Hiraeth

      — Повтори! — Кричала Рей в трубку. — Говори громче, я ни хрена не слышу!       Она откинулась в офисном кресле, пытаясь укрыться от шума, но не помогло. В сопротивлении был сумасшедший дом. Звонили телефоны, трещали клавиатуры, фоном орало радио и два телевизора — с местным каналом и CNN. Повсюду слонялись волонтеры, старшеклассники принимали домашнюю еду от сердобольных домохозяек, политики потели в рубашках и галстуках, кто-то матом кричал по-английски.       Это продолжалось уже несколько дней.       — Я спросила, читала ли ты статью? — повторила Роуз, повышая голос.       Что за вопрос?       — Роззи, милая, я была рядом, когда она ее писала.       — Ого, — искренне удивилась Роуз. — А я только сегодня прочла.       Рей не стала уточнять, что на месте происшествия она тоже побывала. Было не время для таких подробностей, и так голова шла кругом, даже на подругу не отвлечься.       — Так что ты думаешь? — поинтересовалась Роуз. — По мне, это так мощно. Я аж расплакалась в конце.       Рей была рада, что Роззи не видела ее выражения лица.       — Эмилин умеет обращаться со словом. Раньше она мечтала о писательской карьере, — объяснила она.       Роуз бы об этом знала, если бы продолжила работать на сопротивление.       Ее сложно было винить. Особенно после истории с Пейдж. Особенно после того, как Роззи бросила колледж, чтобы устроиться на работу и помогать родителям. Это не просто оставить любимое хобби. Личные амбиции она принесла в жертву так называемому взрослению.       Но Роуз была счастлива, а значит, счастлива была и Рей. Подруга переехала к Финну, они официально начали встречаться, сменила очки на контактные линзы. Она по-прежнему по-девчачьи хихикала и краснела, соблазнительно поправляла волосы и шутила о детях. Ничего определенного, но очень двусмысленно.       Финн многозначительно улыбался.       — И что теперь? — спросила Роуз.       — Теперь остается ждать. — Рей сильно прижала трубку к уху. — Роззи, детка, я бы с удовольствием поболтала еще, но дел выше крыши, и тебя еле слышно.       — Я понимаю. — Роуз громко вздохнула. — Хорошо. Скажи Эмилин, что она крутая. И… Рей? — Роуз выдержала тяжелую обвиняющую паузу. — Приходи в гости на днях. В любое время. Пожалуйста. Финн будет очень рад тебя видеть.       — Конечно, приду. — Рей самой хотелось в это верить. — Обещаю. Передавай привет Финну. Мне пора.       Она отключилась, швырнула телефон на стол и вернулась к мониторингу веб-сайтов на предмет упоминаний сопротивления.       Статья Эмилин произвела в интернете фурор.       Первый день после ареста подростков прошел как в тумане — ругань, недосып, безвыходное отчаяние. Родители ребят плакали, телефоны разрывались, адвокаты хмурились, пытаясь придумать, как смягчить обвинение с уголовной статьи до мелкого хулиганства. Начался сбор средств для внесения залога за детей. Но к вечеру было не понятно даже, где они находились, — уже в изоляторе, или в полицейском отделении.       На следующее утро Эмилин опоздала в офис. Она вошла, одетая в струящееся платье коричневого с пыльно-розовым цвета, украшенное серебряными манжетами в индийском стиле. Выглядела, как королева воинов. Она открыла бутылку вина — ее любимого, дорогого, розового, наполнила бокал доверху и сказала Рей, что, если ее кто-то будет искать, у нее разрешение сказать им, чтобы они шли на хер.       И стала писать.       Ее история была про то, что страна уничтожила свою молодежь. За десятилетие выросло целое потерянное поколение, которое не помнило счастливых времен, чье образование пришлось на сплошные забастовки учителей, они никогда не были за границей, и понятия не имели, как живут нормальные люди. Они пережили три гражданских войны, хоть официально была объявлена та, что велась с НАТО. Она писала про мальчишек, угнанных на фронт пинками, о добровольцах, уверенных, что единственный способ разбогатеть — грабить горящие деревни. Она писала о родителях, занятых банальным выживанием, позволивших телевизору воспитывать их детей. Писала о переоценке ценностей, промывании мозгов пропагандой: девочек учили быть хранительницами очага и домохозяйками, пределами мечтаний которых было удачно выйти замуж, или мыть полы в Вене да улыбаться похотливым туристам в Амстердаме. У выпускников и молодых специалистов просто не было будущего. Все решали связи. За неимением другого выхода, они шли на улицы и боролись за свои права огнем революции.       Статья получилась превосходной, пробуждала воспоминания, давала пищу для размышлений.       Затем Эмилин подробно описала инцидент. Получилось ярко и красочно: закатное небо, скомканные плакаты, кровь на горячем асфальте, выбитые зубы Темири, руки детей в наручниках. Девушка, которую, оказалось, звали Арашель, сидела на бордюре со сбитыми коленями, мальчик лежал в патрульной машине. Номера и жетоны двух полицейских, готовых посадить за решетку подростков просто за то, что они готовы сами вершить свою судьбу. Вот что бывает с теми, кто дерзнул сопротивляться. Армия адвокатов не могла помочь — ребята все еще сидели под замком. В следующий раз это могут быть ваши дети, — написала Эмилин. Ваши мальчики и девочки.       Или лично вы.       Вот так просто.       Это был призыв бросить все и показать кровавому режиму, что нас им не запугать. Что стране необходимы изменения. Нужно встать, сопротивляться, бороться.       Вы — искра, из которой загорится пламя, что сожжет диктатора дотла.       Вы имеете право на нормальную жизнь.       Так сражайтесь за нее.       У Эмилин облупился лак, пока она это писала, голос звучал хрипло, когда она читала статью вслух, прерываясь, чтобы размять шею и хрустнуть суставами. Бутылку розового вина она прикончила. Рей видела, как файл отправили на несколько электронных адресов, после чего Эмилин сгорбилась на стуле и прошептала: «Ебать».       Все.       Наутро статью опубликовали в нескольких оппозиционных газетах, на сайтах, ее цитировали по радио. К полудню она была переведена на английский, французский, немецкий. Эмилин давала интервью, обаятельно выступая на камеру. Журналисты подняли волну, требуя справедливости для арестованных детей. Вечером перед полицейским участком собрались протестующие с нарисованными кулаками на плакатах и лозунгами «Сражайтесь». Министерство внутренних дел выпустило официальное заявление, что извиняться они не намерены, в обязанности полиции неизменно входит защита улиц от вандалов и хулиганов.       Их не слушали.       Число сторонников сопротивления за пару дней увеличилось вдвое, Эмилин стала звездой. Пошли слухи, что она будет баллотироваться в президенты от оппозиции. Кто-то посмеивался над этим, кто-то соглашался.       Офис превратился в поле битвы. Или военный штаб. Рей не узнавала людей вокруг, не успевала обедать. Эмилин не могла даже выпить кофе, не говоря уже о том, чтобы покурить.       — Солнышко! — Дэмерон облокотился на дверной косяк. — У меня хорошие новости.       Рей подняла взгляд от компьютера. По осунулся, на щеках была многодневная щетина. Если бы он не объявил, что принес благие вести, она бы подумала, что кто-то умер.       — Я говорил с врачом Леи. Случилось чудо. Те лекарства… Больнице удалось их найти. Весь список. Так что… лечение можно продолжать.       — Ого! — Рей картинно прижала руки к сердцу. — Это лучшая новость дня!       По неуклюже кивнул. Она уже привыкла видеть его без маски, но все равно было странно, каким потерянным он мог выглядеть, когда его лицо не озаряла обворожительная улыбка.       — Значит, Лея выкарабкается? — спросила Рей.       — Не думаю. — По закусил губу. — Болезнь неизлечима, и она затягивала с терапией. Но у нее теперь есть время. Несколько недель, возможно, месяц. Вполне вероятно, она доживет до выборов. Будет здорово, если она будет рядом, когда мы будем праздновать победу.       Он грустно улыбнулся.       Нужно было навестить ее. Купить цветов, больших, ароматных, чтобы заглушить больничные запахи. Например, ирисы. Они бы хорошо подошли генералу.       А он пошлет цветы матери, если Рей попросит об этом? Как быстро Лея выкинет их в мусорку?       — Так с кандидатом уже определились? — спросила Рей.       — Собаки на сене в своем репертуаре, — печально сказал По. — Половина из них сейчас в офисе. Пойди, спроси сама, если хочешь.       Рей хотелось пойти посмотреть, что происходит, но она отрицательно покачала головой и рассмеялась. По присоединился, устало хмыкнув.       — Что случилось, По? — прямо спросила Рей.       — Все отлично, — солгал Дэмерон.       — Если захочешь поговорить — я всегда рядом. — Она положила локти на стол.       — Знаю. — По кивнул. — Знаю, солнышко. Спасибо тебе большое.       Шум заглушил звуки его удаляющихся шагов. Голоса, рингтоны, динамики телевизоров сливались в общую какофонию, напоминающую шум моря. В помещении было душно, тесно, кто-то курил на балконе, Рей едва могла вынести табачный дым и жару.       Все чаще она поглядывала на телефон.       Нельзя было этого делать.       Опрометчиво.       Глупо.       Даже жестоко и эгоистично.       Но руки чесались.       Рей взяла Nokia, пролистала список контактов. Номер она не сохранила, он же не мог понадобиться.       И все же понадобился?       Она дала себе минуту на размышления, но не передумала.       Это все Роуз. Ее звонок растрогал и разбудил чувство вины.       Проклятье.       Рей прикусила губу и начала печатать: > Спасибо.       Она нажала кнопку «отправить», пиксельный конверт расправил крылья и безвозвратно улетел. До Рей внезапно дошло, что она натворила.       Какая же она идиотка.       Целый час Рей ерзала на стуле, потом ходила кругами, пустым взглядом смотрела в монитор, не в состоянии сосредоточиться. Когда один из волонтеров зашел спросить, будет ли она пиццу на обед, Рей отказалась. Она не могла есть.       Ничего не происходило.       Ежеминутно она проверяла телефон — ответа не было.       Рабочая смена закончилась, направляясь домой, Рей думала, что пронесло.       Закатное небо багровело, когда она вернулась в квартиру. По телевизору по всем каналам шли новости, Рей переключала, пока не попала на мыльную оперу. Героиня сжимала в ладонях нить жемчуга, ее глаза были полны слез, она была готова броситься к светловолосому главному герою. Сериал был не знаком, но Рей привыкла к звучанию испанского языка на заднем плане, так она не чувствовала себя одинокой.       На кухне Рей приготовила ужин — яичницу с помидорами. Сильно вспотела, стоя над плитой. Несколько дней она уговаривала Ди Джея установить кондиционер. После его выходки на прошлой неделе — это меньшее, что он мог сделать, чтобы загладить вину. Шоколадную заначку решено было не трогать, и довольствоваться просмотром какого-нибудь легкого фильма, желательно комедии, которую она уже видела раньше.       Но прозвенел телефон. Оповещение о сообщении.       Просто три писклявые ноты, как пожарная сигнализация. От нервов дернулась рука. Рей чуть не обожглась маслом со сковороды.       Конечно, это был он. Можно даже не смотреть.       Рей взяла телефон, открыла конверт. От удивления брови взлетели на лоб.       Неужели? > Так и не успел спросить в тот день. Как тебе Элрик?       Только не смеяться. Это было так глупо, что даже грустно.       Мальчик по имени Бен считал своим кумиром обреченного принца-альбиноса.       Рей быстро строчила ответ: > Он нытик, который вечно все портит, а потом винит богов в своей судьбе. Кому это может понравиться?       После отправки она держала телефон, пока не погас экран. С кухни понесло горелым, навевали дурные воспоминания.       Ужин был испорчен.       Nokia запищала — ответ пришел быстро. > Это жестоко.       Может, и так. Но это правда.       Рей убрала телефон в карман, соскребла почерневшие помидоры со сковороды в мусорное ведро. От дыма слезились глаза. Открыв форточку, она остановилась, чтобы полюбоваться темной улицей — придется спуститься и перекусить в забегаловке неподалеку. Шоколад — не ужин.       Только увидев свое отражение в оконном стекле, она поняла, что улыбается.       Чтоб тебя. Отвечать она не стала, Кайло новых сообщений не присылал.       В тишине прошел день, потом еще один.       У Рей было много дел, она занимала себя всем, чем могла. Безделье — зло, за уборкой, мытьем пепельниц, составлением расписания протестов перед участком не было времени на размышления.       В невероятно жаркий последний день августа, когда она пила вторую чашку кофе перед вентилятором, от которого развевались волосы и покалывало кожу, телефон издал три механических звука. Рей чуть не подавилась, поняв, кто это. > Ты где?       Что? Она глазам не верила.       Обед только что закончился. Было слишком рано, чтобы упиться до неадеквата.       И все же, это был он.       Телефон снова пропищал. > Серьезно, где ты?       Рей до сих пор не сохранила его номер в списке контактов.       Стоило ли ответить, что это не его дело? Единственный логичный ответ. Только вот, а вдруг что-то должно произойти, и он пытался предупредить ее, как сделал это однажды?       Третье сообщение пришло через минуту. Он удивительно быстро печатал своими огромными пальцами на крошечном телефоне. > А, ну конечно. Ты ТАМ.       Рей сглотнула.       В офисе сидели подростки, в футболках с логотипом сопротивления, смеялись, переговаривались. По печатал на компьютере, ссутулившись от сосредоточенности. В соседнем помещении Эмилин репетировала интервью иностранной прессе. Из ее речи на английском с сильным акцентом, можно было разобрать призывы сопротивляться, протестовать и сражаться.       Все как обычно.       Кайло вновь следил за ней? В сопротивлении шпион?       Возможно — к ним в последнее время присоединилось много новых людей. Всем нельзя доверять.       Хотя, он мог просто предположить. Это логичное заключение.       Телефон запищал в четвертый раз, от вибрации проехал по столу. > Видел в парке играющих собак. Подумал о тебе.       Рей фыркнула, покачала головой от облегчения или злости.       Больной ублюдок ее напугал.       В голову пришли глупые вопросы. Что он делал в парке посреди бела дня? Для прогулок слишком жарко, августовское солнце беспощадно к его бледной коже. И вообще, традиционно, монстры — ночные существа. Люди будут шарахаться от него днем на улицах.       Чем он там занят?       Он все еще работал на правительство, значит, у него были деньги, власть и связи. Только вот война закончилась, кризис миновал, в бешеном псе не было особой необходимости.       Так что он делал?       Можно было спросить у Армитажа.       Проблема в том, что он бы ответил.       Два часа Рей придумывала текст сообщения. > Если тебе интересно, твоя мать хорошо перенесла лечение и чувствует себя лучше.       Вот.       Он молчал остаток дня.       Только поздним вечером, когда Рей доедала холодную пиццу и смотрела испанский сериал, отрицая, что подсела на него, телефон прозвенел. > Я бы предпочел говорить о собаках.       Она не ответила.       Утром вместо поездки в офис Рей решила навестить Люка Скайуокера.       В пригороде была жуткая жарища, густой, липкий, горячий воздух и стрекочущие сверчки только усугубляли ситуацию. Асфальт плавился, воняло навозом и паленой резиной.       Люк открыл ворота в грязной футболке и с лопатой — скорее всего, чистил козлиный загон.       — Проектная девочка! — довольно дружелюбно поприветствовал он. — За чем пришла на этот раз? Музыка или книги?       — Наоборот. Я принесла кое-что почитать вам. — Рей достала из сумки журнал.       На обложке была Эмилин, гламурная и суровая, почти без следа грусти в глазах.       Это было нарушение соглашения не обсуждать политику, но она должна была это сделать.       — А. — Люк отмахнулся. — Это я уже читал.       — Читали?!       Разве он не отшельник, что держится в стороне от мировых новостей?       — Читал. — Люк пожал плечами.       Он повел ее в сторону сарая, где Георг терпеливо жевал сено. Козел бросил на Рей неодобрительный взгляд. Что она такого сделала, что могло обидеть сраного козла?       — И…? — осторожно спросила Рей.       Люк утер пот со лба, начал сгребать навоз в помятое ведро.       — Эмилин всегда гордилась своим талантом к публицистике. — Он поморщился. — А я не разделяю ее тщеславие. Слишком помпезно, куча бесполезных эпитетов, нагромождение наречий… Хотя, своей цели она достигла. Привлекла к себе внимание.       Рей старалась не хмуриться, наблюдая, как во время откровений Люк не переставал черпать дерьмо.       — И все? Неужели… вас не тронули ее слова?       — С чего бы? — Из-под окладистой бороды сверкнули его пожелтевшие от курения зубы.       Да уж, и это человек, который мог объединять людей во имя правого дела.       — Вам действительно все равно, что происходит вокруг нас? — тихо спросила Рей.       Люк остановился, оперся на черенок от лопаты. Внезапно он выглядел уставшим — неопрятный старик, копошащийся в козьем навозе, мучающийся от жары.       — Вся эта… борьба за демократию, как вы ее называете, — сказал он, — пойдет не так, как вы задумали.       Он сделал паузу, чтобы можно было осмыслить его слова.       Рей шагнула назад. Было не похоже, что Люк ее провоцировал на спор. Он действительно был в этом уверен.       — Почему вы так думаете?       — Потому что безумие делать одно и то же, снова и снова, и ожидать разных результатов.       Он почесал козла за ухом. Георг прикрыл глаза, наслаждаясь вниманием, поднял хвост и добавил на дорожку еще одну кучу помета.       Люк усмехнулся.       — Но сейчас у нас есть шанс, — настаивала Рей. — Мы сможем. Если оппозиция выдвинет достойного кандидата — мы победим.       — Оппозиция? — Люк нахмурился. — Это те ребята, что так славно поработали после местных выборов четыре года назад?       — Нет, все не так. — Рей теребила ремешок сумки. — На нашей стороне международная поддержка.       — Да что ты говоришь! Люди кинутся голосовать за кандидата, которого выдвинет Билл Клинтон? Тот самый Клинтон, что бомбил нас 78 дней, если память мне не изменяет? — Люк посмеялся. — Отличный план. Сделайте плакат с такой надписью. Ваш кандидат без вести исчезнет быстрее, чем в правительстве успеют произнести «обедненный уран».       — Да вы просто озлобленный старик. — Рей прищурилась.       — Озлобленный? — Люк снова взялся за лопату. — Нет. Я просто реалист.       Не хотелось думать, что он прав.       — Лея чувствует себя лучше. — Рей сменила тему.       Лопата со скрежетом задела бетон, Люк крепко сжал ручку, пальцы побледнели.       — Я зайду на днях, — прошептал он.       Рей кивнула, притворившись, что поверила.       Он придет, когда будет готов. Или нет.       Нежелание встать лицом к лицу с правдой — их семейная черта.       — Я... эм-м… слышала, что у нее есть сын, — начала Рей, наблюдая за реакцией. — Как думаете, ему нужно сообщить?       Люк замер, посмотрел ей в глаза.       — Кто тебе о нем рассказал? Лея?       — Нет. Просто слышала.       На удивление, он не разозлился. Люк выглядел грустным и побежденным, так и не оправился от битвы, проигранной слишком давно.       — От этого парня не стоит ждать ничего хорошего.       — Почему? — Она знала ответ, но все же спросила.       — Потому что он принимает одно неверное решение за другим, а потом обвиняет окружающих, когда за них приходится расплачиваться. — Люк почесал шрам на запястье. — Он полон саморазрушения и жалости к себе. Он совершал ужасные поступки, жестокие вещи, которые нельзя исправить. Такое не проходит бесследно. Поверь мне, ты бы не захотела с ним встречаться.       Он энергично продолжил чистить загон, Георг проблеял.       — И еще. — Люк поднял указательный палец. — Он не заслуживает этого знать.       Разговор был окончен.       Тупость.       Когда-нибудь Рей ему расскажет.       Но не сегодня.       Даже вернувшись домой, она не могла избавиться от ощущения, что повсюду воняло козлом.       Рей не могла уснуть. От жары даже пришлось укрыться мокрым полотенцем. Она открыла все окна, надеясь на сквозняк, но не помогло. Шторы не двигались. В четвертом часу утра, когда небо посветлело и из пекарни напротив запахло свежей выпечкой, Рей все еще лежала без сна с мокрыми волосами и футболкой.       Хотелось снять кожу.       Она попыталась посмотреть фильм, который днем взяла напрокат. Мальчик у прилавка вовсю его расхваливал, обещал, что понравится. Спустя час просмотра Рей только оценила уникальность картины, но с восторгами не согласилась.       Прозвенел телефон. > Не могу уснуть. Пиздец жара.       Ну.       Неудивительно. Казалось, он всегда горел изнутри — кожа была теплой, дыхание обжигало. Зной плохо на него влиял. Если бы он сейчас был в ее постели, она бы не выдержала, перекатилась на другую сторону кровати.       Откуда такие мысли?       Следующее сообщение пришло сразу за первым. У него появилась привычка писать, даже если ему не отвечали. > Ты проснулась?       Лучше было притвориться, что нет. Он бы не узнал. Позже написать лаконичный ответ. Однако Рей поставила фильм на паузу и напечатала вопрос: > Ты пьян?       Кайло ответил мгновенно. Он очень быстро печатал. > Может быть. Сложно сказать наверняка.       Прежде, чем она успела обдумать сообщение, пришло еще одно: > Две ночи не спал. Места себе не нахожу.       Легко представить. Спутанные волосы, мешки под глазами, хмурый лоб — он лежит на мятой, несвежей простыне с бутылкой в одной руке и телефоном в другой. И ждет ее ответа.       У него только летом бессонница? Что ему вообще снится? Оранжевое небо от горящих деревень, братские могилы в промерзшей земле? Отец, которого он убил? Золотой бархатный халат и тощие ноги старика?       Ему снится Рей?       Он заслуживал каждого кошмара. > Если бы в твоей квартире было что-то, кроме голых стен, возможно, бессонница была бы терпимой.       Кайло ответил не сразу. Рей почти решила вернуться к просмотру, взяла пульт, но телефон запищал. > Ты была не против голых стен во время бомбежки.       Пошел ты, Кайло. Это удар ниже пояса.       Она почти швырнула телефон через всю комнату.       Он немедленно прислал новое сообщение, чувствуя, что перешел черту: > Почему ты не спишь?       Похоже, он хотел продолжить вежливую беседу. Без перегибов.       Отлично. > Слишком жарко, ты сам сказал. Я смотрю кино. > Какую-нибудь тупую комедию?       Рей выключила звук телефона. Слишком громко для раннего утра. > Нет. Японский мультфильм. Они устроили гонки на мотоциклах, а потом взорвали Токио. > А. Он крутой.       Рей усмехнулась. Разумеется, он понял, что за фильм, умник хренов. Это же то самое претенциозное дерьмо, что он любил. Наверняка улыбался, когда печатал.       От его следующего сообщения перехватило дыхание: > Жаль, что мы не можем посмотреть его вместе.       Пошел ты, Кайло.       Она знала, как бы это могло быть. Он бы останавливал просмотр каждые пять минут, чтобы объяснить отсылку, рассказать про Токио в 80-х, про постапокалиптические мотивы, про страх перед бомбой, про особенности японской анимации и его влиянии на поп-культуру. Им бы потребовалось в два раза больше времени, но к титрам Рей бы поняла, в чем уникальность картины. Скорее всего.       Только не плакать.       Она напечатала: > В другой жизни.       Кайло не ответил, Рей уснула на мокром полотенце.       Ей снился темный лес, пацан в синей рубашке с лицом Темири и старая женщина с пучком жирных волос на голове и мужской одежде, которая однажды сказала, что не хочет ее.       Утром в офисе ей было плохо. Отовсюду доносилась мешанина звуков, а Рей слышала их будто через вату. Вокруг сновала куча народу, все вспотели, были заторможенными. По пришлось дважды повторять план на день, прежде чем Рей поняла, чем нужно заняться.       После полудня и четырех чашек кофе она сдалась и достала телефон: > Ночью приснился страшный сон. Я сегодня почти не работаю.       Как же молниеносно он отвечал. За несколько секунд: > Прости.       Как будто он был виноват.       Может и был.       От кофе тряслись руки и колотилось сердце. Рей пропылесосила ковры, вынесла мусор, протерла полы, заставляя присутствующих поднимать ноги. По просил ее остановиться и оставить работу нанятой уборщице. В итоге она ушла расставлять книги на полке Эмилин в алфавитном порядке.       На стене висел календарь. Сентябрь. Четыре недели до выборов. Дети арестованы, кандидата от оппозиции все еще нет.       Сообщение пришло ближе к вечеру: > Тебе лучше?       Рей ответила, не задумываясь: > Ушла в работу. Это помогает. > Ты всегда так делаешь, когда расстроена.       Она улыбнулась, но быстро себя одернула: > А ты как? В спортзал ходишь?       Ответ пришел мгновенно, будто он ждал вопроса: > Да, хожу. И пью, конечно.       Больной ублюдок. Знал же, что Рей этого не любила.       Она оставила это без ответа.       Он тоже молчал. Возможно, был занят чем-то.       Вечером, лежа на диване под мокрым полотенцем, Рей вернулась к мыльной опере. Она уже уловила сюжет. Подлая богатая дама была настоящей матерью героини, потому что в роддоме младенцев подменили, а у главного героя был брат-близнец, темное исчадие ада. Любой зритель прекрасно понимал, чем дело кончится. Наблюдать за их страданиями — непередаваемое садистское удовольствие.       Кайло ничего не писал.       Возможно, уснул. Или напился до беспамятства.       Он сказал как-то: ты моя, даже если не моя. Словно наложил заклятье. Проклял ее. Рей привыкла, научилась жить с этим, как с хронической болезнью — неизлечимой, но не смертельной. Она думала, что справится. До недавнего времени.       Пошел ты, Кайло.       Она оставила телефон в гостиной на беззвучном режиме, и легла спать. Или всю ночь смотреть в потолок.       Утром на экране мигал конвертик.       Тишина не могла длиться долго. > Когда ты заведешь собаку?       Рей нахмурилась. Что за фиксация на собаках? > Не скоро. Меня часто не бывает дома.       Через минуту она добавила: > Боюсь облажаться. Собакам нужно внимание.       Кайло молчал.       В сопротивлении царил беспорядок сильнее обычного. Приехали еще маркетологи с ноутбуками, в коридорах съемочная группа заставила проход прожекторами, зонтиками с серебристой подкладкой, повсюду приходилось перешагивать через размотанные провода. По сказал, что снимают агитационное видео с Эмилин. Мужчина с бакенбардами командовал волонтерами, приказывал двигать мебель, вешать плакаты. Вероятно, он был режиссером. По он не нравился.       — Этот осел считает себя Спилбергом, — ворчал он. — Просто пусть Эмилин делает свое дело. Она нервничает из-за него.       — Я думала, вы уже отрепетировали агитационную речь. — Рей подняла бровь.       — Да, но… — По замялся. — Это другое.       Эмилин она видела только издалека, когда та выскочила на балкон покурить. Рей обратила внимание, какой она была уставшей, опираясь на перила и перекатывая испачканный помадой фильтр между пальцами. Тем не менее, она выглядела великолепно.       Домой Рей не спешила.       Когда вечером она все же отперла дверь и вошла в свою квартиру, то сразу заметила, что что-то было не так. Рей разулась, распустила волосы и сняла мокрое платье. Она хотела открыть окна в гостиной и глотнуть свежего воздуха. На горизонте показались тучи, обещающие летнюю грозу.       Только тогда она заметила.       На журнальном столике.       Сначала показалось, что это была галлюцинация. Он же не настолько сумасшедший. Рей закрыла глаза, досчитала до десяти, открыла. Он все еще был там.       Аквариум с золотой рыбкой.       Небольшой, круглый, с белыми камешками на дне. Рыбка была не совсем золотая — ярко-оранжевая, блестящая, она лениво плавала кругами. Ее полупрозрачные плавники красиво двигались в воде. Так мило, как иллюстрация из журнала по дизайну интерьеров. Как детское воспоминание.       Безумно красиво.       У аквариума лежала записка, написанная от руки элегантным почерком:       «Пока не купила собаку, пусть она отгоняет плохие сны».       Рей осела на пол, обхватила колени руками.       Дышать. Нужно просто дышать.       Просто дышать.       Что ж.       На подоконник упали первые капли, когда Рей высыпала все содержимое сумки на пол возле себя и взяла Nokia. > Ты сумасшедший.       Кайло ответил быстро, будто ждал с телефоном в руке: > Разве мы уже не выяснили это давным-давно?       В темной комнате эхом раздался ее громкий смех. В облаках грянул гром. > Ты попал под дождь? > Нет, я дома. Но хочу выйти, почувствовать капли на коже.       Рей снова рассмеялась. Он уже был пьян, значит, мог решиться на такое. > Ты простудишься.       Некоторое время сообщений не было. Потом он написал: > Я могу позвонить тебе?       Рей вдохнула, потерла виски. На экране у номера до сих пор не было имени. Что же придумать? Не Кайло. Нет. Просто К. Достаточно.       Она решила позвонить сама.       — Привет, — просто сказала Рей.       — Привет. — В его голосе слышалась радость. — Понравилась рыбка?       Рей посмотрела на красно-золотую красавицу, плавающую кругами. Ей было тесно?       — Да. Правда. Очень понравилась. — Она не благодарила. — Как ты вошел?       — Сделал копию ключей. — Он подавил смешок. — Ты надрала Ди Джею задницу?       Рей подошла к окну, посмотрела на дождь. Пахло озоном и мокрой травой.       — Я этого не говорила.       — Бедный парень, — не сдержался Кайло. — У него, наверное, много вопросов.       Она протянула руку и поймала несколько холодных капель. По спине побежали мурашки.       — О чем ты хотел поговорить?       — Не знаю, — прошептал Кайло. — О чем угодно.       Он звучал хрипло. От водки так не бывает.       — Ты устал?       — Я четыре ночи не спал. — Он фыркнул в трубку.       Капли стекали с ладони, Рей поднесла руку к лицу. У дождя был привкус вишневого блеска для губ. В детстве она любила ловить дождинки на язык.       — Отдыхай. Открой окна и слушай дождь.       — Угу… — Он тяжело дышал полной грудью. — Не клади трубку. Еще чуть-чуть. Пожалуйста.       — Я здесь.       Он больше ничего не говорил, дыхание выравнивалось. Рей отключилась, только когда уверилась, что он уснул.       В эту ночь не было никаких сновидений, но пришлось встать за одеялом. Похолодало.       Утром Рей впервые за несколько недель почувствовала себя отдохнувшей.       В офис приехали родители подростков. Темири был очень похож на мать — те же широко поставленные глаза и небольшой рост. Иностранные журналисты суетились с микрофонами и камерами. Эмилин с родителями собирались выступить с совместным заявлением. Дэмерон выделил Рей свой кабинет, чтобы она не страдала от шума. Стол был завален грудами газет. Сопротивление так часто упоминалось в СМИ, что за новостями было не угнаться. Сосредоточиться возможным не представлялось.       — По? — Рей выглянула из-за монитора. — А где купить корм для рыб?       — Не знаю, — озадаченно ответил он. — В зоомагазине. Откуда у тебя рыба?       — Ой, не спрашивай, — отмахнулась Рей.       Ей хотелось рассказать. Поделиться с кем-нибудь, пока все не вышло из-под контроля.       Безумие — это делать одно и то же, снова и снова, и ожидать другого результата.       Кайло хоть признавал, что он сумасшедший.       Рей взяла телефон. В обычное время она непременно бы позвонила Финну. Но не сегодня.       — Это я, — неуверенно сказала Рей, когда ей ответили. — Ты свободен вечером? Хочу поужинать с тобой.       Армитаж причитал с минуту, жаловался, ныл, потом все же согласился.       Менее чем через полчаса ей пришло сообщение: > Передай Армитажу, что он мудозвон.       Рей хихикала и кружилась в кресле на колесиках, пока не заболели щеки.       — У тебя появился кто-то? — По приподнял бровь.       — С чего ты так решил? — Рей замерла.       — Солнышко, я знаю тебя много лет. Даже когда ты была худеньким подростком, ты так не хохотала.       — Нет, я… Это… — Она не могла найти слов. — Все сложно.       — Жизнь вообще сложная штука. — По не стал уточнять, вернулся к работе.       — Не обижайся, пожалуйста. — Рей встала, подошла к нему. — Поговори со мной. Что случилось?       Дэмерон вздохнул, огляделся, чтобы удостовериться, не подслушивают ли их. Все были заняты пресс-конференцией.       — Вся эта ситуация… Я имею в виду… Черт! — Он начал жестикулировать, будто это помогало говорить. — Эмилин в центре внимания. Это здорово, она заслужила. Если кто и способен помочь людям справиться с этим хаосом, то только она. Но… Она изменилась. И мы… Она настаивает, что мы должны быть осторожными. Мы почти не видимся в последнее время.       По опустил глаза, прикусил губу.       — Достали уже эти тайны и вранье, — добавил он.       Да, ее тоже. Рей сжала его плечо, Дэмерон потянулся к ней. Его мышцы были твердыми, как дерево.       — Знаю, в нашей стране такие вещи не одобряют. Мы тухнем в консервативных убеждениях. — Он положил свою руку поверх руки Рей. — Но время идет. Она развелась с мужем, я уже не ее студент, но, бля… Солнышко, через год мне будет тридцать, а она все еще уверена, что над ней будут смеяться, если наши отношения станут достоянием общественности.       Что здесь скажешь?       — Для осмотрительности есть причины, — осторожно возразила Рей. — Знаешь, люди говорят, что она должна стать той самой.       — Знаю, — после паузы ответил По, сжал руку крепче.       — И что ты об этом думаешь?       — Не важно, что я думаю.       По снова начал печатать, Рей поняла, что разговор окончен.       Вечером она отправилась на встречу с Армитажем в китайский ресторан на главной площади — модное заведение с парчовыми красными шторами, статуями драконов и дешевыми гобеленами с вышивкой. Посреди зала стояло пластиковое бамбуковое дерево, все в пыли. Армитаж настоял, что они слишком часто бывали в итальянском ресторане, и нужно менять пищевые привычки. Рей была уверена, что он просто хотел попробовать что-то из меню.       Как-то раз Кайло сказал, что китайская еда в местных кафешках не имеет ничего общего с Китаем и едой, которую там предпочитают люди.       Армитаж пришел без очков. Морщины явно выделялись на его усталом лице. Он выглядел как жертва мучительной духоты и непосильной повинности присматривать за буйно помешанным пьяницей. Он заказал пельмени в кисло-сладком соусе, произнося наименование блюда по-китайски. Губы официанта чуть дернулись — он явно назвал неправильно. Рей взяла курицу с грибами, потому что соскучилась по их вкусу.       Палочки для еды оказались не такими простыми в использовании, лапша коварно соскальзывала обратно в тарелку.       — Как там дела, на стороне победителя?       Армитаж покачал головой, пригладил уложенные гелем волосы.       — Моя жизнь — кислотный трип, черная бездна. Я нырнул в кроличью нору.       — Так плохо? — усмехнулась Рей.       — Ты даже не представляешь. Рен круглыми сутками не расстается с телефоном. Печатает, печатает. Уверен, он тебе и половины не присылает из того дерьма, что пишет. Заметила, как быстро он отвечает? Я понятия не имею, где он так натренировался. Он в жизни мне ни одного сообщения не прислал. Или сидит читает старые сообщения, краснеет, как школьник, и хихикает. Ты когда-нибудь слышала, чтобы он хихикал? Это пиздец как жутко!       В груди сладко заныло. Рей поджала губы, потом вспомнила о макияже.       — С чего ты взял, что он пишет мне?       — О, да ладно. — Армитаж украл гриб с ее тарелки. — Я знаю, почему ты пригласила меня на свидание, Рей.       — Знаешь? — Рей снова уронила лапшу, забрызгала скатерть.       — Ты хочешь, чтобы я тебя отговорил. — Он улыбнулся.       Рей молча подняла бровь.       — Ты ожидаешь говеной патетической речи, чтобы я рассказал нечто ужасное, что вправит тебе мозги. — Армитаж положил палочки, отодвинул тарелку. — Так, дай мне минутку, я должен подготовиться.       Он театрально пощелкал пальцами, прочистил горло, как оперный певец, наклонился к ней через стол и зловещим голосом начал проповедь:       — Бляха-муха, юная сиротка, хватит! Это уже в третий раз, третий раз ты пытаешься проебать свою жизнь. Военный преступник, бухающий, как черт, не превратится в диснеевского принца, даже если ты принесешь себя ему в жертву. Ты знаешь, кто он, не заставляй напоминать тебе, ты видела своими глазами, на что он способен. Беги от него, живи своей жизнью, устраивай революцию, борись за свои убеждения, прекрати писать ему, смой золотую рыбку в унитаз, потому что я затрахался, я не хочу проходить через это снова, это, блядь, уже слишком.       Пошел он, со своим гелем для волос.       Армитаж развел ладони, будто хотел поклониться, или ждал аплодисментов.       — Ну? Как? Убедительно?       Рей прищурилась. Не будет она ему хлопать.       Он взял палочки, поднял руку, показал, как правильно их держать. Видно, он жутко устал от игр.       — Херня все это. Если ты пришла спросить моего мнения, то я скажу: дерзайте.       — Что?! — Рей напряглась.       — Вы, два идиота, стоите друг друга. — Армитаж бросил на нее полный отвращения и жалости взгляд. — Я уже говорил тебе однажды, что вы — хрестоматийный пример трагической созависимости. После всего, что было, ты по-прежнему не готова отпустить его, и никогда не будешь готова, пока мир не сгорит дотла.       Он положил себе еще пельмешек, добавил кисло-сладкий соус.       — Рен — как открытая книга, его чувства очевидны. А вот ты, моя дорогая, способна успешно имитировать нормальность — восходящая звезда сопротивления, трудолюбивая девушка, чья улыбка на миллион долларов нравится всем вокруг. Но вместо того, чтобы тусоваться с друзьями, субботним вечером ты сидишь тут со мной. — Армитаж украл еще один гриб. — Почему у тебя нет парня, Рей? Какой-нибудь приятный юноша твоего возраста, отчаянный бунтарь, что мнит себя Че Геварой, борется за страну и носит логотип с кулаком. Господи, кто нарисовал это уродство? Выглядит безвкусно, по-большевистски.       Он посмотрел на значок сопротивления на ее сумке.       — Армитаж, ты мудозвон.       Он грустно улыбнулся. Для человека, всегда сражающегося на стороне победителя, он выглядел слишком побежденным.       — Скажи лучше что-то, чего я не знаю.       Он подвез ее до дома, пообещал, что в следующий раз они пойдут есть суши, ведь в разбомбленной, обедневшей столице начали открываться новые рестораны. За ваши деньги — хоть сырую рыбу с рисом.       — Эта ваша профессор поставила на дыбы тех, кого трогать не следовало, — сказал Армитаж на прощание. — Красивая женщина. Не совсем мой типаж, но я восхищаюсь человеком с таким последовательным чувством стиля.       Рей закатила глаза, постаралась не сильно хлопать дверцей машины.       — Думаешь, ее выдвинут? — Армитаж прищурился, будто это было не простое любопытство, и ему требовались сведения.       — Я… я не знаю, — честно сказала Рей.       Армитаж был единственным человеком, которому она никогда не врала.       — Передавай привет Фазме.       У себя в квартире в одиночестве Рей изучила инструкцию, покормила рыбку, переоделась в широкую футболку, улеглась на диван и достала телефон. Никаких сообщений от К. не было. Звонить она не стала.       Рей вернулась к мыльной опере — в последней серии злая богатая дама извинилась за все, что сделала, ее макияж стойко выдержал крокодильи слезы. Главная героиня осталась со злым братом-близнецом, потому что он упал на колени и пообещал, что исправится.       Кто их разберет?       Рей уснула с пультом в руках.       В воскресенье, когда улицы города опустели, сопротивление не знало покоя. Интернет заполонили новые статьи, которые требовалось разобрать. В офисе было не продохнуть от новых людей. Хорошо, что жара немного отступила.       Кайло странно молчал. Быть может, у него выдались насыщенные выходные. Облегчение эта мысль не приносила.       Ближе к вечеру Рей заварила чашку кофе с сахаром, сливками и корицей. Не для себя.       В кабинете Эмилин пахло табаком и подсолнухами — будто она только что надушилась. На столе лежала початая пачка сигарет. Могло быть и хуже. Рей заметила открытое карманное зеркальце и палетку жемчужных теней для век, мерцающих, как крылья стрекозы.       Кофейная чашка звякнула о блюдце рядом с двумя пустыми. Никаких тарелок для еды не было.       Она похудела.       Эмилин стояла у окна — редкое зрелище лицезреть ее в одиночестве — держала в руках телефон, будто только что повесила трубку.       — Это был адвокат, — сказала она хриплым голосом. — У нас получилось. Обвинения смягчены до мелкого хулиганства. Остается только оплатить штраф и надеяться, что дети не сошли с ума в тюрьме.       Рей улыбнулась: это был прекрасный повод отпраздновать.       Она взглянула на Эмилин. Перманентная грусть в ее глазах словно затапливала все вокруг.       — А почему… вы не рады?       — В наше время все имеет свою цену. — Эмилин пожала плечами, отпила кофе. — Я боюсь, Рей. Но никому не говори.       Рей набралась смелости и спросила:       — Это будете вы?       Эмилин криво улыбнулась.       — Дорогая, я — ужасный кандидат. По статистике, я терплю неудачи на всех фронтах. Я из научного сообщества, без политического бэкграунда. Я не состою ни в какой партии. И я из тех женщин, которые многих раздражают. А еще у меня…       Она не закончила фразу. После паузы все же добавила:       — Ничего не получится.       Рей не отступала:       — Но если вас попросят… вы согласитесь?       — Не попросят, Рей. Это просто слухи. Им нужен человек, который сможет победить. И это не я.       Рей кивнула и пошла к двери.       Счастливые концовки бывают только в сентиментальных романах, — вспомнила она.       Эмилин объявила всем о победе, народ аплодировал. Люди радовались, открыли шампанское, всем досталось по глотку. Строились планы организовать детям приветственную вечеринку. Улыбающиеся По и Эмилин обнимали сбежавшихся на шум политиков. Это даже не выглядело фальшиво, лишь сдержанно, будто они понимали, какое значение имеет этот маленький успех, и что он сулит в будущем.       Они были истощены, а предвыборная гонка еще даже не началась.       В темноте позднего вечера Рей шла через руины домой. Сериал закончился, уснуть не получится. Хорошо, хоть у нее рыбка появилась, плавала кругами, повторяла одно и то же снова и снова. Тем не менее, дома ее ждало живое существо.       Надо было придумать ей имя.       Рей вставила ключ в замок, но дверь была открыта.       Ох.       Это был просто вопрос времени.       Она нашла его на кухне. Все шкафы были открыты, будто он судорожно искал подходящую посуду для стряпни. Это не должно быть так смешно. Он ходил босиком, как привык, его рубашка валялась на стуле. В обтягивающей футболке его мышцы казались еще больше. Скорее всего, больной ублюдок пристрастился к жиму лежа, когда был не слишком загружен крепким алкоголем. Его козлиная бородка была аккуратно подстрижена, именно так, как нравилось Рей. Он знал об этом. Специально подровнял? Пахло восхитительно.       Он выглядел уставшим. Как и все вокруг.       — Знаешь, нельзя вот так вламываться в чужие дома.       — Я не вламывался. У меня есть ключи. — Он бросил на нее быстрый взгляд, отвернулся, пряча улыбку, продолжил перемешивать еду. — И вообще, ты первая начала.       Пошел ты, Кайло. Это не одно и то же.       Его следовало прогнать. Крикнуть вслед все придуманные оскорбления, что копились годами — сталкер, убийца, подонок. Приказать убраться из ее жизни и забрать свою рыбку. Ничего не будет.       Но Рей пожала плечами и принялась накрывать на двоих.       Притормозила только когда засомневалась, какой стакан ему достать.       — Здесь пить нельзя.       — Не волнуйся. Я позаботился об этом перед приходом.       Он выглядел пугающе трезвым.       На столе появилась обжаренная телятина в горчичном соусе с чесноком и какой-то ароматной приправой. От запаха текли слюнки. Это не омлет, которым Рей регулярно питалась, и не еда на вынос. Еще он потушил овощи, даже цветная капуста была потрясающе вкусной. Рей жевала с аппетитом, не обращая внимания на манеры, Кайло мягко улыбался.       Он не был счастлив. Его бы здесь не было, если б это было так.       — Плохой день? — спросила Рей.       — Очень плохой, — согласился Кайло. — У тебя?       — У нас сегодня произошло хорошее событие.       Он мог знать? Считал ли он правильным в своей абсурдной системе ценностей, что президент должен остаться у власти любыми средствами?       — Но, как ни странно, — продолжила Рей, — трудно из-за этого радоваться.       Кайло вздохнул, будто понимал ее. Он начал резать мягкий хлеб, но потерял терпение и разломил его на большие ломти, передал один Рей.       — Как… эм-м…как она?       Рей не ждала этого вопроса. На его лице не было никаких эмоций, он смотрел в свою тарелку.       — Лучше. — Не следовало давать ему надежду. — Но все равно добром это не кончится.       — Ничего добром не кончается.       Неправда, — хотела сказать Рей. Главное — верить.       Это лицемерие? Они же были по разные стороны баррикад. Победа одной будет означать крушение идеалов другого.       — Я навещу ее на следующей неделе, — вместо ответа сказала Рей. — Могу позвонить тебе после, если хочешь.       На удивление, он кивнул.       После ужина Кайло понес посуду в мойку. Он с непривычки обжегся горячей водой, выругался, кинулся искать средство для мытья посуды в шкафах и ящиках. Рей не подсказывала. Сцена была такой домашней, что пришлось уйти в гостиную.       Она включила телевизор, нашла канал с документальным кино. Старик в очках с британским акцентом объяснял рождение сверхновой звезды.       — Я в детстве мечтал стать космонавтом. — Кайло зашел к ней. — Космическим пилотом.       — Ты никогда не говорил об этом. — Рей улыбнулась.       — Потому что это глупо. — Он сел на пол у ее ног, оперся на диван. — И банально.       — А я в детстве мечтала чинить машины и строить новые. — Вздохнула Рей.       Кайло посмотрел на нее снизу вверх. В его волосах действительно была седина.       — Можешь собой гордиться. Не каждому удается осуществить детскую мечту.       Рей фыркнула — если бы все было так просто.       У него было мокрое лицо — наверное, потер глаза, когда мыл тарелки. Капля воды упала с ресниц и покатилась по щеке, оставляя блестящий след, который хотелось стереть пальцем. Он сидел слишком близко, сволочь. Рей чувствовала запах его волос, тепло его тела. Чуть сдвинувшись, можно было коснуться коленом его плеча.       Рей резко встала с дивана, поправили юбку.       — Плотный ужин клонит в сон, — соврала она. — Трудный выдался денек. Пойду спать.       Кайло смотрел на нее, не мигая. Он задержал дыхание.       — Хорошо, — сказал он после паузы. — Я уберу на кухне перед уходом.       Рей кивнула и пошла в спальню, постаралась не хлопать дверью, но вышло все равно громко. Кайло так и остался сидеть. Со всей его придурью, были вещи, на которые он никогда не решался без ее согласия. Отвратительно, но она все еще доверяла ему.       Она переоделась в пижаму, натянула одеяло до подбородка и принялась ждать щелчка входной двери. День действительно был трудным, Морфей одолевал ее, а Кайло все не уходил.       Скорее всего, все, что случилось дальше, было просто сном. Она всего лишь приняла желаемое за действительность, в чем утром бы не призналась. Или это был единственный способ остаться верной своим убеждениям — назвать все лихорадочными грезами.       Поздней ночью матрас прогнулся, Рей ощутила рядом тяжелое, большое тело, толще и сильнее, чем в их последний раз. Кровать скрипнула, он обнял ее, как раньше, так тепло, так уютно. От размеренного дыхания шевелились волосы на затылке, шея покрывалась мурашками. Так приятно. Безопасно. Он храпел. Теперь чуть громче, после того, как Фазма сломала ему нос. Рей поерзала, удобнее устроилась в объятиях, переплела их пальцы. Та самая рука, которой он держит пистолет, с мозолистыми пальцами.       Это был сон. Должно быть.       Нет другого способа принять это.       Когда Рей проснулась в понедельник утром, его рядом не было.