Hiraeth

      В последнюю неделю ноября объявили, что школы закрываются.       Разумеется, временно. Экономические санкции привели к нехватке топлива, государству пришлось закрыть учебные заведения для экономии электроэнергии на неопределенный срок. Ведущая новостей читала распоряжения по бумажке с серьезным видом и упреками в несправедливости санкций, которые могут привести к гуманитарной катастрофе. И это не вина правительства, это остальной мир виноват, а мы молодцы. Дети были счастливы: самые длинные зимние каникулы!       Инфляция набирала новые обороты. Ункар принимал ставки, какой исторический деятель опозорится появлением на новой криво напечатанной банкноте. Ставки в немецких марках. Тут и там ходили слухи о том, что происходило на границе — осады городов, плотный снайперский огонь, люди не могли покинуть убежища, чтобы похоронить убитых. Говорили, улицы покрыты мертвыми телами. Маз всё больше возмущалась, ругалась и курила, а потом и вовсе заговорила, что пора с этим что-то делать, пусть все порядочные люди повытаскивают головы из задниц и положат уже конец этому безумию.       Но Рей мало обращала внимания на новости.       Они встречались каждый день.       Каждый четров день.       Ближе к полудню она садилась в трамвай, глядя на темное небо и одуревая от волнения. Каждый день он ждал ее на музыкальном рынке. Рей не имела понятия, как ему удавалось всегда приходить на несколько минут раньше, но это делало ее счастливой. Она улыбалась, когда видела его, и мир вокруг исчезал.       — Привет, незнакомец, — дразнила она. — Всё ждешь своего человека?       Он кивал:       — Пока я твой.       Кайло сдержал обещание — они говорили о музыке. Он так много групп видел вживую, что даже запомнить все их названия сложно, и Рей попросила сделать ей сборник. Уже на следующий день он принёс кассету в ярко-красной коробке, на подложке которой названия были написаны так аккуратно, что походили на напечатанные. Рей слушала её ночами на починенном плеере, глядя на доски двухъярусной кровати над ней, и пыталась представить себя в ночном клубе в чужой стране. Там пахло табаком, пивом и лаком для волос, люди кричали, танцевали, наступая друг другу на ноги. Не факт, что ей бы понравилось, даже если бы она немыслимым образом там очутилась. Было интересно, что чувствовал он.       Он переводил для нее слова песен — все как на подбор мрачные и темные, что ожидаемо. Рей казалось, что ему нравилось показывать ей что-то новое, объяснять, открывать для нее то, что любил он, и всегда уточнять, что его клубная молодость уже прошла. Рей обожала слушать, как он читал по-английски. Его акцент почти не был заметен, лишь звук «Р» выделялся лишней вибрацией, но и это Рей находила очаровательным, очень подходящим человеку, объездившему полмира.       Она узнала, что Нью-Йорк — не единственное место, где он бывал. Он посещал Лондон («лучшие ночные клубы в мире»), Париж («на хер этих французов»), Берлин («облака там такие низкие, что кажется, можно коснуться рукой»), Рим («Ватикан отстой, лучше посмотреть монашеские склепы, где фигурно выложили тысячи человеческих костей, типа memento mori, твою мать»), Осло («никогда не думал, что скажу это, но как же я скучал по солнышку после норвежской зимы»), Санкт-Петербург («дешевая русская водка вообще ни разу не дешевая»), и даже Токио («знаешь, что я тебе скажу, Рей, японцы — просто инопланетяне, их технологии настолько продвинуты, будто попал в научно-фантастический фильм, а общественные нормы — почти по-средневековому традиционные, нам стоит многому у них поучиться»).       Привыкнуть к нему было так легко. Приятные мелочи: когда они шли рядом, Рей радовалась их разнице в росте; уши у него были такие огромные, наверняка отрастил длинные волосы, чтобы скрыть их; ей нравилась форма его носа, который был сломан не один раз; его клыки были слишком острыми, верхний — надколот, отчего улыбка казалась мальчишеской. И он так эмоционально жестикулировал, когда увлекался рассказом, иногда Рей специально что-то уточняла, чтобы он просто продолжал говорить. Со временем она начала находить полное отсутствие у него обаяния совершенно потрясающим, словно прямота делала его честным, открытым и уязвимым. Из всех окружающих ее людей Рей, пожалуй, могла доверять только ему. Да, он многого о себе не говорил, ну и что. Ему нужно было время.       Как-то он принес Рей свою любимую книгу. Она ожидала увидеть русскую классику, немецкую философию или даже фентэзи («Властелин колец» в прошлом году она проглотила за неделю — все три книги). Но нет.       — «Cien años de soledad», — прочел он по-испански, протягивая ей роман с раскидистыми джунглями на обложке.       «Сто лет одиночества». Книга про политику, семейные проклятия, злой рок и неправильные жизненные решения, про то, что никто никогда не получит то, о чем мечтает. Так он сказал. Было удивительно, что он запомнил судьбы стольких персонажей.       Он никогда не был в Латинской Америке. И теперь его жизнь изменилась — он не мог путешествовать — поэтому был уверен, что уже никогда туда не попадет.       Они могли бы поехать туда вместе, — почти предложила Рей, но сдержалась.       О себе она ничего не говорила. Потому что нечего. Она никто из ниоткуда, вот и всё. Со временем она призналась, что детдомовская, из-за чего Кайло долго молчал. Странно, бестактные вопросы с его стороны поступали регулярно, но в этот раз он ни о чем не расспрашивал.       Хотя, возможно, ей бы этого хотелось.       — Зачем ты это делаешь? — спросила Рей, когда они прятались от холода в кофейне напротив рынка.       — Что делаю?       Она сделала глоток горячего шоколада, который Кайло ей купил. Вкус был невероятный. Язык обожгло, но челюсть приятно покалывало от сладости. Она забыла, что такое бывает.       — Зачем теряешь время со мной?       Кайло откинулся назад на скрипящем стуле, в его глазах отразилась паника.       — А ты не хочешь?       Рей видела, что у нее есть власть над ним, но не понимала, почему.       Она хотела спросить: что с тобой? Что случилось? Кто так сильно тебя обидел, что ты теряешься в компании девочки-сироты? Какая тайная миссия заставила так изменить свою жизнь? Что ты скрываешь?       Но Рей боялась, что на этом их общение закончится, и он найдет более интересный способ проводить досуг.       — Хочу, конечно, — с излишним энтузиазмом сказала она.       — Остальное не имеет значения.       Сердце заполошно сбилось с ритма, когда Рей увидела его кривозубую улыбку.       Частенько она представляла себе человека, которого Кайло ждал на музыкальном рынке. Кто бы это мог быть? Бывшая девушка — красивая, ухоженная, взрослая?       Рей возненавидела ее, ну, слегка.       Ноябрь сменился декабрем, близились праздники.       Маз придумала рецепт — «торт-эмбарго», или как приготовить десерт без шоколада, корицы, масла, орехов, молока и яиц, только минимум муки, сахара, воды, контрабандного какао и одно яблоко. На вкус получилось, как дерьмо, но Маз уверяла, что торт сильно полезнее, чем батончики Марс с черного рынка, от которых гниют зубы. Купить ёлку было не на что. Ункар предложил просто срубить сосну в городском парке, но Маз заставила всех вместе делать украшения из цветного картона. По утрам Рей помогала младшим детям рисовать Санту, оленей, конфеты и Микки Мауса, а потом развешивать их по облезлым стенам коридоров.       Абсурд просто.       Отключения электричества участились.       — Что ты хочешь на Новый год? — спросил как-то Кайло.       Рей замялась — такого вопроса ей никто никогда не задавал.       — В смысле, подарок? Или как бы я хотела праздновать?       — И то, и то. — Пожал плечами Кайло.       Изо всех сил она пыталась сдержать рвущийся поток эмоций, как и грусть, радость могла быть невыносимой.       — Я… я подумаю.       И всё равно ее голос слышался счастливо-писклявым.       Невзрачным декабрьским днем жизнь Рей покатилась ко всем чертям.       Она увидела Кайло издалека — он ждал в обычном месте на музыкальном рынке, но был не один.       Ругался с кем-то.       Его оппонент — просто кадр. Седой, небрежно одетый мужчина лет шестидесяти, в модном спортивном костюме с яркими полосками по бокам, такие даже на молодежи смотрелись смешно, массивных кроссовках Найк и с толстой золотой цепочкой, спрятанной под воротник. Лицо сильно контрастировало с одеждой, старик был чем-то обеспокоен или разочарован.       Кайло, наоборот, был как комок ярости.       Он плевался гневом, улыбка стала оскалом, волосы растрепались. Его эмоции были очевидны всей улице, он был как черная дыра, затмевающая и без того тусклое зимнее солнце. Примерно такие чувства Рей испытывала, когда встретила его впервые.       Подходить она не хотела, но ее заметил Кайло, дернулся, и старик обернулся.       — Ты кто?       Его глаза метались от Кайло к Рей, а затем он нахмурился, что-то явно для себя решив.       Кайло резко сдвинул Рей себе за спину. Жест был такой естественный, что она подчинилась, не задумываясь.       — Не твое дело, — рыкнул Кайло, прежде чем Рей успела ответить. — Как ты, блядь, меня нашел?       Старик закатил глаза.       — Полгорода знает, где тебя найти. — Он махнул киоскам. — Парень, если ты думаешь, что остаёшься незаметным, когда сидишь тут каждый день, как проклятый ворон Невермор, то лучше пересмотри свою тактику.       — Не смей издеваться надо мной!       Кайло почти кричал. Мужчина сделал шаг назад и внимательно посмотрел.       — Окей.— Он поднял руки сдающимся жестом. — Окей, давай поговорим. Как взрослые люди.       Он испугался, — поняла Рей. Действительно испугался.       Твою мать.       — Нам не о чем говорить. — Кайло сжал челюсти. — Вали с глаз моих!       Старик не двигался.       — Послушай, малыш. — Голосом он словно пытался успокоить истерику новорожденного или укротить дикое животное. — Пожалуйста, послушай меня. Я знаю.       Он ждал ответа, но Кайло просто скрестил руки и сурово на него смотрел.       Когда Рей видела такое в детском доме, это заканчивалось дракой и сломанными носами.       — Ходят слухи. Люди говорят, он планирует ужасные вещи. Что хочет продолжать. — Он сделал театральную паузу. — Но еще не поздно. Для тебя еще есть время, ты можешь поступить правильно.       — Ушам не верю, — фыркнул Кайло. — Это ты мне говоришь, поступать правильно?       Старик промолчал, а Кайло тряхнул головой.       — Ты ведь всегда всё правильно делаешь, да, Хан?!       Рей никогда не слышала, чтобы чье-то имя произносили с таким презрением. Прохожие обращали на них внимание, но вид Кайло заставлял их отвести глаза и спешить дальше. Кайло сделал шаг вперед, старик — назад, все еще держа руки поднятыми.       Да что между ними такое?       — Какой у тебя любимый маршрут сейчас? — Притворно интересовался Кайло. — Румыния? Венгрия? Может, Австрия?       Этот Хан щурился, но не отвечал.       — Что ты возишь? Сигареты? Бензин? Или что-то банальное — сосиски, Анаком, Нескафе, Орео?       Хан горда выпрямил спину.       — Магазины пустые. Люди голодают. Если бы мы не рисковали…       — А, то есть ты типа герой, да? — перебил Кайло. — Люди у него голодают. Они получают продуктовые талоны, если что. Скажи вот, тебе талонами платят, за ту парашу, что ты продаешь? Или все же дойчмарками?       Старик хотел бы возразить, но, кажется, не нашел слов и сник.       Он выглядел таким уставшим и потрепанным, будто на глазах постарел лет на десять. Рей ощутила слабый укол сочувствия.       — Малыш. — Хан протянул руку, но остановился, так и не коснувшись лица Кайло. — Пожалуйста, оставь его. Не уезжай.       Кайло взглянул на него с неприкрытым отвращением.       — Я поступаю правильно, — заявил он. — Кто-то должен. А теперь отъебись.       Хан стоял, не двигаясь, смотрел на Кайло так, будто тот разбил его сердце. Напряженный момент длился так долго, так мелодраматично, что было больно смотреть. Рей хотела, чтобы всё закончилось.       Наконец старик вздохнул.       — Ладно. На этот раз твоя взяла, малыш, я уйду. Но не сдамся, понял? Ты меня не заставишь.       Он развернулся, готовый ретироваться, но внезапно взглянул на Рей.       Он хотел что-то ей сказать, даже указал пальцем и открыл рот, но передумал, неодобрительно покачал головой, будто она что-то не так сделала. Рей испугалась того, что могла от него услышать, и шагнула ближе к Кайло.       Хан махнул рукой, как будто из жалости, отвернулся и, наконец, ушел. Шагал он медленно, часто оглядывался, яркий спортивный костюм долго не мог потеряться в толпе.       Но даже когда старик ушел, напряжение осталось.       Рей посмотрела на Кайло.       Она не дура. Надо было спросить. Пусть объяснит, кто такой Хан, что произошло, как именно «правильно» ему нужно поступить.       Однако из всего разговора ее взволновало только одно.       — Он сказал… — Рей запнулась, борясь с комком в горле. — Эм-м… Сказал, ты куда-то собираешься? Это правда?       Кайло избегал смотреть ей в глаза, напряженно разглядывая тротуар под ногами. Его злости и гнева как не бывало, даже выглядел он уже нисколько не угрожающим. Тревожный знак.       Удар настиг прежде, чем он ответил:       — Да.       Что ж.       — Но ты же скоро вернешься? — с нажимом спросила Рей. — Это же твое очередное путешествие, да? Приедешь, расскажешь много историй?       Он посмотрел на нее глазами побитой собаки.       — Нет, это не очередное путешествие, Рей.       — Пожалуйста, скажи, ты же вернешься? — порывисто тараторила Рей.       Полуулыбка Кайло отразила лишь страдания.       — Я… я не знаю.       Нет.       — Но… Но тот человек, которого ты ждал — мы много недель провели на рынке. Это, что, было зря?       — Рей, — дрожащим голосом сказал Кайло. — Уже очень давно единственный человек, которого я ждал здесь, была ты. Я думал, ты знаешь.       Ну нет. Да как он посмел?       Как можно говорить такое, а потом бросать ее! У него не было на это права!       Проклятые взрослые.       — Лжец. — Слезы застили ее глаза. Нельзя было грубить в ответ на такие слова, но нет. Он заслужил видеть ее боль. — Сраный лжец! Ты обещал, что мы будем вместе отмечать Новый год, а теперь… Я вижу тебя в последний раз?!       Кайло поджал губы.       — Это не от меня зависит. — Он имел наглость выглядеть смущенным. — Но я должен ехать. Пожалуйста. Ты должна понять.       — Ты не можешь бросить меня.       Слезы лились, холодный зимний воздух обжигал щеки. Она изо всех сил пыталась дышать.       — Не плачь.       — Пошел ты, Кайло! — ругнулась она, и он вздрогнул. — Не указывай мне!       Шарф пропитался соленым и стал пахнуть как затхлая шерсть. Рей было все равно. С определенной стороны, все закончилось хорошо, она теперь была свободна. Никаких больше бабочек в животе.       — Знаешь, — всхлипнула она, — всё нормально. Меня все рано или поздно бросают. Все. С чего бы тебе быть другим…       Он смотрел на нее. Кричать на него было приятно — видно, что она делала больно.       Но затем, без предупреждения, он двинулся вперед и крепко ее обнял.       Он впервые прикоснулся к ней.       Это был первый раз, когда кто-то прикоснулся к ней за очень долгое время.       На секунду она будто оказалась в капкане, хотелось оттолкнуть его. Но его тепло, запах его лосьона, его козлиная бородка, щекочущая ухо, грохочущее сердцебиение, слышное через все толстые слои тканей между ними, просто не дали сопротивляться.       Рей разрыдалась.       — Тише, — шептал Кайло ей в волосы. — Успокойся, пожалуйста. Рей. Слушай, я обещаю. Я вернусь к тебе. Слышишь? Я вернусь.       Она кивнула и уткнулась лицом в его грудь. Слезы продолжали течь, скорее всего, она пачкала его пальто, не зная, куда девать руки.       Его дыхание было таким теплым.       — Я не брошу тебя. Я сделаю все дела и вернусь, обещаю. Так что жди меня. Не плачь и жди меня.       Он гладил ее по волосам. Так мило. От этого хотелось плакать еще сильнее.       — Рей? Ты мне веришь?       — Да, — сказала она.       Сволочь. Как будто она могла ответить иначе.       Она неуверенно обняла его в ответ, чувствуя мягкость ворсистой ткани под ладонями, как воспоминание о любимой мягкой игрушке, которой у нее никогда не было. Кайло прижался крепче, и Рей почувствовала, что тонет. Вода сомкнулась над ее головой.       — Хорошо, — прошептал он.       Кайло поднял ее подбородок, чтобы встретиться взглядами. Его глаза тоже были красными, веки опухли, а зрачки расширились, он выглядел безумцем, но Рей нравился этот надрыв.       Вообще-то в фильмах такие сцены оканчивались одинаково, отчего в животе разгорался нежелательный жар.       Она хотела вырваться из его объятий. Она хотела никуда его не отпускать.       Но Кайло усмехнулся.       — Я вернусь к тебе, — повторил он.       И, разумеется, именно в этот чёртов момент начал падать первый снег 1993-го года.