Hiraeth

      — Какого хрена они творят? — ругалась Эмилин.       Рей подняла глаза от кипы газетных вырезок на столе. Эмилин читала журнал, лица не было видно за обложкой, на которой был силуэт человека с вопросительным знаком вместо головы.       — Ублюдки проклятые.       Вентилятор в офисе повернулся в ее сторону, страницы журнала зашуршали. От максимальной мощности аж пол вибрировал, а Рей приходилось ловить вырезки, чтобы они не улетели. Было очень жарко, Эмилин нервничала.       — Все в порядке? — непринужденно спросила Рей.       — Они как собаки на сене. — Эмилин отбросила журнал. — Один для них слишком молод, другой — слишком стар, третий с левыми взглядами, четвертый — с правыми, тот — коммунист, этот — монархист… Боже милостивый. Выборы через месяц, а чертова оппозиция еще не договорилась, какого кандидата выдвинуть!       — Жаль, мы не в сказке живем, — По подал голос, не отрываясь от компьютера. — А то можно было примерить башмачок, найти подходящую Золушку и выдвинуть ее на выборы.       — Не смешно, Дэмерон. — Эмилин сжала губы.       Столько лет прошло, а она все еще звала его Дэмерон на публике.       Рей думала, что он возразит, но По продолжил печатать, только нахмурился, будто задетый, или ожидая предстоящей вечерней ссоры.       С Эмилин в последнее время было нелегко.       Пока болезнь не сделала ее слишком слабой, чтобы даже сидеть прямо, Лея Органа притворялась стойкой, управляла сопротивлением с обаянием, остроумием и огнем в глазах. В ее времена договоры заключались без проволочек, спонсоры несли свои деньги, все с ней соглашались. Ее приказы беспрекословно исполняли и мальчишки-граффитисты, и волонтеры-активисты, и большие шишки. Она была живой легендой.       Но не для Рей. Рей за символом видела живого человека. Однако в этом был смысл. Легенды были нужны.       Эмилин — не Лея.       Сопротивление — обширная самодостаточная организация. У них была хорошо финансированная кампания с четкими целями, большим количеством сторонников и поддержкой крупных меценатов, диаспор и международных друзей, как они их называли. Последнее вызывало настоящий народный гнев. Им вменяли сотрудничество с теми, кто бомбил ракетами их города. Но времена изменились. Теперь сопротивление сидело по офисам, разрабатывало маркетинговые стратегии, проводили соцопросы, согласовывали дизайн одежды с символикой. Вот и весь активизм. Брендинг, не более.       Офис стали посещать странные люди в фирменных блейзерах, итальянских ботинках, с блестящими макбуками. Они учили их таким понятиям, как интеллектуальная собственность, массовая демонстрация и создание вирусного контента. Лея сказала, что это необходимо, когда ей достало сил воспользоваться мобильным телефоном в больнице. Сейчас или никогда. Все ресурсы должны быть задействованы. В сентябре будет День Д. Если демократия не победит, их ожидало очередное десятилетие тирании, пока их страну не сотрут с лица земли, как черную дыру, которой она и являлась.       Логотипы с черным кулаком давали людям надежду.       Однако Рей все чаще скучала по свалке и бардаку на факультете в былые времена протестов. По углам валялись спальные мешки, пивные банки, стены были исписаны граффити, Эмилин была просто профессором Холдо, чьей единственной обязанностью было следить за логистикой, а не ругаться со спонсорами о том, что оппозиция никак не может выбрать, кого выдвинуть в кандидаты. К чему все эти усилия, если людям не за кого голосовать?       — Эмилин? — позвала Рей, рассматривая заголовки на вырезках. — А вам не приходило в голову, что Лея хотела попросить своего брата баллотироваться в кандидаты?       По перестал печатать. Это был секрет.       — Да, знаю, он не простой человек, но в 1968 году он был культовой фигурой, — продолжила Рей, стараясь не чувствовать себя идиоткой. — И то, что он отошел от политической жизни, когда началась война, очень хорошо, правда? Он не делал позорных заявлений, ни во что мутное не ввязывался, не был замешан в коррупционных скандалах. Он практически чистый лист. Идеальный кандидат. Как вы думаете, она могла его предложить?       Эмилин молчала некоторое время, накручивая локон на палец, а Дэмерон щурился, недовольный тем, что Рей подняла эту тему.       — Ты встречалась с ним. — Эмилин вздохнула. — Ты его знаешь. Ты бы стала за него голосовать?       Рей не знала, что сказать.       — Допустим, стала бы. Предположим, что многие бы проголосовали, просто потому что готовы скорее поддержать дьявола, чем нашего президента. Проблема в том, что этого не достаточно. Согласно опросам, избиратели всего лишь хотят изменений к лучшему, даже если выборы будут подтасованы, они все равно готовы на них идти. Поэтому эти проклятые ублюдки никак не поделят место кандидата. Только вот, при всем уважении к Люку Скайуокеру, 1968 год был тридцать лет назад. — Эмилин грустно опустила глаза. — У наших людей память, как у золотой рыбки. Повторять одни и те же ошибки — наше проклятие. Если бы в мире была справедливость, никакие собаки на сене не диктовали бы нам условия. Не после того, что они сделали в 1997 году. Но они единственные, кто поддерживают нашу оппозицию. Нищие не имеют возможности воротить нос от посторонней помощи, поэтому мы вынуждены просто ждать, пока они примут решение. А потом будем бороться за каждый голос.       — Ебучий конец света, — спонтанно сделала вывод Рей, вспомнив старую фразу.       На удивление, Эмилин разразилась громким смехом, к ней присоединился По, отодвинув клавиатуру. Вентилятор повернулся и сдул все вырезки в направлении мусорного ведра. Рей тоже захохотала, отмечая, с какой нежностью По и Эмилин посмотрели друг на друга. От мимолетной, хрупкой близости стало тепло на душе.       У По зазвонил телефон.       — Номер не определен, — сообщил он, прерывая пищащий рингтон на мотив песни Bon Jovi, который нравился ему одному. — Дэмерон. Что вы хотели?       Рей достала свой мобильник. Сообщений от Армитажа не было. Он обещал, что напишет, если будут новости.       — Повтори, пожалуйста. — По вскочил, стул упал назад, Эмилин перестала смеяться. — Помедленнее. Еще раз. Громче! Я не слышу из-за сирены.       Южный говор ярко проявлялся у Дэмерона, когда он не следил за речью.       У Рей по позвоночнику побежали мурашки.       — Насколько плохо? — спросил По.       Ему отвечал писклявый голос, скорее всего, детский, задыхающийся. Он сбивался, не мог нормально объяснить.       — Ты где? — По взял бумагу и ручку. — Ясно. Они еще там?       Эмилин помахала рукой, привлекая внимание, но По нетерпеливо покачал головой. А потом побледнел. Его загорелая кожа стала цвета пепла.       — Что? — Он спрятал бумажку в карман. — Я беру такси. Буду через несколько минут. Не уезжайте в участок, пока меня не дождетесь.       Дэмерон отключился, вдохнул, выдохнул, успокаивая нервы. Затем бросился к двери. На спине его рубашки темнели пятна пота, которых не было минуту назад.       — Ты ничего не хочешь нам объяснить? — окликнула Эмилин.       — Темири, — сказал По.       Рей помнила этого мальчишку: большие глаза, курносый нос, кепка с Бэтменом козырьком назад, мелкий, быстро тараторил, школьник.       — Группа мужчин напала на граффитистов час назад, когда они расклеивали плакаты. Избили до синяков бейсбольными битами. Темири выбили два передних зуба, он не может пошевелить левой рукой и дышит с трудом. Сломанные ребра или сотрясение мозга.       Комната закружилась.       Граффитисты. Несовершеннолетние.       — А что полиция? — спокойно спросила Эмилин.       — Конечно, они уже там, ты же слышала сирены! — рявкнул По. — Они приехали арестовать наших пацанов за хулиганство, представляешь! Они не пускают их в больницу.       Эмилин схватила сумочку, поправила ремешки сандалий, вентилятор эффектно взъерошил волосы, когда она встала.       — Один ты туда не пойдешь.       — Эмилин… — У По дрогнул голос, будто он хотел назвать ее иначе, прозвищем, известным только им двоим. — Может быть опасно.       — Может. — Она кивнула. — Вот поэтому один ты не пойдешь.       Внезапно По не стал спорить, в его глазах мерцала гордость и подростковое обожание, Рей чуть не затошнило от счастья и зависти.       — Идем. — Он улыбнулся, как на модной фотосессии.       Эмилин почти потянулась взять его за руку. Они странно смотрелись вместе. Несовместимо. Могли ли посторонние понять что-то по их поведению, по долгим взглядам и мимолетным прикосновениям? Вряд ли. Люди видят только то, что хотят видеть.       — Рей? — Эмилин оглянулась. — Ты с нами?       Ей не нужно было повторять дважды.       Она забросила телефон в сумку, поспешила за удаляющимся стуком каблуков Эмилин.       В такси Рей села рядом с водителем, всю дорогу смотрела в окно. Эмилин звонила кому-то, ей перезванивали, будто плелся какой-то заговор. Скорее всего, это был адвокат. Речь шла об уголовном преследовании несовершеннолетних.       Кому-то нужно было оповестить родителей. Эмилин им не звонила.       Сумерки окрашивали небо в красный, пурпурный и синий, неоновые оттенки розового растекались по горизонту. Цвета отражались в окнах бетонных зданий социального жилья. Закаты всегда такие потрясающие? Рей читала, что загрязнение воздуха влияет на преломление света. Хоть какая-то польза от токсичной пыли, оставшейся после бомбардировок.       — Не перевирай мои слова, я не говорил, что это хорошо, — По ссорился с Эмилин на заднем сиденьи. — Я сказал, что правительство прибегло к насилию, потому что боится. Это прямое тому доказательство. Вот что хорошо. Они слишком долго молчали.       — Дети пострадали, По.       — Знаю. Я знаю, — виновато сказал он. — Но, если они боятся, значит, к нам относятся серьезно. Значит, у нас есть шанс.       Эмилин фыркнула, они помолчали.       — Как тогда на мосту, помнишь? — спросил По. — Столкновения с полицией позволили нам продолжить протесты. Они больше не мешали. И это принесло нам победу.       — Ох, милый, — вздохнула Эмилин. — Тогда было важно, что скажет весь мир. Сейчас им нечего терять.       По не ответил. У Рей скрутило живот, она сделала вид, что ничего не слышала.       Когда они приехали, на месте стояла полицейская машина. Мигал красный и синий цвета, освещая улицу и темное небо. Сирена не гудела. На стене, у которой припарковалась полиция, висели плакаты с поднятым черным кулаком и лозунгом «Сопротивляйся». На тротуаре валялись скомканные листы с таким же символом, ведерко с клеем было перевернуто, разлившаяся белая масса перемешалась с чем-то красным.       С кровью.       Темири вскочил, чтобы поздороваться, но его остановил патрульный. У мальчика все лицо было в синяках, глаз опух, Рей с трудом его узнавала. Рядом с ним на бордюре сидела девушка. У нее были порваны джинсы на коленях, на щеках темнели грязные разводы от слез. Третий мальчик был в полицейской машине, возможно, без сознания.       Двое патрульных с пистолетами за поясом выглядели скучающими.       — По! — прохрипел Темири.       Рей увидела выбитые зубы, По вздрогнул, а Эмилин прижала сумочку к груди.       Бывало и хуже.       Например, зимние розы на черно-белой плитке.       — О, ты тот самый Дэмерон? — спросил офицер, сжимая плечо Темири. — Видел тебя по телеку. Тяжело, правда? Столько лет живешь в столице, и до сих пор разговариваешь как деревенщина.       — Столько лет работаешь в полиции, и до сих пор с пивным пузом, — парировал По с нарочитым южным акцентом. — Что, аресты детей не сжигают достаточно калорий?       Никто даже не улыбнулся.       Костяшки пальцев на плече Темири побелели, мальчик захныкал. По шагнул вперед, но полицейский положил руку на кобуру. Эмилин прочистила горло, Рей вздрогнула.       Скверное начало.       — Что здесь случилось? — спросила Эмилин, скрывая эмоции.       — Мы… мы расклеивали плакаты, — начал Темири. — И появились эти придурки. Четверо. Их было четверо, с бейсбольными битами. Они… черт, я уже рассказал По…       Он зашелся кашлем, за него продолжила девушка:       — Они ударили меня несколько раз. Прекратили, когда я упала. А парням досталось по полной. Видите? Потом они вызвали полицию, и эти гонд… в смысле, офицеры приехали через минуту. Как будто за углом стояли.       — Лживые мелкие говнюки, — прокомментировал патрульный.       — У вас другая версия? — с достоинством спросила Эмилин.       Она выглядела великолепно — плечи расправлены, подбородок поднят, макияж безупречен, а вокруг была кровь и потные люди. Полицейский задержался взглядом на дизайнерских босоножках и уложенных феном локонах. Она была выше него.       Офицер прищурился. От него веяло презрением.       Дело было не в происшествии, это другой вид ненависти.       — Эти маленькие засранцы оскверняли государственное имущество. Группа неравнодушных граждан сделала им замечание, а они на них напали. Бедным людям пришлось защищаться, они вели себя, как дикари. Сумасшедшие, или под наркотой. Мы задержим их до выяснения обстоятельств. Помаринуются немного. Им полезно.       Рей чуть не рассмеялась. Он серьезно?       Темири вздрогнул, звякнули наручники.       — Вы не можете их арестовать, — сказал По. — Они несовершеннолетние.       — Значит, пригласим ювенальную юстицию, — строго сказал второй полицейский. — Помариноваться придется.       Девочка сдержанно всхлипнула. Рей жалела, что не знала ее имени.       Эмилин шагнула вперед, возвышаясь над офицером, скрестила руки. Он не впечатлился.       — Детям нужна медицинская помощь, — сказала она. — Вы подвергаете жизни опасности, удерживая их. Сможете ли вы спать спокойно, если с ними что-то случится?       Полицейский пожал плечами.       — Они сами выбрали свою судьбу, глупые мелкие засранцы. Потому что такие, как вы, забили им голову своими сказками. — Он поднял ладони. — Так что, если с ними что-то и случится, то именно вы в этом виноваты. Только вы.       Вот дерьмо, — задохнулась Рей.       Эмилин сжала челюсти, ее длинные серьги качнулись. Она была потрясена не меньше, но, кажется, полицейский этого не замечал.       И тут до Рей дошло: это была постановка.       Без сомнений.       Патрульная машина быстро оказалась на месте, офицеры позволили Темири позвонить По, не увезли ребят в участок, а терпеливо дождались прибытия сопротивленцев. И сейчас они собирались арестовать двух избитых мальчиков и испуганную девочку прямо на глазах людей, которые призывали их бороться за светлое будущее. Да это шоу, урок, который они должны были усвоить. А также послание лидерам сопротивления, что они бессильны против рядовых полицейских.       Будь проклята их униформа.       Эмилин тоже обо всем догадалась, неловко помялась на высоких каблуках.       — Ваши имена и номера жетонов, офицеры.       — Вам обязательно нужны неприятности? — уточнил второй полицейский.       — Имена и номера.       — Если барышня ищет приключений, мы к вашим услугам. — Первый офицер достал жетон.       По нервничал. Рей боялась, что он мог решиться на что-нибудь смелое и рыцарское, но он потерянно озирался.       — Что… что с нами будет? — спросил Темири у По.       — Ты поедешь в участок с этими джентльменами, — за него ответила Эмилин, записывая номера в блокнот. — Мы скоро приедем с адвокатом и медиками. Сообщим вашим родителям. Мы всех на уши поднимем.       Она сунула жетон обратно полицейскому с такой силой, что тот шагнул назад.       — Вы думаете, что мы беспомощны, но это не так. Скоро вы увидите. Мы нанесем ответный удар, и вам это не понравится. — Эмилин улыбнулась.       — Удачи, дамочка, — злобно кивнул офицер.       Эмилин развернулась и пошла прочь.       — Эй! — По бросился догонять. — Мы просто уйдем?       — Конечно, — сказала она. — У нас впереди тяжелая ночь, но здесь мы закончили.       Девочку подняли на ноги, защелкнули наручники на запястьях. Она держалась стойко. Ей было не больше шестнадцати лет. А выглядела она и того младше. Примерно в этом возрасте Рей встретила его. Интересно, девушка тоже соврала, сколько ей лет, чтобы участвовать в уличных акциях?       — Будь смелой, — посоветовала Рей, понимая, как банально звучит. — Сохраняй спокойствие. Мы скоро приедем.       Они не стали смотреть, как детей паковали в патрульную машину.       На обратном пути в такси Эмилин снова набрала адвоката. Рей никогда не слышала, чтобы Эмилин столько ругалась. По смотрел на нее с сочувствием. Их руки почти соприкасались. Ему следовало взять ее за руку, было самое время. Но нет.       — Рей, милая, мы подбросим тебя до дома, — Эмилин сжала ее плечо. — Выспись хорошенько.       — Вы не хотите, чтобы я пошла с вами? — Рей нахмурилась.       — Нет смысла, солнышко, — сказал По. — Мы с Эмилин позаботимся о ребятах. Приходи завтра с утра в офис. Нам понадобится свежая голова, когда начнется шоу. Дерьмо полетит во все стороны.       Дэмерон барабанил пальцами по сиденью, будто не знал, куда девать руки.       Когда они подъехали к дому Рей, совсем стемнело. Дорогу освещали неоновые фонари, но во дворе разбомбленные здания стояли во мраке, от них веяло одиночеством и увяданием. Когда таксист отъехал, Рей достала телефон, разблокировала экран.       Сообщений не было.       Она кошмарно себя чувствовала: голова кружилась, пот смешался с дезодорантом и солнцезащитным кремом, отчего кожа противно липла, в животе урчало. Готовить еду не хотелось, Рей решила разорить свою заначку, достать плитку шоколада с фундуком и до поздней ночи читать книгу, которую дал ей Люк. Ей не особо нравился принц-альбинос и его высасывающий души меч — слишком драматично, и он портил все, к чему прикасался. Но сегодняшним вечером хотелось забыться в сказке, не думать о произошедших событиях.       Рей очень устала, почти до слез.       С большим трудом она одолела лестницу. Летом запах кошачьей мочи ощущался еще сильнее. Руки не держали ключи, она еле попала в замочную скважину. При мысли о шоколаде текли слюнки, она облизала потрескавшиеся губы.       Ключ не поворачивался. Только теперь Рей заметила, что дверь была не заперта.       Она должна была это предвидеть.       В гостиной горел тусклый теплый свет ее настольной лампы, тщательно подобранной под обстановку, и поэтому любимой. Он сидел на деревянном стуле, склонил голову на бок, скрестил ноги. Он казался чем-то массивным, темным и чужеродным, отбрасываемая им тень заслоняла всю противоположную стену. На нем была серая рубашка со стоячим воротничком и закатанными до локтей рукавами, очень подходящая, даже если она выглядела так, будто Армитаж заставил ее надеть.       Он читал книгу.       Его губы были приоткрыты, лоб нахмурен, но не от раздражения. Он был задумчив, рассеян. Или слишком увлекся книгой, не замечал, как улыбается. Он перевернул страницу, его брови удивленно изогнулись. Его лицо было обезоруживающе искренним, болезненно юным. Потерянный маленький мальчик нашел убежище в фентэзи-романах, которые дал ему дядя. Интересно, что бы он сказал о принце, который разрушал все, к чему прикасался?       Он поднял взгляд, и мальчик по имени Бен пропал. Остались лишь шрамы военного преступника, разыскиваемого судом в Нидерландах.       — Я думала, ты не хочешь меня видеть, — сказала Рей.       Сердце предательски пустилось вскачь, стоило почувствовать в комнате его запах.       Кайло закрыл книгу, бережно отложил ее в сторону, будто не хотел отпускать.       — Я, эм… Нам нужно кое-что обсудить. Я подумал, лучше это сделать лично.       У Рей дрожали колени. Его голос стал более глубоким и усталым.       — Не вини Армитажа, — быстро добавил он. — Он виноват только в том, что придурок.       Рей кивнула.       — А как ты…       Ей хотелось присесть. Она убрала грязные вещи со спинки второго стула, села рядом, скрестила руки.       Абсурд какой-то.       — А как ты вошел?       Он замялся. Рей мерещились седые пряди в его волосах.       — Твой…ммм… друг, Ди Джей… Его было очень просто убедить, если предоставить правильные аргументы. Думаю, это справедливо. У тебя же есть ключи от моей квартиры.       У Рей зазвенело в ушах.       — Я знаю, что ты там пряталась от бомбежки, — вздохнул Кайло. — Ты… ты складываешь простыни по-особенному. Очень аккуратно. Наверное, детдомовская привычка.       Пиздец.       Он слабо улыбнулся, в его глазах была до ужаса знакомая тоска, что не угасла за все эти годы.       — Все в порядке, Рей. Я не злюсь.       Он был пьян?       Ди Джея прибить мало, за то, что он сделал.       Кайло открыл окна, пока ждал. Легкий ветерок колыхал шторы, как кружево морской пены во время бриза. У подъезда хихикали девушки, видимо, направлялись в кафешки под открытым небом на набережной. Рей там никогда не бывала. Пахло мокрым асфальтом, фруктами, кокосовым солнцезащитным кремом и речной сыростью. Последние деньки августа давали прочувствовать, что лето ускользало, как песок сквозь пальцы.       — Тебе здесь нравится? — Кайло кивнул на обстановку комнаты.       — Да. — Рей пожала плечами. — Она моя. В смысле, не совсем моя, но… Ну, ты понял.       Он кивнул, слегка улыбнулся.       — Одна живешь?       Он знал ответ на этот вопрос. Просто хотел, чтобы Рей произнесла это вслух.       — Я… подумывала завести питомца. Собаку.       — Ты хочешь собаку? — На удивление, он усмехнулся, отколотый клык сверкнул в темноте.       — Лучше кошку, я знаю. — Рей потупила взгляд. — Я почти не бываю дома. Но я… наверное, я просто больше люблю собак.       Кошки — великолепные, независимые, капризные существа, в то время как собака — верное, ласковое, покорное животное. Они любят своих хозяев.       Она не стала этого говорить.       Кайло улыбался, как придурок.       — Представляю тебя с собакой, — сказал он.       Да. Такой жизни у нее никогда не было. У них. Они могли бы завести себе щенка.       Чтоб тебя, Кайло.       — Я не… — Рей не была уверена, что пыталась сказать. — Я про нас. Я не хочу начинать все заново в третий раз.       Кайло выглядел оскорбленным. Улыбка погасла.       — Я знаю. — Он кивнул, волосы упали на лицо. Хотелось рукой убрать их ему за уши. — Я здесь не за этим. И я тоже… Я тоже этого не хочу.       Ну, конечно. Он всегда был плохим лжецом.       Рей пожалела, что подняла эту тему, обхватила себя руками, ощущая липкость потной одежды. Ей нужен был душ.       — Все в порядке, Рей, — повторил он. — Я просто хочу поговорить.       Он точно был пьян.       Может, он вообще трезвым теперь не бывает.       Кайло прикусил губу, посмотрел на развевающиеся от ветра шторы. Рей тоже посмотрела. Он выглядел спокойным, не похожим на шипящий фейерверк, что вот-вот взорвется.       Армитаж был прав — он мог сойти за нормального. Быть может, водка притупила его ярость, когда он свыкся с алкоголизмом. Это было погано.       Теперь между его бровями была морщина. Так ему и надо, он все время хмурился, отчего казался старше своих лет. Рана на подбородке совсем зажила, рубца было почти не видно. Никто бы и не подумал, что это шрам от пули, едва не унесшей его жизнь. А вот шрам, который оставил Сноук разбитой бутылкой, по—прежнему отчетливо делил его лицо пополам. Иронично — злодей с изуродованным лицом.       Однако его взгляд не изменился.       — Ты в колледже учишься? — спросил Кайло через некоторое время.       — Факультет машиностроения. — Рей указала на полку с учебниками. — На третьем курсе.       — Ах. — Он обернулся, посмотрел на книги, кивнул. — Ты всегда была умной. И у тебя талант к таким вещам. Ты… ты будешь прекрасным инженером.       В его тоне была гордость за нее. Рей покраснела.       Пошел ты, больной ублюдок, пьяница проклятый. Она не станет из-за него плакать.       — Как предатель?       Рей прищурилась — он правда хотел знать?       Ей стало нестерпимо стыдно. С Финном она разговаривала недели четыре назад. Или пять.       Она непременно позвонит ему на днях.       — Он в порядке, спасибо, — сухо сказала Рей. — Могу передать от тебя привет.       Кайло отрицательно покачал головой, махнул рукой. В другой жизни Рей нашла бы их неуклюжую беседу милой, но обстоятельства не располагали.       Она должна была в ответ поинтересоваться его жизнью?       В принципе, все, что ей нужно знать, напечатали в газете, вырезку из которой она хранила в ящике стола. Преступления против человечности, убийства, депортация, преследования и нарушение принципов ведения войны.       На улице кто-то громко рассмеялся. Даже на пятом этаже было слышно все, что творилось под окнами. Девушки были в отличном настроении, готовилась вечеринка. Их не волновали военные преступники, предстоящие выборы и арест подростков за расклейку плакатов.       Чтоб они подавились своим смехом.       — Давненько мы не виделись, — Рей не могла найти тему для разговора.       — Слишком давно, — согласился Кайло.       Три года. Три года и пять месяцев. При желании она могла посчитать точное количество дней, прошедших с их последней встречи.       И вместо выяснения отношений они болтали о собаках.       Он не спрашивал о сопротивлении. Не уточнял, откуда взялись книги, хоть наверняка узнал их. Пятна на пожелтевших страницах явно оставил мальчик по имени Бен.       Он не интересовался, как там его мать.       Он ведь вломился к ней в квартиру, чтобы поговорить.       — Ты найдешь их? — Рей нарушила тишину. — Привезешь нам лекарства?       — А зачем мне это делать, Рей? — Он нахмурился, убрал волосы с лица, обнажив шрам.       Ему нужна была причина?       Потому что это твоя мать, например.       Потому что это правильно.       Потому что тебя не было рядом — долгими часами ожидания у врача, столько анализов, больничные халаты, уродливые полосатые медицинские сорочки, операции, одна сложнее другой, цикл ремиссий. Потом рецидив, когда она повторяла, что все в порядке, и просила не суетиться. Плохие шутки про парики, над которыми приходилось смеяться, грустные взгляды докторов, которые говорили, что другие методы лечения больше не доступны, что ебаные лекарства теперь были предметом роскоши. Все это время тебя не было, Кайло. Ты этого не видел.       Она этого не сказала.       — Помнишь ту ночь? — В горле Рей встал ком. — Ты… ты сказал, что нужен нашей стране. Я до сих пор слышу твой голос, помню, как ты это сказал. И выражение твоего лица.       Кайло наклонился вперед, его глаза блестели от водки. Он был так близко, что можно было коснуться рукой. Рей чувствовала запах его одеколона и четко видела очертания шрама на коже.       — Так вот, страна… Ей нужна твоя мать. Кто, если не ты, должен это понимать?       У нее получилось. Что же он сделает?       Кайло вздохнул, поднял печальный взгляд.       — Рей, любимая, я… — Он мгновенно понял, что сказал.       Твою мать.       — Прости, пожалуйста. Привычка.       Он не договорил.       Рей отвернулась, залезла на стул с ногами, поставив пятки на сидушку, проморгалась, чтобы тушь не потекла. Она не станет рыдать перед ним.       Смех снаружи прекратился.       — Армитаж все устроит, — наконец сказал Кайло. — Он позвонит или напишет. Не знаю, как вы там общаетесь, вы же теперь друзья.       Рей не стала обращать внимания на ревность.       Проблема решена? Почему он так быстро согласился? Она не решилась уточнять.       Кайло достал свой телефон из кармана джинсов. Он выглядел крошечным в его руках, пока он что-то печатал.       В сумке прожужжала Nokia.       — Это… это мой номер. Сохрани на всякий случай. Вдруг понадобится что-то.       Рей кивнула.       — Ты уже уходишь?       — Хочешь, чтобы я остался?       Она молчала.       Кайло подождал минутку, опустив глаза. Рассчитывал ли он, что Рей прикажет убираться вон, или попросит не уходить, или продолжит неловкий разговор о колледже, собаках, общих знакомых? Она держала рот на замке, ибо голос тут же ее бы подвел.       Наконец он встал.       — Тогда я пойду. — Его слегка шатало.       Сколько же он выпил сегодня?       Он никак не прокомментировал болезнь матери и свои чувства по этому поводу. Был ли он расстроен? Он достанет лекарства ради Леи, или потому что Рей попросила?       Монстр.       После стольких лет. Ее монстр.       Он потянулся рукой к ее плечу. На мгновение показалось, что он прикоснется к ней, но Кайло этого не сделал.       — Береги себя, Рей. — Тяжелой походкой он направился к двери. — Звони, если Армитаж будет тебя доставать.       Она не пошла его провожать.       Когда замок щелкнул, Рей помчалась на кухню.       Руки дрожали, пока она рылась в коробке со сладостями. Она сорвала фольгу, откусила крупный кусок, фундук захрустел на зубах, а от сахара заболели слюнные железы. Ее чуть ли не тошнило от резкого вкуса, но Рей продолжала жевать, прислонившись к стене.       Его запах все еще витал в комнате.       Час, другой, а то и дольше Рей стояла у окна, через вуаль занавесок глядя на кирпичные развалины в темном дворе, закрытые ставни магазинов, на фонарные столбы, на редких прохожих, пьяной походкой возвращающихся домой. Она ждала, пока девушки пойдут обратно из кафешки, для них уже была поздняя ночь. Взять в руки книгу, к которой он прикасался, казалось кощунственным. Слезы высохли, как и разводы от туши с пятнами от шоколада, но Рей не спешила умываться.       Она не заметила, как наступил рассвет — небо стало ярким.       Что ж.       Вот тебе и отдохнула, пришла со светлой головой в офис, где дерьмо летит во все стороны.