Hiraeth

      Все взрослые из окружения Рей постоянно ссорились. Она уже приняла это как данность.       — Ункар, да это херня полная! — Маз ткнула пальцем в массивную грудь толстяка. — Я могу поверить в то, что ты дебил тупорылый, но не в то, что ты на самом деле не понимаешь, какое это дерьмо!       Рей переняла две вещи от штатного психолога детского дома — ее политические убеждения и ее словарный запас.       Ункар почесал лысину, бросил на Маз надменный взгляд, однако его лицо покраснело от стыда, а на лбу вздулась вена. Выглядело забавно.       — Это пародия на человека. — Маз одним глотком выпила весь кофе. — Господи, на вкус как аккумуляторная жидкость. Ебучий конец света! На черном рынке есть всё, а женщина не может купить себе приличный кофе!       Ункар игнорировал ее ворчание.       — Я бы не назвал профессора Сноука пародией.       — Профессора? — Маз подкурила сигарету и надела очки. — Он такой же профессор, как я — Мерлин Монро. Вот в каком колледже он преподаёт, а? По какой специализации? Есть ли у него книги, публикации? Я сейчас не про тот бестселлер о национализме и патриотизме, который наши власти выдают за историческую литературу. Настоящие научные работы, которые включены в учебную программу? Что говорят о нем студенты?       Ункар молча моргнул.       — И самое интересное — а где он был до войны, черт его раздери, почему никто раньше не слышал о нем, пока проклятое правительство не выделило ему прайм-тайм в эфире, чтобы продвигать чушь о национальной идее и вселенских заговорах?       Маз всегда была эмоциональной, но все же не до такой степени. У нее буквально тряслись руки, невесело было наблюдать, какой маленькой и дряхлой она казалась.       — Тараканы, клоуны, экстрасенсы повылезали из своих засратых нор, чтобы сеять ложь, — усталым и злым голосом продолжала она. — А мы позволяем воспринимать их всерьез. Ебучий конец света.       Она выдохнула плотный дым и открыла газету. «Предатели в наших рядах: разоблачение изменников, финансируемых Вашингтоном». Ункар сдался и не спорил. Он хмыкнул, потянулся и впервые заметил Рей.       — Чего пялишься? — выплюнул он.       Рей всегда было интересно, зачем человек, ненавидящий детей, устроился на работу в детский дом?       — Ничего, — тихо сказала она. — Делаю домашнюю работу.       — Делай ее в другом месте!       Рей посмотрела на рабочие тетради, вздохнула, аккуратно собрала вещи и направилась к выходу. В общей комнате всегда было сложно заниматься.       — Учись, милая. — Маз не отрывалась от газеты. — А то навсегда останешься в этой дыре.       Рей пожала плечами и ушла в свою комнату, прикрыв скрипучую дверь. Она всю ночь провертелась без сна, мучаясь одновременно от голода, тошноты и тревоги. Мысли о математике отступили. А ведь числа всегда делали ее счастливой, они всегда предсказуемы, но теперь даже банальные уравнения словно расплывались по листам, не желая поддаваться.       Ужасала мысль, что она невольно попала под чужое влияние, причем довольно сильное.       Разумеется, у нее был выбор. Например, можно было притвориться, что ничего не было, просидеть целый день в доме, учиться, смотреть телевизор со всеми, если, конечно, программа будет не слишком ужасной. Вообще вести себя как обычно, забыть о незнакомце. Не мог же он выследить ее, в самом деле, да и зачем?       С другой стороны, он мог просто не прийти. Вот это было бы облегчением. Рей даже надеялась на такой исход. Незнакомец в дорогой одежде выглядел так, словно все на свете ему должны. У таких людей нет принципа держать обещания, данные случайной маленькой девочке.       Но как же он улыбался, когда они говорили о «Marian» — дурацкая ухмылка озаряла всё лицо, он выглядел моложе, он хотел с ней общаться. Мило, — призналась себе Рей. И чем чаще она об этом вспоминала, тем больше была уверена, что он придет. И ответственность за срыв встречи ляжет на нее.       Более того, если она не пойдет на музыкальный рынок, то всегда будет слушать Sisters of Mercy и вспоминать этого странного человека.       И этого нельзя было допустить. Он не отнимет ее любимую музыку.       Рей отложила учебники и непривычно много времени потратила на сборы в попытках выудить из своего скудного гардероба наряд, в котором не стыдно было бы стоять рядом с человеком в модном пальто. Словно во сне она брела к трамваю, который медленно повез ее к музыкальному рынку, оставляя надежду, что Рей опоздает, и он уйдет.       Однако, несмотря на небольшую задержку из-за ветхих рельсов и паршивой погоды, Рей все равно прибыла за несколько минут до времени их встречи.       К ее ужасу, он уже был там. Сидел на скамейке под липой, одетый в черное с головы до ног. Скамейка казалась такой низенькой, что ему некуда было девать ноги, кроме как вытянуть их перед собой, демонстрируя ступни размером с небольшие лодки, обутые в кожаные ботинки на шнуровке. Во всём этом прикиде и с козлиной бородкой он напоминал рок-звезду. Или гранж-солиста. Бесило, что сердце тут же пустилось вскачь. У него в руках было что-то небольшое и квадратное, но не кассета и не пластинка, что-то тонкое. Теоретически Рей представляла, что это могло быть, просто ни разу не видела вживую. Если она угадала, то всю нелепость ситуации даже словами было не описать.       Он смешно подпрыгнул, едва ее заметив.       — Рей…       Она никогда не думала, как выразительно звучит ее имя.       — Привет, э-эм… — Надо было назвать имя, но она его не знала. — Привет. Ладно. Это неловко. Привет, незнакомец.       — Я незнакомец? — помрачнел он.       И снова лавиной накрыла обреченность вперемежку с сожалением. Будто все, что она может сказать, всегда априори неверно.       — Я…э… — она попыталась исправиться, но ее прервали.       — Ты боишься меня.       Он будто впервые осознал, какое мог производить впечатление.       Рей замялась.       — Не нужно. — Он надул губы. — Я не монстр.       — Извини, — сказала Рей, не понимая, за что.       Вместо ответа он сунул ей в руки квадратную коробочку.       — Вот. Я же обещал достать то, что тебе нравится.       Рей взяла, только чтобы подтвердить сомнения, с укором посмотрела на него.       — Это компакт-диск.       — Да, — согласился он, и тут же задумался. — Ох, блядь.       Чувство вины окрашивало его лицо, превращая почти что в побитую собаку, он быстро перестал быть страшным, Рей громко и заливисто расхохоталась. Все напряжение выплеснулось наружу, она очень даже неприлично хрюкнула.       — Я облажался? — Кончики его ушей стали темно-красными.       — Нет.       Диск был великолепен. Такой весомый, реальный. Красивая обложка, кроваво-красный шрифт, стильные узоры, напоминающие об Азадзи Химэ. «The Sisters of Mercy», «First and Last and Always».       — Нет. Просто… Это CD-диск. Мне негде его слушать. — Рей открыла коробку, поймала солнечного зайчика от поверхности диска. — Это оригинал, да? — шепотом спросила она. — Ты где вообще его взял?       — В Нью-Йорке в 1989 году. — Он пожал плечами. — Купил после выступления. Не помню название клуба.       Рей чуть не уронила диск.       — Ты… ты видел их вживую? — по-детски истерично воскликнула она. — Видел Sisters of Mercy живьем? В Нью-Йорке?       Было даже не ясно, что из этого более невероятно. Хоть это и происходило четыре года назад. Внезапно серость реальности взяла в тиски ее горло.       Незнакомец криво улыбнулся.       — И как это было? — тихо спросила Рей.       — Sisters? Круто было. Элдрич вызывающе себя вел, у него была очередная вспышка звездной болезни. Судя по всему, вообще не понимал, где находится. Шоу давали почти сразу после той херни с Патрисией Моррисон, так что он весь тур был в поганом настроении. Но Элдрич ведь всегда в поганом настроении, так ведь?       Рей и близко не понимала, что он имел в виду, но с энтузиазмом кивала.       — Думал, концерт дольше продлится, а они закруглились еще до полуночи, — добавил он. — А вот афтепати было клевое. Я, правда, перепил, и дядя меня пилил с похмелья.       Рей нахмурилась, отчего незнакомец ощутимо вздрогнул.       — Я больше не пью, — виновато уточнил он.       Он пристально посмотрел ей в глаза, как будто ожидая словесного подтверждения, что он смог измениться к лучшему, на что Рей понимающе улыбнулась, и его плечи опустились.       Они стояли слишком близко к друг другу, но в этот раз Рей была не против.       — А Нью-Йорк — он какой? — спросила она.       Ей было тяжело представить, что это реальное место на карте, где живут обычные, такие же, как она, люди, что это не декорации, в которых Гарри встречает Салли, где шотландец должен отрубать головы врагам и в конце остаться только один, где Розанна Аркетт отчаянно ищет Сьюзан, где нужно звонить охотникам за привидениями, чтобы они спасли город от гигантского зефирного человечка, который топчет желтые такси и ломает небоскребы.       — Яркий, — усмехнулся он. — Много огней, все светится. Улицы, машины, неоновые вывески до самого горизонта. Красиво…       Жестами он словно очерчивал панораму Манхэттена.       — Но…э-э… Мне было тяжело там спать. Из-за джетлага мучился бессонницей. Ночами сбегал из нашей квартиры и слонялся по улицам от Сан-Марко до самой Таймс-сквер. И не мог насмотреться. Во всех этих огнях так легко заблудиться, постоянно хочется свернуть не туда и оказаться бог знает где. Я с большим трудом заставлял себя вернуться домой до рассвета, знаешь…       Рей легко это представила. Высокая фигура в черном на фоне готичных небоскребов и кирпичных зданий с пожарными лестницами бесцельно движется по залитым светом улицам, а вокруг клубится пар из канализационных люков. Так нереально, будто киноафиша, но Рей почти слышала гудение неоновых фонарей Таймс-сквер в мрачной ноябрьской хмари.       Стало интересно, по-прежнему ли у него проблемы со сном.       — А ты скучаешь по нему? — Рей была уверена в положительном ответе, ведь слышала грусть в его тоне, и сама потянулась к ярким огням, прячась от голода.       Но незнакомец тряхнул головой.       — Нет. Тогда у меня не было цели в жизни. Теперь есть.       И наваждение отступило. Рей сделала шаг назад.       — Спасибо тебе за альбом. Никто не делал для меня ничего хорошего уже давно.       Он покраснел. Выглядело так мило, немного даже смешно для человека его комплекции.       — Я ступил. Не подумал.       — С тобой это часто, наверное, случается, — смело поддразнила она. — Не думать.       Поначалу он вроде нахмурился, как вчера, когда она слово лишнее боялась сказать, но потом издал звук, отдаленно напоминающий смешок.       — Я не могу это взять. — Рей протянула ему диск.       Их пальцы на секунду соприкоснулись.       — Нет. — отказывался он. — Нет, это тебе, возьми, пожалуйста. Он мне не нужен, я больше не слушаю эту музыку.       — Да мне не на чем слушать диск.       Он так и не забрал CD.       — Мы что-нибудь придумаем, — небрежно сказал он, пытаясь быть естественным.       — Мы?       Он замер. Внезапно Рей уловила очевидное — это он ее боялся.       И это было неожиданно круто.       — Ну… ты сказала, что часто тут бываешь, — осторожно начал он. — И, ну, я тоже тут зависаю. Я ищу кое-кого, знаешь. Мне сказали, он ходит на музыкальный рынок, покупает пластинки.       Он словно презирал всех любителей пластинок. Последняя фраза прозвучала зловеще, так только сталкеры говорят. У Рей закололо шею, но она отмахнулась от предчувствия.       — Я просто подумал, ты могла бы составить мне компанию, — продолжил он. — Не обязательно каждый день. Когда у тебя будет время. В смысле, когда захочешь. Мы могли бы говорить о музыке. Или о Нью-Йорке. О чем захочешь.       Вот он и открылся. Он смотрел так внимательно, что это даже отталкивало. Однако Рей сложно было отрицать, что ей понравилось это чувство нужности.       С ней никогда такого не было. Следовало прекратить валять дурака, но Рей не такая.       — Ладно, — улыбнулась она. — Да. Я с удовольствием.       Вот и решили.       — Только у меня есть вопрос. — сказала Рей, пряча диск в рюкзак. — Как тебя зовут? Я же не могу звать тебя «незнакомец».       Он ответил не сразу.       — Кайло. Зови меня Кайло.       Что-то странное было в его имени, возможно, он что-то скрывал, возможно, врал. И она его понимала. Ведь даже в крутом кашемировом пальто, поездками в Нью-Йорк, светской жизнью и тем фактом, что он лет на десять старше, перед Рей был просто очень одинокий и несчастный человек.       Как и она.