения переполнилась настолько, что не было и призрачного шанса вовремя остановиться. — Что ты сейчас сказал?! — Не расслышал? А вот если бы прислушивался ко мне, то твой слух давно уже вернулся бы в норму. Как и нога, как и зрение, и психика! — Ты уже конкретно меня задолбал с этим, — процедил Тэхён. — Хочешь, чтобы я ушёл? Так попроси меня об этом, глядя в глаза, — Чонгуку пришлось приложить немало усилий, чтобы голос звучал равнодушно. — Я же сказал, что нет. — Но ведёшь себя так, будто только об этом и мечтаешь. Я задолбался. И… Знаешь, я никогда и никому не ставил ультиматум, но ты просто не оставляешь мне выбора, — устало проронил Чонгук. — Даже не дум… — Тэхён, я замучился бороться с тобой, — перебил Чонгук. — И чертовски устал проигрывать в каждом бою. Мне кажется, ты иногда забываешь, что я тоже живой человек и тоже умею чувствовать. — И что ты этим хочешь сказать? Тебя же никто не просил нянчиться со мной каждую минуту. Это был твой выбор, — Тэхён раздражённо отбросил палочки, которыми нервно ковырял рис в тарелке, и впился сверлящим взглядом в непроницаемое лицо Чонгука. — Да, я обещал тебя не оставлять, но мне сложно, когда ты совершенно не доверяешь мне. Ты говорил, что влюблён, но не считаешь меня человеком, которому можно открыться, с которым можно быть настоящим. А я стою перед тобой с вывернутой наизнанку душой, но тебе совершенно наплевать на это, — сил кричать и препираться больше не осталось. Чонгук истощён. — Если ты не согласен нанять физиотерапевта и психотерапевта, которые вытащат тебя из этого состояния, то я уйду. Потому что не могу больше так. Реакция Тэхёна удивила. Чонгук надеялся, что тот хоть немного задумается, испугается и поймёт, к чему его эгоизм в итоге привёл, но он ошибся. Казалось, Тэхёну абсолютно всё равно. Тот растянул губы в торжествующей улыбке, будто совершил невероятное открытие, а его голос, стоило ему заговорить, сочился желчью. — Я так и знал. Я знал, что я для тебя обуза. Очередной пациент, которого ты хотел спасти, но когда понял, что это не в твоих силах, мгновенно сливаешься. И ты ещё говорил, что это мне смелости не хватает? Да это ты жалкий трус, который не может в лицо мне сказать, что тебе надоело со мной возиться! — Ты меня не слушаешь… — пресно проговорил Чонгук, но тут же был перебит: — Как раз-таки я всё прекрасно услышал. Проваливай! Давай! — вскрикнул Тэхён, пуская по телу дрожь. — Уходи, слышишь? Убирайся! Ответить было нечего. В голове вмиг образовалась бесцветная пустота, в сердце — бездонная зияющая дыра, равнодушно простреленная прозвучавшими фразами. Чонгук проглотил ком, застрявший в горле, и на негнущихся ногах поплёлся к своему рюкзаку, лежащему на диване. Ему не верилось, что Тэхён и вправду это сказал. Так, словно всё, что между ними было — пустой звук. Будто ни одно слово, произнесённое им ранее, когда всё было хорошо, не имело совершенно никакого значения. Больно. Настолько, что слёзы непроизвольно потекли по щекам, пытаясь помочь организму хотя бы немного выплеснуть быстрораспространяющийся, горький яд. Закинув рюкзак на плечо, Чонгук направился к двери, борясь с желанием последний раз взглянуть на Тэхёна, увидеть в глазах сожаление и понимание совершённой ошибки, но тот снова закрылся — отвернулся лицом к окну и будто не дышал. Прощаться? В этом не было смысла. Они уже всё друг другу сказали. А хлопок входной двери послужил жирной точкой в бессмысленном диалоге.



******

Чонгук не знал, что может быть настолько паршиво. Когда кажется, что каждая из минимум двухсот пяти костей в теле сломана, а их острые осколки впиваются во все внутренности, в сердце, в кровь, разнося боль по всему организму. Когда эмоции поутихли и злость больше не текла по венам, на их место пришли горечь от осознания совершённой ошибки и чувство безысходности. Чонгук жалел о том, что наговорил, сокрушался и обвинял себя в том, что ушёл, ведь именно он был тем, кто обещал, что не оставит, будет рядом, что бы ни случилось. И не сдержал своего слова. Первые дни Чонгук убеждал себя, что сделал всё правильно, что у него просто не было выбора, но с каждым часом, проведённым в одиночестве, в памяти всплывали слова, сказанные Тэхёном: «Я так и знал, что я для тебя обуза». «Тебе просто надоело со мной возиться». Но ведь это было не так. Причина, по которой Чонгук ушёл, совершенно не в этом. Он просто не мог больше видеть, как Тэхён разрушал себя, будто целенаправленно хотел сделать себе больнее, за что-то наказывая собственное тело и душу. Да, Чонгук сдался, потому что не смог наблюдать за тем, как человек, в которого он впервые в жизни влюбился, пытается себя уничтожить на его глазах, не желая быть спасённым. Так будет лучше. Отпустить его было единственным правильным решением. Чонгук успокаивал себя тем, что это поможет, что беспечность Тэхёна вскоре столкнётся с настоящими проблемами, под которыми будет безжалостно разрушена, и тот поймёт, что в одиночку не справится. Жестоко? Возможно. Чонгука до костей обгладывали панические мысли, что своим решением уйти и оставить Тэхёна в таком состоянии он подарил ему билет как минимум в инвалидное кресло. А думать о том, как это могло повлиять на и без того расшатанную психику было слишком страшно. Чонгук изводил себя на протяжении недели. Всё время порывался позвонить Тэхёну, чтобы просто услышать его голос и убедиться, что с ним всё в порядке. Он дьявольски сильно скучал, буквально на стены лез от тоски, но не позволял себе поддаться и проявить слабость, потому что тогда всё бы пошло по второму кругу. Тэхён, вероятно, подумал бы, что Чонгука всё устраивает, и продолжил себя губить, уверяя, что с ним всё в порядке. Но как же невыносимо тяжело себя сдерживать. В голове как на заезженной пластинке крутилось «А вдруг я сделал только хуже?», и эту мысль хотелось вырвать с корнем, чтобы наконец нормально заснуть, а не проваливаться в получасовую дрёму и просыпаться от кошмаров, в которых Тэхён всегда погибал ужасной смертью. Один. Брошенный всеми. Брошенный Чонгуком. Он понимал, что для себя определённо сделал хуже, поставив тогда точку, но наивно надеялся, что с Тэхёном это сработает иначе. Что он, обозлившись, решит доказать всему миру, и в первую очередь Чонгуку, что действительно может со всем справиться самостоятельно. А Чонгук ради него уж как-то переживёт собственную боль. Он же медик — наложит аккуратные швы на раздробленное сердце, пару месяцев помучается, будет горстями глотать успокоительные, и тогда, может быть, станет легче. Какой же он наивный ребёнок. Решил, что если смог так быстро влюбиться, то так же быстро сможет и забыть. Но от любви волшебных таблеток нет и никогда не было. Иначе тогда бы все, кто умирал от разлуки, вмиг излечились бы и жили свою долгую и счастливую жизнь. Мысли, что всё наладится, Тэхён выздоровеет сам, а Чонгук с минимальной болью сможет его отпустить, появлялись лишь утром. Днём они меркли, скрывались за горизонтом вместе с солнцем, чтобы уступить место другим — сумбурным, навязчивым и тревожным. Мудрецы говорили, что даже после самой тёмной ночи наступает рассвет, а сильный дождь заканчивается радугой, но Чонгук встречал эти грёбаные рассветы уже неделю подряд и не видел даже слабого луча надежды на то, что станет легче. Ливень, временами стекающий по израненным солью щекам, ни разу не запестрил яркой радугой. Вокруг была лишь тьма, в которую Чонгук сам себя загнал, и он больше не мог справляться с этим сам. К чёрту. К чёрту гордость, обиду и надежду, что всё обойдётся, когда где-то там Тэхён, возможно, нуждается в помощи, но из-за своей гордыни не может попросить о ней вслух. Время близилось к полуночи, моральное состояние Чонгука близилось к обрыву в пропасть. На него внезапно накатил такой страх, что все внутренности стянуло в тугой узел, перекрывая кислород. Дышать было слишком сложно, перед глазами всё поплыло — он снова плакал. Дрожащими руками Чонгук взял телефон, нашёл нужный контакт и открыл переписку. Было решительно наплевать, как на это отреагирует Тэхён. Он достаточно дал ему времени побыть в одиночестве и подумать над тем, каково это — быть наедине со своими разрушительным мыслями, депрессией, нескончаемой головной болью и невозможностью самостоятельно о себе позаботиться. Когда рядом нет никого, кто подставил бы плечо; когда кажется, что мир вокруг вот-вот превратится в пыль, а ты бесследно исчезнешь, и о тебе даже никто не вспомнит. Тэхён ведь уже был в таком состоянии, и Чонгук помог ему, придал сил бороться до последнего, так почему сейчас он так просто был готов отступить? Чёрта с два. Чонгук не хотел больше корить себя за то, что ушёл. И плевать, что Тэхён будет дьявольски зол, но Чонгук просто так его не оставит. Пусть злится сколько хочет, есть специально обученные люди, которые и не таких ломали. Не хочет видеть его? Хорошо. Но вот лечиться он будет просто обязан. На экране светился открытый диалог, а Чонгук, продумывая, как правильнее будет обратиться с такой странной просьбой, написал:

Кому: Юнги-хён, 23:38

Привет, хён. У меня есть один друг, который не хочет лечиться, а я знаю, что ты хороший физиотерапевт,

который может заставить любого встать на ноги. Он тебя выгонит, скорее всего, но...|

И тут же удалил. Какой же бред… Юнги просто пошлёт его. Прямолинейности тому не занимать.

Кому: Юнги-хён, 23:42

Моему хорошему другу нужна помощь, но он делает вид, что это не так.

Возможно, ударит тебя, когда поймёт, кто ты… Но ты же справишься с этим?..|

И снова стёр всё до последней буквы. Чёртов Тэхён… Почему он такой сложный? Чонгук так долго раздумывал над тем, как начать диалог, что экран телефона давно потух, а в мыслях всё ещё был полный штиль. Но вдруг телефон завибрировал в руках, оповещая о входящем сообщении, и Чонгук вздрогнул. Он что, каким-то образом отправил Юнги одно из сообщений? Хён его убьёт… Но на экране светилось уведомление от того, от кого Чонгук меньше всего ожидал. По спине пробежал холодок, в груди вновь кольнуло. Вдруг что-то случилось? Он открыл переписку и со слезами на глазах перечитывал пришедшие сообщения десятки раз.

От кого: Мой Тэ-хён, 00:12 Я эгоист. В который раз извиняюсь перед тобой, но боюсь, что уже не достоин твоего прощения Я скучаю по тебе, Светлячок Ты нужен мне. Я готов на всё, чтобы тебя вернуть. На всех врачей мира, на любые тренировки, да хоть опыты на мне лично ставь Я всё ради тебя стерплю, только будь со мной, дай своему глупому хёну ещё один шанс Пытаясь казаться для тебя сильным, я лишь больше показал свою слабость Но слишком поздно осознал, что с тобой мне не нужно притворяться Или поздно?

Кому: Мой Тэ-хён, 00:15


Не ложись пока спать

Переступая через несколько ступенек сразу, Чонгук нёсся на первый этаж, по пути судорожно вызывая такси. Вылетев на улицу, он осмотрелся по сторонам, обнимая себя за плечи — ночь была прохладной и пускала по телу озноб, но тратить драгоценное время на то, чтобы переодеться, Чонгук не собирался. Так и выбежал на улицу в растянутой футболке и домашних серых штанах, которые местами были потёрты, а на бёдрах заляпанные жирными кляксами. Но ему сейчас совсем неважно, как он выглядел. Важно было то, что Тэхён ждал его.

*****

The Collection — Sing of the Moon

Лёгкое чувство дрёмы бесследно смыло ответом Чонгука. Тэхён, держа в руках телефон, стоял на балконе и впервые после аварии курил. Медленно, глубоко затягиваясь и быстро выдыхая горькое облако дыма. Костыли стояли рядом, он то и дело бросал на них задумчивый взгляд, представляя, как скоро сможет избавиться от этих раздражающих палок. И всё благодаря Чонгуку и его настойчивости. Тэхён и не надеялся, что тот ответит, и теперь чудовищно нервничал перед встречей, прокручивая в голове различные варианты предстоящего разговора. Он так много должен ему сказать… Но получится ли? Быть откровенным, когда тебя никто не слышит, очень легко, но сейчас предстояло по-настоящему открыться другому человеку, быть предельно честным, вывернуть перед ним душу и озвучить едва ли не каждую свою мысль, чтобы доказать, что извинения и раскаяние — не просто слова. Когда он в последний раз это делал? Чёртовых три года назад, стоя перед родителями? Тогда было очень волнительно, сейчас — до жути страшно, но необходимо. Тэхён думал, что сойдёт с ума, когда осознал, что больше не живёт в своём теле. Он думал, что совершенно точно скоро свихнётся, когда бродил ночами по коридорам спящей больницы и понимал, что его никто не видит и не слышит. После того, как очнулся, думал, что лишится рассудка, чувствуя боль в каждой клеточке тела и услышав от врача, что восстановление будет долгим и тяжёлым. Но это всё меркло по сравнению с тем, что он пережил за последнюю неделю. Когда дверь за Чонгуком закрылась, и до Тэхёна дошло, что он натворил, его будто многотонной плитой придавило к земле. Он практически слышал, как под ногами трещали ламинат и бетон, проваливаясь на шестнадцать этажей вниз. Тэхён, так и оставшись сидеть на барном стуле, летел в пропасть вместе с ними и не мог пошевелиться. Он хотел бы вскочить, отбросить костыли и с астрономической скоростью побежать за Чонгуком, только бы не дать тому уйти. Но не стал, потому что понимал, что без грёбаной помощи не добежит даже до входной двери. Чонгук был прав — он, Тэхён, действительно вёл себя как капризный ребёнок. Хорохорился перед своим Светлячком, сам не зная, чего пытался добиться этим. Проявлял характер? Пытался показать, какой он мощный, сильный и непокорный? А показал себя жутким слабаком, обиженным на весь мир за то, что сам же и натворил. Разве он был достоин Чонгука? Разве имел право в очередной раз извиняться и надеяться на прощение? Он столько истязал его… Подсознательно пытался отвадить Чонгука от себя, чтобы не мучить и дать возможность жить нормальной, стабильной жизнью, потому что он заслуживал большего. А чего заслуживал сам Тэхён? Преданного и влюблённого взгляда своего мальчика? Нет. Волшебного исцеления, просто лёжа на кровати и считая, что он весь такой бедный и судьба поступила с ним жестоко? Смешно. Тэхён ведь не впервые сдался, даже не попытавшись что-то изменить. Когда родители вышвырнули его из дома, он просто перестал контактировать с людьми, боясь, что они узнают о том, что он гей и тоже отвернутся от него. Не нашёл в себе сил и желания отстоять себя, быть свободным и не стесняться собственных предпочтений. Поступил так, как было проще всего — замкнулся от всего мира, выбрал одиночество и жалость к самому себе. Ведь Тэхён считал, что не его вина в том, что он не мог подняться с колен, это жестокая судьба держала его в своих цепких лапах, придавливая к пыльной земле. Когда Тэхён очнулся в больнице, став лишь невидимой тенью, что он сделал? Выбрал себе место в углу на прохладной плитке пола и сидел там неделями, вновь жалея себя и сокрушаясь на несправедливость. И если бы Чонгук не попросил его вернуться, смог бы он сам бороться за свою жизнь? Вряд ли. Светлячок заботился о нём, кутал в своём тепле, терпел все безрассудные выходки и молча проглатывал грубые слова, а Тэхён вновь сдался, потому что было больно, тяжело и страшно. И он видел всего лишь один выход, который казался ему единственным верным — снова остаться одному и не брать на себя никакой ответственности. Но чем дольше он оставался без Чонгука, тем больше сомневался в своём решении. Тэхён бы ещё в первый вечер написал своему мальчику, но его душил иррациональный страх, что тот откажет, не простит и не вернётся. И вдруг сейчас, когда он всё-таки решился, Чонгук едет для того, чтобы сказать прямо в глаза, что никаких вторых, третьих или десятых шансов больше не будет? Что, если Тэхён всё окончательно испортил? Затушив окурок и бросив его в пепельницу, Тэхён взял костыли и вернулся в спальню, но не успел даже присесть, как услышал дверной звонок. Он испуганно вскочил с кровати и тут же взвыл от острой боли в ноге, проклиная себя за безалаберность. Теперь было сложно идти даже с костылями, но прилив адреналина от сумасшедших нервов слегка притуплял ноющую боль. Тэхён остановился у двери, набрал полные лёгкие воздуха и шумно выдохнул. От неконтролируемого страха кожа на спине покрылась липким холодным потом, сердце, казалось, вот-вот пробьёт грудную клетку, но томить Чонгука ожиданием было непозволительно. Тишину разрезал тихий щелчок двери, а на пороге показался Чонгук — растрёпанный, взмыленный и такой же испуганный. — Тэ… — он согнулся пополам и упёрся ладонями в колени, тяжело дыша. — Лифт… Воды… Хотелось много о чём спросить, но Тэхён понимал, что если сейчас задаст интересующие его вопросы, то Чонгук не доживёт и до своего ответа. — Конечно, проходи, Гук, — он отошёл в сторону, пропуская парня вперёд, и мягко проговорил: — Ты всё равно до кухни дойдёшь быстрее меня. Чонгук жадно глотал воду, запрокинув голову, а Тэхён смотрел на него и не мог налюбоваться. Холодные капли стекали по подбородку его мальчика, вели притягательную дорожку по кадыку, прогуливались по шее, тут же скрываясь за воротом чёрной футболки, и, чёрт возьми, это выглядело настолько восхитительно, что Тэхён почти решился встать перед ним на колени и начать вымаливать прощения. Как он мог себя так с ним вести? Как смог позволить выйти ему за дверь? — Чонгук, ты что, бежал сюда? — осторожно спросил Тэхён, стоя чуть поодаль и опираясь на костыли. — К подъезду доехал на такси, но лифт был занят, а я не хотел ждать, — Чонгук взъерошил взмокшие тёмные пряди, ещё раз глубоко вдохнул и подошёл ближе к Тэхёну, впиваясь ему в лицо серьёзным взглядом. — Завтра составляем расписание с физиотерапевтом? — Да, — обречённо вздохнул он. — И записываемся на приём к психотерапевту? — Да. Лёгкая улыбка коснулась губ Светлячка, его взгляд вновь засиял трепетным теплом, но он всё ещё стоял в метре от Тэхёна и, судя по всему, не спешил приближаться. Будто ждал чего-то. И Тэхён догадывался, чего именно. Первого шага. — Светлячок… — виновато начал он. — Если я скажу, что больше никогда тебя не обижу, ты поверишь мне? — Нет. Твёрдость в голосе Чонгука полоснула по сердцу, и Тэхён упёрся взглядом в пол, пытаясь совладать с эмоциями. Он определённо заслужил это. Сам всё разрушил, проявив собственную слабость, но от этого осознания совсем не становилось легче. Тэхён так боялся услышать это «нет», что теперь совершенно не знал, что с этим делать. — Хён, у тебя не получится никогда не обижать меня. Так же, как и мне тебя. Мы ведь совсем ничего друг о друге не знаем, верно? — заговорил Чонгук, и Тэхён поднял на него растерянный взгляд, кивнув. — Ни я, ни ты пока не понимаем, как отреагируем на ту или иную ситуацию, ведь так? И это нормально, пока мы не притрёмся. Но, прошу заметить, так работает только с мелочами, естественно… — прищурился он. — Если ещё раз вышвырнешь меня за дверь, я перед уходом тебя в окно выброшу, — добавил сквозь незлобный смешок. Чонгук… Шутил? В голове Тэхёна со скрипом проворачивались шестерёнки, пока он туго соображал, что Чонгук имел в виду. То есть, он простил его? У них всё хорошо? — Светлячок, — сердце в которой раз споткнулось от сладкого прозвища на языке. Тэхён хотел бы произносить его как можно чаще. — Я всё исправлю. Будешь сиять только для меня? — дрожащим голосом спросил он, всё ещё чувствуя леденящий страх внутри. Тэхён действительно был готов встать на колени, если ответ будет отрицательным, и плевать, что шина на левой ноге не позволила бы этого сделать. Ничего, ради Чонгука он сломал бы эту чёртову ногу ещё разок. Повисшая тишина давила. Тэхён перебирал в голове сотни вариаций дальнейших событий за эти несколько мгновений, чувствуя, как мозг неистово закипал. А Чонгук будто издевался над ним, затягивая молчание. Топил в тёмном омуте своих глаз, заставлял нервничать и часто сглатывать вязкую слюну, словно перед объявлением смертельного приговора. А потом вдруг сорвался, за долю секунды сократил между ними расстояние и сжал Тэхёна в крепких объятиях, утыкаясь тёмной макушкой ему в шею. Такой крохотный, тёплый и родной. Костыли с громким стуком упали на пол, Тэхён прижал своего мальчика ближе, ласково перебирая слегка завитые тёмные пряди. Чонгук ниже него всего на полголовы, но сейчас казался умилительно маленьким и хрупким, прячась в объятиях своего хёна, будто только он может его защитить. И Тэхён был благодарен ему за это, потому что впервые после аварии не чувствовал себя ничтожным и никому не нужным. Чонгук нехотя выбрался из объятий, взглянул смущённым взглядом и неловко пробормотал: — Уже поздно. Я, наверное, поеду домой, а ты ложись спать, завтра тяжёлый день. Приеду утром, приготовлю для тебя что-то вкусненькое, ладно? — Гук-и, — протянул Тэхён, взяв Светлячка за руку. — Останешься со мной сегодня? Не хочу тебя отпускать. — Ну… — замялся Чонгук, пытаясь скрыть кроткую улыбку. — Если ты так хочешь, то я могу поспать на диване. На диване. А как же. — Там неудобно будет, — безэмоционально проговорил Тэхён, будто это не он сейчас пытался затащить Чонгука в свою спальню. И нет, он не собирался к нему приставать, просто хотел как можно дольше побыть рядом, потому что жутко соскучился. — Понимаешь, там несколько пружин выскочило, в спину давить будет… — Хён, диваны с пружинными матрасами не делают уже давно, — нахмурился Чонгук. — Тем более, такие как у тебя. — Ну… Может, это и не пружины, но что-то точно вылезло, — с умным видом убеждал Тэхён. — Тэ, — со снисходительным смешком остановил его Чонгук. — Я вот не понимаю… Почему я всегда смущаюсь, но говорю тебе прямо о своих желаниях или чувствах, а ты никогда практически не краснеешь, но боишься произнести вслух, что хочешь, чтобы я спал с тобой? — склонив голову набок, он растянул губы в лукавой улыбке, видимо, наслаждаясь румянцем на щеках своего хёна. Тэхён едва не подавился слюной от внезапной прямолинейности Чонгука. Это было… Неожиданно. Но, тем не менее, спасибо ему за это, потому что Тэхён и дальше бы продолжал позориться, пытаясь подобрать удачный аргумент. — Хочу, — он придал своему голосу решительности, выпрямив спину. — Поспишь сегодня со мной? — Хорошо, Тэ. Только дай, пожалуйста, во что переодеться. Позже, лёжа рядом с Чонгуком в спальне, погружённой в темноту, Тэхён чувствовал себя как никогда спокойно и комфортно. Он привык спать один, никогда не позволял любовникам оставаться на ночь, не желая давать им надежду на продолжение, или, что ещё хуже, на отношения. Но с Чонгуком всё не так. Они не любовники, Светлячок для Тэхёна не развлечение на одну ночь, чтобы спустить пар, он — первая любовь, первый человек, которому удалось приструнить его тяжёлый характер и заставить по-другому смотреть на вещи. Он — его уют, его тепло, его дом, в который хочется возвращаться. Всего пара месяцев общения, одно объятие, два поцелуя в щёку и Тэхён готов ради своего мальчика на всё, лишь бы тот улыбался своей обворожительной улыбкой и оставался рядом. И он очень надеялся, что это взаимно. — Хён, — внезапно прошептал Чонгук, повернувшись к лежащему на боку Тэхёну и повторяя его позу. — Да, маленький мой? — А давай представим, что это наше первое свидание? — Оно совсем не похоже на то, что я тебе обещал, — с грустью усмехнулся Тэхён. — Но давай представим? — Хорошо, если ты так хочешь, то это было наше первое свидание. — Да, хочу, — на выдохе произнёс Чонгук, придвинувшись чуть ближе. — А раз это было оно, то… Выполнишь мою просьбу? — Какую, Гук-и? — Тэхён пытался вспомнить, о чём его просил Чонгук, но в мыслях всплывали только физиотерапевт и психотерапевт. — Тэ, мне и так жутко неловко, не тупи, пожалуйста, — неразборчиво пробормотал тот, уткнувшись лицом в подушку. Снова смущался. — Но я правда не помню, Светлячок, — виновато ответил Тэхён. — Прости, ты же знаешь, моя память сейчас работает не так, как хотелось бы… — Господи, Тэ, поцелуй меня! — выпалил Чонгук, перебив хёна, и его голос в тишине комнаты прозвучал громче бомбы. Внутри Тэхёна тоже было шумно — там всё взрывалось яркими красками, горело, жгло и сводило с ума. Он гулко сглотнул, чувствуя покалывание на губах, и приподнялся на локте, пытаясь в темноте найти лицо своего мальчика, но удавалось рассмотреть лишь его светящиеся созвездиями глаза, в которых так отчаянно хотелось утонуть. Чонгук перевернулся на спину и протянул руку, нежно касаясь острой скулы Тэхёна. Кожа тут же покрылась ворохом мурашек, он шумно выдохнул и склонил голову ниже, осторожно касаясь чужих мягких губ своими. Невероятно… Бабочки, порхающие под рёбрами, щекотали внутренности трепетными крыльями, а кислород в лёгких спотыкался о них, не давая возможности вдохнуть. Тэхёну хватило сил только на то, чтобы издать глухой стон, когда Чонгук осторожно провёл языком между его губ, желая сделать их первый поцелуй ещё чувственнее, чем есть сейчас. И разве мог Тэхён отказать ему? Всё, что он мог — сдерживать себя, свои руки и губы, которые обжигало желанием обласкать всё тело Светлячка, каждый миллиметр его молочной кожи. Так хотелось вжаться в него, целовать жадно, мокро, наслаждаясь тем, как он дрожит от возбуждения, но сейчас было совсем не время для этого. Они сейчас говорили не о похоти и страсти. Их губы рассказывали о любви, нежности и преданности. И Тэхён отчаянно хотел подтвердить это не только сплетением языков, рваными выдохами и тихими стонами, ему нужно было больше. Заветная фраза мучила, бесконтрольно рвалась наружу, стучась о грудную клетку, и просила свободы. Сердце стучало нестерпимо быстро, разгоняя по организму кровь, в которой вместо лейкоцитов и тромбоцитов протекала влюблённость, и Тэхён оторвался от влажных губ, проведя ладонью по наверняка покрытой румянцем щеке. Его просто в пыль крошило от переполняющих чувств. — Нежность моя, — и снова шёпотом, только для них двоих. — Люблю, когда ты так называешь меня, — отозвался Чонгук, положив свою ладонь поверх чужой. — А я… Люблю тебя, — уголок губ Тэхёна дёрнулся в улыбке, когда он услышал в тиши комнаты, как громко заклокотало сердце его мальчика. — Ч-что? Мне послышалось? — Чонгук задышал часто и прерывисто, распахнув широко глаза. — Нет. Я люблю тебя, Светлячок. Чонгук внезапно резко принял сидячее положение, чуть не ударившись лбом о лоб Тэхёна, и недоверчиво повторял, смотря в стену напротив: — Любишь? М-меня? — он начал заикаться, судорожно глотая воздух. — Меня любишь? Т-ты? — Тебя люблю. Я. Тэхён откровенно потешался над вмиг обезумевшим Светлячком, находя его неконтролируемую реакцию забавной. Он любил его настолько же сильно, насколько любил смущать. — Хён, ты когда-нибудь меня с ума сведёшь, — жалобно простонал Чонгук, вновь улёгшись на подушку. — К психотерапевту записываемся оба. — Как скажешь, Гук-и, — Тэхён уткнулся носом в его шею, щекоча дыханием покрытую испариной кожу. — Тэхён. И снова это ощущение предстоящего краха. Почему по имени? Что не так? Он поспешил? Надавил? — Чонгук-а… — Я тоже тебя люблю. С первого взгляда на твоё разукрашенное лицо с торчащими трубками, — Тэхён чуть не умер, а этот шутить вздумал… Хотя, пусть шутит. Пусть делает всё, что ему вздумается, лишь бы любил.

*****

Реабилитация проходила тяжело. Тэхёну постоянно хотелось всё бросить, он мучился от боли и усталости, потом сходил с ума от приёмов у психотерапевта, где, казалось, его мозг методично выедали чайной ложечкой. Интеллигентная женщина средних лет была для него истинным монстром — забиралась в самые густые дебри сознания, доставала оттуда то, что так долго закапывали и пытались спрятать, а потом заставляла размусоливать это, чтобы прийти к какому-то выводу. Единственный вывод, который из всего этого выносил Тэхён — он ненавидит мозгоправов. Договориться с Чонгуком о том, чтобы оставить только физиотерапевта, не получалось — тот ни в какую не соглашался на поблажки, угрожая действительно страшными вещами. — Нет, хён, ты идёшь сегодня на приём, или я остаюсь спать в гостиной! — говорил он грозно, зная, что Тэхён не позволит этому случиться. Не так часто Чонгук оставался у него ночевать, чтобы так легко разбрасываться возможностью заснуть в объятиях. Иногда Светлячок менял тактику, прибегая к манипуляциям: — Тэ, ты же любишь меня, да? — он ждал утвердительного ответа, после чего продолжал с видом побитого щенка: — И ради меня всё-всё сделаешь? — Тэхён на это только закатывал глаза и послушно кивал, прекрасно зная, что будет дальше. — Тогда ради меня сходишь сегодня на приём к госпоже Су? Приходилось идти, иначе следующим шагом была бы угроза остаться без поцелуев, к которой Чонгук прибегал с ещё более завидной регулярностью. Тэхён справедливо считал, что это удар ниже пояса, и к ласковым прозвищам его Светлячка добавилось ещё одно — абьюзер. Но если Чонгук, чтобы уговорить Тэхёна, использовал манипуляции и шантаж, то вот физиотерапевт Юнги — нет. Иногда казалось, что этот низкорослый светловолосый парень откровенно гнобил его, наслаждаясь чужими мучениями. Особенно, когда они ездили в специальный тренажерный зал, где было сложнее всего заниматься. Тэхён больше всего ненавидел беговую дорожку, а Юнги, вероятно, прознал это, и как настоящий посланец из ада умело пользовался. — Знаешь, я часто езжу к бабушке в деревню… — в одну из тренировок задумчиво протянул физиотерапевт, со скукой наблюдая за хромающим на беговой дорожке Тэхёном. — И там после дождя на дорогу выползает сумасшедшее количество улиток… — Какие к чёрту улитки, док? Я сейчас сдохну, — захныкал Тэхён, выбившись из сил. — Так вот, — но тот всё продолжал, игнорируя пациента. — И даже если ты наступишь на одну из них и она будет при смерти… — далее последовала затяжная пауза для пущей драматичности, после чего Юнги крикнул так громко, что Тэхён едва не упал: — Но даже она будет ползти быстрее, чем ты ковыляешь на этой грёбаной дорожке! Обычно такие истории от физиотерапевта срабатывали как спусковой крючок для второго дыхания, и, как бы тяжело ни было, Тэхён с упорством продолжал тренировку, пыхтя и матерясь, но при этом гордясь собой, потому что не сдался. Юнги своим поведением лишь подстёгивал двигаться дальше, заставлял выжимать из себя максимум и поменьше ныть, и именно такой настрой помогал Тэхёну. Его никто не жалел, не вёл себя с ним как с инвалидом, лишь ставил на место, когда этого требовала ситуация. Этот ад длился уже три месяца, но Тэхён со временем втянулся. Шину с ноги давно сняли, костыли отправились в мусорный контейнер совсем недавно, но Тэхён отмечал тот день ярче, чем все праздники в году вместе взятые. Он был настолько счастлив, что, выпив немного алкоголя, всё порывался покружить Чонгука на руках, но по итогу получил от него выговор и быстро поумерил пыл. С ним лучше не шутить. Тэхён поначалу искренне удивлялся тому, как сильно изменился Чонгук. Возможно, тот всегда был таким, а сейчас просто удалось поближе узнать его, выстроить доверительные отношения, в которых Светлячку не нужно было носить маску примерного мальчика. Он всё ещё оставался робким, когда речь заходила о чувствах или поцелуях, но в остальном показывал свой твёрдый характер, особенно когда дело касалось здоровья — преимущественно здоровья Тэхёна, о себе он не так сильно пёкся. Чонгук следил за порядком в квартире, мог с самым серьёзным видом отчитывать своего хёна за беспорядок, за то, что он не поел и забыл сделать зарядку. И это больше не раздражало, а вызывало на лице влюблённую улыбку, потому что такая забота приятна. После очередного приёма у психотерапевта Тэхён вернулся домой ближе к вечеру, очень голодный и уставший. Ему до болезненных спазмов в желудке хотелось насладиться вкуснейшей стряпнёй Чонгука, а потом завалиться на диван и смотреть сериалы на проекторе. Открыв дверь картой-ключом, Тэхён быстро скинул с себя кроссовки, закинул бомбер на вешалку и, чуть прихрамывая, направился на кухню. — Светлячок, я голодный как волк. Эта ведьма выпила из меня всю жизненную энергию, — жалостливо протянул он. — Моя смертная оболочка ослабла, мне нужно подкрепиться. Чонгук сидел на диване, роясь в телефоне, и, услышав знакомый голос, обернулся вполоборота к Тэхёну и просиял улыбкой. — Хён! Хорошо, что ты голоден, я тут как раз кое-что придумал… — Приготовил что-то новенькое? — Тэхён плюхнулся на диван рядом с Чонгуком и мечтательно закатил глаза, предвкушая вкусный ужин. — Лучше, Тэ! — Светлячок схватил его за руку и потащил на кухню, где у плиты стояли различные мисочки с ингредиентами. — Сегодня мы приготовим манду! Тэхён удивлённо вскинул брови, затем растянул губы в страдальческой улыбке и мягко поправил Чонгука: — Ты хотел сказать… Ты? Ты приготовишь? — Нет. Мы вместе, хён. Пора учить тебя готовить, ты же без меня и рамён испортишь. — Но ты же почти всё время здесь… — Я не всегда могу приезжать утром, чтобы накормить тебя, а сам ты питаешься одним чаем и сигаретами, — Чонгук нахмурился, всем своим видом демонстрируя недовольство, и Тэхёну пришлось прикусить язык, пока разговор не зашёл о вреде курения и наплевательском отношении к своему здоровью. Не то чтобы Чонгук слишком наседал с этим, просто беспокоился и просил курить хотя бы не так часто и не на голодный желудок. И Тэхён прислушивался к просьбам, чтобы не расстраивать его, потому что потихоньку учился принимать заботу и не воспринимать её в штыки. Даже зубы чистил каждый раз после очередной сигареты, чтобы Светлячку было приятно его целовать. — Хорошо. Значит, сегодня в планах манду?— сдался Тэхён и подошёл ближе к кухонной столешнице, рассматривая ингредиенты. — Да! — довольно улыбнулся Чонгук. — Сейчас быстренько замесим тесто, а потом будешь учиться их лепить. — Напомни, я уже говорил тебе, что у меня кривые руки? — Нет, но я и без тебя это знал, — ухмыльнулся Светлячок. — Вот как? — наигранно возмутился Тэхён, сложив руки на груди. — Может, они и кривые, но кое-что могут сделать! — он хищно прищурился, на лице заиграла лукавая улыбка, а рука потянулась к миске с мукой. Чонгук в это время стоял вполоборота, совершенно не подозревая, что задумал его хён, лишь посмеивался тихонько с собственной шутки, но когда Тэхён зарядил в него облаком муки, оседающей на волосах, плече и даже в ухе, поражённо охнул и повернулся к нему, стреляя искрами из глаз. — Ты же понимаешь, что далеко убежать не сможешь? — заговорщически процедил он. Из груди Тэхёна вырвался задорный смех, он попятился назад, готовясь к побегу, но Чонгук опередил его — сгрёб в ладонь внушительную горсть муки и стрельнул ею прямо в лицо хёна, взорвавшись неудержимым хохотом. Пока Тэхён протирал глаза от белой пыли, смех стих, а, открыв глаза, он обнаружил, что Чонгука на кухне уже нет. — Маленький мой, ты же понимаешь, что ты не настолько маленький, чтобы бесследно спрятаться в моей квартире? Я же здесь каждый уголок знаю, — голос Тэхёна звучал угрожающе, но улыбка, которую не получалось скрыть, раскрывала все карты — он откровенно веселился. Набрав ещё одну горсть в ладонь и спрятав руку за спину, он на цыпочках, слегка прихрамывая, направился в спальню, решив, что Чонгук там. В квартире стояла мёртвая тишина, но, миновав диван и почти добравшись до намеченной цели, Тэхён услышал со стороны гостиной приглушённый смех. В глазах тут же заплясали чертята, на губах сверкнула ехидная улыбка, а в голове созрел план. — Ой, да ну тебя, — пытаясь звучать равнодушно, Тэхён развернулся в сторону кухни и поплёлся туда. — Подожду, пока ты проголодаешься и вернёшься сам. Никакого звука или движения после этого не последовало, отчего он победно улыбнулся, беззвучно крадясь к дивану со стороны барной стойки, где стоял Чонгук, прежде чем исчезнуть. Когда он увидел скрючившегося у подлокотника Светлячка, то едва удержался, чтобы не рассмеяться в голос — тот свернулся в клубочек, а его плечи подрагивали от сдерживаемого хохота, и это настолько умиляло, что Тэхён хотел на весь мир закричать о том, как сильно его любит. Но он быстро взял себя в руки и приступил к выполнению задуманного плана, а именно — беззвучно подобрался к спине Чонгука, и ладонью, в которой была мука, впечатался в его лицо, размазывая ту по глазам, носу и губам, на этот раз рассмеявшись как злодей из фильмов о супергероях. Не хватало только руки раскинуть в стороны и запрокинуть голову назад. Борьба продолжилась — вскинувшись и резко подорвавшись с места, Чонгук пытался опрокинуть Тэхёна на диван, но что-то пошло не так, и он оказался лежащим под хёном, который тут же взялся его щекотать, срывая с губ мольбы остановиться, смешанные со смехом сквозь слёзы. — Всё ещё считаешь, что мои руки кривые? — Тэхён продолжал издеваться, шарясь руками по рёбрам извивающегося тела, чувствуя под кончиками пальцев его тепло. — Нет, хён, пожалуйста, — Чонгук брыкался, пытался скинуть с себя мучителя, но от безудержного хохота сил совсем не осталось, а все его попытки выглядели до забавного неуклюже. — Твои руки самые сильные, красивые и умелые, только остановись, — умоляюще просил он, и наконец смог нормально вдохнуть, когда чужие пальцы прекратили над ним издеваться. — По-моему, ужин на сегодня отменяется? — с улыбкой проговорил Тэхён, аккуратно смахивая взмокшую чёлку со лба Чонгука. Тот сейчас был невозможно красив — взмыленный, раскрасневшийся, счастливый; его грудь вздымалась от частого дыхания, а язык то и дело проходился по пересохшим губам, слишком привлекая внимание. — Я уже не голоден, — фыркнул Светлячок. — А я вот проголодался… — прошептал Тэхён, после чего припал своими губами к чужим, целуя напористо и глубоко проталкивая язык в послушно приоткрытый рот. Ему отвечали с такой же внезапно нахлынувшей страстью, цепляясь пальцами за футболку на спине и притягивая ближе, чтобы соприкасаться каждой клеточкой тела, пусть и через одежду. Они достаточно часто целовались, но поцелуи были неторопливые и нежные, в большинстве своём даже без языка, но сейчас их чувства были словно наэлектризованными и пускали по телу мелкие разряды тока, разжигая кровь и желание беспорядочно касаться пальцами открытых участков кожи. Крышу сорвало обоим. Дальше поцелуев они никогда не заходили — Чонгук смущался простого слова «член», а Тэхён понимал, что его Светлячок ещё не готов, поэтому не напирал, хотя иногда до зуда под кожей хотелось разложить его на кровати и ласкать до самого утра. Тэхён даже намёков никогда не делал и не распускал руки, но сейчас не сдержал глухого стона прямо в поцелуй, почувствовав, как пальцы Чонгука подцепили край его футболки и потащили её вверх, явно намекая, что она здесь совершенно лишняя. Проявленная инициатива будоражила, кипятила кровь, спускаясь горячей лавой в низ живота, и Тэхён боялся, что не сдержится и сделает что-то не так. Даже возбудившись он волновался о том, что будет слишком настойчив и не заметит попыток Чонгука его остановить. Но тот решительно не спешил останавливаться — освободив Тэхёна от футболки, стянул и свою, бросив на пол бесформенной кучей; касался так, будто бесконечно долго этого ждал, заставлял срываться на хриплые стоны и рваные вздохи. — Нежность моя, — оторвавшись от влажных губ, прошептал Тэхён, сжимая пальцами раскалённую кожу на талии Чонгука и нависая над ним. — Гук-и, если мы сейчас не остановимся… — взывал он к здравому рассудку, игнорируя дикое желание избавить их от остальной одежды, но Чонгук не оставил ему и шанса на здравомыслие, отчаянно захныкав и дёрнувшись бёдрами вверх, чтобы Тэхён почувствовал, насколько он возбуждён. Это срывало всю выдержку с петель, толкая в пропасть, но Тэхён из последних сил держался на краю обрыва, всё ещё пытаясь быть рассудительным и осторожным. И снова проигрывал. Спусковым крючком и точкой невозврата послужила фраза, слетевшая с губ умоляющим голосом: — Хён… Мне уже больно, сделай что-нибудь, пожалуйста… — Ты уверен? — осыпая покрытую испариной кожу крохотными поцелуями, уточнил Тэхён, чертовски волнуясь. — Прошу тебя, можешь делать со мной всё, что хочешь, только помоги мне, — Чонгук впился ногтями в чужую спину, оставляя после себя следы полумесяцы, и шумно выдохнул, когда Тэхён, просунув руку между их телами, стащил с него спортивки вместе с бельём, после чего проделал то же самое с собой. Движения руки были неуклюжими и несдержанными, Тэхёну было неудобно в таком положении раздевать Чонгука, но он не хотел заставлять его мучиться и, оставив штаны на бёдрах, окольцевал возбуждённый до предела член, на пробу двинув пару раз рукой и собрав большим пальцем смазку с головки. Он очень любил музыку, шум дождя, пение птиц и рокот мотора любимого байка, но всё это потому, что до этого никогда не слышал стонов своего мальчика. Его до дрожи пробрало, когда Чонгук едва не заскулил, выгнувшись дугой под ним. Он задвигал рукой чаще, собирая с очаровательно припухших губ эти прекрасные звуки. — Ты такой красивый, мой маленький, — шептал ему Тэхён, ускоряя движения руки. — Я так сильно люблю тебя, Светлячок, так невозможно сильно… — Х-хён, — изогнув брови словно от боли, Чонгук опустил руку вниз, прохрипев: — Давай вместе, хочу чтобы мы сделали это вместе… Но Тэхён остановил его. Как бы сильно не хотелось почувствовать прохладную ладонь на собственном члене, он понимал, что Чонгук вряд ли готов, учитывая, что тот даже не может вслух произнести слово «кончить». Он был слишком смущён, прятал взгляд под прикрытыми веками и пышными ресницами, пытаясь сдержать особенно громкие стоны под сомкнутыми губами, и Тэхён не желал смущать его ещё больше. Полностью взяв ситуацию в свои руки, он обхватил сразу два члена ладонью, на этот раз ускорив темп, и почувствовал, что долго не продержится — Чонгук дьявольски распалил его ещё в первые минуты поцелуя, а сейчас, когда они кожей к коже, обнажённые не только телом, вся выдержка летела к чертям. Они всё ещё измазаны в муке, их лица испачканы, кожа покрыта липким потом, но они бесконечно влюблены и полностью отданы моменту, чтобы обратить на это хоть толику внимания. — Тэ, поцелуй меня, — сквозь всхлипы от удовольствия попросил Чонгук. — Прямо сейчас поцелуй. И стоило только коснуться его искусанных губ, Тэхён почувствовал влагу на собственном животе, а по руке, всё ещё сжимающей их члены, стекала тёплая сперма, выплёскивающаяся короткими толчками. Он кончил следом, гортанно простонав, и упёрся взмокшим лбом в лоб своего Светлячка, без конца повторяя признания любви. Эмоции внутри разбушевались, безжалостно сносили всё на своём пути, ища выход на волю, и Тэхён не хотел, чтобы этот момент заканчивался. Он гладил Чонгука по волосам, целовал его губы, щёки, сомкнутые от неги веки; отдавал всё своё тепло, дарил всю любовь, что клокотала под рёбрами, отбиваясь неровным ритмом в сердце, и понимал, что не сможет отпустить этого солнечного мальчика ни на секунду. Тэхён давно об этом думал и, наверное, сейчас был не самый подходящий момент, но он всё же озвучил то, что так прочно засело в голове: — Светлячок, переедешь ко мне? Разнеженный, уставший Чонгук приоткрыл потяжелевшие веки и растерянно, с долей ошеломления на дне чёрных глаз, сипло спросил: — Это значит… Что мы теперь пара? — Гук, а кем, по-твоему мнению, мы были всё это время? — недоуменно вздёрнул бровь Тэхён. — Прости, но ты лежишь сейчас весь в сперме, твоей и моей, мы признавались друг другу в любви, ты часто остаёшься у меня ночевать и засыпаешь в моих объятиях, — Чонгук на это смущённо пискнул, прикрыв лицо ладонями. — Ты со всеми так себя ведёшь, не будучи в отношениях? — прозвучало не укоризненно, а с нервным смешком. — Господи, нет, — проблеял Светлячок. — Ты первый, кто касался меня… Там. Просто я никогда не был в отношениях, и совсем ничего о них не знаю. Думал, что кто-то из нас должен предложить быть парой… — Ты невероятный, — Тэхён басовито рассмеялся, в который раз умиляясь наивности Чонгука. А мысль о том, что это солнышко доверилось именно ему, сжимало внутренности в тиски от переполняющих чувств. Светлый, непорочный Светлячок открылся только для него, обнажив тело и душу. — Будешь моим, Гук-и? — А ты? Ты будешь моим, Тэ? — Чонгук отвечал с придыханием, часто хлопая длинными ресницами. — Я давно уже твой, Светлячок. Моё сердце, душа, тело и мысли принадлежат только тебе одному. — Хорошо, — смущённо улыбнулся Чонгук. — Тогда на правах жителя этой квартиры и на правах твоего парня, я схожу в душ, пока мои щёки не превратились в пепел, — добавил шутливо. — Может… Сходим вместе? — Вместе, хён. В душе они много целовались, бережно касались друг друга, не переходя границ, а с влажных от воды и поцелуев губ срывались тихие признания, которые не смыть ни водой, ни временем, ни расстоянием.

*****

Чонгук потихоньку перевозил свои вещи к Тэхёну, беря из своей однушки только самое необходимое — одежду, ноутбук, любимые книги зарубежных классиков, небольшой томик стихов Бродского и, конечно же, ещё в первый день притащил все конспекты, атласы по анатомии и нужные справочники по медицине. Чонгук понимал, что его собственные сбережения заканчивались, а жить за счёт Тэхёна он не хотел и всё ещё абсолютно не знал, откуда у его парня вообще столько денег. Тот никогда не вспоминал о работе, даже не заикался о том, чем занимался до аварии и до встречи с Чонгуком, а сам Чонгук не лез с расспросами. Возможно, хёна уволили за долгое отсутствие и для него это болезненная тема, поэтому старался её не поднимать. Но он упорно занялся поиском работы, каждый день просматривая сотни вакансий и отправляя резюме. За две недели жизни с Тэхёном Чонгук успел отправить десятки чёртовых откликов, но телефон и электронная почта молчали, что очень расстраивало. Он привык обеспечивать себя самостоятельно ещё с восемнадцати лет и всегда считал, что в отношениях бюджет должен быть разделён поровну, но Тэхён абсолютно не видел проблемы в том, чтобы полностью взять финансовый вопрос на себя. — Я так не могу, хён — упирался Чонгук каждый раз, когда речь вновь заходила об этом. — Неизвестно, когда ты сможешь работать, а жить нам на что-то надо. — У меня достаточно денег, Гук-и. На какое-то время ещё хватит, а потом я что-то придумаю, — Тэхён его успокаивал, но Чонгук из раза в раз замечал, что хён выглядел при этом нервным и замкнутым, будто что-то скрывал и боялся проговориться. И что-то подсказывало ему, что диалог лучше не продолжать, чтобы не поссориться в первые недели их совместной жизни. В остальном всё было прекрасно настолько, что казалось волшебным сном. Они много гуляли, Тэхён практически перестал хромать, и его тренировки с Юнги сократились до одного раза в неделю. Слух, зрение и координация вернулись в норму, и наконец-то можно было с уверенностью в голосе сказать, что Тэхён здоров. Правда, приёмы у ведьмы госпожи Су всё ещё продолжались два раза в неделю, но, казалось, хён уже привык и даже втянулся. Чонгук был по-настоящему счастлив рядом с Тэхёном, и делал всё для того, чтобы его парень чувствовал себя так же. И сегодня, пока хён был на очередном приёме у ведьмы, он решил побаловать его итальянской кухней и приготовить пасту, больше не прибегая к попыткам научить Тэхёна готовить. Конечно, в прошлый и единственный раз ему понравился их так называемый ужин, но питаться всё же тоже было необходимо. Накинув на плечи куртку, Чонгук в домашней одежде стоял у двери и рыскал в телефоне, ища рецепты пасты, чтобы понимать, какие ингредиенты ему нужны, но его поиски прервал телефонный звонок от Тэхёна. — Ты уже закончил? — взглянув на наручные часы, Чонгук нахмурился. Он совсем потерялся во времени и теперь не успевал приготовить ужин к приезду Тэхёна. — Да, и у меня есть для тебя маленький сюрприз, за который ты меня убьёшь, — на той стороне трубки прозвучал нервный смешок. — Будь готов через двадцать минут, Светлячок, я за тобой заеду. И оденься потеплее. — Заедешь? — настороженно переспросил Чонгук. — На чём, хён? — но в трубке была тишина — Тэхён сбросил вызов. Интуиция подсказывала, что здесь что-то не так, а внутри черепной коробки скреблась мысль, что Чонгуку точно не понравится то, что задумал его парень, но он всё же поплёлся в спальню, чтобы переодеться. На улице осень, погода вечером не баловала теплом, поэтому он прислушался к просьбе Тэхёна — надел голубые джинсы без прорезей на коленях, чёрную худи с большим капюшоном, и принялся ждать дальнейших указаний. Спустя пятнадцать минут на телефон пришло сообщение с коротким «Жду внизу», и Чонгук, накинув сверху лёгкий бомбер, поспешил к Тэхёну. Он бы так не волновался, ведь хён элементарно мог приехать на такси, но дурацкое предчувствие чего-то плохого убедительно твердило, что это совсем не так. И с какой же подавленностью в глазах Чонгук взглянул на Тэхёна, когда вышел из подъезда. Сердце ухнуло вниз, лицо исказилось в непонимании и задумчивости. Как после всего, что с ним случилось, он решился на такой безрассудный шаг? Тэхён стоял, скрестив ноги и оперевшись на чёрно-красный байк, и слишком довольно улыбался, что на контрасте с Чонгуком выглядело нелепо и раздражающе. Чему так радоваться? Возможности снова разбиться в щепки и полгода собирать себя по кускам? Чонгук пытался быть для Тэхёна поддержкой, опорой, заботливым парнем, который не лез с расспросами, ожидая, что ему и так всё расскажут, ведь они вместе. Но сейчас он совершенно не понимал, как реагировать на необдуманный поступок его парня, который даже не удосужился сначала обсудить это с ним. — Светлячок, я приглашаю тебя на наше настоящее первое свидание! — Тэхён искрился счастьем и искренней радостью, а Чонгук потерянно смотрел на него, понимая, что совсем не хочет стать тем, кто заберёт это ослепительное сияние из глаз любимого человека. — Ты купил новый мотоцикл? — он подошёл ближе, пытаясь звучать бесстрастно. — Нет, ты что? Такой вопрос нужно было бы сначала обсудить с тобой. А этот Suzuki я когда-то выиграл, но он не сравнится с моей деткой, поэтому стоял в гараже у знакомого, — Тэхён передал Чонгуку шлем, следом надел такой же на себя и похлопал по сидению байка, воодушевлённо добавляя: — Ваша карета подана! Выиграл? В карты? На аукционе? Вопросы лились бесконечным потоком, но Чонгук боялся задать их вслух, зная, что ответ вряд ли ему понравится. — Тэхён, ты уверен, что это хорошая идея? — бесцветно спросил он, всё же принимая из рук шлем. — «Тэхён?» Что-то случилось? Почему «Тэхён»? Чонгук наблюдал за растерянностью на любимом лице, но не мог вымолвить ни слова. Он не злился, не обижался, просто не понимал, почему Тэхён решил, что это отличная идея — прокатиться вдвоём на байке, только восстановившись после ужасной аварии. — Эй, Светлячок, — Тэхён протянул руку Чонгуку, а он, стараясь не делать поспешных выводов, вложил свою ладонь в чужую, чувствуя, как крепко её сжимают. — Гук-и, я обещаю, что мы будем ехать медленно, максимум шестьдесят километров, чтобы ты не волновался. Я просто очень хотел сделать наше свидание запоминающимся, а прокатиться на байке — это почувствовать свободу. Я честно не собирался гнать, ведь со мной ты, и я несу ответственность за твою жизнь. — А когда ты будешь один? — Я всё равно буду ездить как улитка, потому что буду знать, что ты ждёшь меня дома. Тэхён говорил искренне и его слова звучали убедительно, поэтому Чонгук молча надел шлем и едва заметно кивнул, всё ещё сомневаясь в целесообразности этой поездки. Но когда мотоцикл с приятным слуху рокотом тронулся с места, а Чонгук обнял Тэхёна за талию, чтобы не упасть, уголок его губ дёрнулся в мимолётной улыбке. Всё было так, как Тэхён обещал — спидометр не пересекал отметку в шестьдесят километров в час, он вёл очень аккуратно, не пытаясь обогнать машины, и очень часто, перекрикивая шум ветра, интересовался у Чонгука, не страшно ли ему и как он себя чувствует. А для Чонгука это было настоящим открытием. Он никогда не ездил на мотоцикле, и сейчас с восторгом вертел головой в разные стороны, разглядывая мелькающих пешеходов, здания с яркими вывесками и жёлтые деревья, утопающие в тёплом свете фонарей и фар машин. Ему было сложно признаться самому себе, что это действительно невероятно круто, когда едешь не спеша, ловишь потоки ветра, забирающиеся под ворот худи, и понимаешь, что под тобой раскатисто звучит мотор спортивного байка. Теперь он чуть больше понимал, почему Тэхён так любил мотоциклы и не смог окончательно отказаться от возможности прокатиться верхом на таком звере. Когда они подъехали к парку у набережной, Тэхён заглушил двигатель, поставил байк на подножку и помог Чонгуку слезть, после чего снял шлем с себя, а следом и с него. Голубые волосы хёна были взъерошены, на его губах играла лёгкая улыбка, и Чонгук не мог не улыбнуться в ответ. Это свидание точно останется в его памяти надолго. — Всё хорошо? — участливо спросил Тэхён. — Тебе понравилось? — Ну, да. Нормально, — небрежно бросил в ответ Чонгук, сдерживая смех от вида возмущённого хёна. — Нормально? Нормально?! — обиженно вскрикнул Тэхён. — Я тут стараюсь для него, а он мне «нормально»… Запрокинув голову, Чонгук гортанно рассмеялся, игнорируя недовольное бурчание своего парня, но всё же решил пожалеть его и сказать правду: — Мне очень понравилось, Тэ, честно, — улыбнулся он. — Это было лучшее свидание в моей жизни, — о том, что оно было ещё и единственным за все его годы, он умолчал. — Оно ещё не закончилось, — буркнул в ответ Тэхён и, взяв Чонгука за руку, потащил в сторону парка. — Не замёрз? Может, хочешь кофе? — Рядом с тобой мне тепло, — смущённо ответил Чонгук, решив, что немного ласки его обиженному парню сейчас не помешает. И тут же растерянно охнул, почувствовав на своей щеке короткий поцелуй. — Хён, здесь же люди! — Да? — Тэхён осмотрелся по сторонам, делая вид, что крайне ошеломлён, а затем обернулся к Чонгуку и с лукавой улыбкой добавил: — Прости, не заметил. Рядом с тобой совсем теряю голову. Довольную улыбку скрыть не удалось, и Чонгук осуждающе покачал головой, сделав вид, что возмущён таким поведением. Ему и самому бы хотелось не скрываться, а идти за руку со своим парнем, целоваться под светом фонарей, слушая тихие всплески реки Ханган, но всё же он мечтал вернуться в медицину, и лишние слухи о его ориентации могли бы сделать этот путь намного тернистее. Поэтому приходилось наслаждаться тем, что было у них на этот момент — неспешной прогулкой по набережной под золотистой листвой деревьев, негромкими разговорами обо всём на свете и воспламеняющимся теплом внутри от осознания, что рядом идёт твой человек, которого ты любишь до беспамятства. И это взаимно. Всё было очаровательно, пока идиллию не нарушил чей-то голос позади. — Эй, Тэхён! Твою мать, это реально ты? Чонгук обернулся и увидел спешившего к ним парня в кожаных штанах с цепями и такой же куртке. Он вмиг напрягся и посмотрел на Тэхёна — тот стоял, сжав губы в тонкую полоску, и выглядел очень раздражённым. — Пошли, — не оборачиваясь, процедил Тэхён, но звон цепей на штанах незнакомца звучал всё ближе и ближе и они оба понимали, что просто так уйти им не дадут. — Ким, какого чёрта? Ты где пропал? — парень быстро нагнал их и по-дружески толкнул Тэхёна в плечо, идя рядом, но Чонгук по реакции хёна понял, что он его другом не считает. — Юн, — сдержанно проговорил Тэхён. — Я сейчас немного занят, ты не вовремя. — Тебя все уже заждались, ну! Достойных соперников совсем не осталось, нам нужен ты! — Юн, казалось, вообще не обращал внимания на холод со стороны «друга», продолжая щебетать и широко улыбаться. А Чонгук ни черта не понимал, что происходит. Какие-то соперники, кто-то где-то ждёт его парня… Зачем и для чего? — Я же сказал тебе, что сейчас занят. Займись своими делами, Юн, — прошипел Тэхён, ускорив шаг и потащив за собой растерянного Чонгука. — Эй! Срубил кучу бабла и теперь сливаешься? Окей, Ким. Мы подождём, пока оно у тебя закончится и тогда встретимся на трассе, — насмешливо прокричал Юн, оставшись за спиной и в этот раз не пытаясь их догнать. Следующие несколько минут они шагали молча, каждый раздумывая над произошедшим. На лице Тэхёна не было никаких эмоций, в то время как у Чонгука они сменялись со скоростью света. Обрывки странного диалога медленно собирались в цельную картину, но как же не хотелось оказаться правым. Чонгук резко остановился, повернулся к Тэхёну и надломлено спросил: — Тэхён, где ты работаешь? Или, вернее сказать, работал? — Чонгук, пожалуйста, давай не сейчас, — голос Тэхёна был тихим и звучал разбито. — Я не хочу портить этот вечер. — Кажется, он уже испорчен, — Чонгук сложил руки на груди в ожидании ответа. — Не говори так. — Тогда просто ответь на мой вопрос, что в этом сложного? — Ты будешь злиться. — А сейчас я, по-твоему, сама доброта? — Чонгук уже начинал злиться, но искреннее сожаление в глазах напротив не позволяло ярости и обиде разгореться. — Это в прошлом, Гук. Какая разница, что было до? Тэхён был прав, Чонгуку всё равно, что было до него, но он всё равно хотел знать правду. И так слишком долго молчал. — Ты зарабатывал на гонках? — Да, — обречённо вздохнул Тэхён, пряча взгляд в темноте волн Хангана. — И собираешься заниматься этим дальше? — Светлячок… — Нет, Тэхён, ответь! — Чонгук не смог скрыть раздражение в голосе. — Ты действительно собираешься продолжать зарабатывать деньги, рискуя своей жизнью? В таком случае я не смогу оставаться рядом с тобой. Ещё один раз увидеть тебя поломанным и едва дышащим я не хочу. Я просто не переживу этого. Плечи Тэхёна вздрогнули, он повернулся к Чонгуку с испугом в глазах и часто закивал головой в отрицании. — Гук-и, ты чего? Я не собираюсь возвращаться в гонки! Этот Юн полный придурок, а я испугался, когда он начал при тебе задвигать про деньги, и как я их зарабатывал… Я знал, что ты расстроишься, поэтому не хотел обсуждать моё прошлое сейчас. Но я бы никогда не заставил тебя волноваться и ждать меня с очередной гонки. — Однажды ты бы мог просто не вернуться, понимаешь? — глаза вдруг наполнились слезами, и Чонгук отвернулся, не желая показывать свою слабость. — И что бы я тогда делал? Что бы я делал без тебя? — Маленький мой, — Тэхён в два шага преодолел расстояние к Чонгуку и сжал его в объятиях, успокаивающе поглаживая спину. — Я никогда бы с тобой так не поступил. Помнишь, когда мы общались через спиритическую доску, я сказал, что ради тебя стоит жить? — Чонгук кивнул, утыкаясь мокрым от слёз лицом в шею Тэхёна. — И я не отказываюсь от своих слов. Ради тебя я сделаю всё, Светлячок. Хочешь, прямо сейчас выброшу в реку байк? Этот последний, больше у меня нет, честно. — А на чём ты тогда катать меня будешь? — шмыгнул носом Чонгук, растаяв от слов своего хёна. — Мне понравилось, когда мы ехали не быстро. Даже страшно не было, — бормотал он сквозь улыбку, успокаиваясь. Его Тэ с ним так не поступит, он будет рядом. Разомкнув объятия, Тэхён взял лицо Чонгука ладонями и осторожно собрал поцелуями застывшие на щеках слёзы. — Я люблю тебя, нежность моя, — ласково шептал он, большими пальцами поглаживая скулы своего Светлячка. — И приложу все усилия, чтобы никогда не причинить тебе боль, веришь? — Верю, — Чонгук оставил лёгкий поцелуй на запястье Тэхёна, который всё ещё гладил его лицо, и тихо проговорил: — Я тоже тебя люблю, Тэ. Поехали домой? — Всё, что захочешь, Светлячок, — ласково улыбнулся Тэхён. — Всё, что захочешь.

*****

Amber Run — Heaven is a Place

Домой они вернулись спустя полчаса. Оба немного растрёпанные, уставшие от эмоциональных качелей, но атмосфера вокруг всё равно пылала романтикой после тихих признаний на набережной. Чонгук окончательно успокоился. Правда, чувствовал мелкие уколы стыда за то, что так резко отреагировал, но эмоции смягчало осознание того, что теперь все карты раскрыты и он может быть уверен, что Тэхён не совершит глупость, вернувшись в гонки. Переодевшись, Чонгук лежал на диване в гостиной, бездумно листая список избранных фильмов с Netflix на проекторе. Он пытался посчитать, как долго они с Тэхёном вместе, если учитывать то время, когда Чонгук не знал, что они уже пара, и шокировано приоткрыл рот, осознав, что прошло уже полгода. Шесть, чёрт возьми, месяцев. Порой невыносимо тяжёлых, наполненных отчаянием и бесконечными ссорами, но последние три… Это были лучшие девяносто один день за все двадцать три года жизни Чонгука. И сейчас, ожидая пока Тэхён вернётся из душа, он думал лишь об одном. Что он больше никогда никого не полюбит так сильно. И как только Тэхён вышел к нему, весь раскрасневшийся, разнеженный после горячей воды, Чонгук подскочил с дивана и бросился ему на шею, чувствуя, как вода, стекающая с голубых прядей, оседает на его футболке. — Эй, ты чего, Светлячок? — усмехнулся Тэхён, обвивая руками тонкую талию. — Я знаю, что это глупо. Знаю, что о таком просить нельзя, но, пожалуйста… Пообещай, что мы всегда будем вместе, Тэ? — Я сделаю для этого всё возможное, — Тэхён чмокнул его в тёмную макушку, прижимая к себе ближе. — Но ты меня пугаешь, — добавил сквозь нервный смешок. — Прости, — выдохнул Чонгук, опять чувствуя, как пекут щёки от смущения. — Ты голодный? — Ну, перекусил бы чего-то лёгкого. — Тогда иди на кухню, а я в душ, — внезапно голос задрожал, сорвавшись на последних нотах, и Чонгук, игнорируя настороженный взгляд хёна, умчался в ванную комнату. Его немного колотило пока он мылся, и даже прохладная вода не помогала взять себя в руки. Было страшно решиться на такой шаг, но Чонгук понимал, что рано или поздно они к этому всё равно пришли бы, и затягивать нет никакого смысла. Они вместе грёбаных полгода, а за это время всего лишь один раз позволили себе зайти дальше поцелуев, и то случайно. Но дело было даже не в цифрах. А в том, что Чонгук устал мечтать о том, как Тэхён возьмёт его, но сказать об этом вслух не мог — каждый раз ком вставал в горле, он жутко краснел и обычно сбегал в ванную, чтобы умыться холодной водой. А его парень был настолько заботливым и чутким, что не давил и, вероятно, ждал, пока Чонгук скажет ему, что готов. Чонгук не скажет — он в этом был уверен. Но зато сможет показать. На ватных ногах он вышел из душа, проведя там добрые полчаса, и направился на кухню, оставшись только в полотенце, висящем на бёдрах. Тэхён уже мыл посуду, напевая себе что-то под нос, и, видимо, услышав за спиной шаги, обернулся, вскинув бровь. — Ты чего там так долго возился? — улыбнулся он, а Чонгук ещё больше занервничал. Тэхён казался расслабленным, слегка взъерошенным и чертовски мягким. Словно маршмеллоу. Но Чонгук знал, что под одеждой его парень выглядел совсем иначе — идеальное поджарое тело, выступающие кубики пресса и крепкие бёдра. Хотелось его касаться. Всегда хотелось, но сейчас Чонгук ощущал острую необходимость провести кончиками пальцев по медовой коже, чтобы почувствовать на подушечках её тепло. — Нужно было хорошо помыться, — смущённо ответил Чонгук и поджал губы, пытаясь подавить дрожь в теле. — А обычно ты моешься плохо? — Тэхён, судя по виду, был немного удивлён и решил свести всё к шутке. Интересно, догадался? — Хён, ты иногда такой глупенький бываешь, — Чонгук тяжело вздохнул. Он надеялся, что его парень и так всё поймёт, но ситуация складывалась таким образом, что пришлось разруливать всё самому. Стоя в нескольких метрах от Тэхёна, Чонгук опустил дрожащие пальцы на полотенце, развязал крохотный узелок сбоку, и оно упало на пол, казалось, вместе с челюстью хёна. Кожа тут же покрылась мурашками от волнения, а робкий взгляд был опущен вниз. — Гук?.. — вырвалось хриплое из груди Тэхёна. — Светлячок, ты решил меня с ума свести? — Я хочу тебя, Тэ. Чонгук стоял полностью обнажённым — телом, душой, чувствами. Нервы искрились электрическими разрядами тока, он ощущал, как бурлила кровь в венах, как пересохли губы, и видел, как Тэхён смотрел на него расширенными и почерневшими зрачками — жадно, голодно, но в то же время нежно. Он прожигал своим взглядом, прогуливался им по нагому телу, и Чонгуку впервые не хотелось прикрыться. Хотелось, чтобы именно Тэхён, чтобы только он видел его таким. — Гук-и, ты же понимаешь, что в этот раз я не смогу остановиться? — гулко сглотнув, спросил Тэхён. — Я этого и не жду. — Тебе нужно подготовиться, это немного слож… — Хён, я медик, — перебил его Чонгук. — И я прекрасно понимаю, как всё происходит. Тэхён запрокинул голову к потолку, болезненно простонав, а затем в несколько шагов подошёл к Чонгуку и ласково коснулся его щеки. — Я не сделаю тебе больно. — Знаю, — выдохнул Чонгук и впился своими губами в чужие, сминая те с осторожностью, будто в первый раз. Было дьявольски волнительно, но так же возбуждающе и невыносимо сладко. — Иди ко мне, — промычал Тэхён в поцелуй и взял дрожащего Чонгука на руки, направившись в спальню. В комнате было прохладно, на тумбочке у кровати тускло горела настольная лампа, рассыпая по простыням тёплые отблески света, и такая атмосфера придавала моменту только больше интимности и трепета. Тэхён осторожно уложил Чонгука на кровать, избавил себя от одежды и навис над ним, вновь осыпая поцелуями румяное от смущения любимое лицо. Воздух застрял в лёгких, когда он опустился влажными поцелуями к шее, оставляя на горячей коже мелкие укусы, а затем провёл языком дорожку ниже, втягивая в рот набухший сосок, и Чонгук не сдержал первого томного стона, тут же прикрыв рот ладонью. — Не лишай меня возможности наслаждаться твоим голосом. Я хочу слышать, как тебе хорошо, — прошептал Тэхён, слегка прикусив сосок, отчего Чонгука выгнуло дугой, а с его губ слетел восхитительный громкий стон. — Вот так, нежность моя, ты умница. Казалось, что Тэхён не собирался пропускать ни одной частички кожи на напряжённом теле, осыпая его ласковыми поцелуями, пока Чонгук рвано дышал и рассыпался на простынях от будоражащих ощущений. Он был дико возбуждён и несдержанно всхлипнул, когда язык его парня оставил влажную дорожку на внутренней части бедра. Если бы Чонгук был посмелее, то смог бы сказать, что хочет почувствовать этот язык на своём истекающем смазкой члене, но с губ слетали только стоны, а тело извивалось от нетерпения и наслаждения. — Светлячок, ты доверяешь мне? — легонько укусив Чонгука за тазовую косточку, спросил Тэхён. — Д-да… Получив ответ, он лёг рядом, придвинувшись ближе к изголовью кровати, и хрипло попросил: — Можешь сесть на меня? Сглотнув вязкую слюну, Чонгук оседлал бёдра своего парня, чувствуя под ягодицами твёрдый член, и упёрся тому ладонями в грудь, закусив губу. — Спиной ко мне, мой маленький, — дёрнув уголком губ, поправил Тэхён. Глаза Чонгука расширились, а щёки запылали жгучим румянцем. Он дико смутился от такой просьбы, но говорил ведь, что доверяет, а потому неловко развернулся, подвинувшись вверх и усаживаясь на широкую грудь Тэхёна. — Ближе, Чонгук-а, — беззлобно усмехнулся тот. — З-зачем ближе?.. — Привстань немного, упрись коленками в кровать и подползи ближе к моему лицу, — прозвучало ласково. — Что ты собираешься сделать? — проблеял Чонгук, делая так, как попросил Тэхён. — Сейчас почувствуешь. Обещаю, тебе понравится. Чонгук не знал, чего больше смущаться — того, что практически перед его лицом был член Тэхёна, крепко прижатый к животу, или того, что почувствовал между ягодиц влажный язык, обильно смоченный слюной. От испуга он дёрнулся вперёд, пытаясь уйти от ласки, но Тэхён придержал его за бёдра, не давая двинуться с места, и мягко попросил: — Расслабься, Светлячок. Я ничего такого не делаю, просто хочу сделать тебе хорошо. — Но ты же… — Что? — Ты же… Видишь меня там, — сипло проговорил Чонгук. — Вижу. И хочу сказать тебе, что ты очаровательный. Ты красивый везде, нежность моя, — Тэхён оставил невесомый поцелуй на ягодице, после чего вернулся вылизывать часто сокращающийся сфинктер, совершенно пошло и горячо причмокивая. Казалось, что Чонгук сгорит от стыда, но чем больше Тэхён разводил упругие половинки в стороны и добавлял слюны так, что та стекала по мошонке вниз, капая на его грудь, чем больше надавливал твёрдым языком, ввинчиваясь им в тугие стенки, тем больше и громче он стонал, иногда переходя на сводящие с ума скулёж и хныканье. Это распаляло, пронизывало пылающую кожу иглами небывалого удовольствия, заставляя теряться в чувствах и ощущениях. Робость стихала, в то время как сердце безумно громко клокотало под рёбрами, пробивая грудную клетку, и Чонгук решил, что тоже хочет слышать, как Тэхёну хорошо с ним. Он склонился ниже, осторожно взял его член в руку, слегка сжав в ладони и на пробу провёл языком по головке, размазывая солоноватую смазку. — Чёрт, — едва не вскрикнул Тэхён, сжав ягодицы Чонгука до красных следов. — Гук-и, не заставляй себя, если не хочешь. Ты же не думаешь, что если я ласкаю тебя, то и ты должен делать это в ответ? — Но я хочу, — выдохнул Чонгук и вобрал головку в рот, рисуя на ней восьмёрки языком и ещё больше вспыхивая от гортанных стонов своего идеального парня. — Только не увлекайся, — нервно усмехнулся Тэхён, сорвавшись на очередной стон. — Не хочу кончить раньше времени. Но Чонгук не мог не. Он получал ещё больше удовольствия от ощущения твёрдого члена на собственном языке, пока язык Тэхёна творил с ним невероятные вещи, мокро и жадно вылизывая. Чонгук приоткрыл рот шире, пытаясь взять глубже, но как только член упёрся в стенку горла, он подавился и закашлялся. Из глаз брызнули слёзы, стекая по щекам, а горло засаднило, но Чонгук захотел попробовать ещё раз, будучи уверенным, что Тэхён оценит его старания. — Гук-и, я сейчас кончу, давай немного притормозим, — прохрипел Тэхён сорванным голосом и помог Чонгуку слезть с него и лечь рядом. — Ты пока был в душе, растягивал себя? — участливо спросил он, опустившись на колени у его бёдер. — Дошёл до двух, — Чонгук отвёл робкий взгляд в сторону. — Остальное решил оставить тебе. — Умница, мой маленький. Ты уверен, что хочешь продолжить? Мы можем остановиться, если ты передумал или слишком нервничаешь. — Я хочу почувствовать тебя внутри, — прошептал Чонгук, сорвав ещё один несдержанный стон с губ своего парня. Тэхён встал и достал из тумбочки смазку и презерватив, возвращаясь в прежнюю позу. Подложил под поясницу Чонгука подушку и ласково попросил: — Раздвинь ножки пошире и не бойся, я буду очень осторожен. Вся краска вновь прилила к лицу, когда Чонгук выполнил просьбу, и всхлипнул, почувствовав внутри себя смазанный палец. Тэхён растягивал бережно, осыпая мелкими поцелуями его колени и кожу бёдер, куда мог дотянуться, и это действительно сводило с ума. Больно не было — было лишь странное, тянущее чувство внизу живота и жар по всему телу. — Расслабься и не забывай дышать, — прошептал Тэхён и медленно ввёл второй палец, осторожно подготавливая горячие тугие стенки. Сил на стоны уже не было, Чонгук терялся от чувства заполненности, уже не считая, сколько пальцев внутри него было. Он цеплялся за простыни, сжимал их до побелевших костяшек и шептал любимое имя, когда Тэхён попадал подушечками пальцев по простате, пуская по телу разряды тока. Он пришёл в себя лишь тогда, когда ощутил пустоту внутри и услышал вкрадчивый голос своего парня: — Закинь ножки мне на плечи, солнышко. И постарайся максимально расслабиться. Опустив взгляд вниз, он увидел, как Тэхён раскатывал по своему члену презерватив и, обильно смазав его, вылил ещё немного вязкой жидкости между ягодиц Чонгука, когда он послушно закинул ноги ему на плечи. Тэхён входил очень медленно, стараясь не причинить боль, но слёзы всё равно потекли по вискам от необычного чувства наполненности. — Потерпи немного, мой маленький, потом тебе будет очень хорошо, веришь? — Чонгук быстро закивал, пытаясь глубоко дышать и расслабить напряжённое тело, но получалось с трудом. Только когда член полностью вошёл, и Тэхён дал немного привыкнуть, неприятные ощущения уменьшились, и Чонгук сам осторожно толкнулся навстречу, давая понять, что готов. — Ты прекрасен, Гук-и. Самый невероятный солнечный мальчик, — шептал Тэхён, раскачиваясь и постепенно ускоряя темп. Он громко стонал, закатывал глаза от наслаждения, сжимал пальцами твёрдые бёдра, оставляя на них следы, и не прекращал топить Чонгука в нежности. — Я люблю тебя невозможно сильно. Так, как никого и никогда. — Я всегда буду только твоим, Тэ, — со слезами на глазах отвечал Чонгук, крошась на атомы от бьющихся о рёбра бабочек. Он вновь срывался на громкие всхлипы, когда Тэхён входил особенно глубоко, упираясь головкой члена в узелок нервов, отчего прошибало болезненным удовольствием. У пупка собралась лужица смазки, стекающая из стоящего колом члена, и как бы Чонгук не желал прикоснуться к себе и достичь разрядки, он хотел сделать это без рук, чтобы показать Тэхёну, насколько ему с ним хорошо. Когда движения ускорились, и каждый толчок попадал ровно по простате, Чонгук не сдержал вскрика, сорвавшись на громкие стоны, пока из него рывками выплёскивалась сперма, растекающаяся по животу тёплыми каплями. — Ты безумно красивый, когда кончаешь, — рыкнул Тэхён и сам вскрикнул, войдя глубоко и изливаясь в презерватив. Тело казалось ватным, чувства обострившимися, и Чонгук, закрыв глаза, лежал на подушках, переводя дыхание. Он чувствовал себя дико уставшим, но бесконечно счастливым, осознавая, что его первая любовь рядом с ним, любит так же отчаянно и до приятной боли в сердце, несмотря на то, через что им вместе пришлось пройти. Разве в жизни могло быть что-то лучше этого? Что могло быть лучше, чем чувствовать трепетные поцелуи на своём лице, губах, кончиках пальцев после того, как вы оба достигли пика удовольствия от близости? Чонгук, поймав губы Тэхёна и целуя его глубоко, лаская языком, знал, что нет ничего, хотя бы отдалённого похожего на это. Нет ничего ценнее и важнее, чем лежать с Тэхёном на смятых простынях после душа, сцепив пальцы в замок, и сонно говорить обо всём на свете, зная, что вы вместе. — Я придумал, кем буду работать, — внезапно проговорил Тэхён. — Кем? — Я закончил экономический университет. Буду офисным клерком. Всегда мечтал перебирать бумажки, делать отчёты и планировать бюджеты. — Но ты же умрёшь там от скуки, хён, — усмехнулся Чонгук. — Нет, Светлячок, — Тэхён коротко чмокнул его в щёку и прошептал: — Не умру, потому что ради тебя стоит жить. Эта фраза навсегда останется в их сердцах. Что бы ни случилось, они будут тянуться друг к другу как магнит, потому что их история невероятна. Чонгук сначала влюбился в душу Тэхёна и только потом во всё остальное. А Тэхён был готов отдать душу ради того, чтобы остаться со своим Светлячком навсегда.