***
— Простите, где я могу посмотреть список пассажиров «Титаника»? Стейси не пошла на завтрак, даже толком не умылась и лишь быстро заплела косу, не смотря на себя в зеркало, чтобы не видеть синяки под глазами и мертвенную бледность. Мама не стала её останавливать, прекрасно всё понимая. Томас. Теперь только его имя билось у неё в голове. Она не выпускала из рук его блокнот — так было хоть чуточку, но легче, будто он незримо был с ней. Она знала, он и был где-то рядом, оставалось только его найти. В коридорах незнакомого корабля она встретила тётю Ноэль. Та не смогла сказать ничего внятного на единственный вопрос, который Стейси была готова задавать каждому — видел ли кто-нибудь Томаса? — Вы ищете кого-то конкретного, мисс? — мягко, как можно дружелюбнее отозвался стюард, которого она нашла в одном из холлов. Тон его, намеренно спокойный, её совсем не утешал. — Да. Мистера Томаса Эндрюса. Он… — Из первого класса? — Из первого. — Вы были с ним в одной из шлюпок? — Нет. К чему все эти вопросы? — О, мисс, не переживайте так, я просто пытаюсь понять, как быстрее вам помочь. Видите ли, списки… — Так скажите же, где мне их найти? — умоляющим голосом перебила она. Стюард, вздохнув и потерев нос, соизволил, наконец, ответить. — Идите сейчас прямо по коридору, а на втором повороте сверните налево. Там будет справочное бюро. Стейси, мучаясь неведением, последовала этим указаниям. И, видимо, не она одна, потому что около небольшой остеклённой будки собралась нестройная шумная очередь. Встав в самом конце, Стейси вслушивалась в попеременно сменяющиеся радостные вздохи и громкие стоны разочарования. Кто-то находил близких. А кто-то так и не получал тех ответов, на которые так надеялся. Где был сейчас Томас? Она надеялась, что с ним было всё в порядке. Но почему он сам не искал её? Или, может, всё-таки стоял сейчас вместе с ней где-то в этой толпе? Стейси вглядывалась в чужие лица. Бесполезно. Всё плыло у неё перед глазами, и она не могла сконцентрироваться на чём-то отдельном. Лишь перебирала в пальцах жёсткие листы блокнота и гладила прохладную обложку. Очередь дошла до неё лишь спустя мучительный час ожидания. Мужчина — работник бюро даже не взглянул на неё, лишь сухо спросил: — Имя и класс. — Первый. Томас Эндрюс. Потом зашуршали бумаги. Стейси, не отрываясь, следила за тем, как, пробегая пальцем по ровным строчкам таблицы, мужчина искал нужное имя. Одна страница, вторая… Он ни разу не остановился, не задержался ни на миг, не зацепился взглядом ни за кого из этого списка. Стейси, заламывая пальцы, молча ждала. А потом он поднял на неё усталые глаза. — Такого нет.12. Звёзды падают
30 сентября 2023 г. в 22:59
Теперь стало по-настоящему холодно. И дело было совершенно не в ветре, не в близости ледяного поля, не в отсутствии корабельного отопления. Нет, кровь стыла в жилах, а из-за этого было только больнее. И согреться, даже растирая между собой ладони, кутаясь в дорогие меха или глотая крепкий алкоголь, который кто-то предусмотрительно положил на дно шлюпки в паре закупоренных бутылок, было невозможно.
Стейси не могла пошевелиться, оцепенев от ужаса. Она лишь крепко сжимала в руке мамину ладонь и, моргая редко и медленно, смотрела на то, как «Титаник» неспешно кренясь на нос, погружался под воду. Мама просила её отвернуться, но она не могла. В ушах звенели крики людей, всё ещё находящихся на корабле — их было так много… Стейси видела силуэты, толпящиеся на краю верхней палубы, видела, как одна за одной постепенно спускались шлюпки. Она пыталась искать глазами Томаса, и порой ей казалось, что взгляд действительно цеплялся за его фигуру, мелькавшую то тут, то там. Хотелось бы ей, чтобы это было правдой. Потому что тогда, едва сев в лодку, она больше на него не посмотрела.
Всплески воды и острые скрипы деревянных вёсел о борта шлюпки, всё отдалявшейся от места крушения, были размеренными, будто бы тщательно выверенными. И это отчего-то раздражало. Но накатившая апатия была столь сильной, что Стейси больше не могла даже плакать, не то что раскрыть рта или наивно зажать уши руками, чтобы ничего не слышать.
Рядом, то и дело звонко всхлипывая, сидела юная испанка, которая была не в состоянии сейчас изъясняться по-английски и только беспрестанно бормотала что-то тёте Ноэль о том, что её муж остался на борту и наверняка должен был погибнуть.
Стейси хотелось встряхнуть её за плечи и велеть не сметь так говорить, не сметь даже думать о самом страшном. Потому что от себя подобные мысли она старательно гнала.
Томас не мог, не должен был её оставлять. Он обещал! О, сколько всего он ей пообещал… Кроме главного.
Слёзы вновь подступили к глазам. Стейси ткнулась носом в плечо матери, прячась от печально светящего огнями корабля, вдыхая тяжёлый мускусный запах, идущий от мехового воротника. Совсем как в детстве, такой же успокаивающий и родной.
Стейси прикусила губу, кривя рот, дыша сипло и часто.
Милдред было невыносимо видеть её в таком состоянии. Она, пока другие женщины, направляемые матросом, не устали грести, молча гладила Стейси по голове, не находя слов утешения. Да и как можно было вообще хоть кого-то сейчас утешить?
В небо вновь взмыл пронзительный луч сигнальной ракеты. Ослепив всех на миг, он осветил издевательски спокойную поверхность океана. Стейси вздрогнула от громкого хлопка и только сильнее впилась пальцами в мамину ладонь, вглядываясь в чёрное небо.
Ночь была безлунной, зато звёзды, безразлично смотря на всё, происходящее внизу, висели над головой крошечными искрящимися каплями. И Стейси со смесью боли и удивления смотрела на то, как несколько из них, умирая, скользили по небосклону, оставляя за собой длинные, тут же исчезающие следы.
— Звёзды падают, — пробормотала она тихо, едва размыкая губы.
Милдред прижалась щекой к её макушке, раскачиваясь из стороны в сторону, будто пытаясь успокоить или согреть. Но легче всё равно не становилось.
— Не смотри туда, Стейси. Не надо, — голос мамы сипел. Его было почти не слышно в плеске воды, в разговорах сидящих рядом женщин и матросов, в криках тех, кто ещё был на «Титанике».
— Дамы, прошу вас, гребите! Нам нужно как можно скорее добраться до того судна, — матрос, сидящий на румпеле, отчаянно всматривался в даль, туда, где горели огни неизвестного корабля. — Тут совсем близко, мили три-четыре. Дорогие дамы, пожалуйста, давайте постараемся…
Вряд ли кого-то из них можно было обвинить в том, что они не старались. И хотя даже стюард, посаженный капитаном Смитом в эту шлюпку, шипя под нос проклятия и выкуривая сигарету за сигаретой, усиленно работал веслом, казалось, что маленькая лодка в огромном океане попросту не двигалась. «Титаник» не отдалялся, только светился в темноте, будто маяк, от которого, впрочем, нужно было держаться подальше.
— Вы не могли бы не курить? Мне дышать нечем, — раздражённо выговаривала какая-то пожилая дама. Но стюард её не слушал. Он только с силой вцепился в весло, налегая на него со всей силы.
— А я говорю, грести надо не так…
— Будто ты умеешь лучше, Паско! Не мешайся, выполняй команду! Дамы, давайте дружно…
— Не курите же!
Матросы не переставая спорили, те женщины, которые не были заняты необходимостью работать на вёслах, сначала тихо, но затем всё громче возмущались… Это и была запоздалая паника, не успевшая настичь их, быстро занявших спасательные места в тот промежуток времени, пока корабль ещё возвышался над поверхностью океана более или менее ровно.
Теперь же они во все глаза смотрели на то, как нос, уходя под воду, сильнее и быстрее накренял палубу. И это было страшно.
Испанка, заплакав ещё горше, закрыла лицо руками. Графиня Ротес, оставив надежду хоть как-то её утешить, опустила тяжёлый взгляд на свои ладони.
— Ноэль, ты в порядке?
На этот вопрос Милдред она только отрицательно качнула головой. Но не ей, тепло одетой, находящейся в сухости и относительной безопасности, было сейчас жаловаться.
Что им всем теперь предстояло? Дрейфовать, грести неизвестно куда из последних сил, ждать помощи, которая могла и не прийти? И всё это под порывами ледяного ветра, под отчаянные мольбы о спасении от тех, кто заранее был обречён…
— Знаете, всё не так уж и плохо, — стуча зубами, произнесла одна дама, одетая только в тяжёлое вечернее платье и пытавшаяся отогреться, делая маленькие глотки из полупустой бутылки бренди. На таком холоде на неё буквально было больно смотреть.
— Не так плохо? Вы, должно быть, издеваетесь! — воскликнула другая, да так живо и резко, что все, кто был в шлюпке вздрогнули. — У меня там, — она ткнула пальцем в сторону «Титаника», ряды иллюминаторов которого постепенно исчезали под толщей воды, — осталось всё: деньги, одежда, драгоценности. Может у вас всё при себе? Только я что-то не вижу саквояжей…
— У меня при себе самое главное — моя жизнь. А мы с вами, слава богу, ещё живы.
— Дамы, прошу вас, давайте не будем сейчас об этом! — пытаясь поддерживать более или менее спокойную атмосферу, зябко ежась, попросил сидящий на румпеле моряк.
— Да оставь ты их, Том. Бабы болтают — им же легче, — выкинув папиросу за борт, буркнул стюард, оттирая пот со лба рукавом форменного пиджака.
— Как вы нас назвали?!..
Стейси зажмурилась изо всех сил. Но всё-таки уж лучше так, слушая ругань, чем стоны нескольких сотен человек и скрежет разламывающейся стали, лишь усиливающиеся с каждой минутой по мере того, как тёмная громада кормы, задираясь выше к небу, обнажала винты. Те самые трёхлопастные винты, скорость которых оказалась губительна для корабля.
«Титаник» плакал и стонал, будто больной при лихорадке, скрипя зубами и цепляясь за простыни — поверхность океана — слабеющими пальцами. А вода поднималась всё выше, настигая и тех, кто пытался от неё сбежать, и тех, кто с христианской покорностью принял свою участь. Больше не было слышно музыки.
Носовая часть за какие-то несколько минут полностью скрылась под водой. А потом с громким щелчком порвались оттяжки, удерживающие трубу, и она, пронзительно взвизгнув, пугающе медленно рухнула в воду. А за ней и вторая.
Воздух пронзил неописуемый гул. Такой, от которого кровь застыла в венах, от которого нельзя было спрятаться. И оставалось только с ужасом ждать, когда это закончится. Все в шлюпке — и спорящие, и всхлипывающие, испуганно притихли. Миссис Монтгомери, крупно вздрогнув, попыталась закрыть глаза дочери ладонью, но едва ли это у неё вышло. Стейси, отстранившись, не моргая, смотрела на происходящее.
А потом освещение, героически поддерживаемое всё это время, заискрившись и моргнув напоследок красными огнями тревоги, погасло. И черный силуэт вставшего дыбом «Титаника» в один момент слился в одно сплошное с небом пятно. Теперь ничего не было видно. Агонию можно было только услышать. И это оказалось ещё хуже.
Стейси показалось, что в эту секунду у неё остановилось сердце. Она не могла дышать, не могла издать ни звука и чувствовала лишь бегущие по шее горячие слёзы, обжигающие ледяную кожу.
Раздался жуткий всплеск, и звук отчаянных криков, стонов и боли слился в единый гул, поднявшийся к небу, должно быть, в эту секунду стыдливо отводящему всевидящие глаза. Скользнув слезами скорби, к горизонту устремились ещё несколько звёзд…
Большая волна пришла не сразу. Но она качнула шлюпку так резко, что замершие и затихшие в ней пассажиры, вскрикнув, вцепились кто во что мог — Стейси, покачнувшись, схватилась за руку Терезы. И не отпускала, держала крепко до тех пор, пока рябь, сначала шипя и пенясь, а потом успокоившись, вновь не исчезла.
И не было теперь силуэта корабля. Была только сплошная чернота и крики, бесконечные крики и рыдания.
Самого «Титаника» больше не было.
Кто-то тихо начал читать молитву. И шёпот этот, бьющий по сознанию громче, чем любой другой шум, отрезвил застывших без движения мужчин.
— А ну-ка давайте грести отсюда! — хрипло воскликнул стюард. В свете звёзд глаза его блеснули страшной паникой.
— Да постой, куда теперь грести?
— Как куда? К тому кораблю. Ты ведь сам сказал, до него всего пара миль.
— Вы шутите, должно быть? — вскипела негодованием графиня Ротес, и Стейси вздрогнула от того, как сильно и резко прозвучал её голос. — Неизвестно, сколько ещё до него плыть, а тут люди. Слышите? Люди в ледяной воде! У нас есть места. Нам надо вернуться!
— Дамочка, если вы хотите, чтобы нас перевернули, я сам могу помочь вам оказаться за бортом.
— Паско! Следи за языком!
— А ты не командуй, Том! У тебя полномочий не больше, чем у меня. И я не собираюсь подыхать тут из-за того, что какой-то барышне захотелось погеройствовать!
— Господа, будьте же джентльменами, в конце концов!
— А вы помолчите, пейте свой бренди. Или что там у вас?
— Да как вы…
— Господи, мама, когда это кончится? — закрыв лицо ладонями и сгорбившись, Стейси сжалась так сильно, словно желала исчезнуть. У неё кружилась голова, её колотил непрекращающийся озноб, а крики всё не смолкали.
— А я говорю, плывём к кораблю! Надо спасти хотя бы этих женщин. А те… Да поможет им Бог, раз уж мы бессильны.
— Вы просто трус. Да-да, трус! — выплюнула Ноэль.
— А вы посмотрите сами. Кто-то, кроме вас, ещё хочет рискнуть? Я так не думаю.
Графиня окинула беглым взглядом других женщин. Они прятали от неё глаза, а если и смотрели, то на их лицах было видно однозначное несогласие.
— Неужели никто? — похолодев, неверяще пробормотала она. — У вас ведь там мужья, отцы…
— Заканчивайте с этой демагогией! Том, сажай её на румпель, раз она такая боевая, и греби с нами, а то у меня уже руки болят.
— Ну нет, надо попробовать. Пусть лучше они в панике перевернут шлюпку и утопят нас, чем мы позволим им утонуть, — моряк, названный Томом — при мысли об этом у Стейси заболело всё внутри — нашёл в себе силы воспротивиться. — В такой воде никому долго не продержаться, и если есть хотя бы крохотный шанс спасти кого-нибудь, надо этим воспользоваться! Дамы?
— Я согласна, — выдохнула тихо Стейси, но голос её, совсем неслышный, утонул в постепенно исчезающих криках. И она повторила куда громче, рванувшись вперёд, в ту сторону, где ещё недавно был виден «Титаник». Милдред потянула её обратно, поймав за локоть, в то время как Тереза, прижавшись рядом, совершенно онемела от страха. — Я согласна вернуться!
— Ещё одна, — фыркнул стюард.
— И я согласна. В конце-то концов, где ваша человечность? — эта была уже Глэдис.
— Кто-то ещё хочет высказаться? — язвительно спросил другой моряк, явно занимая сторону большинства.
— Почему вы говорите с нами в таком тоне? — Милдред, подобравшись, окинула его злым взглядом, жалея, что в темноте ночи этого было почти не видно. Звёзды светили всё-таки слишком тускло. — Разве не вы, господин член экипажа, отвечаете за безопасность пассажиров? Разве не вы должны быть первым среди тех, кто, не слушая ничьего мнения, постарается сделать всё, чтобы спасти тех, кого только возможно? Или теперь моряков набирают в пабах, позабыв разузнать у них отношение к понятиям чести и достоинства?!
— Не надо мне хамить, — угрожающе раздалось в ответ. — Я вообще-то и вас спасаю. Так будьте же добры быть благодарной. Не все тут готовы рисковать своими жизнями ради ближних. Таковы уж люди, смиритесь. И, Том, хватай-ка всё-таки весло, а то мы скоро здесь окоченеем.
Том ещё пытался что-то возражать. Но все сделали вид, будто совсем его не слышали. Шлюпка, вновь сдвинувшись с места под тихий плеск, пошла в направлении горящих на горизонте огней. Крики со временем окончательно исчезли. А вместо них опустилась глухая тишина.
Графиню всё же усадили на румпель. Бессильная помочь кому-то за пределами шлюпки, она пыталась успокоить добрым словом хотя бы тех, кто был внутри. Стейси её слушала и не слышала. Она тоже пыталась грести, но едва не выпустила из ослабевших рук весло, и очень скоро её сменила другая женщина.
Корабль с огнями практически не приближался.
Теперь надо было просто ждать. Никто не знал, когда должна была прийти помощь. Все лишь надеялись, что их успеют спасти. И каждый был сейчас одинок в этих мыслях, оставшись один на один только с собой. Со своим прошлым, с ошибками и неудачами, со стремлениями, с разбитыми мечтами о будущем, со словами, обидно брошенными напоследок кому-то из тех, кого уже утянул в свою пучину океан…
При мыслях о Томасе Стейси казалось, что что-то надламывается и умирает у неё внутри. Она верила в хорошее. Пыталась верить. И всё же помнила его глаза. Сколько в них было боли. И столько же тоски и смирения. Последнее пугало с невыносимой силой.
Хотелось кричать. Хотелось отчаянно, срывая голос, звать его, надеясь услышать ответ из темноты. Быть может он всё-таки сел в шлюпку и тоже дрейфовал где-то неподалёку, отбросив всякие «так неправильно», «так надо»… И тому подобные доводы.
Хотелось просто обнять его. Только это. Больше ничего не было нужно. Лишь бы знать, что с ним всё в порядке.
Не заметив, что начала всхлипывать всё громче, Стейси сжала зубами нижнюю губу, прокусив её до крови и ощутив горький металлический привкус на языке.
— Мисс Монтгомери, — позвала её Тереза, в глазах которой была такая же боль. Только вот она уже сейчас понимала, что забрал у неё безучастный океан. Стейси покачала головой. О таком нельзя было думать. — Мне кажется, это должно быть у вас.
Она не сразу увидела, как Тереза, сунув руку в карман тяжёлого пальто, достала из него что-то тёмное и прямоугольное. Но потом, когда понимание обухом ударило её по голове, Стейси порывисто протянула ладонь.
Блокнот Томаса. Тот, с которым он не расставался, который таил в себе все его мысли. И теперь он был у неё — невесомый, но, казалось, придавивший её к месту.
Раскрыв его невпопад на одном из разворотов, не видя толком ни заметок, ни схем, Стейси ткнулась в него носом, вдыхая обжигающий запах бумаги. С губ сорвался тяжёлый вздох. А потом слеза капнула на одну из чернильных строчек, и Стейси быстро прижала блокнот к груди.
Сколько прошло с того момента — минуты или часы, она не знала. Просто больше совсем не шевелилась, так и сидя, держа его заметки рядом с медленно бьющимся сердцем… Все, устав, давно бросили грести — корабль оказался слишком далеко, чтобы добраться до него и не растратить последние силы в почти провальной попытке найти на нём спасение.
Потом стало немного светать. Точно так же, как и всегда. Будто ничего не произошло. Будто новое утро ничем не отличалось от предыдущего.
Внезапно раздался звук сигнального огня, а потом чей-то сиплый возглас. В нём были и радость, и облегчение, и Стейси, ничего не понимая, вскинула голову, потому как до этого, не отрываясь, смотрела только себе под ноги.
— Там корабль, другой корабль, — произнесла одна из женщин. — Мы спасены?
В шлюпке послышались сдавленные шепотки. Стейси лишь сейчас огляделась по сторонам. Постепенно встающее солнце едва осветило океан, под порывами ветра начинавший покрываться рябью. Но вдалеке были видны другие шлюпки, уже начавшие двигаться к пока что неизвестному кораблю, а на воде то тут, то там белели небольшие пятна. Почему-то понять, что это были замёрзшие люди, державшиеся на поверхности благодаря спасательным жилетам, удалось не сразу. Возможно, об этом было лучше и не знать.
Грести пришлось долго. Очень-очень долго. Ни у кого в шлюпке уже не было сил. Все, утомлённые до предела, продрогшие, перепуганные, были почти не в состоянии шевелиться. И хотя идущая навстречу помощь и вселила в сердца некий оптимизм, его было несопоставимо мало.
Впоследствии Стейси не могла вспомнить, как они оказались около лайнера, на борту которого металлическим блеском сияло название «Карпатия». Она даже не помнила, как поднялась на палубу. Но стоило только оказаться в безопасности, как оставшаяся твёрдость окончательно её покинула — едва не потеряв сознание, она, пытаясь увернуться от заботливого внимания неизвестных людей, первым же делом прижалась к ледяной стене корабля, соскользнув на деревянный пол.
Какой-то мужчина, пытаясь дозваться до неё, подхватил Стейси под локти, накинув ей на плечи шерстяной плед. Благо, мама быстро оказалась рядом. Она нашла в себе силы, чтобы представиться записывающему имена неизвестному офицеру, попутно благодаря, как оказалось, судового врача «Карпатии» за предложенные горячие напитки и интересуясь у него, куда можно было присесть, чтобы согреться.
Один из стюардов взялся сопроводить их и остальных женщин из шлюпки в столовую. Он что-то без устали говорил — о том, как все переживали, мчась на всех парах на выручку по ледяному океану, о том, что пассажиры «Карпатии», узнав о беде, тут же предложили отдать пострадавшим часть своих вещей… Стейси убаюкивало его бормотание. И хотя глаза слипались, а сил едва хватало, чтобы переставлять ноги, она пыталась осматриваться по сторонам, то и дело натыкаясь на знакомые и незнакомые лица.
— Простите, сэр, — едва слышно произнесла она, когда мама усадила её в кресло, а стюард протянул чашку с горячим бульоном, — а списки спасшихся…
— Мы составляем их, мисс, не волнуйтесь. Быть может, вам нужен осмотр врача?
— Нет, — выдохнула она, прикрывая веки.
Онемевшие пальцы жёг фарфор, а голова всё ещё кружилась.
— Если понадобиться какая-то помощь, можете сразу обратиться к любому члену экипажа, — обращаясь теперь больше к миссис Монтгомери, добавил стюард, торопясь вернуться обратно на палубу, чтобы узнать, мог ли быть там полезен.
— Да, спасибо, — сказала она. — Стейси, милая, посиди минутку, я сейчас узнаю, где нам можно расположиться, чтобы отдохнуть. Тебе надо поспать.
— Я не могу, мам. Мне надо сначала найти Томаса.
— Ты не сможешь нормально искать его в таком состоянии. Ты устала, я устала… Взгляни на Терезу, она уже спит. Пожалуйста, Стейси, я настаиваю.
Пока Милдред ходила, чтобы действительно выяснить что-нибудь о свободных койках, Стейси и сама не заметила, как, закрыв глаза, задремала. Чашка по-прежнему была у неё в ладонях, но она вцепилась в неё так крепко, что ни капли постепенно остывающего бульона не перелилось через край.
Позже, когда мама всё-таки увела её в какую-то каюту, она забылась долгим сном бесконечно вымотанного человека. Она не знала, снилось ли тогда ей хоть что-то. Если даже и снилось, сознание, будто пытаясь уберечь её от боли, предпочло ничего не запоминать.
Но это не помогло от обрушившихся мыслей, забивших по вискам, стоило лишь распахнуть глаза. В каюте было темно, и Стейси не сразу поняла, где она находилась и который был час. Ей, в общем-то, было и не важно. Она увидела лежащую на соседней кровати маму, и её окатило необоснованной волной ужаса. Откинув одеяло и опустив босые ноги на пол, она первым же делом подошла к ней ближе и, вслушиваясь в звуки сиплых вздохов, несколько минут не отрываясь следила за тем, как в полумраке медленно вздымалась и опускалась мамина грудь.
Слёзы полились по щекам Стейси, когда она, упав перед мамой на колени, совершенно не боясь её разбудить, взяла ту за руку и прижалась губами к тонким пальцам.
Жива. Она была жива. Она дышала. Она была в порядке и просто спала.
Зажав рот руками, Стейси тихо разрыдалась, позволив, наконец, громким судорожным хрипам вырваться из горла. Всё это время она ещё пыталась безуспешно сдерживаться.
Теперь в этом не было смысла.
Забравшись к Милдред на кровать, сжавшись у неё под боком и почувствовав, как сквозь сон мама обняла её за плечи, Стейси вскоре, перестав дрожать, уснула вновь, на сей раз беспокойным сном, от которого не могла очнуться до самого утра.