%%%
— Тащи его на диван, — держится за живот Хан. Он пробегается взглядом по своему мужу, понимая, что тот слишком настрадался. И Минхо, и этот парень, которому, скорее всего, и 18 то нет, пахнут бурбонской ванилью. — Нет, оставляй тут, — ставит руки в боки. Минхо аккуратно опускает мальчишку на пол и смотрит на мужа. — В душ. На три часа. Нет, на четыре, — командует омега, хватая купленные мандаринки из чужих рук. Альфа убегает в ванную, закрываясь на замок. Джисон на это непонимающе уставляется, как снизу начинают шмыгать носом. — Дядя, мне так плохо, — смотрит Феликс вверх. — У меня так болит живот… — Ты ж мой золотой, — тут же забывает о Минхо Джисон, садясь напротив мальчика. — У тебя никогда не было течки? — заглядывает в глаза, держа за щёки. Видит веснушки, маленький нос, большие губы и слёзы-слёзы-слёзы. — Нет. Чё оно болит-то? — снова плачет, падая в объятья Джисона. — Сегодня утром всё в порядке было, ну, — рассказывает, вытирая рукавом кофты сопли под носом. — Бедный, — гладит по голове, успокаивая. Хан сейчас сам расплачется. Он же у Минхо сентиментальный жуть. В тот раз, в зоопарке, когда они смотрели панд… Джисону стало их так жаль… Они же тут в клетке, Хо-я, — шмыгает носом. — Давай их домой заберём? Минхо тогда реально забрал три панды к ним в квартиру, отвалив деньги за аренду. На следующий день они ушли в интернет кафе, играть в игры, за счёт Джисона — таким образом он извинялся за свою… вот эту вот привычку всё жалеть и забирать себе. В квартире, в это время, проходила чистка, поэтому вечером, когда они приехали домой, всё было чисто и вкусно пахло. Ну, сами подумайте? Панды в квартире… Минхо так мило улыбался ещё, когда сидел между этих трёх медведей на диване, приветствуя проснувшегося Джисона. Феликс нестерпимо поднимает голову, до этого плача в домашний кардиган, что, к сожалению, не пахнет лесным дождём, и долго смотрит на губы неизвестного мужчины. Затем смотрит в глаза, показывая, что его не остановить. Ищет разрешение в чужих карих глазах, а когда получает, впивается в сладкие губы напротив, удовлетворённо мыча. По телу доминантного омеги плывёт тепло. Хан, ничего не чувствуя от этого поцелуя, не отстраняется, а целует сильнее, чтобы хоть немного сбавить спазмы этого ребёнка. — Слушай, как тебя зовут? Меня Джисон, — спрашивает, облизываясь. Смотрит в заслезившиеся, карие глаза, всё так же держа за щёки. — Феликс, — шепчет и снова тянется к губам, что мягко не только чувствуются, но и пахнут классно. Молоком с ванилью… Джисон снова отвечает на поцелуй омеги, удивляясь такой настырности. Точно доминантный. Соображает, что можно сделать до того момента, как выйдет Минхо и увезёт этого парня кое-куда. — Солнце, подождёшь? — спрашивает Джи, уже поднимаясь. — Нет… — держится за подол кардигана, сидя на полу. — Я быстро, мой хороший, — пулей мчится на кухню, ища таблетки. Находит, уже сейчас осознавая, что всё это вряд ли поможет. Прибегает со стаканом воды и пачкой препарата. — Держи. Выпей это, — отдаёт и наблюдает, как парень выпивает три розовые капсулы обезболивающего. — Легчает? — спрашивает спустя пять минут. Всё это время Хан перебирал волосы мальчишки. — Не-а, я хочу сексом заниматься, — говорит недовольно. Джисон удивлённо хлопает глазами. Такой прямолинейный подросток… — Почему сзади всё болит и сыро? Меня это так бесит, боже. Джисон понимающе кивает, потому что точно также вёл себя, когда первая течка настигла и его. Феликс случайно ударяется о чужой живот. — Ой, у тебя ребёнок что ли?! — спрашивает, слегка пугаясь и поднимая ошарашенные глаза. Джисон, улыбнувшись, кивает. — А я тебя целовал… — Да ничего, — смеётся, подсознательно радуясь, что таблетки всё же действуют. — У тебя и альфа есть, да? Тот, который на кота похож, — вспоминает про Минхо, с которым они успели познакомится, пока шли до сюда. — Он тебя любит, да, — мямлит уверенно. — Тащил меня, лишь бы я подальше был. Да больно он мне нужен, господи! — вскидывает руку в воздух, поджимая губы в возмущении и выпучивая глаза. — И всё время приговаривал, что ты его убьёшь, потому что будет пахнуть мной, — рассказывает, тут же мурча от рук, что начинают бережно перебирать волосы. Джисон краснеет, кратко улыбаясь. Тут же прощает Хо, что наверняка сейчас икает. — А ты, сказали, бета? — спрашивает Хан, вспоминая недавний разговор с мужем. — Да! Я вообще не понимаю, зачем у меня эта течка… И это возбуждение дурацкое, — дует губы. Они молчат после этого. Джисон гладит чужие щёки и перебирает блондинистые волосы, а Феликс борется с новым нарастающим возбуждением, концентрируясь на чужих прикосновениях. Спустя время, последнего снова начинает мутить, а живот болит, кажется, с удвоенной силой. Слёзы снова текут по веснушчатым щекам, пока спазмы крутят матку, выворачивая её наизнанку. — Джисон-и, чё оно опять? — скручивается на полу, изредко всхлипывая. Минхо наконец-то выходит из ванной, удивляясь такой удивительной картине. Джисон смотрит устало, потому что сидеть с доминантным омегой то ещё расслабление. Его вообще нет, о чём вы? Феликс видит Минхо, снова вспоминая о лесном дожде. Принюхивается, но… лесного дождя снова нет. Сухие щёки снова атакуют горячие слёзы. — Почему ты не пахнешь лесным дождём снова? — рыдает навзрыд. Он так ждал, когда тот парень выйдет, чтобы снова вдохнуть любимый запах. Джисон смотрит на Минхо. Минхо смотрит на Джисона. Хо быстро бежит к стирке и хватает кофту, в которой был до этого. Надевает на Феликса, пока Джисон держит его под плечами, словно ребёнка. — Ты любишь лесной дождь? — спрашивает Джисон, целуя веснушчатое лицо. Минхо смотрит сокрушительно удивлённо. Он складывает руки на груди, делает мрачный взгляд, чтобы Джисон-негодник обратил внимание. Омега не обращает. — Да… — тянет Ликс, вдыхая нотки лесного дождя с кофты, что в основном пахнет яблоком. То есть — Минхо. — Ты ходил к Хёнджину? — задаёт последний вопрос Хан, смотря на Минхо. Альфа кивает. — У него гон, — говорит Хо. — А он не убьёт его? — смотрит на Феликса. — Не должен, я думаю. Смотря кто кого убьёт, — ухмыляется Минхо, понимая что два доминанта разного вторичного пола… Ой, лучше он не будет думать об этом. — Тогда вперёд и с песней! — поднимается с пола, поднимая ничего непонимающего Феликса за собой. Последний словно под чем-то, смотрит пьяно и не понимает, что он и кто он. Минхо берёт ключи от машины и, помогая тащить этого парня, феромоны которого теперь не только по всей квартире, но и в подъезде, до лифта. Они с Джисоном сажают его на заднее сидение, когда подходят к большому белому лексусу. Открывают все окна, как только машина трогается.%%%
Стоя перед 97 квартирой и держа Феликса, Минхо с Джисоном думали, как этих двоих вообще познакомить. Типо: Аэм, Хвани, мы тут тебе течного омегу принесли. Доминантного. Да. Поэтому, можешь не благодарить! Всё для тебя, наш друг! — А зачем вообще знакомить? — омега смотрит на Минхо из-за белобрысой головы Феликса. — Стой тут тогда, — Минхо выхватывает спящего омегу и звонит в дверь. Слышатся медленные, приглушённые шаги, а потом дверь открывается. Минхо наблюдает друга, который с последней встречи стал ещё хуже выглядеть. Розовые волосы запутались, синяки под глазами увеличились и теперь Хёнджин панда. А достоинство в штанах так и торчало и никакая дрочка тут не поможет. Джисон нервно отошёл за спину своего альфы, сочувствующе глядя на белобрысый затылок Феликса. — Эм, — улыбается Минхо, пока Хёнджин смотрит устало-непонимающе, сложив руки на груди, — короче, это тебе, — отдаёт Феликса прямо в руки. Нет, кидает. — Пахнет бурбонской ванилью, всё как ты любишь, — складывает руки в замок, дружелюбно улыбаясь. Входная дверь захлопывается, а Хёнджин стоит в тишине, с кем-то в руках, кто пахнет бурбонской ванилью, и ничего не понимает. — Погнали домой, — хватает руку Джисона. — Буду тебя мыть, а то ужас-ужас. — Думаешь, они истинные? — спрашивает Джисон в лифте, пока сзади стоит альфа и делает массаж спины, как бы невзначай прижимаясь носом к нежной шее. — Знаю, Хан-и, — целует в собственную метку. В машине они громко слушают музыку, подпевая какой-то певице. Быстро едут по пустой трассе, а Джисон высовывается головой в открытый люк на крыше, пока Минхо ловит инсульт. Идут к подъезду, обнимая друг друга за спину и переговариваясь о том, как нынче подорожали фрукты. Всё как и всегда, потому что они — семья. Минхо открывает все окна в квартире, когда они заходят, пока Джисон раздевается в ванной, немного пыхтя. Живот мешает, но омега так рад этому. Вода стремительно набирается, поэтому Джисон добавляет пену без запаха и ждёт Минхо. Последний приходит быстро, тоже раздевается и они залезают в воду. Минхо садится к стенке, а Хан как обычно у него между ног. — Люблю тебя, — гладит большой живот с дочкой внутри. Джисон об этом пока что не знает. — И я тебя, Хо, — чистит мандарин, кладя одну дольку в рот альфы.%%%
Хёнджин стоит в шоке. Он перехватывает неизвестного парня под плечами и, словно ребёнка, держит на весу. Смотрит на него, хмуря брови, а потом чувствует запах бурбонской ванили. Голову словно отрывает, а разум сдержанного альфы отключается полностью. Он прижимает омегу к стене аккуратно, подносясь к шее носом. Вдыхает оригинал аромата, понимая тут же, что все подделки, которые он скупал до этого — полный отврат. — П-пожалуйста… — хнычет омега, наконец почувствовав свой любимый лесной дождь. Его руки дрожат, хватая за волосы неизвестного парня, что агрессивно вылизывал бледную шею, и тянут к своим губам. Хёнджин видит звёзды перед глазами от этого их первого поцелуя, от этого парня и от его запаха. Хван берёт мальчика на руки, прижимая к себе настолько сильно, что у омеги сбивается дыхание. Альфа приходит в большую спальню, где всё пропитанно, словно толстый слой пыли, лесным дождём. Феликс про себя ликует, еле держа связь с миром. Розововолосый бережно кладёт столь драгоценное тело на свою кровать, смотрит. Стягивает с него всю одежду, выкидывая её куда-то влево, и наконец-то! Хёнджин дрожит от восхищения, облизывая соски-горошины, мягкий, совсем не плоский, живот и руки. Острые ключицы омеги атакуют укусы, а на шее уже не остается свободного местечка — всё искусано и облизано. Феликс тянет ручки вверх, когда Хван стягивает кофту и брюки, откидывая вправо. Последний хватает слабые руки омеги нежно, и привязывает ремнём к кровати. Феликс психует, но возбуждается сильнее. — Быстрее можно?! — омега не хочет терпеть. Сколько можно невыносимых поглаживании?! Эти руки были слишком божественны, и они до сих пор, но хочется больше-больше-больше. Младший смотрит зло, дёргает руками (отчего те саднят), потому что хочет обнимать. Хёнджин улыбается, вновь примыкая к теперь любимым губам-бантикам. Он его даже не знает, но целует нежно, успокаивающе поглаживая кожу головы. Выпускает феромон, отчего омега полностью расслабляется, доверяясь. Альфа отрывается от губ с чмоком, снимает своё нижнее бельё, немного смущаясь такого доминирующего взгляда омеги. Феликс смотрит сначала на пах, потом всё выше и выше, останавливается на губах, облизывается, а потом наконец смотрит в глаза. Хёнджина ведёт от этого взгляда, поэтому он снова присасывается к губам, наслаждаясь такой активностью снизу. Неизвестный омега умеет целоваться и почти наравне с Хёнджином пытается отвоевать позицию того, кто будет вести поцелуй. Это возбуждает ещё сильнее и этот доминантный омега не сравним ни с одним/одной, с которыми альфа до этого проводил времена гона. — Откуда ты такой нетерпеливый? — ухмыляется альфа, касаясь маленького возбужденного члена омеги. Не разрывая зрительного контакта, касается и губами, вызывая не стоны, а плач наслаждения. Ведёт сладко вниз, заглатывая и слизывая всё то, что продолжает вытекать из омеги. Бурбонская ваниль… Нет, Хёнджин точно сойдёт с ума сегодня. Феликс сжимает бёдра от наслаждения, сжимая голову альфы. Последний хватается ладонями за эти прекрасные ляжки, сжимает их сильнее. Закатывает глаза, заглатывая небольшой член сильнее, двигается. Длинные пальцы проникают внутрь, сразу же находя простату. Феликс бьётся в конвульсиях от удовольствия, сжав кулаки на руках и пальцы ног. В итоге, стимулируя языком одновременно омежий член и простату внутри пальцами, Хван умело доводит мальчика до оргазма. — Ахуеть… — слышится сверху. Хёнджин усмехается, слизывая со своих губ сладкую сперму, и поднимается к губам наверху, что стопроцентно заскучали. Пальцы сзади так и остались ходить туда сюда. Феликс мычит, возбуждаясь вновь, и проникает в чужой рот своим языком. В этот раз тоже проигрывает, из-за чего страстный поцелуй снова ведёт альфа, не желая уступать своё место. Хёнджин понимает, что его мальчик готов, когда омега сам насаживается на длинные фаланги. Розововолосый вытаскивает пальцы, чтобы достать презервативы и натянуть на себя. Омега хнычет недовольно и это… да, это услада для ушей альфы. Слышать, как такая милота изнывается под тобой, прося ещё и ещё… как Хёнджин ещё не кончил? Подставив, наконец-то, головку к пульсирующему кольцу, Хван держит за талию, облизывая возбуждённые соски, входит. Входит полностью и смотрит вниз, убеждаясь, что собственная плоть пропала внутри горячего нутра. Дыхание альфы сбивается, а омега вовсе перестаёт дышать, широко открыв глаза. Хёнджин ощущает, как вокруг плоти всё сжимается и пульсирует. Омега полностью сжался вокруг чужого основания, а искры из глаз розововолосого из-за этого, кажется, были видны невооружённым глазом. — Развяжи меня, блять! — ругается омега. Ноги предательски дрожат, а второй оргазм от одного проникновения сокрушается так же неожиданно, как и первый. Хван смотрит удивлённо. — Восхищаюсь, мой неизвестный, — говорит альфа, размазывая сладкий предэякулят по чужому животу второй раз, а после облизывая пальцы прямо на глазах омеги. Последний смотрит очарованно, дёргая связанными руками. Резкие толчки. Шлёпанья по бёдрам. Хлюпанье меж двух тел в зоне паха. Омежья смазка и мокрая простынь. Хёнджин вбивается в тело под собой, умирая от ощущений, потому что внутри, где так правильно сидит собственный член, хорошо так, как не хорошо описывать. Мягко, тепло. Обволакивающе. Омежье нутро очаровательно хватается за туда-сюда ходящий член. Голос омеги сорвался давно, а если точнее — после их первого общего оргазма, и третьего личного омеги. Они соревнуются, всё нормально. Сейчас Феликс просто плачет от наслаждения, моля, чтобы его поцеловали. И Хёнджин целует, продолжая входить внутрь. — Ещё, — стонет хриплый голос. Феликсу слишком хорошо. Ему уже давно плевать где он, с кем он, и как он сюда попал. Джисон с Минхо забылись тогда, когда лесной дождь проник в нос, а губы на шее непрерывно целовали в прихожей. Феликс снова кончает, уже в пятый раз, когда альфа делает это только в третий. И всё ещё мало… Феликс злится из-за своей скованности и ремень из крокодиловой кожи рвётся. Прутья спинки кровати ломаются, а впереди вся ночь. Этот омега в самом деле порвал дорогой ремень из КРОКОДИЛОВОЙ КОЖИ и сломал ЖЕЛЕЗНЫЕ ПРУТЬЯ на спинке кровати?! Хёнджин пугается, широко распахивая глаза и останавливаясь. Феликс поднимается на дрожащие колени и смотрит на Хёнджина слёзными глазами. Валит на спину и садится верхом, подставив член к истекающей дырочке, протяжно, сладко простонав от такой прекрасной наполненности. Буквально начинает трахать доминантного альфу под собой, сжимая его шею. Это выглядит восхитительно и Хёнджин кончает внутрь презерватива, протяжно прорычав. Феликс продолжает прыгать ещё немного, запрокинув голову вверх. Ноги дрожат от анального оргазма, а слабые руки еле-еле держатся за грудь альфы. Омега смотрит в белый потолок, громко дыша, как внезапно снова лежит, а перед глазами томный альфий взгляд. Хёнджин смотрит, подчиняя, а потом снова переворачивает, только теперь уже лицом в подушки, а задницей — к верху. Хёнджину не нравится, когда над ним — доминантным альфой — доминирует омега. Это возбуждающе, даже очень. Но не в этот раз. Но то, как горячо выглядел оргазм омеги… Хёнджин будет вспоминать этот момент по праздникам. Новый презерватив и по-новой, в темпе вальса. Феликс зарывается в белые подушки, всхлипывая от подавляющего аромата лесного дождя, исходящего от них. Понимает, что хочет подчиниться и снова возбуждён. Он сильнее выпячивается, чтобы угол проникновения поменялся и стало ещё приятнее. Омега пытается выпустить свой феромон, но всё тщетно, даже если он доминантный. Альфа нагнетающе давит в ответ, доставляя крышесносное наслаждение. Просто восхитительно… Хван смотрит вниз, продолжая двигаться. Изящная талия, прямая спина, огромная задница, которая очень хорошо вмещается в большие ладони альфы. Блондинистые волосы, торчащие из-под белой подушки. Хёнджин резко поднимает омегу, прижимая к своей груди. Держит за шею рукой, пока вторая импульсивно надрачивает. От смещения угла проникновения, блондин широко открывает глаза, а от передней стимуляции тело становится будто оголённый провод — жутко чувствительным. Омега откидывает голову на чужое плечо, снова кончая. Кровать ломается тогда, когда Феликс снова прыгает верхом. Хёнджин крепко держит его бёдра, закатывая глаза от удовольствия. Сколько раз он кончил за сегодняшнюю ночь? Омега царапает мокрую грудь альфы под собой, прыгает усиленно, отчего кровать, в один момент, просто-напросто не выдерживает. Они вдвоём валятся вниз, когда все четыре ножки съезжают в разные стороны. Феликс падает на чужую грудь, сжимая руки вокруг шеи от страха. Хёнджин, обнимая за спину, смотрит на блондинистую макушку не просто восхищённо… он поклоняется этому парню. Сломать кровать во время секса… Это надо постараться. Омега, как ни в чём не бывало приходит в себя и снова прыгает, горячо целуя. И да. Теперь, всё-таки ведёт он. Хёнджина очень умиляет это — мальчик вцепился своими ладошками за толстую шею, которую еле-еле может обхватить, и притянул к себе. Кончает на живот альфе, дыша загнано и зачесывая мокрые волосы назад. Соскальзывает с члена, снимает презерватив, и обхватывает головку губами. Давит на основание, продолжая облизывать уретру и смотря в тёмные глаза наверху. Слегка усмехается, когда чувствует дрожь альфы. Лижет уретру усерднее, сильнее сдавливая основание ладошкой, не давая кончить. Хёнджин молчит, закусывая нижнюю губу и закатывая глаза. Придумывает, как будет мстить и в какой позе. Наконец рука омеги расслабляется и альфа кончает прямо на юное лицо. Феликс слизывает с щёк сперму со вкусом лесного дождя, причмокивая губами, а после, как ни в чём не бывало, удаляется из комнаты, виляя краснющей задницей. Хёнджин смотрит на него непонимающе. Это типо всё? — Где у тебя аптечка? — спрашивает омега, испугав, когда входит в комнату спустя десять минут. Он нисколько не смущается своей наготы — так и ходит, совершенно забыв, где находится. И с кем. — Ты мне кровать сломал, — усмехается Хван, смотря в потолок. — Дорогую кровать… — Ни о чём не жалею. И не надо было меня связывать, — фыркает, складывая руки на груди. — Так где аптечка? У меня руки болят. — Руки? — улыбается, вскидывая брови в вопросе. Поднимается с сломанной кровати, подходя к мальчику ближе. Смотрит насколько ниже омега и улыбается. — Господи, как ты вообще ходить можешь, — прижимается, вдыхая слабый аромат любимой бурбонской ванили с волос. Гладит по попе, а после, словно ребёнка, поднимает под плечами в воздух, и любуется своим. Феликс смотрит непонимающе, испытывая странные ощущения. — Чё творишь такое? Отпусти ну-ка, — брыкает ногами, щипая за руки. А альфа всё стоит и смотрит, словно псих на новую жертву. — Хочешь помою тебя? М? — игнорирует последние фразы омеги, что были сказаны таким голосом, которого даже у Хёнджина нет. В нём, кстати, проснулся заботливый альфа, который хочет защищать свою омегу, и ему совершенно нормально. А вот Феликсу это всё не нравится. Он начинает драться, когда они идут в ванну, но Хёнджину его удары — будто комарик кусает. Недовольную омегу сажают в ванну, включая горячую воду. И, кажется, Феликс расслабляется. А что ему остаётся? Живот больше не болит, поэтому жизнь прекрасна. Он выливает все бутылки с шампунями в воду, чтобы сделать пену. Актёрски делает вид, что совершенно беспонятия, что за шампуни сейчас мешает. Он видел эти бренды в самом дорогом отделе самого дорого магазина по уходу! Радуется, когда пена начинает вываливаться на пол. Хёнджин, который приходит из комнаты с полотенцами, почти падает в обморок. Он видит пустые баночки из-под своих шампуней на полу, и не видит мальчика. Тот, наверняка, в пене, которая почти-почти добралась до потолка. — Я тебя сейчас наизнанку вытяну, — угрожает, залезая в воду. — Айщ! — кричит, потому что за ногу кусают, а после из пены вылезает белая голова. Хёнджин садится в воду, подминая колени к себе, и смотрит на омегу, что сидит напротив, уже осознанно и при свете. Веснушки, большие шоколадные глаза, опухшие губы и красная шея. На сосках и вокруг них виднеются следы зубов. Мило, думает Хёнджин. Феликс смотрит в ответ, наблюдая родинку под левым глазом, красивый нос, розовые волосы, такие же опухшие губы. Спускается ниже, оценивая хорошо видный пресс. — Куда вытянешь? — смотрит в глаза, поднимаясь со своего места. Заползает на бёдра альфы. Усаживается поудобнее, сцепляя руки в замок за мужественной шеей и наклоняя голову лукаво в бок. Чувствует руки на талии и следит за чужим кадыком на шее. — А? Разве тебе не понравилось со мной сексом заниматься? — тут же переводит тему. — Я такого не говорил, — хмурит брови. Это был лучший секс в его жизни. Хёнджин полностью удовлетворён. Ни больше, ни меньше. — Значит понравилось? — Да. Омега улыбается и в душе у альфы теплеет от этой кокетливой улыбки. — Мне тоже. Хёнджин давит на хрупкую спину, утыкаясь в шею любимого мальчика. Когда он стал любимым — не известно. Но то, что стал особенным и единственным, Хёнджину нравится. Феликс перебирает длинные розовые волосы, целуя в макушку из-за прилива нежности. — Как тебя зовут? Кстати, — спрашивает Хван, расслабляясь под маленькими пальчиками на затылке. Он гладит бережно по спине, вдыхая бурбонскую ваниль — Феликс. Ли Феликс. — Хван Хёнджин. А лет сколько? — 16, — улыбается Феликс. — А вам? — спрашивает на «вы», потому что знает, что альфа старше. — 25, — сглатывает нервно. — Вас реально волнует мой возраст? — Ты же наверное в школе учишься, да? — смотрит в глаза, думая, как будет сдерживать себя до его восемнадцатилетия. А то, что они только что…? — И хватит на «Вы» говорить. — На первом курсе, вообще-то. Но это сути не меняет, Хвани. Мы типо истинные, или как это там называется? — смотрит в потолок. — Да плевать. У вас классный член, — растягивает лукавую улыбку. — Спасибо за комплимент. — Да пожалуйста, — снова смотрит в глаза альфы. Лыбится, сощурившись так, что глаз не видать. — Вода остывает, надо вылезать, — теперь сильнее жмётся к своему Хвану. — Нет. Ты будешь сидеть тут вместе со мной и мёрзнуть, потому что шампуни, которые ты вылил… — цыкает, отстраняясь, и смотрит обречённо. А Феликсу хоть бы хны, он лыбится во все 32 и кивает, соглашаясь, прикрыв глаза. — Феликс, как ты вообще в мою квартиру попал? — Ой, я кстати, тоже спросить хотел, — поднимается с тёплых бёдер альфы и включает горячую воду, садясь рядом со струёй. Блаженно прикрывает глаза, когда чувствует тепло. — Вообще не помню, — Хёнджин смотрит обиженно, по-детски ковыряя ногти. — Ты чё? — смотрит недоумённо. — А чё ты ушёл? Феликс закатывает глаза. Машет рукой на себя, как бы говоря, чтобы Хван пришёл и лёг рядышком. Альфа подходит, но рядышком не ложится. Валится на хрупкое тело, придавливая. Они лежат так целый час, десять раз поменяв позу, потому что одному тесно, другому жарко. Переговариваются обо всём, но так и не вспоминают как встретились. Это, впрочем, не важно даже. Феликс рассказывает о своих увлечениях. Говорит, что любит аниме и украшения. Особенно заколки на волосы. И розовые кеды, которые сейчас валяются в коридоре. Рассказывает о маме, которая работает в больнице и ужасно добрая. Упоминает отца, который всё время утверждает, чтобы Феликс был осторожен. Во всём. Хёнджин спрашивает, что не нравится омеге, и Феликс отвечает, что сладости. — А что я тогда тебе дарить должен? — спрашивает альфа грустно, поглаживая красивую спину Феликса. Все, кого он встречал, любили сладости и радовались конфетам и цветам, которые шли банальной парочкой на первое свидание. А Феликс сладкое не любит. — Лучше своди меня в цирк. Я очень хочу посмотреть на обезьянок, которые возят друг друга в колясках, — признаётся омега, улыбаясь. — Я бы раньше сходил, но времени нет, понимаешь? Я же учусь… И лучше бы Хёнджин не спрашивал на кого, потому что это ёбанный предприниматель! — Что говоришь? На предпринимателя учишься? — Да. Хочу свой бизнес в виде студии танцев и двух кафешек. Кафешек с травяным чаем, да, — кивает сам себе, как бы подтверждая слова. Облизывается и переводит взгляд на альфу. Хёнджин ожидал всего. Да даже если бы Феликс на маникюрщицу учился — было бы… Было бы понятнее. А тут предприниматель… — Ладно. Я приму к сведению, — говорит альфа, когда взгляд омеги не предвещает чего-то хорошего. Феликс говорит обо всём. Он вообще, как понял Хёнджин, говорить любит и умеет. Он знает, кажется, о всех и всём. О моде, о косметике, о природе, о том как сажать картошку, как ухаживать за фиалками, как снимать какой-то инстаграм… Это не омега, а находка, думает Хёнджин. — А друзья? — спрашивает Хван. — Я слишком эгоистичный и прямолинейный, чтобы иметь друзей, — опускает взгляд, улыбаясь. Старый сценарий, проехали. — Но я никогда из-за этого не страдал. Все обычно просто говорили, что я странный. Хотя я всего лишь не умею врать. Умею, но если мне это в выгоду, — ухмыляется, смотря на альфу. Начинает брызгаться водой, дуть пену в лицо и просто дурачиться. Альфа выпускает подавляющий феромон, когда омега совсем раскрепощается. И он успокаивается. Почти засыпает, мило сложив ручки под левым ухом. Хёнджин моет его, три раза уронив головой в воду, но омега вроде жив и всё нормально. На свою комнату альфа даже не смотрит. Сразу же идёт в гостиную и кладёт на диван свою разговорчивую драгоценность, предварительно одев в свои огроменные одежды. Любуется, а после идёт на кухню, на поиски аптечки. Запястья омеги всё ещё красные и больше связывать его Хёнджин не будет. Это, конечно, мега-возбуждающе, но плюсов мало. Найдя мазь и бинты, альфа идёт к дивану и замечает, что на нём никого нет. На балконе. Хёнджин находит его на балконе. Мускулистые руки обхватывают омежью талию, прижимая тело к себе. Альфа вдыхает бурбонскую ваниль, затягиваясь с шеи омеги. Последний стоит, смотря в светящийся город, понимает — они на последнем этаже многоэтажки. Слышны лишь машины и дыхание двух истинных. — Хочу обработать твои руки, — говорит Хван на ухо. Садится в кресло, подтягивая за ладони омегу к себе и ставя меж своих ног. Феликс смотрит устало и хочет спать. — Ужас какой, — вздыхает, осмотрев раздражения. — Зато потрахались отлично, — слышится хрипло. — Мы ж ещё кровать сломали. — Мда, — усмехается, выдавливая мазь на свои пальцы, а после нежно размазывает по тонким, красным запястьям. — Извини что ли, — шмыгает носом, шипя от лёгкого щипания на запястьях. — Подуй, а. И Хёнджин дует. Нежно, с любовью. Феликс прикрывает глаза от тёплого воздуха и концентрируется на приятных ощущениях. — Расскажи мне ещё что-то про себя, — говорит Хван, замотав бинт. Поднимается с кресла и опирается локтями о перила балкона. Омега молча встаёт рядом. — Я думал, что я бета. — Реально? — Да. В больнице мне то же самое говорили, — дует губы по привычке, — поэтому я немного в шоке, — размышляет над одной вещью, потому что хочет рассказать. — Ещё… Вот знаешь, у тебя было такое, типо один родитель ребёнка больше любит? — задаёт с искрящимися глазами, молясь, чтобы ответ был не как у всех — «ТЕБЕ КАЖЕТСЯ». Хёнджин молчал. Что сказать в такой ситуации? Это такой детский вопрос, на самом деле. Альфа тоже часто думал об этом, почему отец любит его больше, чем мать. — Было такое. Но это фигня, короче. Думай, что это муки, чтобы в будущем получить любовь от любимого человека. Потому что родительская любовь не всем дана. Люби меня. Я — твоё вознаграждение, Ликси, — целует в холодную щёку. — Не стоит об этом париться. Это у большинства, но у всех по-разному. Меня мама… унижала, возможно? Не знаю. Но, раз она так к тебе относится, тут несколько цепочек: Либо к ней относились точно так же в детстве, поэтому сейчас она тебе мстит за своё детство, либо она не умеет любить, потому что её не научили в детстве, либо у неё свои личные недоработки. Я психолог, кстати, — давит лыбу. — Меня папа не любит, — говорит омега тихо. — В детстве его часто ругали за непослушание и бездельничество — бабушка рассказывала, его мама. — Ну вот и причина для мести. Но у тебя, в то же время, есть всё? — Да. Буквально. Но нет любви. — Так всегда, Феликс, — обнимает сзади, кладя голову на плечо, — те, у кого любящие родители, нет материальных благ, либо мало, а те, у кого есть всё — нет любви. Редко, когда и то, и то. У множества ни того, ни другого. Это заезженная банальщина. — И что делать? — Жить. Хёнджин наблюдает за мыслительными процессами омеги, выраженными в сосредоточенном лице. Хёнджин обнимает сильнее, желая подарить всю любовь этому парню. — А кем ты работаешь? — вздыхая, спрашивает Феликс. Разворачивается к альфе, рассматривая красивое лицо. Да, он будет любить Хёнджина. Уже любит. — Я бизнесмен. — Так вот почему ты так смотрел на меня, когда я сказал, на кого учусь, — горько усмехается, — смеёшься поди? — отворачивается, снова смотря в город и считая мигающие огоньки машин. Понимает, что замёрз, поэтому идёт в сторону балконной двери. — Я просто удивился. Кто в 16 лет поступит на предпринимателя? — 198 первокурсников из моего колледжа, — заходит в квартиру, потому что зубы начали стучать друг о друга и это подбешивает. — Феликс, — вздыхает Хван, зайдя следом и закрывая балкон, — я не про это. Это необычно типа. — Понял, — смеётся. — Спать? — Спать. Они мирно укладываются на диван в гостинной, укрывшись запасным одеялом. Феликс дышит лесным дождём, в одежде человека, который пахнет лесным дождём и находится в помещении, где всё пахнет лесным дождём. Хёнджин просто наслаждается моментом. Он рад и по нему видно. А Феликс это чувствует у себя внутри. — Хённи, а что ты любишь делать? — задаёт омега последний вопрос, подняв голову. — Танцевать и рисовать, — в полусне бурчит Хёнджин, накрывая своей огромной ладонью поднявшуюся голову омеги, и укладывая её обратно, на свою грудь. — Ещё люблю тебя, поэтому тихо. Феликс вскидывает брови, складывая ручки под подбородок для того, чтобы любоваться расслабленным лицом. Шепчет, что любит тоже, потому что, а чего таить? Они знакомы несколько часов, но это не весомая причина не любить. Это весомая причина задуматься, что они те, кому стало комфортно друг с другом в столь короткие сроки. Они знают друг друга будто тысячу лет и это, кажется, и есть любовь. Когда после секса, вы начинайте знакомиться словесно, уже познакомившись телесно. Родственные души, ничего больше.%%%
Минхо просыпается от тяжести на левом бедре. Нога, кажется, вовсе онемела. Альфа смотрит вниз и умиляется, забивая на свою бедную ногу. Джисон и сегодня спал не спокойно. В отличие от Минхо, он как стиральная машина, крутился всю ночь и в итоге, оказался головой на бёдрах мужа. Подушка была бы лучше, но Джи так не считает. Он поворачивается и голова падает на кровать, а волосы попадают в глаза, из-за чего мозг просыпается окончательно. Джи лежит боком, желая уже поспать на спине, но до этого ещё месяц. — Отрежь мне их нахрен! — вскрикивает, дёргая за русую чёлку. Опирается руками и коленями о кровать, и поднимается в сидячее положение. Складывает ноги бабочкой и смотрит на проснувшегося альфу, зевая. — Такой красивый… — шепчет Хо. Милые, опухшие щёки, сухие губы, полосы на руках от смятой простыни, растянутая футболка, которая в обязательном порядке пахнет яблоками — Минхо, то есть. — Я-то? — показывает на себя пальцем, усмехаясь. — Конечно, — улыбается язвительно, но в миг хмурит брови. — А теперь помоги мне спуститься, — тянется к Минхо. Джисон, как типичная омега, достаточно ниже своего альфы, из-за чего и кровать, в их квартире, под рост альфы — не низкая, короче говоря. А Джисон беременный и как спуститься — он знает, но это сложно. Лучше уж воспользоваться любимым альфой, в добавок потрогав его везде, пока вы идёте до ванной. Альфа поднимается на встречу и обнимает, посадив к себе на колени беременным животом в бок. А то если передом посадить, то Минхо просто не дотянется до Джисона. Альфа целует в нос, в пухлые щёки, а потом в лоб. Джисон улыбается, довольствуясь любимыми утренними нежностями. Если честно, Хан ужасно любил, когда они просыпаются и Минхо целует его, всё ещё сонно моргая. Только что проснувшийся Минхо, который ещё и улыбается как кот — слабость Джисона. И альфа об этом знает, активно умалчивая. Хо легко поднимается, схватив омегу в коленном прогибе и крепко взяв за спину, и они идут в ванну. Джисон довольно дрыгает ножками, держась за шею любимого. Всё-таки беременные, значит — эмоционально нестабильные. И даже умный Джисон, который яро это отрицает, утверждая, что он самый стабильный в этом доме. Стабильный во всех смыслах. Они чистят зубы вместе. Потом Джисон отчаливает из ванны, поцеловав в свежую улыбку бреющегося Минхо. Омега шагает на кухню, топая своими тапочками, которые подарил Хёнджин на вторую годовщину их отношений с Минхо. Кстати, думает Джисон, надо бы позвонить ему. Заварив кофе Минхо, а себе налив тупое молоко, которое надо пить чёрт знает зачем, Джисон садится за стол. Мешая мёд в тёплом, свежем молоке он листает интернет. Читает новости минуты три, а потом выключает, потому что скучно. Выпивает тупое молоко с мёдом и улыбается, потому что капец вкусно, оказывается! В кухню приходит Минхо. Он садится напротив и пьёт любимый кофе, сделанный любимым Джисоном. — Поехали к Хённи, — утверждает Джисон, забив на то, что хотел позвонить ему. — Зачем? Я хотел с тобой посидеть дома. Сегодня же воскресенье, — под ногами чувствуется мягкое — это кошка. Она садится, наклонив голову вбок и смотрит, хлопая своими большими глазами. — Вот. Дуни со мной солидарен, — хватает кота и гладит его по голове. — Тебе разве неинтересно, что там у них случилось? — смотрит недоверчиво, взяв вторую, проснувшуюся кошку на руки. Это Дори. — Секс, Джисон-и, секс у них там случился, — смотрит инстаграм альфа, лайкая новые фотографии Джисона. — Красивые фотографии, когда успел? — показывает пост, где Джисон обнимает трёх их кошек, ярко улыбаясь. Это обычное селфи, но 180.000 лайков о чём-то говорят. — Вчера утром, пока ты спал. Мне было скучно. — Пошли, лучше, в интернет кафе. Нам, кстати, к трём часам дня в больницу. А пока можем поиграть, — уговаривает, потому что идти к другу совсем не хочет. Хёнджин сам, если надо, напишет и расскажет, как там у них всё прошло. — Ладно, — принятие ситуации и заинтересованность полностью осеняют мозг Джисона, поэтому он улыбается своему альфе, а потом уходит, забрав кошек с собой в спальню. Он сейчас начнёт обсуждать с ними свои наряды — Минхо знает, поэтому идёт в их комнату четвёртым зрителем, любуясь своей омегой, что так воодушевлённо рассказывает про свои вещи.%%%
Хёнджин улыбается в полудрёме, чувствуя тело омеги на себе и запах бурбонской ванили. Смотрит вниз и видит белобрысую макушку. Улыбается, осознавая, с кем спит. Спал. С истинным. Этот истинный, кстати, наглядное пособие слова «МИЛЫЙ», Хёнджин уверен. Феликс поднимает сонную голову, наполненную снами, и смотрит по сторонам. Он так и уснул вчера, пока смотрел на своего альфу. — Доброе утро, — тихо говорит Хёнджин, привлекая внимание. Омега обращает своё сонное лицо в сторону исходящего звука, а когда видит его обладателя, улыбается, снова уронив голову на тёплую грудь. — Доброе. Альфа гладит по спине, забираясь под футболку. Кратко целует в макушку, гладя по пушистым волосам. Вот, видимо, что значит — хорошее утро. В квартире холодно и тихо. На улице пасмурно-уютно — дождь будет. Тучи сильно затянулись, смотрит в окно омега. Часы тикают восемь утра, как вдруг раздаётся гром. — Ох, ебать, — пугается Феликс, прячась под одеяло. Хёнджин улыбается счастливо. Он всё-таки вспомнил, откуда взялся Феликс. Его принесли Минхо с Джисоном. Эта странная семейка… Да, Хван будет долго их благодарить. А сейчас он счастлив. Смотрит на своего омегу, который снова пугается и матерится от молнии.