Hiraeth

      Утром во вторник на второй неделе февраля в детском доме происходили странные вещи.       Маз позвали к телефону.       Звонок был важный, она извинилась и покинула творческую мастерскую, которую сама же и организовала, чтобы занять детей вне школы, ушла в свой кабинет. Это было необычно, Маз никогда не прерывала уроки. Видимо, неотложные семейные дела.       Но вот наступил вечер, а Маз все не шла домой.       Рей вернулась с ежедневной прогулки и обнаружила психолога в ее кабинете. Рей постучала и заглянула, чтобы убедиться, все ли в порядке. Маз выглядела злой и растрепанной, без своих обычных очков с толстенными линзами. Пепельница была полна доверху, часть сигарет не докурена.       — Вам что-нибудь нужно? — Рей старалась унять беспокойство.       Если Маз сорвется — единственный оплот стабильности в жизни Рей исчезнет, она уже седьмую неделю держалась из последних сил.       — Все в порядке, дорогая. — Маз потерла виски, будто пытаясь прогнать невеселые мысли. — Не волнуйся за меня.       Рей замялась, стоя в дверях.       — Я, эм… — Она изо всех сил старалась говорить, как взрослая. — Я буду в общей комнате смотреть телевизор, если что-то понадобится.       — Только не разрешай Ункару выбирать канал, милая, а то потеряешь остатки мозга.       Выдавив из себя улыбку, Рей закрыла дверь.       Следующие полтора часа она пыталась смотреть повтор канадского полицейского сериала. Она уже видела этот эпизод раньше и должна знать, кто убийца, но сюжет неожиданно стал слишком сложным, чтобы следить за ним. Ункар подозрительно поглядывал на нее — обычно она не задерживалась у телевизора так долго.       Затем, уже почти перед отбоем, в прихожей раздался шум.       Рей слушала, затаив дыхание. Шаги. Голоса. Тащили что-то тяжелое — возможно, дорожную сумку. Было странно: время посещения закончилось, комендант уже должен был замкнуть входную дверь. Она дернулась, чтобы проверить, что происходит, но Ункар бросил на нее суровый взгляд, который заставил ее сидеть на месте.       Она отмахнулась от идиотской фантазии, в которой Кайло не пойдет на музыкальный рынок, а явится прямо сюда посреди ночи, только что из путешествия, небритый, уставший, со спортивной сумкой за спиной, возьмет ее на руки и увезет далеко-далеко, в край приключений.       Это тупо. Такого никогда не случится.       Бравые канадские детективы арестовали убийцу. Когда на нее надевали наручники, женщина на экране кричала, что жертва был подонком, и выстрел между глаз — все, чего он заслуживал.       За час до полуночи Рей должны отправить спать. Она отчаянно этого не хотела.       Дверь резко распахнулась, и в общую комнату влетела Маз. Лицо у нее было усталым, макияж под глазами размазался, но она просто кипела от злости. И это было не обычное ее ворчание на судьбы мира, а что-то конкретное, что-то личное.       — Что случилось? — Ункар сощурился.       — Не лезь, Ункар! — бросила Маз и повернулась к Рей. — Милая, можешь мне помочь, пожалуйста?       — Конечно! — Подпрыгнула Рей.       Маз сунула ей в руки красный бумажный пакет. Приоткрыв его, Рей почувствовала насыщенный запах молотого кофе, разливающийся по душной комнате.       — Мой секретный запас, — объяснила Маз. — Для особых случаев. Будь хорошей девочкой, сходи на кухню и завари мне две чашки. Очень крепкий.       Прежде чем Ункар успел возразить, Рей кинулась на кухню, поставила кастрюлю с водой на плиту. В маленькой комнате не топили, холод пробирал до костей. Она смотрела на отслаивающиеся обои, ожидая, когда закипит.       Дело шло к полуночи.       Запах кофе вился к коридору, Рей разлила горячий напиток в пластиковые стаканчики. Рукам было горячо, пришлось поставить их на тарелку и нести, надеясь, что много не прольется. Она прилагала все усилия, чтобы двигаться уверенно, подавить волнение.       С минуту Рей набиралась смелости постучать в дверь. Считала до пяти, до десяти, до двадцати.       Там что-то случилось. У Маз кто-то был, мужчина, он говорил:       — Трое, их трое! Один рыжий. Тощий, надменный, форма с иголочки, скользкий, как хорек. Всегда ноет. Никогда не пачкает руки. Еще женщина. Огромная, самая большая девушка, что я видел. Настоящая амазонка. Садистка и хамка, смеется, как маньячка.       Он сделал паузу. Рей не решалась нажать на дверную ручку.       — А еще был он. — Голос стих до шепота, было едва слышно. — Он хуже всех, Маз. Просто кошмар.       Рей различала тяжелое дыхание и скрип стула.       — Он просто беспредельщик. Чертов псих. Серьезно, он не в себе, одновременно ледяной, сдержанный и неуправляемый. У него безумные глаза, от взгляда невозможно оторваться, странно, что его голова не взрывается от хаоса, что в ней творится.       Маз вздохнула.       — Финн, все уже позади.       Рей постучала. Не дождавшись ответа, она прошла в кабинет, чуть не уронив кофе.       Там правда был Финн.       Рей помнила этого темнокожего парня, он был популярным поводом для сплетен раньше. Дети говорили, что его отец был африканским студентом, что приехал поступать в медицинский в 70-х годах, когда политика страны стремилась к мультикультурализму. Другие утверждали, что его отец на самом деле был вождем древнего племени, или борцом за свободу в родной стране, сбежавшим от бельгийских колонизаторов, или сыном известного диктатора, или черт пойми кем, дети любят такие истории. И ни в одной версии ничего не говорили о матери Финна, будто было так сложно придумать, почему женщина бросила ребенка в сиротском приюте.       Они никогда раньше не разговаривали. Финн был старше, всегда держался особняком, а Рей не умела завязывать дружеские отношения. Она знала, что Финн покинул приют по достижении совершеннолетия, дети говорили, поехал в Африку искать своего отца.       Видимо, не поехал.       Финн был одет в солдатскую форму. Она сидела свободно, словно была с чужого плеча, отчего он казался маленьким, сидел, сгорбившись, с опущенной головой и дрожащими плечами. Форма была грязной, что отчетливо наблюдалось даже на камуфляжном рисунке, от Финна воняло потом и машинным маслом.       На рукаве у него был шеврон. Черное поле, обрамленное цветами национального флага, с красным солнцем посередине, вышитым одновременно в старом и новом стиле. Внизу кириллицей, похожим на рунический шрифтом были написаны два слова.       «Первый Орден».       — Спасибо, милая! — Громко сказала Маз, взяла одну чашку себе, другую передала Финну. — Могу предложить выпивку, чтобы забыться, или кофе, чтобы прийти в себя. Лучше — последнее. Выпей.       Финн взял стаканчик обеими руками и медленно вдохнул аромат. Он дрожал. Боялся уронить, сжимал стакан так сильно, что пластик мялся.       Рей никто не выгнал, поэтому она задержалась в кабинете. Отошла в уголок, пытаясь слиться с мебелью. Многие в детском доме отлично осваивают это умение. Люди вокруг часто разговаривали так, будто ее нет.       Финн хлебнул кофе и выдохнул.       — Не обязательно говорить, если еще не готов, — предупредила Маз.       — О, я готов как никогда.       Вместо продолжения он несколько минут медленно пил, тяжело дыша и глядя себе под ноги.       — Нам дали форму, оружие, припасы и посадили в грузовик, — хриплым голосом проговорил Финн. — Повезли за границу. Там все по-другому, представляешь. Мы жалуемся, как тут плохо, но когда оказываешься там… Это настоящее дерьмо. Настоящая война.       Маз поджала губы, но смолчала.       — Мне кажется, я не видел ни одного дома без пулевых отверстий в стенах. Или что танками не сплющено. Или не сгорело дотла. Воняло дымом и гнилым мясом. Трупы на обочинах, представляешь? Полузамерзшие, полусгнившие. Домашняя скотина — дохлые коровы со вздутыми животами, рой мух в, мать его, январе. И люди. — Финн сделал большой глоток. — Запрещали отходить от грузовика, сходить с дороги, повсюду минные поля. Один неверный шаг — бах — и твои кишки разбрызганы повсюду.       Он тряхнул головой, словно прогонял воспоминания. Рей стало интересно, бывало ли с его товарищами такое.       — Сначала мы ничего особенного не делали. Ехали, смотрели, как командиры встречаются и обсуждают что-то. Ночевали в сожженных деревнях. Рисовали граффити на стенах, чем похабнее, тем лучше. Тренировались в стрельбе по мишеням, ну, ты понимаешь. Но через несколько недель пришел приказ. Хорошо. И вот когда… когда… эм-м…       Его руки так сильно дрожали, что Финн раздавил стаканчик и обжег пальцы. Рей хотела вскочить и помочь, но остановилась на полпути, боясь, что ее выгонят, как только она обратит на себя внимание. Маз подала салфетку и погладила Финна по плечу.       — Я в порядке. — Он вытер руки. — В порядке. В порядке.       Очевидно, он повторял эти слова так много раз, чтобы самообман сработал.       — Они… они сказали, в горах есть деревня, где укрываются вражеские боевики. — Финн тер пальцы, хотя от кофе следов не осталось. — С ними нужно было разобраться, мы полезли. Ебаный снег был повсюду. — Он вздохнул. — Деревня была такая маленькая — всего несколько домов, а солдаты говорили, что богатая. Как будто местные жители раньше ездили на заработки в Германию. Но когда мы добрались туда… кхм… Никаких боевиков не было. Только жители. Просто… обычные люди.       Финн поднял глаза и от его затравленного взгляда у Рей побежали мурашки.       — Чертовы гражданские.       Маз сильнее сжала его плечо.       — Нам приказали собрать всех жителей. — Он снова опустил глаза. — Мы врывались в хижины и… вытаскивали их силой. Они пытались прятаться, но у них плохо получалось. Наши стреляли в воздух. Люди кричали, и только. Они не оказали никакого сопротивления, когда их выгоняли.       Финн дернулся, будто толкал кого-то.       — Когда всех собрали, появился он. — Финн затрясся всем телом, Маз положила обе руки ему на плечи. — Он псих, Маз. Настоящий. У него такие глаза, он такой огромный, и ты бы слышала, как он говорит, ты должна слышать его голос, я обмочился, честное слово. Он подошел к гражданским как долбаный бог смерти и призвал выйти главного.       Финн уклонился от рук Маз, беспокоясь от прикосновений. Она откинулась на спинку стула и понимающе кивнула.       — Продолжай.       — Вышел один старик. Прямо дедушка. С седой бородой и поникшими глазами. Сказал, что он старейшина в этой деревне, или типа того. Знаешь, для этого нужна была недюжинная храбрость, вот так встать перед ним лицом к лицу. — Финн сделал паузу, сомневаясь, что у него самого хватит мужества о таком говорить. — Он спросил про сепаратистов. Где они, и чем деревенские им помогали. Старик сказал, что ничего не знает, что их община живет вдали от всех, что им не нужны неприятности. Что они ни в чем не виноваты. А он… он издал этот звук. Шипящий. Я не сразу понял, что это смех. Он пожал плечами и дико спокойно сказал: «Невиновных среди вас нет». Вынул пистолет и выстрелил в старика. Убил его.       Жестом Финн показал пистолет.       — Просто убил и все. Пальнул между глаз.       Повисла гнетущая тишина. Маз выдохнула, глотнула остывший кофе. Финн все еще дрожал.       Рей с ужасом поняла, что это еще не конец истории.       — Что случилось с жителями деревни? — осторожно спросила Маз, подозревая, каков будет ответ.       — Он, эм-м… он… — Голос Финна стал совсем хриплым, он страшно заикался. — Он приказал нам всех расстрелять.       Ебать.       Кончиками пальцев он комкал униформу на коленках.       — Когда открыли огонь, они даже не поняли, что происходит. Так растерялись. Я… я думаю, они не ожидали, что всех убьют, даже после всего, что мы делали… Они… они так кричали, но голосов не было слышно за выстрелами. Я бы не хотел их слышать. — Финн с нажимом закрыл уши ладонями. — Столько крови, Маз. Реки, блядь, крови. Брызгала повсюду, хуже, чем в фильмах ужасов. И так воняло, и еще этот хруст, когда пуля попадает в кость… Знаешь, Маз, люди, оказывается, обсираются перед смертью. Знаешь?       — Ты стрелял? — строго спросила Маз.       Он молчал.       — Финн. — Тон голоса Маз стал таким резким, что Рей вздрогнула. — Говори. Ты. Стрелял.       — Нет, — наконец ответил он, и Рей выдохнула. — Я… я не смог.       Внезапно Маз наотмашь ударила Финна по лицу.       Пощечина зазвенела в воздухе тускло освещенной комнаты — Маз определенно сильно била для такой хрупкой женщины. Шокированный Финн смотрел на нее, перестав дрожать.       — Это, — сказала Маз, потирая руку, — это за глупость. Что, думал, присоединиться к банде подонков и негодяев — хорошая идея? Это тебе за то, что никогда не верил в себя. За то, что вечно пытаешься кому-то что-то доказать! Что пытаешься казаться «своим», идиот! За то, что был готов воевать, чтобы найти свое место в жизни! Твою мать, Финн. Ты реально думал, что можешь кого-нибудь застрелить?       Финн начал плакать. Слезы катились по лицу, но на удивление он стал выглядеть более собранным.       — Я сделал что-то ужасное, — тихо сказал он. — Никому не говори. Пожалуйста. Мне жаль. Мне так жаль.       — На хер. — Маз скрестила руки на груди.       Финн закрыл глаза и сделал глубокий вдох, долго молчал, теребя салфетку, пока та не порвалась и не упала на пол.       Он будет продолжать, — поняла Рей. Он должен был рассказать свою историю до конца, иначе он сломается.       — Что было дальше? — спросила Маз.       — Мы, э… мы сожгли деревню. — Он прокашлялся. — Заебались разводить костер в этом снегу. Нам приказали вернуться в грузовик, мы поехали обратно. Я смотрел через окно. Пламя… Адское пламя выглядело прекрасно в черной ночи. А меня стошнило. Я тогда сказал, что ухожу.       — Они позволили тебе просто уйти?       — Нет, конечно. Он съехал с катушек. — Финн запнулся. — Взбесился, назвал меня предателем и набросился. Схватил за горло. Он такой сильный, будто у него какая-то волшебная мощь или стальной скелет, или что-то вроде того. Он как бешеный зверь. Я думал, он меня задушит. Думал, что умру. А хуже всего… хуже всего, я думал, что умереть — это нормально.       Финн потер шею, как будто она все еще болела.       — Но потом рыжий Хакс сказал, что убивать новобранцев плохо для имиджа. И если я хочу уйти, то могу валить на все четыре стороны, как гребаный трус. Клянусь, после всего, что я видел, это был комплимент. — Он грустно усмехнулся. — Вот и все. Ну, они забрали у меня оружие, приковали наручниками к машине и запретили всем со мной разговаривать. Как пересекли границу — меня просто выкинули вон из грузовика. Это было прошлой ночью. Я ехал на перекладных до города.       — У тебя проблемы? — Маз подняла брови.       — Нет. Ну… не думаю. Уже нет. — Финн виновато прикусил губу. — Прости, что так поступил с тобой, Маз, но мне больше некуда идти. Черт, у меня даже нет сменной одежды, я все еще ношу это дерьмо. — Он дернул ткань формы. — Помоги мне сжечь ее.       Маз закурила сигарету, первую за вечер. Она смаковала дым, медленно вдыхая, и подняла руку, готовая начать говорить, но затем ее взгляд скользнул к темному углу комнаты. Она нахмурилась.       — Рей, дорогая. — Голос у нее был притворно сладким. — Какого хера ты еще здесь?       Финн подскочил, открыл рот от шока, Рей охватила волна стыда и паники.       — Я… я не хотела… — Она покраснела, не зная, что сказать.       — Пошла вон, — приказала Маз. — Живо.       Рей выбежала из кабинета, спотыкаясь на ровном месте, и захлопнула за собой дверь.       Только когда добралась до своей кровати, она поняла, что дрожит.       Уснуть в ту ночь не было никакой возможности — Рей затапливало чувством вины, как лавиной грязного снега. Когда все же она ненадолго задремала, ей снились мухи, пламя, тень приближающегося монстра и выстрелы, разрезающие ночное небо. Рей проснулась до рассвета и считала минуты до восхода солнца.       Она так сильно соскучилась по нему, что была готова кричать.       Конечно, утром ее вызвали к Маз в кабинет. Ее не наказали, но на нее кричали, осуждали ее поведение, выражали горькое разочарование, объясняли ценность частной жизни и важность конфиденциальности таким тоном, будто Рей была умственно отсталой. Рей чувствовала свою вину и боялась, что после ее выходки Маз больше никогда не будет доверять ей, это было просто невыносимо.       Хуже и быть не могло. Все катилось к чертям. Благоразумие ускользало, Рей было физически больно, она никогда не чувствовала себя хуже.       В полдень из-за обреченных мыслей Рей едва не пропустила свой ежедневный ритуал поездки на музыкальный рынок. Она заставила себя влезть в переполненный трамвай и зажмурилась, считая остановки. Она почти ненавидела этот маршрут.       Но под липами парка на скамейке сидела темная фигура.       Рей не поверила глазам.       Так. Это он. Такой огромный. В черном пальто. На их обычном месте, приехал пораньше. Смотрел себе под ноги, барабаня пальцами, как в песне Моррисси, застенчивый, угрюмый, нелепый, но такой милый, что сердце Рей было готово разорваться. Было удивительно, насколько сильно было облегчение от одного только его вида.       Он вернулся.       Он вернулся к ней.       Она хотела бежать к нему, но ноги будто окаменели. Слезы покалывали в уголках глаз.       Он вернулся.       Он повернулся, увидел ее, и тут же его лицо озарила улыбка, сверкнув отколотым клыком. Он побрился начисто, заметила Рей, отрастил волосы. Такие длинные кудри. Он выглядел усталым, с темными кругами под глазами. Где же это он был, — задумалась она. Но потом осознала, что это не имеет никакого значения. Он ведь вернулся.       — Рей!       Его голос звучал хрипло. Ее кожа покрылась мурашками.       Она не знала, куда себя деть.       — Ты вернулся, — наконец сказала она вслух, чтобы самой себе поверить.       — Я же обещал. — Его улыбка стала шире, Рей никогда не видела ничего восхитительнее.       Он встал и пошел к ней. Рей надеялась, что он обнимет ее, как в прошлый раз, но он остановился в паре шагов. Разочарованно она поняла, что жаждала хоть какого-нибудь прикосновения.       Это пугало и нравилось одновременно.       — Думаю, ты больше нравишься мне таким, — нарочито уверенно выпалила она, боясь показаться глупой. — Без бороды.       — Ой. — Он коснулся подбородка, румянец заливал его лицо. — Тогда, наверное, мне придется бриться чаще.       Рей хихикнула.       И бабочки тут же вернулись.