Hiraeth

      В машине ей стало плохо.       На вилле, как ни странно, она держалась, но в машине с жарко дующей печкой, ритмичными махами дворников и сосновым запахом, смешивающимся с запахом крови, сигар и пота Кайло, ее чуть не вырвало. Рей сглотнула желчь и глубоко вздохнула.       Быть может, Армитаж заслужил заблеванный салон в его машине.       Они сидели сзади на толстом шерстяном покрывале, которое Фазма постелила, чтобы не заляпать обивку. Рей ковыряла плетение шерсти. Кайло полулежал, обняв ее, сдавив весом ее ребра, дышал ей в волосы.       Стоило закрыть глаза — Рей снова видела, как наяву, растекающуюся по черно-белой плитке кровь, зимние розы, синюю рубашку, тощие ноги на ступеньках.       Кайло поцеловал ее в шею. Он был тихим, будто бы сонным, как сытый пес. Или как пьяный.       — Что там произошло? — нарушила тишину Рей.       — Ты сама видела, — ответил Армитаж. — Кровавая баня.       — Да, но… — Она вздохнула. — Но что случилось?       — Боюсь, тебе придется это обсудить со своим монстром. Как только он закончит трахать тебя, разумеется. Не удивлюсь, если он весь день мучается со стояком.       Кайло посмеялся, обнял крепче. Он вряд ли был возбужден, но начал покусывать ее шею, полез руками под рубашку.       В зеркале заднего вида она увидела лицо Армитажа с тем взглядом, который она приняла за гнев, но он сказал тогда, что лишь разочарован.       — Армитаж…?       — Да, моя дорогая.       — Почему… — Рей с трудом формулировала вопрос. — Почему ты помог нам?       Повисла пауза.       — Я же сказал тебе. Я всегда на стороне победителя, — странным голосом сказал он.       Армитаж привез их в квартиру Кайло, припарковался перед входом, заглушил мотор. Рей ожидала, что они найдут укрытие, или заедут к врачу осмотреть сломанный нос и рану на подбородке, или обратятся к адвокату, чтобы выправить документы и сбежать из страны с наспех упакованными чемоданами. Было нереально просто вернуться домой после случившегося.       Она ни в чем больше не была уверена.       — Утром я позвоню, — сказал Армитаж перед уходом. — Рей, проследи, чтобы он ответил на звонок. Веселитесь, голубки, вам много нужно наверстать. А мне предстоит бессонная ночь за уборкой вашего бардака.       Было странно снова остаться наедине с монстром.       Они поднялись по лестнице. Рей заметила, что Кайло хромал. Вероятно, был ранен сильнее, чем показалось сначала. Его спасал вброс адреналина, когда он был в смертельной опасности, разработал безумный план и убил пять человек. Один из них был его наставником. Другие — боевыми товарищами.       Все ради нее.       Черно-белая плитка все еще была перед глазами, как и розы, и синяя рубашка.       — Ты в порядке? — глупо спросила она.       — Да, скоро буду. — Он улыбнулся, отпирая квартиру, искренне, мило, так, как улыбался только ей.       Рей покраснела и улыбнулась в ответ.       Он легко заставлял ее сердце биться чаще.       Кайло бросил куртку на пол, аккуратно стянул через голову пропитанную кровью футболку. Она липла к коже, он вздрагивал. На ребрах у него были грязные красные и коричневые синяки. Выглядело ужасно, в кино актеров даже близко не реалистично гримируют.       — Надо помыться, — сказал он. — Смыть это дерьмо с себя. Ты… я тебя тоже испачкал. Извини.       — Может, рану нужно зашить? — Она потянула руку к его подбородку, где уже прошло кровотечение и засохла корка.       — Не. — Кайло потянулся к ее руке. — Ты же не разлюбишь меня из-за еще одного шрама, любимая?       — Не разлюблю. — Рей поцеловала его в кончик носа.       В ванной она помогла снять остальную одежду. Расстегнула джинсы, стащила их вместе с бельем. Кайло возбужден не был, Рей ощутила странное облегчение. Хотя, вероятно, если бы ему хотелось, Рей, скорее всего, ему бы все позволила.       — Кто это сделал? — Она потрогала темно-фиолетовые синяки на его ребрах — Фазма?       — Отлично постаралась. — Кайло кивнул. — Хотела показать, что выбивает из меня дерьмо, и при этом сдерживать удары. Пришлось нос ломать. Ради шоу.       Он залез в ванну, скрестил ноги. Рей повернула кран, теплая вода полилась ему на спину, Кайло тихонько замычал.       Рей переключила напор на душевую насадку, чтобы помыть ему голову.       — А обязательно было делать все так, ну… эффектно?       — Сноук это заслужил. — Кайло поморщился. — Я хотел все обставить так, чтобы он думал, что победил. Хотел посмотреть на его выражение лица, когда он поймет, что не контролирует ситуацию.       От воды пошел пар. Кайло закрыл глаза, по его лицу потекла розоватая вода, он слизывал капли с губ, застонал, когда Рей стала намыливать его плечи. Звук был одновременно неприличным и уставшим.       — Прости, что тебе пришлось это увидеть, — сказал Кайло после паузы.       Рей кивнула.       Смывать уже засохшую кровь было непросто, мочалкой она размачивала и отслаивала застывшие корки. Коричневые кусочки окрашивали воду. Рей отмыла его спину, стараясь не слишком давить на ушибленные ребра. Нетронутая кожа от температуры стала розовой.       — Было тяжело… — внезапно сказал Кайло, — делать это.       — Срывать его планы? — Рей потянулась к бутылочке с шампунем.       — Нет, — шептал он. — Заканчивать все. Убивать старика.       Рей молча взбила пену в его волосах, кончиками пальцев помассировала кожу головы, вытащила запутавшиеся сгустки крови.       Судя по тому, что она видела, для него это вовсе не было тяжелым.       — Профессор Сноук, он… он делал много ужасных вещей, я знаю. Целую кучу. Особенно в последнее время. — Кайло поднял голову и встретил ее взгляд. — Хотел забрать тебя у меня. Сделать тебе больно. Но… бля, Рей. Он первый, кто не отвернулся от меня. Кто помог понять себя. Это… ну, понимаешь… это было тяжело.       Кайло моргнул, будто пена попала ему в глаза, затем набрал воздуха в грудь и низким голосом продолжил:       — Он заслужил это.       Чувствовал ли Кайло то же самое, когда убил Хана?       Они помолчали. Вода лилась, мочалка шуршала, Кайло громко дышал, из его носа пошла кровь. Он обхватил рукой ее запястье, Рей остановилась.       — Иди ко мне, любимая. — Он слабо улыбнулся. — Тебе тоже нужно помыться.       Рей застыла. Рубашка уже намокла. Они столько раз принимали душ вместе, но сейчас все было по-другому. Причин она не понимала.       — Давай, — попросил Кайло.       Рей вздохнула, хлопнула его по плечу.       — Двигайся. Мы так не поместимся.       Кайло привстал, Рей умостилась в его объятиях. Его поцелуй был со вкусом мыла.       Она расслабилась в теплой воде, когда стало понятно, что он хотел только помыться.       Час спустя Рей сушила волосы на диване.       Было холодно в спортивных штанах, даже от горячего воздуха из фена по спине бежали мурашки. Кайло головой лежал у нее на коленях, широко зевнул.       — Пойдешь в постель?       — Не думаю, что смогу уснуть.       На часах было четыре утра. Рей потерялась во времени.       Ночь вроде бы началась давно, а утро не наступит никогда.       Она отложила фен, осторожным жестом погладила новое ранение Кайло.       — Монстр… — Внезапно его прозвище прозвучало действительно жутко. — Что там случилось?       Вопрос был серьезным. В тишине тикали часы.       — Я убил Сноука, — просто ответил он.       — Ты же понимаешь, я не об этом. — Рей стиснула зубы.       Быть может, если она будет терпелива, то получит объяснение, чему именно она стала свидетелем несколько часов назад, и почему они до сих пор не в бегах. Но Кайло лишь сжал зубы, как ребенок, который уверен, что если не говорить вслух, то ничего не было.       Однако Рей продолжила:       — Ты убил важного человека. Большую шишку. Одного из самых известных правительственных подхалимов. И четверых его головорезов.       Да, их было четверо. Пацан в синем, мужчина с крафтовым пакетом, празднично одетый мужчина, и ублюдок, которому сломали шею в самом начале. Хруст до сих пор звенел в ушах.       — А потом мы просто уехали с места преступления, как ни в чем не бывало. — Рей вздохнула. — Теперь сидим в твоей проклятой квартире и обсуждаем, идти ли спать. Блядь, Кайло! Ты вообще бесстрашный? Или тебе кто-то разрешил это сделать?       Он медленно моргнул, показывая, что да, ему дали добро.       Дерьмо.       Волна мурашек побежала по позвоночнику. Она хотела повернуть его голову к себе, заставить смотреть ей в глаза, но боялась потревожить раны.       — Я думала, Армитаж помог тебе, потому что ты ему пообещал, что он возглавит Первый Орден, но он… он мне сказал, что не одобряет того, что ты делаешь, я не вижу для него никакой выгоды, даже если он, по его словам, остался на стороне победителя. Твою мать, как ты заставил его сотрудничать? — Рей сглотнула. — Кто за тобой стоит?       Кайло пожал плечами. Он был тяжелым, встать не было возможности.       Часы громко тикали.       — Поговори со мной, Кайло. — Она погладила его лицо, провела кончиком пальца по губам. — Что там случилось?       Он вздохнул, устав сопротивляться, поднял голову, уселся напротив.       У Рей упал камень с души и вес с коленей.       — Я… — неуверенно начал он. — Я заключил сделку.       Она вдохнула, подсела ближе.       — Какую сделку?       — С правительством.       — С кем? — тупо спросила Рей.       Безумие. Сноук был сторонником режима. Кайло просто кивнул.       — Как? — Рей не понимала. — Это не имеет смысла.       — Не скажи. — Кайло склонил голову. — Подумай, кто ценнее для властей, старик, жаждущий денег и власти, или я, готовый сражаться на войне?       Рей моргнула.       Какой еще войне?       Война закончилась год назад.       — Мы не воюем, Кайло, — медленно сказала она.       Но он улыбнулся, и она поняла.       Она все поняла.       Счастье ускользало, как песок сквозь пальцы. Она почти физически это чувствовала.       — Пока вы маялись ерундой, боролись за честные выборы, маршировали, кричали о правах человека, вы не замечали реальности. — Его тон был почти торжественным. — Я говорил тебе, протесты не имеют значения. Пустая трата времени.       — Что за война? — Рей облизала пересохшие губы, уши закладывало. — Где?       — Пока нигде, но скоро, — слишком спокойно ответил он. — В провинции. На юге.       Проклятье.       В южном регионе все было по-другому.       Так все говорили. Да, оттуда вела начало история их страны, кровь и земля там были священны и почитаемы, именно там первые православные священнослужители простроили церкви, одну красивей другой, чтобы заслужить блаженство в загробной жизни. Эти церкви печатали на всех учебниках истории в школе, где училась Рей. Однако сейчас юг был лишь выжженной землей, нищим краем, покинутым всеми, кто хотел выжить. В свою очередь, из сопредельных стран, этническое меньшинство, говорящее на другом языке, несло свои обычаи, свою веру, устанавливало свои порядки.       Ходили слухи, что в скором времени на юге образуется самостоятельное государство, но соратники Рей им не верили. Южная провинция была пороховой бочкой, бедным, слаборазвитым краем, сотрясаемым постоянными волнениями. На карте все обозначали это место как регион, в котором никому не хотелось бы оказаться.       Кто прав?       — Все это время сепаратисты добывали оружие, — объяснил Кайло. — Годы, может, десятилетия. Они воспользуются… этим хаосом, когда бывшие республики обрели независимость, чтобы оторвать еще один кусок от нашей страны. Но мы не допустим. Это наша история. Это земля наших предков, не бывшая республика. Мы не дадим им добиться своего.       Его речь звучала все тверже и увереннее. Кайло кивал головой, волосы падали на его распухшее от ударов лицо.       — Стране необходима твердая рука, чтобы навести порядок. Я нужен им.       Он взял паузу, чтобы Рей согласилась с ним, но она молчала.       — Вот так, — закончил он. — Это плата за то, что я сделал сегодня вечером.       Рей закрыла глаза, вновь увидела забрызганную кровью плитку во тьме.       Она стала считать.       Один, два, три, четыре, пять… Десять, одиннадцать, двенадцать… Восемнадцать, девятнадцать…       Двадцать.       Часы тикали.       — Ты поедешь на юг?       — Скоро. — Он кивнул. — Но не волнуйся, любимая, меня будут отпускать домой в отпуск. На самом деле я вообще половину времени буду в столице. А ты будешь жить в квартире, пока меня нет.       Ей хотелось думать, что его заставили.       Шантажировали единственным дорогим ему человеком, обманом втянули в сделку, и выхода теперь нет.       — Ты не обязан этого делать, Кайло. Мы можем уехать. — Рей показала на телефон. — Позвони Армитажу. Я уверена, что он не горит желанием идти воевать. Вдруг он поможет нам пересечь границу? Мы придумаем, что ему предложить.       — Ты что, не понимаешь, Рей? — Кайло застыл. — Моя страна нуждается во мне.       Твою мать.       На что она надеялась?       — Ты… ты сам хочешь этого?       — Дело не в желаниях. — Он оскалился. — Речь о том, чтобы поступать правильно.       От его тона стало жутко.       Рей мысленно вернулась на виллу, вспомнила голос, умоляющий о пощаде, зияющую рану на прыщавом лице подростка, волчью ухмылку окровавленного лица Кайло, когда он, свирепый и счастливый, сбросил мертвое тело в золотом халате с лестницы.       — Нет. — Она задрожала. — Нет, нет, ты не можешь это сделать. Не делай этого.       — У меня нет выбора, любимая. — Кайло пожал плечами. — Я должен. Это мой долг.       Его легко было представить в грязной траншее, со звериным оскалом на лице в тени спутанных волос. Он нажимал бы на спусковой крючок без колебаний, кто бы ни был мишенью.       Например, жители деревни. Они бы тоже обгадились, умирая.       — Ты… ты снова будешь убивать мирных жителей.       — Я говорил тебе как-то. — Он закатил глаза. — В гражданской войне…       — … не бывает мирных жителей, да. Но это… неправильно, Кайло! — Рей закричала, пронзительное эхо разлилось по пустой квартире. — Все это неправильно! Ты сам себя слышишь?       Он отвернулся, нахмурился. На его избитом лице обида выглядела болезненной.       — Ты думаешь, я кинусь резать женщин и детей без разбора? Вот за кого ты меня принимаешь? — Он махнул рукой. — Нет, любимая. Эти люди — сепаратисты, террористы. Понимаешь, что это значит? Есть какой-то другой способ справиться с ними?       Рей стала задыхаться. Он даже не пытался ничего отрицать.       — Ты будешь убивать людей. Я… я не могу… Блядь, Кайло. Не делай этого.       Его начало трясти. Рей видела, что он дрожал только от удовольствия, когда был с ней. Его губы дернулись, под глазами запульсировала вена. Он снова был как трещащий фейерверк, который вот-вот взорвется и осветит небо.       — Ты не имеешь права так говорить, — зашипел он. — Я ни разу не просил тебя отказаться от убеждений. Я был счастлив, когда ты радовалась, чем бы ты ни занималась — тусовалась с предателем, маршировала, общалась с моей матерью…       — С кем? — Рей думала, что не расслышала.       — С моей матерью. — Кайло ссутулился, стал похож на маленького мальчика. — С Леей.       Он будто жалел о сказанном.       — Лея Органа — твоя мать?       Рей не могла осознать его слова.       Невероятно. Слишком много совпадений, так не бывает.       Глаза генерала однажды сверкнули очень знакомо, но тогда Рей не поняла, почему.       Проклятье.       Рей дышала с трудом.       — Я же говорил тебе, нам суждено быть вместе. — Кайло потянулся к ней, но Рей отдернула руку. — Я твой, а ты — моя. Неужели ты не понимаешь? Вся твоя жизнь связана со мной, каждый шаг приближает тебя ко мне.       В его глазах была тоска и боль, он тяжело дышал, Рей подавляла желание прикоснуться к нему. Кровь на его руках и семейные секреты с одной стороны, и жизнь, о которой она мечтала — с другой; Рей стало подташнивать. Она столько лет в детском доме мечтала о семье. Они были одинаковыми — разбитые, дополняющие друг друга, становились единым целым вместе.       Это судьба?       Она почти взяла его за руку.       Но он ее опередил:       — Мы можем перестать ругаться и пойти спать? Пожалуйста. Уже поздно. Поговорим утром.       Рей замерла.       Нет.       Они не просто поругались.       И утром ничего не изменится. Ничего уже было не изменить. Сегодня, завтра, послезавтра между ними будет эта пропасть, бездна тьмы, отравившая ее, как образ глянцевой плитки, появляющийся каждый раз, когда она закрывала глаза.       Некоторые вещи действительно черно-белые.       — Кайло, это… то, что ты собираешься сделать, я… я не могу принять это. Я не могу. — Едва Рей сказала это вслух, она со всей серьезностью осознала, что они значили. — Не могу. Я не смогу жить с этим.       Над Кайло сгустились тени. Желваки играли на его лице.       — Что ты сказала? — Он держал себя в руках, пугающе терпеливо, давая ей время передумать.       Рей молчала.       — Ты не можешь так со мной поступить, любимая. — В его глазах отразились понимание, ярость и боль. — Ты не можешь бросить меня дважды!       От его слов было больно, как от удара, Рей обняла себя руками.       — Ты будешь убивать людей, — она всхлипнула.       У него раздулись ноздри, он сглотнул, сдерживаясь из последних сил.       — Ты… ты знала, кто я такой. — Он снова потянулся к ней, но сразу отстранился. — Ты видела, что я сделал. Ты знала. Ты говорила, что любишь меня, Рей. Ты сама сказала! Никто не говорил мне этого раньше, не так. Ты моя первая любовь. Первая и последняя. Ты только моя. Ты понимаешь, что я сделал, чтобы остаться с тобой? Ты понимаешь, что это было ради тебя? Понимаешь?!       Он начал кричать.       — Ты не можешь оставить меня!       Ему было больно, как и ей.       Рей отчаянно не хотела, чтобы все так обернулось, но она не могла пойти по этому пути.       — Ты будешь убивать людей, — повторила она сквозь зубы. — И ты не видишь в этом ничего плохого.       Он смотрел на нее широко открытыми глазами. Рей уже вовсю плакала.       — Черт, Кайло. Ты ебаный монстр!       У Кайло будто щелкнул переключатель.       Он мгновенно напрягся и подскочил с дивана. Раньше Рей казалось, что он не способен причинить ей вред. Только не ей. Каким бы он ни был огромным, сильным и молниеносным, как вихрь тьмы и ярости, какие бы чувства его ни переполняли.       Она закрыла голову руками.       Только бы он сделал это быстро.       Однако Кайло метнулся в противоположный угол комнаты, впечатался спиной в стену.       — Вон, — прошипел он.       Рей разжала пальцы, посмотрела сквозь них.       Он был похож на загнанного зверя: глаза сузились, рот открылся, он пугающе смотрел на нее. Монстр, который мог с легкостью забирать чужие жизни, и впрямь никогда бы не поднял на нее руку.       Ее предательство разбило ему сердце.       — Пошла вон!       Рей вздрогнула, слезы сохли на ее щеках. Дышать было трудно.       Кайло шагнул вперед, взял видеомагнитофон со стола, вырвал кабели из розеток и с грохотом швырнул об пол.       — Убирайся из моей жизни!       Тело отреагировало раньше, чем ее разум.       Она спрыгнула с дивана, спотыкаясь, ее колени подгибались, она с трудом пыталась сохранить равновесие. Рей бросилась к двери. Он стоял на месте, но уходить было тяжело, как в кошмаре, когда нужно бежать, спасая свою жизнь, но каждый шаг приближает тебя к монстру.       Она слышала, как он плачет за ее спиной.       Она схватила, пальто, в спешке повернула замок, ожидая бог знает чего.       Кайло не гнался за ней.       Когда она закрыла за собой дверь, Рей зарыдала.       Всхлипы сотрясали тело, она прислонилась к стене в холодном коридоре. Соседи могли услышать, но ей было плевать. Пусть страдают.       Кайло ее тоже слышал. Он тоже разваливался на части. Ему было больно оставаться одному в темноте. Рей представляла, что он стоит на коленях, шепчет ее имя сквозь слезы. А когда слезы кончатся — он разнесет вдребезги всю квартиру, разобьет все, что ей купил. Хотелось на воздух.       Я поступила правильно, — убеждала себя Рей.       Только вот если бы дверь открылась, и он раскинул руки, призывая прийти в его объятия, она не была уверена, что отвернулась бы.       Хорошо, что он так не сделал.       Рей спускалась по лестнице, крепко держась за перила.       Порыв холодного ветра дунул в лицо, взъерошил волосы. Слезы высохли совсем. Разум будто оцепенел.       Она махнула проезжающему таксисту, достала деньги из кармана пальто.       — Тяжелая ночка? — озабоченным тоном спросил водитель.       — Тебе какое дело?       Если бы он задал еще один вопрос, Рей набросилась бы на него с кулаками. Водитель благоразумно промолчал и оставил ее плакать в тишине. Она не взяла сдачу, когда машина припарковалась у общежития.       Почти настало утро — небо посветлело до мутно-стальной синевы, дорожка к двери обледенела. Рей осторожно заскользила по льду, но хотелось упасть и переломать кости к чертям. Просто чтобы боль стала ощутимой. Но это не в ее стиле. Так сделал бы Кайло.       Рей остановилась в паре шагов.       Он ведь не наделает глупостей?       Нет. Он нужен своей стране. Если могучий Кайло Рен сведет счеты с жизнью из-за разбитого сердца — некому будет убивать террористов и жечь деревни на юге, утверждая, что это во благо.       Вахтер пропустил ее без комментариев. Тяжелый вздох ей в спину дал понять, что он был не удивлен.       Роуз, наверняка, проснется. Что ей сказать? Какая разница — это больше не имело никакого значения.       В их комнате никого не было.       Рей упала на кровать в верхней одежде и сапогах и долго смотрела в потолок. Подушка становилась мокрой от слез.       Она вздрогнула, когда через пару часов Роуз открыла дверь.       Рей была не уверена, что спала хоть минуту. В глазах застыла корка, губы пересохли, нос забился. На улице был ясный день.       — Рей…? Ты здесь? — Роуз сняла очки, протерла стекла. — Ты ужасно выглядишь. Все в порядке?       — Где ты была? — хрипло спросила Рей и вздрогнула от своего голоса — так звучала ее мать.       — У Пейдж. — Роуз осторожно подошла, посмотрела на сапоги Рей. — Ты уверена, что с тобой все в порядке?       — Что ты делала у Пейдж? — Рей поднялась на локтях.       — Ты… ты не слышала? — Роуз подсела к ней на кровать. — Ты не смотрела новости?       Рей фыркнула, чем заставила Роуз недоверчиво нахмуриться.       — Президент произнес речь… — медленно начала Роуз, поправляя очки.       Ах, вот что.       Быстро.       — И когда… — Рей прочистила горло. — Когда начнется война?       — Какая война? — У Роуз глаза на лоб полезли. — Ты под наркотиками?       Рей разразилась неприятным смехом, смутив Роуз еще сильнее.       — Нет, просто у меня плохое настроение. Если бы я сидела на наркотиках, я бы не была такой несчастной. — Рей облизала губы, во рту был вкус пепла. — Так что там за новости, Роззи?       Взяв себя в руки, Роуз наклонилась вперед.       — Президент объявил, что принимает результаты выборов. — Она улыбнулась. — Все кончено. Мы… мы победили, Рей.       С победным возгласом Роуз встала с кровати, раздвинула шторы, солнце осветило комнату через заклеенное газетами окно.       — Ты можешь в это поверить? Мы выиграли. ***       Два дня спустя вахтер принес Рей ее чемодан.       Кроме одежды, в нем лежали компакт-диски Bauhaus, Killing Joke и The Cure, сборник французской поэзии, супергеройский графический роман, который они обсуждали, и серебряная ложка с дырочками. Последняя выпала, когда Рей доставала джинсы.       Она была уверена, что на этот раз все остальное улетело в мусорку.       Рей плакала под душем, пока кожа на пальцах не сморщилась, а следующая в очереди девочка не стала угрожать, что позвонит коменданту. Выплакавшись, она спрятала все в коробку, где хранились альбом Sisters of Mercy, сломанный плеер, кулон в виде ангела, и постаралась забыть об их существовании.       Но забыть так и не получалось.       Празднование победы было грандиозно.       В семи крупнейших городах организовали масштабные концерты. Люди веселились, рок-группы пели, политики толкали речи о справедливости, стойкости и демократии, называли выборы поворотным моментом в жизни страны и доказательством того, что однажды они станут частью Европейского Союза. Гремели хлопушки, взрывались фейерверки, окрашивая небо в золотой и красный цвета, конфетти сыпались дождем из блесток, мерцая, как звездная пыль. Все вокруг смеялись, отмечали, радовались, пританцовывали, как в замедленной съемке, стряхивая блестки из причесок. Но канонада взрывов напоминала Рей лишь об одном, и она наблюдала за праздником со стороны.       Философский факультет будто проснулся после долгого сна. После трех проклятых месяцев забастовки студенты принялись прибираться, паковать баннеры, стирать граффити и готовиться к занятиям.       «Мы победили» — слышала Рей в коридорах, когда ее похлопывали по плечу. «Мы победили» — повторяли они как мантру, как свидетельство того, что они могут вернуться к нормальной жизни. «Мы, черт возьми, победили» — убеждали себя все вокруг, дабы поверить, что это правда.       Некоторые утверждали, что это крупнейшая победа после окончания Второй Мировой войны.       Это было бы хорошо, — думала Рей. Если бы это было правдой.       Фотографии По Дэмерона появлялись на обложках известных журналов. В статьях его называли будущим страны, лучшим и ярчайшим лидером нового поколения. Рей читала интервью и смеялась в голос, замечая, когда По честен, а когда говорил заученные фразы, которые декламировал, чтобы произвести впечатление. В целом он смотрелся выигрышно — привлекательный, торжественный, вдохновляющий. В конце концов, это главное.       В первых числах февраля прямо перед началом занятий на факультете Рей наткнулась на генерала.       Лея как всегда выглядела сильной и собранной, у Рей неприятный ком застрял в горле.       Она была такой миниатюрной, такой непохожей на сына.       — Готова к школе, Рей? — спросила генерал.       Она снова туго заплела косы, как корону, вокруг головы. Ее сложно было представить с распущенными волосами и в белом сарафане.       — Начинаем в понедельник. — Рей кивнула. — Забастовка тоже закончилась.       — Да здравствует нормальная жизнь! — усмехнулась Лея. — Только не стоит обманываться. Политики гордятся собой, но это всего лишь маленькая победа. Первый шаг к цели. Мы не будем по-настоящему свободны, пока у ублюдков из прошлого режима все еще есть власть.       Рей заметила, что держится в стороне от генерала. Ей казалось, что стоит подойти ближе, и она воспламенится.       — Я тут слышала… — осторожно начала Рей. — В общем, я слышала, что у вас есть сын.       Лея Органа наклонила голову и прищурилась, затем поджала губы душераздирающе знакомым жестом.       — У меня был сын, — поправила генерал без капли эмоций. — Он умер.       Рей разрывалась между восхищением этой женщиной, гневом и ненавистью.       Генерал отошла к студентам, улыбнулась и стала помогать сматывать баннеры. Рей ожидала, что она обернется, но нет.       Что ж.       Время лечит, — говорила себе Рей. Со временем станет легче. Однажды она сможет реагировать так же бесстрастно.       Но нет.       Каждое утро она просыпалась разбитой.       Хотелось вырезать его из сердца и прижечь рану пылающим мечом, не оставив и воспоминаний.       Но нельзя просто нажать кнопку и выключить чувства. Они остались — и любовь, и страсть, и тоска, и проклятые мечты о будущем, и его улыбка по утрам, сонная, мальчишеская, и запах его волос, и такая теплая кожа, и большие уши, и напряженные мышцы под ее ногтями, когда они небрежно занимались любовью перед завтраком.       Все осталось.       Ей приснилась Крепость.       Утром внезапно стало страшно, что он может упиться до смерти, и это будет ее вина. Рей плакала от бессилия, хоть и чувствовала себя глупо.       Он не заслуживал слез.       А вдруг он продолжал следить за ней? Вряд ли. Не в этот раз. Он сам разорвал их отношения. Судя по его словам, Рей для него умерла.       Это было к лучшему.       Однажды к факультету подъехала черная тонированная машина, остановилась у паба, в котором Рей часто бывала с друзьями. Она выбежала на улицу, позвала Армитажа, но светофор загорелся зеленым, и машина уехала. Рей долго стояла на тротуаре без пальто и вещей, пока Роуз не вышла проверить, что случилось.       Роуз была отличной подругой, даже когда донимала. А Финн был ее единственным братом. Но ни с кем из них Рей не чувствовала себя в своей тарелке, они слишком хорошо ее знали, а на вопросы Рей отвечать не хотелось.       Поэтому она стала кучу времени проводить у По Дэмерона.       Рей забила его холодильник вредной едой, сидела на его диване и смотрела мыльные оперы по телевизору, но он не жаловался. Он видел, что что-то не так, но вопросов не задавал, и это было все, что нужно Рей в тот момент.       Но больше всего Рей нравилось, когда приходила Эмилин.       Она пахла корицей и подсолнухами, остроумно шутила и превосходно одевалась даже в выходной день. Они засиживались вечерами допоздна, и Рей стала замечать странную печаль, прятавшуюся за розово-золотым мерцанием ее жемчужных теней для век. Профессор Холдо вела повстанцев на марш железной рукой, но калечащая, разрушительная меланхолия, кипящая в ее душе, была фоном, от которого Эмилин никуда не могла деться. Рей притягивал этот печальный флер. Быть может, это была тоска по утраченной молодости, разочарование от того, что жизнь сложилась не так, как хотелось. Однако Эмилин никогда не опускала руки, излучала силу и стабильность.       Эмилин научила Рей делать макияж, подарила кольца и браслеты, которые, по ее словам, она больше не носила, всегда разговаривала с ней как со взрослой, но никогда и словом не упоминала По. Как и Рей молчала о своем. В последнее время однако Эмилин заговорила о том, что хочет совершить что-нибудь безумное. Что-то неуместное, то, что нельзя сохранить в тайне или прикрыть ложью. Например, покрасить волосы в фиолетовый цвет.       — Ну-ка, скажи мне, — заговорила Эмилин одним поздним вечером, пока По ушел в другую комнату печатать статью в студенческую газету на своем новеньком компьютере. — Что у тебя случилось?       — Ничего, — мгновенно ответила Рей.       — Лучшие разговоры всегда начинаются с банального «ничего». — Эмилин подняла бровь и взболтала вино в высоком хрустальном бокале.       Рей сжала мягкую ткань обивки дивана. Издалека щелкали клавиши, По что-то бормотал себе под нос.       — Я, эм… — Она саму себя удивляла, но собиралась рассказать. — Я любила кое-кого. И он… любил меня.       Нет, не так.       — Нет, забудьте. Я люблю кое-кого, и он любит меня. Но… он облажался. Типа, серьезно накосячил. Творил ужасные вещи.       Эмилин отпила вина, терпеливо слушая. Она выглядела такой элегантной с бокалом в изящной руке.       — Я думала, что… я думала, моя любовь поможет ему измениться. Взять себя в руки. Я думала, что смогу спасти его. Я… я поверила, что того, что у нас есть, достаточно, чтобы он был счастлив. Нашел искупление. Но… — Голос дрогнул, Рей едва сдерживала слезы. — Но все рухнуло.       Эмилин вздохнула, положила руку на плечо Рей, звеня браслетами.       — Рей, дорогая, ты еще молода. Со временем ты поймешь, что жизнь — та еще сука. — Идеальные локоны качнулись, подчеркивая ее слова. — Мы не в любовном романе живем. Это там любовь решает все проблемы. Искупления не добиться одним желанием. Ты не можешь изменить человека силой чувств, и, конечно, не можешь спасти человека, который не хочет спасаться сам.       Она улыбнулась печальной улыбкой, разделяя грусть Рей, и жалея, что в их мире любовь не побеждает.       — Я знаю, со временем легче не становится. — Эмилин чуть сжала ее плечо. — Одной любви не достаточно.       Рей склонилась в сторону Эмилин, вдыхая запах подсолнухов, который уже стал ассоциироваться с печалью.       В начале апреля, за пару дней до своего совершеннолетия Рей пошла гулять с Финном.       Шел дождь, трава на газонах стала изумрудно-зеленой от влаги, прямо как на детских рисунках.       — С тобой бывает такое, что чувствуешь себя глупо? — неожиданно спросил Финн.       — Постоянно, — усмехнулась Рей.       Он достал пачку сигарет, закурил, игнорируя неодобрение Рей.       — Но я же ничего особенного у тебя не прошу. — Финн глубоко вдохнул дым.       — Ты хочешь, чтобы я признала, что была не права, — после паузы ответила Рей. — Я не признаю. Это ты не прав.       Финн рассмеялся, едва не выронив сигарету.       — Сестренка, вы толпой протестовали каждый чертов день. Целых три месяца. И в снег, и в дождь. Вы не сдались, пока не добились своего. А потом эти мудаки все похерили за сколько…? За четыре недели? — Он выпустил идеальное колечко дыма, как делала Маз. — Я бы чувствовал себя глупо на твоем месте.       Рей фыркнула. Да, он был прав.       В марте коалиция оппозиционных партий, победившая в местных выборах, эффектно развалилась. Политики перессорились из-за должностей и трофеев, из-за членства в советах директоров крупных компаний, не поделили руководящие должности в городских муниципалитетах, которые идеально подходили их дочерям, племянникам, соседкам и школьным друзьям. Партии принялись голосовать друг против друга в городском совете, мешать работе парламента. Все скатилось в постыдный парад саботажа, от которого выигрывали только старорежимные политики.       — Между прочим, — проворчала Рей. — Мы доказали, что изменения возможны, если бороться за свои права.       — Сестренка, пожалуйста. — Финн закатил глаза. — Солнце взойдет на западе, реки потекут вспять, а небо станет зеленым прежде, чем в нашей стране начнутся хоть какие-нибудь изменения. Но хватит о политике. Что ты хочешь на свой день рождения?       Рей пожала плечами. Она долго молчала, наслаждаясь апрельским ветерком в волосах, запахом мокрой травы.       — Не знаю. Мне все равно.       — Ну уж нет. — Финн приобнял ее. — Ты ведь наконец станешь совершеннолетней!       — Ура, — усмехнулась Рей.       Она обняла Финна в ответ, выслушивая идеи о вечеринке.       День был прекрасным. Чайки кричали высоко в небе. Мальчик на лужайке играл с собакой. Его джинсы на коленях были испачканы зеленым, а собака была совершенно мокрой от катания по газону, но им было все равно. Мимо прошла пожилая пара, седые, сгорбленные, с тросточками, они держались за руки. Наверняка прожили полвека вместе. С соседних клумб донесся слабый аромат гардений.       Было так спокойно.       Рей закрыла глаза, ожидая начала войны.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ