Serment

Глава шестая Хорошая девочка       Близились каникулы, а значит у Драко оставалось совсем мало времени, чтобы сделать хоть что-то стоящее, иначе… С каждым днем он все больше и больше впадал в состояние паники. Его раздражало буквально все: дебильные уроки, шуточки Тео, неловкие попытки помириться Забини, смех Астории, виснувшей у него на руке всякий раз, когда он оказывался в пределах ее досягаемости, и даже квиддич. Близилась игра с Гриффиндором, Поттер, ставший капитаном, гонял свою команду, а Ургхарт во что бы то ни стало решил победить, поэтому заставлял и слизеринцев тренироваться ничуть не меньше. Крэбб и Гойл, ставшие загонщиками, были приставлены к Малфою, который частенько забивал на тренировки, и теперь ему волей-неволей приходилось тащиться на поле почти каждое ебучее утро. Драко ненавидел все вокруг, тени под его воспаленными глазами с каждым днем становились все заметнее. Но никто не решался с ним заговорить, после того, как он врезал Блетчли после тренировки. Майлз позволил себе отпустить комментарий на тему того, что еще немного и Малфоя можно будет спутать с Серой Дамой — призраком Рейвенкло. Драко, итак надроченный уже с утра, просто молча отшвырнул от себя метлу, размахнулся и залепил Блетчли прямо в его наглую довольную розовощекую харю. Ургхарт начал на него орать, но Драко просто развернулся и, также ни слова не говоря, стремительным шагом покинул площадку.       Он тонул в потоках своего бессилия, страха перед возвращение в Мэнор на каникулах и просто невероятного раздражения. Тем удивительнее было то, что единственный человек, который его не бесил, раньше был одним из самых первых раздражителей. Они пересекались в Выручай комнате, садились в кресла и молча курили. Он и Гермиона, мать ее за ногу, Грейнджер сидели и курили. И это были лучшие минуты во всей пиздецовой неделе, которая с ним случилась. Мир катится в пизду — вот и все, что вынес для себя Драко.       Он все чаще ловил отрешенный взгляд гриффиндорки, направленный в пустоту, даже на уроках она перестала вздергивать руку, стараясь поразить всех своими знаниями. Черт, ему было интересно, что происходит внутри это кудрявой головы, почему ее брови все чаще оказывались нахмуренными, а отношения с Уизелом и Поттером явно стали куда более прохладными, чем раньше. Но, разумеется, он не спрашивал. Просто он видел, когда она стремительным шагом уходила в правое крыло, шел за ней. Она всегда входила первой. Когда он появлялся в комнате, то открытая пачка уже лежала на столе, а гриффиндорка уже выпускала первую тягу. Вот такая вот херня. Их обоих что-то поглощало, они оба вели себя отстраненно. И они больше не ругались. Просто молчание и звук тлеющей сигареты.       Гермиона все чаще стала раздражаться на то, что ее друзьям нет до нее никакого дела. Гарри полностью ушел в квиддич. А Рон, который стал вратарем не без помощи ее Конфундуса, тренировался даже больше, чем Поттер. А Гермиона, что ж… Она была одна. У нее были приятельские отношения с Джинни, Парвати, Луной, но она не могла поделиться с ними тем, что произошло в ее жизни. Ей хотелось поговорить по душам с Гарри, потому что на эмоциональный отклик от Рона она даже не рассчитывала. Но Гарри был постоянно занят то тренировками, то встречами с Дамблдором. Она пыталась уйти с головой в свой проект по трансфигурации, но внезапно обнаружила, что ей бы не помешал в этом деле напарник, а для этого нужно было попросить МакГонагалл, которая уехала на неделю по неотложным семейным обстоятельствам.       Гермиона снова ощущала, что ей некуда себя деть. Даже книги — ее верные спутники — не приносили радости. Единственным ее утешением были перекуры, которые она делила с одним из самых ненавистных людей в школе — Малфоем. Они молчали, но делили это тихое одиночество на двоих. Блеск. Дожилась, называется. Она все еще хотела выяснить, что случилось с Драко Малфоем, но не решалась начать разговор первой. Потому что, боги, боялась разрушить это хрупкое, как первый зимний лед, общение, вернее, необщение. Уютное молчание. Внутри нее что-то зрело, какой-то противный комок, давящий ей на грудь. Она ощущала, что скоро эта плотина разорвется. И случится что-то страшное. *** — И вот я, значит, вчера на тренировке умудрился сделать такой финт, что… — Гермиона вздохнула, Рон уже минут десять рассказывал ей о вчерашней тренировке, которая ей была интересна примерно так же, как и виды дальневосточных ос. — Гермиона, тебе и Гарри просили передать, — девочка с четвертого курса протянула два свитка Грейнджер, которая сосредоточенно сверлила взглядом утреннюю кашу, пытаясь абстрагироваться от разглагольствований Рона. Гарри на завтрак не спустился, отсыпался после очередной встречи с Дамблдором. — Что это? — напряженно спросил Рон.       Гермиона пожала плечами, разворачивая свиток:       «Мисс Грейнджер, буду рад видеть вас на своей Рождественской вечеринке. С уважением, Гораций Слизнорт. П.С. Разумеется, вы можете взять с собой друга.» — Ааа, попала в «Клуб Слизней», — презрительно фыркнул Рон. — Я никуда не попадала. Меня пригласили. — Ну да, тебя и Гарри, конечно. — Что конечно, Рон? Если хочешь что-то сказать — говори, — Гермиона развернулась к нему всем корпусом, решительно отодвигая от себя кашу. — Я ничего не хочу сказать, кроме того, что вам вечно везет, — проворчал Рон. — Гарри везет? Ты забыл четвертый курс и «Турнир трех волшебников»? Или, может быть, ты мечтаешь оказаться лицом к лицу с Темным Лордом? А? — Гермиона почти шипела, понизив голос от неконтролируемого бешенства. — Я не это имел в виду! — Или ты бесишься, что меня на святочный бал пригласил Крам, потому что у тебя не хватило смелости пригласить меня самому? — Да что с тобой, Гермиона! Ты с лета какая-то странная. — Что со мной, Рональд? О, ты решил обратить на меня внимание, я тронута твоей заботой! — Ты ведешь себя, как настоящая стерва, постоянно срываешься то на Гарри, то на мне. Не дала списать у тебя домашку, постоянно куда-то уходишь, — обиженно проговорил парень. — Ах я стерва, Рон, чудесно, роскошно! Спасибо, что я хотя бы не слепая овца, которая не видит ничего дальше своего ебучего квиддича! — Гермиона уже не контролировала себя, повысив голос почти до крика.       Матерное слово, вылетевшее изо рта самой правильной, хорошей девочки Хогвартса произвели эффект разорвавшейся бомбы. Со стола слизеринцев послышались свист и одобрительные вопли. — Гермиона! — Рон вытаращил на нее глаза, никак не ожидая такой бури от девушки. — Хера с два, Гермиона, как же вы все меня достали! — с этими словами она на всех парах вылетела из Большого зала, спиной ощущая, как несколько десятков пар глаз провожают ее в полном изумлении.       Драко смотрел во все глаза, как заучка Грейнджер орет на своего лучшего друга на глазах всей школы. Именно в этот момент он впервые оценил ее как девушку, потому что в гневе она была (он сам не верил своим мыслям) как пламя, пламя, в котором так легко было сгореть. — Полное охуение, — выдохнул потрясенный Теодор рядом. — Кто бы мог поверить, что в гриффиндорской серой библиотечной мыши таится столько страсти? — Ну хоть кто-то же должен был указать Уизелу его место, — проворчал Драко, отмечая, что на Грейнджер другими глазами сейчас посмотрел не только он. ***       Рон рассказал Гарри о том, что произошло за завтраком. Поттер решил, во что бы то ни стало, поговорить с Гермионой. Но ее нигде не было. Он мельком просмотрел карту Мародеров, но не смог отыскать в потоке имен ее имя. Он видел, что после каникул с родителями, она стала какой-то тихой, даже подавленной. Но он и сам был не в лучшей форме после смерти Сириуса, поэтому странно тихое поведение подруги списал на события в отделе Таин. Все-таки тогда они впервые столкнулись со злом так же близко, как и он. Но дело явно было в чем-то еще. Такой ярости в сторону Рона он не видел у нее никогда. Гарри ощущал свою вину перед подругой. Потому что они и вправду отдалились, зациклились каждый на своем. Он знал, что такое бессильная ярость в душе, поэтому отчаянно хотел попытаться исправить положение.       На защите от темных искусств Гермиона, сидящая обычно рядом с Роном, отсела от них за пустую парту. Гарри вздохнул. — Рон, я сяду с Гермионой, нужно поговорить. — Вперед, возможно, тебе повезет больше, и тебя она не опозорит на всю школу, — бросил обиженный Рон.       Гарри еще раз вздохнул, да, легко ему явно не будет. — Я сяду с тобой? — осторожно спросил он у Гермионы. — Как хочешь, — безразлично бросила она, открывая тетрадь для лекций. — Что происходит? — тихо начал Гарри. — А что происходит? — Ты наорала на Рона, даже выругалась при всех. — О, посмотрите, адъютант его превосходительства, пришел вступиться за своего драгоценного вратаря. А то вдруг он так расстроится, что не сможет сыграть завтра, — Гермиона и сама не понимала, откуда в ней столько желчи, но обида на этих двоих просто душила ее.       Гарри напряженно посмотрел на Грейнджер, пальцы которой аж побелели, настолько сильно она вцепилась в край парты. Он решил не акцентировать внимание на ее колкости. — Если я чем-то обидел тебя, то извини, Гермиона. Ты права, в последнее время мы с Роном несколько увлеклись квиддичем. — Ты думаешь дело только в вашей дурацкой игре, Гарри? Серьезно? — Я думаю… — Поттер, Грейнджер! Вы уже закончили работу, что тут сидите и ведете светскую беседу? — вклинился Снейп в их разговор. — Извините, профессор, — проговорил Гарри. Гермиона же не сказала ничего, лишь яростно застрочила ответ на задачу, которую им было необходимо решить. — Мисс Грейнджер, не слышу ваших извинений, — ядовито проговорил Снейп.       Гермиона собрала все остатки моральных сил, чтобы не нагрубить ему. — Извините, — буркнула она. — Извините, сэр! — не отставал Снейп. — Извините, сэр, — выдавила из себя Гермиона. Да что с ней?       Минут десять они молча писали. Ну, скорее она писала. — Так в чем дело, Гермиона? — рискнул продолжить разговор Гарри, увидев, что Снейп отвлекся на Паркинсон, которая задала ему какой-то вопрос. — Тебе реально интересно? Настолько интересно, что ты решил выяснить это на уроке. — Ну, ты вечно куда-то пропадаешь, я никак не могу тебя застать, чтобы поговорить. — О, серьезно, Гарри, я пропадаю? Тебе гораздо больше было интересно, что делает Малфой, потом у тебя начались уроки с директором, потом квиддич, потом твои любовные переживания на счет Джинни. — Что? — Гарри задохнулся, чем вызвал еще один неодобрительный взгляд девушки. — То! В отличие от тебя и Рональда, я не страдаю слепотой. Я вижу, как ты на нее смотришь, Гарри. Но смелости у тебя хватает только на то, чтобы убивать Василисков. Ты ведешь себя так же, как и с Чжоу, то есть никак. — Она сестра Рона, — тихо-тихо сказал Поттер. — А ты его лучший друг, хотя, я уже сомневаюсь в том, насколько вы все умеете дружить, — горько проговорила Гермиона. — Ты это не серьезно сейчас, мы через столько прошли вместе, — Гарри бросил писать, воззрившись на девушку почти в ужасе. — Да, прошли, но тебе, равно как и Рону, было абсолютно плевать на меня в течение почти четырех месяцев. Я так — готовые домашние задания. У меня же не может быть ничего, кроме этого. — Так ты сама ничего не рассказываешь! А мы — виноваты. — Грейнджер! Поттер! Вы соизволите сегодня замолчать!? — Извините, профессор, — почти одновременно сказали они.       Они снова помолчали некоторое время. — Это ты, прежде всего, закрылась от нас, отдалилась. После каникул ты даже ни слова не сказала о Сириусе, ни разу не поддержала Рона, хотя ты знала, что место в команде для него суперважно. Ты даже не пришла на отборочные, — обвиняюще продолжил Гарри.       Гермиона посмотрела на него, как на идиота. — Это я-то отдалилась? Я не говорила о Сириусе? Да ты сам уходил всякий раз от разговора. А на отборочных и вовсе я сидела почти в кустах, запустив в Маклагена Конфундусом, чтобы Рон, сука, победил!       С чувством невыносимого разочарования она смотрела на Гарри. Да пошло оно все! — Профессор, можно мне пересесть, поскольку Поттер отвлекает меня от задания, — внезапно сказала она.       Снейп осмотрел класс. Единственное свободное место было рядом с Малфоем, который вошел самым последним. — Полагаю, что с мистером Малфоем вы вряд ли будете вести светские беседы, поэтому можете пересесть, — разрешил он.       Рон, как и все в классе, в ужасе смотрели на то, как Гермиона добровольно пересаживается за парту к слизеринцу. Малфой, который, как обычно, витал где-то в своих мыслях, вздрогнул, когда рядом с ним на парту упала тетрадь и перо. Он посмотрел на Гермиону. — Подвинься, Малфой, — бросила ему не глядя.       Он уже открыл было рот, чтобы заявить, что он не собирается исполнять ее указания. Но увидев, как в бешенстве сжались ее кулаки, посчитал за благо молча подвинуться.       Весь класс смотрела, как Гермиона Грейнджер за день умудрилась разругаться с двумя лучшими друзьями и пересесть к Малфою, который даже ей ничего не сказал.       Рон и Гарри переглянулись почти в ужасе. — Что, Грейнджер, наконец-то поняла, что всю жизнь общалась с недоумками? — все-таки не сдержался блондин, наблюдая за тем, с какой яростью Грейнджер давит на перо. — Не твое дело, Малфой, — бросила она, предостерегая не лезть не в свое дело.       Но как раз-таки именно это Драко и хотелось сделать больше всего. Это вырвало бы его из бездны, поэтому он сделал то, что получалось у него лучше всего — полез в залупу. — Что случилось, Грейнджер, твой женишок перепутал тебя с метлой? Хотя в целом это не удивительно, я и сам пару раз принял хвост Чистомета за тебя на тренировке.       Давай, Грейнджер, поведись на провокацию, мне это нужно. — Убого, Малфой. Мог бы придумать что-то получше, но, видимо, моя судьба такая — сидеть и выслушивать идиотов, — вздохнула она. — Не сравнивай меня с твоими клоунами. — Мне и сравнивать не нужно. Мои, как ты выразился, клоуны, хотя бы пытаются со мной говорить. До тебя же нет дела никому, кроме, пожалуй, Грингарас. Но и она в последнее время ходит грустненькая. Что, Малфой, проблемы с потенцией?       Боги, Гермиона, что ты несешь?       Грейнджер уже просто не могла остановиться, как же ее все достало. Даже Малфой, с которым они делили один маленький секрет на двоих, и тот сегодня решил ее добить. Ну правильно, слишком долго он был… хорошим? — А у тебя недотрах на лицо, срываешься на всех подряд как течная сука, — выплюнул задетый за живое Малфой.       Ему и вправду было не до секса с лета. Неудивительно, что Пенс свалила под теплое крылышко Забини. Астория его тоже скорее бесила, нежели возбуждала. Ему тупо было не до этого, хотя он только недавно вкусил все прелести взрослой жизни. Его список побед был не такой уж и внушительный: Пенси, пара старшекурсниц с Когтеврана, Астория. Вот и все. Хотя только-только стал он замечать, сколько заинтересованных взглядом провожают его после тренировок, как Астория закусывает губу, стоит ему появиться в общей гостиной без рубашки. Но ему ее совершенно не хотелось. Она вызывала только одно — неимоверную скуку. — Еще скажи, что у меня ПМС. Говорю же — убого, — Гермиона спокойно перевернула страницу учебника. — Никак не можешь смириться, что летнее приключение — это единичный случай в твоей серой жизни? Никто, кроме маггла, даже Уизел и тот, никогда не посмотрит на такую моль, как ты. Фредди, еще, Фредди, — передразнил ее Малфой, — все что тебе останется вспоминать. — НЕ. СМЕЙ. НИЧЕГО. ГОВОРИТЬ. О. НЕМ! — Мисс Грейнджер, вы исчерпали запасы моего терпения, минус 15 очков Гриффиндору, и вы придете в субботу на отработку! — Снейп не на шутку взбесился. — Всенепременно, профессор, я закончила работу! — Гермионе было плевать даже на то, что это была первая ее отработка за все годы учебы. — Прекрасно, сдавайте и можете быть свободны, — процедил Снейп.       Гермиона вышла из класса, напоследок шарахнув дверью. Драко улыбнулся, он точно знал, куда она направляется. Все складывалось удачно. — Я тоже закончил, профессор.       И Драко вышел из класса, направляясь к коридору восьмого этажа. *** Гермиона еще никогда не чувствовала так много злости разом. Сначала Рон, потом эти обвинения Гарри, а в довесок еще и Малфой. Он же не знал. Да, бля! Никто не знал, что тогда произошло, Малфой сыпал этими гадкими словечками. И все бы ничего, но не напоминания о Фредди!       Гермиона ворвалась в Выручай комнату, схватила пачку. Закурила. Но ее трясло — обида и злость смешались в термоядерный коктейль. — Ненавижу!       Она запустила пепельницей куда-то вглубь комнаты. Затем принялась расшвыривать вещи, ругаясь на чем свет стоит: — Всегда все для них, всегда! Блядь! А сама не заслуживаю даже нормального разговора, а не на уроке ебучего Снейпа! Ненавижу!       Бац, бам, бах — вещи разлетаются из-под ее рук и ног. Она швыряет стул в шкаф, накрытый покрывалом, затем ей на глаза попадается сервиз, который она разбивает вдребезги. Такой ярый факт разрушения, такая неконтролируемая истерика случается с ней впервые. — Все это просто смешно! Внутри нее бушует такой ураган из эмоций, что она не знает, что еще сделать. Поэтому со всей силы бьет кулаком по несчастному шкафу. Один раз, второй, третий. Нежные костяшки разбиваются в кровь. Четвертый замах, но ее руку перехватывают. — Совсем ополоумела, Грейнджер, — раздается ошарашенный голос Малфоя. — Пусти меня, нахрен! — почти рычит она, пытаясь вывернуть руку.       Но Драко держит крепко, не желая, почему-то, чтобы она еще больше покалечилась. — Хватит, успокойся! — Пошел к черту! — Я сказал: ХВАТИТ!       Он с силой разворачивает ее к себе. Глаза сухие, но этот блеск. Он видит, что Грейнджер на грани. Он понимает, что это. Понимает всю силу бессильной ярости. — Что с тобой происходит? Я нахрен не шучу! — Недотрах, — злобно бросает она, продолжая вырываться. — Окей, тогда решим твою проблему, и ты мне расскажешь, что случилось с Гермионой Грейнджер, борцом за права эльфов и спасительнице всех сирых и убогих, потому что этот мир итак ебанулся, и я не хочу, чтобы рядом со мной находилась ненормальная психичка, разносящая все в хлам, — совершенно спокойно сказал Малфой. — И как ты собираешься решать мои проблемы, Малфой? — Все очень просто — я тебя трахну, Грейнджер.       Гермиона перестала вырываться, оторопело посмотрев на слизеринца. — Что стоишь, раздевайся. Драко отпустил ее и ослабил галстук. — Или ты предпочитаешь в одежде. По быстрому, так сказать?       Гермиона по-прежнему молчала, глядя на то, как его пальцы медленно расстегивают пуговицы на рубашке. — Что молчишь, скажи, как ты хочешь, — продолжал провоцировать Драко, или мне стоит сначала тебя поцеловать? — Грязнокровку? Ты поцелуешь грязнокровку? — Гермиона никак не могла понять по его выражению лица: шутит он или всерьез. — Ну грязнокровка, не грязнокровка, а ты все-таки девушка. Я же собираюсь тебя трахать, а не детей с тобой иметь. — Ты гонишь, Малфой! — Ничуть, — он делает шаг к ней ближе, оттесняя ее к шкафу.       Гермиона пытается отойти в сторону, но Малфой вскидывает руки, запирая ее между ними, шкафом и своим телом в расстегнутой уже полностью рубашке.       Она поднимает на него взгляд. По выражению лица Драко нельзя ничего понять. Он просто смотрит ей в глаза, а потом медленно переводит взгляд на ее губы, одновременно с этим облизывая свои. — Отойди, Малфой, это не смешно. — Ну, так и я не смеюсь, если ты не заметила. — Ты ведь спал со своим Фредди, не так ли? — вдруг спрашивает он. — Ты же видел в моих воспоминаниях, — не стала отпираться Гермиона, все еще прибывающая в ступоре от странных действий слизеринца. — Только мельком, все-таки ты довольно быстро вытолкнула меня из сознания. Ну так что? Трахнуть тебя, Грейнджер, чтобы ты выкинула эти разрушающие тебя мысли из головы, заодно поставим точку в вопросе моей импотенции. — Хватит, Мерлин, — она отталкивает его, кладя руки прямо на голую грудь Малфоя.       Он легко уступает. Все равно она уже успокоилась.       Гермиона подбирает валяющуюся пачку. Закуривает. Она стоит спиной к Малфою. — Мы действительно спали с ним, мне казалось, впрочем, неважно. — Расскажи мне, Грейнджер, клянусь, что эта информация останется в этой комнате. — Я расскажу только в том случае, если ты расскажешь мне, что случилось с тобой. Бартер, Малфой. — Нет. — Нам нет резона доверять друг другу. Я не понимаю, почему ты пошел за мной. — Потому что никто из твоих недоумков не в курсе, что ты прячешься здесь. Потому что ты не натравила на меня Поттера, хотя я чувствую, что ты меня подозреваешь в чем-то. — А разве тебе нечего скрывать? — Гермиона пожимает плечами. — Есть, Грейнджер, но как это ни парадоксально, мы оба что-то скрываем. И скрываемся ото всех.       Он смотрел на ее руку, костяшки которой уже успели опухнуть, смотрел на растрепанные волосы, на угловатую спину. И внезапно ему отчаянно захотелось ее обнять. Чтобы там ни произошло в жизни Грейнджер, он уже не может смотреть на нее прежними глазами. Ему нужно было, чтобы Гермиона Грейнджер начала ему доверять, ему нужен был ее мозг, потому что, Салазар помоги это признать, собственного ему не хватает.       Поэтому Драко сделал то, что должен. Он подошел, взял ее руку в свою, поднял палочку и залечил ее рану. — Зачем? — тихо спросила Гермиона. — Просто. А теперь постой. Репаро!       И все последствия истерики Грейнджер исчезли за пару минут. Пока предметы кружились вокруг них, они смотрели друг другу в глаза. Пока в их опущенных руках тлели недокуренные сигареты.       Гермиона напрочь забыла и об оскорблениях, и о вторжении в ее голову, о Гарри и о Роне. Она просто смотрела в глаза тому, кто, кажется, действительно разделял ее боль, хоть и не понимал ее суть. И это было просто удивительно. И в его глазах был вопрос. — Просто сделай это, Малфой, — сказала она.       Драко отшвырнул сигарету и одним рывком привлек ее к себе, впившись со всей дури поцелуем в ее губы. Гермиона зарылась пальцами в его волосы. Фредди тоже был блондином, но не платиновым. Волосы Драко были невероятного оттенка, мягкие на ощупь. Его губы были властные, напористые. Язык быстро прошелся по ее губам, заставляя открыться навстречу этому поцелую, которого никогда не должно было случиться. Но он случился. Гермиона ощущала, что падает. Драко крепче прижал девушку к своей обнаженной груди. Поцелуй стал глубже, руки Драко зарылись в волосы Гермионы. На языке они оба ощущали привкус табака с ноткой вишни. Поцелуй закончился так же внезапно, как и начался. Драко просто отстранился. — Этого никогда не было, — тихо сказала она. — И не будет, — закончил он.       Он стал застегивать рубашку. А Гермиона просто ушла, сбитая с толку всем, что с ней произошло за весь это злоебучий день. Малфой сел в кресло. Проведя рукой по волосам. — Это все ради плана, — он специально произнес это вслух, пытаясь убедить в этом, прежде всего, себя самого.