Hiraeth

      — Давай куплю тебе?       — Они очень дорогие!       — Не надо считать мои деньги!       — Ладно, не буду! — Рей нахмурилась. — Боже.       — Зачем мы здесь стоим?       Она не могла оторвать глаз от рождественской елки в витрине.       Конечно, она и раньше видела богато украшенные деревья, но это было невероятным. Нежно-золотые, матово-белые, пыльно-красные шарики, покрытые бисером, пайетками, с рисунками ангелов. Гирлянды в форме снежинок. Фигурки: птицы с глазами из страз и хвостами из настоящих перьев, скрипки, арфы, золотые обезьяны с музыкальными тарелками в лапках, балерины в розовых пачках, толстые снеговики, коньки, огромная сова, от тяжести которой согнулась ветка. Так идеально, как в сериале каком-нибудь. Все украшения продавались, но ценники были конскими.       Рей сделала шаг назад. В витрине отражалась девушка с ярким макияжем, строго одетая, со скрещенными на груди руками. От ее дыхания шел пар.       — Когда я жила в детском доме, мы не могли позволить себе настоящую елку, — сказала Рей. — Поэтому, чтобы порадовать малышей, я вырезала украшения из бумаги. Рисовала в учебных тетрадях, вырезала и вешала на стену. Олень, Санта Клаус, леденцы на палочке, даже дурацкий Микки Маус.       — А сейчас? — Армитаж закатил глаза. — Развесишь по стенам бумажных мышей? Меня сложно удивить сентиментальными воспоминаниями.       — Я не буду украшать. — Рей пожала плечами, отвернулась и пошла по улице.       — Куда хочешь сходить? — Армитаж последовал за ней.       — Никуда. Просто хочу прогуляться.       — Господи боже, просто прогуляться? Тут такая холодина, у меня сейчас яйца отмерзнут и отвалятся. А, вопреки распространенному мнению, однажды я хотел бы заиметь дом и маленьких рыжеволосых Хаксов, несносных, но умненьких, что редко идет на пользу. — Армитаж поднял воротник пальто. — Это месть, Рей? Наказываешь меня за то, что я не выходил на связь два месяца?       Рей только усмехнулась. На улице было многолюдно: женщины в шубах, мужчины с цветными подарочными коробками, девушки с телефонами, нищие с протянутыми руками, дети, любующиеся огнями. На углу стоял целый оркестр, они дули в трубы какую-то мелодию, одинаково подходящую для свадеб и похорон.       Проклятые праздники.       — Как Будапешт? — спросила Рей.       Армитаж проглотил смешок, полез рукой в карман, вытащил тонкую сигарету. Ее запах смешался с ванилью и жареными каштанами в воздухе.       — Продуктивно, — сказал он.       — Ты добился, чего хотел? Ты теперь лидер Первого Ордена?       — Прошу тебя, моя дорогая. — Он выдохнул дым ей в лицо. — Первого Ордена больше не существует.       — Но… — Рей подняла бровь. — Но ты же все еще на стороне победителя?       Армитаж замедлил шаг, рукой в перчатке поправил прическу. Кончик сигареты засветился красным.       — Ты волнуешься за меня?       Рей покраснела.       — О, моя дорогая! Ты волнуешься за меня. Я тронут. — Он взял Рей под руку. — Нет причин для беспокойства, моя дорогая. Такие, как я, всегда приземляются на ноги. Как кошки.       Он в самом деле по-кошачьи улыбнулся, хладнокровно и плотоядно, но Рей не проведешь. Его следовало ненавидеть, она хотела бы, но по его глазам было видно, что за маской мудозвона скрывалось нечто настоящее. Некий ангел-хранитель, сопровождающий ее в течение многих лет.       На ресницы Армитажа падали хлопья снега.       — У тебя есть новости от Кайло?       — Рей, моя дорогая… Ты серьезно думаешь, что, когда мы перестали вместе работать, у меня есть какие-то причины общаться с Реном? О чем нам разговаривать? Как эффективнее избить человека до крови? О дешевой выпивке? О самом надежном способе испортить себе жизнь? Или, боже упаси, о вашей с ним личной жизни? — Армитаж указал на нее сигаретой. — И, прежде чем упрекать меня, что я не дал ему шанса, позволь напомнить тебе, что унылые ботаники — не мой типаж. Если ты, как и полстраны, в восторге от самого разыскиваемого в Европе военачальника со слабостью к комиксам, то я — нет.       Раньше она бы разозлилась. Но жизнь научила ее иначе относиться к откровениям Армитажа. Она сжала его руку локтем. Шерстяная ткань распушилась.       — Вы видитесь? — спросил он.       — Иногда он пишет мне сообщения. — Рей кивнула.       Изредка ей приходили вести на телефон. Всегда с разных номеров. Или номер был скрыт. Некоторые были приземленными: > Сегодня на ужин был лосось. Заметила, что в каждом сраном магазине теперь можно купить что угодно?       Или: > Соседка через дорогу устроила вечеринку. У них паршивый музыкальный вкус.       Однажды он написал: > Если ты выглянешь в окно, то увидишь, что луна такая круглая, будто ее циркулем нарисовали.       Тогда Рей подошла к окну и целый час таращилась в небо.       Иногда он писал более интимные вещи. Вероятно, никто не подглядывал через плечо. > Скучаю по твоему смеху над тупыми комедиями.       Или: > Иногда мне кажется, что я чувствую запах твоих волос на подушке.       Или: > Ты знала, что у тебя 362 веснушки на левом плече?       Больной ублюдок всегда был немного сталкером. Как-то вечером его сообщение заставило бросить телефон на кровать: > Я потерял силу воли выпил две трети бутылки и я охуенно пьяный хаха       Без знаков препинания. Сейчас Рей считала, что здорово, раз это случилось всего однажды. Недавно пришло огромное сообщение в обрезанном виде. Сначала дошли две части, через час — третья: > Прошлой ночью мне приснилась красная птица, знаешь, именно такая, которую представляешь, когда кто-то говорит «красная птица», с маленьким хохолком и черным клювом. Это была моя птица, но я не помню, откуда я ее взял. Кто-то говорил, что она моя навсегда, потому что я спас ее, когда она выпала из гнезда, залечил ее сломанное крыло, и по правилам она моя. Птица села мне на плечо, прижалась под подбородок, клевала мою щетину и чирикала, как автомобильная сигнализация. Я не дурак, понял, что это и была автомобильная сигнализация, которую я услышал сквозь сон, но ее перья были такими теплыми и мягкими, я чувствовал ее сердцебиение, и оно билось в унисон с моим. Потом я проснулся, а птицы не было.       — Он пишет, — повторила Рей. — Но я давно его не видела.       Ей преградил путь мальчик. Рей чуть в него не врезалась. Он был в темно-синей куртке с меховым капюшоном, обнимал пластикового динозавра. Он хотел у нее что-то спросить, но женщина взяла его за руку и увела прочь, виновато улыбаясь. Армитаж покачал головой.       Рей хотела помахать рукой мальчику, но не стала.       — Ты знаешь, что с ним будет? — тихо спросила она.       — Не совсем, — сказал Армитаж.       Он впервые нарушил негласное правило, на котором строилась их дружба многие годы. Он врал.       Духовые инструменты заиграли громче. Звук труб, валторн, барабанов резонировал в животе.       — Ты уверена, что никуда не хочешь сходить? — Армитаж посмотрел на толпу. — Господи боже, люди будто видели Рождество только по телевизору, а теперь пытаются подражать чужим традициям.       К горлу подкатил ком.       — Я…эм-м… Я просто… хотела прогуляться.       — Эй. — Армитаж остановился, развернул ее к себе. Казалось, он сейчас взъерошит ей волосы, но он лишь убрал один локон со лба. — Послушай. Все будет хорошо, вот увидишь. Я говорю это не для того, чтобы тебя утешить, моя дорогая, я выше этого. Мы оба, как кошки, Рей. Пусть ты называешь себя собачницей, но ты тоже всегда приземляешься на ноги, даже не осознавая этого. Самообман — прекрасный выбор, я понимаю, но придет время, и ты откажешься от пафосного драматизма и вспомнишь, чему я тебя учил.       Он стряхнул с нее снежинки. Кажется, действительно шел снег.       — Что жизнь — та еще сука, и мы никогда не получаем то, чего хотим? — Рей грустно улыбнулась.       — Да. Именно этому. — Он взял сигарету в рот, чтобы освободить руки. — Но была и вторая часть, помнишь?       Армитаж поправил ее шарф, застегнул последнюю пуговицу пальто, полюбовался проделанным. Крупные снежинки кружились между ними.       — Мы должны извлекать максимум выгоды, из того, что у нас есть, — закончил он. — Никогда не забывай об этом, юная сиротка.       В итоге Рей позволила ему купить ей золотую сосновую шишку с блестками, которые пачкали пальцы. Она повесила ее на абажур в гостиной, как единственное напоминание о скором наступлении Нового года.       Декабрь подходил к концу. Рей ушла из сопротивления, сказала всем, что из-за учебы. По возражал, но только для вида. Его глаза светились теплотой, когда он желал ей окончить семестр на одни пятерки. Ларма Д’Аси выплатила ей последнюю зарплату новенькими хрустящими долларами. Рей разложила их на три конверта: на еду, на аренду, на всякое дерьмо. Последний — самый толстый. Она копила на аквариум. Большую часть времени она проводила в колледже, изучала механику жидкостей, численные методы и аэродинамику. Погружение в физику исцеляло. Точные, надежные решения всегда лучше двусмысленности. После лекций она тусовалась с одногруппниками. Она болтала, попивала черничный сок вместо пива со всеми, смеялась над шутками, а потом шла домой одна. Падал снег. Каблуки стучали по замерзшему асфальту.       Она вышла на полставки работать в копировальный магазин. Платили не в долларах, но на жизнь хватало. В одну пасмурную среду, когда мелкие серые снежинки вздымались воздушными волнами на тротуарах, Рей собирала страницы школьного учебника, чтобы частями пробить их дыроколом и сделать спиральный переплет. Ей позвонил По Дэмерон и сообщил, что у него есть хорошие новости.       — Что? — Она рассыпала страницы, выругалась. — Повтори!       — MTV, солнышко! — хихикал По. — Понимаешь? Музыкальное телевидение! Долбаное MTV!       — Что это значит? — Она сто лет не слышала его смех.       Первое, что вспомнилось из детства, — пиратские клипы группы Nirvana на канале в начале 90-х, пока Ункар Платт не переключит на местные новости. По говорил что-то немыслимое.       — Есть такое отделение MTV Europe, и они там у себя вручают премию «Free Your Mind», — объяснял он. — За достижения в сфере защиты прав человека, за социальные проекты, за мир во всем мире и всякое такое. И как ни странно, то есть, нет, в этом нет ничего странного, в этом году победило сопротивление. Мы едем на MTV, Рей!       — Ого, — поразилась Рей.       Она не могла осмыслить сказанное. Сопротивление показывали на зарубежных каналах множество раз, но одно дело стать частью вечернего выпуска новостей, а другое — получить награду от деятелей поп-культуры, выйти на сцену между награждением какой-нибудь Мадонны, Рики Мартина или того белокурого рэпера.       Невероятно.       — Где будет церемония? — Рей улыбалась. — Ты поедешь?       — В Стокгольме. В концертном зале MTV Europe Awards. Да, я буду там. — Он сделал неловкую паузу. — Если, конечно, шведы сжалятся над моей несчастной персоной и дадут визу. Солнышко, ты понятия не имеешь, какую гору документов пришлось подать.       Рей понимала. Она тысячу раз копировала людям эти документы во время бомбежек: свидетельства о браке, трудовые книжки, налоговые квитанции, все бумажки, дающие право на выезд в цивилизованные страны.       — Тебе нужна виза? Я думала, что с новым правительством ЕС отменит визы. Мы теперь свободная страна. Зачем держать нас в изоляции?       — Ну, так устроен мир. — По неловко помолчал. — Все будет в порядке. Я все оформил и трижды проверил.       Рей чувствовала, что хорошая новость стремительно тускнела, но ей нравилось слышать смех По. Он репетировал свою фирменную улыбку слишком много лет.       — Как бы то ни было, это потрясающе, — искренне сказала Рей. — Жду-не дождусь трансляции. Я тебя знаю, ты всех очаруешь. Мадонна с ума сойдет.       Он усмехнулся, Рей выдохнула с облегчением.       — Что тебе привезти из Швеции?       — Шоколад. С фундуком. Целым, не колотым, — попросила Рей.       После окончания разговора Рей присела, собрала страницы учебника — их придется снова раскладывать, но это того стоило. Ебучее MTV. Кто бы мог подумать? Она взяла ярко-желтый маркер и обвела в календаре дату вручения наград. Коллеги будут спрашивать, что за повод, ну и пусть. Стокгольм, Швеция, конец декабря, северное сияние, зимние ночи и такое низкое небо над головой, что до него можно дотянуться рукой. Она надеялась, что По понравится.       Через два дня он написал, что ему одобрили визу.       В день церемонии у Рей голова шла кругом. С самого утра она пела песни на рабочем месте, старалась делать это тихо, но коллега все равно сказал, что ей медведь на ухо наступил. По дороге домой она зашла в супермаркет, купила чипсов и кукурузных палочек. Дерьмовая еда, дорогая, но это был особый случай. Да и она выбрала те, что со скидками. Дома Рей переоделась в свитер — теперь он ее, даже если она называла его свитером Кайло. Он больше не был колючим. Или она просто привыкла. Был порыв пригласить Финна для совместного просмотра, но, судя по журналу звонков в телефоне, они беседовали в последний раз два месяца назад. Пусть проведет тихий вечер с Роуз. Возможно, они сами хотят посмотреть трансляцию.       Церемонию показывали по национальному телевидению. За одну ночь проклятое MTV стало важным государственным глашатаем. Забавно.       В своем любимом пледе, с пачкой чипсов, что крошились на колени, Рей ждала. Сердце билось чаще.       Вручение премий началось с кадров Стокгольмской арены. Круглое здание, по форме напоминающее Звезду Смерти — искусственный спутник из фантастического фильма — но голос за кадром объяснил, что оно символизирует солнце. Сцена внутри была огромной, из ярких огней и темного металла. Ведущие, одетые в причудливые наряды, нечто среднее между повседневным стилем и шиком красной ковровой дорожки, обещали лучшую вечеринку всех времен. Публика взорвалась аплодисментами.       Представление было шикарным — дым, конфетти, пиротехника, улыбки, благодарности и откровенные платья. Некоторые знаменитости приходили забрать свои награды лично, другие — благодарили по видеосвязи. Звезды из США кричали: «Привет, Стокгольм», картинка прерывалась. Огни сменили цвет, из пола выехали декорации, вышел Робби Уильямс, готовый петь дуэтом с Кайли Миноуг, U2 анонсировали премьеру нового сингла, латиноамериканскую диву спускали с потолка на тросах. Когда объявили Мадонну, Рей чуть чипсами не подавилась. Она шутила, когда дразнила По. Но старушка тоже приехала вручать награду в одной из номинаций. Скорее всего, столкнулась с По за кулисами.       Невероятно, что сопротивление было частью всего этого.       Спустя час ведущий поприветствовал французского актера, сыгравшего Леона. Высокий, с орлиным профилем, в круглых очках на носу. Рей он нравился. Объявили вручение награды Free Your Mind. Актер поднял статуэтку — металлическая голова на ржавой пружине. Современная скульптура сомнительной художественной ценности.       Приглушили свет, камера сфокусировалась на экране. Пустили видео. Сначала карта их страны — теперь зрители хоть будут знать, где она. Кадр сменился на крупный план бывшего президента, лицо было таким огромным, что его черты становились абстрактными, как мазки на сером фоне. Тихий голос с акцентом кокни начал рассказ о последнем европейском тиране, чье правление привело к гибели тысяч людей. В причудливом монтаже мелькали сцены: военные, деревни в огне, колонны беженцев с детьми и мебелью. Музыка играла зловещая, на пленке был синюшный фильтр, чтобы лица казались бледнее, а пламя сияло ярче. Затем показали бомбардировку НАТО в замедленной съемке. Министерство Обороны взорвалось, как в высокобюджетном блокбастере, пылающий гриб вырос в небе.       Рей подумала, что именно тогда ее стекла разбились в третий раз.       Но музыка сменилась. Под мелодичное фортепиано на экран вывели логотип сопротивления. Армитаж был прав — он позорно выглядел. Диктор вещал, как горстка молодых людей выступили против деспотии, основали движение, которое положило конец угнетению. Пронеслись кадры студенческой забастовки, затем полицейских кордонов и дискотеки под открытым небом. Крупным планом показывали красивые лица с яркими улыбками — Рей никого не узнала. Потом показали горящий Парламент. Боже, она правда была там? Сопротивление боролось за отмену выборов. Рей ждала момента, когда Кайло отошел в сторону, но кадр оборвался прямо перед этим. В конце любитель кошек принял присягу, держа руку на Конституции.       Брало за душу, бесспорно, очень вдохновляюще. У Рей покалывало в уголках глаз. Но в то же время видео было таким чуждым. На самом деле все было не так. Все было не так просто.       Французский актер сказал: «Больше никакой тирании в Европе!» и пригласил По на сцену, изо всех сил стараясь не переврать его фамилию.       Камера поймала По. Он все это время сидел в зрительном зале, ожидая своей очереди. Странно. Не торопясь, он прошел мимо сидений, поднялся на сцену. Он намеренно медлил. Когда софиты осветили его, Рей заметила, что, вместо положенного костюма-тройки, или хотя бы модной рубашки, он был одет в темно-синюю толстовку и джинсы, что смотрелось не очень-то выигрышно. И еще кое-что.       Он не улыбался.       По поклонился ликующей толпе, пожал руку французу. Он был намного ниже Леона. Рей представила, как бы он смотрелся рядом с Кайло. Он взял статуэтку Free Your Mind обеими руками, металлическая голова качалась на пружине. Когда По повернулся к микрофону, в зале стало тихо.       Камера крупно взяла его лицо. Он щурился от яркого света.       — Спасибо MTV за признание! — сказал он по-английски со смешным славянским акцентом, явно волновался. — Надеюсь, вы не будете возражать, я хотел бы продолжить на родном языке, потому что знаю, что дома многие смотрят трансляцию.       Раздались редкие аплодисменты, будто зрители не знали, как реагировать, французский актер сдвинул брови. У Рей заколотилось сердце. Что он задумал?       — Это для вас, друзья, — начал он, подняв уродливый приз. — Для тех, кто смотрит это не из-за музыки, для тех, кто не считает девяностые лучшим десятилетием за все времена. Это для вас, выросших в изоляции, для тех, кого арестовывали, избивали, преследовали. Для убитых, для всех, кто пожертвовал молодостью ради политики, маневрируя между патриотами и предателями, не зная, кто есть кто. Для всех, кто думал, что бомбежки — это нормально, и мы их заслужили, кто не может быть здесь сегодня вечером, ведь путешествия по-прежнему привилегия, а не право.       Он сделал паузу, ожидая аплодисментов, но публика молчала. Хорошо, что они не понимали его речь.       — Мы сделали это, друзья. Мы победили. Мы свободны. — Он расстегнул молнию, показал свою фиолетовую футболку, что была надета под ней. — Это для тебя.       Пиздец.       Народ безмолвствовал. Было понятно, что что-то произошло, но что? Один человек робко захлопал. Сцена была абсурдно комична. Но По было все равно. Он усмехнулся.       — Спасибо, — он вернулся к английскому. — Спасибо вам.       Французский актер снова пожал его руку, зрители наконец похлопали, ситуация вернулась под контроль. Спускаясь, По перепрыгивал через две ступеньки, но камера оставила его, снова сосредоточившись на ярмарке тщеславия. Ведущие напомнили зрителям, что настоящие герои никогда не перестают бороться за правое дело, и объявили, что Spice Girls выступят следующим номером.       Рей переключила канал.       Остаток вечера она смотрела старый черно-белый фильм про захват заложников. В небольшой закусочной крошечного городка развернулась драма с самопожертвованием. Герои предстали перед трудным выбором, все закончилось большим количеством смертей, а официантка, читающая стихи, получила деньги по страховке и мечтала о жизни во Франции.       Рей убеждала себя, что плачет из-за грустного фильма.       По написал ей через день после прилета. > Привез тебе шоколад. Приходи, а то съем его сам :)       После лекций Рей отказалась тусоваться в пабе. Одногруппники даже не заметят ее отсутствия. После вечерней смены в копировальном магазине она села в последний автобус, который повез ее через реку в район, где жил По. В салоне сидели только Рей и женщина в мокрых сапогах, с седыми корнями волос, окрашенных под красное дерево. Она выглядела уставшей с полным пакетом продуктов, между листьев сельдерея выглядывал угол розовой коробки. Кукла, скорее всего. Подарок маленькой девочке. Рей отвернулась к окну.       По хотел ее видеть не из-за шоколада.       — Солнышко!       Он побрился. Когда Рей обняла его, то почувствовала лишь острые кости. В квартире было жарко натоплено, радио играло хиты 80-х. У По был непритязательный вкус. Рей сняла сапоги, пошла за ним в носках по мягкому ковру.       — Вот. — По протянул ей яркий пакет с надписью «Duty Free». — С фундуком. Целый, не колотый.       Пакет был полон до краев. Рей боялась представить, сколько он потратил.       — Давай тебе немного оставим. — Она полезла смотреть. — Ты худой, как велосипед. Если продолжишь терять вес — пострадает твой публичный имидж.       По пожал плечами, забрал одну плитку, открыл упаковку из фольги. Аромат какао и орехов наполнили воздух. Приз Free Your Mind стоял на журнальном столике. В реальности он был еще уродливее.       — Такое страшилище. — Рей указала на статуэтку.       — Отнесу в офис. — По кивнул. — Пусть используют как пресс-папье.       По радио Dire Straits пели про деньги даром.       — Как Стокгольм?       — Красивый город, судя по тому, что я видел. — По отломил шоколад. — Мне дали визу на три дня, посмотреть достопримечательности особо не получилось.       Рей думала, он откусит кусочек, но По просто смотрел, как плитка таяла в его руках.       — Эта церемония… — осторожно начала Рей, — прошла не так, как ты ожидал?       — Заметила, да? — По рассмеялся. — Честно говоря, мне стыдно, что я так волновался по этому поводу.       Рей хотела сказать, что ничего позорного тут нет, но вместо этого потянулась и взяла его за руку. Она гордилась им. Все эти годы. Он прекрасно играл тщательно продуманную другими людьми роль в сопротивлении. Но то, что он сказал на камеру, ему не прописывали. Он правильно сделал.       — Тебя не пустили за кулисы? — тихо спросила Рей.       — Неа. — По помахал головой. — И на афтепати не пригласили. Она была в супер эксклюзивном ночном клубе Канто Брайт или Блайт, не помню. Все знаменитости были там, но мне сказали, что мой пропуск недействителен.       Он сделал паузу, размышляя, стоит ли продолжать. Рей отломила немного шоколада.       — Я думал, все будет не так, — натянуто сказал По. — Дурак, я поверил, что мы теперь свободная страна, которую все приветствуют с распростертыми объятиями. Солнышко, не пойми меня неправильно, мне насрать на вечеринку, правда, но это очень показательно. Неужели мы годимся только для того, чтобы цивилизованные европейцы могли продемонстрировать солидарность со страной третьего мира, но не достойны дышать одним воздухом с Мадонной?       — На хер их! — На зубах Рей хрустели орехи.       — Да. — По рассмеялся. — На хер!       Он наконец откусил шоколад, Рей выдохнула.       — Солнышко, я думал, что привыкну, что буду все проще воспринимать, — с набитым ртом сказал По. — Я думал, что смогу забыть… Но они… Черт, чем больше я узнаю́, тем противнее мне становится.       Он сжал ее руку в ответ.       — И я… я не могу больше быть лидером сопротивления. Не. Могу. Больше. Быть. Чьим-то. Проектом. — По будто проклинал судьбу. — Это изматывает — играть роль, оправдывать ожидания, бояться стать тем, кого все ненавидят. Я завязываю с политикой. На хуй. Я ухожу.       Он хмурился и улыбался одновременно, будто не мог поверить своим словам. Он будто снял с себя заклятие. Его глаза сияли.       — С меня хватит.       Рей хотелось обнять его, но хрупкий момент был волшебным. По выглядел, как идиот, удивленный собственным поступком, она никогда не находила его более привлекательным.       — И что ты теперь будешь делать? — спросила она.       — Я что-нибудь придумаю. — Дэмерон пожал плечами. — Дай мне знать, когда появится вакансия в копировальном магазине.       Рей уложили спать на диване в домашних штанах и футболке, пахнущих стиральным порошком. Через закрытые двери она слышала тихую музыку — По спал с радио. Играли инструментальные композиции, прерываемые новостями и разговорами ди-джеев. Возможно, слушатели звонили в эфир.       Перед сном, она представила, что скажет Лея об уходе По, но потом решила, что ей все равно.       Жизнь продолжалась. Декабрь подходил к концу. В газетах писали, что двадцать первый век на самом деле начался не в 2000 году — люди любят красивые цифры — эксперты утверждали, что это последний год прошлого века, а новое тысячелетие наступит 1 января 2001 года.       Рей нравилось, что они шагнут в новый век свободными — что бы это ни значило.       Писали, что на площади состоится концерт 31 декабря, и он превзойдет гулянья 1996 года. Несколько дней центр города был перекрыт из-за монтажа сцены и грузовиков с оборудованием. Список исполнителей был впечатляющим, кроме легендарных местных коллективов, были и зарубежные группы. Разумеется, они выступали не добровольно, но это не имело значения. У нового правительства были на них деньги. Рей все равно не хотела туда идти. На хер фейерверки. Когда одногруппница пригласила ее отмечать Новый год у нее дома, она согласилась. Большинство гостей были ей знакомы, да и квартира была в пешей доступности от места праздника.       В последний день года Рей купила себе платье с блестками в секонд-хенде. Оно пахло нафталином. И накрасила глаза коричневым, золотым и оранжевым цветами. Ее палитра называлась «Барселонский закат». Эмилин бы гордилась. Рей купила букет гвоздик хозяйке и пришла одной из первых. Родители были еще дома, девушки наперебой обещали хорошо себя вести.       Через несколько часов дом пропах дешевой выпивкой и вонючей сладостью марихуаны. Все напились еще до полуночи. Пары целовались на сложенных в кучу куртках и пальто, в туалет была очередь — внутри кого-то рвало. Музыка была неплохая, но ни один трек не захотелось добавить в свой плейлист. Обратный отсчет до полуночи был суетливым, просто для галочки. Все кричали: «С новым тысячелетием!» Рей избегала всех, кто пытался поцеловать ее в губы. Стену в гостиной облили красным вином. Родители будут в шоке. Один мальчишка говорил Рей, что она похожа на богиню, но при этом он облокачивался об дверь, чтобы не упасть. Рей подозревала, что богинями для него были все девушки в комнате. Заплетающимся языком он сказал, что негоже начинать новый год не потрахавшись, поэтому Рей решила пойти домой.       На улице пахло снегом и порохом петард. На тротуаре грязь смешалась с конфетти. Город уже был пустым. На ходу Рей печатала сообщения По, Армитажу, Финну, потом, обдумав, отправила Роуз и Люку.       Она поздравила бы и Кайло, если бы знала, как.       Вот уж и вправду, новое тысячелетие.       Ее каблуки громко стучали в подъезде, пока она шла по лестнице. В одной квартире праздновали, было слышно смех и музыку, лампа в пролете мерцала, грозясь вот-вот перегореть. Рей вставила ключ в замочную скважину, но дверь сразу распахнулась.       У нее перехватило дыхание.       — Кайло…?       В квартире было темно и тихо — свет выключен, шторы закрыты. Только слабо гудел аквариум. Пахло сухостью от радиатора. В прихожей не было ботинок и мокрых следов. Рей бросилась в гостиную.       — Кайло?       Да, монстр был там.       Он сидел в кресле, слишком маленьком для него, лицо освещал неоновый свет: скошенный подбородок, кривой нос, растрепанные волосы. Будто кто-то отрывистыми линиями написал портрет на черной бумаге, мазки беспорядочно светились, сливаясь в знакомую форму. Как отпечаток прошлого, как сон, который боишься забыть утром. Как воспоминание.       Кончики пальцев покалывало от жажды прикосновений, от желания проверить, реален ли он.       — С Новым годом, любимая. — Он улыбнулся, кривой клык сверкнул.       — Почему ты сидишь в темноте? — Хотелось обнять его.       — Просто так. — Он пожал плечами. Ему снилась красная птица, а утром ее не стало. — Мне нравится.       Кайло указал на аквариум, большой квадратный, полный растений. На дне, вместо замка с сундуком сокровищ, лежал стилизованный человеческий череп, рыбка любила прятаться в глазнице.       — Спасибо, — усмехнулась Рей. — Он стоил целое состояние, но он классный.       — Хорошо провела время? — Кайло кивнул.       — Нормально. — Рей расстегнула пальто, сняла обувь. — На самом деле нет. Это будет мне напоминанием, почему надо избегать вечеринок. Глупые люди творят глупые вещи. Да, это весело, можно сбежать от проблем. Но все равно. Все сверстники любят тусоваться, а мне трудно вписаться в их компанию, и стать как они.       Это твоя вина, — думала Рей.       Ну, частично.       — Где ты был, когда пробило полночь? — сразу спросила Рей.       — Я был здесь. — Он пожал плечами. — И я… эм-м… Я могу остаться на ночь.       В темноте сложно понять, но его глаза светились грустью и страстным желанием. Он умирал от голода и жажды, он всегда был таким. И она тоже. Рей сбросила пальто на пол, быстро расстегнула платье, сбросила и его. Кайло сглотнул.       Она потянулась к застежке бюстгальтера и остановилась.       Значит, такими будут их встречи? Быстрый секс в темноте, короткие сообщения, на которые не ответить, жизнь, которой невозможно жить?       — Рей. — Он пересек расстояние между ними за пару шагов. — Я скучал по тебе. Очень скучал, любимая.       Он поцеловал ее в лоб, в губы, погладил мозолистой рукой ее кожу. Рей задрожала. От него пахло лосьоном для бритья и водкой.       — Ты пьян?       — Немного. — Его поцелуи коснулись волос, кончика носа, уголка губ. — Ты не против? Все… все в порядке, любимая?       — Да. — Она тоже поцеловала его в губы. — Все хорошо.       Они никогда так не занимались любовью. Он никогда не был таким терпеливым. Не было никакой спешки, никакой срочности. Он осторожно стянул покрывало, уложил ее на простынь, включил лампу. Рей вздрогнула от яркого света. Его борода была растрепана, в глазах блестела нежность, а не похоть. Кончиками пальцев он погладил кружево ее белья, улыбнулся увидев мурашки на коже, поцеловал веснушки на левом плече — 362 штуки — скатил чулки с ног.       Несколько мгновений он просто смотрел на нее.       Просто смотрел.       — Что такое? — прошептала Рей.       Он улыбнулся. Хотел назвать ее красивой? Кончиками пальцев Кайло обвел ее изгибы, будто запоминая.       — Я… — Он коснулся ее шеи. — Я не хочу торопиться. У нас вся ночь впереди.       Рей выгнула шею, подставила пульсирующую венку, где ему нравилось оставлять следы.       — Иди сюда. — Она потянулась расстегивать его рубашку. — Холодно. Согрей меня.       Он никогда не был так нежен, так нетороплив. Он дрожал, пытаясь обуздать желание. Рей хотелось, чтобы он набросился на нее, укусил, хотелось царапать его спину, чувствовать его глубоко внутри, так приятно, так обжигающе, как в их первый раз, когда они стремились исследовать тела друг друга. Рей задохнулась от первого прикосновения его языка между ног. Она убрала волосы с его лица, чтобы смотреть на него. Ее крики сменились смехом, когда она кончила. Кайло прихватил губами кожу на внутренней стороне бедра. Хоть бы он оставил засос.       Кайло толкнулся в нее с глупой благоговейной улыбкой. Она задрожала от удовольствия, от мягких губ, слегка соленых на вкус. Судя по всему, долго он не продержится — кровать скрипела, подголовник бился об стену. На лицо Рей капал его пот, на улице взрывались петарды, но это было не важно, имели значения только они, как во сне, который неминуемо закончится. Она впилась ногтями Кайло в плечо, чтобы убедиться, что он настоящий.       — Скажи, — шептал он ей в шею. — Пожалуйста.       — Монстр. — Рей обхватила его ногами. — Ты мой монстр.       В то же мгновение он кончил. Сперма брызнула на живот, пока Кайло дрожал в ее объятиях. Рей почувствовала себя опустошенной, обняла его крепче. Воздух заполнился запахом семени, Кайло всем весом лег сверху, выдохнул.       — Ты вся моя.       Резкая вспышка фейерверка окрасила потолок в красный цвет, сработала автомобильная сигнализация, залаяла собака.       С Новым тысячелетием, — подумала Рей.       Монстр положил голову ей на плечо. Она погладила шрам от пули большим пальцем. Его дыхание все еще сбивалось, он улыбнулся, подставил подбородок, чтобы Рей пригладила его щетину — ему нужно было побриться — поцеловал кончики ее пальцев, когда Рей коснулась губ.       И снова посмотрел на нее.       Это был не голодный, жадный взгляд, а тоска. Рей не понравилось.       — Что с тобой такое?       Кайло поцеловал ее в лоб.       — Ты счастлива? — шепотом спросил он.       Рей опешила.       Она понятия не имела, что сказать.       Была ли она счастлива?       Иногда казалось, что счастье — это какое-то особое умение, которым она так и не овладела. Все радостные моменты были лишь моментами, всегда отравленными ожиданием неизбежного будущего.       Как сейчас.       Кайло верно истолковал ее молчание, повернулся лицом, убрал несколько локонов с ее лба.       — Ты же получила, что хотела. — Он улыбнулся. — Революцию и все такое. Так ведь?       Хоть вопрос и был с подвохом, но в его словах не было яда. Это грустное любопытство было искренним.       Как же ответить?       Жить стало лучше, но все случилось не так, как она ожидала. Хоть они и победили.       В то же время мир вокруг не такой, каким его хотелось видеть, а боролись именно за перемены.       — Это начало, — обтекаемо сказала Рей.       Кайло довольно кивнул, его плечи расслабились. Некоторое время они молчали, Рей просто смотрела, как он медленно моргал красными, припухшими глазами. Сложно было сказать, сколько он выпил, бутылку, или меньше, возможно он устал из-за секса, потому что выглядел так, будто сейчас уснет. Она скучала по его тяжелому телу в своей постели, по его храпу.       Кровать снова казалась маленькой — она привыкла спать одна.       — Жаль, я так и не сводил тебя на танцы, — внезапно сказал Кайло. — Мне бы хотелось.       Рей удивилась. К чему это?       — Можем сделать это сейчас. — Она слегка потормошила его. — Вставай, одевайся, включай телевизор — будем танцевать до упаду. Ты сам сказал, у нас вся ночь впереди.       Он рассмеялся. Так тихо для его низкого голоса, так искренне. Но с места не сдвинулся. Было очень удобно лежать под толстым одеялом.       — Как они разрешили тебе остаться? — спросила Рей.       — Новый год же. — Кайло пожал плечами.       Его улыбка растаяла, он смотрел в потолок. Некоторое время он собирался с мыслями, потом невероятно ровным голосом продолжил:       — Так символично, если подумать… Наш первый поцелуй был в Новый год, когда мы в первый раз занимались любовью. Четыре года назад.       В этот момент Рей осенило:       — Ты пришел попрощаться.       От осознания не перехватило дыхание, мир не рухнул. Она чувствовала лишь спокойствие неизбежности.       Кайло опустил голову, его глаза были огромными и блестели от непролитых слез. Радужка была почти янтарная. Он плотно сжал губы и кивнул.       Что ж.       На улице раздался гром фейерверков.       Рей поерзала, чтобы обнять его еще крепче. Кайло не плакал. Его дыхание было размеренным. Она погладила его лицо, поцеловала шрам на подбородке, пропустила между пальцами пряди его волос. Именно его локонов ей будет больше всего не хватать.       Когда-то она думала, что сможет защитить его от всего мира.       Она помнила это чувство.       — Когда?       — Завтра, — прошептал он. — Как только я вернусь.       — Тебя арестуют? — Рей закрыла глаза.       Она представила его скованные руки, вспышки камер, полицейскую машину, злорадствующих журналистов, фото, сделанные под странным углом, чтобы показать, какой он уродливый монстр.       — Нет.       — Нет? — удивилась Рей.       — Я… — Он задержал дыхание. — Я добровольно сдамся.       — Сдашься? — Она отпустила его волосы.       Кайло откинулся чуть назад, чтобы встретиться взглядом.       — Ничего не изменилось, Рей, — строго сказал он. — Я не передумал. Я все еще не верю в правосудие, и не жалею о том, что сделал. На войне, я имею в виду.       Она не хотела ссориться. Не время было бросаться громкими словами.       — Тогда почему? — мягко спросила Рей.       Кайло сжал челюсти, казалось, он зарычит от ярости, но нет.       — Потому что… — спокойно сказал он. — Черт. Это единственный выход, любимая.       Монстр взял ее руку, поцеловал костяшки пальцев, потерся щекой о ладонь.       — Новое правительство не может арестовать меня, я тебе говорил. Но, если меня не выдадут Нидерландам — будут проблемы с Евросоюзом. Нам угрожают санкциями, изоляцией и еще бог знает чем. Сраный Запад не остановится, пока не получит все, чего хотел.       Но они же правы, — думала Рей. Ты виновен в убийствах, депортации, преследованиях и нарушениях военных конвенций. У них есть право арестовать тебя за то, что ты сделал.       Неужели из-за тебя они снова могут взять страну в заложники?       — Это весело, если подумать, — продолжил Кайло. — Армитаж считает, что я слишком глуп, чтобы понимать иронию, но это не так. Я всегда мечтал сделать что-то хорошее для своей страны. Это прекрасная возможность.       Не может быть.       Монстр был смел и напуган одновременно, у Рей ком подступил к горлу.       — И как это будет? — Она снова обхватила его лицо ладонями.       — Завтра я сдамся. — Он пожал плечами. — Меня возьмут под стражу, но держать меня в стране слишком рискованно. До конца недели я окажусь в Нидерландах. Место называется Схевенинген — если я правильно произнес. Там расположен типа следственный изолятор. С видом на пляж Северного моря. Должно быть красиво. Там я буду ждать суда. Это займет год или два. Может, больше.       Наконец одинокая слеза скатилась по его щеке. Рей вытерла ее большим пальцем.       — Меня показательно осудят и вынесут приговор. — Он прикусил губу. — Пожизненное заключение без права досрочного освобождения. Благословение это, или проклятье, но смертная казнь в Европе запрещена.       Мог ли быть другой исход?       Для лидера Первого Ордена, мясника, бога смерти, для того, кто утверждал, что в гражданской войне не бывает мирных жителей, для того, кто жег деревни, вычеркивал их красным маркером — пожизненное без права досрочного освобождения. Он заслужил это, даже не смотря на то, что сделал для своей страны, даже не смотря на то, что он любит свою девушку.       Нет, она не кошка. Она не приземляется на лапы.       — Рей.       Вероятно, у нее было что-то с лицом, потому что монстр обнял ее, укутал, поцеловал в волосы.       — Рей, любимая, не смотри на меня так. Не грусти. Я должен это сделать. — Он с усилием улыбнулся. — Будь храброй ради меня. Ты сможешь?       Одно слово — и она бы расплакалась, поэтому Рей просто кивнула.       — Ты все понимаешь. — Он нежно коснулся кончика ее носа. — Будь храброй, любимая.       Некоторое время они просто лежали обнявшись. В комнате было холодно. Кайло грел ее теплом своей кожи. Она чувствовала себя такой маленькой. Фейерверки прекратились, люди устали праздновать. Возможно, пошел снег. Тишина будто отражала и приглушала их опустошенность.       В гостиной прозвенел ее телефон — кто-то ответил на новогоднее поздравление.       — Что мне делать? — хрипло спросила Рей. — Ты хочешь, чтобы я была с тобой?       Она сможет? Их отношения бы не слишком отличались от тех, что были между ними сейчас. Юристы вместо общих знакомых, супружеские визиты вместо тайных встреч. Разговоры через бронированное стекло, скучающие охранники. Отпечаток ладони на окошке вместо прикосновений. Зарешеченный вид на пляж — они могли бы представить, что это курорт для молодоженов. Журналисты, следящие за ней, пока не пройдет достаточно времени, и не найдется другой повод для сенсаций.       И ожидание. Бесконечное ожидание.       Это был бы кошмар, но они могли попытаться.       — Нет, — сказал Кайло.       Живот заболел от облегчения или разочарования, захотелось кричать. Рей попыталась отстраниться, но Кайло сжал объятия. Его губы растянулись в улыбке, блеснул сколотый клык.       — Ты должна двигаться дальше, Рей, — спокойно сказал он. — Пожалуйста, устраивай свою жизнь. Будь счастлива — хоть один из нас должен быть счастлив. Закончи учебу, найди работу мечты. Ремонтируй сломанные машины и строй новые. Путешествуй по миру — ты же хотела. Научись готовить. Кстати, это нужно сделать в первую очередь. — Он сухо рассмеялся. — Смотри глупые комедии, которые я бы в жизни без тебя не посмотрел. Пожалуйста. Живи. Найди смысл жизни. Сходи на танцы. Возьми собаку. Создай семью, если хочешь. Просто будь счастлива.       Еще одна слеза скатилась по его щеке.       — Я всегда буду знать, что где бы ты ни была, что бы ни делала, как бы ни жила — ты… эм-м… ты все равно всегда будешь моей.       Его подбородок упирался ей в грудь, слезы капали на волосы. Она не могла дышать, она не хотела его отпускать.       — Этого достаточно, — прошептал монстр скорее себе, чем ей. — Этого более чем достаточно.