Hiraeth

      Канун Нового года — время подарков. Санта приехал в сиротский приют. В мятом красном костюме, пахнущем нафталином. Ватная борода выглядела кошмарно, он был слишком худым для сказочного старика, но старался изо всех сил, и Рей подыгрывала ему, развлекала малышей. Им подарили альбомы и раскраски, связки книг с патриотическими стихами и коробку с бывшими в употреблении игрушками, видавшими виды. Там были криво стриженные куклы Барби и плюшевые медведи без носов. Заехали представители Красного Креста, привезли теплую одежду. Рей отчаянно рылась в потертых джинсах и свитерах, пытаясь найти что-то сочетаемое и не выглядящее слишком дешмански. Впервые в жизни.       Выбор был скудный.       — Извините за это, — сказал сотрудник Красного Креста. — Сейчас много забот. Лагеря для беженцев переполнены, а люди всё прибывают. Гуманитарная помощь уходит сначала туда. Вам привезли, что осталось.       — Что, сироты уже не в моде? — сухо возразила Маз. — Ебучий конец света.       Новый год пришел и ушел. Маз встречала его с семьей, поэтому дети сидели с Ункаром. Он разрешил не спать до часа ночи, смотреть развлекательное шоу по национальному телевидению. Одобренные правительством артисты пели и танцевали в нарядных костюмах, все в блестках, галстуках-бабочках и высоких прическах. На фоне огромной елки они в полночь открыли шампанское и наперебой говорили тосты за счастливое будущее. Рей ошеломляла такая постыдная имитация нормальности, но то, что проклятый 1993-й наконец закончился, приносило облегчение.       В январе время будто замедлилось.       Ветер не утихал, школы не открывались, город в бледном коконе из теней и снега не шевелился. Появилась куча свободного времени, и в этом была проблема. Рей не знала, что ей делать.       Кайло уехал три недели назад.       Она добровольно помогала по хозяйству. Убирала, кормила маленьких детей, учила с ними стихи, читала вслух сказки. Ункар щурясь предупреждал, что все равно не даст ей никаких карманных денег, но они были и не нужны. Она слушала сборник Кайло столько раз, что плеер зажевал кассету. Пришлось сматывать пленку карандашом. После этого Рей пестовала кассету как реликвию и больше ее не включала. Она перечитывала роман, который он подарил, представляя себе влажную жару Латинской Америки, палящее солнце, трели сверчков, семейные ссоры, которые длятся от одного дня до ста лет. Текст приятно контрастировал с мокрым снегом за окном. Рей снова бесцельно бродила по городу, но очень недолго, слякоть попадала в сапоги и ноги мерзли в мокрых носках.       Она будто бегала по кругу.       Прошло три недели, а она понятия не имела, где он.       Рей каждый день ходила на музыкальный рынок. Она надеялась увидеть его там, на их обычном месте встречи, но никого не было, даже крутых ребят — слишком холодно. Половина киосков не работала. Некоторое время, около часа, она стояла, поглядывая по сторонам, вдруг он объявится, но его не было. Все чаще Рей думала, что раньше была счастливее, когда у нее никого не было, но потом решила, что сам факт ожидания дал ей цель в жизни.       Он обещал, что вернется. Он обещал.       — Эй! — Однажды продавец помахал ей. — А где Кайло?       Она ошеломленно посмотрела на него, обдумывая вопрос.       — Ты знаешь Кайло?       — Ну, нет, не знаю. — Продавец шаркал ногами. — У меня бы не хватило смелости заговорить с ним, если ты понимаешь, о чем я. Но я про него слышал. Все слышали.       Рей моргнула. В смысле, все слышали?       — Он вернется, — сказала она, не понимая, почему.       — О, вернется? — удивился продавец. — Ладно. Было так странно, что он ходил сюда. Пугал до усрачки нас и покупателей.       Внезапно он побледнел, осознав, что именно сказал. В глазах отразилась паника.       — Я не хотел обидеть, — извинился он.       Рей понятия не имела, к чему это он.       — Ничего страшного, — сказала она в замешательстве.       — Вот! — Он указал на кассеты, нервно улыбаясь. — Выбирай любую. Это подарок. Для девушки Кайло.       Рей вернулась домой с «Лучшими хитами The Smiths» — он бы одобрил — и кучей вопросов. Да, легко было понять, почему люди могли бояться Кайло, она сама первое время боялась, пока не узнала поближе. Он как тьма и гнев, и абсолютно без каких-либо социальных навыков. Продавец явно преувеличивал.       Должно быть, это из-за его познаний в музыке, решила Рей. Он столько групп видел вживую, конечно, Кайло вызывал уважение на музыкальном рынке.       Шли дни. Она слушала The Smiths. Он уехал четыре недели назад.       В середине января выдался настолько светлый и морозный полдень, что паром изо рта можно было выдувать кольца, как Маз дымом своих сигарет. Рей кое-кто поджидал на рынке.       И это был не Кайло.       — Привет, малыш, — поздоровался Хан, кутаясь в изношенную кожаную куртку. — Мне сказали, что ты все еще торчишь здесь.       Первым желанием было уйти. Она еще помнила ссору, свидетельницей которой стала: обидные, грубые слова, столько недосказанного, Кайло вышел из себя, старик отчаялся, и еще много чего, что она не понимала. Если Хан пришел к ней, значит, случилось что-то плохое.       Или он знал, где Кайло.       — Когда мы виделись в прошлый раз, вам было сказано отъебаться. — Рей выпрямила спину. — Не думаю, что вы друг Кайло.       На удивление старик рассмеялся.       — Ты права. Я ему не друг. Я его отец.       Ее челюсть отвисла.       Она внимательнее рассмотрела Хана. Неряшливый, морщинистый, с фирменной ухмылкой, он излучал хладнокровие и обаяние, как простой, по-житейски мудрый человек, может, немного с придурью. Пазл не складывался. Рей не могла представить его рядом с парнем в черном кашемировом пальто в ночном клубе Токио или Нью-Йорка.       — Что, не похож? — широко улыбнулся Хан. — У пацана шило в жопе, это да, но я не виноват в этом. Он похож на мою жену. То есть, бывшую жену. Эти интеллигенты такие снобы!       — Что вам нужно? — Рей не улыбалась в ответ.       — Ничего. — Хан небрежно пожал плечами. — Просто проверяю, как у тебя дела.       Рей была уверена, что он врет.       — И хотел узнать, вдруг ты в курсе, когда вернется мой сын, — добавил он после паузы.       То есть, он тоже понятия не имел, — разочаровалась Рей.       — Не в курсе. — Рей скрестила руки и пошире расставила ноги. — А даже если бы и знала, не сказала бы.       Хан вздохнул, но в его глазах мелькнуло одобрение.       — А ты наглая. И стоишь горой за моего непутевого сына. Тебе сколько лет, дорогуша?       — Шестнадцать, — слишком быстро ответила она.       Старик прищурился.       — Нет тебе шестнадцати. — Он понимающе усмехнулся. — И я держу пари, что он этого не знает, так?       Рей обиделась.       — Он не делал со мной ничего предосудительного!       — Конечно, нет, — согласился Хан, и она успокоилась: он ей верил. — Он всегда был полным профаном с девушками.       Кровь прилила к лицу — она стала свекольно-красной. Проклятье.       Осознание ситуации давило тяжким грузом. Она просто безнадежная. Ненормальная. Загнанная в угол, как мышь, переставшая сопротивляться. Если бы какая-то другая девочка пришла к ней с такими проблемами — Рей назвала бы ее дурой.       Хан улыбнулся, будто прочел ее мысли.       — И что? — Рей пыталась не задыхаться от отчаяния. — Скажете, что мне нельзя с ним общаться?       Улыбка погрустнела.       — Если бы сказал, ты бы послушалась?       Рей сразу знала ответ, но не торопилась озвучивать.       — Нет.       — Так и думал. Но послушай, малыш, есть кое-что, о чем ты должна знать. Кайло — очень проблемный молодой человек.       В его голосе была странная дрожь, когда он намеренно выделял интонацией имя своего сына.       — Я знаю, — заявила Рей. — Я знала это с самого начала.       Хан цокнул языком.       — Да ты и половины не знаешь, дорогуша. Меня разрывает между тем, чтобы проболтаться и напугать тебя, или держать рот на замке, потому что меньше знаешь — крепче спишь.       Рей видела, что он говорил серьезно. Она видела страх в его глазах, когда Кайло набросился на него. Что же там могло быть такого плохого? Наркотики? Криминал? Но он клялся, что даже алкоголь не пьет, и явно не одобрял контрабандный промысел своего отца. А вдруг это были проблемы с психикой? Как в каком-нибудь модном фильме или грустной песне. Вдруг он в специальном учреждении лечится? И поэтому сказал, что не знает, когда вернется.       Но он обещал вернуться.       Рей могла бы пережить некоторую степень безумия.       — Он хорошо ко мне относится, — наконец сказала она, опуская взгляд.       — Ох, малыш, — вздохнул Хан с чудовищным пониманием. — Ты ведь не привыкла к тому, что люди хорошо к тебе относятся, да?       Рей не ответила.       — Слушай, — предложил он. — У меня есть точка на бульваре. Ну, не точка, в смысле, я продаю с машины. Почти каждый день там бываю. Если вдруг тебе будет плохо или одиноко, или просто захочешь поговорить с кем-нибудь — можешь найти меня там. Договорились?       Она кивнула, чувствуя себя побежденной, хоть и было не понятно, почему.       Время шло, снег падал, и Рей приняла предложение.       Иногда (не слишком часто) она ходила к бульвару, который превратили в стихийный базар контрабандных товаров под открытым небом. Как он и говорил, Хан продавал всякую мелочевку из багажника своего серо-голубого Юго-45, который называл Соколом, и утверждал, что это самая надежная колымага в мире. Он добродушно щурился, когда видел ее, и угощал батончиками Марс.       Хан развлекал ее историями о своей молодости. Он проворачивал аферы по всей стране, от морского побережья, кишащего иностранными туристами, до горнолыжных курортов, где он играл в карты с партийными чиновниками. Его рассказы украшали честные воры и дамы в беде, певцы, кинозвезды, он участвовал в автомобильных погонях, посещал нелегальные казино и придорожные кабаки, где стареющие музыканты растрачивали свой талант, коррумпированные полицейские попадали впросак. Рей не верила и половине его историй, но он заставлял ее смеяться от души. Особенно Хан любил рассказывать о том, как ухаживал за матерью Кайло — благовоспитанной дочерью генерал-лейтенанта Национальной армии, настоящей принцессой, по его словам. Она жила на вилле в элитном районе столицы, посещала уроки фортепиано и частных репетиторов французского языка, но летом 1968 года, летом любви, огня и мятежа, когда студенческие бунты сотрясали города, она решила восстать. Она бунтовала, — ухмылялся Хан. Он вспоминал ее прически в стиле хиппи и белые летние сарафаны, и по тону было понятно, что он давно не делился ни с кем этой историей.       Хан не общался с бывшей женой много лет, она с головой ушла в карьеру профессора местного университета. Насколько он знал, с сыном у них также были натянутые отношения.       Рей пыталась представить Кайло ребенком — неуклюжим, лопоухим, склонным к перепадам настроения. Трудным. Одиноким даже, наверное, единственным ребенком родителей, которые постоянно ссорились, ведь у принцесс и негодяев счастливый конец бывает только в любовных романах. Она не могла представить его счастливым.       Хан никогда не говорил с ней о Кайло, а она никогда не спрашивала.       В начале февраля минуло шесть недель с тех пор, как он уехал. Что значило, они провели больше времени порознь, чем вместе.       Рей не сомневалась, что он вернется.       Снег начал таять.