В дань забирает море самое дорогое

Уши резанул отзвук тяжелого шага, завершив который незнакомец наконец остановился. Взгляд Ло Бинхэ метнулся ниже скрещенных на переносице бровей — к уродливым черным сапогам, что продавливали ветхие половицы. Они не были похожи ни на изящный рыбий хвост, ни на легкие цаосе, что сейчас носил Шэнь Цинцю. Одного лишь их вида было достаточно, чтобы понять: сегодня не будет столь же хорошо, сколь было вчера. И сразу после Ло Бинхэ заметил в чужих руках обнаженный меч и инстинктивно попятился. Вопреки своей прежней медлительности Шэнь Цинцю быстро взял ситуацию под собственный контроль. Он выступил вперед, заслоняя полунагого Ло Бинхэ вытянутой рукой: — Здравствуй, Лю Цингэ. Заслышав свое имя, незнакомец наконец-то перевел взгляд со спрятавшегося Ло Бинхэ на заклинателя. — Я рад, что ты нашел меня. Можешь пока что подождать под солнцем? После я познакомлю тебя с хозяином этой хижины и доложу о настоящем положении дел. — Мастер Упу жив? — не поразмыслив и мяо, вскинул бровь Лю Цингэ. Судя по твердо выставленной вперед ноге, на которую была перенесена часть веса тела, вторгшийся не особо намеревался отступать. — Нет. Этот мастер все скоро расскажет, — напомнил о своей просьбе Шэнь Цинцю. Лю Цингэ медлил, будто рассчитывая (или даже настаивая на том!), что Шэнь Цинцю передумает. Хотя Ло Бинхэ не мог видеть лица заслонившего его от незнакомца Шэнь Цинцю, видимо что-то в нем в итоге убедило Лю Цингэ, и он, спрятав меч в ножны, вышел на крыльцо. Ло Бинхэ, почувствовав слабость в ногах, впился ногтями в локоть Шэнь Цинцю и повис на нем. Заклинатель бережно поддержал Ло Бинхэ, обхватив под грудью. Заглянув в склонившееся к нему лицо, Ло Бинхэ жалобно застонал — и ответил Шэнь Цинцю самым красноречивым взглядом, на какой был способен. В ответ Шэнь Цинцю лишь смежил веки и тихо вздохнул. Спустя пару мгновений он попытался разомкнуть объятия и легонько подтолкнуть Ло Бинхэ обратно вглубь комнаты. — Не стоит выходить в свет без нижних одежд. Тебе нужно привести себя в порядок. Этот мастер подождет тебя здесь. Ло Бинхэ в нерешительности задержался, не желая отпускать чужой локоть. В ответ Шэнь Цинцю не гнал его и не торопил — лишь терпеливо ожидал выполнения своей просьбы, более не выражая какой-либо реакции. Лицо мастера казалось столь же безразличным и прекрасным, сколь отражение луны на тихой воде. Поперек горла Ло Бинхэ будто рыбья кость встала. «Тебе лучше поторопиться, — посоветовал Мэнмо из глубин сознания. — Этот второй не выглядит таким же пустомелей, как первый». «Неужели для людей ходить без одежды не только холодно, но и… неприлично?» Путаясь ногами в штанинах, Ло Бинхэ чувствовал себя подавленно, почти пришибленно. Сейчас ему не помешала бы лекция Мэнмо. Вчера все было почти чудесно, но наступило утро — и явился чужой. Он смотрит на Ло Бинхэ остро, враждебно, но Шэнь Цинцю к нему благосклонен. «Об этой помощи он говорил?» Ло Бинхэ укусил щеку, снедаемый гнетущим предчувствием. Завязав пояс на ханьфу, Ло Бинхэ поспешил обратно — за полог, где ждал его Шэнь Цинцю. В ответ на свое послушание он намеревался получить одобрительный кивок — а потом Ло Бинхэ поймает нежную ладонь и вновь заглянет в прекрасное лицо. Бессловесный, все, чем он мог говорить с Шэнь Цинцю, — это своими глазами. Теперь, уже столкнувшись с завесой чужих век, Ло Бинхэ желал немедленно убедиться: Шэнь Цинцю ведь все еще на его стороне? Ло Бинхэ делает шаг навстречу, выныривает из-под легкой ткани. Однако… за пологом никого нет. Застывший на месте, он видит, как, прильнув плечом к косяку двери, Шэнь Цинцю что-то негромко объясняет Лю Цингэ. Тот также нарушил свое обещание оставаться на улице и почти что пересек порог. В это мгновение, полное жгучего разочарования, фигура заклинателя была расслабленна, а поза — непринужденна… будто то, что связывало этих двоих, давно уже нарушило все рамки и условности. Подобной вольности с ним, с Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю не позволял себе. Заклинатель всегда держал спину, будто меч проглотил! Ло Бинхэ моргнул — и в следующее мгновение заклинатели уже заметили его. Шэнь Цинцю приветливо улыбнулся, а взгляд Лю Цингэ был уже не таким строгим, как прежде. — К сожалению, этот мастер не может представить тебя из-за незнания имени. Однако я смиренно прошу доверять этому господину, ведь он благородный заклинатель и мой давний друг — Лю Цингэ. Ло Бинхэ хмуро посмотрел то на одного, то на другого заклинателя, а затем, сжав губы в плотную полоску, подхватил со стола плошку — кое-чему он уже научился — и ринулся к проходу, толкнув Лю Цингэ плечом, чтобы протиснуться. Ло Бинхэ запнулся, наткнувшись на столь плотное препятствие, и неловко съехал по ступеням вниз, отбив себе все стопы. Представить? Посредством имени? Грудь Ло Бинхэ пылала. Да знает ли он, что в Подводном Царстве только отец и сюнди могли называть его по имени? Даже целовавшая его губы Ша Хуалин никогда не осмеливалась на такую дерзость! А Шэнь Цинцю собирался раскрыть такую сокровенность этому грубому пришельцу, смотрящему на Ло Бинхэ со снисходительным сочувствием! Выверенным ударом Ло Бинхэ оглушил мельтешившую в ногах рыбешку, а после, крепко стиснув в пальцах ее склизкое тельце, швырнул в плошку. С когтями ловить было бы проще, но сейчас орудием Ло Бинхэ была ярость. Имя… Прижав плошку к груди, Ло Бинхэ быстро отер рукавом щиплющие лицо брызги. Ло Бинхэ уже думал над тем, как сообщить его Шэнь Цинцю, раз ни говорить, ни даже писать он теперь не мог. Но сейчас грудь распекали обида, страх… Мысли разлетелись в смятении. Кажется, все, что он мог — это упрямо ловить рыбу к завтраку. Мэнмо неуверенно похвалил его: «Молодец, что догадался взять плошку. Этот новый заклинатель явно тебя подозревает, но так ты покажешь им, как жил здесь». Пусть ни одно слово не могло слететь с его языка, горло Ло Бинхэ теснил ком. Спустя некоторое время Ло Бинхэ услышал позади себя тихую поступь чужих не слишком торопливых ног. Две рыбки уже медленно умирали в плошке — засыпали, лишенные своего природного воздуха — морской воды. А третья била хвостом так, что могла разом перевернуть плошку. Отчего-то Ло Бинхэ сравнил ее с собой. Такой же беспомощный и бессловесный. И хотя его никто насильно из воды не вытаскивал, но все же… сейчас он ощущал нестерпимую боль в груди. Его макушки коснулась легкая рука. Слегка поворошила кудри, зарываясь пальцами в пружинки волос. — Тебя непросто было найти, — негромкий нежный голос. — Ты здесь прятался? Когда был один. «Кажется, он думает, что в первый день ты намеренно скрывался от него неподалеку». Мэнмо снова рассуждал о какой-то ерунде. А Ло Бинхэ глядел в мутные глаза едва ли еще живых рыб. Как бы было хорошо… чтобы тот угрюмый заклинатель просто исчез! — Ты расстроился из-за Лю Цингэ? Шэнь Цинцю обходит Ло Бинхэ, спуская руку на плечо, — от этого меж лопаток пробегают мурашки. Заглядывает в лицо. Всматривается в дрожащие губы и трепещущие ресницы Ло Бинхэ. — Он правда хороший человек. Просто я ему сообщил, что нахожусь в беде. Это было еще до того, как я тебя встретил. Излом бровей Ло Бинхэ таил в себе укор. Неожиданно, передав Шэнь Цинцю плошку (словно ткнув в грудь), Ло Бинхэ показал ему два пальца — вытянув к самому носу. Шэнь Цинцю смотрел на него растерянно, виновато, но Ло Бинхэ упрямо продолжал водить перед ним рукой. — Ты показываешь мне… «два»? — неуверенно предположил Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ закивал, а потом, встряхнув кистью и помешкав пару мяо, изогнул руку волной. Шэнь Цинцю высказал догадку прошлого утра, когда Ло Бинхэ играл с ним за завтраком: — Рыба? Ло Бинхэ закачал головой, будто маятником. И вновь упрямо показал волну. — Волна?.. Ло Бинхэ снова покачал головой. Правда от того, что он не имел в этом жесте достаточной практики, с каждым разом его покачивания все более походили на движения куклы с расшатанными шарнирами. — Море? Хотя нет… ты бы просто на него пальцем показал… Что же это может быть? Отчаявшись, Ло Бинхэ уронил руки вдоль тела и запрокинул голову к слепящему солнцу. Как же это оказалось тяжело. Может, придумать себе совершенно новое имя? С другими смыслами? Однако вчера, ловя выдохи Шэнь Цинцю и дрожащий на корне языка полустон, Ло Бинхэ не раз задумывался, как волнующе оно звучало бы из уст Шэнь Цинцю. Солнце пригрело его темную макушку до черноты в глазах, и Ло Бинхэ попятился, выходя из щекочущих пятки волн на влажный песок. Ло Бинхэ уронил взгляд на землю и задумался. А затем, приняв устойчивое положение на одной ноге, начал усердно вскапывать пяткой другой рыхлую почву. В прорытую ложбинку на приливе тут же затекла вода. — Река! — наконец-то назвал верный ответ заклинатель. Не в пример своему званию Шэнь Цинцю догадывался до него слишком долго. Кроме того, сейчас его глаза горели так, будто и не был он учителем, а лишь младшим учеником. Ло Бинхэ облегченно вздохнул. Он не думал, что со вторым слогом будет столько проблем, ведь для него связь описываемого предмета и показанной жестикуляции была очевидна, и Ло Бинхэ никак не мог предугадать, что Шэнь Цинцю припомнит вчерашний случай. С первым слогом было сложнее для него самого. Ло Бинхэ даже представить не мог, как можно изобразить лед — нечто полупрозрачное, но так похожее на снег, что бывает лишь у самых берегов и мешается с морской пеной. Потому на этот раз Ло Бинхэ был твердо намерен стоять на другом смысле слога. Показав Шэнь Цинцю один палец — заклинатель, распалившись в азарте, тут же кивнул, — Ло Бинхэ крепко обнял себя руками и ссутулился в плечах, неразборчиво выдыхая под нос. «Боль?» — тоже решивший поучаствовать в игре, предположил Мэнмо. — Холодный? — спросил Шэнь Цинцю, в задумчивости чуть склоняя голову к плечу. Ло Бинхэ лишь горестно вздохнул. Объяснить схожее по значению, но отличное по произношению казалось невозможным. Он горестно ссутулил плечи, продолжая изображать, будто он замерз до окоченения, до сковавшей тело ледяной корки, когда заклинатель поспешно воскликнул: — Нет! Стой! Ты же пытаешься изобразить слоги, составляющие твое имя? «О, вот как», — Мэнмо, отвыкший воспринимать поступки своего подопечного в отрыве от подслушиваемых мыслей и теперь изрядно ломающий голову над каждым действием Ло Бинхэ, кажется, был впечатлен догадкой заклинателя. Ло Бинхэ активно закивал и с тем усиленно потер ладонями обнимаемые плечи — усиливая впечатление от разыгрываемой зяблой дрожи. — Тогда нужно слово, состоящее из одного иероглифа. Шэнь Цинцю задумчиво почесал подбородок, будто на нем могла расти борода. — Быть может… лед? Ло Бинхэ прижал ладони к груди, впав в восторженную неподвижность: когда только глаза горят — ярко, будто разлившийся на мглистом небосводе Млечный Путь. После, торопясь и путаясь, Ло Бинхэ выставил руки перед собой (на одной показывая один палец, на другой — два) и все стучал ими по своей груди, нетерпеливо умоляя Шэнь Цинцю наконец произнести оба слога вместе. — Твое имя… Бин-хэ? — по слогам произнес Шэнь Цинцю. «И года не прошло», — проворчал Мэнмо. Расцепив руки, Ло Бинхэ обмяк всем телом. Вместе с трепетным счастьем по его плечам разлилась невообразимая усталость — как когда радость победы размывает отголосок изматывающего сражения. Склонив голову к плечу — тоже от усталости, — Ло Бинхэ, сам того не осознавая, ласково щурился — точно Шэнь Цинцю был солнцем. Шэнь Цинцю сделал к нему шаг, и Ло Бинхэ уловил движение его рук, что тянулись все выше: к животу, груди и уже к лицу… К лицу Ло Бинхэ. Теплые ладони обхватили его щеки. В глазах Шэнь Цинцю неясное чувство — туман, устилающий море в предчувствии рассветных лучей. Легко вминая в кожу подушечки пальцев — каждое касание, будто порхание, — Шэнь Цинцю подбирал положение ладоней, обхватывая все мягче, все теснее. Сердце зашлось, и Ло Бинхэ, завороженно следя за таинственным изгибом разомкнутых губ, чувствовал себя истлевающим угольком. В голову ударил жар. Ло Бинхэ замер, предчувствуя щекочущее дыхание… Мягко надавливая на щеки, Шэнь Цинцю помотал голову Ло Бинхэ из стороны в сторону. Не произнося ни звука, Ло Бинхэ не отводил от чужого лица взгляда широко распахнутых глаз. — Вот так, — с тихой улыбкой пояснил Шэнь Цинцю. — Так качают головой, когда хотят сказать «нет». Чтобы впредь между нами не было недопониманий, нам нужно договориться об основных жестах. Ло Бинхэ по инерции кивнул, когда Шэнь Цинцю отпустил его лицо, вновь восстанавливая дистанцию меж их телами. Уши застлал шум крови. Как ему могло прийти в голову, что Шэнь Цинцю захочет? Решится? Он же праведный заклинатель! Но уже почудившаяся сладость чужих губ вскружила голову, и Ло Бинхэ начал отбивать стопами песок — точно он жег нежные пятки. Еще не сегодня… Но уже почти! Ло Бинхэ выскочил на берег, взметая песчаные насыпи ногами — длинными и стройными, как обещал ему Синьмо, — и закружился в танце. Будто не было вокруг разреженного воздуха — только мягкая плоть воды. Будто руки насквозь не пропахли рыбой — а перебирали горсти жемчужных бус. Шэнь Цинцю завороженно наблюдал за ним, верно не совсем понимая, как ему следует реагировать на все это. В ответ Ло Бинхэ лишь встал на цыпочки и продолжил кружиться. Он не сразу понял, что Лю Цингэ пришел. А когда заметил (по рассеянному взгляду Шэнь Цинцю, направленному будто сквозь), отпрыгнул к все еще стоявшему в волнах заклинателю и, оступившись, чуть ли не упал на камни мелководья. Однако даже после этого черные глаза пришельца неотрывно смотрели… на его ступни. — Ох, Бинхэ, аккуратно… — тут же шагнул ему навстречу Шэнь Цинцю, дабы придержать за плечи. Ло Бинхэ не сводил взгляда с хмурого вторженца, а тот — с него. Обходя Ло Бинхэ, Лю Цингэ напоминал акулу, кружащую у разлившихся в воде сгустков крови. Но и у Ло Бинхэ были клыки. — Так значит, рыбу ты тоже умеешь ловить? — попытался завязать разговор Лю Цингэ, будто забыв, что тот немой. «Да у него прямо-таки повадки ищейки», — отвечая внутреннему напряжению Ло Бинхэ, едко заметил Мэнмо. Правда, Ло Бинхэ не знал, кого называют «ищейками». — Конечно, Бинхэ умеет. По нему видно, что он питается не только кореньями да водорослями. Шэнь Цинцю попытался свести неловкий разговор к шутке, очевидно намекая на статную фигуру Ло Бинхэ. Вот только Лю Цингэ будто бы пропустил мимо ушей реплику друга, все еще пытаясь зацепиться взглядом за ступни прячущегося от него Ло Бинхэ. Сведенные брови, похожие на черные лезвия сошедшихся мечей. Насупленный нос с подрагивающими тонкими ноздрями. Этот заклинатель выглядел воистину грозно! Ло Бинхэ едва ли удержался от того, чтобы самому проверить, что же не так с его ногами. Быть может, остался какой-то рудимент? Ладони Ло Бинхэ вмиг вспотели. За все время, проведенное на земле, он не уделил своим ногам и фэня тщательного осмотра! Быть может, между пальцев… остались перепонки? Как у лягушонка. Ло Бинхэ нервно зарылся мысками в песок. Не дождавшийся ответа Шэнь Цинцю выступил с новым предложением: — Пойдемте в дом. Лю Цингэ, займешься завтраком? За эту пару дней я остался не слишком доволен собственными навыками в приготовлении пищи, но лишний раз тренироваться за счет ваших желудков я не рискну. Это предложение сработало. Лю Цингэ, перестав преследовать Ло Бинхэ, направился в хижину первым, а вслед за ним Шэнь Цинцю увлек Ло Бинхэ в комнаты. — Каких крупных корюшек ты наловил! — пытаясь сгладить углы, похвалил демоненка Шэнь Цинцю. Он поставил плошку на стол, и Лю Цингэ, тут же подхватив одну из рыбешек за хвост, неопределенно промолчал. — У мастера Упу был только один котелок, однако прошедшим вечером этому почтенному было не с руки отмывать его от риса… Давайте поступим так: Бинхэ сбегает вымоет котелок, а Лю Цингэ пока почистит рыбу. Смотря, как Шэнь Цинцю, довольный своей рассудительностью, усаживается на стул почитать дневники почившего адепта, Лю Цингэ хмыкнул, но, вооружившись ножом, взаправду принялся разделывать рыбу. Опомнившись, Ло Бинхэ тоже не отстал: подхватив котелок, он стремглав выскочил во двор. Все же одежда была очень неудобной штукой. Она намокала, стоило опуститься на колени, чтобы зачерпнуть котлом воды. С подсказками старейшины Ло Бинхэ горстями набросал в хотелок мокрого песка и принялся тереть. Так налипший на стенки котелка горелый рис отходил на удивление просто — пусть даже пальцы распекало раздражение. Пару раз опрокинув содержимое котла, Ло Бинхэ убедился, что очистил посудину, и, пользуясь случаем, украдкой заглянул в свое отражение. Сухие волосы со сна смешно топорщились, и Ло Бинхэ, недовольный этим открытием, спешно принялся приглаживать их мокрыми ладонями. Неожиданно на его отражение легла подошедшая со спины тень. Ло Бинхэ не успел обернуться, как его щиколотку подхватили, отрывая от земли, а сам Ло Бинхэ, потеряв равновесие, вскрикнул — и с плеском упал грудью в прибывающую волну. Средь собственного визга, боли, полученной при падении, и солености затекшей в рот морской воды Ло Бинхэ ощутил… как его пятку оглаживает чужой палец. Это было невыносимо унизительно и очень щекотно. Ло Бинхэ крикнул еще громче, зовя на помощь. Позади хлопнула дверь, и грубая рука наконец-то отпустила голень Ло Бинхэ, позволяя ему брыкнуться. — Лю Цингэ! В голосе Шэнь Цинцю звучали нотки укоризны. Время лишь близилось к полудню, но, вестимо, ему уже надоело пытаться примирить их обоих. — Ты говорил, что он немой, — приподнявшись на локтях, Ло Бинхэ подтащил к груди котелок, подхваченный волнами. — Но его крики довольно пронзительны. Ло Бинхэ резко обернулся. На него, жалко свернувшегося в морской пене, смотрели два холодных, словно выточенные из обсидиана, глаза. С таким же до жестокого оценивающим взглядом Лю Цингэ рассматривал рыбу, оказавшуюся на разделочной доске. — Ты уже смотрел, что у него со связками? — Но ведь знание Дао дэ цзинь я у тебя также не проверял. Но это не отменяет моего доверия к тебе как к честному даосу. Так и Бинхэ: он приютил нас, и ты должен быть ему благодарен, — парировал Шэнь Цинцю, помогая Ло Бинхэ подняться. В ответ строгий заклинатель стушевался и затих, но Ло Бинхэ знал: это лишь на время. Лю Цингэ поднял вычищенный Ло Бинхэ котелок и еще раз сполоснул его в реке. Вкус приготовленной Лю Цингэ рыбы был непривычным, но в чем-то более ярким. Размягченный жаром скелет сам ломался, не успев соприкоснуться с зубами — пусть Шэнь Цинцю, увидев, что Ло Бинхэ проглотил рыбу с костями, выглядел обеспокоенным. — Неужели тебе удалось найти в хижине мастера Упу горстку приправ? — спросил у Лю Цингэ Шэнь Цинцю, с удовольствием принимая предложенную Лю Цингэ чашу с бульоном, оставшуюся после готовки. — Я всего лишь смешал колодезную воду с морской. В пропорциях один к одному в самый раз. Шэнь Цинцю так и замер с полуулыбкой, видимо, несколько пристыженный тем, что сам не догадался до столь простого рецепта. Лю Цингэ отошел к путевому мешку, а после, вернувшись к столу, положил перед Шэнь Цинцю нечто. — Твой веер. Ты просил привезти. В мгновение, пока Лю Цингэ отпускал руку, а Шэнь Цинцю — наоборот протягивал, Ло Бинхэ успел разглядеть лишь нитку бус на ручке предмета. Затем Шэнь Цинцю подхватил подарок, с удовольствием меряя тяжесть веера в ладони, и, помедлив, за щелчок развернул перед собой цветастый полукруг. У Ло Бинхэ закружилась голова. — Благодарю, Лю Цингэ. Ты как всегда внимателен, — сказал Шэнь Цинцю, обмахиваясь веером. Движения его рук были столь легки, словно бумажная вещица была их продолжением. В ответ щеки Лю Цингэ будто растворили в себе кровь, наполнившись нежно-розовым внутренним сиянием. «Лучше бы он попросил привезти себе меч», — Мэнмо не преминул лишний раз покритиковать заклинателя. Точно. Меч. Ло Бинхэ задумчиво посмотрел на прислоненное к стене оружие Лю Цингэ. Как бы Шэнь Цинцю отреагировал, если бы Ло Бинхэ вернул ему тот прекрасный клинок? Должно быть, он был бы столь удивлен… ведь Ло Бинхэ сделал это сам, не дожидаясь просьбы. Вот только… меч Шэнь Цинцю остался в сокровищнице Синьмо. За этими мыслями Ло Бинхэ и провел остаток завтрака, не улавливая нити разговора двух заклинателей о чем-то скучном, постороннем, ему не нужном. — Теперь очередь Лю Цингэ мыть посуду, — распорядился Шэнь Цинцю, бросая из-под веера смешливые взгляды на своего друга. — А вот Бинхэ… Заслышав свое имя, Ло Бинхэ вскинул голову, будто окликаясь на зов. — …можешь ли ты подумать об обеде? — Но ведь ты только что завтракал, — недовольно заметил Лю Цингэ. «…потому он оставил себе самое важное задание — до следующего приема пищи переваривать еду за вас троих», — в тон добавил Мэнмо. Ло Бинхэ же был сравнительно доволен возложенной на него миссией. Ло Бинхэ еще не настолько привык к человеческому быту, чтобы смириться с мытьем посуды. Ведь они в море никогда не споласкивали пищу перед употреблением! Разве что отплывали на лужайку почище, если жертва, отбиваясь от гибели, мутила воду песком и чернилами. Связать, что мыть посуду приходится из-за готовки, усиливающей вкусовые свойства пищи, Ло Бинхэ пока не удалось. Кроме как оттого, что охота казалась интереснее и полезнее, Ло Бинхэ был рад потому, что Лю Цингэ, так подло напавший на него за исполнением задания, получит по заслугам. Свою плошку, которую вылизал дочиста, Ло Бинхэ взял с собой — нечего облегчать работу гордецу! — и вприпрыжку устремился к пляжу. Ло Бинхэ прошел глубже вдоль берега, подозревая, что крупная рыба не станет подплывать к оживившейся хижине, и, пока он высматривал в набегающих волнах редкие всплески пронырливых стаек, вздыбившийся на его пути песок заставил Ло Бинхэ испуганно отпрыгнуть. Прежде чем он рассмотрел среди искрящихся песчинок золотистое тельце, инстинкты овладели им: замахнувшись от плеча плошкой, Ло Бинхэ пульнул ею — спрятав под донышком высунувшегося из норы краба. «Хороший улов, — похвалил Мэнмо с таким довольством, будто и ему этим обедом мог перепасть кусочек. Или, может, он смаковал воспоминания. — Только не убивай его пока. Говорят, крабы еще вкуснее, если их наживую обваривают в кипятке». Но краб тоже не дурак, чтобы послушно лежать в открытой плошке, пока Ло Бинхэ ловит в воде рыбу. Кроме того, вдруг Ло Бинхэ встретит еще? Эта мысль понравилась Ло Бинхэ. Если он тайком наловит кучу крабов, как перекосит лицо угрюмого вторженца, когда Ло Бинхэ притащит в дом целое ведро? Кроме того, раз крабов можно не убивать, они могут пожить в ведре и до ужина, и до завтра… Придавив перевернутую плошку камнем (чтобы краб не смог сбежать и чтобы тайник сразу было видно издали), Ло Бинхэ трусцой побежал обратно к хижине. Колодезное ведро должно было подойти, вдобавок до обеда Лю Цингэ не понадобится пресная вода. Уже подходя к хижине, Ло Бинхэ заметил странное: грязный котелок и плошки, которые следовало вымыть, были расставлены на крыльце, в то время как ни Лю Цингэ, ни Шэнь Цинцю не было видно поблизости. Не трогая веревку в колодце, Ло Бинхэ на цыпочках приблизился к двери. Положив ладонь на ручку двери, он лишь слегка расширил щель, чтобы сквозь нее заглянуть в комнату. — …у него разум четырехлетнего дитя. Тихий свист взрезаемого веером воздуха. Стук деревянных пластин, перебираемых пальцами. Лю Цингэ не сразу нашелся с ответом, потому Шэнь Цинцю удовлетворенно вздохнул, думая, что завершает разговор: — Все это не стоит твоего беспокойства, Цингэ… — Он не человек, — уверенное возражение. Гнида. Зрачок Ло Бинхэ просачивается в тонкую дверную прорезь. А пальцы до побелевших костяшек сжимаются в кулаке. — Думаешь, я не проверял? Шэнь Цинцю легким движением веера отмахивается и от подозрений Лю Цингэ, и от сгущающихся темных мыслей существа, таящегося за дверью. — В первый же день, — отметил Шэнь Цинцю, будто хвастаясь своей осмотрительностью. — В нем нет ничего нечеловеческого. Только душа изранена: возможно, от прикосновения темных сил. Знаешь, а русалки здесь действительно есть. Можешь почитать записи мастера Упу. Быть может, по их вине этот несчастный юноша лишился ума, а старый мастер утопился. — Его пятки столь же нежны, сколь у полугодовалого младенца. — Ах вот почему ты за них едва ли не кусал! — переливчитый смех, приглушаемый створками веера. — Я лишь проверял… Шэнь Цинцю встал со своего места, отходя к Лю Цингэ. Ло Бинхэ его не видит. Теряет светлый силуэт из виду. — Кто знает… быть может, это и есть мастер Упу. Только перерожденный. Как думаешь, русалки на такое способны? — Без понятия… — Лю Цингэ отвечает отрывисто, смущенно. Шорох одежды. Смятенное дыхание. Тишина. Алая пелена мгновенно заслоняет сознание, перекрашивая полуденное солнце в цвет стучащей в висках крови. Злоба, теснящая сердце. Страх, жгущий мозг. Ло Бинхэ всем телом наваливается на дверь. Пронзительно скрипнувшие петли — подельники бесстыдства. Но, даже упустив момент сочленения, можно увидеть смущение в отпрянувших друг от друга лицах, вспыхнувший на щеках багрянец раздетой истины. Зеленые глаза Шэнь Цинцю тоже разгорелись запретным чувством, лишившись всегдашней благостной поволоки, — рассыпались медовыми искрами, и Шэнь Цинцю, силясь уберечь остатки чести, отгородился от чужого взгляда бумагой веера. Лю Цингэ зарычал, а у самого — слезы в глазах от стыда: — Что это ты здесь высматриваешь?! Он ринулся к дверям, но Ло Бинхэ уже спрыгнул с крыльца, столкнув со ступеней немытые плошки. Нагретый песок жег стопы, и Ло Бинхэ, мчась во всех дух, давился колючим воздухом — и засевшими в памяти словами. «По их вине старый мастер утопился». В тот день, когда темная тень молчаливого адепта растаяла в пучине вод, Ло Бинхэ не знал, почему его горло щекочет удушье. Голос Мэнмо тонул в шуме волн, и Ло Бинхэ упрямо греб прочь — пытаясь сбежать от щиплющего веки жара. Ло Бинхэ не слышал причины «дряхлость» и «одиночество» — его оглушила обида. Только позднее, наткнувшись на сиротливо тянущуюся морскими течениями лодку, Ло Бинхэ вцепился в веревку, привязанную к ее носу, и увлек суденышко к опустевшему берегу. Ныне, увязшая на несколько цуней в песке, лодка ждала его в тихой бухте. Ло Бинхэ икал от ярости. Глаза резала соленая влага, и Ло Бинхэ, упрямо давя набухший в горле ком, налег всем телом на корму, дабы вытолкать лодку в море. Чувство, душившее его, было обидой от предательства. Тогда предательством был уход, «глупый» побег в иной мир, сейчас же… Предательство было стеблями бамбука, начертанными на бумаге веера; они скрывали тайну пунцовых от поцелуев губ, разгоряченных объятиями тел. Вцепившись в единственное весло, Ло Бинхэ греб, ориентируясь лишь на голос собственного тела. Он не знал, где искать, но его вел импульс. Если бы Ло Бинхэ просто сдался… что-то внутри него точно треснуло бы. Сбросив весло на дно лодки и обнажившись по пояс, Ло Бинхэ спрыгнул за борт. Первого глотка хватило ненадолго. Соленая вода обожгла слизистую носа, когда Ло Бинхэ, забывшись, попытался сделать вдох, но, вынырнув, он уже знал, что не ошибся: внизу, сквозь толщу воды, слепящей глаза мириадами бликов, Ло Бинхэ сумел различить багрянец коралловых рифов. Потому, глотнув на поверхности воздуху, он вновь устремился к глубинам. Даже поднимаясь над волнами, цепляясь за борт лодки и подставляя лицо лучам заходящего солнца, Ло Бинхэ чувствовал режущую глаза влагу. Она царапала щеки, затекала в углы дрожащих губ, клокотала в горле. Ло Бинхэ раз за разом бросался вниз — чтобы, истратив все силы на погружение, слепо перебирать летящий в глаза песок, неверными пальцами, обожженными укусами неуловимых существ, переворачивать камни, отодвигать заросли — и вновь не находить. Он отталкивался ногами от дна, а поднимался к поверхности почти что лишенный чувств, задыхающийся, продрогший. Прежде перекликающееся тысячами зовов, ныне море равнодушно молчало. Ло Бинхэ больше не слышал его, не чувствовал. Боялся. Оно было чужим, каким чужим был завывающий в небесах ветер, разгоняющий волны, что, набегая, хлестали Ло Бинхэ по лицу и вырывали из его озябших пальцев борт лодки. Теперь он был один — один на один со своим рвущимся от боли и бессилия сердцем. Ныряя, Ло Бинхэ усиленно греб руками, отчего, когда его ладони наконец касались полипов, грудь уже теснила одышка. Прежде он пробовал, прижав одну ногу к другой, двигать ими наподобие хвоста, однако лишь терял подвижность и тонул, заваливаясь вперед тазом. Когда Ло Бинхэ еще вслушивался в слова Мэнмо, он пробовал шевелить ногами поочередно — но и тогда сбивался, путался, медлил, так что в конце концов, напрягая руки и грудь, теперь он просто тащил два отростка за собой. Тело тоже ощущалось чужим. Тонуло, немело, задыхалось. Но другого у Ло Бинхэ больше не было. Если бумага веера белая, то, присыпанный песком, он может казаться частью почвы. Нет, скорее всего веер сложен, тогда помимо белой бумаги есть деревянные пластины. Люди любят красить дерево, но оттенок пластин все равно не может быть слишком броским: от песочно-желтого до черного, может, с багровым отливом. Но на песке это будет выглядеть, точно прибитая ко дну водоросль. Вынырнув, Ло Бинхэ приник лбом к корме лодки, откашливая воду. Он царапнул ногтями грудь — точно хотел расковырять ее до жаберных щелей. Пальцы очертили выступ ключицы и охватили шею. Горло саднило. Продолжая царапать себя, Ло Бинхэ неожиданно вспомнил этот бессознательный жест. Перекрученная нитка жемчуга, давящая на кадык. Бусины. Гладкие, блестящие. Похрустывающие друг о друга, когда заклинатель, играясь, крутит их мизинцем. Ладонь вновь щекочет щупальце полипа, но Ло Бинхэ безжалостно цепляется за туловище, будто за сорняк, и подтаскивает свое тело ко дну, а после использует кораллы, чтобы волочить за собой непослушные ноги. Если упустить сейчас, уступить и подняться за вздохом, о преодоленных цунях можно будет забыть. Ло Бинхэ попытается вспомнить, отличить одну гряду от другой и не сможет — а воздух уже снова кончится. Подбросив тело из последних сил, Ло Бинхэ уцепился за борт лодки и за раз втащил внутрь ноги. Почти опрокинувшись, лодка вновь шлепнулась на волны. Если бы не совет Мэнмо с камнями, она бы точно перевернулась, но сейчас голова Ло Бинхэ была слишком опустошающе тяжела, чтобы мысленно поблагодарить наставника. Его окоченевшие пальцы, что теперь он тщетно пытался согреть в жаре груди — то был болезненный, лихорадочный жар, — сжимали веер. С резными черными пластинами, похожими на водоросли. С коралловой ниткой бус, что так легко затерялась среди огненных полипов. На белом песке эти бусины алели, точно пролившаяся на снег кровь. Ло Бинхэ впал в беспамятство. Перенесшая столько выходов в море, лодка, выдолбленная старым адептом, все еще была крепка, но сам Ло Бинхэ, добившись цели, чувствовал себя разбитым суденышком. Всплеск воды, который Ло Бинхэ не услышал, и когтистая рука, прильнув к корме, привела лодку в движение — которое Ло Бинхэ не почувствовал. Зардевшись, закат размыл линию горизонта, но нечто, до сих пор наблюдавшее за Ло Бинхэ из тени зарослей, знало путь. Оно знало самого Ло Бинхэ. — Там лодка! Цингэ! Пригони ее! Звуки знакомого голоса вырвали Ло Бинхэ из забытья. Он чувствовал, что его, лежащего на дне лодки, несет по волнам, хотя сам он не гребет. Лодка боднулась, увязла в песке, и от толчка, пришедшегося по затылку, Ло Бинхэ измученно застонал. Почти тут же над ним появилось лицо — бледное в лунном свете, точно обескровленное. — Бинхэ! Его тело обхватили, не боясь мокрой одежды, и от притиснувшейся к его спине груди Ло Бинхэ ощутил благостный жар натопленной печи. Вливавшаяся в него светлая ци была горяча и милосердна, точно объятия матери. — Прости нас, Бинхэ, — шептали над ухом. — Ты нас сильно напугал. Прости… Ло Бинхэ уронил голову на чужое плечо, смежив веки. Только тогда его ослабевшие пальцы разжались, роняя на колени веер. Шэнь Цинцю подал Лю Цингэ знак одними глазами, и тот осторожно забрал веер у вновь лишившегося чувств Ло Бинхэ. Развернул рисунок на бумаге. Скулы обжег гнев, Лю Цингэ вперил взгляд в Шэнь Цинцю, губы побелели от напряжения. Но Шэнь Цинцю лишь качнул головой, заслонившись от немого восклицания взмахом ресниц. Шэнь Цинцю поднял Ло Бинхэ на руки и, придерживая плечом голову, понес к хижине. Лю Цингэ, в позе неоспоримой правоты уперев ногу в корму лодки, так и остался стоять на берегу.