ХайКаве сборник

      Такое случалось раз в год, не больше, плюс, только когда обстоятельства удачно совпадут, но всё же случалось — и Каве схватился за возможность обеими руками.       — Раз уж я победил, — он говорил, вскинув голову, а потом тыкал Альхайтама в грудь, — а ты проиграл, то тебе исполнять моё желание.       — Очевидно, что так, мы ведь играли на желание.       Альхайтам был вообще не впечатлён, он выглядел даже разочарованным. Каве усмехнулся.       — Желаю, чтобы ты говорил мне комплименты! Целую неделю!       Альхайтам выгнул бровь.       — Ты мог загадать что угодно, но выбрал это? Тебе так важно слышать от меня те же похвалы, что все тебе говорят?       Каве хихикнул:       — Да, точно. Ну-с, выпьем за это! А, нет-нет-нет, подожди, гадости нельзя говорить!       — Поздно, — с усмешкой мотнул головой Альхайтам, — нельзя добавлять дополнительные условия после того, как мы договорились.       — Но ведь я же! Аргх, ладно! Я смогу это выдержать, если хороших слов будет больше!       Каве загадал это и забыл уже на следующее утро: после того, как он выиграл, он выпил целую бутылку вина и добрался до дома точно не без помощи сильной руки Альхайтама. Каве проснулся в своей кровати во вчерашней одежде, голова раскалывалась, он скривился, вставая и тут же стягивая простынь. Нужно скорее заправить новое бельё — ему противно думать, что он действительно был в своей кровати в том же, в чём был в таверне.       Выпив воды из крана, умывшись, перестелив бельё, Каве вышел из комнаты с охапкой из старых простыней, наволочек и пододеяльника, и встретился с Альхайтамом. Путь к прачечной лежал через гостиную, а Альхайтам, конечно же, читал на диване. Он бросил взгляд поверх книги и с наполовину издевательской усмешкой сказал:       — Уборка сразу как проснулся, после такой ночи? Какой ты усердный…       Каве по привычке нахмурился, но сходу не нашёл, про что поругаться, так что просто отправился в прачечную. Когда он зашёл в кухню, то даже пару раз моргнул: на столе стояла тарелка с омлетом, тостами, свежими овощами и каплей хумуса. Идеальный завтрак, а Альхайтам уже давно поел — он вставал в самую рань. Каве вернулся в гостиную, Альхайтам был там же, в том же настроении.       — Тарелка на столе, — начал Каве, и Альхайтам приторно улыбнулся.       — Подумал, что одни словесные комплименты тебя не убедят, нужно подкрепить действиями. Видишь как я впечатлён тобой? Я даже сделал тебе завтрак…       Каве фыркнул, развернулся и так же приторно ответил:       — Ну, спасибо большое в таком случае!       Он уже пожалел о своём желании — оно ему вспомнилось, как только он увидел ехидное выражение не лице Альхайтама. С другой стороны, завтрак был хорош и очень к месту, и Каве действительно усердный, это даже не ложь, не преувеличение! Вопреки тому, как Альхайтам хочет это испортить, Каве постарается насладиться каждым случаем, когда из его рта всё-таки будут выходить приятные Каве слова. Ради разнообразия.       Альхайтам, к искреннему удивлению Каве, не скупился на слова. Он бросал по пути из одной комнаты в другую: «Твои волосы выглядят красиво в таком свете», «вижу, что ты приобрёл новый халат, очень тебе идёт», «хочешь выпить вина сегодня вечером? Ты заслуживаешь немного отдохнуть, работая над таким сложным проектом». В академии, когда они столкнулись в доме Даэны (конечно же, где же ещё), Альхайтам поделился: «Я не одобрил вашу заявку, но меня впечатлила идея, сразу видно твой почерк. Это могло бы пойти на пользу Академии, если бы было более приземлённым и требовало меньше моры и рабочих рук для реализации. Если ты сможешь исправить эти недочёты — присылай заявку ещё раз, очень может быть, что я её одобрю». Каве тогда только фыркнул: «У искусства нет цены, которую нельзя заплатить, и Мадам Фарузан обещала мне помочь, я указал это в заявке, какая ещё нехватка рабочих рук!» Они препирались по этому поводу ещё пару минут, а потом Альхайтам махнул рукой и ушёл, оставив Каве в смятении. Он уже постфактум понял, что Альхайтам действительно похвалил его и его идею. Это было странно. Этого не случалось с тех самых пор, когда они ещё учились вместе в этих же стенах.       В конце концов, Альхайтам бросил это, словно само собой разумеющееся, пока они шли с рынка домой:       — Люди в академии каждый день говорят о твоём таланте, и они правы. Твои профессиональные навыки действительно впечатляют.       Каве остановился, и Альхайтам обернулся через четыре шага.       — Что такое? Не нравится комплимент?       — Забудь про комплименты, — отмахнулся Каве. — Скажи мне честно, без лести и выдумки, просто честно скажи, что тебе во мне нравится?       Альхайтам подумал какое-то время и пожал плечами.       — Ты добрый человек, не лишённый интеллекта, тонкого вкуса, достойный учёный, невероятно талантливый архитектор, ты красив. Очень красив. Природа наградила тебя всем, кроме здорового скептицизма и чувства меры. Что из этого всего предпочитаю я? Что мне лично нравится? Твоё упорство, даже упрямство. Мы всегда были похожи в этом. Мне нравится, что ты никогда не сдаёшься и всегда пытаешься меня переиграть, даже если это во всех отношениях не имеет шансов на успех. Мне не нравится твоя наивность, но трогает твоя забота ко всему, с чем ты соприкасаешься. Этого достаточно?       Каве замер, горя изнутри, его лицо пылало смущением — было что-то неестественное в том, чтобы слушать, как Альхайтам просто и непринуждённо говорит такое. Он не был неправ, просто всё это звучало как-то… Странно и обличающе. Как будто Каве поставили голым на сцену, и Альхайтам единственный в зале смотрит на него со своей ехидной усмешкой. Сейчас его лицо было только немного хитрым, Каве был уверен, что все предыдущие слова были правдой. Теперь Альхайтам говорил:       — Ну а ты? Скажешь, что тебе во мне нравится?       Каве ещё сильнее смутился и пробежал пять шагов вперёд, чтобы быть впереди Альхайтама, когда они пойдут дальше.       — Мне ничего в тебе не нравится!       Альхайтам засмеялся за его спиной, и до дома они шли в тишине. Каве думал, что этого времени ему хватит, чтобы выдумать что-то и сказать это Альхайтаму в лицо, но в его голове звенела чистейшая тишина.       Ещё через час или около того, когда Каве почти закончил ужин, и Альхайтам вышел на кухню, чтобы схватить жмень орехов, Каве сказал:       — Ты сильный. Мне это нравится.       — Вот как, — Альхайтам весело хмыкнул.       — Если ты возьмёшься что-то защищать — лучше не стоять у тебя на пути. У тебя целая энциклопедия в голове. Я имею ввиду, мы оба учёные, и мы окружены учёными, и видим много умных людей, но то, как ты хранишь всю эту информацию в своей голове, как в картотеке, это впечатляет. Часто меня это бесит, но ты умеешь отказывать, а иногда, я знаю, это нужно делать. На тебя можно положиться, и иногда ты отзывчивый, и иногда кажется, что ты щедрый.       Каве уже сбивался с мысли, его взгляд рассеянно бегал по стене за спиной Альхайтама, когда тот с тихим мягким смешком спросил:       — Ну, а что больше всего нравится?       Каве понятия не имел, ему не хотелось заканчивать мысль, он уже ступил на запретную территорию, куда обещал себе не ступать, он не хотел об этом думать и ещё меньше хотел об этом говорить, но в то же время мысль стремилась наружу, языку не терпелось выплюнуть её и больше к ней не возвращаться. Так что Каве проигнорировал вопрос и замялся в подборе слов.       — А ещё ты… Ммм… Гор… Сек… Привлекательный.       — Правда? — Альхайтам откровенно вселился, а Каве хотелось срочно исчезнуть из кухни и не видеть Альхайтама ещё месяц-другой — может, забудется это нелепое, неловкое, даже стыдное признание. Он повернулся, чтобы выключить огонь, и Альхайтам приблизился на шаг, чтобы уточнить:       — Что-то я не до конца понял, как именно привлекателен?       — Ты всё понял, — строго отрезал Каве. — Ты знаешь, что я имел ввиду.       — Может, я хочу послушать, — продолжал веселиться Альхайтам, — тебе вот нравится слушать про очевидные вещи, которые выставляют тебя в выгодном свете.       — Это другое!       — Как же?       — Не все так вопиюще уверены в себе, кому-то нужно, знаешь, видеть подтверждения того, что они, не знаю, хорошие люди?       — Достойны любви, ты хочешь сказать…       Каве выключился на минуту, он просто замер и ничего не слышал, его мозг словно полностью прекратил мыслительную деятельность. Когда Каве очнулся, Альхайтам стоял перед ним со встревоженным лицом, его рука лежала на плече Каве, он дотошно осматривал его лицо, потом отвлёкся на минуту, чтобы протянуть ему стакан воды.       — Вот, выпей.       Каве глупо кивнул и осушил стакан за десять секунд. Альхайтам налил ещё.       — Ты достоин любви, — сказал Альхайтам без какой-либо подводки, и Каве чуть не выронил стакан. Снова он стоял голый до внутренностей на сцене, а Альхайтам говорил ему, что делать, как двигаться. — Тебе не нужны похвалы, чтобы это было правдой. Это уже так, это неоспоримый факт.       — Ты-то что знаешь о любви? — Каве сухо бросил. — Тебя никогда не бросали в твоей жизни, тебя носили на руках, тебя все уважают…       Альхайтам нахмурился и ответил почти грубым тоном:       — Ты, вообще-то, бросил меня, помнишь такое?       Каве проморгался. Он не мог поверить, что Альхайтам даже ставит эти вещи в один ряд.       — Это вообще другое.       — Чем же?       Каве обессиленно вздохнул.       — У нас были не такие отношения.       Альхайтам цокнул.       — Я думал, мы говорим о любви.       Они стояли в тишине ещё какое-то время, пока Альхайтам не отодвинулся, чтобы взять тарелку и положить себе еды. Он уже сел за стол, он даже открыл книгу, но сказал:       — Я не могу исправить то, что твои родители сделали. Или те, кого ты ещё любил, кто тебя, как ты говоришь, бросил. Но я знаю кое-что о любви, в том числе с научной точки зрения, сухие факты про гормоны. И я знаю, что ты никому ничего не должен, чтобы тебя любили, это не то, что ты можешь или должен заслуживать. Это работает не так.       Каве тоже механически достал тарелку, положил себе еды, сел за стол с полным стаканом воды.       — Мне сложно тебя понять. Из-за того, как сильно отличаются наши взгляды и ценности… Обычно это забавно, в этом есть свой азарт — узнать что-то новое, посмотреть на вещи иначе, но иногда мне хочется побыть простым человеком, которому не нужно каждые пять минут что-то доказывать и о чём-то спорить. Давай поедим спокойно, без этого всего.       Альхайтам хлопнул вилкой по столу, оставил тарелку и вместе с книгой недовольно зашагал из кухни. Каве вздохнул: вот, это снова произошло.       Чего Каве не ожидал, так это того, что Альхайтам продолжит говорить ему все эти приятные слова после того, как неделя закончилась. Каве смотрел на это несколько дней, а потом с подозрением спросил:       — Тебя подменили? Я призову дендро Архонта проверить тебя на подлинность.       Альхайтам недовольно фыркнул.       — Ты сказал, тебе нужно слышать похвалу, чтобы чувствовать себя любимым.       — Я не то чтобы это сказал… — начал было Каве, но его осенило. Наконец, он перестал быть таким слепым к очевидным фактам, ему стало так стыдно, Альхайтам, должно быть, считает его полным идиотом. Альхайтам почти прямым текстом признался уже столько раз, а Каве был слишком занят переживаниями, чтобы заметить. — Это не имеет смысла.       Альхайтам хмыкнул, довольный, что Каве, наконец, соединил ниточки, но недовольный чем-то ещё. Каве смотрел перед собой и пытался осмыслить осознание.       — Что за бред, Альхайтам? Это же просто не имеет смысла…       — Твоя неуверенность в себе не имеет смысла, — он равнодушно пожал плечами и ушёл по своим делам, а Каве снова погрузился в мысли, они роились суетным облаком, и Каве с ужасом осознавал, как много ещё нужно решить, обсудить, придумать, оспорить… Но факты соединялись, и Каве вынужден был признать: похоже, что Альхайтам и правда любит его, как бы дико это ни звучало. А сам он? Что он чувствует? Кроме глупого влечения и азарта. Что он чувствовал раньше, когда они расстались в первый раз? Столько всего ещё предстояло выяснить…