***
— И где, спрашивается, эта Тереза, когда она нужна? — безуспешно стараясь заколоть волосы на затылке, возмущалась Милдред, очень недовольная резким и малоприятным пробуждением. Она только заснула, пусть и в кресле, но зато в весьма удобной позе, когда кто-то из стюардов застучал в дверь. А потом, ничего толком не объяснив, уже помчался к следующей каюте, будто так было правильно — оставлять пассажиров с ощущением смутой тревоги. Мама не выглядела сильно взволнованной. Пожалуй, лишь раздражённой и уставшей после долгого дня. Оттого движения её, плавные и лишённые резкости, были столь неторопливы, что Стейси, замершая рядом с гардеробным шкафом, изнывала от нетерпения. Она совершенно не понимала, что происходило, но поддалась настойчивым требованиям стюарда и, помня о том, что на воздухе, куда их и направляли, было холодно, взяла у матери кашемировое пальто. Лучше было бы надеть, конечно, что-нибудь потеплее, но Милдред, не видя смысла ворошить уложенные в чемоданы вещи, просо велела ей захватить с собой ещё и шаль. — Не думаю, что это надолго, — сказала мама, бросив попытки собрать приличную причёску и отложив резной гребень к зеркалу. — Но что случилось? Ты понимаешь хоть что-нибудь? — Нет, — миссис Монтгомери поджала губы. — Но я непременно выскажу Брюсу по поводу того, какой персонал они набрали на корабль. Это не я должна бегать за стюардами, выспрашивая и выясняя что-то, а наоборот. В конце концов, где обещанный сервис? Стейси слабо улыбнулась на эти возмущения. О, если мама пойдёт жаловаться, то мистеру Исмею точно придётся запастись терпением, чтобы выслушать все её претензии. Но в дверь вновь, как и некоторое время назад, постучали. — Если это опять тот же мальчишка, — протянула Милдред, однако фразы своей не закончила, видно, не придумав никакого обоснованного «то». Вместо этого, громко хмыкнув себе под нос, она, поправляя воротник шубы, подошла ближе и надавила на ручку, распахивая дверь настежь. Лицо её, до этого хранившее выражение язвительного пренебрежения, вдруг вытянулось. — Вы? — пробормотала она, и Стейси тоже решила выглянуть в коридор, рассчитывая удовлетворить любопытство и выяснить, что же её так изумило. — Миссис Монтгомери, — запыхавшись, отозвался Томас, ладонью оттирая горячий пот со лба. Даже в расстёгнутом пальто ему было невыносимо душно, а тяжёлая ткань, как назло, лишь придавливала к полу. — Вы что тут делаете? — вскипая от негодования, грубо спросила Милдред, почувствовав приближение дочери. Ну нет, она не собиралась сейчас быть милой и обходительной, пусть даже Стейси неоднократно просила её об этом. — Я… — Томас, уставший и встревоженный, шумно выдохнул от облегчения и, едва не пошатнувшись, опустил плечи. Он заметил выглянувшую из-за спины матери Стейси. И на сердце у него сразу стало чуть спокойнее. — Я тебя нашёл, — произнёс он тихо. — Она и не терялась, — заслоняя дочь, отрезала Милдред. Мистер Эндрюс только мотнул подбородком и, стараясь прийти в себя, без разрешения вошёл в каюту, принимаясь тут же быстро и внимательно её оглядывать. Милдред от возмущения даже приоткрыла рот, но Стейси дёрнула её за рукав и покачала головой, наблюдая за Томасом со схожим недоумением. — Миссис Монтгомери, я даже боюсь представить, какого вы обо мне мнения, — подойдя к шкафу, он распахнул дверцы, но обнаружил на верхних полках только аккуратные стопки одежды, — но сейчас я требую от вас… Да где же они? — в нижних ящиках тоже ничего не оказалось, и Томас глухо выдал. — Дьявол! Милдред посмотрела на него с неприкрытым недовольством. — Я бы попросила вас не выражаться. Вы не среди ваших рабочих. — Извините, — Томас снова заскользил взглядом по комнате. Миссис Монтгомери, весьма озадаченная, отметила про себя, что он не решался смотреть в её сторону. Да и на Стейси тоже — глаза его будто поблёкли, потускнели. Как бы Милдред не относилась к нему и его увлечению дочерью, Эндрюс всегда создавал впечатление сильного человека. Но сейчас, казалось, что-то в нём надломилось. А потом он торопливо подошёл к кровати и, опустившись на колени, зашарил под ней ладонью. — Да что вы делаете, право слово? Это обыск? — Нет, конечно нет, — Томас невесело улыбнулся и поднялся с пола. — Вот. Я очень прошу, надевайте поскорее и идёмте за мной, я посажу вас в шлюпку. В руках он теперь держал обнаруженные в нише под постелью спасательные жилеты. Почему-то два, хотя на койко-место полагалось всего по одному. Что ж, это было удачным стечением обстоятельств. — Как — в шлюпку? — спросила, наконец, Стейси, и Томас, отведя взгляд, не нашёл в себе сил взглянуть на неё. Он чувствовал такую неподъёмную вину, что не представлял, как теперь вообще смотреть кому-либо в глаза. Но Стейси это совершенно не понравилось. Решительно подойдя к нему, она коснулась прохладной ладонью его щеки, ощутив лёгкое покалывание щетины под пальцами, буквально вынуждая Томаса, замершего в нерешительности, посмотреть на себя. — Надень жилет, — повторил он с болью в голосе, пытаясь отстраниться. — Всё будет в порядке, просто сделай, как я прошу. — Ты обманываешь меня, — она нахмурилась и, когда он снова попытался отвести взгляд, обхватила его лицо и второй ладонью, путая мысли нежными прикосновениями. Эндрюс тяжело сглотнул. — Не обманываю. Почти. — Так скажи же правду. Было бы всё в порядке, ты бы не заставлял меня перебираться через леера в шлюпку, верно? — Стейси, — едва не взмолился он, чувствуя ускользающее сквозь пальцы время. Но она лишь упрямо смотрела на него. — Я обещаю, что не испугаюсь, Томас. Она лукавила. Ей уже сейчас было страшно, особенно теперь, когда на Томасе лица не было, а он всё тянул с ответом, хотя, казалось, сам только что суетился и куда-то торопился. — Моя милая, смелая девочка, — вздохнул Эндрюс, притягивая Стейси ближе к себе, приобнимая свободной рукой за плечи и жмурясь, не желая видеть в её взгляде ужас. — «Титаник» столкнулся с айсбергом и сейчас тонет. Он ощутил, как она, дрогнув в его объятиях, напряжённо застыла. — Это ведь не вся правда, да? — пробормотала Стейси, услышав, как мама, сипло втянув в лёгкие воздух, рухнула в кресло. — Стейси… — Только правду, Томас. Пожалуйста. Эндрюс сжал зубы. — Помнишь, на экскурсии я говорил, что на борту ровно двадцать шлюпок? Этого едва ли хватит, чтобы спаслась лишь половина пассажиров. — А остальные? — слабым голосом спросила Милдред. — Остальные, значит, должны утонуть? — С вами обеими всё будет в порядке, — похолодев, снова уверенно сказал мистер Эндрюс, не собираясь, однако, отвечать на вопрос. Вместо этого он, вручив миссис Монтгомери один из жилетов, принялся помогать Стейси надевать другой. Вдвоём с этим справиться было куда проще. Томас, ловко подтянув шнуровку, как можно сильнее завязывал узлы, в то время как Стейси, замерев, просто бестолково следила за его пальцами. Слова, произнесённые им, всё никак не укладывались у неё голове. Разве мог «Титаник» утонуть? Вот так, в первом же рейсе, с сотнями обречённых людей на борту. Разве мог он сейчас, постепенно наполняясь водой, крениться вниз, будто в стремлении коснуться дна, без шанса на спасение? Разве это справедливо? Тихие слезы покатились у Стейси из глаз и, соскользнув по щекам, горячими каплями упали Томасу на ладони. Он тут же вскинул глаза, но лишь поджал губы, ничего не говоря. Казалось, бездна разверзлась у него под ногами, вдохнув в душу уже знакомую безысходность… Эндрюс не подавал вида. Старался контролировать всё, что мог, считая каждый удар сердца, которое то и дело резко кололо муками сожаления. Но жалостью сейчас нельзя было никому помочь. Он поправил жилет и на Милдред, а потом они втроём вышли в коридор. — А как же Тереза? — спохватилась вдруг миссис Монтгомери, стоило только двери в каюту щёлкнуть замочным механизмом, будто прощаясь с ними. — Вы знаете, где она? — взяв Стейси за руку и ведя их обеих за собой к лестнице, спросил Томас. — Нет, — Милдред помотала головой. — Бедная девочка… — Не отчаивайтесь раньше времени. Быть может, мы её встретим. Она далеко неглупая девушка, если что, сможет о себе позаботиться. Томас не ошибся. Тереза действительно вышла им навстречу, стоило только начать подниматься по лестнице. Взмыленная, явно торопившаяся, она лишь коротко рассказала, что новость о столкновении с айсбергом застала её в холле первого класса. Что она там делала, никто спрашивать не стал, хотя Стейси, не будь она так сильно погружена в собственные мысли, и догадалась бы без особого труда. Ещё в начале вечера, освободившись от всяких дел, Тереза, пользуясь тем, что миссис Монтгомери была занята общением с дочерью, позволила себе несколько пренебречь рабочими обязанностями. Можно было бы без труда успеть сделать всё и рано утром, но, поднимаясь в холл, где уже начал играть судовой оркестр, она чувствовала на сердце тяжесть. Конечно, это было неправильно — она работала, в конце концов. И деньги ей платили совсем не за то, чтобы слушать, как мистер Брейли, ловко перебирая пальцами, играл вместе с другими музыкантами что-то лёгкое и чарующее. Но Тереза не могла с собой ничего поделать. Она обещала себе остаться ровно на пару композиций, но в итоге задержалась до самого конца. До тех пор, пока Теодор, собирая ноты, её не увидел. — А, мисс Джонс, — сказал он, щегольским жестом поправляя чёлку. — Как поживаете? — Здравствуйте, Тео. Сегодня всё чудесно, — она и сама не заметила, как просияла, весьма тронутая тем, что одним своим появлением вызвала на его строгом лице улыбку. Кто-то из музыкантов не смог сдержать тихого смешка, и Теодор, погрозив ему пальцем, снова стал серьёзен. — Лишь бы уши погреть, — буркнул он, откладывая листы на крышку пианино и приглашающим жестом указывая Терезе в сторону пустующего коридора. — Быть может, вы хотите пройтись, мисс Джонс? Чтобы некоторые, — он стрельнул острым взглядом на посмеивающихся друзей, — не подслушивали. — Воркуйте, воркуйте. Нам-то что, — пробасил в ответ виолончелист, вертя в руках смычок, и мистер Брейли, осуждающе покачав головой, подал Терезе локоть, за который она тут же с благодарностью схватилась. Вопреки её ожиданиям, Теодор начал разговор не сразу. Вернее, он, казалось, даже и не собирался ни о чём говорить, потому как молчал всё то время, за которое они успели сделать круг по коридору и вернуться обратно. Собственно, и Тереза заранее не придумала никаких тем для беседы, а потому лишь цеплялась пальцами за ткань его пиджака, думая о том, как бесцельно они тратили эти свободные от забот минуты. — Вы так и не сыграли мне Чайковского, Тео, — решившись, заметила она чуть обвиняющим тоном. — Если бы вы предупредили, что придёте, сегодня непременно бы сыграл, — мягко парировал он. — Как насчёт будущего дня? — Вы уже обещали мне однажды. Где гарантия, что в следующий раз сдержите слово? — пытаясь не выдать усмешки, спросила Тереза. — А хотите, я выпишу вам персональный билет? Да-да, не смотрите так на меня, я говорю вполне серьёзно! Терезе Джонс на прослушивание «Лебединого озера», срок использования — пятнадцатое апреля. — А цена? — Цена? — Личный концерт, пусть и маленький, не всем может быть по карману, правда? Я бы хотела заранее узнать стоимость. Глаза Терезы лукаво заискрились, отражая свет от ввинченных в потолок ламп. Теодор, чувствуя, как покраснели уши, а воротник рубашки вдруг стал давить на шею, неловко кашлянул. — К чему это? Вы уже заплатили за билет на корабль, так что… — Но в стоимость ведь не входил Чайковский. Ну же, Тео, назовите вашу цену. Мистер Брейли, поправив галстук, прикрыл на миг глаза. Улыбка Терезы стала только шире. Ей отчего-то нравилось видеть его смущение и растерянность. Они так плохо сочетались со строгим выражением его лица, что это было даже немного забавно. — Возможно, — тихо начал он, — мой ответ будет несколько фривольным… Да что уж там, весьма фривольным! Но… — Продолжайте, не тушуйтесь. — В качестве оплаты я хотел бы ваш поцелуй! — выпалил он, наконец. — Я думаю, Чайковского можно оценить в один поцелуй. Глаза Теодора сверкнули энтузиазмом. Он внимательно взглянул на ничуть не удивлённую, весьма довольную его ответом Терезу, и подумал, что, кажется, этого она от него и добивалась, вновь обведя вокруг пальца. Что уж там, надо признать, это было весьма самоуверенно. — И я хотел бы получить аванс, мисс Джонс, — решившись, добавил Теодор тем же тоном, раз уж Тереза была настроена благосклонно. — Почему же не задаток? — Потому что, если сделка не состоялась, аванс в любом случае возвращается в полном объёме. А с задатком сложнее. Тереза тихо рассмеялась и покрепче схватилась за его локоть, как бы невзначай придвигаясь ближе. — В таком случае, куда вы хотите получить аванс? В щёчку? — склонив голову к плечу и хитро сощурившись, поинтересовалась она у стремительно краснеющего от собственной нахальности мистера Брейли. — Как вам будет угодно. Он глухо выдохнул, неловко почесав затылок, однако совершенно не рассчитывал, что Тереза в эту же секунду прижмётся губами к уголку его рта в легком, практически невесомом поцелуе. От удивления Теодору даже показалось, что пол качнулся у него под ногами. Тереза резко отстранилась. — Вы почувствовали? — хмурясь и отчего-то оглядываясь по сторонам, спросила она. Мистер Брейли лишь счастливо кивнул. — Я не об этом, — покраснела удивлённая невесть откуда взявшейся в себе смелостью Тереза. — Корабль как будто дёрнулся. Разве нет? — Странно, — пробормотал Теодор. — Я думал, мне померещилось. Вы уверены, мисс Джонс? — Да, ровно в ту самую секунду, когда мы… Что это могло быть? — Быть может, что-то с двигателями. Или с винтом… Я не очень-то разбираюсь в кораблях. Но, думаю, ничего серьёзного. Тереза, задумчиво кивнув, потянула его обратно в холл. Уж она-то знала, кто хорошо разбирался в устройстве «Титаника», если что, можно было узнать у мистера Эндрюса. Да и не было ничего удивительного в том, что этакая махина вдруг ни с того, ни с сего споткнулась на воде. Корабли, на которых раньше плавала Тереза, и вовсе безбожно тряслись в течение всего маршрута. Что уж тут удивляться единственному едва ощутимому толчку. И всё же… Мисс Джонс повела ничего не понимающего Теодора к выходу на прогулочную палубу, будто чувствуя, что ей надо было именно туда. Мистер Брейли, слабо возражая, шагал следом, только невольно ёжился под пронзительным, пробирающим до костей ветром. На шлюпочной палубе было пусто. Впереди темнел укутанный лёгкой дымкой спокойный океан. — Не на что тут смотреть. Идём, — позвал Теодор, пока Тереза пыталась вглядываться в даль. А потом на палубе появилось ещё несколько человек, судя по всему, тоже что-то почувствовавших. Они, как и мисс Джонс, негодующе смотрели на воду, пока кто-то, громко вскрикнув, не указал в сторону кормы: — Глядите, это что? Теодор похолодел, стоило только заметить медленно отдаляющуюся от корабля ледяную громаду. — Это айсберг, — выдохнул он. — Неужели мы его задели? — А говорил, не на что смотреть, — буркнула Тереза. — Пойдёмте до носовой части, Тео? Я хочу взглянуть, да и офицеры могут что-то сказать. — Холодно, — замотал головой мистер Брейли. — Тогда я пойду одна. — Вы упрямитесь совершенно необоснованно, мисс Джонс. — Всё равно пойду, — отпустив его руку, сказала она. И, не дожидаясь реакции Теодора, и впрямь пошла в сторону носа корабля, зябко потирая локти. Тео, звонко цокнув языком, торопливо зашагал следом, на ходу снимая пиджак и накидывая ей на плечи. Подходя ближе к офицерским помещениям, они почувствовали, что корабль стал медленно останавливаться, а потом увидели большие куски льда, раскиданные по палубе, рядом с которыми, явно забавляясь, толпились самые расторопные из пассажиров. Те шутили, что, пожалуй, такой сувенир из поездки был куда интереснее продававшейся прямо на борту «Титаника» памятной мелочёвки. — Такая холодина, что этот кусок и впрямь может не растаять до самого Нью-Йорка, — заметил какой-то джентльмен, пнув носком ботинка один из крупных осколков айсберга. Тот, легко заскользив по деревянному полу, весьма юрко прошмыгнул под леерами и перелетел через борт, звучно шлёпнувшись о поверхность океана. — Вот чёрт! — Ты сейчас, наверное, всех рыб распугал. — Да какие тут рыбы? Замороженные разве что. А почему мы остановились? — Я читал, корабли иногда останавливаются на ночь в ледяном поле… Тереза не понимала, что чувствовала. Её мелко колотило от холода, но при этом услышанный разговор чуть успокоил поднявшуюся в ней тревогу. Может и впрямь, «Титаник» просто остановился, чтобы ранним утром, когда будет лучше виден горизонт, продолжить путь? Это было, во всяком случае, безопаснее, чем на ощупь пробираться вперёд. — Пойдёмте-ка назад, мисс Джонс, — позвал Теодор. — А то вы совсем замёрзнете и заболеете. Тереза собиралась было возразить, что холода она, всю жизнь прожившая в промозглой Шотландии, переносила вполне терпимо, но услышала в голосе мистера Брейли дрожь и вспомнила, что всё это время была окружена теплом его пиджака. Удивительно, как у него, стоявшего в одних только рубашке и жилетке, ещё зуб на зуб попадал. Больше Тереза решила не заставлять его бессмысленно геройствовать. В конце концов, это ему грозило подхватить воспаление лёгких. И как же оркестр мог обойтись в оставшиеся дни плаванья без своего пианиста? Она согласно кивнула, и Теодор благодарно выдохнул облачко сизого пара. Они не стали идти обратно по променаду, свернули во внутренние коридоры, чтобы не окоченеть ещё больше, а потому не видели, как матросы, поднятые по приказу капитана, стали расчехлять спасательные шлюпки. К удивлению обоих, на корабле, казалось бы, умиротворённом, вновь начала бурлить жизнь — пассажиры, только-только отошедшие ко сну, покидали каюты, чтобы уточнить у стюардов причины остановки. Теодор, уводя Терезу дальше, обратно к холлу, где они и встретились, хмурился всё напряжённее, вслушиваясь в эти разговоры. Происходящее его категорически не устраивало. И, похоже, не его одного. У парадной лестницы, будто дожидаясь только мистера Брейли, собрался весь остальной состав оркестра, в том числе и струнное трио, с которым квинтет практически не пересекался. — Ты видел, что случилось? — тут же спросил у Теодора Уоллес Хартли, прижимая к груди скрипку. На Терезу внимания никто не обратил. — Видел, но ничего не понял. В честь чего у нас собрание? — Капитан дал приказал продолжать играть. — Играть? — озадаченно переспросил Теодор, принимаясь по привычке сразу же разминать пальцы. — Ох, неспроста это… Мисс Джонс, — обратился он к Терезе, — вы бы шли лучше к вашей мисс Монтгомери и были наготове. Что-то странное происходит. — Не пугай юную леди, Тео! Не до того. А вы, мисс, и правда, спросите у стюардов, что делать. Боюсь, мы не сможем больше уделить вам время, — Уоллес неловко улыбнулся ей уголками губ и одним кивком головы пригласил музыкантов занять свои места. Трио, попрощавшись с руководителем оркестра и квинтетом, решило вернуться в холл кормовой лестницы на палубе В, где обычно и играло. — Ну что ж, — Тереза, сняв с плеч галантно одолжённый пиджак, вернула его мистеру Брейли, — до встречи, Тео. С вас «Лебединое озеро», вы помните? — Помню. Аванс уже был получен, — твёрдо и спокойно отозвался он. Терезе от тона его голоса стало как-то не по себе, но она не смела ещё больше никого задерживать, лишь коротко, совсем по-мужски, пожала на прощание ладонь Теодора и, не оглядываясь, засеменила вниз по лестнице к каюте Стейси. Но, равно как и Томас, внутри она никого не застала. И лишь через какое-то время встретила сразу всех троих — мистера Эндрюса, мисс Монтгомери и её мать. Они были не на шутку встревожены. Томас, то и дело лихорадочно вынимая из кармана жилета часы, поглядывал на время. Минутная стрелка, словно какая-то неведомая сила ускорила её, крутилась будто бы слишком быстро. И мистер Эндрюс, с каждым разом всё крепче сжимая хрупкую ладонь Стейси, боялся не успеть, хотя верхняя палуба была уже совсем близко. Но разве могло это хоть каплю успокоить на тонущем судне? Экипаж, уже чуть придя в себя и осознав происходящее, всячески старался не допустить того, чтобы на корабле вспыхнула паника. Но в первом классе никакой ощутимой паники пока и не было. Большинство пассажиров, будто и не слыша предупреждений, не спешило подходить к офицерам. Томас ещё не знал, что по правому борту на воду уже успели спустить целых три шлюпки. Да так расторопно, что свободных мест в них было больше, чем занятых. Впрочем, руководивший эвакуацией по левому борту капитан справлялся не лучше. И пока мистер Лайтоллер разбирался с канатными талями, Смит и офицер Уайлд пытались наполнить шлюпку под номером восемь женщинами, отказывавшимися оставлять мужей, и детьми, также не желавшими покидать отцов. Уговоры совершенно не работали. Это было невыносимое зрелище — дети, разбуженные и утомлённые, плакали, горько и надрывно. От этого начинала болеть голова, кто-то из мужчин, раздражаясь, торопил офицеров, пряча руки в карманах пальто. — Сначала только женщины и дети! Господа, помогите дамам. Вот так, мисс, отлично… — Почему здесь так мало людей? — оглядываясь по сторонам, спросила осипшим от волнения голосом Стейси. Томас непонимающе закачал головой. — Я не знаю. У корабля уже ощутимый дифферент на нос… Капитан, — позвал мистер Эндрюс Смита, как раз помогавшего сесть в шлюпку какой-то леди, — почему все медлят? Сколько шлюпок уже на воде? — С нашего борта эта будет первой. За правый борт отвечает мистер Мёрдок, оттуда мне пока сообщили только о двух. — Но, сэр, надо всех поторопить! Сказать, чтобы садились… — Мистер Эндрюс, — с губ Смита сорвался тяжёлый вздох. Он, отведя Томаса в сторону, указал на палубу. — Взгляните сами. Пассажиры не подходят. Не сажать же их насильно, дёргая за рукава. — Дёргать, — упрямо поджал губы Томас, — а если надо, и перетаскивать через леера. В конце-то концов, — он едва не зашипел сквозь зубы от отчаяния, — не собираетесь же вы позволить, чтобы шлюпки были полупустыми! Сколько тут у вас? Томас из-за плеча капитана выглянул за борт, туда, где ёжась от негодования и холода, сидели в лодке женщины, ожидая, когда их, наконец, спустят на тёмную океанскую воду. Пассажиров было не более дюжины. От понимания этого липкий ужас, охвативший Эндрюса, мурашками пробежался по влажной от пота спине. — Тут нет даже двух десятков, — хрипло произнёс он, силясь вздохнуть. — Капитан… В небо потоком белых искр взвился сигнальный огонь и, взорвавшись с оглушительным грохотом, осветил лицо Смита. Томас ещё никогда не видел таких лиц. Мертвенное, безжизненное, оно, казалось, не было готово противиться судьбе. И просто заранее застыло посмертной маской. Томас с нарастающей паникой понял, что, взгляни он сейчас на себя в зеркало, увидел бы нечто подобное. Потому что, как и капитан, чувствовал, что был обречён. Хотел ли этого? Нет, разумеется, нет. Но вина, оправданная или не совсем, всё равно жгла душу, выцарапывая на сердце глубокие раны. Которые, кровоточа, в любом случае никогда не смогли бы затянуться. — Капитан… — повторил он снова, и голос его задрожал. — Давайте поможем пока тем, кто готов сейчас принять нашу помощь, мистер Эндрюс, — отозвался Смит и указал Томасу за спину. Там, обступив офицера Уайлда плотным кольцом, стояло ещё несколько человек, ожидавших, когда матросы подадут им руки, чтобы занять свободные места в шлюпке, и Смит торопливым шагом пошёл офицеру на выручку. Среди дам Томас увидел и графиню Ротес с мисс Черри. Они о чём-то говорили с Милдред, жавшейся к смиренно застывшей рядом Терезе. Сердце ушло у Томаса в пятки, когда он не нашёл взглядом Стейси. И лишь спустя секунду сообразил, что так и не выпустил её ладонь из своей крепкой руки, сжимая пальцы едва не до боли. Но Стейси молчала, ничего не возражая. Лишь смотрела на него покрасневшими глазами, тихо глотая слёзы. Громкий выдох облегчения вырвался у Томаса, когда он, будто скинув с плеч невыносимую тяжесть, притянул Стейси к себе, чувствуя вставший в горле горький ком. — Я почему-то подумал, что потерял тебя, — просипел он ей в ухо, гладя её по волосам и, видимо, не вполне отдавая себе отчёт в том, что происходило. Руки его вновь задрожали, и Стейси, будто поняв поднявшуюся в нём панику, ещё теснее прислонилась щекой к его нервно вздымающейся груди. Его сердце резко и сильно билось у неё под ухом, выдавая с головой такое искреннее, абсолютное желание жить, что ей самой стало больно. — Я тебя не оставлю, — пробормотала она, целуя сухими губами его в шею. — Ни за что, Томас. Он похолодел. — Конечно, нет, милая. Лишь ненадолго, ладно? — Нет! — Стейси, пожалуйста. Ты же сама понимаешь, если я буду знать, что ты в шлюпке, что с тобой всё в порядке, мне будет проще. — А я, значит, буду мучиться неведением? Нет, Том, я не хочу! Я лучше с тобой! — пока он старался отстраниться, она только сильнее сжимала пальцы у него на спине. Он с тяжёлым вздохом уткнулся носом ей в макушку. Ведь знал, что лгал. И ей, и самому себе. Сердце в любом случае было бы у него не на месте. Томас бережно сжал Стейси за плечи, от чего по всему телу пронёсся ток, и быстро выпалил на одном дыхании: — Нам надо поторопиться, милая. Подумай о своей маме. Она у тебя очень сильная, но представь, каково ей сейчас… Стейси… Ты ведь тоже у меня смелая и сильная, правда? Она отчаянно замотала головой. — Совсем нет. Я трусиха, я всего боюсь… Я не сильная, Томас! Совсем не сильная, — уткнувшись любом ему в плечо, громко всхлипнула она и задрожала. — Но ты справишься. Давай же, Стейси. Пожалуйста, ради меня. — Я не могу! Том, ты слышишь? Я не пойду одна, — слёзы застилали ей глаза, катились по щекам и впитывались в его рубашку. — Не могу, не могу… — упрямо повторила она, жмурясь и боясь наткнуться на его растерянный взгляд. — Можешь! — не сдержавшись, сказал он строго и потянул её к шлюпке, туда, где стояла Милдред. Состояние миссис Монтгомери едва ли было лучше, но она хотя бы держала себя в руках. Графиня Ротес в это время уже заняла место в шлюпке и теперь с беспокойством смотрела оттуда на всё, что творилось на корабле. На племянницу и мистера Эндрюса в том числе. А Томас, сжав зубы, усиленно думал. Чем скорее спустят эту несчастную шлюпку, тем спокойнее ему будет. Пусть не за себя, но хотя бы за Стейси, которая покорно, не вырываясь, оказалась в тёплых материнских объятиях в ту же секунду, стоило ей лишь приблизиться к Милдред. — Спасибо, мистер Эндрюс, — тихо произнесла миссис Монтгомери. — Извините её, она просто… Томас поднял ладонь и покачал головой. Ему ничего не требовалось объяснять. Уж лучше так. Пусть она не смотрит на него, пусть ей будет плохо, но она хотя бы останется жива… «Вскружили голову, а потом? Она будет рыдать на моём плече. И всё из-за вас!» — набатом бились в мыслях слова Милдред, и сердце у Томаса сжалось тоской. — Почему вы без верхней одежды? — пытаясь хоть как-то отвлечься, спросил он тихо у Терезы — она дрожала в одном только рабочем платье. Мисс Джонс, стоявшая всё это время недвижно, пустым взглядом смотря перед собой и будто прислушиваясь к чему-то, вздрогнула. — Простите?.. Томас со вздохом снял с плеч пальто и передал его ей. — Вам нужнее, — заметил он, когда она попыталась отвести его руку. Стейси, услышав это, вскинула на Томаса глаза. — Что это значит? — спросила она одними губами и рванулась из рук матери. — Томас? — Сядь в шлюпку, — будто заученно попросил он вновь. — А ты? Ты ведь потом сядешь в другую шлюпку? Пообещай, что сядешь, — Стейси всхлипнула и умоляюще добавила. — Поклянись мне, Томас. Он отвёл взгляд. Потому что не мог ей лгать. «Женщины и дети в первую очередь». Стейси показалось, что всё перед глазами у неё потемнело, а пол пропал под ногами. Он что, решил даже не пытаться? Стейси судорожно вздохнула. Но потом холодный ветер дунул ей в лицо, приводя в чувство, и она суетливо принялась развязывать шнуровку спасательного жилета. — Что ты делаешь? — Томас дёрнулся к ней, надеясь помешать, но Стейси увернулась от тянущихся к ней заботливых рук, пытаясь справиться с завязанным ими же узлом. — Прекрати. — Если ты упрямый, то и я упрямая, — морщась, ответила она — пальцы болели от холода и слушались просто отвратительно. — Ты наденешь этот жилет. И это не обсуждается! Мистер Эндрюс, застыв на месте, изумлённо смотрел на то, как она боролась со шнурком. — Стейси… — И ты его не снимешь, Том. Слышишь? Не снимешь, потому что… Он резко притянул её к себе, обхватил широкими ладонями за талию, едва не приподнимая над всё больше кренившейся палубой, и, зажмурившись чуть ли не до искр в плотно сомкнутых глазах, крепко поцеловал. На его губах застыла горечь, в то время как её, солёные от слёз, отчаянно дрогнули навстречу этому поцелую. И всё равно, что рядом была мама, что кто-то смотрел сочувственно, а корабль шёл ко дну… — Я люблю тебя, — пробормотала она, когда он, отстранившись, пытался перевести дыхание, прижавшись лбом к её лбу. У Томаса заболело сердце. — Давай я помогу тебе завязать всё обратно, — произнёс он тихо. Но Стейси помотала головой. — Нет, ты наденешь, и я завяжу, — дёрнув завязку, расправившись, наконец, хотя бы с одной частью шнуровки, сказала она. Капитан и офицер Уайлд тем временем, не мешая им, усадили в шлюпку ещё несколько дам — Томасу почему-то показалось, что стремительно летевшие до этого минуты вдруг завязли в пространстве и стали менее расторопны. Он сам, недовольный тем, что делала Стейси, всё же помог ей справиться с жилетом. Сам надел его поверх кипенно-белой рубашки, позволяя её дрожащим пальцам завязать тугие, будто навечно затянутые узлы. А после всего посмотрел на неё тяжёлым взглядом. — Теперь тебе нужен новый. — Я буду в лодке. Зачем он мне? — Стейси, не глупи. А если она перевернётся? — Я возьму другой в шлюпке. Я видела, там есть, — сказала она. — А этот… — Стейси мягко провела ладонью по его груди, хотя он и не мог этого ощутить, — ты не снимешь, потому что его на тебе завязала я. Помни об этом, Томас, хорошо? Я отдала тебе свой спасательный жилет. Вернёшь мне его потом. И она, отвернувшись, чтобы снова не разреветься, нетвёрдым шагом подошла к Уайлду, подавая ему руку и не глядя ступая в бездну — в шлюпку, сейчас почему-то совершенно не испугавшись того, что она висела в нескольких десятках метров над водой на одних лишь канатах. Милдред, всё ещё стоявшая на палубе, но уже усадившая в лодку Терезу, осторожно коснулась локтя Томаса. Он, чуть дёрнувшись, грустно, но подбадривающе ей улыбнулся. — Берегите её, ладно? — попросил он. — Конечно, мистер Эндрюс, — кивнула миссис Монтгомери. — А вы постарайтесь выжить. После Милдред других желавших занять место в шлюпке не появилось. Капитан отдал матросам команду травить тали, и Томас, даже не возразив столь малому количеству спускаемых на воду пассажиров, безучастно следил за тем, как плавно и осторожно матросы делали свою работу. Он подошёл ближе к краю борта лишь после того, как шлюпка скрылась ниже поверхности палубы. Ему не хотелось смотреть. Надо было идти, помогать другим офицерам и стюардам, делать хоть что-то. Но мистер Эндрюс не мог заставить себя сдвинуться с места. Он молча, сжимая кулаки и чувствуя продувающий насквозь ветер, вглядывался в то, как заветная шлюпка опускалась всё ниже под пронзительные звуки «Лебединого озера». — Прощай…11. Смерть и немного любви
13 сентября 2023 г. в 12:00
Айсберг.
Томас сначала не поверил собственным ушам, подумал, что ослышался или неверно понял отправленного к нему капитаном офицера Муди. Но нет, тот высоким от волнения голосом повторил, заметив отразившийся на лице мистера Эндрюса ступор непонимания:
— Айсберг, сэр. Пожалуйста, поторопитесь.
А Томас не мог даже пошевелиться, не то что сдвинуться с места. Он замер, тяжело прислонившись спиной к дверному косяку, и лишь медленно моргал, пытаясь дышать.
Вдох-выдох… Вдох… Сердце колотилось в горле, в ушах шумело, а перед глазами вспыхивали тёмные пятна. Как же так? Неужели скорость не сбавили? Неужели вперёдсмотрящие не увидели?..
— Сэр? — отчаянно позвал Муди.
Томас дёрнулся и кивнул.
— Да-да, сейчас… Я…
Он резко развернулся и принялся торопливо надевать пальто. Действительно, следовало поспешить, даже если ничего критичного и не произошло. Но Томас всё равно волновался, как и каждый раз, когда с любым из кораблей что-то случалось. Чего только стоил прошлогодний инцидент с «Олимпиком», когда он две недели не мог нормально спать. Теперь это, с «Титаником». Прямо посреди Атлантического океана. Томас зажмурился и судорожно выдохнул, а потом стал быстро собирать разложенные на столе вещи. Бокал, стоявший рядом, дрогнув из-за его движений, опрокинулся, и красное вино разлилось кровавым пятном по одному из чертежей.
— Чёрт!
— Мистер Эндрюс! — вновь поторопил Муди, пока Томас пытался ладонью стряхнуть то, что ещё не успело впитаться в бумагу, оставляя за собой тонкие, тут же темнеющие фиолетовые полосы, похожие на глубокие шрамы.
— Сейчас, Джеймс, одну минуту. Я возьму всё, что нужно… — он скрутил чертёж в трубу и перетянул его бечёвкой, а затем взял ещё несколько схем с полки. — Да, теперь, кажется, всё.
И, по привычке сунув во внутренний карман пальто блокнот с заметками, поспешил к штурманской рубке следом за младшим офицером, который, видимо, оказался серьёзно встревожен нервозностью что капитана, что самого Томаса. А потому шёл с мистером Эндрюсом по коридорам странным пружинящим шагом, бесполезно пытаясь делать вид, что всё было в порядке. Хотя, пожалуй, в нужный момент спокойствие на его лице и могло бы отвлечь на себя внимание кого-то из пассажиров, смущённых поведением спешащего непонятно куда судостроителя.
Но по пути, который занял почти в два раза меньше времени чем обычно, им встретились всего-то несколько направлявшихся в каюты джентльменов, казалось, и не заметивших момента столкновения. В первом классе всё было по-прежнему чинно и спокойно. Лишь Томас и Джеймс внесли в это умиротворение суматоху, но тут же скрылись на шлюпочной палубе.
Капитан, расхаживающий из одного угла рубки в другой, остановился, стоило только Томасу показаться в дверях. Неподалёку, спрятав руки в карманы, застыл Мёрдок, который нёс ночную вахту и был свидетелем всего произошедшего. До этого они оба вглядывались в кренометр, который показывал пугающий угол наклона в семь градусов. В машинное отделение был отдан приказ «Стоп», и три огромных винта уже прекратили своё вращение.
— Мы столкнулись с айсбергом, мистер Эндрюс, — Смит говорил тихо, но слова его всё равно зазвенели в повисшей тишине. — Водонепроницаемые двери сразу были закрыты, однако мы ещё не знаем масштабов повреждений. Мистер Мёрдок направил плотника, чтобы проверить корабль. Но я всё-таки хочу, чтобы и вы занялись осмотром.
— На какой борт пришёлся удар? — спросил Томас, раскатывая тем временем на столе чертёж и ощущая, как от дурного предчувствия похолодело всё внутри, а под ложечкой противно засосало.
— На правый, сэр, — отозвался бледный, словно полотно, Мёрдок, голос которого всё-таки прозвучал зычно и твёрдо. — Мы задели лёд носовой частью. Удар был по касательной. Вот здесь.
Он указал на чертёж, обрисовав примерное место столкновения с корпусом, и поднял на Эндрюса глаза, будто тот мог, владея одной лишь этой информацией, сказать что-то стоящее. Но у Томаса слова застревали в горле, а мысли в голове роились шумным комом. Нужно было первым делом провести осмотр, чтобы хоть что-то понять. И лишь после решить, как действовать дальше.
В новостях, полученных от встреченного по пути на нижние палубы плотника, не было ничего утешительного. Скорее наоборот, они напугали ещё больше. И Томас, обгоняя капитана и невесть откуда появившегося офицера Уайлда, настолько торопился спуститься по служебной лестнице, что едва не пропускал ступеньки, грозясь запнуться и полететь вниз.
Вода прибывала быстро. Невыносимо быстро.
Семь отсеков — форпик, три грузовых трюма, три котельных… Это было почти в два раза больше, чем они предусмотрели для «Титаника» при проектировании.
От понимания этого ужас не просто сковал, а парализовал так, что мистер Эндрюс, схватившись за металлические ограждения, не отрываясь смотрел на то, как вода постепенно расползалась по полу.
— Господь всемогущий, — пробормотал Уайлд. — Насколько… насколько всё плохо, мистер Эндрюс?
Хуже и не придумаешь.
Томас, несмотря на внешнее оцепенение и прокатывающуюся по телу дрожь, мог мыслить весьма трезво, чтобы уже сейчас понимать — «Титаник» был обречён. Как и те несчастные, что ступили на его борт.
— Корабль утонет, — глухо ответил он и потянул душивший его галстук. Уайлд, зажмурившись и будто не поверив, замотал головой, позволив себе минутную слабость. — Мы не сможем выкачать воду. Она постепенно будет переливаться всё дальше и дальше по отсекам и скоро потянет нас ко дну.
— Как скоро? Сколько у нас есть времени?
— Надеюсь, что хотя бы полтора часа. Нужно немедленно начинать эвакуацию, капитан.
Смит, молчавший всё это время, лишь дёрнул головой. На его лице, на первый взгляд безучастном, была заметна тоскливая безысходность, которую Томас почувствовал и в себе. Если бы от него самого не зависело так много, он бы просто бессильно опустил руки.
— Сколько человек на борту, мистер Уайлд? — едва слышно спросил Смит. Глаза его страшно блеснули, прежде чем, выслушав ответ, потухнуть окончательно.
— Что-то около двух тысяч двухсот, сэр.
— А шлюпок…
— В два раза меньше необходимого, — морщась, отозвался Томас.
«Теперь-то, — думал он, — тех дураков, которые уверяли, что рассчитывать количество мест в спасательных шлюпках правильно по тоннажу, можно смело слать к чёрту».
Впрочем, Томас подозревал, что всё равно больше не смог бы взглянуть в глаза тем, кто, даже не задумавшись, отклонил все его настоятельные заявления с требованием проявить большую заботу о безопасности пассажиров. Тогда его только подняли на смех, бросая в лицо что-то резкое о непотопляемости, превосходстве над природой… Где теперь были все они? Сладко спали в тёплых постелях? Или наслаждались покоем, пока ледяные волны солёной Атлантики миллиметр за миллиметром поглощали то, что ещё недавно считалось, просто не могло утонуть?
А ведь потом он и сам согласился со всеми доводами. Шлюпки — не дополнительные, а жизненно необходимые сейчас — занимали бы слишком много места на палубах и мешали пассажирам. Перекрывали бы чудесный вид. Что ж, теперь полюбоваться на океан предстояло всем — от вычурно одетых дам из первого класса до простых рабочих, бросавших уголь в топку. И Томас, безусловно, чувствовал, как от предчувствия сердце сжималось дикой болью.
Потому что в этом была и его вина. Его просчёт. Его беспричинная самоуверенность.
Недаром ещё на ученической скамье ему и десятку других мальчишек старый мастер старательно вбивал в головы единственную истину. Не бывает непотопляемых кораблей, как не может быть и человеческого бессмертия. Теперь Томасу, позабывшему этот завет, предстояло вновь о нём вспомнить, столкнувшись и с тем, и с другим.
Какой ценой — сотнями невинных жизней…
Стремительно шагая по коридорам, он ощущал, как бессилие пробиралось в сознание и сжимало тисками горло. В носу противно защипало, но Томас сжал зубы, не позволяя себе даже секундного проявления отчаяния.
После. У него ещё будет время — дай бог, те полтора часа — чтобы заняться самобичеванием. Пока же всё стремление его души было направлено только на то, чтобы спасти самое дорогое, самое главное, что было у него на этом корабле.
Он торопился к Стейси, требуя от встречавшихся по дороге стюардов, чтобы те поднимали пассажиров из кроватей, отправляли их на шлюпочную палубу и помогали надевать спасательные жилеты. Экипаж реагировал по-разному: кто-то беспрекословно подчинялся, кто-то только дежурно кивал, не собираясь по-настоящему ничего предпринимать, а кто-то задерживал Эндрюса потоком бесконечных вопросов. Потому что всех объединяло одно — полное непонимание происходящего.
Томас, находясь будто в бреду, в кошмаре, от которого невозможно было пробудиться, понимал немногим больше, хотя сам с механической точностью расписал капитану картину ближайшего будущего. Жуткую, несправедливую картину, от которой пальцы сводило судорогой.
Он и сам этого не замечал, пока не остановился у нужной каюты. Лишь тогда, занеся кулак, чтобы постучать, Томас обратил внимание на то, как дрожала рука.
Как весь дрожал, будто находясь одновременно в двух реальностях — в одной, где ему казалось, что он действовал хладнокровно и чётко, и во второй, где от волнения и невыразимой тоски едва не подгибались ноги.
Выдохнув, Томас глухо постучал. Но ничего. Никакой реакции в ответ не последовало. Он постучал ещё раз, куда настойчивее, ощущая нарастающую панику, и прижался ухом к двери. Ни одного звука не доносилось из каюты. Только тихо, едва уловимо постанывал и поскрипывал сам корабль.
Томас раздосадованно стукнул кулаком по стене и выдохнул сквозь зубы ругательство, не зная, куда теперь идти.
Выглянувшим из других кают пассажирам он лишь устало велел побыстрее собираться.
Стейси почему-то не оказалось в комнате. Искать же её по всему кораблю совершенно не было времени. И мистер Эндрюс едва ли не бегом поспешил к графине Ротес с теплящейся в сердце надеждой на то, что хотя бы она сможет чем-то помочь. Потому что номера каюты Милдред Томас попросту не знал.
Графиня встретила его будучи ещё не до конца одетой — ответственные стюарды всё-таки вняли его просьбе поднимать пассажиров. Горничная как раз суетливо помогала ей застёгивать пуговицы на жакете, когда мисс Черри пропустила стремительно ворвавшегося Томаса внутрь.
— Стейси не у вас? — начал он сразу, едва успев поздороваться. Впрочем, это было лишь формальностью. Оглядевшись по сторонам, он и сам понял, что её здесь не было.
— Нет, я не видела ни её, ни Милдред с самого обеда. Мистер Эндрюс, может, хоть вы скажете нам, что происходит? Стюарды и двух слов связать не могут.
— Просто следуйте их указаниям, мадам. Возьмите какой-нибудь плед и поспешите на шлюпочную палубу. Там о вас позаботятся.
— Ну вот, вы тоже говорите совсем непонятно. Скажите же прямо, случилось что-то серьёзное?
Томас обречённо кивнул, поведя плечами.
— Простите, мне некогда вам всё объяснить. Прежде я должен успеть найти Стейси и убедиться, что она в безопасности.
— В безопасности? Мы что, горим, мистер Эндрюс?
— Нет, не горим, — мрачно отозвался он, не зная, стоило ли скрыть от неё истинное положение дел.
В конце концов, паники никак нельзя было допустить. А блаженное неведение ведь лучше горькой правды?
Томас замотал головой, понимая, что нет, ни капли не лучше. Но всё-таки решил сказать ей не всё. Не упоминать, что спастись смогут далеко не все.
— Мне не хочется вас пугать, графиня Ротес, — зашептал он, отведя её чуть в сторону, чтобы одевавшаяся мисс Черри не услышала. Неизвестно, как она могла отреагировать, — но мы тонем.
— Этого не может быть! — прикрыв рот ладонью, глухо вскрикнула Ноэль. — Я же слышала, мистер Исмей говорил…
— Мистер Исмей ошибся, — Эндрюс поморщился. — И я ошибся. Но сейчас уже нельзя ничего исправить. Поэтому я прошу вас, не медлите, садитесь скорее в первую же шлюпку. Но прежде, пожалуйста, скажите мне, где каюта миссис Монтгомери.
И графиня сказала, переживая и путая цифры. Но Томас всё равно примерно понял и был готов стучаться во все ближайшие двери. Он почти вышел в коридор, когда графиня, сжимая в руках спасательный жилет, окликнула его.
— Вы думаете, Стейси там, с матерью?
— Я на это надеюсь. Если только, конечно, она уже и сама не поднялась на верхнюю палубу.
Графиня покачала головой.
— Если стюарды уже что-то сообщили им с Милдред, я уверена, она тоже попытается первым делом разыскать вас.
— Тогда мне следует поторопиться. Берегите себя.
— И вы, — тихо сказала она, когда дверь за ним уже закрылась.
А далее вновь были длинные коридоры. Теперь в них толпилось гораздо больше людей, пытавшихся разобраться в происходящем. Томаса это хоть немного, но радовало. Нельзя было затягивать с эвакуацией. И всё-таки, недавний ночной покой постепенно сменялся начинавшей бурлить суматохой.
Стюарды сновали между пассажирами, одетыми кто как — некоторые дамы, разбуженные шумом, выглядывали из кают, кутаясь в халаты; кто-то из джентльменов, засидевшись в курительном салоне, всё ещё не сменил выходного костюма. Томас просил всех непременно надеть поверх жилеты.
— Мистер Эндрюс!
— Мистер Исмей, — Томас взглянул на него коротко, даже не остановившись, готовясь на любой заданный вопрос в очередной раз на автомате произнести что-нибудь про необходимость подняться к шлюпкам.
— Какого чёрта здесь творится?! Смит сказал, корабль идёт ко дну. Но как, Томас? Как?!
— Как и другие корабли до нас, сэр, — безжизненным тоном ответил Эндрюс.
— Вы исполнительный директор! Так, чёрт вас возьми, сделайте же что-нибудь! Отправьте плотников, закройте ваши хвалёные переборки!..
Томас почувствовал, как всё внутри вскипело невыносимой болью.
— Я не могу! — воскликнул он. — Всё, что возможно, уже и так делают. Все работают на пределе, чтобы дать нам больше времени.
— Больше времени? Больше времени?! Нам нужны места в шлюпках, а не время!
— Не кричите, мистер Исмей! — зашипел Эндрюс. — Не сейте панику.
— Но, Томас, — Брюс в отчаянии схватил его за плечи и затряс. Исмея и самого теперь потряхивало, — мест же не хватит. Что нам делать?
— Молиться богу, чтобы другие суда откликнулись на сигнал бедствия. Держите себя в руках, мистер Исмей. Наденьте спасательный жилет и помогите всем, кому можете. Большее вы сделать бессильны.
— А вы куда?
— Спасать тех, кого ещё успею.