Иначе

      Лань Сичэнь смотрел на него несколько долгих мгновений, прежде чем перевести взгляд на сжимавшие простынь руки. Он молчал, видно, обдумывая сказанное, и атмосфера в комнате с этим молчанием как будто становилась напряжённее. Мэн Яо вдруг подумалось, что, пожалуй, его собственные слова оказались всё же чересчур наглыми. Но только он захотел исправиться и извиниться, как Лань Сичэнь вдруг заговорил:       — Молодой господин Мэн очень… Проницателен, — он начал медленно, как будто всё ещё решая, что именно следует сказать следующим, не будучи до конца уверенным, какая реакция будет верной. Взгляд, смотрящий куда-то сквозь, задумчивый, медленно переместился с рук на потолок. — Я не знаю, насколько вам будет полезно это услышать, но раз уж я пообещал… Начать, пожалуй, стоит с происшествия в Цайи…       Голос Лань Сичэня звучал ровно и спокойно на протяжении всего рассказа. Но чем ближе к концу, тем чаще он делал паузы. Можно было подумать, что он так даёт себе время вспомнить детали, — но Мэн Яо чувствовал, что дело не в этом. Если бы его попросили рассказать о последних днях матери, он говорил бы точно так же. Тяжело оставаться безучастным рассказчиком, когда дело доходит до вещей, задевающих что-то в душе. Особенно если то, о чём говорится, происходило совсем недавно.       Он слушал внимательно, не перебивая, ловя каждое слово — и с каждым из них в груди нарастало нехорошее предчувствие. Ваньинь, помнится, упоминал, что слышал от родителей (мельком, случайно становясь свидетелем обрывочных разговоров), словно орден Цишань Вэнь мнит о себе слишком много. Но после рассказа Лань Сичэня это казалось даже слишком смягчённым определением.       Сбрасывание своих проблем на чужие плечи, неприкрытое бахвальство, нападение на целый орден, без предупреждения и весомой причины… Станут ли другие ордена и дальше терпеть подобное? Каким бы ответ ни был, Мэн Яо не сказал бы, что последствия от него будут хорошими.       — …и тогда мне пришлось бежать из Облачных Глубин, — Лань Сичэнь закончил рассказ и вновь обернулся к нему, всё ещё стоящему у двери и внимающему каждому слову. — Я ответил на ваш вопрос?       — Более чем, — Мэн Яо наконец прошёл вглубь небольшой комнаты и опустился на пол рядом с кроватью. — Выходит, те книги, которые у вас с собой были…       — Да, — Лань Сичэнь коротко кивнул. — Всё, что мне удалось унести с собой и спасти от огня. Ничтожно мало, но всё же…       Он замолк, не закончив фразу, и на губах его появилась слабая, не несущая в себе ни намёка на удовлетворение собственным поступком улыбка. Мэн Яо чуть нахмурился — неужели после всего рассказанного он правда считает, что сделал недостаточно? — но заострять внимание на этом не стал.       — И что вы… Собираетесь делать дальше? — выдержав небольшую паузу и осознав, что продолжать пока не собираются, он сам решил задать новый вопрос. — Вряд ли на такое событие можно закрыть глаза.       — Закрыть нельзя, — вместе с этим согласием во взгляде Лань Сичэня как будто скользнуло что-то сродни обречённости. Пальцы вновь стиснулись на ткани. — Но если всё же попытаться выступить против ордена Вэнь… Боюсь, жертвы будут неизбежны. Вряд ли многие главы согласятся на такой риск. Не думаю, что сожжение Облачных Глубин станет достаточным аргументом для тех, кого беда ещё не коснулась.       — Но если ничего не предпринять теперь… Не будет ли потом слишком поздно?       Лань Сичэнь словил ртом воздух, явно намереваясь ответить сразу же. Но не ответил, протяжно выдохнув и прикрыв глаза. Мэн Яо мог бы сказать, что в спокойном раздумии, — но неестественно напряжённая челюсть выдавала его собеседника с головой.       — Не знаю, — тихий полушёпот послышался после долгой паузы. — Возможно, ужé поздно. Просто мне об этом неизвестно.       Мэн Яо сам не заметил, как после этих слов уже его тело напряглось. Он неосознанно сел прямее, губы так же против воли поджались.       Среди тех орденов, которые «перешли дорогу» ордену Цишань Вэнь, был упомянут орден Юньмэн Цзян. И пусть Мэн Яо ни на мгновение не сомневался в стойкости и умениях его адептов, пусть был более чем уверен в их непоколебимости, теперь почему-то стало почти страшно. Что, если на Облачных Глубинах и правда не остановятся? Что, если…       — Мой рассказ нагнал мрачное настроение? — осторожно спросил Лань Сичэнь, видно, заметив перемену в собеседнике. Мэн Яо тут же покачал головой. Медленно, возможно, даже неубедительно.       — Нет, нет… — Мэн Яо почти заставил себя поднять на него взгляд и коротко улыбнуться. — Просто подумал, что мне всё же стоит вернуться в родные места, прежде чем отправляться в дальнейший путь.       И всё же навестить Ваньиня, чтобы убедиться, что всё в порядке. Не обязательно даже показываться ему на глаза, просто… Хотя бы просто посмотреть со стороны или поспрашивать людей о том, как обстоят дела в Пристани Лотоса.       — Вы разве родом не отсюда? — на лице Лань Сичэня отразилось искреннее удивление: он словно совсем не сомневался в том, что его знакомый местный. Мэн Яо всё с той же лёгкой, заученной улыбкой поправил:       — Не совсем. Моя родина в Юньмэне. Там… Остался мой близкий друг.       «И теперь у меня есть повод переживать за его судьбу», — осталось непроизнесённым висеть в воздухе и медленно сжирать изнутри опасениями. О том, что их прошлая встреча могла стать последней навсегда, он прежде даже не думал — но теперь от одной мысли об этом бросало в дрожь.       — Ладно, — Мэн Яо шумно выдохнул и с преувеличенной бодростью подскочил на ноги. Разговор зашёл совсем не в то русло, и нужно было срочно из него выбираться. — Уже поздно, так что самое время нам отходить ко сну. Думаю, у нас ещё будет время наговориться.

***

      Адепты ордена Вэнь ушли на следующее же утро, и больше про Лань Сичэня никто не спрашивал ни на постоялом дворе, ни в самом городе. Когда хозяин постоялого двора вернулся, Мэн Яо коротко, но всё же опуская некоторые детали рассказал о произошедшем — и в очередной раз удивился тому, с каким понимающим человеком его столкнула судьба. Тот пусть и выразил недовольство тем, что помощник принял подобное рискованное решение без его участия, но вошёл в положение и никак не стал препятствовать чужому желанию помочь.       Прошло ещё несколько дней. Может, десяток, может, больше — честно говоря, Мэн Яо не считал, но каждый из этих дней, пусть и наполненный самой разнообразной работой, теперь казался бесконечно долгим.       После той вечерней беседы мысли о Ваньине стали навещать чаще. С самого начала он даже не думал возвращаться в Юньмэн до тех пор, пока не сможет с уверенностью назвать себя заклинателем. Но теперь желание забыть о собственных обещаниях и установках неустанно билось в виски — и от того, чтобы сорваться здесь и сейчас, сдерживали только обязательства, которые он уже успел на себя взять в этом городе. Перед хозяином постоялого двора, к которому он сам же и напросился, — и перед самим Лань Сичэнем, помочь которому он тоже предложил сам и теперь не имел права отказаться от своих слов.       Последний словно чувствовал, что является причиной и частью его беспокойств, как бы Мэн Яо ни уверял в обратном. И оттого изо всех сил старался его приободрить, когда вечерами юноша возвращался в комнату, которую они временно делили. Постепенно они разговорились, дистанция между ними почти совсем перестала ощущаться. Они общались на равных и о многом, без утайки делились эпизодами из своей жизни, Мэн Яо, пусть и не сразу, даже рассказал о своём стремлении стать заклинателем, получив в ответ удивлённый, но восхищённый взгляд. Такие вечерние беседы хоть немного отвлекали от навязчивых мыслей, которые только крепли из-за того, что ответ на отправленное в Пристань Лотоса письмо никак не приходил.       Лань Сичэнь оправился от ранений даже быстрее, чем Мэн Яо предполагал поначалу — так что момент расставания пришёл, не успели они исчерпать все темы и надоесть друг другу. Перед тем, как покинуть постоялый двор, заклинатель попросил о листе бумаги и чернилах. Мэн Яо не стал уточнять, зачем именно они ему (может, послать в орден весть о своём возвращении?). И оттого удивился лишь больше, когда лист, исписанный аккуратным почерком, вновь вернулся к нему.       — Я не могу дать многого взамен на твою доброту сейчас, — произнёс Лань Сичэнь, мягко глядя на застывшего в неверии юношу, держащего в руках рекомендательное письмо как великую ценность. — Но надеюсь, что эта мелочь сможет сделать путь к мечте чуть проще. Глава Цзинь вряд ли станет прислушиваться ко мне, но с главой Не мы давние друзья и мои слова для него имеют какой-никакой вес. Он может казаться грубым и несговорчивым поначалу, но он по-настоящему ценит таланты. И если ты хорошо себя проявишь, можешь рассчитывать на его благосклонность.       Мэн Яо провожал Лань Сичэня, рассыпаясь в благодарностях, сначала вслух, потом мысленно, до тех пор, пока тот не скрылся из виду, — а через день, уладив все вопросы с хозяином, тоже отправился в путь.

***

      Родной город встретил его ливнем. Вода лилась с неба стеной, не давала разглядеть перед собой ничего, кроме ярких пятен домов и убегающих от дождя, стараясь поскорее спрятаться под крышей, людей. Одежда намокла сразу же и неприятно липла к коже. Такой погодой идти куда-то — издевательство над самим собой и тем, кому в итоге придётся увидеть насквозь промокшего человека на пороге своего дома. Так что, едва преодолев городские ворота, Мэн Яо сильнее прижал к себе сумку, чтобы хотя бы попытаться спасти от влаги подаренные Ваньинем книги и спрятанное среди их страниц письмо Лань Сичэня, и быстрым шагом направился по до сих пор оставшейся в памяти и как будто ни капли не изменившейся за время его отсутствия дороги.       Дверь публичного дома открыла хозяйка — и удивление на её лице при виде его до обидного быстро сменилось недовольством. Узнала.       — Позвольте мне переждать дождь, — не давая ей заговорить и прогнать сразу же, с порога начал Мэн Яо. Глупостью было приходить первым делом сюда. Но это место было первым, что пришло в голову. — Не больше и не меньше. Как только он хотя бы станет слабее, я обещаю сразу же уйти.       Ему ответили тяжёлым вздохом — но всё же пустили. Мэн Яо глубоко поклонился и вошёл внутрь. А ведь он даже предложить не мог, что ему опять придётся переступать этот порог…       — Неужели даже в такую погоду к нам кто-то решил зайти? — едва дверь за ним закрылась, Мэн Яо услышал смех одной из женщин — а вскоре и она показалась из общей комнаты, где цветочные девы собирались, когда не было клиентов: выпить чаю, пообщаться между собой, сыграть на цине что-то для себя…       Мэн Яо поднял на неё глаза — и как раз словил момент, когда улыбка с лица Сы-Сы сошла, уступая место растерянности с примесью беспокойства. Она тут же подлетела к нему и ухватила за руки, словно проверяя, не мерещится ли он ей.       — Быть не может… — прошептала она, вглядываясь в его лицо под пристальным взглядом хозяйки. — Неужели… Зачем ты вернулся?       — Я ненадолго, — так же тихо ответил Мэн Яо. Он не мог объяснить, почему, но знакомое, ничуть не изменившееся за эти месяцы лицо его правда радовало. — Дождь закончится — и сразу уйду.       — Небеса, весь мокрый, — он не понял, услышала ли Сы-Сы его слова. Когда она, не обращая внимание ни на кого и ни на что, увлекла его вглубь здания, в голосе её, звучащем быстро, сбивчиво, так и сквозило волнение. — Пойдём, тебя надо высушить. И чаем напоить. Совсем ведь околел.       Она не стала вести его в общую залу — то ли чтобы не привлекать лишнего внимания, то ли желая поговорить наедине — и сразу же повела в свою комнату, бывшую, кажется, ещё меньше, чем та, которую некогда приходилось делить им с матушкой. Мэн Яо не успел опомниться, а его верхние одежды уже были развешаны сушиться у жаровни, а сам он сидел за невысоким столиком с пиалой горячего чая, пока Сы-Сы плотной тканью промакивала его волосы, с которых до сих пор капала вода.       — А я предупреждала А-Ши, что ничего хорошего из этой её затеи не выйдет, — со вздохом заключила женщина, когда Мэн Яо рассказал ей о том, что произошло за время отъезда. На душе от этих слов заскребло. То ли от их правильности, то ли от отчаянного желания не согласиться. — Не забивала бы она тебе голову этим, выучился бы ремеслу какому — и жил бы хорошо. Но нет ведь! Сама себя в могилу свела, так ещё и тебе теперь мучиться…       — Не надо так, — в голос Мэн Яо просочилась твёрдость, а на Сы-Сы он посмотрел с враждебностью. — Она хотела как лучше.       — Я знаю, — её губы тронула слабая улыбка, и она, отложив ткань в сторону, села напротив юноши. — Ты не подумай, я правда любила А-Ши. Но… Слишком много она брала на себя. И слишком многому верила. Заклинательство это… — она чуть поморщилась. — Неблагодарная вещь. Трудишься ради людей, а потом раз — и свои же нож вонзают в спину.       — Что вы имеете в виду? — до этого слушавший спокойно, на этих словах Мэн Яо разом напрягся. Плохое предчувствие, тлевшее в груди последние дни, разгорелось сильнее.       — А, ты же не знаешь… Пару дней назад весь город на ушах стоял. На Пристань Лотоса напал другой орден. Тепло, солнце… Точно не помню, но что-то такое было…       — Цишань Вэнь, — у Мэн Яо сердце полетело вниз. Голос прозвучал сорванным, почти неслышным. Нет… Нет же! Неужели уже и правда поздно?       — Да, точно, — Сы-Сы вновь вздохнула и долила в его почти опустевшую пиалу ещё немного чая, между тем продолжая: — Говорят, всю ночь полыхало, да так, что и на утро не потухло. Ужас.       — А люди? — Мэн Яо говорил через силу. Руки дрожали, пуская волны в зажатой меж пальцев пиале.       — Мертвы, — по спине пробежался холод. — Судя по слухам, только наследникам да ещё одному юноше и удалось избежать этой участи. Уже несколько дней ищут да безуспешно.       — Наследникам… Удалось? — Мэн Яо вскинул голову и посмотрел ей прямо в глаза. Небеса, пусть это будет не ошибкой. Скажите, что ему не послышалось…       — Да. И знаешь… Я могу ошибаться, но… Портреты, которые по городу развесили, почему-то напоминают мне твоих друзей-заклинателей.       Мэн Яо хватанул ртом воздух — и по его щекам скатились первые капли слёз.