Hiraeth

      На улице было шумно.       Смеялись дети, возвращаясь из школы. Собаки лаяли, машины сигналили, застряв в пробке, водители нервничали. Гремел трамвай, в церкви напротив звенели колокола. Каркали вороны, гнездясь на платанах вдоль дороги и обгаживая проходящих под деревьями людей. Торговцы громко кричали, зазывая покупать контрабандные сигареты, шоколад, горошек, моющие средства.       Было слишком много людей, слишком много голосов.       Рей посадили под домашний арест. Маз запретила ей выходить на улицу три недели, даже во внутренний двор. Было странно вновь оказаться на воздухе.       — Он должен быть там. — Она указала Финну на серо-голубой Юго, припаркованный перед кафешкой. — Пожалуйста, дай нам поговорить наедине. Я махну рукой, если будешь нужен.       Рей считала шаги, пока шла навстречу. Она репетировала предстоящий разговор, но все равно волновалась. Рано или поздно тревога должна была пройти, но проклятые бабочки в ритме пульса порхали в ее горле.       У машины никого не было. Какое облегчение, был повод развернуться и уйти. Но старый контрабандист вышел из закусочной с гамбургером, уже испачкавшим горчицей его спортивный костюм. Его лицо посветлело, едва он ее увидел.       — Привет, малыш! — по-кошачьи усмехнулся Хан. — Сколько лет, сколько зим. Как жизнь?       Ладно.       Рей сжала кулаки, подбородок предательски затрясся. Только не плакать. Только не опять.       — Все в порядке? Что случилось?       Она хотела ответить, но не могла. Хан внимательно посмотрел на нее.       — А. Мой сын случился, — понимающе сказал он. — Сделал тебе больно?       Рей не знала, что сказать.       Потому что не сделал. Ничего он ей не сделал.       Но больно было. Ее словно выпотрошили, превратив сердце в открытую рану, и некому было с этим помочь.       Она пожала плечами.       — Что мне сделать? — Спросил Хан, глядя на бутерброд, пахнущий луком.       — Я просто… — Ее голос дрогнул. — Я просто хочу поговорить.       Выглядело жалко. Старый контрабандист поджал губы, неприятный жест, как будто он не желал общаться. Рей показалось, что он сейчас попросит ее уйти.       — Конечно. — Он кивнул.       Хан выбросил бургер в ближайшую мусорку и скрестил руки на груди, прикрывая пятно горчицы. Он ждал с минуту, пока она начнет говорить. У Рей пересохло в горле.       — Почему ты мне не сказал?       — А. — Он слегка улыбнулся, будто защищаясь от трудного разговора. Бывшую жену наверняка раздражало это. — Я не сказал, потому что ты не хотела это слышать. И, честно говоря, я не знал, как сказать.       Он отвернулся к своей машине, стал разглядывать упаковки нейлоновых колготок с красиво накрашенной женщиной на обложке.       — Малыш, нелегко принять это дерьмо. Он очень известный человек. Кайло Рен из Первого Ордена, палач неверных, охранитель национальной идеи. У него есть целый фан-клуб, идиоты восхваляют тот ужас, который они с приспешниками творят на границе. Я никому не говорил, что я его отец, хоть это и добавило бы авторитета. Не мог себя заставить. Нелегко признать, что твой сын… что он…       — Монстр, — подсказала Рей.       Хан кивнул.       — Почему он стал таким? — Она теребила слишком длинный рукав своей толстовки.       — А ты прямолинейная. — Криво улыбнулся Хан. — Думаешь, что-то сделало его таким? За этим и пришла — узнать причину, найти оправдание, почему он перешел на темную сторону?       Рей опустила взгляд. Она понятия не имела, зачем пришла. Быть может, было нужно просто с кем-то поговорить.       — Ебать, малыш. — Он поразительно грустно выругался. — Ты все еще его любишь.       Вместо ответа она крепче сжала кулаки. Никаких слез.       — Все нормально. Я тоже, — вздохнул Хан. — Будь по-твоему. Расскажу тебе все, выводы делай сама. Не обещаю, что ты поймешь его. Потому что, видит бог, я сам не понимаю.       Хан помолчал, откинул назад седые волосы знакомым жестом. Рей терпеливо ждала. Тема была болезненной, не лучше вскрытой мозоли, а подробности, наверняка, отвратительными. Она глянула на Финна, прислонившегося к дереву чуть дальше по улице. Он помахал ей и вроде бы что-то сказал, но в гуле трамваев было не слышно.       — Бен, — начал Хан, — не был запланированным ребенком.       — Бен? — нахмурилась Рей. — Какой Бен?       — О, Кайло — не его настоящее имя. Он тебе не сказал?       — Нет.       Как глупо. Хан не комментировал, смотрел теплым взглядом, показывая, что понимает. Рей сильнее смутилась.       Она представила его как Бена. Имя было неподходящее. Совсем простое, старомодное и банальное.       — Он появился случайно, — продолжил Хан. — Но я очень любил его мать, и пора было остепениться, я подумал, почему нет? Мы поженились. Но брак продержался недолго. Его мать, моя бывшая, была очень молода. Училась на последнем курсе. Она хотела получить диплом, сделать карьеру. И это нормально — она была талантливой и умной, ей всю жизнь твердили, что ее ждут великие дела. Она не была готова особо чем-то жертвовать из-за брака со мной или из-за ребенка, которого даже не планировала. И я ни капельки ее не виню.       По всему выходило, что Хан действительно не злился. Возможно, он так сильно любил ее, что чувства не ушли до сих пор. Или он сам все испортил. Или виноваты были оба.       — Если бы наш сын был другим, может, мы бы справились, но… — он поколебался, — но Бен… Капризный, плаксивый, истеричный младенец. Он вечно ломал свои игрушки, начинал рыдать, как только мать выходила из комнаты. Уродливый мелкий засранец. Не смотри на меня так, я его отец, я имею право так говорить. Маленький Бен был настоящей катастрофой. Другие дети его ненавидели.       Рей теребила длинный рукав, обнаружив дыру в ткани. Пока что история была вполне предсказуемой, она и так обо всем этом догадывалась.       — Хорошие качества у него тоже были. Бесспорно. Он был очень умным. Чувствительным. Учился хорошо. Неплохо, да? Но как его отец, я… кгм… Черт. Я не справился. — Хан поднял глаза, полные искреннего раскаяния. — Я хотел сына, правда. Покажите мне мужика, который не хочет. Но я хотел сына, которого можно водить на футбол, учить его водить машину, давать советы, как общаться с девушками, а не Бена. И я почти сразу бросил свою бывшую самостоятельно разбираться с проблемами. Она героически справлялась, делала все, что могла. Он нарочно сводил ее с ума, терялся, когда они гуляли в Крепости, чтобы посмотреть, заплачет ли мама, если он исчезнет. Она плакала, плакала от отчаяния, звонила мне, просила помощи с маленьким дьявольским отродьем. Но я всегда говорил, что занят. Я не горжусь этим.       Он склонил голову, отдаваясь воспоминаниям. Ему было стыдно, и это было правильно, даже если Рей не имела права на него сердиться. Потому что она видела так много родителей, бросающих своих детей по разным причинам. И Хан был далеко не худшим из них.       — И…? — Рей прервала паузу, подталкивая продолжать.       — А потом пришел пубертат. Святые старцы. Он за одну ночь стал высоким и сильным. Слишком высоким и слишком сильным. И начались проблемы с насилием. Он постоянно избивал кого-нибудь. Сверстники перестали издеваться над ним — он их до ужаса пугал. Мать водила его к такому количеству детских психологов, что я потерял им счет. Но не вышло. У него до сих пор нет друзей. Он нелюдимый и жутко жестокий. Расстройство мышления. Я столько раз слышал это сочетание, что оно потеряло смысл. К четырнадцати годам он сменил пять школ благодаря связям моей бывшей жены. В шестнадцать был исключен навсегда за то, что сломал нос учителю. Даже связи не помогли.       Хан вздохнул. Образ Кайло-подростка выстраивался очень логичным — неуправляемый, нескладный, слишком сильный, для его же блага. Изгой. Рей даже жалела, что они не встретились в то время.       Вдруг она могла обуздать его безумие, пока не стало слишком поздно?       — А что было потом?       — У моей жены, бывшей жены, так вот, у нее был брат. Очень странный парень, — фыркнул Хан. — Я познакомился с ним во время студенческих волнений в 1968 году, он был лидером протеста. Изучал философию. Что-то типа роли человеческого фактора в мировой истории, и прочей ерунды. Если кратко, он получил докторскую степень в немыслимо юном возрасте и стал преподавать в колледже. Забавно, но из всех взрослых Бен лучше всех ладил с моим зятем. Их объединяла любовь к музыке. Я никогда не понимал этой всей снобской болтовни о джаз-фьюжн, пост-роке, пост-панке, или как вы там это зовете, но они могли говорить об этом часами. Он был единственным, кто мог справиться с пацаном, и моя бывшая отправила Бена жить к дяде.       Рей кивнула — он часто вспоминал своего дядю.       — Поначалу все шло хорошо. Они путешествовали по заграницам. Он отвез Бена в сраную Японию. А потом… Однажды что-то случилось. Они поссорились. Бог знает, из-за чего, но ссора была крупной. Люк никогда не говорил, что произошло и почему, но Бен избил его до полусмерти, сломал ему руку в двух местах. А Люк даже не вызвал полицию. Меня там не было, я все знаю со слов жены. Бывшей жены. После этого… ну, ты понимаешь. Моя бывшая разорвала контакты с Беном, и, думаю, я ее понимаю. Люк уволился и исчез из общественной жизни. Его много лет никто не видел.       На мусорный бак села ворона, охотясь за выброшенным гамбургером. Рей поймала взгляд маленьких глаз-бусинок, проницательных, будто осуждающих, птица словно видела ее насквозь. Но Хан топнул ногой, ворона взлетела, сердито размахивая крыльями и каркая.       Рей чувствовала себя как на краю пропасти — застрявшей и дезориентированной.       — Что стало с Кайло-Беном после этого?       — Несколько лет я о нем ничего не слышал, потом он вроде бы пошел в армию, что так то неплохо. Там научат уму-разуму. Но началась война, на хер их всех, малыш, их политические игры, пусть горят в аду за то, что разорили мою страну, все до единого! Тогда я узнал, что ни в какую армию Бен не пошел. Он вступил в частную военную компанию — Первый Орден. Сменил имя на Кайло Рена и пошел по пути кровопролития во славу национальных интересов. Он командует отрядом смерти. Убивает людей.       Хан изо всех сил старался сам поверить своим словам, выглядел затравленным, старым и сломленным.       — Убивает людей.       — Я знаю. — Рей закрыла глаза.       Только не думать о горящей деревне, дуле пистолета, направленном Финну в лицо. Только не вспоминать.       — Я, эм… — Голос старого контрабандиста начал дрожать. — Я несколько раз пытался поговорить с ним. Никто другой не пошел бы — ни его мать, ни дядя. Я пошел. Каждый раз ходил к нему, когда знал, где его найти. Я думал, если он поговорит с кем-нибудь, если объяснит, почему стал таким безжалостным, а его выслушают, то он вытащит голову из задницы и покончит с этим дерьмом.       Рей тихо усмехнулась.       — Но не получилось, — предположила она.       — Нет. Ты сама видела.       Они помолчали, прислушиваясь к уличной суматохе. К согнанной вороне присоединились еще две, они каркали в унисон, перелетая с ветки на ветку, как падальщики. Они прилетели за ней, — подумала Рей. Загоняют ее в угол, откуда не сбежать.       На тротуар падал помет и птичьи перья.       — Ну вот, — вновь твердым голосом сказал Хан. — Довольна рассказом?       Она вздохнула, кое-что Хан прояснил. И в то же время не сказал ничего нового. Ничего неожиданного. Никаких зловещих, трагических событий, которые могли бы сломить человека, превратить героя в злодея, как в кино. Просто неприятная жизненная история о неудавшемся браке, плохом воспитании детей и одиноком мальчике, которого было слишком много.       — Не совсем.       — Что тебе еще сказать? — Горько спросил Хан. — Я проебался. Моя жена облажалась. Черт, Люк, тоже где-то, наверное, облажался. Можешь осуждать нас, если хочешь. Но мой сын… он… Он такой, как есть. Монстр — твои слова, не мои. Он сам сделал свой выбор. Он живет так, как хочет. Нельзя винить других в его ошибках.       Он говорил искренне, а Рей чувствовала уже себя виноватой непонятно в чем. Она пожала плечами.       — Да, нельзя.       Хан кивнул, оглядел суетящуюся улицу.       — Я продолжу пытаться. Он мой сын, я люблю его и никогда не оставлю. Тем более сейчас. Только вот чем больше я об этом думаю, тем лучше понимаю, что делаю это для самого себя. — Он приложил руку к сердцу. — Он… Его не спасти… Он потерян. Слепой во мраке, вот он кто. Так что, малыш, держись от него подальше. Все закончилось хорошо, он не причинил тебе вреда. Но кто знает, на что он способен, когда гнев туманит ему голову? Ему нельзя доверять.       Он никогда не причинит мне вреда, — подумала Рей. Он никогда не сделает мне больно. Она все еще верила в это, мысль обезоруживала.       Настала пора прощаться.       — Спасибо за честность. — Рей протянула руку, прогоняя неприятное ощущение и мурашки по коже — она будто видела Хана в последний раз. — Удачи.       Она неуклюже повернулась, увидела идущего ей навстречу Финна.       — Малыш… Рей! Подожди! — Хан крепко ухватил ее за плечо. — Я хочу увидеть его. Ты случайно не знаешь, где его найти?       В его глазах горело отчаяние, совсем как у Кайло, — заметила Рей.       Не стоило этого делать, она явно пожалеет в будущем.       — Я знаю, где он живет, — тихо сказала Рей. *       Через две недели, поздним майским днем повсюду пахло цветущими липами, а небо было таким голубым и ярким, что, казалось, лето пришло раньше срока.       Рей понятия не имела, зачем снова пошла на бульвар. Нетипичное место для пеших прогулок, еще и без Финна. Но все же она, повинуясь нехорошему предчувствию, слонялась по черному рынку.       На обычном месте вместо припаркованного Юго она увидела другую машину, и предчувствие сменилось уверенностью.       — Где Хан? — спросила она у нового контрабандиста.       — А? — Продавец осмотрел ее с головы до ног и сострадательно улыбнулся. — Ты не знаешь?       — Чего не знаю? — В животе у Рей кольнуло.       Все и так было ясно, но она уповала на надежду.       — Хан мертв, — крикнул с другой стороны еще один контрабандист резким тоном. — Старый пердун сам виноват.       Удивилась ли Рей? Нет.       Было ли больно? Тоже нет.       Однако ей хотелось броситься к наглецу и выцарапать ему глаза.       Она досчитала от одного до десяти.       — Бала-Тик, бога ради, прояви уважение, — рявкнул первый продавец. — Хан Соло был живой легендой. А ушел так хуёво, право слово.       — Он… — Рей вдохнула, попыталась совладать с голосом. — Его… застрелили?       Она указала пальцем себе между бровей. Первый контрабандист кивнул.       — Видишь, Тасу. — Улыбнулся Бала-Тик. — Даже сопливые малявки все понимают.       Заплакать было бы вполне логично, но слезы не шли. Она непонимающим взглядом смотрела на обоих продавцов в полной уверенности, что завтра не сможет вспомнить их лица.       — Эта одержимость Кайло Реном погубила его, — продолжил Бала-Тик. — Это ненормально, он постоянно искал его. Начни искать дьявола — и он сам тебя найдет. Первый Орден ненавидит шпионов.       — Кайло Рен — псих ненормальный, — бескомпромиссно заявил Тасу.       Бала-Тик нахмурился.       — Сам давай прояви уважение! Кайло Рен много делает для народа, несмотря на то, что происходит за границей. Он воюет и истекает кровью за нас всех — и вы должны благодарить его!       — Может и так, — сморщился Тасу, — Но это не отменяет того факта, что он псих ненормальный. А Хан заслуживал лучшего.       — Я, эм-м, я… — прервала спор Рей, не в силах их слушать. — Мне пора идти.       Она натыкалась на прохожих, слышала карканье ворон позади, но продолжала бежать.       В трамвае Рей чувствовала на себе взгляды других пассажиров, коснулась лица, и только тогда поняла, что оно мокрое от слез.       Голова была пуста.       Что же произошло?       Ей оставалось только догадываться. До детского дома было далеко, Рей успела обдумать несколько сценариев. Как представление на сцене. Где они стояли в той светло-бежевой квартире? Ругались? Кто, что и как сказал? Кричал ли Кайло, или был жутко тихим, как он умеет? Много ли говорил Хан, сказал ли что-то лишнее? Удалось ли ему извиниться, вообще, пытался ли он? Когда Кайло достал пистолет? Он сразу выстрелил или колебался?       Дрожали ли его руки?       Осталось ли на стене пятно крови?       Она мучила сама себя, догадки не могли принести никакой пользы.       Но одно Рей знала точно.       Это ее вина. *       К началу июня Рей похудела настолько, что смогла полностью застегнуть все пуговицы на платье. Она все равно выбросила его в мусорку.       За ним последовал плеер, который она когда-то починила.       Финну приходилось напоминать ей, что нужно поесть. Она бесилась и огрызалась, но в глубине души была благодарна. Он скоро должен был съехать, они перестанут видеться. Рей понятия не имела, что ей делать. Поначалу она запаниковала, но затем вспомнила, что все время полагаться нужно только на себя.       Она поклялась себе, что никогда не будет ни от кого зависеть.       Успеваемость начала хромать, Маз позвала ее для разговора. Как психолог, она тянула время, улыбалась, курила одну сигарету за другой, пила кофе и задавала множество осторожных вопросов, чтобы вывести Рей на чистую воду. Но Рей ничего не сказала. Волевым усилием она сосредоточилась на школе, делала домашние задания, забываясь в мире формул и чисел. К концу девятого класса она стала отличницей, и Маз отстала, испытывая гордость за свое влияние. Ункар советовал получать профессиональное образование, но Рей хотела идти в старшие классы и потом поступить в вуз.       Высшее образование давало больше возможностей. Рей помнила слова Маз: «Учись хорошо — а то не сможешь свалить из этой дыры».       Она редко гуляла. Почти весь город пробуждал неприятные воспоминания. Рей решила, что чем больше времени она сможет проводить в помещении, тем лучше будут ее оценки.       Дни были расписаны по часам, а вот ночью Рей видела сны.       Ей снился темный переулок с каштанами и уличными фонарями, в темных углах блестели глаза бездомных кошек. Все было как тогда, только в конце Кайло стрелял, и брызги крови Финна пачкали ее платье. В другом сне Кайло держал под прицелом уже ее, вместо лица у него была волчья морда. Рей беспомощно смотрела в его желтые глаза, пробуя на вкус свои слезы, умоляла его не стрелять, но Кайло взводил курок и сон прерывался.       Это хорошие сны. По крайней мере, понятные.       Иногда ей снился день рождения на его кухне. Он застегивал кулон на ее шее, наклонялся, а Рей не отворачивалась. Они отчаянно целовались. Его губы были такими мягкими, он был так близко, скользил языком в ее рот, от запаха амбры и мускуса кружилась голова. Рей задыхалась, когда его руки задирали платье, и он касался ее бедер. Она просыпалась вся в поту, с неприятной пульсацией между ног и ненавидела себя. Уснуть потом так и не получалось.       Но бывали сны и похуже.       Ей снилась Крепость. Закат светился ярко-фиолетовыми, розовыми и красными цветами, в небе также были яркие серебряные звезды. Они поднялись на вал, разговаривали, Рей рассматривала его родинки на фоне ярких созвездий. Но потом решила все прекратить, прыгала по камням, убегала, не предлагая ему руку, оставила его наверху. Он застрял там без нее, не смог спуститься. Он зависел от нее. А она бросила его одного, в отчаянии, и ушла, не оглядываясь.       Она проснулась в слезах.       Но Рей никому бы не призналась, что скучала. Никогда.       Поначалу она видела его повсюду. В каждом черном пальто и кожаной куртке, в каждом высоком мужчине с длинными, темными волосами и широкими плечами, на каждой улице, в каждом парке, на каждой скамейке. Это было похоже на игры разума, Рей все чаще убеждала себя, что он не реален. Без него жизнь продолжалась, — повторяла она себе. Должна продолжаться. Самообман не работал, но этого было достаточно, чтобы не сойти с ума.       Иногда Рей не понимала, как он мог так легко ее отпустить. Вслух она не говорила, но была разочарована.       Он найдет ее снова. Монстры всегда так делают.       Когда-нибудь, когда она меньше всего этого ожидает, он начнет преследовать ее в ночи, высокий, хмурый, лохматый, с безумными глазами, дымом и тенями, клубящимися вокруг его пальто. Это неизбежно. Но она будет готова. Она отрепетировала, как накричит на него. Иногда ей прямо не терпелось покончить с этим — их воображаемая ссора утомляла разум, ему уже было пора услышать все, что она хотела сказать. Но на другой день Рей чувствовала себя неуверенной и напуганной, отчаянно желала, чтобы их встреча так никогда и не состоялась, мечтала двигаться вперед, пока не станет достаточно сильной, чтобы забыть его.       Каждый день, каждый час Рей ждала, что он вернется к ней.       Но он не возвращался.       Не возвращался.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ