Hiraeth

      На телефон пришло сообщение. Рей лежала в постели.       Возможно, он звонил и раньше — она не замечала звуков, оглохла и онемела, намеренно блокировала все отвлекающие факторы. Но сообщения — они всегда будут привлекать внимание. Рей вытащила руку из-под одеяла. В темноте было тепло и безопасно. Она нашарила мобильник на тумбочке.       На зеленом экране было сообщение: > Малыш, ты в порядке?       От Люка Скайуокера.       Рей всхлипнула. Ее глаза опухли от слез, голова болела, виски пульсировали, она попыталась откашляться, но получились лишь хриплые рыдания, даже не похожие на человеческие звуки. В рту скопилась желчь. Она вытерла нос свитером, который больше не был достаточно колючим.       Какого ответа старик ожидал?       Он знал, он читал газету. Журналисты выждали две долгих недели, пока шли каникулы. Статью опубликовали на четвертой полосе, будто в стране было полно новостей поважнее.       «Кайло Рен экстрадирован в Международный суд», — заголовок даже не был напечатал жирными буквами. «Разыскиваемый военный преступник добровольно сдался после того, как государство гарантировало справедливый процесс, став первым гражданином нашей страны, кто ожидает суда в Схевенингене. Его действия создают простор для дальнейшего сотрудничества с мировым сообществом, особенно в отношении других обвиняемых должностных лиц старого режима — бывшего президента, который находится во главе списка самых разыскиваемых судом лиц».       Никаких фото, даже той, со шрамом, которую тиражировали так много раз. Статью иллюстрировал пейзаж голландского побережья. Каменистый пляж, светодиодные фонари, чайки, как белые пятна на фоне туманных облаков. Она почти слышала их крик.       Красиво.       Она не могла уже даже плакать. Горло свело судорогой. Рей напечатала: > Не знаю.       Через минуту она отправила еще одно. > Не думаю.       Люк ответил не сразу. Его сложно винить.       Она лежала в темноте, сжимала телефон. Одеяло стало влажным от слез и пота. Надо было дотащить себя до ванны, умыться, почистить зубы, расчесаться, но не было сил.       Рей дернулась от ответного сообщения: > Можешь прийти, когда захочешь. Дам тебе книг, тебе понравится.       Рей безрадостно рассмеялась.       Пошел ты со своими книгами, глупый старик. Это не поможет. Но она напечатала: > Приду. *       На внутренней стороне бедра был синяк. Его последний засос. Сначала он был темно-фиолетовым, почти черным, как маленькая галактика. Затем стал темно-синим с обрамлением зеленого, а потом совсем исчез, потерял очертания, слился с цветом кожи. К моменту выхода статьи был едва заметный желтый след. Рей старалась найти силы выбраться из постели, переодеться, но не преуспела.       Кто бы подумал, что можно так убиваться из-за синяка, но она сидела на полу со спущенными леггинсами и задыхалась от рыданий. Рей чувствовала себя опустошенной, как пещера, в которой нет даже паутины. Это было своего рода облегчение.       Она заставила себя поесть. Молоко прокисло, помидоры заплесневели, пришлось довольствоваться кашей. На вкус она была, как опилки, но хоть питательно. Рей приняла ванну, долго рассматривала торчащие из воды коленки. Стало еще чуть легче. Приятно пахло ванилью, голову покалывало от шампуня.       В полотенце на макушке и легком халате Рей пошла обратно в спальню, встала на колени у кровати, позвоночник хрустнул.       Она достала коробку.       Ту самую.       Она целую вечность в нее не заглядывала. Рей сдула пыль, протерла темную грязь — скорее всего пепел от бомбежки — долго держала коробку в руках, прежде чем открыть.       Вот они, ее сокровища.       Размагниченная аудиокассета. Серебряная ложка с дырочками. Супергеройский комикс из Нью-Йорка. Сборник стихов на французском. Она пообещала себе, что выучит язык. Роман с джунглями на обложке, в котором мечты не сбываются, а семейные проклятия действуют сто лет. Диски, которые она никогда не слушала: Bauhaus и Killing Joke, Cure и Sisters of Mercy, «First and Last and Always»: I hear you calling, Mari-a-a-an, across the water, across the wave I hear you calling, Mari-a-a-an, Can you hear me calling you to save me save me save me …from the grave.       На дне коробки лежала тонкая цепочка с маленькой золотой подвеской, размером с ноготь. Рей много лет ее не видела. Абстрактный ангел в угловатых кривых линиях. Надеть ее — значит признать, что ее жизнь скатилась в пропасть. Но синяк сошел, и ангел имел другой смысл.       Это была память.       С третьей попытки Рей застегнула цепочку, кулон висел между ключицами, холодил кожу. Рей почувствовала умиротворение, усмехнулась.       Пора вернуться на работу. Выдуманный отпуск по болезни больше нельзя было продлевать. И у нее закончился корм для рыб.       Жизнь продолжалась. Никуда не денешься. *       Нож стучал по разделочной доске, белые кусочки скатывались с края.       — Цветная капуста?       — Да, — решительно ответила Рей. — Не смотри на меня так. Я вкусно ее приготовлю. Я тренировалась. Нужно варить ее не в воде, а в курином бульоне. Видишь?       Рей указала на кипящую кастрюлю.       — Переваривать нельзя. Она должна оставаться хрустящей. Лук и приправы дадут вкус. И нужно правильно порезать — как я сейчас. — Рей осторожно провела ножом по соцветию.       — Когда ты успела стать кулинарным экспертом? — По взял в руки кусочек, выгнул бровь.       — Я не эксперт. — Она продолжала резать. — Я только учусь. В интернете прочла.       Кусочки были красивыми. У Кайло не хватало терпения так аккуратно резать.       — Хватит хмуриться, цветная капуста полезна. Она питательная. А ты очень худой. Тебе нужны витамины.       — Я не жалуюсь, солнышко. — По рассмеялся, бросил бульонный кубик в кастрюлю. — Я благодарен тебе за заботу, за готовку. Но… неужели у тебя нет дел поважнее? Например, провести время со своим особенным человеком?       Рей не подняла глаз от разделочной доски.       Уже был февраль. Дул юго-восточный ветер, уносил последние остатки снега. Ставни окон дребезжали, как проходящие мимо поезда. В проталинах появилась трава. Скоро наступит весна.       — У нас ничего не получилось, — сказала она.       — А.       Рей думала, он что-то спросит, но По просто сжал ее плечо и стал накрывать на стол. Он никогда не лез не в свое дело, не просил больше, чем она могла дать. Это ей в нем и нравилось, — решила Рей. *       Зацвели сливы, бледно-розовые лепестки красиво контрастировали с черной корой деревьев. Пахло приторно, как медовые леденцы, но опьяняюще. Клумбы были усыпаны маргаритками, так густо, будто выпал снег. На каменистых руинах клочками росла трава, перекинувшись на арку, на стену, на круглые остатки башни. Когда она была маленькая, Рей думала, что ее построили римляне, но на свежей туристической табличке была надпись, что замок принадлежал последнему православному королю, который умер от сердечного приступа в 1427 году незадолго до турецкого вторжения.       Рей давно не посещала Крепость.       Не спеша она бродила, смотрела, как сильно все изменилось. Стало чище, везде установили скамейки, урны, смыли граффити с бронзовых пушек. Таблички были на немецком и английском языках. Странный выбор. Но туристов не было. Почти вся территория была ограждена строительными лесами. «Здание на реконструкции 2001–2003гг. Объект культурного достояния. Управляется Министерством культуры. Финансируется Европейским Союзом».       Хорошо. Станет легче спускаться по валам.       Иногда она видела тот сон.       Не часто, но бывало.       Рей закрыла глаза и вдохнула аромат весны, чувствуя, как солнце рисует веснушки на ее коже. *       В начале лета, прямо перед каникулами, когда Рей писала конспекты к экзаменам, бывшего президента арестовали. Через пару недель его экстрадируют в Нидерланды. Все каналы показывали одно и то же: по оранжевому небу летел вертолет, три силуэта шли к массивному зданию — двое в черных пальто, между ними президент с опущенной головой . Его руки были скованы за спиной. Он нисколько не был похож на императора темной стороны.       Народ реагировал по-разному.       Одни считали это победой — позорная страница истории страны была закрыта. Другие — что каким бы президентом он ни был, отправить его в цепях иностранцам — удар по суверенитету страны. Его собирались судить те же люди, что бомбили столицу — о какой объективности могла идти речь? На улицы даже вышли протестующие с портретом президента, они кричали о его невиновности, дули в свистки и скандировали лозунги. Общество все еще было разделено. Рей смотрела с балкона, как митинг перекрыл движение транспорта. Новое правительство выслало полицейские кордоны.       Некоторые вещи не меняются.       По телевизору эксперты в темных костюмах рассуждали, что арест значит для будущего страны. Можно ли считать это шантажом? Ведь избежать суда было нельзя? А может, это прагматично — обменять преступника на средства для развития страны? Это справедливо. У этих людей руки по локоть в крови. У президента и у Кайло Рена из Первого Ордена. А последнему хватило совести сдаться и избежать суеты.       Никаких фото. Рей привыкла.       Эксперты решили обсудить военные преступления. Фоном пошло видео — тюрьма на пляже, высокие башни, деревянные ворота. Средневековый сюрреализм, как в кино. Он был где-то там, за одним из тех окон, смотрящих на море.       Счастлива ли она? *       Иногда По так красноречиво молчал.       Его лицо темнело, он прикусывал губу, не видел никого вокруг. Рей чувствовала его боль. Они могли молчать часами. Как-то она засекла время: между обедом и восьмичасовыми вечерними новостями они не произнесли ни слова.       Он затихал, когда смотрел с ней телевизор, когда она садилась за учебу, когда делал вид, что читал. Рей приходилось почти силой заталкивать в него еду. Аппетита у него не было, но он всеми силами пытался показать, как ценит ее заботу.       Думал ли он, что Рей — единственная, кто все знает? Только от нее он ничего не скрывал.       — Как считаешь, это когда-нибудь пройдет? — спросила однажды Рей, пока они смотрели автомобильную погоню в паршивом боевике.       — Что? — По нахмурился.       — Это. — Рей неопределенно очертила руками в воздухе. — Ну, ты понимаешь. Все это. Это когда-нибудь пройдет?       — Ты имеешь в виду горе? — Дэмерон посмотрел на нее.       Да. Оно. Рей кивнула.       — Говорят, со временем станет лучше. — По поднял взгляд к потолку. — Так что… может и пройдет, солнышко. Может, нужно больше времени. Лично я пытаюсь найти смысл жизни, нужно время, чтобы подумать. Вот я и думаю.       Рей вспомнила его лицо в тот день, когда они сидели на кафельной плитке, и у него из носа пошла кровь.       — Но, честно говоря, я… — По отвернулся к экрану, где машина на полной скорости въехала в море, взбив волну брызг. — Рей... это… это горе — оно… Это часть меня. Это важно для меня, я просто не хочу, чтобы оно проходило.       Он замер, поняв, что именно сказал.       — Иисусе. Так беспомощно звучит.       — Нет. — Рей покачала головой. — Я понимаю. Поверь мне. Я все понимаю. *       В свой выпускной вечер — солнечный четверг в конце сентября, когда дул ветерок, пахло каштанами и прелыми опавшими листьями — Рей нашла на пороге букет из ста одной розы.       Его быстро доставили. Экзамен закончился всего час назад. Она никому не рассказала. Даже По. Она хотела побыть одной, прежде чем поделиться со всеми хорошими новостями.       Розы были не красными, а пастельно-желтыми с оранжевой окантовкой, будто их макнули в краску. Букет был минималистичным, без украшений, только цветы. Слабый аромат заставил подумать о дамах в кружевных платьях, британском акценте и остроумных разговорах за изысканной едой.       Никакой открытки не было, но Рей знала, кто их прислал. Мудозвон не звонил месяцами, но все равно присматривал за ней. *       С первыми октябрьскими дождями Рей начала искать работу по специальности. Она коротко постриглась, стала делать макияж побледнее, купила брючный костюм с подплечниками. Ее резюме было образцовым, содержало все навыки и знания. Перед зеркалом она отрепетировала вежливую улыбку. Со страниц газет и со специальных веб-сайтов набралась масса вакансий. Иностранные компании, приватизированные местные организации. Куча агентств, заумные описания: «программа развития», «стратегическое сотрудничество» и «устойчивое планирование».       Рей стала ходить на собеседования.       Иногда ей сразу говорили, что предпочитают кандидатов с опытом — этим Рей была даже благодарна за честность. Однажды ей сказали, что она слишком квалифицирована, судя по резюме. Несколько раз предлагали бесплатную стажировку, но Рей не могла ее себе позволить. Большинство просто обещали, что перезвонят, но не звонили.       — Эти объявления — чушь собачья, — сказал По, накладывая себе вторую порцию салата. — У них уже есть кандидат, понимаешь? Чья-то племянница, подруга друга, или еще кто-то. Но по закону все должны публиковать вакансии. Это просто фарс, цирк с конями, чтобы продемонстрировать, как мы соответствуем стандартам Евросоюза.       — А как твои поиски? — Рей ковыряла еду в своей тарелке.       — Меня никто брать не хочет. — По усмехнулся. — Я разозлил всех политиков в нашей стране. Собаки на сене приняли близко к сердцу мой уход. Мне везде путь заказан.       — Нам пиздец, да? — неуместно хохотнула Рей.       — Пойдем работать в копировальный магазин. — По отсалютовал стаканом. — Я серьезно.       — Человек, который представлял страну на MTV, зарабатывает на жизнь, копируя школьные учебники. — Рей покачала головой. — Что за жизнь? *       Из этой части города фейерверк был лучше виден.       В этот раз он был потрясающим: искры света взрывались, разлетались в стороны, как лепестки весенних цветов с густым ароматом. Пионов. Огни меняли цвет, падая вниз, освещали крыши домов, реку. Выглядело дорого.       С Новым 2002 годом! — подумала Рей.       Год прошел.       Она погладила подвеску, острые крылья ангела кольнули пальцы, дыхание замерзало в зимнем воздухе.       По храпел — заснул посреди фильма. Придется прогнать его в постель, а то проснется с затекшими мышцами и весь день будет чувствовать себя уставшим. Кроме того, диван — ее территория.       Рей стояла на балконе, дала ему еще время.       Монстр думал о ней. Она чувствовала.       Он все время о ней думал.       Иногда она сравнивала себя с домом с привидениями. Угрюмая, скрытная, отпугивающая непрошеных гостей. Но ей было все равно. Ей нравилось жить со своим призраком. Это успокаивало.       Рей сделала глоток из бокала. По купил ей детское шампанское, с яблочным вкусом и колючими пузырьками. Дети тоже хотели поднять тост в новогоднюю ночь с родителями.       Прошел год, а она так и не научилась быть счастливой.       На этикетке были нарисованы плюшевые мишки. Они задорно улыбались.       Мелочи важны, — думала Рей.       Только вот, кроме мелочей, больше ничего не осталось. *       В марте Рей впервые увидела туристов.       Группа людей в гавайских рубашках, бейсболках, с большими объективами, все среднего возраста, лопочущие на чужом языке. Шведский, скорее всего. Или нет. Они стояли на ее улице напротив разбомбленного здания Министерства Обороны, с благоговейным ужасом фотографировали руины, мешали друг другу своими камерами.       Их гидом была стройная, высокая женщина. Она говорила по-английски, активно жестикулировала длинными пальцами с винным лаком на ногтях. Рей присмотрелась к зданию: остался только каркас, обугленные кирпичи, выпотрошенные стены, провода, обгоревшие балки и расплавленный металл.       Экскурсовод была коротко подстрижена, одета в кожаную куртку. Рей ее узнала. Макияж был таким же ярким, только помада больше не черная.       — Давно не виделись, — Рей подошла к ней во время перерыва, когда гости ушли гулять самостоятельно.       — Боже! — Асадзи Химэ нахмурилась, сделала шаг назад. — Малютка Рей, ты ли это?       Рей пожала плечами, будто не знала правильного ответа. Она не чувствовала себя малюткой.       — Рада видеть, что у тебя все хорошо. — Рей кивнула на туристов. — Всегда знала, что ты далеко пойдешь с твоим знанием английского.       Асадзи Химэ, если она все еще называла себя так, закатила глаза.       — Да. Работа как работа. Но эти ублюдки дают хорошие чаевые.       — Поведешь их в Крепость? — спросила Рей.       — Уже там были. Но крепостей в Европе пруд пруди. Их это дерьмо не интересует. — Асадзи Химэ посмотрела на руины. — Это экзотика. Такого нигде больше не увидеть.       Мужчина в соломенной шляпе окликнул ее. Они хотели групповое фото. Асадзи Химэ цокнула языком и широко улыбнулась.       — Помнишь денежные банкноты с миллионом нулей и хреновыми портретами исторических личностей? — Она развернулась, чтобы уйти. — Бестселлер. Любимый сувенир отсюда. Не поверишь, сколько они готовы платить за кучу ноликов.       Гравий захрустел под ее ботинками. Она больше не была похожа на изгоя из воспоминаний Рей, не напоминала японскую злодейку. Казалось, что детство закончилось так давно.       — А ты еще слушаешь Sisters of Mercy? — спросила Рей.       — Не. — Асадзи Химэ оглянулась, провела рукой по волосам. — Черт, Рей. Я уже давно переросла их. А ты?       — Я тоже, — солгала Рей. *       — Ты согласна? — спросил Финн, крутя пальцами маленький бумажный зонтик из мороженого.       — Не знаю, Финн. Это не очень хорошая идея. — Рей откинулась на спинку стула.       — Да, я тоже думаю, что это чушь собачья. — Он фыркнул. — Но это много значит для родителей Роуз, так что нам придется. Мы обсудили и решили, что это должна быть ты.       Рей постукивала пальцами по столу, представляя сцену: переполненная церковь, запах ладана, мерцающие свечи, бородатый священник, старославянские песни, младенец у нее на руках, который кричит во все горло, потому что ему остригли волосы и макнули в холодную воду.       Крещение должно быть радостным событием, но иконы, благовония и библейские цитаты не доставляли ей радости. Только дурные воспоминания.       — Не думаю, что смогу быть чьей-то крестной матерью, — ворчала Рей. — Я не хожу в церковь. И Маз презирала религию, помнишь?       — Помню. — Финн махнул ложкой. — Но на Маз не давили родственники жены.       К его чести, на нее он не давил. Сидел, ковырялся в креманке. Был прекрасный майский день, весеннее солнце позволяло раздеться до коротких рукавов. Они сидели в кафе под полосатым навесом, Рей листала пластиковые снимки УЗИ со светлым треугольником посередине. Выделялся силуэт ребенка. Большая голова, согнутые ноги, крохотные пальчики. Это девочка.       — Вы придумали имя?       — Роуз хотела, чтобы это была Пейдж. — Финн кивнул. — Но называть ребенка в честь погибшего — плохая примета. Так что… Мы решили назвать ее Маз.       Тоже плохая идея, — подумала Рей. Нельзя называть ребенка в честь своего кумира или наставника. Это приведет к неоправданно высоким ожиданиям, что редко хорошо заканчивается.       — Красивое имя. — Она улыбнулась.       Они помолчали, изредка звякая ложками об стекло. Финн доставал вишни из взбитых сливок. Он выглядел чертовски гордым, посматривая на снимки, пока Рей убирала их обратно в конверт. Быть может, она отказывалась быть крестной по совсем другой, не религиозной, причине? Рей пыталась разобраться в себе.       За соседним столом молодой человек громко пошутил, сидящая с ним девушка хихикнула. Парень покраснел — сам себя удивил остроумием. Скорее всего, у них было первое свидание. Они пытались произвести хорошее впечатление. Закончив мороженое, Финн достал пачку Lucky Strike.       — Ты же бросил!       — Не говори Роуз. — Он покрутил сигарету между пальцами, щелкнул зажигалкой.       Со сладостью нарциссов смешался резкий запах табака. Финн выдохнул дым, прикрыл глаза, слегка напрягся. Рей не понимала смены настроения, перестала замечать суету в кафе.       — Я… эм-м… — Финн смотрел в стол. — Так. Это труднее, чем я думал.       По шее Рей побежали мурашки. Финн снова взял маленький зонтик, по-прежнему не смотрел ей в глаза.       — Несколько недель назад со мной связался один человек… — наконец продолжил он. — Из Голландии. Прокурор международного суда.       Ого.       Рей должна была удивиться, но нет. Она лишь сжала желтый конверт со снимками.       Финн сделал глубокую затяжку.       — Он ведет дело Кайло Рена.       Ни разу Финн не говорил его имени вслух. Он был только монстром, чудовище нельзя звать по имени. Жутко было слышать это от него.       — И? — подтолкнула Рей.       — Они хотят, чтобы я дал показания. Рассказал все, что видел. — Он поднял взгляд. Он хотел совета или в чем-то ее подозревал?       — И ты… поедешь? — ровно спросила Рей.       — Нет. — Резким движением он потушил сигарету.       Напряженный момент сгинул.       — Столько лет, сестренка. — Он говорил устало и раздраженно, без толики сомнения. — Я потратил кучу времени, чтобы оставить эти воспоминания позади. Я похоронил это дерьмо глубоко внутри себя, запер в подвале и выкинул ключ, забыл все, как проклятый страшный сон. У меня ребенок на подходе. Моей жене нужна поддержка, когда малышка родится. Я должен быть сильным, работать за двоих. Кайло Рен — монстр. Он заслуживает того, что они ему готовят. Но я не буду заново переживать у трибуны свидетелей то, что со мной было, ни за что на свете.       Финн достал еще одну сигарету, но передумал и сжал ее в кулаке.       — Да и я им не особо-то нужен, — добавил он. — У них уже есть ключевой свидетель.       — И кто это? — мурашки с шеи перешли на спину.       — Подлый предатель выложил им все, что они хотели, еще напридумывал немного — чтобы выйти сухим из воды. Он даже не под стражей.       — Ты его знаешь? — Сердце колотилось, но Рей догадывалась, о ком шла речь.       — Ага. — Финн пожал плечами, положил пачку в карман, потянулся за желтым конвертом. — Вообще-то, ты тоже его знаешь. В ту ночь, когда тебе исполнилось пятнадцать, он был там. Не уверен, помнишь ли ты, все случилось слишком быстро. Он был с Реном на улице. Армитаж Хакс.       Разумеется.       Этого следовало ожидать.       Рей не чувствовала злости, разочарования, боли предательства. В конце концов, так и должно было случиться. Она едва сдерживала смех.       Идеально. Образцовое подтверждение того, что с миром все в порядке. Отлично сыграно.       Мудозвон. *       Печаль оставляет следы.       Рей замечала ее в зеркале, когда делала макияж. Она любила свою густую подводку, думала, что черные линии меняют выражение лица, придают мерцание. Это не так.       Сначала она приняла это за усталость. Несколько месяцев она работала в две смены, металась между копировальным магазином и квартирой По, спала на неудобном диване, видела сны, которые забывались поутру, даже если это были лишь старые мелодии, которые она напевала, когда готовила завтрак. Это не усталость. Это печаль. Сдержанное, хроническое, закостенелое чувство, такое знакомое.       Рей вспомнила.       Эмилин носила ту же печаль глубоко в своей душе.       Это было тихое, мирное, спокойное чувство. Оно не давило, как якорь. Это был спутник, к которому Рей привыкла до того, как заметила его появление. И она больше не мыслила без него своего существования.       Эта печаль делала ее счастливой.       Рей улыбнулась своему отражению и решила накопить денег на духи, которые пахнут подсолнухами. *       — Тебе п-п-помочь с этим? — спросил Ди Джей, указывая на картонную коробку в ее руках.       — Сама справлюсь. — Рей пожала плечами.       Было не тяжело — одежда, подушки и слегка позвякивающие статуэтки индийских богов.       По уже перевез основное с помощью арендованного фургона — аквариум, посуду, мебель. Это был последний заход, последняя коробка.       Ди Джей прислонился к дверному косяку, криво усмехнулся, будто ему было, что сказать, но требовалась театральная пауза.       Рей догадывалась, что именно. Они долго избегали разговора, Ди Джей не спрашивал, а она не была готова объяснять.       — Д-далеко п-переезжаешь? — Он почесал затылок, прищурил глаза, стал похож на морщинистого мопса, очаровательного и отталкивающего одновременно.       — Через реку. Буду жить с приятелем. — Статуэтки звякнули, когда она пожала плечами. — На той улице, которую недавно переименовали. Все время забываю новое название, хотя теперь я должна помнить собственный адрес.       — Переименовать половину улиц — м-м-м… самое важное дело нового режима. — Ди Джей рассмеялся своей шутке. — Можешь не зап-поминать. Я даю этим придуркам десять-пятнадцать лет, пока они не облажаются, а новые ебантяи придут и переименуют все по-своему. Или вернутся старые ублюдки и переименуют все обратно.       — А ты оптимист. — Рей прищурилась.       — Я просто зн-знаю, как устроен мир. — Он развел руками. — Вы бомбите их сегодня, они бомбят нас завтра. Взболтать, повторить.       Рей покачала головой, удерживая коробку на бедре, достала сотовый телефон, чтобы вызвать такси.       — Мы живем в дерьме, детка. Это факт. Это нельзя изменить, можно только приспособиться. — Иногда Ди Джей забывал заикаться. — Если шестого октября вы думали, что проснетесь в Швейцарии, то подумайте еще раз.       Полный придурок. Нет, он определенно не очарователен.       — К-ключи? — Ди Джей протянул ладонь.       Рей отдал ему связку и сглотнула.       — Второй комплект…эм-м… Мне его не вернули.       — О, я знаю, у кого второй комплект. — Ди Джей подло усмехнулся. — Но он же не воспользуется им в ближ-жайшее время, п-правда?       Рей ждала еще комментариев, но он просто продолжал ухмыляться. Это казалось ему забавным, было все равно, или он таил угрозу? Скорее всего, просто любил доставать людей, зная, что ему это сойдет с рук.       Вот он точно, как кошка, — думала Рей.       — Всего хорошего. — Рей прошла мимо него, открыла дверь, вышла, не оглядываясь.       Когда она спускалась по лестнице навстречу своей новой жизни, Рей поняла, что в другом подъезде ей будет не хватать одной вещи. На стене у почтовых ящиков, чья краска облупилась, среди приклеенных жевательных резинок и наклеек с футболистами, все еще читабельной была надпись: «Боже, пожалуйста, дай мне побыть нормальным хоть один день». *       — Ты поняла, или мне повторить? — ворчал Люк Скайуокер. — Или лучше запишешь?       — Мистер Скайуокер, я не идиотка.       Старик выгнул бровь, Рей рассмеялась, прикрывая рот руками. Над их головами гудел потолочный вентилятор, за окном пели цикады. Между шторами проглядывал клочок розово-фиолетового августовского неба, появились первые звезды. За городом они были ярче.       — По порядку. — Рей стала загибать пальцы. — Давать только свежее сено, регулярно доливать воду, чистить загон, а то он обидится, 25-го числа дать ему противопаразитарную таблетку. Не разрешать бродить по двору, потому что он куда-нибудь влезет, и тогда пиздец. Я ничего не упустила?       — Можешь его гладить. — Люк изо всех сил пытался скрыть улыбку. — Ему нравится, когда чешут за ухом.       Рей закатила глаза. Как-нибудь переживет неделю с козлом Георгом.       Люк собрался в путешествие.       Он не сказал, куда, потому что это не имеет значения. Рей только выяснила, что ему нужна была виза, он жаловался на бумажную волокиту, сетовал, что раньше можно было объехать полмира, из Франции в Америку без проволочек.       У входной двери стоял его старый чемодан, забитый до отказа. Скорее всего, прошло много лет с тех пор, как его брали в самолет.       — Как там мальчишка Дэмерон? — внезапно спросил Люк.       — Вы же ненавидите По. — Рей перестала улыбаться.       — Он вернул мое уважение, когда ушел из политики. У него стальные яйца. — Люк небрежно отмахнулся. — Он хорошо с тобой обращается?       Рей не знала, как ответить. Люк выдержал ее напряженный взгляд.       — Мы ладим, — осторожно начала она. — С ним легко жить. Мы оба просрали свое счастье. Не нужно притворяться. Мне с ним спокойно. Почти как групповая терапия. Это исцеляет.       — Ты счастлива с ним? — Впервые за два года Люк подтолкнул ее к разговору о личной жизни.       Счастье — понятие абстрактное, Рей так и не решалась его использовать в отношении себя. А с По они не пара. Это было сложно объяснить. Но старик хотел, чтобы она ответила.       — Более или менее. — Это не было ложью. Не совсем. — Как Лея?       — Не могу сказать, что у нее все хорошо по понятным причинам. — Люк поднял ладони. — Но ее состояние не изменилось.       Рей кивнула. Они не встречались с этой женщиной с того дня. Наверняка, в следующий раз она увидит Лею в гробу. Рей слышала, что генерал пишет мемуары. Скорее всего, это будет фундаментальная книга, проницательная, вдохновляющая грядущие поколения на свершения, но в ней не будет правды.       — Так странно. — Рей подошла к окну, поковыряла деревянную раму. — Два года назад ей давали всего пару недель.       — Да, — хмыкнул Люк. — Жизнь — странная штука. Чаще всего она дерьмовая, все это знают. Но иногда… происходят чудесные вещи, когда их меньше всего ждешь. И ты обретаешь утешение и цель.       — Вы курили что-нибудь кроме табака, мистер Скайуокер? — Рей усмехнулась. — Откуда эти сантименты?       — Я не сентиментален! — деланно надулся Люк, рассмешив еще сильнее. — Шути, сколько хочешь, я сказал то, что думаю. Жизнь стоит того, чтобы жить, малыш. Никогда не знаешь, когда она наградит тебя возможностями, которые ты считал давно утерянными.       Попался.       Он не собирался выдавать себя, но в этот момент его взгляд метнулся к книжной полке. Там зияло свободное место примерно для шести книг в толстом переплете. Рей была здесь много раз, она прекрасно помнила его коллекцию, видела, чего не хватало.       Саги об Элрике из Мелнибонэ.       Чемодан был слишком большой для одной лишь одежды старика.       Он делал визу в Нидерланды.       У Рей пересохло во рту.       — Еще раз, а куда вы едете? — спросила она.       — Ой, все, — с пониманием отмахнулся Люк.       Они посмотрели друг другу в глаза. Рей боялась дать название нахлынувшим ее чувствам. Цикады запели громче, в коридоре пробили часы с кукушкой. Настало время ужина.       — Давайте так, — предложила Рей. — Я учусь быть счастливой. С наскока не получается, это очень сложно. Особенно сейчас. Вы были правы, мистер Скайуокер, демократия зашла не туда, куда мы хотели, даже если это стоило каждой жертвы. Но я понимаю. Не смотря на все дерьмо, жизнь — это чудо. Можно найти утешение в неожиданных местах. По Дэмерон — добрый и терпеливый парень, он хорошо ко мне относится, я делаю все возможное, чтобы быть доброй к нему. Это нужно нам обоим. И я не собираюсь останавливаться на достигнутом, я буду работать над собой. Так что да, я учусь. И я не планирую сдаваться.       В уголках глаз покалывало, Рей смахнула слезы.       — Вы поняли, или мне записать?       Люк кивнул. Его морщины казались еще выразительнее.       — Я передам, — сказал он.       — И скажите ему, что я ношу кулон, — добавила Рей. — Он поймет.       Люк что-то тихо ответил, но слова потерялись в летнем шуме.       Они помолчали. Небо темнело, на персидский ковер упали тени, во дворе рыгнул козел Георг.       — Кофе? — предложил Люк, нарушив молчание.       — Да, пожалуйста. — Рей вздохнула. *       5-го октября 2002 года, когда никому и в голову не приходило праздновать вторую годовщину революции, у Рей зазвонил телефон. Звонивший представился Моденом Кенади — или Кенеди — поверенным юристом. Позвоночник начало покалывать. Два года она боялась звонка адвоката с просьбой рассказать все, что знает. Однако мистер Кенеди вежливо выразил свои соболезнования и мягко объяснил ситуацию.       Женщина умерла.       Пришлось дважды повторить имя и фамилию, чтобы Рей поняла, кто это. Она почти сказала, что он ошибся номером. Имя из свидетельства о рождении не сразу связалось с воспоминаниями из детства. Она видела эту женщину только один раз целую жизнь назад, даже если она помнила каждую шпильку из ее пучка и цвет ее клетчатой фланелевой рубашки.       Должна ли она была что-то почувствовать? Кто знает?       Мистер Кенеди сказал, что Рей унаследовала все имущество. Двухэтажный дом в небольшом городке на юго-западе страны, здание требовало ремонта. Поле с сорняками, подходящее для пшеницы, ячменя или ржи. Курятник. Пикап 1983 года на ходу. Несколько золотых монет. В стране, где часто меняются режимы, войны идут одна за другой, люди заимели привычку хранить золото под матрасом.       Рей порывалась сесть в ближайший автобус, посмотреть на семейное гнездо, на первый ее дом, на место, откуда сбежала ее шестнадцатилетняя мать, чтобы через пару лет умереть в большом городе с ребенком в детдоме и иглой в вене.       Но порыв был мимолетным.       — Продайте все, — сказала она. — Я подпишу любые документы. Только продайте. Цена меня не волнует. Переведите мне деньги, когда все будет готово.       Через три недели у Рей появился банковский счет с небольшим капиталом.       Сумма была скромная — деревенская халупа, поле и горсть золотых монет мало чего стоят, но это были ее деньги. Только ее. Она могла распорядиться ими как угодно.       Она заткнула голоса в своей голове, которые говорили, что она этого не заслужила, что это несправедливо, что деньги, упавшие с неба, следует тратить осторожно. Но с кармической точки зрения это было идеально.       Это был знак.       Рей точно знала, как она потратит свое наследство. *       — Нам надо поговорить.       Она тут же пожалела о своем выборе слов. Глаза По расширились, костяшки пальцев побелели, он сжал свою кружку. Рей ждала обеда, чтобы начать разговор, но перестаралась, сгустила атмосферу.       — Что-то не так? — осторожно спросил он, будто боясь, что плохо себя повел.       — Нет. — Рей положила руку на его колено. — Все хорошо. Правда.       — Ты хочешь съехать?       Да, но дело не в этом. Рей хотела правильно подвести к беседе, объяснить, что она задумала, но начало всегда самое сложное.       — У меня есть план. — Рей посмотрела на свою руку на его колене. — Я много над ним думала. Ты знаешь, я очень дотошный, организованный и методичный человек, я все просчитала, и у меня есть основания полагать, что план сработает.       Ее рука задрожала. По поставил кружку, переплел их пальцы.       — Солнышко…       — Дай мне закончить.       Она сможет. Она смелая. Она столько всего видела, столько пережила, делала ужасные вещи, и все равно приземлилась на ноги.       Она кошка.       — Сейчас это можно сделать через агентство, — продолжила Рей, понимая, что звучит бессвязно. — Это хорошо. Агентство все оформит как надо. Это дорого, но избавляет от многих проблем. Я эм-м… говорила с ними. С людьми из агентства. Они сказали, мы — подходящие кандидаты, почти идеальные. Молодые, здоровые, говорим по-английски. У меня востребованная профессия, у тебя полно опыта, чтобы удачно устроиться на работу. В маркетинге, например. Думаю, ты станешь отличным маркетологом. Это тоже востребовано.       — Солнышко… — паническим шепотом перебил По. — О чем ты говоришь?       — Поехали со мной в Канаду. — Рей вздернула подбородок.       Вот.       Прошла секунда, две. По ошеломленно смотрел на нее. Но руку не убрал — это хорошо.       Сердце билось в горле, Рей выдержала его взгляд.       — Почему в Канаду? — задал По глупый вопрос.       Потому что это судьба, вот почему. Проклятая Канада.       — Это отличное начало. У них хорошие иммиграционные программы. Открывают много возможностей, — рационально перечисляла Рей. — Нам это необходимо. Мы застряли здесь. Тонем в воспоминаниях, вместо реальной жизни. Мы должны двигаться дальше. Снять оковы. И это… отличный первый шаг.       По прикусил губу. Он серьезно обдумывал ее слова. Хорошо. Немного страшно, но хорошо.       — А деньги?       — У меня есть деньги, — быстро сказала Рей.       Он кивнул. Медленно, как во сне. Несправедливо было давить на него, взваливать все разом, но Рей уже не могла остановиться.       — Ладно, — усмехнулся По. — То есть… да. Черт.       Он опустил глаза, потер пятно на своих джинсах. Рей дала ему время.       — А ты… ну… когда говоришь, что мы поедем вместе — ты имеешь в виду…?       Это самое сложное.       — Да. Если хочешь, я встану на одно колено и попрошу твоей руки, — сказала Рей. — Блядь, я даже цветы тебе куплю, но не сейчас — цветочные магазины уже закрыты.       По засмеялся. Тихо, недоверчиво, радостно и грустно. Он с усилием тер пятно, потом сузил глаза.       — Это из-за визы, да?       — Нет, — быстро ответила Рей, боясь передумать.       По замер, его улыбка погасла. Он все еще держал ее руку, но мертвецки побледнел, его подбородок задрожал.       — Рей, солнышко… — Он с трудом подбирал слова. — Я… Дело в том, что я… Как бы это сказать… Ты ведь знаешь, что я до сих пор…       — Знаю, — перебила Рей. — Это же я, По. Конечно, я знаю.       Поэтому ты — идеальный вариант, — думала она. Не нужно играть в игры. Он никогда не попросит больше, чем она готова дать. Они могли двигаться медленно, поддерживать друг друга, они уже это делали, черт возьми, они уже начали.       — В жизни мы не всегда получаем того, что хотим, — продолжила Рей. — Я знаю это. Ты знаешь. Но мы должны извлечь максимум выгоды из того, что у нас есть. У нас охуенно круто получается, южный ты болван.       Он рассмеялся уже громче. По его глазам было понятно, что она победила.       — Скажи да.       По открыл рот, но вместо ответа начал хрипеть, поэтому просто поспешно кивнул. Он ссутулился, будто сейчас расплачется, Рей взяла его вторую руку.       Хорошо.       Она тоже поплачет, но позже. Закроется в ванной, включит душ погромче и будет сидеть под горячими струями, пока вновь не обретет силы.       И в тот момент…       Именно в тот момент Рей поняла, что она вроде как счастлива. *       Шоссе вело вперед мимо летней зелени на обочине, впереди была бесконечность, обрамленная полями посевов. Рей смотрела в окно. Мимо пролетали автобусные остановки, рекламные щиты с облупившейся краской, новые дорожные указатели европейских столиц со стрелками: Будапешт, Братислава, Вена. У дороги возводился торговый центр — краны поднимали строительные блоки, на горизонте уже стояли столбы электропередач и плакаты с надписями, какие бренды скоро будут доступны. Такси свернуло на дорогу к аэропорту, в багажнике сдвинулся чемодан. С дорожной стелы им улыбалась женщина из Национальной туристической ассоциации с цветами в волосах. «Счастливого полета и приезжайте снова!»       Рей пыталась запомнить каждую деталь, боялась, что, стоит закрыть глаза, все исчезнет. Они несколько месяцев с агентством собирали документы. Самым сложным оказалось перевезти золотую рыбку. Рей много гуляла, наблюдала за прохожими, возвращалась в знакомые места. Музыкальный рынок убрали в целях борьбы с пиратством, платаны срубили, вороны исчезли. Набережную замостили пешеходными и велосипедными дорожками. На той улице все еще гуляли бездомные кошки, табличка «Таркин» все еще висела на своем месте, но ставни были закрыты, на пороге была пыль, очевидно, там никто не жил.       Рей чувствовала себя будто в воде, будто между ней и реальностью был какой-то фильтр, будто она была призраком, гоняющимся по городу за воспоминаниями.       Пришло время их отпустить.       — У вас так много багажа, — заметил таксист. — Едете в хорошее место?       По ответил не сразу, будто хотел, чтобы говорила Рей.       — Надеемся, что да.       Небо было ярко-голубым. С ревом вверх взмыл самолет над их головами, в животе загудело.       Проклятье.       Это был ее первый полет.       — Все в порядке? — По сжал ее руку.       — Да. — Рей погладила кулон на шее.       В отражении стекла автомобиля было видно, что она улыбалась. Меланхоличная грусть отошла на второй план. Впереди была надежда.       Она была готова начать новую жизнь.       — Да, я в порядке.