do you really want to hurt me?

      Когда Петя пришел домой, внезапно сильно заболел живот. Настолько, что он тихо застонал от боли и схватился за стену, чтобы устоять. Потянуло поясницу, жутко ныл живот. Петя ощутил, как взмокли виски и на секунду он просто растерялся, плохо понимая, что это. Может, из-за голода?..       А потом до него дошло.       Он широко раскрыл глаза и даже дышать перестал. Кое-как, через боль и опираясь о стену, он дошел до туалета. Точнее сказать, дополз.       От количества увиденной крови его затошнило. Он покачнулся и снова схватился за стену. Сердце громко ухало в самом горле, ему резко стало плохо, казалось, что еще немного, и он бы упал в обморок. Тошнило, перед глазами все плыло, боль, едва отступившая, снова накатила. Петя не соображал, не понимал, как вызвать скорую — он даже не знал адреса, где жил! Единственный раз, когда он возвращался сюда на такси, был в день, когда они ходили в театр, и машину ему вызвала Нина.       Кое-как, тихо простонав от боли, он вышел обратно в коридор и нашарил дрожащей, белой рукой телефон. Он скатился по стене, сев на пол, жмурясь от боли, и, через плавающее от слез зрение, зашел в СМС-ки и нашел Игоря. Написал: «мне очень плохо, я не знаю, на какой адрес вызвать скорую… кажется, что-то не так с ребенком». Как он набрал такой большой текст одному Богу известно, потому что от паники он уже не соображал даже. Настолько плохо ему не было никогда. Его тошнило, перед глазами все плыло, в ушах звенело, слезы текли сами по себе, боль то проходила, то снова накатывала. Петя глубоко дышал, старался быть в себе, но остатки сознания ускользали от него и ему казалось, что он терял связь с самим собой.       Через долгие минуты, когда в дом ворвался Игорь, Пете казалось, что он наблюдал за всем со стороны, и это чувство ни капли не ослабляло давящий на сердце страх, ужас и боль. Он ничего не понимал, но знал только одно: он потеряет ребенка. И от этой мысли слезы лились еще сильнее, тело содрагалась в надрывных всхлипах, сердце заходилось.       Но больше Петя не чувствовал ничего.       Открывшаяся для Игоря картина напугала его до усрачки. Петя был бледным, зареванный, волосы липли к мокрому лбу. Не размышляя ни секунды, Игорь тут же подхватил Петю на руку, удивившись тому, насколько он оказался легким, и, закрыв дверь, рванул к лифту. Петя плакал так пугающе-тихо, и так, будто задыхался, его всего трясло. Игорь кое-как усадил его в машину и сам сел за руль, выруливая. За время попыток с Юлей, Игорь знал уже все лучшие клиники по беременностям и родам, в одной он даже был едва ли не постоянным клиентом! Ехал он быстро, где-то нарушая правила, руки тряслись, но лицо его оставалось сосредоточенным, жестким и хмурым. Петя, безмолвный, сидел рядом, привалившись лбом к стелу, схватившись за живот. Его лицо было все мокрое от слез и пота, он часто, тяжело дышал. Было страшно, так невыносимо страшно. В голове роились мысли, руки тряслись.       Неужели он потеряет своего ребенка?       Он только недавно полюбил его, стал думать о нем, ждать их встречи… и его у него заберут? Почему? За что?       Петя не понимал. Он только чувствовал бесконечное отчаяние внутри, детское непонимание и ужас.       На одном из светофоров Игорь, внезапно, протянул руку к нему и сжал его ладонь в своей. Петя вздрогнул, и, внезапно даже для самого себя, вцепился в его руку с каменной хваткой. Игорь нахмурился чуть сильнее. Рука у Пети была дрожащей, холодной и влажной.       — Все хорошо, скоро приедем, тебе помогут, — сказал он уверенным, спокойным голосом, успокаивая только одной лишь интонацией.       Петя надрывно всхлипнул и спросил дрожащим голосом, запинаясь:       — Я б-боюсь… в-вдруг п-поздно?..       Игорь закусил губу и, рванув, едва загорелся зеленый, сказал:       — Все будет хорошо, Петь. Главное дыши. Сильно болит?              Петя рвано кивнул, и Игорь нежно погладил большим пальцем его костяшки.       — Потерпи немножко, все хорошо. Ты молодец. Ты большой молодец.       Игорь сам был в шоке от того количества понимания и желания утешить Петю, которое он в себе внезапно нашел. От того, как отлично у него получалось контролировать голос, внушать Пете, что все в самом деле в порядке, и он видел, что Пете это немного, но помогало. Петя с трудом понимал, почему, но его уверенный, успокаивающий голос будто бы делал его сознание более мягким и утешал его.       Игорь припарковался и помог Пете вылезти из машины. Петя почувствовал, как рука Игоря дрогнула и удивленно поднял на него потемневшие от боли глаза. Игорь же просто закрыл дверь и повел его вперед, поддерживая, стараясь не думать об этом пятне крови на сиденье.       Дальше для Игоря пошло, как в тумане. Только когда Петю увели, когда Игорь почувствовал, что с него сняли за него ответственность, что ему больше не надо держаться для вида, чтобы Пете не стало хуже, он издал дрожащий выдох и прикрыл глаза. Он простоял у регистратуры еще десять минут с закрытыми глазами. Его руки дрожали, сердце билось как сумасшедшее.       Только когда ему получилось нормализовать свое дыхание, он оттолкнулся от стены и пошел за кофе. Выпил его, глядя в стену и, выдохнув, побрел дальше, мерно слоняясь в коридоре больницы. Ни разу он отсюда не выходил с хорошими новостями. Ни разу. Иногда — с надеждой, которая в конце концов ранит.       Он был опустошен, когда, узнав, где ему можно подождать, стал подниматься на третий этаж. Игорь не думал, что Петя сделал это специально, слишком он был напуган произошедшим, да и, судя по видео с камер, Петя ничего никогда не предпринимал. Кроме того, он, кажется, искренне полюбил этого ребенка, несмотря на то, от кого он был. Нет, Петю он ни в чем ни винил и не подозревал, зато испытывал к нему бесконечное сожаление. Такое же, как и к себе, хотя себя он жалел в меньшей степени. Он уже знал, что это — ждать, но ничего не получить. И, в конце концов, это не он переживал выкидыш на собственной шкуре.       От слова «выкидыш» его пробрало. Это слово впервые появилось в его голове, и оно напугало его.       Если… если они в самом деле потеряют ребенка. Игорь застыл, глядя перед собой в немом ужасе.       Нет. Худшего исхода и быть не может. Ни для него, ни для Пети.       Игорь потеряет своего, вероятно, единственного ребенка, а Петя, в таком своем плачевном состоянии, вынужденный пройти через выкидыш, учитывая искреннюю к нему нежность… Холодок прошелся по его спине от представления масштабов того, в каком мраке Петя останется после подобного.       Дальше Игорь шел через позывы рвоты.       Петя смотрел в потолок, испытывая внезапное облегчение, но, вместе с тем, он чувствовал тревогу от того, что с ним могло быть. Высокая женщина в белом халате сразу его успокоила, а после каких-то уколов сказала:       — Ну вот, теперь все будет хорошо и с вами, и с малышом.       Она взяла на анализ кровь, измерила давление, убеждая его, что тут все будет в порядке и с ним, и с его ребенком. Под ее голос — тихий и успокаивающий — Петя позволил себе облегченно выдохнуть. Его голос дрожал, когда он тихо спросил:       — У меня… мог быть выкидыш, да?..       Она кивнула.       — Да. Но, к счастью, все обошлось.       Петя сжал губы, помолчав. А потом спросил, когда медсестра уже хотела уходить:       — Это… по каким причинам он может быть?..       — Ох, да по разным, — она рассеянно пожала плечами.       — В смысле… это могло быть по моей вине, да?..       — Это… — она осеклась. Конечно, выкидыши бывают и по причинам поведения во время беременности самих омег, но она не была дурой, чтобы говорить такие вещи омеге, которая находится на грани с нервным срывом даже после приема успокоительных. Она достала еще одну таблетку и, налив воды, сказала: — Причин может быть масса, но, уверяю вас, вы явно ни при чем. Вы же любили этого ребенка и ждали его. Вы же хотели сделать все для его благополучия, так?       Петя принял таблетку, запив водой, и сказал:       — Я мог… мог делать недостаточно.       — Возможно, но в этом нет вашей вины. Возможно, недоглядел ваш врач.       Петя, внезапно, побледнел, поднял на нее встревоженный взгляд, и только кивнул. Он лег обратно, отвернувшись. Медсестра удивленно на него посмотрела, но решила лишний раз не трогать. Она знала, в каком ужасно уязвимом состоянии были омеги после такого потрясения.       Она только сказала:       — Постарайтесь отдохнуть и не нервничать, это лучшее, что вы можете сделать для себя и своего малыша.       Петя не ответил. Глядя на стену, он думал только о том, что сам подписал себе такой приговор тем, что так и не удосужился встать на учет по беременности.       У Анны Павловны, врача Пети, было очень много вопросов. Грома она знала давно, очень переживала за его ситуацию и сочувствовала. Но больше года никаких вестей от него не было, и ей стало ясно, как день, что пытаться они забросили (она считала, что даже год таких попыток здорово могли его покалечить). А теперь, как снег на голову — некий Петя, которого Игорь привез без документов, который беременность у них не вел, а проверить, вел ли он ее еще где-то, было невозможно. Увидев этого Петю, она даже на миг растерялась. То, что у него была только угроза выкидыша, которую она смогла успешно предотвратить — было чудом. На Пете прямо так было написано истощение и какое-то явное нервное расстройство, а теперь, глядя на его анализы, ей совсем дурно было.       Сначала она думала, что ей нужно найти Грома, чтобы оповестить его, что, хоть и угрозу выкидыша они купировали, она не может обещать, что с такими анализами его беременности больше ничего не угрожает, но по пути она решила заглянуть в палату к Пете.       Она постучалась и заглянула в нее. Горел свет, Петя повернулся на звук и сонно моргнул. Казалось, на него уже действовало успокоительное, но заснуть ему не выходило. Она нахмурилась. Ничего нового, обычная реакция после сильного эмоционального потрясения, мозг до последнего остается беспокойным.       — Не помешала? — спросила она, закрывая за собой дверь.       Петя слабо качнул головой, глядя на нее уставшими глазами.       — Что ж… Я посмотрела ваша анализы, — начала она, подставив стул ближе к кровати. — У меня есть к вам пару вопросов… Можете описать свое питание в последнее время?              Петя медленно моргнул и сказал:       — Я… в последнее время плохо ем из-за токсикоза…       — Хм… Насколько плохо? Вы пропускаете приемы пищи? — она снова посмотрела на его анализы, и они и без Петиных ответов говорили о том, что ел он минимум. Истощение было написано черным по белому и на его болезненно-худом теле, и в низких анализах.       — Я… Я мог есть только салаты… иногда фрукты… пить кефир…       — Хорошо. Насколько тяжело проходил токсикоз?       — Тяжело, — уверенно сказал Петя. — Иногда сложно было встать с кровати, постоянно падало давление.       — Вы хорошо ели до него?       — Я… старался. Просто… постоянно не было аппетита. Но Игорь сделал доставку всех приемов пищи каждый день, так были хорошие порции, но есть совсем не хотелось…       — То есть проблем с добыванием еды у вас не было?.. — уточнила она. Ей просто казалось, что, чтобы иметь такие анализы, нужно вообще не есть, а чтобы вообще не есть, будучи беременным, надо, вероятно, иметь проблемы с тем, чтобы достать вообще пищу.       Петя покачал головой.       — То, что вы мало ели — было связано с вашим ментальным состоянием?       Она посмотрела на его дрожащие руки.       — Да, я чувствовал себя нехорошо… Еда не лезла просто. Тошнило постоянно от мыслей о ней.       — Что ж, ясно… Вы наблюдали пониженный интерес к жизни, плохой сон, упадок сил?       Петя кивнул, смотря в сторону.       — Ясно. Вы не против, если завтра я попрошу психотерапевта навестить вас?       — Психотерапевта?.. — Петя, наконец, посмотрел на нее. — Вы считаете, что со мной что-то не в порядке?       — Ваши анализы сильно ниже нормы, учитывая то, что вы описали, у вас может быть что угодно: от депрессии до тревожных расстройств. А в вашем положении вы особенно должны учитывать состояние вашей психики, она влияет на развитие ребенка в том числе. Что вам по этому по поводу говорил ваш врач, у которого вы наблюдаетесь? Вы выполняли рекомендации, которые он вам давал?       Петя сжал губы, опустив взгляд. Она видела, как заблестели его глаза, будто бы он был на грани срыва, его пальцы задрожали сильнее, кровь отлила от лица. Он сказал еле шевеля губами:       — У меня… у меня не было врача…       — Как не было? — Анна удивленно на него посмотрела. — Вы не вели свою беременность в больнице?       Петя покачал головой.              — Почему?       — Я не знаю…       Анна тяжело выдохнула и кивнула, потерев лоб. Бедный мальчик, с ним что-то совсем не так. Настолько, что ее это даже почти пугало.       — Что ж, хорошо. К счастью, мы о вас позаботимся. Сейчас отдыхайте и постарайтесь поспать.       Она хотела вставать, как он поднял на нее полный страдания взгляд и тихо спросил:       — Скажите, это я виноват, да? Я виноват в том, что мог его потерять?       Анна застыла, посмотрев на него.       — Нет, конечно же нет.       — Мои анализы плохие, потому что я плохо ел, да? У меня упал иммунитет и мой организм решил начать отторгать плод просто потому, что ему не хватало сил даже на поддержание жизни во мне, да? Скажите правду. Пожалуйста.       Она села обратно и нежно взяла его холодную руку в свою, утешая.       — Я бы хотела посмотреть глубже. Почему вы плохо ели? Что было тому причиной? И почему Игорь Гром не помог вам в этом вопросе? Почему не проконтролировал некоторые аспекты вашей беременности, если он видел, что вам нужна помощь? Мне кажется, самое глупое, что можно сейчас делать — сваливать всю ответственность за произошедшее только на вас. Все, что я знаю точно — ваш организм очень сильный, вы очень сильный, раз все-таки с ребенком все хорошо. Мы обязательно справимся и все будет чудесно. И если вы хотите начать помогать своему телу в этой нелегкой борьбе сейчас — следует начать с крепкого сна сейчас и хорошего завтрака завтра.       В глазах Пети появился странный отблеск уверенности, он слабо, но искренне и тепло ей улыбнулся, и она поняла, что смогла найти и сказать правильные слова, смогла дать Пете немного уверенности в том, что неважно, по чьей вине и что случилось, важно было лишь борьба в этот момент.       — Спасибо вам, — сказал он.       Она улыбнулась Пете и кивнула.       — Отдыхайте.       — А Игорь… вы сказали ему, что все хорошо? Он очень волнуется… Наверное.       От того, как неуверенно в конце он добавил это «наверное», она удивленно приподняла брови. Как можно сомневаться в таком вопросе, если это желанный ребенок? Конечно волнуется!       — Уверяю, волнуется. Я иду к нему, чтобы сказать это.       Она улыбнулась ему на прощание, в то время как вопросов к Игорю становилось все больше…       Слава Богу, она не обязана была соблюдать с ним этику. Он не был ее пациентом уже очень давно, да и сейчас сложно было сказать, является ли он хотя бы потенциальным клиентом. Почему Петя нигде не вел беременность? Это был верх халатности!       Игоря она нашла быстро и, засунув руки в карманы, тут же сказала, когда он посмотрел на нее нервным взглядом:       — С ребенком все хорошо. С Петей нет. Пойдем покурим?       Игорь рассеяно на нее посмотрел. Не сказать, что успокоился. Облегчение, конечно, испытал от того, что хотя бы с ребенком все хорошо, но то, что с Петей не все в порядке означал риск того, что история может повториться.       Он кивнул.       Молча они вышли на задний дворик, и он угостил ее сигаретой. Анна сделала затяжку и спросила:       — Я не понимаю: ты его два дня назад где-то подхватил? В каком-то притоне бедняжку морили голодом, а ты его пожалел и забрал?       — С чего ты взяла? — он поднял на нее непонимающий, уставший взгляд, отдали похожий на взгляд щенка.       — Это единственное объяснение его истощению и тому, что он нигде не стоит на учете.       — Как не стоит? — удивился Игорь. — Должен же…       — Хм… У него четвертый месяц, тринадцатая неделя… И ты не удосужился, например, сходить с ним к врачу? Например, на УЗИ. Первое плановое идет с десятой недели… Или ты даже не спросил у него, когда должно быть УЗИ? Ты, с твоей озабоченностью и желанием завести ребенка, должен был с ним под ручку на каждый прием ходить, так? Иначе я не понимаю.       Игорь молчал, смотря на свою тлеющую сигарету. Да, наверное, так… Если бы у них с Юлей вышло, он бы от нее далеко не отходил. Ходил бы с ней к врачу, узнавал, что да как, да, мимо него бы точно не прошел бы тот факт, что она не стала на учет! Да и не сделала бы Юля такой глупости! Но Пете… На секунду Игорь испугался осознания того, что он не просто хотел ребенка. Он хотел ребенка именно от Юли, но после развода он отделил эти желания, и вышло так, что Игорь продолжал носиться с мыслью о ребенке, и, кажется, своим фанатизмом, испортил жизнь Пете, потому что он заставил его оставить беременность, а в итоге бросил его одного, не проявляя никакого интереса к его беременности, а значит — к развитию этого якобы долгожданного ребенка.       Игорь увидел картину целиком и полностью.       Теперь Петино истощение, которое минутой назад казалось глупостью, стало вполне реальной проблемой.              Как еще будет чувствовать себя омега, которому сломали жизнь и не удосужлись проявить хотя бы каплю внимания?       О Господи…       Игорь побледнел.       Как же, должно быть, сильно страдал Петя, на какие же страдания Игорь его обрек своим эгоистичным желанием.       Анна щелкнула пальцами:       — Ты чего завис?       — Да так… просто…       Что ж, если до этого он пытался наладить с ним отношения только потому что мозгом понимал, что поступал как свинья, то теперь он ощутил душевное страдание от полного понимания того, в каком же аду все это время пребывал Петя. как страдал, но все равно полюбил этого ребенка, наличие которого Игорь смог осознать только в момент, когда чуть не потерял его.       Он стоял и смотрел на асфальт. Времени было уже почти час ночи, и Игорь Гром внезапно осознал, какой немыслимой свиньей был. И ощутил от этого тягучую тоску, заполнившую его грудную клетку от осознания, что он плохо обращался и со своим ребенком, и с папой этого ребенка. Он, который ценность семьи ставил на первое место, делал все, чтобы довести Петю до того состояния, когда он похож на «жертву наркопритона».       Хуже и быть не могло.       Хотя нет, могло. Если бы… если бы все-таки был выкидыш… Игорь не представлял себе, чтобы могло быть дальше.       — Ближе к делу, Ань. Просто факты: что, как, какие прогнозы.       — Ладно, — она хмыкнула. — Анализы очень плохие даже для просто омеги, а для беременного омеги — чудо, что он вообще справился и с ребенком все хорошо настолько, насколько это возможно. По данным УЗИ — плод отстает на данный момент в развитии. Иммунитет у Пети очень слабый, сильный авитаминоз. Кроме того, у него есть крупные ментальные проблемы, завтра его проверит психотерапевт, скажет подробнее… Прогнозы… — Анна выдохнула, сделав затяжку. — Если он будет следовать всем рекомендациям после того, как отлежит на сохранении, учитывая, возможно, психотерапию, то довольно благополучные, все шансы родить здорового крепкого ребенка и самому сильно не пострадать. У него сейчас, знаешь, очень низкий кальций, вероятно, еще чуть-чуть, и начнутся проблемы с зубами. Но по анализу крови и УЗИ видно, что, кроме отставания в развитии, у плода сейчас, на удивление, нет патологий. Это чудо, Игорь, самое настоящее чудо. В таком случае я люблю говорить омегам, что их любовь к детям делает их здоровыми, — она улыбнулась. — В идеальном исходе все хорошо, но если нет… В худшем — выкидыш. В чуть лучшем, возможно, у ребенка будут пороки развития при рождении… Как-то так.       Игорь плавно кивнул. Радовало, что Аня в целом была настроена позитивно, не радовало то, что Петя находился в том состоянии, когда отсутствие патологий у малыша — чудо. Если бы Петя оказался не таким крепким, то последствия уже были бы необратимы… И только по его, Игорю, вине.       — Понял. Буду делать все, чтобы твои положительные прогнозы сбылись. Завтра привезу его документы, поставите сюда его на учет по беременности… И спасибо, что приняли вот так…       — Ну, ты у нас постоянный клиент, — она усмехнулась. — Да и как ты себе представляешь? У вас прописки нет, мы вас спасать не будем? Не на то, Игорек, я училась.       Игорь моргнул. О, Боже… Он же даже не прописал его в квартире! Печать он ему в паспорт поставил, а прописать не прописал! В какое же ужасное положение он поставил Петю даже с юридической точки зрения!       — К нему можно?       — Дай ему поспать, а? Он и так много пережил.       — Твоя правда… Когда ты сказала про ментальные болезни… например?       — Скорее всего депрессия или что-то такое, и тревожное расстройство.       — Да… Да, может быть. Он очень много плакал.       — Бедняжка, — на выдохе сказала она.       Докуривали они молча. Игорь был благодарен ей за то, что она не задавала никаких вопросов и не пыталась узнать, почему и зачем. Да, наверное, как врач она понимала некоторые человеческие механизмы: иногда ты доводишь болезнь до самой тяжелой стадии и сам себе не можешь ответить на вопрос «зачем?».       Когда дело коснулось прописки, Игорь задумался. На автомате хотел прописать в той квартире, где был все это время Петя, но передумал и прописал в той, где жил он сам. Пете нужно быть у него на виду, а Игорю — максимально много с ним. Врач еще ничего не сказал, но Игорь и без того знал, как сильно Пете, на самом деле, нуждается в нем. Или «нуждался»…Благодаря деньгам и связям, все было сделано за утро, Игорь вообще уже забыл, что такое «бюрократический ад» и, собрав его документы, поехал в больницу. Все сделали быстро, даже копии с паспорта там же сняли, и, когда Петю поставили на учет, Игорь с облегчением выдохнул. Теперь все будет в порядке. По крайней мере с медицинской точки зрения…       Игорь пошел к палате, но в этот момент с ним беседовал психотерапевт, и Игорь нервно постучал каблуком по полу. Подумал, что у него сегодня много дел, а ему еще ждать надо! Но через секунду стучать каблуком ботинок он перестал. Да, у него много дел, но самое главное дело — поговорить с Петей, узнать о его состоянии. И он принялся ждать, никуда не спеша, потому что он знал, что к Пете он и без того успеет, а остальное… ну, как карта ляжет.       Врач вышел через полчаса, и Игорь тут же посмотрел на него. Тот глянул на него в ответ и спросил:       — Вы муж Пети?       — Я… да. Как он?       Врач цокнул, качнул головой и шепнул себе под нос:       — Бедный мальчик…       От этого словосочетания у Игоря сжалось сердце.       — Все настолько плохо?       — Видали и похуже, конечно, и, в конце концов, нет ничего, с чем нельзя справиться. Петя очень хочет пойти на поправку, а в лечении проблем психического плана — это всегда половина успеха. У Пети неврастения и аффективный психоз, в нашем случае следствие атипичной депрессии.       Игорю захотелось сесть. И это он с ним сделал?! С совершенно здоровым крепким омегой?! В таком юном возрасте! Колени стали мягкими, в груди все сжалось в тугой комок. Он понятия не имел, что его действия могли довести до такого! Он же… ну, редко бывал, да, говорил грубые вещи, но чтобы до такого?!       Игорь может и хотел бы начать оправдывать себя, но какой смысл, если Петя страдает?       — Что ж… Звучит не очень весело.       — Уверяю, все это лечится и с Петей все будет в порядке. Судя по всему, в его роду нет проблем с психикой, значит, это следствие внешней среды, с этим можно справиться. Я хотел бы… хотел бы сделать акцент на одну важную вещь, как его мужа.       Игорь посмотрел на него:       — Да?       — У Пети очень повышена чувствительность ко всему и раздражительность, а следовательно — он много плачет…       — Знаю, — кивнул Игорь, вспоминая видео с камер. Петя плакал не просто потому, что ему было грустно. Петя плакал из-за болезни.       — И триггеры, которые будут выводить его из равновесия и доводить до слез будут везде. Например… представьте, что вы гуляете по парку и покупаете Пете мороженное. Он берет его, но случайно роняет… Вы, наверное, просто хмыкните и купите новое.       — Конечно, — кивнул Игорь. Более мелкой проблемы и придумать сложно.       — Да, для вас это будет мелочью, а для Пети — трагедия. Скорее всего он испугается и заплачет. Да, как ребенок. Это реакция на стресс. В его случае стресс это все, что идет не идеально. Прошу вас, не злитесь на него и не говорите, что это «глупости». Просто будьте с ним рядом, скажите, что все хорошо и что ничего страшного не случилось.       Игорь рассеянно кивнул. Для него было дикостью плакать по такому глупому поводу, но слова врача, в конце концов, чудесно отображали реальное Петино поведение. Ведь, судя по записям с камер, он в самом деле плакал по пустякам.       — Что ж, я понял… Вы будете его лечить?       — Да, думаю, это хороший вариант. Тем более, у Пети высок риск послеродовой депрессии, будет лучше, если он будет меня уже знать и сможет мне довериться. Хотите верьте, хотите нет, но для омег вопрос обсуждения послеродовой депрессии очень личный и интимный, им бывает сложно довериться.       — Верю… — проговорил Игорь. — Можно к нему?       Врач с сомнением на него посмотрел, и Игорь понял: он знает откуда у Пети этот букет. Он знает, что все это из-за Игоря.       Он сказал:       — Да. Но будьте аккуратны, помните, что любое слово может ранить его. А он сейчас в очень уязвимом состоянии.       — Понял. Спасибо.       Врач кивнул и пропустил его. Игорь потянулся к ручке и замер лишь на миг, явно нервничая. Одно дело звать Петю на ужин и покидать его спустя пять минут просто потому, что видел, что он плакал, но не воспринимать его слезы всерьез и думать, что он плакал просто от того, что Игорь «немного грубо» себя ведет. Другое дело смотреть Пете в глаза, зная, что ему было настолько морально тяжело, настолько его ум повредили эти болезни, что ему сложно было даже есть. Что эти болезни были настолько серьезны, что повредили его тело.       И знать, что причиной всего этого был он, Игорь.       Да, теперь это было по-другому.       В палату он зашел с опущенной головой и взглядом исподлобья. Его плечи были зажаты и вздернуты к верху. Петя посмотрел на него, и Игорь не смог понять, какая эмоция была на нем отображена.       — Привет, Петь, — прохрипел Игорь, проходя вперед, вглядываясь в его белое лицо. Присел рядом. Петя отстраненно кивнул.       — Привет… — тихо ответил он. — Я… врач сказала тебе, да?       — Да. Все хорошо, я знаю. Ты молодец.       Петя качнул головой, он был бледным, в глазах отразился какой-то испуг. Он тихо сказал:       — Это… я боюсь, что это случилось из-за меня.       — Глупости, — фыркнул Игорь, взяв его впервые не дрожавшую руку в свою, сжав.       — Нет… Я… я плохо ел и… и случилось это. Скажи честно, ты ведь… ты ведь винишь меня в этом?.. — и он поднял на него заблестевшие от влаги глаза. Игорь испугался. Вот о чем говорил врач. Да, он стал понимать отлично.       — Нет, Петь, клянусь, я ни в чем тебя не виню. Слышишь меня? Это моя вина. Я не доглядел. И я… делал плохие вещи по отношению к тебе. Это моя вина. Ты был прав в самом начале. Что я просто потакаю своим эгоистичным желаниям посредством других людей. Ты большой молодец, Петь. Ты проделал большой, сложный путь. Все хорошо.       Петя смотрел на него большими глазами, его нижняя губа дрожала, и Игорь понял, что, кажется, заплакать Петя может не только от «стресса», но и от всего… просто от всего. От хорошего к нему отношения в том числе.       — Петь… Скажи честно, ты хочешь этого ребенка? — спросил Игорь вопрос, который его по-настоящему волновал.       Петя уверенно кивнул:       — Господи, да, конечно. Это же мой ребенок. Я не желаю ему вреда.       Игорь улыбнулся. Его радовало, что Петя в самом деле хотел родить, что он хотел этого ребенка, иначе… иначе Игорь даже не представлял, чтобы они делали в ином случае.       — Ты молодец, Петь. Все хорошо будет. Ты теперь стоишь на учете, за твоим здоровьем будут следить и все будет хорошо. Ты со всем справишься.       Петя неуверенно на него посмотрел и спросил тихим голосом:       — Что будет… что будет после того, как я рожу?..       — В смысле?.. — Игорь растерянно моргнул.       — Ты… ты заберешь моего ребенка?.. — он побледнел, глаза все еще были влажные, руки задрожали.       Игорь в шоке уставился на него. То есть ко всему прочему, Петя еще жил страхом, что Игорь отберет у него его ребенка? Что ж, теперь он точно осознал каким монстром был в глазах Пети. Да, Игорь, может, и мог возмутиться тому, что не был таким плохим человеком, да и вообще: деньги он Пете давал, еда была, не было никаких ужасных условий! Но какой толк в этом, если все уже было сделано, а Петя находился в таком ужасном состоянии, к тому же еще думая о том, что Игорь отберет ребенка! Даже для Игоря это было бы слишком.       — Я бы не сделал этого… — неуверенно сказал Игорь, глядя на него. — В смысле… если бы ты его не хотел, то я бы не стал заставлять тебя с ним нянчится, но если для тебя он стал желанным ребенком я бы не отобрал его у тебя.       Петя облеченно выдохнул и прикрыл глаза. По щеке скатилась прозрачная капелька, и один вид ее вызвал в Игоре странное неприятное тиснение в груди. Он просто замер, смотря на то, как она скатилась по щеке и исчезла. Еще день назад слезы Пети были просто слезами. Приятного малого, но ничего страшного, а теперь даже вид одной слезы облегчение вызвал в Игоре искреннее страдание.       И сейчас, с таким уязвимым, чувствительным Петей, он осознал, какой долгий и тяжелый путь ему предстоит. Вероятно слезы из-за упавшего мороженного — лучшее, о чем Игорь может просить. Скорее всего его будут ждать слезы боли от его резко брошенных слов и от его поведения даже в моменты, когда Игорь будет пытаться, как лучше. От мысли, что он будет стараться, пытаться, а Петя порой на все эти попытки будет отвечать слезами, у Игоря неприятно сжалось сердце.       Ну, сам дров наломал, так что придется разбираться, как может…       — Сейчас отдыхай, — в итоге сказал Игорь. — Ты большой молодец. Сейчас полежишь на сохранении, потом… своими силами будем справляться.       Петя посмотрел на него таким взглядом, что Игорю показалось будь у Пети собачьи уши, прижал бы их к голове. Да, вероятно, от мысли, что ему надо снова вернуться в место, где он пережил столько боли, радости он не испытывал. Игорь крепко сжал его руку и сказал:       — Петь, я…       Но резко смолк. В горле внезапно пересохло. Петя поднял на него неуверенный взгляд. Господи, как же он его покалечил-то… Казалось, совсем недавно был бойким, рычал, огрызался, а теперь вот — даже взгляд поднять боится.       Игорь продолжил:       — Я плохо поступал, знаю, не по-человечески. Такого больше не будет. Я обещаю исправиться.       — Не надо, — тихо сказал Петя. — Я уже все понял. Я тебе просто безразличен, мне приятно, что ты хочешь стараться, но не надо вот этого всего… из жалости. Я как-нибудь справлюсь. С врачами получится…       — Да я не из жалости, — мотнул головой Игорь. — Я поступал неправильно. Ты папа моего… нашего ребенка, и я должен относиться к этому соответствующе. Я просто хрень какую-то надумал и сам в нее поверил, и поэтому недостойно себя вел. Я хочу исправиться. Искренне.       Петя ничего не ответил и опустил взгляд. В его новом мире просто не было больше добра от Игоря, не был он больше хорошим человеком и Петя для него не больше, чем надоедливая муха. А поверить снова в его добрые намерения? Нет, Петя больше на это не пойдет.       Он сказал:       — Я больше в это не верю. Я думал… думал уже, что проблема во мне, а ты хороший. Но ты доказывал обратное. И зачем это сейчас? Чтобы я поверил, а ты снова причинил мне боль? Нет, не хочу так больше. Если я не буду тебе верить, то ты больше не сможешь сделать мне больно. А я хочу хорошо себя чувствовать для ребенка.       Игорь глянул на него. С одной стороны его поразила эта искренняя наивность и даже глупость. Потому что будь Игорь реальным мудаком, он бы с задором доказал Пете, что он и без его доверия может его ранить, а еще бы быстро поставил на место угрозой ребенка все-таки отобрать. Игорь даже испугался: Боже, попади же он к реальному мудаку, его бы просто прибили. И на фоне этой мысли этот страх, что ему придется очень тщательно, осторожно и бесконечно долго завоевывать Петино доверие, стал совсем маленьким. Черт с этим, главное Петю защитить. Даже если придется защищать от самого себя.       — Понял, — только кивнул Игорь, понимая, что лучше Пете ничего обратного не доказывать. — Но я все равно буду рядом и не сделаю тебе больно. Ты сам скоро поймешь.       Петя отрицательно качнул головой и было видно, что явно пытался ощетиниться, но даже его попытка себя защититься скорее вызывала у него самого слезы, нежели уверенности в собственных действиях.       — Нет. Ты можешь долго быть хорошим, специально ждать, чтобы я расслабился… и тогда ударишь. Так будет больнее. Я уже понял твою тактику.       Игорь смотрел на него щенячьими, напуганными глазами.       И это он с ним сделал? С вполне здравомыслящим человеком?       Он явно будет гореть в аду.       — Хорошо, я понял. Просто будь рядом, ладно? Все будет хорошо.              Петя не ответил, только отвел взгляд.       И все-таки, несмотря на плачевность его положения, Игорь видел, что тут он немного осмелел. Вероятно, он чувствовал себя в безопасности, знал, что тут Игорь ему не навредит. И, скорее всего, когда они вернутся в квартиру, Петя снова превратиться в тихого запуганного зверька. Что ж… за что боролись.