do you really want to hurt me?

      Петя пил кофе, когда в дверь постучались. Он удивленно приподнял брови. Странно, гостей он не звал, ничего не заказывал. Отставив чашку, он, завязав халат, слез со стула и потопал к двери и, не глядя в глазок, открыл дверь. Петя тихо ахнул, подняв взгляд на Игоря.       — Привет, — сказал тут же Игорь и, без приглашения, проходя вперед, закрыл за собой дверь.       Петя отшатнулся от него. Одно лицо Игоря вызвало отвращение. Он посильнее запахнул халат, глядя на Грома волком, а тот, в свою очередь, оглядел Петю с ног до головы оценивающим взглядом. Да, может быть имеет скверный характер, но все-таки он был очень хорошеньким, высоким и стройным. А еще носил его ребенка. От этой мысли в Игоре зажегся слабый огонек нежности к этому омеге напротив. Он улыбнулся ему.       — Как поживаете? — спросил он, не дождавшись приветствия.       — Поживаете? — удивился Петя и, когда Игорь кивнул в сторону его живота, снова сделал шаг назад. — Откуда ты знаешь?..       Игорь хмыкнул, подходя к нему ближе.       — Отец рассказал твой.       Петя плотно сжал зубы. Так и знал, что не стоило говорить матери! Он же ее просил, а она… а она снова его предала. В какой раз? И каждый раз все это было с «благими намерениями», все только ради него самого! Но Петя ни разу не хотел ей сказать за это спасибо.       — Отлично. Поздравляю. И спасибо тебе за твой перфоманс! Бесплодник херов. К твоему сведению, в пятницу у меня аборт. Было бы неплохо, если бы ты поддержал меня, но тебе же срать!       Он махнул рукой и, кутаясь в халат, прошел вперед, в гостиную, надеясь, что Игорь за ним не увяжется. Конечно он ошибался. Игорь пошел за ним бесшумной тенью. Петя посмотрел на него:       — Что тебе надо?       — Никакого аборта не будет, — спокойно сказал Игорь.       Петя удивленно приподнял брови.              — Ты офигел? Нет, подожди. Ты охуел?       Игорь тихо хмыкнул.       — Моя бывшая жена не могла от меня забеременеть год. А ты вот… с первого раза. А я, знаешь ли, всегда хотел ребенка.       — Понял, — кивнул Петя, сев на диван и перекинув ногу на ногу. — Ты охуел. Ты же взрослый дядя… Сколько тебе?       — Тридцать.       — Отлично. Тридцать. И ты должен понимать, что твои хотелки не решаются за счет других, да?       — Решаются, — спокойно сказал Игорь, пожав плечами. — Ты беременный моим ребенком и я не собираюсь так просто взять и убить его. Понимаешь?       — Ты сумасшедший, — сказал Петя, спокойный. — Он такой же твой, как и мой. И, к твоему несчастью, расти он будет за счет ресурсов моего тела, а не твоего. Так что выбор за мной.       — Нет, я уже все продумал. Поедешь со мной в Питер, переедешь ко мне, родишь, все будет круто. Мы с твоим отцом договорились. Ты выходишь за меня замуж.       Петя медленно моргнул. Ему казалось, что все это какая-то глупая, несмешная шутка. Такое бывает только в сериалах, так в жизни не бывает! Не может быть такого, чтобы к тебе пришли и просто заявили, что твоим телом и тобой будут распоряжаться. Что тебя берут замуж, и неважно, хочешь ты или нет.       — Вы что-то перепутали, да? — спросил Петя, подняв взгляд. — Мы не в древней Руси, отец омеги давно не решает, кто за нее замуж пойдет, сечешь?       — Конечно нет. В общем. А в твоем случае так и получилось. Тебе помочь собраться? Что брать будешь? Много шмоток только не бери, ок, лучше новые в Питер купишь. О, милая статуэтка… Хочешь, с собой возьмешь?       Петя сжал челюсти, его плечи напряглись от осознания всего ужаса.       Он сказал:       — Я никуда не поеду. Силой ты меня точно не вывезешь.       Игорь хмыкнул и кого-то позвал. Входная дверь открылась и послышались шаги. Петя напряженно вздрогнул. Зашел какой-то мужчина и Игорь сказал:       — Начни собирать вещи из спальной. Верхнюю одежду, штаны… Нижнее белье не трогай, вероятно, это не для чужих глаз, Петя сам выберет.       Мужчина кивнул и сделал шаг в сторону спальной. Петя подскочил и крикнул:       — Не смей, блять, заходить в мою спальню! Это частная собственность, я тебя сюда не впускал.       Мужчина, сбитый с толку, остановился, и удивленно посмотрел сначала на Петю, потом на Игоря. Игорь качнул головой:       — Ну ладно уж. Так ты сам соберешься?       — Я не буду собираться. Понял?       — Саш, иди собирай его вещи.       — Я сказал не сметь что-то тут трогать! — Петя топнул ногой, но в итоге, беспомощный, вынужден был наблюдать за тем, как мужик, с чемоданом в руке, просто вошел в его спальную и открыл шкаф. Петя в ужасе замер. Кидаться было бы бесполезно. И Игорь, и этот Саша в разы его сильнее.       Петя застыл.       — Ну вот. Он закончит с вещами, потом документы, а потом… потом и тебя вынесем. Ты не тяжелее собранного чемодана, да?       Петя поднял на него ошарашенный взгляд и присел обратно, качнув головой. Тут же стало очень холодно и зябко. Он не мог поверить в реальность происходящего. Все было каким-то сюром, неправдой! Как такое может быть? Какой-то мужик приперся в его дом и сказал, что он будет рожать, выходить за него замуж, а другой мужик пошел собирать его вещи?..       Петя схватил телефон и набрал отца. Бред, какой же бред! Игорь врет, просто врет. Каким бы отец его ни был, даже он не стал бы силой заставлять Петю выходить за кого-то замуж! Академия это одно, а другое выбрать для Пети человека, которому он якобы ребенка должен родить! Это же дикость!       Отец едва успел поднять трубку, как Петя заговорил:       — Тут пришел этот сумасшедший Игорь и заявляет, что я ему рожать буду и я за него замуж выхожу! Говорит, что якобы ты дал на это согласие!       — Петь… — сбито с толку начал Юрий Андреевич. — Я сейчас очень занят, на собрании, но мы в самом деле решили, что так будет лучше.       Петя медленно моргнул. Сердце опустилось.       — Как… Пап, что ты говоришь такое?! Я же не кукла какая-то! Я не хочу рожать, не хочу за него замуж! Я не хочу уезжать!       — Петр, так лучше будет, — сказал он, немного нервно. — Ты скоро привыкнешь и поймешь, что тебе так даже лучше будет.       Петя чувствовал, как он начал тонуть в панике. Руки задрожали.       — Но я не хочу! Пап, не надо! Я же пошел в эту академию, я ментом буду, как ты и хотел! Что не так?! Я не хочу замуж, не хочу рожать, мне страшно, пап!       Юрий Андреевич сглотнул, осторожно говоря:       — Петь, это сейчас тяжело, говорю же. Игорь хороший, тебе с ним понравится. Родишь ребенка, полюбишь его, счастлив будешь! Как же иначе поступить, Петь? Идти на аборт, невинную жизнь губить?..       — Ты мою жизнь прямо сейчас губишь! — взревел Петя, но с таким отчаянием, что Юрию Андреевичу стало не по себе, в сердце неприятно кольнуло.       — Петь, я занят, позже поговорим.       — Не бросай трубку! — заумолял Петя в панике. — Папа! Папочка!       Раздались мерные гудки. Юрий Андреевич отложил телефон и сглотнул, потерев внезапно занывшее сердце. Он повторял себе снова и снова, что план хороший, что Игорь прав! Но сам ощущал себя отвратительно и гадко. Он перевел дух.       Игорь сам не заметил, как вздрогнул от последнего надрывного Петиного крика. Ему стало не по себе и гадко, внутри будто застряло какое-то дурное чувство и в целом Игорь, хоть и на одну секунду, но осознал, какое мерзкое преступление он совершает по отношению к Пете. Но в этот момент он не дал себе это обдумать, не дал себе ни пожалеть Петю, ни посочувствовать. Только месяцами позже он вспомнит этот крик и вынужден будет жить с ним дальше, чувствуя, каким грузом он будет лежать на его сердце.       Петя дрожащими руками снова набрал номер своего отца, но он не поднял. Его затрясло. По щекам потекли крупные слезы.       Игорь смотрел за этим и ощущал смешанные, сложные чувства. Что-то было в Пете — какая-то искренность, юная невинность, вопреки формату его поведения — что заставляло верить в его эмоции, его боль. Для Игоря это все равно было глубоко непонятным. Чего ж реветь? Может, Петя не понимает, что ничего страшного не случится? Не понимает, что с Игорем ему будет лучше?       Петя всхлипнул и поднял на Игоря умоляющий взгляд.       Глупый. Он же просто не понимал. Игорь отдал команду оставить их наедине и, когда дверь закрылась, Игорь присел рядом с Петей. Тот, испуганный, вздрогнул и чуть отсел от него, будто боялся, что Игорь его ударит.       Игорь нахмурился и сказал:       — Петь, не надумывай глупости, для тебя это лучший вариант. Я слышал, учиться тебе не нравится, ну вот, тебе и не придется. Я хорошо зарабатываю, с деньгами все ок. У тебя будет своя квартира, свой счет, покупай и делай че хочешь — кроме алкоголя, наркотиков и других мужчин, думаю, ты понимаешь. Учиться тебе не придется, но не волнуйся, я договорюсь, тебе или нарисуют диплом, или потом доучишься. Это просто переезд, вот и все. Выносишь, родишь, еще годик с нами побудешь — малышу же нужен папа, ты это понимаешь. А там… там посмотрим, Петь, как все будет. Можем мы с тобой сойдемся, тебе понравится, останешься со мной, все по-серьезному сделаем, если нет — удерживать не буду, вернешься в Москву, жить будешь, как захочешь. Ты пойми, это ж все только для меня риск. Я твоему отцу брак пообещал, ты прикинь, как мне стремно брать замуж омегу, который может скандал учинить на всю Россию, подать на развод и еще до нитки оборвать? Я по хорошему хочу, Петь. Ребенка хочу. Так уж вышло, что от тебя. Просто переедешь ко мне, поживешь спокойно, делай, че хочешь и как хочешь. Все круто будет.              Петя смотрел на него широко раскрытыми, мокрыми глазами.       — Ты себя вообще слышишь?.. — просопел Петя. — Ты обо мне говоришь, как об игрушке какой-то, как об инкубаторе. Ты думаешь, что беременность — это легко?! А роды?! Ты знаешь, на какие риски я пойду?! Знаешь, как это тяжело?! Или ты за меня выносишь своего сраного ребенка?!       Игорь помрачнел и сказал:       — Если еще раз заговоришь в таком тоне и назовешь так нашего ребенка — разговор будет другой. Не порти наши отношения с самого начала.       Петя весь похолодел от ужаса, от осознания, что Игорь не не понимает. Он просто не хочет его слушать, не хочет воспринимать его как человека со своими чувствами, страхами. Что Игорю нет дела до этих моментов. Он просто хочет этого ребенка, а Петя — всего лишь способ достижения.              Он не нашелся с тем, что ответить. Понял, что все бессмысленно, Игорь просто не услышит его. Игорю все равно.       Петя отвернулся, всхлипнув. Игорь, мрачный, встал и подозвал Сашу обратно. Петя слепым взглядом следил за тем, как незнакомый мужчина ковырялся в его спальной, собирая его вещи. Игорь молчал, стоя возле окна и смотря на улицу. Он казался нервным и раздраженным, и от этого Пете становилось еще хуже. Мало того, что его родной отец вот так просто отдал его незнакомому мужику в роли инкубатора, так Игорь еще злился на Петю за то, что он не воспринял эту новость радостными визами!       — Ну, из шмоток все… Остальное не знаю. Документы там, нижнее белье и…       Он откашлялся и, когда Игорь посмотрел на него, сказал на пониженных тонах:       — Игрушки там всякие.       Петю еще бы пять минут назад возмутило, что он рылся по его ящикам и наблюдал настолько личные вещи, но это было пять минут назад. Когда он думал, что его за человека считают. Но и для этого мужика, и для Игоря он не личность. Он матка на ножках. У матки нет чувств, эмоций и желаний. Она должна выносить ребенка, выплюнуть его, и после чего может быть послана в пешее эротическое.       Игорь кивнул и сказал:       — Отнести чемодан вниз, с остальным я сам разберусь.       Петя проводил мужчину взглядом и не среагировал, когда Игорь обратился уже к нему:       — Соизволишь сам собрать остальное или мне это сделать за тебя, раз уж вы так заняты своими высокодуховными страданиями?       Петя даже не посмотрел на него. Игорь хмыкнул.       — Ладно.       Он нашел в дебрях шкафа Петин рюкзак, который брал с собой прошлом году на Мальдивы, и запихал туда нижнее белье, подумал немного, и все-таки взял один стимулятор, мало ли, может у Пети большие сексуальные аппетиты, которые Игорь не будет успевать удовлетворять? С документами пришлось заморочить в поисках, но, открыв один из ящиков, обнаружил там все нужные документы, кроме паспорта. Паспорт, он видел, валялся в гостиной на полке рядом с ключами.       Молния на рюкзаке вжикнула.       — Ну, сам пойдешь или мне тебя понести?       Петя поднял на него взгляд, не до конца веря, что это в самом деле с ним происходит. Он оглядел свою квартиру почти в панике. Как так? Только недавно он обустроил ее так, как хотел, был так рад тому, как все смотрится, а теперь его просто берут подмышки и увозят в другой город просто потому что?.. Без спроса, без разрешения, не договорившись, как мешок с картошкой какой-то?       Разве так можно? Просто взять и вырвать человека из его жизни? Нет, не так. Разве можно так легко забрать у человека свободу просто из-за того, что ты насильно в него кончил и у тебя больная идея фикс с ребенком, которую не мешало бы у психотерапевта проработать?       Петя снова сказал:       — Я не хочу никуда ехать. Это мой дом. Давай я тут просто рожу и дело с концом? Какая разница, где я беременность проведу? Тут хотя бы все спокойно!       Игорь покачал головой и выдохнул:       — Хорошая идея, Петь, и я б с радостью, да слишком много «но». Твоему отцу я обещал брак, да и где вероятность, что ты херни не сделаешь без моего наблюдения? Пойти прерывать может нет, но бухать будешь или еще че. Да и ребенка я от тебя отрывать после родов не хочу, все-таки грудное кормление, связь омеги и ребенка, все такое… не, Петь, херня. Поехали.       — Я не хочу, — проскулил Петя, зажимаясь, будто надеялся сделаться таким маленьким, чтобы Игорь его не заметил.       Игорь покачал головой.       — Петь, не дури. Все ок будет. Идем.       Петя и с места не сдвинулся. Он был в таком ужасе, что даже пальцем пошевелить не мог, все его тело потяжелело, и все, чего он хотел — это выброситься в окно. Он и подумал краем сознания: можно так сделать, просто побежать на балкон и скинуться с него. Пятнадцатый этаж!       Игорь подошел к нему и прямо так, пока Петя был в одном халате, взял его на руки. Петя напуганным, стеклянным взглядом смотрел за тем, как его квартира уменьшается. Захлопнулась дверь. Игорь сказал:       — Твой отец о ней позаботится.       Петя чувствовал себя куклой, когда его посадили на заднее сиденье. Он был в одном халате, с босыми ногами, голодный, напуганный. Игорь даже не подумал надеть обувь ему на ноги! Не то чтобы Петя этому удивился, очевидно, Игорь о нем вообще не думал. Пети для него не существовало, был только ребенок в его матке.       Про себя Петя начал молиться, чтобы он стал тем самым пятым случаем в статистике о замершей беременности. Каждая пятая — замершая. Пусть она у него случится, а не у какой-нибудь омеги, которая ждет этого ребенка с замиранием сердца.       Потому что Петя ненавидел и своего отца, и Игоря, и этого ребенка.       — Щас до аэропорта доедем, переоденешься заодно. Саша найдет нормальные шмотки и обувь, оденешься нормально.              Петя не ответил, сидя, словно в трансе. Пока они ехали и стояли в пробках, до Пети будто бы не доходила вся эта ситуация. Он плохо осознавал все с ним происходящее, все казалось сюреалистичным. Так странно. Когда он читал подобное в книгах, смотрел в фильмах, он думал, что подобных ситуаций легко избежать. Но что он мог на самом деле? С голыми пятками выбежать на улицу? Выпрыгнуть с балкона? Позвонить в полицию? Что?       И, когда незнакомые мужские руки натягивали на него кроссовки, Петя понял: ничего.       Ни-че-го.       Никаких сраных вариантов.              И вот тогда он заревел. Его накрыло таким страхом, ужасом и отторжением, что все, на что его хватило — это заплакать. От осознания, что его увозят в другой город, к странному, пугающему мужчине, что его заставят выносить и родить нелюбимого ребенка, заставят с этим ребенком сидеть год, ему стало так страшно и плохо, что единственный способ выразить эту боль был заплакать.       Игорь раздраженно цыкнул и вздернул Петю за руку, поставив на ноги и ведя за собой.       А Петя просто ревел, идя за ним, почти спотыкаясь. Игорь плотно сжал зубы, когда на них пялились, надеясь, что Петя вот-вот успокоится. Он вообще этой истерики не понимал! Да, может, Игорь признает, что Пете тяжело. Так резко, в другой город! Но разве стоит это такой истерики?! Ничего страшного не происходит! Петя, будь поумнее, мог бы вывернуть все в свою сторону. Посмотреть на Игоря томным взглядом, пустить две слезинки, и он бы купился, точно бы купился! Пожалел бы, утешил, но этот концерт зареванного клоуна Игорь скорее злил, чем располагал к состраданию и утешению!       Перед тем, как подняться на самолет, Игорь больно дернул его за руку и велел успокоиться. Петя заплакал еще сильнее. Игорь сжал зубы, заиграли желваки.       Несмотря на то, что они ехали первым классом, Петя своим ревом привлекал внимание стюардесс и мимо проходящих людей. Игоря все это здорово выводило из себя. Он просто сидел и ревел! Не прекращая! Игорь, не выдержав, встал и ушел в бар, просидев там до конца полета, надеясь, что, оставшись без зрителей, Петя успокоится. Не успокоился.       Может, если бы Игорь позволил себе в тот момент посмотреть на Петю как на человека, на папу своего ребенка, то он бы смог распознать нервный срыв. Но Игорь этого не сделал, и просто злой, выбешеный до состояния кипения, волок рыдающего и дрожащего Петю к машину, куда грубо его запихнул на заднее, а сам сел к водителю на переднее.       Игоря нервировал каждый всхлип, который он слышал, и он чувствовал, как начинал выходить из себя. У любого мозги начнут вытекать из уха, когда ты слушаешь рыдания пиздюка на протяжении двух часов!       Когда они, наконец, приехали, и он отправил водителя и сам попер чемодан в квартиру, держа другой рукой Петю за запястье, потому что, если его не волочь, как кусок мяса вперед, он никуда не шел. Зайдя в чистую, просторную квартиру, в которой будто бы никто и не жил, Игорь кинул чемодан и рюкзак в прихожей, Петю поволок в гостиную.       Он сказал:       — Так, перестань рыдать и послушай меня, ты, маленькая истеричная сука.       Петя, казалось, его даже не услышал. Он просто стоял, трясся и, закрыв лицо руками, плакал в свои ладони. Игорь вскипел. Он пытается общаться с ним, как с взрослым человеком, найти компромисс, показать, что это просто деловая сделка, ничего более, что все легко и просто. Но нет, Пете нужно страдать и реветь! Он даже слушать его не хочет, не хочет даже попытаться.       Игорь, закипая от злости, попытался снова, резко схватив Петю за руки, убирая их от его лица:       — Я сказал послушай меня и хватит реветь хотя бы на пять минут!       Петя, захлебываясь в слезах, сказал дрожащим голосом:       — Пошел ты на хуй, уебок, я буду молиться на выкидыш.       Игорь замер от такой наглости и дерзости. Внутри поднялся такой ураган злости, который, казалось, контролировать он уже просто не мог.       Он и не пытался.       Пощечина оказались достаточно сильной, чтобы сбить Петю с ног. Он упал на пол, ударившись головой о диван, и тихо застонал, схватившись за щеку. В голове зазвенело, во рту импульсом прошёлся привкус крови.              — Хорошо. Поговорим вечером. Надеюсь, ты подумаешь над своим поведением.       И, просто оставив его на полу, ушел, закрыв дверь на ключ. От злости его дергало, руки тряслись. Вот Бог наказал! Сначала бесплодностью, затем тем, что его долгожданного ребенка вынашивала подобная неблагодарная блядь! Игорь был рад, что в Питере у него много дел, которыми он сейчас и забьет голову и, надеялся он, к концу дня, снова придя к Пете, он успокоился и не будет хотеть приложить его головой о стол.       Петя не помнил, сколько вот так и пролежал на полу, тихо скуля и плача. Когда он встал, то чувствовал, что болело все тело, он замерз и был очень голоден. От рыданий болела голова, глаза и лицо опухли. Место удара ныло, разошлось красным пятном. Его трясло. В душе не осталось ничего, кроме пустоты, ужаса и тоски. Оглядывая квартиру, он не до конца мог поверить, что это в самом деле случилось с ним. Что этот ад — про него. Дрожащий, он дошел до кухни, открыл холодильник, но никакой еды там просто не оказалось. С урчащим желудком, он вернулся в гостиную, залез на диван и обнял свои колени руками, думая о том, что, возможно, спрыгнуть с балкона, не такая уже и плохая идея. Или выкидыш… Должны быть какие-то способы сделать выкидыш! Только если Игорь его за это не прибьет… Или замершая беременность! Там вообще к Пете не прикопаться.       В голове роились, жужжали мысли, от которых она болела еще сильнее, и Пете становилось еще хуже и страшнее. Он не видел ничего хорошего в этой ситуации, наоборот, она становилась хуже с каждой минутой. Он должен отходить беременность, родить, и все это время он будет под гнетом человека, которого выводит из себя то, что Пете плохо, что он плачет. Это казалось чем-то невозможным.       Больше всего он хотел написать отцу, позвонить, рассказать, кто такой этот Игорь Гром, что в нем нет ничего человеческого, но разве отец поверит? Он никогда ему не верил, в конце концов, вряд ли человек, отдавший своего сына, как кусок сырого мяса, хоть сколько-то настроен к Пете положительно, готов его выслушать и помочь.       После нервного срыва, истощенный, голодный, напуганный, в голову лезли только мысли о том, что отец просто хотел от него избавиться, а Игорь — просто удачный предлог.       Петя чувствовал себя брошенным, отвергнутым, использованным. А это нечто, внутри него, вызывало еще больше бессилия, а еще — бурлящую в крови ненависть. Ни отца, ни Игоря ненавидеть по-настоящему не выходило, она просто искоренялась страхом и ужасом, а вот это слепая жизнь в нем — беспомощная, слабая — ее очень легко было ненавидеть. И желать, чтобы она как можно скорее подохла в нем.       Петя сидел в пустой квартире совершенно один. Брошенный, голодный и сжирающийся страхом и ненавистью.       Балкон казался все более соблазнительным вариантом       Обессиленный часами рыданий и голодом, он закрыл глаза, заснув.       Когда Игорь пришел, обнаружив Петю в странной позе на диване, он даже испугался, что тот каким-то образом самоубиться умудрился, но тот дышал. Игорь хмыкнул. В обморк, что ли, упал? В любом случае, Игорь подостыл за день, решил, что Петя, все-таки, беременный, гормоны там у него, все такое, так что, взяв его на руки, он отнес его в спальную, укрыл пледом и занавесил шторы. Заказал еды и присел на кресло в гостиной, оперевшись локтями о свои колени и потерев переносицу. Мыслей было много, и не все из них для Игоря были понятны.       Петя раздражал. Слишком эмоциональный, громкий, тупой. Сука к тому же — такое сметь говорить о его ребенке? Их ребенке — поправил себя Игорь нехотя. Это их ребенок.       Сам себя Игорь чувствовала гадливо. Не так он себе в мечтах представлял день, когда узнает о том, что у него будет ребенок, не так… Петя оказался злым, трусливым, истеричным… У Игоря голова болела от мыслей, как ему надо будет ужиться с… этим! Кроме того, Петя так жестко высказывался о их ребенке, сказал про выкидыш, оскорблял… Ладно, если бы он самого Игоря оскорблял. Игорь это бы мог понять, но называть так беспомощную жизнь? Так трусливо, так низко!       О Пете у Игоря сложилось превратное впечатление. А он еще за него замуж должен выйти! Тьфу.       Когда принесли еду, Игорю она даже в рот не лезла, и он вяло ковырял лапшу, рядом стыла Петина порция. На душе было мерзко. Если сначала он искренне хотел оставить Петю после рождения ребенка еще на год, чтобы у ребенка был папа, теплая грудь и нежный голос, то теперь сомневался. Оставлять новорожденного ребенка с этим человеком было страшно.       Послышались шаги, и Игорь обернулся.       Петя стоял в проходе, зажатый, слишком маленький, чтобы внушать страх или даже отвращение, лохматый. Глаза были чуть опухшими, волосы лезли в глаза. На щеке был синяк. Сейчас Игорь заметил, каким худым он был. Вероятно, похудел за последние недели… Игорь хмыкнул.       — Есть хочешь?       Петя кивнул.       — Садись.       Петя немного потоптался у прохода, будто бы думал наказать Игоря собственной голодовкой, но все же прошел вперед и сел за стол, потянувшись к еде. В животе у того тут же сильно заурчало. Игорь спросил, хмурясь:       — Ты не ел?       Не поднимая взгляд, Петя сказал:       — Ты даже не дал мне позавтракать.       — А сделать доставку что? Слабо?       Петя ответил не сразу, сначала начал орудовать ложкой с супом. И только спустя минуту, видимо, уталив острый голод, он сказал:       — Как? На незнакомый адрес? Через закрытую дверь?       Игорь опомнился и кивнул.       — Прости, тут моя ошибка. Не подумал.       — Ты вообще не особо думаешь, — холодно сказал Петя, продолжая сербать супом, не поднимая взгляд. Волосы лезли ему в глаза, но, кажется, не мешались.       Игорь кинул на него раздраженный взгляд.       — За языком следи.       — Ну да, на второй щеке у меня синяка нет, место есть, — кивнул Петя. — Часто омег бьешь? А беременных омег?       Игорь поджал губы. Теперь, остывший и пришедший в себя, даже он понимал низость своего поступка по отношению к Пете. Да, Петя вел себя некрасиво, наговорил грубых вещей и вообще был не в себе, но поднять руку на беременную омегу… Игорь был вынужден признать, что унизил этим в первую очередь себя, и ни на что большим этим не повлиял.       — Да, я повел себя, как недалекий алкаш с глубинки, — признал свой косяк Игорь. Петя удивленно приподнял брови. Образ Игоря, как злого мудака у него надолго засел в мозгу, так что он даже не сможет рассмотреть, что Игорь, совершая ошибки, быстро их уяснял и больше не повторял. Но Петя смотрел в свой суп, считая Игоря за последнего мудака и, на самом деле, был прав. — Прости меня. Меня… задели твои слова про выкидыш и я позволил себе это. Больше такого не повторится. Сильно болит?       Петя засунул ложку в рот, сглотнул и сказал:       — Мне не нужна твоя забота. Отстань от меня.       Игорь сжал челюсти и глянул на Петю раздраженно.       — Опять ты за свое… Я пытаюсь идти тебе на встречу, а ты…       — Идти мне на встречу?.. — спросил Петя, приподняв брови, глядя куда-то в пустое пространство перед собой. Игорю казалось, что Петя все еще был не в себе, и был прав. Опустошенный после истерики, уставший, испуганный, Петя едва мог сейчас пройти ровно пять метров. — Ты забрал у меня мою жизнь и сказал мне рожать так, будто я этого хочу. Будто это легко. Ты так сильно хочешь ребенка, но твое желание — желание эгоистичного мудака. Ты не думаешь, что за этим хочу стоит мое время, мое тело, мои ресурсы. Что я должен буду пройти через муки и боль. Ах да… Такие люди, как ты, вы же думаете, что это легко. Что и беременность, и роды — это приятный и легкий процесс, да?       Игорь подвигал челюстью, будто оправлялся после мощного удара по ней, и посмотрел на Петю. Он был бледный, взгляд — расфокусированный и пустой. Очевидно, что Петя плохо себя чувствовал, и Игорь прикинул: он беременный, стресс, истерика в несколько часов, голод… Да, едва ли Петя сейчас был в адеквате.       — Я думаю, мы должны обсудить это позже. Поешь, помойся и ложись спать. Тебе нужно отдохнуть.       Петя не ответил, только качнул головой, как шарнирная кукла, и продолжил есть.       Для Игоря было почти шоком то, что Петя его послушался. Спокойно доел, ушел мыться, вышел в одном полотенце и пошел в спальную. Когда Игорь встал, заглянув в нее, Петя уже лежал под одеялом. Игорь стоял и смотрел в его затылок, на выпирающие косточки сзади. Сглотнув, он неуверенно прошел вперед и сел на край кровати. Петя, казалось, не заснул. Он вырубился. Игорь нервно коснулся его волос — мокрых после душа, коснулся нежной кожи на щеке и кончиками пальцем опустился ниже, очертил его шею, плечо, нежно обвел выпирающие позвонки. Петя, сквозь забытье, только дернул плечом, и снова затих.       Игорь посмотрел в окно, хмурясь. В словах Пети, может, и была доля истины, но Игорь все равно не считал, что он был прав в своих страданиях и ненависти. Если беременности и роды такой ад, достойный дневной истерики, то почему же люди вообще рожают? Почему существует суррогатное родительство? Если это так плохо и больно, что ж целый спектр услуг есть в этой области?       Игорь хмыкнул.       Он не подумал о главном различии.       Что сам он смотрел на это как покупатель. Как альфа. Для него это было простая услуга, которую можно купить. Словно долгая работа по выстраиванию человеческой жизни. Да, сложно, но будет хорошо оплачено. Он и подумать не мог, что Петя смотрит на это совсем иначе. Что он смотрит на это как омега, которому не дали выбора, который был слишком юн для родительства и напуган самим фактом беременности. Омега, которого вырвали из его обычной жизни, ограничили свободу и закрыли в одной квартире с мужчиной, который намеренно не включал к нему эмпатию. Игорь даже подумать не мог о том, как остро Петя в своем хрупком положении нуждался в любви, поддержке и нежности.       В конце концов, Игорь, на данном этапе, даже близко не мог представить те эмоциональные, временные и физические траты, на которыи шла омега, чтобы выносить и родить. Игорь даже в перспективе не знал о той агонии родов и их ужасных последствиях даже в самой хорошей клинике.       Он просто относился к Пете, как к услуге, которую можно купить.       Он ее купил.       И был очень недоволен поведением этой услуги.       Проблема Игоря была в том, что он в самом деле не воспринимал Петю, как человека, омегу и папу его ребенка.       Конечно же, до поры, до времени…       На утро Петя проснулся в пустой квартире, но в голове просветлело. Он полежал немного в кровати, наслаждаясь моментом, когда мозг был еще сонным и Петя не осознавал того ужаса, в котором его топили. Было легко и просто. Постельное белье было чистым, тело вымытым, желудок приятно пустым, а в голове — мягкий туман. Эти первые две минуты были волшебны. А потом воспоминания стали наполнять его голову и, сглотнув, Петя ощутил, как они тяжелым камнем упали на его сердце.       С большой душевной и физической тяжестью, прикладывая усилия, Петя встал. Он надел халат, засунул ноги в тапки на много размеров больше, и прошел вперед. В ванной он умылся, нашел даже увлажняющий крем. То, что Игорь знал что-то про уход за кожей вызвало у Пети нервный, почти истерический смешок. Он использовал его и расчесал волосы чужой расческой. Лезть в свой чемодан не хотелось. Там, сваленные в кучу, лежали напоминания о его прошлой, беззаботной и прекрасной жизни. Пахли его квартирой, его свободой, его возможностью выбора. Это было выше его сил, чтобы раскрыть его.       Он пошел на кухню. На холодильнике была записка: «завтрак внутри, вернусь поздно. оформил доставку завтрака, обеда и ужина на неделю». Петя хмыкнул и достал еду. Там оказались седнвичи, два сырника и джем. Все это он засунул разогреваться и сделал себе кофе в навороченной кофемашине, разобраться в которой оказалось легко.       Он поел и, жуя, думал о том, как теперь жить? Что делать? Рожать? Бред. Какое ему рожать? Он не готов проходить через эти муки ради уродца, которого он ненавидел. Ради любимого ребенка — мог понять. Но согласиться на то, чтобы тебе порвали промежность, зашили крест на крест, а после ты еще месяц ходил по стеночке и полгода ждал, пока все последствия пройдут? Это если Бог еще убережет от недержания, разрывов незаживающих или еще хрен знает чего. А зубы, волосы, ногти?       Петю снова накрыла такая волна злости, что он зачем-то ударил кулаком по столу, но легче ему не стало. Он тяжело выдохнул, чувствуя, что аппетит пропадал, так что он просто допил кофе, зарывшись пальцами в свои волосы. Руки немного дрожали и в целом Петя чувствовал себя неуютно. Страх, напряжение и тревога его не отпускали.       Весь день он маялся этими мыслями и гуглил народные способы прерывания беременности. Ничего адекватного он там не нашел. Он сомневался, что всякие отварчики помогут ему в этом деле. Таскание тяжестей? В этом доме нет ничего тяжелее сковороды. Горячая ванная, разве что… Петя сделал заметку теперь три раза в день вариться в кипятке. Еще окситоцин можно пить, но на него рецепт нужен. У Пети голова заболела от этих мыслей.       К концу дня ему казалось, что он повесится. И когда не пришел Игорь он даже не до конца понял, что по этому поводу почувствовал. Облегчение? Тревогу? Он не знал. Игорь не пришел и на следующее утро, и Петя думал, что это полное свинство. Не то чтобы Петя так сильно хотел посмотреть на его небритую рожу, но еще хуже было от мыслей, что о нем просто забыли. Кинули в квартиру и сиди тут. Ну хоть ключи есть! Петя думал даже пойти на аборт записаться, но плохо представлял, как это сделать. Просто прийти в частную клинику? Там никаких прикрепления не надо, ничего. Прийти, обследоваться и дело с концом. Другой вопрос… От представления, что с ним за это сделает Игорь Петю аж затошнило. Но не убьет же? Отпиздит — хрен с ним, стерпит. Но убить же не убьет. А если жизнь ему испортит? И его отцу тоже? Что тогда? Не то чтоб Петя проявлял теперь к отцу какие-то светлые чувства, но точно он знал одно. Процветание работы отца — его прекрасное будущее. А Игорь же и обидеться может, поднасрет на всю жизнь им…       Петя просто не знал, что делать. Голова болела, еда в глотку не лезла. Доставка приходила и вчера, и сегодня исправно, но Петя с трудом осиливал половину порции, и то через тошноту и убеждения себя, что поесть ему надо.       Игорь пришел на утро третьего дня, когда Петя ковырял свой завтрак. С каждым днем становилось только хуже. Он часто плакал, чувствовал себя тревожно и не мог найти себе места. Он даже ничем не занимался. В тщетной надежде отпаривался в кипятке, плакал и сидел на диване, смотря в окно. Когда хлопнула дверь, Петя ощутил только неприятную тяжесть в груди.       Игорь прошел на кухню и осмотрел Петю. Ему казалось, что Петя стал выглядеть еще хуже, но он не понимал, как такое может происходить за такой короткий срок? Игорь решил, что ему кажется и что Петя ему не нравится, как человек, вот его вид и вызывает отвращение.       — Поздно приду — это значит, что тебя не будет дома три дня? — вяло уточнил Петя.       — Это не моя квартира, — только сухо сказал Игорь и сел напротив. Петя поднял на него взгляд.       — В смысле?       — Я тут редко бываю. Решил, что у тебя должна быть своя собственная. Хорошо же, да?       Петя внезапно ощутил себя еще хуже, хотя куда хуже? Но от осознания, что Игорь даже не захотел селить его у себя дома, а выкинул в квартиру, где бывает раз в неделю, Пете стало тошно. Что его просто навещают. С ним не будут рядом. Конечно же Петя и не хотел, чтоб такой мудак, как Игорь, был рядом, но разве так не должно быть? Ну… он отец ребенка и должен поддерживать его в этот пиздец? Нет? Петя ничего не спросил, только кивнул и снова опустил взгляд, размазывая джем от блинов по тарелке. Игорь проследил за этим, а потом положил на стол его открытый паспорт. Петя глянул на него. Печать.       — Вот так значит? Брак? И даже моего присутствия не нужно было?       — Такие дела быстро решаются, — хмыкнул Игорь.       — И это нормально по твоему? — спросил Петя бесцветным голосом. Он думал, что Игорь хотя бы иллюзию любви и сказки им тут нарисует. А с Петей обращались в самом деле как с инкубатором.       — А что не так? — удивился Игорь.       — Я думал… Ты хоть какое-то подобие свадьбы сделаешь.       — Зачем? — Игорь приподнял брови. — Тебя никто из моих друзей не знает, а ты бы снова начал бы реветь из-за чего-то.              Петя смотрел на него и не моргал. С каждой фразой Игоря становилось хуже.       — Так познакомь.       Игорь моргнул, немного подумал и неуверенно повел плечом.       — Тебе оно надо?       — Да, — сказал он. От мысли, что он сможет выйти из этой квартиры, от вида которой блевать хотелось, настроение чуть повысилось. А там… новые лица, не Игоря, красивый рестик, в конце концов, хоть какое-то ощущение себя человеком, а не маткой на продаже.       Игорь поерзал, нахмурился, поджал губы, но в итоге сказал:       — Ладно. Только без истерик.       — Разумеется. Мы же не хотим, чтобы ты меня при них пизданул и твои друзья узнали, кто ты такой.       — Снова ты начинаешь, — раздраженно сказал Игорь. — Все делаешь для того, чтобы я не хотел рядом с тобой находиться.       Петю это, внезапно, кольнуло, и он опустив взгляд. Вот так значит? Петя, оказывается, плохой и отвратительный? Игорь его к себе забрал, ограничил выбор, бьет, орет, но плохой и кривой — Петя? Настолько противный, что Игорю сидеть с ним рядом не хочется?              Игорь заметил эту перемену на лице Пети, и даже подумал, что перегнул, но слишком был уверен в собственной правоте и в мыслях о том, что Петя — зажравшаяся блядь и сука. Он только сказал, вставая:       — Зайду за тобой в восемь вечера, будь готов.       Петя кивнул и не сдвинулся с места, когда Игорь встал. И снова ушел. Петя тихо всхлипнул и принялся утирать слезы.       Хазину удалось убедить себя, что сегодня все будет не так плохо. Он выйдет в свет, посмотрит на других людей, дай Бог с кем-то поговорит и может даже подружится! Мысль, что он отвлечется, подышит воздухом, его приободрила, и он даже залез в свой чемодан, чтобы получше одеться. Он выбрал хороший костюм, уложил волосы и, внезапно, почувствовал себя лучше. Будто он надел на себя кожу того, прошлого Пети Хзаина, свободного и влюбленного в жизнь.       Он искренне ждал этого вечера. Чего не скажешь об Игоре.       Поднимаясь на лифте, он сомневался. Петю? К ним? Вот эту юную блядь? Что о нем подумают? А если… Игорь зажевал губу. Если он реально истереть начнет? Заявит, как ему тут плохо и что Игорь его в рабство забрал? Он же конечный.       Зайдя в квартиру, он тут же наткнулся на Петю. Тот вынырнул из гостиной, и даже улыбнулся ему. Игорь оглядел его с отвращением. Выглядел он и вправду плохо — Игорь заметил болезненную бледность его кожи, отчего-то опухшие глаза и синяки под ними. Странно запали щеки. Мало того, что он выглядя на шестнадцать, так еще и был похож на наркомана.       Все это так отвратило Игоря, что он просто сказал:       — Нет, Петь, я пойду один.       Петя замер, растерявшись. Он посмотрел на Игоря, приподнял брови. Он ведь целый день об этом ужине думал, готовился, ждал! И Игорь же пришел!              — Почему? — сипло спросил он, почувствовав, как задрожала нижняя губа, но он взял себя в руки, чтобы не плакать. Нет. Плакать больше нельзя. Его отец не любил слезы, и Игорь их тоже не любит. Он старался держать лицо, и, как это обычно бывало, когда он сдерживал слезы, он становился похож на злобную стерву. С этим диким, горящим взглядом, и поджатыми губами.       Вид этого лица Игоря разозлил еще сильнее. Петя еще и выебывается, поглядите на него! Так что, не подбирая слов, Игорь выплюнул:       — Потому что ты отвратительно выглядишь и мне будет стыдно вести тебя знакомить с моими друзьями. До скорого.       Когда он обернулся — на лице Петя еще была маска озлобленности. Но когда за ним закрылась дверь — Петя беззвучно заплакал.       Он потащился обратно, на ходу стягивая шмотки, его плечи дрожали, ему было так плохо от этого обращения к себе. Разве можно такое говорить омеге? Разве он настолько отвратителен, что его стыдно в свет вывести? Он посмотрел на свое отражение в зеркале и, встретившись там с больным уставшим лицом и красными глазами, громко, надрывно всхлипнул и залез на кровать, слепо пытаясь устроить гнездо, чего у него, конечно, не вышло. Он глухо плакал, весь дрожа и сипя.       Стало так противно, так горько.       Мало того, что его тут заперли, поставили в такое ужасное положение, Игорь его еще и унижал, и сам Петя от этих слов, сказанным с искренним отвращением на лице, почувствовал себя мерзким и грязным. Он так никогда о себе не думал, но сейчас мозг, слишком истощенный тревогой и уставший, воспринимал эти слова Игоря как нечто априорное.       Петя громко заплакал в подушку, трясясь всем телом в истерике.