Сделка

- Хочу познакомить тебя кое с кем. Последнее, чего Каз хотел бы - это чтобы с ними был кто-то еще, но он уже не может сбежать. Они слишком далеко за городом, уже спешились, отдали лошадей, и образцовый ухоженный фермерский домик перед ними словно сошел с картинки детской книги. Такой, какой была бы ферма отца в детских воспоминаниях Каза - фальшиво приукрашенная в сотни раз; если бы Каз позволял себе иметь такие воспоминания. Дверь открывается - и на крыльце показывается женщина в одежде гувернантки, а следом за ней - крепкий рыжий мальчишка лет девяти. Он щурится от солнца, пытаясь их разглядеть, всматривается, выставив руку козырьком, а когда узнает - лицо его расцветает улыбкой. - Папа! Папочка! Каз замирает, простреленный этим словом - хотя знал об этом, знал с самого начала. Знал совсем иначе - и теперь не знает ничего. Мальчик вприпрыжку спускает с лестницы и бежит к ним - с разбега врезаясь в Пекку. Тот со смехом поднимает его, кружит и ставит обратно, ероша волосы. Каз чувствует странный, холодный укол. Подозрение? Ярость? Ревность?... Мальчик вопросительно смотрит на него, и Пекка говорит: - Это Каз. Мой очень близкий друг. Пекка представляет его, а потом притягивает к себе - и мимоходом целует в висок. Словно обозначая степень близости "близкого друга", и Каз понятия не имеет, как вести себя в таких ситуациях. В одной из тех, в которых он никогда - никогда, ни при каких обстоятельствах, даже за миллион крюге - не мог бы оказаться. Демонстрируя то, что ни за что не стал бы называть, даже глубоко в ночи, даже только в собственных мыслях - но не это смущает мальчика. Он рассматривает Каза, хмурясь, и неуверенно спрашивает: - Мы встречались раньше? Вопрос, который он задавал сам. В еще одной жизни, становящейся прошлой, и Каз вдруг видит себя его глазами. Того, кто пробирается ночами в дома, чтобы пугать детей, кто забирает их родителей, кто не останавливается перед слезами. Чудовище. Чудовище, как и тот, кто стоит с ним рядом - если бы Каз вновь мог посмотреть на него своими прежними глазами. - Вряд ли, - отвечает Каз. Мальчик пожимает плечами, тут же утратив к нему интерес, и уносится обратно в дом - искать какие-то невероятно важные находки, которые хотел показать папе. Пекка вдыхает легкий загородный воздух, оглядывает уютный домик, поля вокруг, пасущихся вдалеке овец, и произносит - как бы невзначай, не имея в виду ничего конкретного. - Как тебе это местечко? Мило, правда? Мы могли бы отдохнуть немного. Вместе. Звучит ужасно - отвратительно, невозможно, и сердце подскакивает, пропуская удар. Каз выдыхает очень медленно, осторожно - чтобы не расплескать то, что переполняет его внутри. - Может быть, и могли бы, - отвечает он. "Зря" - кричат вороны в его голове. - "Зря, зря, зря!" Их крылья шуршат в ушах, мелькают перед глазами, застилая теплое солнце; их клювы полны червей, их перья пахнут болотом и гнилью. Правильными, привычными запахами - которые подходят ему куда больше, чем цветочный запах полей. Вороны - его друзья, они всегда говорят правду, "А если он не врёт?" - вдруг думает Каз. Мысль эта невероятная, невозможная, непредставимая. Она пронизывает его, внезапная, как атака сердцебита, смертельная, опасная. Мысль, которую он не может себе позволить, и Каз сжимает трость, прогоняя глупую фантазию. "Не может быть" - отвечает он сам себе, и Джорди согласно кивает, но совсем не так убедительно. Каз хмурится, старательно рассматривая траву перед своими ботинками, и не смотрит ни на уютный домик, ни на цветущие поля, ни на блеющих овец, и - уж конечно, ни за что на свете - ни на человека с ним рядом. Он старается изо всех сил, но ничего не может поделать - как не мог раньше всплыть, как не может победить своё тело. В груди его неотвратимо, болезненно, пробиваясь сквозь мёртвую почву, Агонией расцветает тепло.