Эхо безвременья

Такой вызов лучше держать при себе. Куда неприятнее отвечать на речи, которыми его забрасывают без перерыва. Если бы можно как следует разозлиться, становилось бы легче. Однако злость ни к чему хорошему не приводит, поэтому приходится почти полностью отключать сознание и следить за ходом диалога только краешком ума. – Ты – одиночка, это так. Представь себе, ты внезапно оказываешься заперт в совершенно пустой и тёмной комнате. – заключённый делает выразительную паузу. Затем он открывает глаза. – Заперт надолго. Ответа не следует. Может, собеседник просто не понял метафоры, может, его ввела в ступор собственная тирада. В любом случае, сказано было уже достаточно. Мужчина стоит под струёй воды, подставляя под неё спину. Так он чувствует себя лучше всего. Предоставив своим ногам самим решать, когда следует передохнуть, сосредоточиться и собраться с мыслями, заключенный продолжает говорить: – Теперь ты понимаешь, к каким последствиям может привести твоё неосторожное высказывание? Какой могут быть последствия для тебя лично? – смеётся собеседник, видимо, догадываясь о переживаниях мужчины. Возникает небольшая пауза. – Смелее, смелей, теперь ты в курсе, чем чреваты твои необдуманные слова. Раз ты заявляешь, будто у тебя нет недостатков, значит, у них появится создатель… Сказанное не является продолжением эмоциональной вспышки, скорее, оно служит тому, чтобы собеседник перевёл дыхание и более внимательно посмотрел на заключённого. Тело расслабляется, тело снова отдаётся естественному течению мыслей. Но раздражение никуда не исчезает. Подставляя спину, мужчина, однако, сохраняет некоторую бдительность. Он знает, какие обвинения будут выдвигать другие, и ожидает подвоха. К его удивлению, ничего подобного не происходит. Остаток очереди проходит без замечаний и неловких пауз. Люди и не думают возражать. – А знаешь, меня в последние дни мало волнует, есть ли у меня недостатки. Я только хочу сказать, приятель, насколько всё в этом мире возможно. Следующей на очереди может стать твоя душа, поскольку у неё есть свои недостатки, которые вряд захочется увидеть, даже если ты примешься их ей демонстрировать. – Провоцируешь меня? Хочешь намекнуть, мол, можно исправить содеянное, исправив кого-то другого? – злобно восклицает собеседник. Голос его дрожит от возбуждения. Это хорошо. – По-моему, твоё положение делает тебя похожим на сумасшедшего, который уже столько раз пытался что-то исправить, хоть и сам начинал ощущать его несовершенство. А теперь давай покажи, чему именно ты собираешься меня научить… Резкий удар ногой в голень приводит заключенного в чувство. Покорность приходит быстро. Походив немного по кругу, обессиленный человек замирает. Взгляды посетителей не отрываются от него. Некоторые начинают аплодировать, другие опускают глаза, опасаясь упустить случай, о котором вскоре будут рассказывать повсюду. Обычно такое поведение объясняется нежеланием услышать упрёк, но этого не сказать про остальных. Последовал ещё один удар, на этот раз ногой под ребра. Физически заключённый уже выстоял. Выдержать душевную муку ему, конечно, было сложно. Теперь он больше не может сопротивляться напору мужчины. Его сознание отторгает заведомо лживую мысль, отравленную горечью обиды. Эта мысль обволакивает сознание пленкой безразличия и точно знает: перед нею есть стена, которую она сумеет сокрушить, в любом месте и как угодно быстро, пусть даже для этого надо будет отвести взгляд. Что, собственно, от этого изменится? Стоит ли тратить столько сил? Раздумьям пришёл крах, осталось только принять факт и перестать сопротивляться. Заключённый падает. Некоторое время вокруг стоит молчание. Потом его нарушает хохот. Где-то очень далеко один человек веселится от души. Смех его куда приятнее, потому что исходит он от действительно счастливого человека. На самом деле смеяться – значит не замечать происходящего. Неважно, что с человеком происходит – беда или радость, он всё равно весел, просто немного отвлечён своим дыханием. Поединок окончен, а отчаяние победило его. Процесс окончателен, торжествовать здесь нечему и некому. Радость – просто хорошо испытанное чувство, другого быть не должно. Нужно только не думать о том, кто умеет смеяться, хотя бы несколько минут. ••• Домашний арест бывает разным. Вместо обязательной ванны можно принять душ, потом расслабиться под холодным душем. И всё. Никаких приготовлений, никаких приспособлений. Человек даже не понимает, почему это происходит, – когда позже его выводят из помещения, ему кажется, словно его засунули в мешок и туго завязали. Неловкий миг близости теперь неизбежно растянется на время всей процедуры. Иногда процедура продолжается несколько часов, иногда – считанные минуты. Точно так же освобождение от всяких мыслей, связанных с его перемещением в иное состояние сознания, оказывается кратким и беспорядочным, после чего приходит долгожданное освобождение. Ну разве не глупо? По сути, человеку приходится выдумывать себе поводы, оправдания и извинения. У него нет ни одной довесок в виде отречения от собственных заблуждений, зато их навалом у кого угодно. Женщина, обладающая и эмоциональным, сильным и решительным умом, тоже попадёт в сложную ситуацию. Мысль о самой себе сейчас её волнует меньше всего – она занята тем, как вырваться из странного положения, до которого её довели. Она хочет, думает, чувствует по-разному и при этом одновременно похожа на бесформенный клубок перепутанных мыслей и чувств, одновременно заставляя их пытаться слиться в одну, настоящую. Повседневность бывает полной обыденности, основанной на ожидании удара в спину и готовности к нему. Так и случается при домашнем аресте, требующем от человека определенной степени легкости, свежести и открытого участия, при котором всё происходящее действительно разворачивается перед ним в ряд мгновений и является им самим. Только здесь нужно честно признаваться себе в том обстоятельстве, какое впечатление всё это производит. Впрочем, возможно, человек вообще никогда не признаёт эту грань своих переживаний. За таким очень тяжело уследить. – Вы считаете, мне правда удастся выйти отсюда? – спрашивает женщина, утомлённо откидываясь на подушку. Перед этим она несколько раз повторяла это, разглядывая собственные руки, взгляд которых был направлен вверх. – Сколько мне ещё предстоит здесь пробыть? – Трудно сказать. Будь это простой домашний арест, вам уже давно пришло бы освобождение, так что считать лучше с начала. Тогда и узнаете наверняка. – Это какой-то дурацкий режим, из-за которого я превратилась в… в нечто вроде… Надоело всё до тошноты. Я не ожидала такого. – Никто не ожидал. Поверьте, освободиться от этих переживаний было совсем не трудно. Кроме того, для человека естественно искать путей к спасению. – голос из телефонного динамика становится вкрадчивым и многозначительным. Понятно, смягчая свои слова, собеседник боится показаться грубым. – Подсознательно мы всё время, вся наша жизнь находимся в преддверии какого-нибудь несчастья. Отсюда и это ощущение нашей обречённости и смутная надежда, присущая любому, не только вам. Тут ничего не поделаешь – жизнь не выбирают. Но причина этой обречённости может оказаться совсем иной… Например, тем событием, которое вы с нетерпением ждёте…