Иначе

      Военные действия продолжали стремительно развиваться. Даже неожиданно стремительно: как бы Цзян Чэн ни был уверен в силе и способностях объединившихся для противостояния ордену Цишань Вэнь заклинателей, по его расчётам укрепить позиции и постепенно перейти к наступлению удалось бы гораздо позже. Либо его стратегические способности всё ещё нуждались в развитии, либо преимущество, которое давала армия мертвецов Вэй Усяня, было даже большим, чем он предполагал.       Так или иначе, главным было то, что армии Цишань Вэнь отступали — неохотно, с боем, с жертвами, но отступали, — а его собственный орден, собранный в самые первые дни из добровольцев и мелких кланов заклинателей, постепенно крепчал. Конечно, былую силу придётся восстанавливать не один год — но видя, как некогда едва достигавшие уровня «выше среднего» уже-адепты-ордена-Юньмэн-Цзян быстрыми темпами совершенствуются и вносят всё больший и больший вклад в проходящие битвы, он чувствовал себя чуть увереннее. Война закаляла тех, кто прежде знал о битвах лишь понаслышке, заставляла учиться тех, кто лишь недавно взял в руки меч, приучала быстро принимать решения и брать ответственность за себя, товарищей и общее дело. И пусть оно не покрывало всех потерь и страданий, Цзян Чэн молча соглашался, что это последствие военной кампании было всё же по-своему благотворным.       Он постепенно свыкался с новым званием и пришедшей с ним ответственностью. Обращение «глава ордена» уже не так резало слух, откликаться на него стало привычно, пусть по началу к горлу и подступало ощущение неправильности всего происходящего. Если раньше во время обсуждения дальнейших действий с главами других кланов он в основном слушал и принимал чужие решения, то теперь позволял и себе вносить предложения. И пусть в силу малого опыта они не всегда были точны и применимы ко всем ситуациям, с его мнением всё же считались и либо объясняли, почему идея плохая, либо совместными усилиями дорабатывали до необходимого уровня.       Цзян Ваньинь всего себя отдавал делу, засиживаясь за анализом разведданных и разработкой новых стратегий до поздней ночи, а в бою без страха бросаясь вперёд. И всё же временами его собранность давала трещину — например, когда необходимость скорректировать ближайшие действия привела его на встречу основных командующих объединённой армии в Хэцзян.       Во время всего обсуждения он изо всех сил старался сосредоточиться на разложенных на столе картах и том, что говорилось. Но взгляд всё равно то и дело метался в сторону главы Не — точнее, за его спину, где должно бы стоять его помощнику. Лишь и на третий раз не увидев там ни намёка на знакомое лицо, Цзян Чэн заставил себе перестать даже пытаться кого-то там искать. Вот же глупость — поверить каким-то слухам, да ещё и рассказанным Вэй Усянем! Наверняка, он что-то недослышал и перепутал. И всё же…       — Чифэн-цзунь, — когда шатёр, служивший местом собрания, постепенно начал пустеть, Цзян Чэн не смог подавить порыв подойти к главе Не и всё же спросить. Для уверенности. Раз уж у него был шанс хотя бы парой слов перекинуться с Мэн Яо перед возвращением в Цзянлин и убедиться, что с ним всё в порядке, пусть даже шанс этот был самым маленьким… Нужно было им воспользоваться.       Когда глава Не обернулся на оклик, Цзян Чэн спешно сложил перед собой руки и неглубоко поклонился.       — Прошу простить мою бестактность, — сдержанно начал он, — но до меня доходили сведения, что в числе ваших адептов может быть мой… друг, — Ваньинь запнулся на мгновение перед последним словом. Но, пожалуй, оно всё же было по-своему верным. — Наши с ним дороги разошлись ещё до начала войны и с тех пор от него не было вестей. Если вы позволите, я бы хотел с ним увидеться.       — Не вижу в вашей просьбе ни капли бестактности, глава Цзян, — в низком голосе Не Минцзюэ послышалось что-то вроде снисхождения, но Цзян Чэн пропустил это мимо ушей. — Я не держу своих адептов на привязи, они вольны общаться с кем угодно, пока этот «кто угодно» на нашей стороне, — он на мгновение замолчал и жестом подозвал адепта своего ордена. — Назовите имя вашего друга. Я отдам распоряжение узнать, где его можно найти.       — Буду очень благодарен главе Не, — Цзян Чэн ещё раз немного наклонился, после чего вновь выпрямился. В груди со следующими словами затеплилась лёгкая надежда. — Его зовут Мэн Яо, он должен был…       — Любое, — но она тут же была грубо оборвана. — Любое имя, кроме этого.       Глаза Не Минцзюэ в этот момент вспыхнули самой настоящей, неподдельной яростью, словно способной в мгновение испепелить любого, кто подойдёт слишком близко. Только было подошедший адепт настороженно шагнул назад. Цзян Чэн от такой внезапной резкости опешил.       — Почему? — растерянно пробормотал он, вмиг забыв о том, что нужно хотя бы пытаться оставаться собранным. Впрочем, глава Не тоже вряд ли сильно заботился о том, чтобы держать лицо: брови его в недовольстве свелись к переносице, а слова он чеканил так, что, будь они материальны, могли бы пробить каменную стену.       — Я не желаю даже вспоминать, что некогда принял эту гадюку в свой орден и даже умудрился подпустить так близко к себе.       Теперь Цзян Чэн понимал происходящее ещё меньше. Единственное, в чём он только что убедился наверняка, — то, что Мэн Яо всё же и правда удалось побывать в рядах ордена Цинхе Не. И что за это время уже успел как-то досадить главе Не. Вот уж что точно в голове не укладывалось.       — Я не совсем понимаю… — возможно, умнее было бы расценить ситуацию как не располагающую к разговору и, извинившись, скрыться. Но желание наконец узнать хоть что-то (раз сам Мэн Яо даже не соизволил никак о себе сообщить!), подкреплённое природным упрямством, заставило остаться. — Что такого он мог сделать?       — Что такого?! — громом разнеслось по шатру в ответ. Адепт, которого прежде хотели отправить на поиски товарища, попятился и быстрым шагом вовсе удалился. — Этот человек посмел притворяться беспомощной жертвой, когда сам вполне мог спокойно и расчётливо лишить жизни всех своих обидчиков — и лишил ведь собственного командира всего из-за пары присвоенных им заслуг. И, даже будучи пойманным с поличным, вместо того, чтобы сознаться и принять справедливое наказание, он решил разыграть самоубийство, заставив меня даже поверить в его раскаяние, — и, стоило мне потерять бдительность, сбежать. Ну просто образец благодетели, правда?       Цзян Чэн слушал эту разгорячённую речь — и с каждым словом верил собственным ушам всё меньше. Мэн Яо — и притворяться жертвой? Мэн Яо, который при первой же их встрече неодобрительно на него косился оттого, что Ваньинь без спроса влез в его дела? Тот юноша, который так боялся оказаться перед ним в долгу и даже мелкую помощь принимать отказывался? Это было вовсе на него непохоже.       — Кажется, между нами произошло некоторое недопонимание, — медленно начал Цзян Чэн, чувствуя между тем, как и сам закипает, слыша подобные обвинения в адрес друга. Вряд ли беспочвенные, ведь глава Не был не из тех, кто намеренно станет искажать истину, чтобы очернить другого… Но и слишком резкие, слишком категоричные, чтобы можно было беспрекословно им верить и не усомниться совсем. — Человек, которого я знаю, никогда бы…       — Я очень надеюсь, что это недопонимание и мы говорим о разных людях, — с нажимом произнёс Не Минцзюэ, не давая ему закончить. — Потому что иначе главе Цзян стоит усомниться в своём умении выбирать друзей.       А вот здесь держаться уже стало невозможно. Научиться не обращать внимание на чужие толки Цзян Чэн уже успел — сколько всего говорили за их спинами о Вэй Усяне и его методах, какими неправильными и бесчеловечными их только ни называли. Но вот так прямо указывать ему на то, что его близкий человек не достоин того доверия, которое ему было даровано… Этого Ваньинь терпеть не собирался, даже если Мэн Яо и правда совершил нечто непростительное, даже если каждое слово, сказанное главой Не было правдой. Как минимум до того момента, пока он сам не разберётся в произошедшем и не узнает историю целиком.       Он уже собирался открыть рот и высказать всё это вслух, не сильно заботясь о том, чтобы подбирать интонацию, — но в этот момент рядом мелькнуло белое ханьфу, а на плечо Чифэн-цзуня мягко легла рука.       — Минцзюэ-сюн, — Лань Сичэнь, вошедший неизвестно когда, но абсолютно точно бесшумно, оказался рядом как раз вовремя, чтобы потушить начавшее было разгораться пламя. Цзян Чэн краем глаза заметил, как адепт, которого он недавно заметил выходящим из шатра, вновь остановился у входа. Вот, значит, куда он уходил… Адепты главы Не явно хорошо знали и характер своего главы, и тех, кто мог с ним совладать. Впрочем, не согласиться с таким ходом он не мог: мягкая улыбка Цзэу-цзюня и правда немного остужала. — Позволь мне украсть у тебя главу Цзян ненадолго. Надеюсь, что не прерываю этой просьбой ничего важного.       — Что ты, конечно, нет, — Не Минцзюэ медленно отвёл взгляд от Ваньиня. Напряжённые челюсти всё ещё выдавали его недавний настрой, но он всё же постепенно успокаивался. Похоже, правду говорили о главе Не: вспыльчив, но отходчив. — Всё равно этот разговор ни к чему не приведёт, даже если продолжится.       Что ж... Хоть в этом их мнения сейчас сходились.       — Благодарю, — Лань Сичэнь коротко кивнул и повернулся к Ваньиню. — Глава Цзян, составите мне компанию?       Этот вопрос точно не подразумевал отрицательного ответа. И пусть в глубине души ещё кипело негодование, Цзян Чэн заставил себя согласиться и двинуться следом за Лань Сичэнем прочь из шатра.       — Глава Цзян, — уже когда он приготовился выйти, его настиг оклик. Ваньинь обернулся — и встретился с тяжёлым взглядом главы Не. — Вы можете тешить себя мыслью о том, что приютили верного щенка. Но не удивляйтесь, когда, подросши, этот волк откусит руку, которая его кормила.       Цзян Чэн стиснул зубы — и не ответил ничего, поспешив выйти на улицу.

***

      Лань Сичэнь повёл его к самой окраине развернувшегося в Хэцзяне лагеря — и на протяжении всей дороги молчал. Цзян Чэн и не думал торопить — ему самому нужно было время, чтобы немного осмыслить всё услышанное. Ему не хотелось признавать, но новые сведения всё же заставили что-то внутри пошатнуться.       Там, при главе Не, он сказал, что человек, которого он знал, никогда бы не поступил подобным образом. Но правда ли он знал Мэн Яо?       Ему казалось, что они были знакомы почти всю жизнь, — но, если посчитать лишь время их встреч, этот срок оказывался безумно мал. Разве имел он право говорит о каком-то доверии в таком случае? Разве мог бы поручиться, что может предугадать и объяснить любое решение Мэн Яо? Тот ведь даже не попытался ему сообщить о том, где он и что с ним, хотя Ваньинь до последнего надеялся, что однажды ему из Хэцзяна придёт письмо, подписанное знакомым именем.       — Не злитесь на него, глава Цзян, — примирительно заговорил Лань Сичэнь, когда они отошли достаточно далеко от шатров, где отдыхали адепты. Ваньинь, вынырнув из своих мыслей, тут же обратил к нему взгляд. — Минцзюэ-сюн очень резко относится ко всему, что идёт в разрез с его идеалами. Господин Мэн… Поступил не совсем правильно — и ему очень сложно это простить или хотя бы понять.       — Не похоже, чтобы простить или понять хотели, — Цзян Чэн не сдержал недовольного фырканья. Как бы сильно он ни уважал Чифэн-цзуня как заклинателя и того, кто управлял основной силой, противостоящей ордену Цишань Вэнь, сегодняшний разговор всё же оставил за собой неприятный осадок. Лань Сичэнь тяжело вздохнул и посмотрел на небо, где уже загорались первые звёзды.       — Возможно, если бы А-Яо покаялся и объяснился как следует, дело обернулось бы иначе. Но он посчитал за лучшее скрыться — и это тоже наложило свой отпечаток на отношение к нему, — он мотнул головой и с привычной мягкой улыбкой вновь взглянул на Ваньиня. — Таков уж характер главы Не, его нельзя за это винить.       — Я и не собирался, — ответил Цзян Чэн скорее по привычке, чем осознанно. Слух почему-то зацепился за одно единственное слово в чужой речи, и оно настойчиво билось в сознание.       А-Яо? Ваньинь не позволял себе такое обращение даже в мыслях: слишком близкое, слишком личное… С чего бы вдруг использовать его главе Лань? Разве только…       — Вы так говорите о Мэн Яо, словно тоже с ним знакомы, — он спросил это после долгой паузы, хотя, возможно, и этого делать не следовало. Лань Сичэнь тут же замер на месте, словно вопрос застал его врасплох. Лишь через несколько мгновений он ответил:       — Так уж вышло, что нам с ним пришлось встретиться незадолго до начала войны. И даже провести несколько дней под одной крышей, — плечи Лань Сичэня коротко дёрнулись, как будто в попытке сдержать смешок. — Знаете, когда он говорил, что в Юньмэне остался его близкий друг, я даже не думал, что этим другом окажетесь вы. А-Яо явно очень везёт на знакомства.       Сердце Цзян Чэна с последними словами пропустило удар — лишь затем, чтобы в следующее мгновение забиться с бешеной скоростью. Он разом забыл обо всех успевших пустить корни в груди обидах и сомнениях, чувствуя, как впервые с того момента, как он вновь увидел шисюна живым и здоровым, внутри разливается робкая, но занимающая собой всё доступное ей пространство радость.       Близкий друг… Мэн Яо правда говорил о нём так? Правда не забывал до сих пор?       — Вам… Случайно не известно, что с ним сейчас? — Цзян Чэну стоило огромных усилий задать лишь один вопрос. Возможно, не совсем верный сейчас (правильнее было бы подробнее расспросить о том, что же вызвало такой непримиримый гнев главы Не, и наконец расставить все точки), но волновавший больше всего.       Немного осадить его пыл помогло лишь смиренное покачивание головой Лань Сичэня.       — Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос, — он знал, точно знал, раз говорил так… И, наверное, именно потому посмотрел на Ваньиня с извинением в глазах. — Но могу заверить, что он сейчас в относительной безопасности.       — Относительной? — растерянно повторил Цзян Чэн, не отрывая взгляд от собеседника. И получая в ответ лишь новую сдержанную улыбку.       — Никто, вовлечённый в военные действия, не может похвастаться полной защищённостью.       Ваньинь выдохнул почти разочаровано и наконец отвёл взгляд. Глупо, наверное, было ждать иного ответа. И всё же… Возможность узнать хоть что-то радовала.       — Я понял, — тихо ответил Цзян Чэн. А после сложил руки перед собой и чуть нагнулся вперёд в неглубоком поклоне. — Спасибо, Цзэу-цзюнь.       Пусть узнать ему удалось ничтожно мало, это уже было лучше, чем ничего. На его сердце наконец стало хоть немного спокойнее.