Цвет души маджента

      За последние пару лет я отвыкла просыпаться по первому звону будильника, жалобно скуля о прерванном сне, который, если бы не лицей, продолжался бы еще пару часов. Лет семь назад, когда я еще хотела показать себя взрослой и самостоятельной девочкой, я просила родителей, чтобы они перестали будить меня по утрам и дали мне самостоятельности в этом деле, ведь каждый взрослый человек встает по будильнику! Но спустя месяц таких подъемов я заметила, что стала каждый раз требовать всё больше и больше этих желанных пять минут, которые могли продолжаться чуть ли не до получаса. И родители снова принялись будить меня — поблажки от них точно можно и не ждать!       Хорошо доверять свое пробуждение кому-то другому: самостоятельно не встал по будильнику и проспал — твоя промашка; а вот если ответственный за подъем не разбудил вовремя или сжалился над сонным тобой — вина перекладывается на него. А если этот человек добросовестный, то можно напрочь забыть о том, что такое «Я еще полежу немного» или «Да-да, встаю…» — и все эти слова жалкое вранье: немного полежать не удастся, ведь сразу провалишься из мира реальности навстречу недосмотренному сну, а наше «встаю» — всё равно что «Я тебе скажу, что встаю, но на самом деле я хочу заснуть». И мы никак не можем сказать правду, которая буквально кричала бы: «Дайте мне поспать еще немного!». Можно ли назвать это ложью во благо? Мы ведь лжем в этих случаях не просто так, а ради себя и своего здоровья, разве это ли не благое дело?       Но ложь остается ложью, какой бы она не была. Даже если это будет сокрытие правды во благо любимого человека.       — Доброе утро, Рени! — открылась дверь, и в комнату заглянула женщина.       Это моя мама, она ни за что не даст мне проспать.       — Просыпайся, иначе опоздаешь на учебу, а папа съест твою порцию завтрака, — ласково, но требовательно мама продолжала свои попытки разбудить меня окончательно, чтобы никакой сон не посмел насесть на мое не до конца проснувшееся сознание, двигаясь в сторону окна, которое скрывали светло-коричневые, чуть ли не оранжевые шторы. Оказавшись около него за пару шагов, она решительно сперва с одной стороны, потом с другой распахнула шторы, пропуская яркий свет солнца в комнату, что отгонял остатки прошедшей ночи. Пару лучей упало мне на лицо, отчего, поморщившись, я открыла сонные глаза, заставляя их позабыть мрак и привыкнуть к свету, и бездумно глядела в потолок, не обращая внимания на маму. — Доброе утро, милая, — теперь уже она подошла к моей кровати, которая находилась чуть правее от окна, и сбросила с меня легкое одеяло. — Рени, лицей не ждет! Призываю тебя поскорее спуститься на кухню, — мама поцеловала меня в лоб и вышла с комнаты, оставив и дальше хлопать сонными глазами. Она знала, что я больше не засну.       Вот черт, почти получилось узнать, что скрывается за этим свечением! Которое уже утро я говорю после сна слово «почти»… Но нет времени на обдумывание сна, ведь мама права: лицей ждать не будет, как и папа, чтобы не начать съедать вторую порцию завтрака.       И спустя несколько минут я вижу свою любящую семью: отец внимательно читает свежую газету, временами поднося кружку кофе к губам и отпивая оттуда, а мама составляет список покупок и дел, которые ей сегодня предстоит сделать. Она вечно что-то планирует, и, наверное, поэтому у нее выходит всегда всё идеально. Если меня спросят «Кто твой идеал?», то я беззвучно и бесспорно укажу рукой на свою мать, Аннет Мюрай. В свои сорок девять лет она не потеряла стремления знать и быть в моде, к чему многие и не стремятся в этом возрасте, оправдываясь словами «Ну куда мне уже мода в мои-то года». Мама всегда была и остается самой красивой в моей жизни женщиной, возможно, потому что она самый близкий для меня человек, а красота не во внешности, а в том, какой ты. Но Аннет красива не только душой и сердцем, но и внешностью: ярко-рыжие объемные волосы, не растерявшие цвет с возрастом, которые чаще всего собраны в самые разнообразные прически, миндалевидные голубые глаза, в которых, кажется, увидишь свое прошлое, настоящее и будущее, вытянутое лицо, аккуратный маленький носик и завсегда добродушная улыбка. Она постоянно старается действовать по заранее продуманному плану, не любит импровизировать. Для нее хороши те пути, которые уже встречались и у которых есть верный план разрешения — новое всегда ее заставляет впасть в недолгий ступор, но потом у нее всё равно находится идеальный план. У мамы постоянно есть четко поставленная цель, к которой она уверенно идет. И поэтому Аннет слишком серьезно относится к моему подъему по утрам.       Когда я была маленькой, мама мне объясняла, насколько важно ставить цели. И она брала в пример обычный выход из магазина. Держа одной рукой меня за ладошку, а другой пакет с покупками, она рассказывала: «Наша цель сейчас выйти из магазина. Все остальные покупатели, которые только зашли в помещение и идут нам навстречу, наша преграда, которую мы должны преодолеть, чтобы благополучно попасть домой. Так и в жизни. Ты поставишь цель, к которой непременно должна дойти, но всегда будут различные препятствия. Некоторые будут обходить стороной, другие — иногда мелькать перед взглядом, но есть и те, которые закроют обзор на цель. И, перестав видеть ее, думая, что всё напрасно, надо не прекращать идти вперед, как мы сейчас добираемся до выхода, обходя людей».       Моя мама всегда шла к цели, даже когда не было видно света в глубокой темноте. И когда у нее опускались руки, она находила в себе силы встать и пойти вперед с гордо поднятой головой. Аннет достойна уважения.       Мой отец, напротив, готов на половине пути сдаться, если позабудет о том, ради чего он старался. Но, благо, у него есть моя мама, как и у меня, которая является нашим помощником в этих делах. Без нее папа, Грегоир Мюрай, не смог бы добиться высшей должности в своей карьере, став директором в одном из коллежей Гавра. Он справедливый человек, который готов защищать невиновных, даже если весь коллеж накинется с обвинениями против них. Папа выслушает каждого, а потом будет обдумывать и находить верные решения. Осмотрит все доказательства, примет к сведению слова свидетелей и, так называемого, виноватого. Мой отец считает, что, какой бы ни был человек, прав или неправ, тот всегда должен оставаться человеком.       Моему отцу пятьдесят три года. За всю свою жизнь он пережил хорошие и плохие моменты, повстречал множество людей и добился высот. Но, по словам папы, самое лучшее в его жизни — встреча с Аннет. Они встретились в молодости, когда ему было двадцать лет, а моей маме шестнадцать. Грегоира привлекли ее рыжие волосы, которые несильно колыхались на ветру, и глубокие синие глаза, смотрящие в его карие. В то время у него были длинные волосы под цвет своих глаз, а на лице не появилось еще ни одной морщинки. Сейчас же он выглядел совсем иначе: коротко стриженные наполовину поседевшие волосы, кое где видна лысина, морщины на лице — всё это указывало на то, что отец прожил уже полвека. Он выглядит хорошим человеком, располагающим к себе: круглые щеки, достаточно полное телосложение и добродушная улыбка. В будние дни отец постоянно носит черный классический костюм; довольно сложно увидеть его в майке и шортах. Образ, как и полагается, для делового человека.       Спустившись по лестнице на первый этаж нашего дома, я зашла на кухню, и родители заметили меня. Мама лишь покачала головой, всё еще рассуждая о планах, а папа улыбнулся и пожелал доброго утра. Я люблю свою семью.                   ***       Отец отвез меня на учебу, поцеловал в щеку и поехал на свое место работы. Раньше я училась в заведении, где папа является директором, но перешла в лицей. На самом деле, я рада этому, ведь в том коллеже за мной был тотальный контроль, а любой уважающий себя подросток не захочет, чтобы за ним следили как за младенцем. В принципе, любой человек не будет желать такого присмотра за каждым его действием или словом.       Бросив скучающий взгляд на учебное заведение, я надела коричневый небольшой рюкзак, который всегда сопровождал меня, на одно плечо и незаинтересованно поплелась вперед. Я не питаю какой-либо неприязни к своему лицею, вовсе нет.       Здание достаточно привлекательно и, впрочем, как и многие учебные заведения у нас в городе, выглядит довольно старым, что добавляет ему некоторого шарма, духа старинных знаний. Но внутри всё реконструировано. Думаю, что, не сделав этого, здание долго не прослужило бы. В нем всего три этажа, но масштаб самого лицея позволяет спокойно заблудиться в нем, особенно тем, кто не знаком с его коридорами. Само здание впечатляет своим могущественным видом, и здесь, как и в любом учебном заведении, учится достаточно большое количество различных ребят. С разными характерами, действиями и мыслями. Но даже будучи непохожими друг на друга, большинство из них, словно злая шутка, одинаково реагирует на меня. Никогда не любила находиться в центре внимания. Как жаль, что жизнь не слышит меня и устраивает всё по-своему.       Мимо меня проходят ученики, которые либо весело болтали с друзьями, либо совершенно спокойно без капли эмоций на лице шли на занятия. Видимо, только я одна не питаю никакого желания находиться здесь? До сих пор мне встречались лишь радостные лица. Не связано ли это с тем, что я сама хочу ощутить радость от нового учебного дня? Почувствовав себя крайне неуютно среди всей толпы, я накинула капюшон своей однотонной коричневой кофты, скрывая под ним свою рыжую голову и думая, что хоть так их настрой не передастся мне. Ну, или хотя бы никто не обратит излишнего внимания на меня.       Со спины начал доходить зовущий меня крик девушки, с каждым разом звуча всё ближе ко мне. Сделав вид, что до моих ушей ничего не доносится, я прибавила шаг, но и девушка не намерена отставать, постепенно приближаясь. Это превращается в настоящие догонялки хищника и жертвы. Сбежать сейчас у меня так и не получилось.       — Рени Мюрай! — ощутив чужую ладонь на своем плече, мне пришлось остановиться, пока девушка окончательно не поравнялась со мной. Дальше я продолжила идти вместе с Марианн Ривар, которая казалась запыхавшейся. Неужели она бежала лишь ради того, чтобы нагнать меня и поздороваться? — Оглохла что ли? Я тебя зову-зову — ноль реакции!       — Прости, задумалась, — будем честны, у меня не было ни малейшего желания вести беседу с кем-либо, особенно с Марианн. Она неплохой человек, но слишком энергична для меня. Каждый день вижу ее бодрой, готовой пуститься во все приключения. Что она такого съедает на завтрак, что ее энергия бьет ключом?       — Каждое утро слышу одну и ту же отговорку, придумай уже хоть что-то новенькое! — проговорила она без какой-либо злобы или обиды. Марианн привыкла к моей незаинтересованной и избегающей общения натуре. Для меня до сих пор остается загадкой образование нашей дружбы, ведь Марианн и я — два абсолютно разных человека. Она любит находиться в центре внимания, видеть в глазах прохожих восторг при одном только взгляде на нее, быть яркой и активной. Полная противоположность меня. Если бы не первый шаг Марианн к нашей дружбе, я уверенна, наше общение и не пустило бы корни. И кажется, она совсем не жалеет об этом. Я ей определенно нравлюсь, и многие остальные учащиеся разделяют ее мнение обо мне. Готова сказать точно: ей неописуемо нравится ощущать свое превосходство от моей компании, когда остальные остаются незамеченными мной.       Марианн Ривар красива — с этим согласятся многие, встретив в своей жизни хоть раз эту девушку, и я в том числе. Ее крутящиеся блондинистые волосы, длинные ресницы, которые каждый день покрыты не одним слоем черной туши, делая акцент на не без того очаровательные янтарные глаза. Она невысокая и ненамного ниже меня, но ее обувь, имеющая либо каблук, либо небольшую платформу, делала нас одного роста. На вид Марианн кажется хрупкой девушкой, имея телосложение как у феи из самых очаровательных детских сказок. Единственный минус, который мои глаза ежедневно замечают в девушке — ее гиперреактивность, которую довольно сложно унять.       В ее внешности нелегко разглядеть какой-либо изъян, если, конечно, не начать специально выискивать его, ведь даже у самого первого красавца на планете Земля, что одержал победу в голосовании благодаря многочисленной симпатии читателей журнала, можно отыскать за что ухватиться, но подруга почему-то постоянно принижает себя, не осознавая своей прелестной внешности. Жаль, что та не может разглядеть своей красоты в зеркале вместо мелких изъянов. А виной тому прилипшие к ней комплексы, которые когда-то давно ей безжалостно внушили, и избавиться от них Марианн пока не в силах, каждый день живя с ними бок о бок, словно сиамские близнецы те облепили ее и срослись.       Знакомы мы с ней давно, но общаться стали спустя несколько лет с первой встречи. С самого первого класса начальной школы нам повезло оказаться в одной группе, но мы никак не контактировали, желая по возможности избежать компании друг друга. Нам было, мягко говоря, неуютно, как, впрочем, и осталось сейчас с моей стороны, но, готова признать, немного меньше. Всё же чем больше проводишь времени с определенным человеком, тем менее чужим он становится тебе. И лишь на втором году обучения в коллеже, где мы снова попали в один список учащихся класса, наше общение родилось. Конечно, не я стала инициатором, учитывая, что спокойно прожила бы и без дружбы со сверстниками; Марианн однажды присела напротив меня, затеяв разговор — так и образовалось наше ежедневное общение. Сперва лишь краткие фразы она кидала мне, и я отвечала тем же, а затем от ее слов невозможно было найти отбоя. До сих пор для меня остается нерешённой загадкой наше знакомство: почему Марианн вдруг ни с того ни с сего решила связать нас дружескими узами?       Я знаю о Марианн не так мало, но и не особо много: девушка часто говорит о себе и о своей жизни, но я запоминаю, в лучшем случае, лишь одну треть информации, поступившей от нее. В самом начале нашего общения я не видела в этом особого смысла, планируя, что в скоро будущем наше общение как внезапно появилось, так и исчезнет, а затем это вошло в привычку — не запоминать большую часть ее слов.       Мы зашли внутрь учебного заведения, и нас встретил светлый, в меру яркий, но не бьющий в глаза своей насыщенностью интерьер лицея. Здесь приятнее находиться, чем в моем старом коллеже: тот напоминал своим видом местообитание вампиров — настолько там всё казалось таким мрачным и неярким. Стены выкрашены в бежевый цвет, а под ногами трехцветная плитка: синяя, зеленая и белая. К стенам по периметру коридоров приставлены небольшие кожаные изумрудные диванчики, которые на каждой перемене заняты учениками, отчего довольно сложно отыскать свободное местечко. Множество больших окон, благодаря чему в солнечные дни в кабинетах и коридорах было светло и без искусственного освещения, но, когда солнце скрывается за тучами и в небе проявляются первые признаки дождя, спасают лампы на потолках, светящие холодным цветом.       — Как же сложно было встать с кровати сегодня, не представляешь. Еще и эти волосы мыть каждое утро, просто ужас! — жаловалась Марианн на сегодняшнее утро, с точностью как и вчера. И так начинается каждый учебный день. Та шла слегка полубоком от меня, чтобы при беседе смотреть мне в глаза. Девушка любит отдавать всю себя собеседнику, желая получать такую же отдачу взамен. Марианн встала ближе ко мне и прикоснулась к волосам, проведя ладонью по ним вниз; я отмахнулась, и подруга виновато улыбнулась, вернувшись в прежнее положение. — Завидую тебе, твои волосы на второй день кажутся такими чистыми.       Проходя мимо учеников, я заметила закономерность в каждом новом дне: многие здоровались со мной или просто одаривали улыбками. Как будто все в этом лицее знают меня, и только лишь мне неизвестны их лица. Это словно странный, совершенно непонятный спектакль, поставленный жизнью лично для меня. Комедия, которую мне не суждено понять. И всё же я не буду пытаться изображать фальшивый смех, не желая делать вид, что, как и все остальные, поняла весь юмор в этом фарсе.       Мне становится неуютно от всей этой атмосферы: я не знаю их имен, их классов и возрастов, а они знают обо мне всю эту информацию, если не больше. Не будь здесь Марианн рядом, я не смогла бы найти в себе силы войти внутрь этого заведения ровно до звонка, и пусть опоздала бы! Мне неприятно находиться среди этих людей, которые улыбаются при виде меня и спешат поскорее поздороваться, поговорить. Никто не замечает моего дискомфорта или же я прекрасно его скрываю? Суета вокруг, их приветливые лица и улыбки — всё это противно мне. Это не то, чего желала я. Меня радуют учащиеся, что целиком и полностью не видят во мне что-то прекрасное, что-то, к чему неосознанно тянутся остальные, но их, к моему сожалению, не так много здесь. И ведь даже нет ни единой причины для всеобщей любви ко мне! Я, по крайней мере, не могу найти хоть что-то стоящее в самой себе, отчего люди так любезны со мной. Хотелось бы стать невидимой для всех окружающих, чтобы моя личность больше не приковывала столь много внимания.       Мне не нравится вызывать такой восторг у людей, ведь я не добилась никаких высот для этого, а мои родители обычные французы. Все они хотят дарить мне свою любовь, а я не хочу ее получать. Почему я любима всеми, когда хочу банального уединения от остальных?       Я пытаюсь развеять в себе всю неловкость, неосознанно сжав руку в кулак, отчего ногти неприятно впились в кожу ладони, и непринужденно отвечаю Марианн:       — Ты думаешь, всем не наплевать на твою немытую голову сроком в один день?       — Как у тебя всё просто, — Марианн опечаленно выдохнула и зачесала выбившуюся прядь из обыденного конского хвоста за ухо. — Конечно, тебя и с немытой головой любить будут, а меня… Кому есть дело до всего лишь подружки Рени Мюрай, чье имя не каждый знает! — стала драматизировать всю ситуацию Марианн, вкладывая в каждое слово слабую актерскую игру. В шутку, конечно же. Она не тот человек, который станет обижаться из-за такой мелочи и излишне глупо обвинять меня в том, что не подвластно моему контролю и от чего я сама бы с радостью отказалась, поэтому мы редко ссоримся. Даже с нашими непохожими характерами и жизненными ценностями. И в принципе, я готова признать — она на самом деле комфортный человек для общения. Но Марианн всё равно раздражает меня временами, как, например, прямо сейчас.       Неосознанно девушка затронула тему, которая неприятна мне, отчего злость резко нахлынула на меня, и я, признаюсь, перестала контролировать свои слова и действия.       Мне довольно сложно понять Марианн и ее желание быть любимой всеми. Говорят, чтобы понять человека, надо представить себя на его месте, но, кажется, я никогда не смогу этого сделать. Одна мысль о получении той любви, которой одаривают меня ежедневно, заставляет вздрогнуть.       — Тебе нравится, что у меня всё так легко и просто? — я замедлила шаг, желая разобраться в ее словах, которые задели меня и возвысили уровень моего раздражения в данную минуту. Как глупо, но так и произошло.       Меня не так-то просто взбесить, тогда почему такая мелочь нехило ударила по моей гордости?       — Я имела в виду… — она попыталась объясниться, испугавшись, что я могла неверно понять ее слова и навыдумывать лишнего, но я нагло перебила ее:       — Если действительно нравится, то перестань загоняться по ерунде, Марианн, — раздражение взялось из воздуха и неистово бурлило во мне, подняв температуру тела на полградуса. От минутного недовольства, не желая возвращать самообладание на место, я позволила себе добавить нотки грубости в свои слова, что, наверное, задело Марианн. Хочу заметить, я довольно редко выпускаю пар на волю, стараясь каждый раз проглотить всю желчь от обид целиком. И от этого, возможно, Марианн невольно стала свидетельницей окончания моего терпения и образования нового круга съедания недовольства.       Марианн непонимающе хлопала черными от туши ресницами, не находя нужного ответа, а я ускорила шаг и вошла в аудиторию без подруги. Она в смятении, определенно, но сейчас это самая маловажная вещь для меня.       Мне определенно стоит успокоиться, и для этого подруге не стоит пребывать рядом со мной каких-то пару часов. Я уверена, за это время девушка успеет позабыть о моем слегка грубоватом ответе. Это же Марианн.                   ***       Моя мама идеальна, но будем честны: ещё не успел родиться человек без изъянов, что открыл бы людям глаза на совершенство во всей красе. Они есть даже у идеала, каким бы он ни был. Без недостатков мы бы не имели представления о совершенстве, а все — даже самые неудачные! — создания человека мы принимали бы за эталон, ниспосланный нам самим всевышним. Но мы ведь люди разумные и замечаем любые неудачи, подмечая, что и в той штуковине нет ни грамма прекрасного. И как было бы создано что-то идеальное без многочисленных проб и ошибок, в которые обязательно включены недостатки от самых мелких до крупных, величиной в саму планету? Всеми известную Мону Лизу, с которой не знаком разве что новорожденный малыш, что ещё и говорить толком не умеет, Леонардо да Винчи нарисовал, имея навык в этом деле, который обрёл спустя множество проб и ошибок, ведь всё идеальное именно по такому нелегкому пути и создается. Ничего не бывает просто так по волшебству — ко всему надо приложить усердие и кропотливую работу, если, конечно, непременно хочешь добиться успеха.       Вспомни Мону Лизу, а затем представь Леонардо да Винчи в самом начале своего творческого пути: стоит молодой парнишка перед мольбертом, совершенно не осознавая своего великого будущего, и рисует неровные кружочки с палочками, не имея отработанной временем техники. Каждый великий человек был ребенком и не мог удержать ровно ложку в своей руке. Каждый с чего-то начинает. Стоит лишь попробовать.       Все мы, вероятно, видим ежедневно в наших гаджетах красивых людей, а после думаем, насколько ужасны мы. Вглядываемся в лицо, подмечаем каждый прыщ, щипаем свой живот, оценивая уровень жира, ищем в себе любую погрешность, чтобы понять, почему мы не такие идеальные, как они — картинки в интернете. Но правда в том, что недостатки есть у каждого, даже у тех самых прекрасных людей из смартфонов. Наши несовершенства помогают нам стать лучше, приблизиться к тому самому идеалу, но даже так мы всегда будем далеки от него, пока сами для себя не поймем, глянув в зеркало, что «Да-да, именно я самый лучший». Ведь прежде всего надо примириться с нашей неидеальностью, полюбить себя и её, и только тогда наступит гармония, а идеал не придется искать, ведь он — это мы.       Идеала не существует, пока мы не отыщем его в себе.       Я твердо убеждена: совершенства невозможно достичь, ведь всегда найдется кто-то получше нас. Но зачем равняться на остальных? Идеала нет, но мы можем попытаться стать им в своих же глазах.       Вернемся к изначальной теме: моя мама излишне опекает меня. Хоть я и выросла с того возраста, когда любой высокий предмет грозил задавить меня насмерть, а слегка заострённый конец пластмассовой игрушки нанести мне тяжёлые увечья, но ее волнение не ушло, даже наоборот: стало выше прежнего значения.       Этот день, к несчастью мамы, не прошел без происшествий, и сейчас я дожидаюсь ее, сидя в медкабинете на белой кожаной кушетке. К голове прикладываю лед, который дала мне пять минут назад медсестра нашего лицея, и осматриваю кабинет. Вокруг так же светло, как и в самом учебном заведении, вокруг витает запах лекарств, заставляя мысленно очутиться в больнице, к стенам приставлены стеллажи и шкафы с различными медикаментами, которые могут понадобиться в оказании первой помощи, белый стол с документами и другими бумажками, а за ним сидит темноволосая женщина с круглыми очками на носу, записывая что-то в один из таких листов и поглядывая на часы, висящие над входом. Иногда она бросает взгляд из-под своих очков на меня и спрашивает «Ну как ты?», и каждый раз я отвечаю «Нормально». Всё в действительности стало лучше, и я могла бы спокойно добраться домой одна, но без сопровождения она отпустить меня не может. Вдруг со мной что-то случится по дороге? И лишь по этой причине мы сейчас ждем Аннет, которая, вероятно, со всех ног бежит сюда, оставив все незаконченные дела по дому. Мама чересчур переживает, даже если дело обстоит намного лучше, чем ожидалось.       Всё случилось пару минут назад на уроке физкультуры. Я не успела осознать что-либо, как почувствовала резкий удар по голове, а потом сильную боль в той области. Слезы хлынули из глаз защитным механизмом, а рука придерживала место поражения, желая своим теплом принести обезболивающий эффект. Многие учащиеся ахнули, а виновник подошел и стыдливо начал расспрашивать про мое самочувствие, время от времени извиняясь. Но все его слова я пропустила мимо ушей, ведь в тот момент меня волновала лишь моя боль. Учитель быстро ко мне подбежал, удостоверился, что я могу самостоятельно идти, и отвел в медпункт за оказанием всевозможной первой помощи. И вот теперь я здесь, сижу и жду маму, которой позвонили и сообщили об инциденте, попросив незамедлительно явиться и забрать меня. Постепенно боль уходила, и завтра единственным напоминанием о столкновении с мячом будет болючая шишка.       Время идет, и лед уже растаял, а вместо него в пакетике образовалась вода. Благо, мусорное ведро находится недалеко, и мне оказалось достаточным всего лишь протянуть руку, чтобы выбросить пакет. Спустя две минуты дверь кабинета резко раскрылась, и мы с медсестрой одновременно бросили взгляд на явно торопившегося гостя. На пороге стояла запыхавшаяся Аннет, что бегло оглядывала медкабинет и пыталась отдышаться. Не поздоровавшись с женщиной, мама, увидев меня, подбежала и наклонилась, чтобы наши лица были на одном уровне.       — Как ты, милая? — ее дыхание сбивалось то ли от волнения, то ли от недавнего бега. Она взяла мое лицо в руки, легонько вертя им и вглядываясь в каждый открытый участок кожи. Не заметив чего-либо опасного, мама чмокнула меня в лоб и погладила по голове, но дотронулась до места ушиба, из-за чего я тихонько шикнула от боли. — Прости, дорогая. Сильно болит? — я кивнула. Мама виновато улыбнулась и встала, посмотрев на медсестру. — Здравствуйте, я мама Рени, Аннет Мюрай. Всё ли с ней в порядке?       И дальше начался довольно длительный диалог между мамой и медсестрой. Я не особо вникала в него, ведь если и будет что-то важное, то Аннет запомнит и обязательно напомнит не один раз, и просто ждала, пока мама разузнает всё, что ее интересует, и мы пойдем домой, где можно будет отдохнуть. Время казалось бесконечным в ожидании, и уже спустя минут десять мы покинули кабинет; мама позвонила отцу, объяснила кратко всю ситуацию, слегка приукрасив произошедшее, и попросила заехать за нами. Долго ждать не пришлось: папа примчался быстро, словно только и ждал этого момента всю свою жизнь.       Ехали мы недолго. За это время мама успела подробно рассказать отцу о моем неудавшемся уроке физкультуры, про беседу с медсестрой и о ее личных переживаниях. Грегоир на ее слова периодически кивал и молчал, не отвлекаясь от дороги. Мой взгляд направлен в окно, но за какие-либо объекты зацепиться им было сложно, словно всё это не реальность, а просто какие-то неразборчивые картинки, которые никак мне не пригодятся в дальнейшем. Виновата ли в этом недавно полученная травма? В тот момент у меня не было никакого настроения, даже чтобы просто рассматривать проезжающие улицы в окне. Рассказав всё отцу, мама уже обратилась ко мне, предложив сходить к врачу и проверить ушиб. Она поделилась своими страхами о всевозможных ранениях и сотрясениях, которые могли образоваться после удара мячом. Но я отказалась, убедив ее в том, что, не считая место ушиба, которое болело при каждом прикосновении, чувствую я себя хорошо. Аннет взяла с меня слово, что если что-то ухудшится, то я сразу же оповещу ее об этом. На этом мы и закончили.       Мы доехали и зашли в дом. Я сразу же отправилась в свою обитель, а родители остались на кухне. Поднявшись по лестнице и свернув налево, лениво, будто с меня выжали все соки за этот день, зашла в комнату и сразу же подошла к кровати, упав на нее, после чего ушиб отозвался резкой болью. Через пару секунд она сошла на нет, и я спокойно вздохнула, расслабляясь после всего произошедшего сегодня. Не имея сил и желания сейчас вставать и переодеваться в домашнюю одежду, посмотрела в потолок, раскинув руки в разные стороны. Я ощутила себя морской звездой, которая тихо и спокойно лежала на дне океана, где никто не смеет тревожить ее. В комнате стояла усыпляющая тишина, было тепло и комфортно. Закрыв глаза, мне понадобилось меньше минуты, чтобы сон взял власть над моим сознанием.       Знакомая темнота снова встречает меня, приглашая прогуляться по ее просторам.