Разлука научит любить по-настоящему. А.Д.Сент-Экзюпери.
***
— Ты купила билет на завтрашнее шоу Навки? — две девушки-администратора сидели в мягких креслах около стойки ресепшена и обыденно разговаривали на отвлеченные от работы темы, — говорят, там такой аншлаг, что при антракте даже постоять негде. — Я была на нем позавчера, — ответила брюнетка своей белокурой подруге, закидывая ногу на ногу, — люди правду говорят — это фантастика. Так красиво, да еще и катается моя любимая фигуристка, Анечка Щербакова… Она нереальная! — А ты знаешь, что весь их состав остановился в нашем отеле? — сощурив глаза, проговорила блондинка, — и твоя Анечка тоже, в 2628 номер заселилась… — И ты молчала? — администратор удивленно посмотрела на подругу в и собиралась сказать ей что-то еще, но гул ветра, который устремился в теплое помещение через центральный вход, помешал осуществить задуманное. Фигуристка, напялив капюшон на голову, твердой походкой зашла в отель и, смотря под ноги, направилась к лифту. Обе подружки резко поднялись на ноги и широко улыбнулись своей постоялице, что даже не обратила на них внимание. Щербакова заскочила в только что приехавший лифт и, тыкнув кнопку нужного этажа, скрылась за соединяющимися стеклянными дверями. Аня не контролировала свои эмоции, смешавшиеся в единый комок злости и отчаяния. Ей не хотелось вспоминать события двухчасовой давности, однако мозг сам рисовал сцены произошедшего, делая акцент на силуэт Жени около плиты, на его нежные движения, которые будто гипнотизировали девушку. Аромат резких, но довольно приятных духов на подсознательном уровне заставлял впадать в оцепенение, а трепетный взгляд горящих глаз и вовсе лишал Щербакову самообладания — в тот момент, когда мужские пальцы аккуратно окутали девичьи плечи и прижали к своему твердому, подкаченному телу, девушка забыла обо всем, что до сей поры беспокоило её. Однако так же быстро она пришла в себя, осознав присутствие третьего, «постороннего» человека, появление которого воспринялось Аней очень взрывоопасно для окружающих. Она ревновала, сама не понимая этого. Внутри ссадило, будто острое лезвие конька резануло по коже и оставило глубокую рану. Щербакова пыталась избавиться от балагана мыслей, наперебой кричащих об одном и том же, дабы в очередной раз убедить себя в правильности своих действий в отношении парня, хотя все её подруги говорили об обратном. Косторная при каждой встрече вбивала в голову Ани, что можно бежать от признания сколько угодно, но от самой себя девушке убежать не суждено законом жизни, и если она продолжит заниматься самобичеванием и молчать, то все закончится для неё же очень плачевно. К слову, Алена оказалась права: молчание привело подругу в тупик, выход из которого найти ей в одиночку оказалось не под силу. Зайдя в номер, она с шумом захлопнула дверь и, стянув капюшон с макушки, медленно сползла вниз, облокачиваясь о стену. Обнимая коленки, Щербакова уткнулась лицом между ними, и поток горьких слез вырвался из её груди протяжным всхлипом. Она не могла больше держать в себе то, что терзало юное девичье сердце с того злосчастного знакомства в Стокгольме, которое всплывало в голове всякий раз при упоминании ведущими разнообразных шоу её титула чемпионки мира. То золото подарило ей не только всемирную известность, но и забрало спокойствие и равнодушие к определенным вещам, которые до Швеции казались ей абсолютно ненужным элементом в жизни семнадцатилетней спортсменки; после встречи с ним она стала позволять себе слишком многое. Общение до глубокой ночи и переписки в перерывах между тренировками вошли в норму её поведения: без этих атрибутов ей казалось, будто в жизни потерялся всякий смысл, который тщательно находился после перечитывания обсуждения Гарри Поттера или какого-то нового фильма, крутившегося на всех лентах кинотеатров. Их редкие встречи становились на весь золота, если удавалось хотя бы на секунду побыть вдвоем и поговорить о чем-то, начиная ожиданиями от соревнований и заканчивая дизайном этикеток для питьевой воды, продающейся в автоматах. С ним ей было комфортно, и это стало понятно уже тогда, когда он четко по полочкам разложил ей смысл сказки знаменитого Пушкина, когда смущался, засматриваясь на неё; когда ей безумно захотелось проснуться где-то подальше от этих вечных сборов и тренировок и провести целую вечность в компании парня, слушать его и забывать хотя бы изредка вставлять свое слово, завороженно смотря на его красивое лицо. Однако все закончилось совсем иначе: солнце сменилось грозой, и happy end’а так и не случилось. Их многообещающие отношения оборвались по её вине, и за это девушка себя простить за долгое время так и не смогла.***
— Ребята, вы представляете, что это все? — Женя Медведева подъехала к компании молодых людей, стоящих около бортика и непринужденно разговаривающих о только что закончившемся шоу, — Вы выдержали испытание под названием «олимпийский сезон». — Ура! — Настя Мишина вскинула руки вверх и потрясла ладонями в воздухе. Располагающая к себе улыбка не сходила с её лица, и за это Аня всегда при встрече хотела крепко обнять её. Щербакова слегка прикрикнула что-то наподобие «юху» и похлопала в ладоши. — Это что ж теперь, Кондратенко больше не законятся? — нахмурившись, проговорил Марк, обращаясь к Жене. Медведева и Мишина непроизвольно засмеялись, наблюдая за реакцией Кондратюка, а Семененко усмехнулся и развел руки в стороны. — Получается, да, — ответил парень, пожав плечами, — по крайней мере, до следующего сезона. — Так неинтересно! — фыркнул москвич, скрестив руки на груди и демонстративно отвернувшись от друзей, — на нашем каноне весь олимпийский контент держался! Правда же, Анют? Аня, услышав свое имя, резко подняла голову и вопросительно уставилась на Марка с просьбой повторить сказанное. Сконцентрироваться на разговоре у неё получалось плохо, поскольку мысли, разложенные по полочкам перед выступлением, сейчас решили устроить собственное шоу, разбегаясь и ударяя по вискам, что отдавалось тупой болью по всему телу. И всему причиной был он, русский айдол, стоящий около неё и обеспокоенно рассматривая её тревожное лицо. — Говорю, что мы с Женей своим шипом хорошо народ на Олимпиаде развлекали, — повторил Кондратюк, в упор смотря на Щербакову. Та поспешила натянуть улыбку и согласиться с другом, кивая головой, — с тобой все в порядке? Выглядишь как-то не очень. — Марк! — вскрикнула Женя и, подъехав к фигуристу, дала ему легкий подзатыльник. Марк прошипел, потирая место удара. — Ты уж додумайся такого своей девушке не сказать, а то получишь намного сильнее. — Все хорошо, правда, — отмахнулась Аня, продолжая улыбаться. Её взгляд самопроизвольно устремился на Семененко, который, к слову, внимательно смотрел на неё. Он неодобрительно мотал головой, глубоко вздыхая, — просто накопившаяся усталость дает о себе знать… Давайте лучше сфоткаемся на память о сегодняшнем дне! — Хорошая идея, — Настя показала фигуристке класс и прижалась к Марку, которого с одной стороны уже обнимала Медведева. Женя закивал головой и достал телефон из кармана, включая камеру, — Ань, вставай около Жени! А то навряд ли поместимся… Его имя эхом пронеслось в сознании Щербаковой, и она вновь посмотрела на него. Сейчас он казался ей еще красивее, чем прежде; все-таки образ корейских поп-исполнителей, которых Семененко слушал на постоянной основе, безумно шел ему. Идеально сшитый костюм подчеркивал спортивную фигуру, а политые белой краской волосы и грим на лице добавляли дерзкости и ощущения какого-то непослушания с его стороны, ведь до него никто не позволял себе ставить настолько экстравагантный и ни на что не похожий показательный номер, от которого кайфовали не только зрители, но и сам исполнитель. Петербуржец вытянул руку с телефоном, пристраиваясь к друзьям. Все выглядели счастливыми; как сказала Женя, сезон, вытянувший из спортсменов все силы, наконец-то ушел в историю фигурного катания, и теперь можно было выдохнуть и заняться другими вещами. Многих ожидала сессия в вузах, некоторые начинали усиленную подготовку к школьным экзаменам вроде ЕГЭ или ОГЭ. У каждого начиналась по-настоящему новая жизнь, ведь пережитое на Олимпийских играх способствовало личностному росту молодых людей; пережитые эмоции заставили совсем юные сердца понять всю суровую правду жизни и повзрослеть совсем не в соответствии со своим возрастом. И уроки, вынесенные из прошедших Игр, становились своеобразными барьерами, которые мешали чему-то ставшему обыденным по-прежнему оставаться в их душах. Аня осознала это чуть ли не самая первая из компании и уже давно (ну, как, два дня назад) приняла решение, которое не одобряла сама же, но без которого не могла представить свое дальнейшее существование. События Олимпиады вынуждали её сделать это, поскольку девушка боялась повторения этих судьбоносных поступков со своей стороны, боялась не сдержаться и вновь совершить эти сложные для собственного понимания действия. Тем более, последствия сего оказались не менее тяжелыми для осмысления, ведь красные от слез глаза и контрастирующая с ними белая от измотанности кожа не оставались незамеченными тренерами и друзьями. Нет, Аня должна покончить с этим хотя бы ради его благополучия, ведь от этой неопределенности страдала не только она. — Скажите «сыр», — произнес Женя, улыбаясь. Он потянулся к Щербаковой, чтобы немного приобнять и тем самым быть уверенным, что никому по случайности камера не обрежет руку или лицо, но стоило только увидеть на экране, кто оказался его «соседом», как рука замерла в воздухе и, остановившись над головой девушки, изобразила популярный жест, выставив указательный и средний палец в виде галочки. Щербакова снова сконфузилась, однако портить фотографию не стала и старательно вытягивала улыбку на лице, прижимаясь спиной к Жене Медведевой и стараясь избегать контактов с парнем. Все дружно исполнили просьбу Семененко, и довольно уютная фотография сохранилась в галерее айфона. — Так, раз началась фотосессия, то нужно сделать её полномасштабной, — заявил Кондратюк и, забрав телефон из рук друга, протянул его Насте. Парень ловким движением подхватил Аню под руку и, толкнув Женю в противоположную сторону, встал между молодыми людьми, — мы сыграли такие серьезные роли в этом сезоне, а так до сих пор и не запечатлели этот момент… Пора исправляться! Действительно, олимпийский сезон в который раз доказал, что классика вечная, и можно обращаться к миллионам популярных певцов и музыкантов, но ничто не заменит великих композиторов и писателей, которые, как врачи, «светя другим, сгорают сами», ведь создать шедевр реально лишь при способности пожертвовать всем ради поставленной цели. И спортсмены тоже были такими — лишь те, кто всецело отдавался своему делу, получал признание и титулы; однако никто не знал, как тяжело выбирать между одинаково дорогим, понимая, что предпочитая одно, второе теряется в первом навсегда. Иешуа-га-Ноцри в исполнении Марка Кондратюка был очень убедителен, и это можно подтвердить решением федерации поставить юное дарование ЦСКА на командные соревнования и, по сути, лишить его шанса на борьбу в личном зачете. Нельзя сказать, что фигурист расстраивался из-за этого: он осознавал, что реальный шанс получить медаль на данный момент для российских одиночников выпадает только для тех, кого ставят в командник, и поначалу стыдился перед своими друзьями, ведь про замены, которых никто из руководителей ФФККР не подразумевал, тоже знал, но ребята спокойно приняли эту новость и порадовались за Кондратюка искренне, приходя на его прокаты в качестве поддержки. Женя играл Воланда, хотя в душе хотел исполнять Мастера. Возможно, поэтому произвольная программа почти ни разу не была откатана чисто и на приличные баллы. Проживать образ дьявола у фигуриста получалось через раз, и сомнения насчет актерской игры каждый раз оборачивались сорванными элементами и, как следствие, далеко не теми местами, на которые рассчитывал весь тренерский штаб. Безысходность, казалось, уже поглотила молодого парня, и в его душе поселился мрак, исходящий от недокрученных прыжков и неважного скольжения, но именно эта понурость помогла поймать нужный «вайб», и на Олимпиаде получилось довольно неплохо скатать обе программы и занять достойное место в десятке сильнейших. Пылкая Маргарита Николаевна, спасающая свою любовь от сумасшедшего дома, подходила чуткой и изящной Щербаковой настолько точно, что фанаты влюбились в постановку Хрустального буквально с первого просмотра на контрольных прокатах. Основополагающим же считалось то, что самой Ане безумно нравилось катать образ ведьмы-королевы сатанинского бала, и поэтому даже при не до конца выполненной технической задачи, эмоционально фигуриста нередко переигрывала, что лишь усиливало эффект этой программы и делало её настоящим феноменом олимпийского сезона. И вот, три главных героя знаменитого булгаковского романа, стоят на льду, совершенно не похожие на тех действующих лиц одного из самых загадочных произведений в истории русской литературы, судьбы которых переносили на лед на каждом соревновании, где доводилось выступать: Иешуа подался в авангардистское искусство, Воланд увлекся современными музыкальными течениями, а Маргарита оказалась наимилейшим ангелом, способным вызвать бурю эмоций у любого смотрящего на неё демона. Настя Мишина ловко делает пару снимков, не отвлекаясь на шутки Медведевой, которая оглядывалась вокруг в поисках очередной жертвы своего безудержного веселья. Кондратюк, изменяя позы при каждом щелчке камеры, резко сорвался с места и подъехал к фигуристке, рассматривая получившиеся фотографии и выражая недовольство своей «глупой» физиономией на каждой из них. Щербакова, потупив голову, перебирала подол своего костюма, прикусив внутреннюю сторону щеки. Она не хотела пересекаться взглядом с Женей, потому что знала: спокойно отреагировать на его дружелюбную улыбку уже не сможет. Краем глаза девушка заметила, что парень тоже опустил голову, ковыряя кончиком лезвия испорченный выступлениями фигуристов лед. Неловкость витала в воздухе между ними, и ни один из них не мог побороть её. Лишь громкий голос Марка заставил обоих встрепенуться и вопросительно посмотреть на него. — Теперь ваша очередь, люди в белом, — взяв телефон из рук Мишиной, Кондратюк направил объектив камеры на парочку, — давайте хотя бы сегодня порадуем вашу небольшую фан-базу совместной фоточкой? — Марк, хватит нести ерунду! — ответил Женя, подъезжая к Марку и пытаясь выхватить телефон из его рук, — ты со своими канонами уже с ума сошел! — Женя, будь хоть раз чуточку повеселее! — проговорил москвич и ловким движением увернулся от друга, отъезжая к бортику, — ты разучился понимать мои шутки после Олимпиады. Это беда! На секунду Семененко замер, и Ане показалось, что ему лишь одно слово «Олимпиада» неприятно до чертиков, собственно, как и ей. Он явно погрустнел, что девушка прочитала по его глазам, но изо всех сил старался не показывать свое истинное состояние, поэтому буквально в то же мгновение прежняя улыбка воссияла на его все еще белом лице. — Шуточки твои стали слишком плоскими, не кажется? — сказал Семененко и получил в ответ наигранный смех от Кондратюка. — Да ладно вам, — махнула рукой Женя Медведева, подъехав к парочке сзади и подталкивая их друг к другу, — вы же друзья! Разве друзьям запрещено фотографироваться вместе? Друзья… Оба прекрасно понимали, что от прежней дружбы уже не осталось и следа. Их идеальные взаимоотношения канули в бездну, как только стоило другому, более всеобъемлющему чувству проскользнуть между ними. Щербакова подняла взгляд и столкнулась с его глазами, все так же наполненными теплотой и заботой. Он всегда смотрел на неё так, что стая бабочек начинала порхать внизу живота, ноги подкашивались, а руки начинало потряхивать легкой дрожью. Женя неловко подал ей руку, таким образом приглашая для совместного снимка. — Конечно, друзья, — с трепетом проговорил Семененко, оставляя последнее слово за Аней. Та судорожно закивала головой и положила свою ладонь в его. Настя Мишина тут же рванула к молодым людям и придумала им прикольную позу: Женя встал позади, имитируя своими руками ушки, а Аня выставила два пальца вверх, как это до неё делал сам Семененко. Его непосредственная близость отдавалась тупой болью в районе лопаток, а его краткое прикосновение к плечу вызвало табун мурашек по телу. Нет, она не готова так сурово поступить с ним, не готова лишить себя возможности сопереживать ему в трудные моменты и радоваться вместе с ним новым жизненным взлетам, как это всегда делал он. Она не была готова отпустить его, но помутненное сознание и череда оплошностей, которые возникли между ними совсем не случайно, как того хотели оба, сыграли свою роль; вопреки сомнениям, Щербакова каждый раз убеждала себя в необходимости прекратить всякое общение с парнем. Время, проведенное в раздевалке, не заняло больше 10 минут. Аня ловкими движениями покидала все вещи в сумку и пулей вылетела в коридор, где напротив неё оказался Женя. Фигурист стоял на расстоянии нескольких метров от неё, но она не переставала чувствовать терпкий аромат его парфюма, который пробуждал в ней самые потаенные страницы её мыслей. Взглядами зацепившись друг за друга, оба не смели пошевелиться, пытаясь хотя бы на мгновение насладиться моментом, когда им удалось побыть наедине. Щербакова не выдержала первой; спустя пару минут тишины она сделала шаг вперед, но тут же осеклась, вновь замирая на месте. Что-то внутри препятствовало её движению; видимо, несмотря на твердое решение покончить с этим, все её нутро выступало против сего поступка и всеми силами пыталось остановить её от еще одной ошибки. — Ты хорошо выступала сегодня, — осторожно начал Женя, все же прекращая эту игру в переглядки. Он подошел к девушке и, несколько не доходя до неё, встал на месте, — мне очень понравилось. Впрочем, ты всегда катаешься фантастически. — Спасибо, — пробормотала Аня, поджав губы. Ей безумно хотелось посмотреть на него, но боязнь не сдержаться была в этот момент сильнее и острее всех других эмоций, поэтому она слегка опустила взгляд, облокачиваясь о свой чемоданчик, — ты тоже был прекрасен… — Сочту это за комплимент от олимпийской чемпионки, — усмехнулся Семененко, но тут же осекся, уловив настрой своей собеседницы, — мне кажется, ты хотела поговорить со мной… — Откуда ты?.. — вопрос, возникший в голове, тут же был озвучен фигуристкой, но парень перебил её, преодолевая некую дистанцию между ними и оказываясь в непосредственной близости к Щербаковой. — Это сейчас не имеет никакого значения… Начинай! — он тоже боялся этого разговора, что можно было понять по его безумному взгляду, который бегал по девушке в поисках той точки, на которую смотреть можно с полной уверенностью в отсутствии вероятности сорваться и признаться вновь, как тогда, в Петербурге. — Я не знаю, как понимать то, что было между нами, — заговорила Аня, наконец-то найдя в себе силы поднять голову и взглянуть на парня. Его глаза остановились на её глазах, и ощущение безопасности в тот миг покинуло обоих, — принимаю тот факт, что нужно забыть, но не могу, как бы не старалась. Каждый раз, когда вижу тебя, вспоминаю все заново и забываю еще тяжелее, чем раньше. — Понимаю, — произнес Женя, в упор глядя на девушку, за что та уже прокляла его, ведь этот пристальный взгляд мог лишить её той уверенности, которую она судорожно собирала по всем закоулкам своей души последние два дня, — сам до сих пор не могу до конца отпустить эту ситуацию… — Поэтому я приняла решение, — с твердым голосом заявила Щербакова и тут же поймала теплящийся уголек надежды в мужских глазах, что начинал растапливать её решимость с бешеной скоростью, — я…мы…больше не можем оставаться друзьями! Услышав это, Семененко нахмурился, вопросительно изогнув бровь. Ане резко захотелось сказать, что это все глупая шутка, розыгрыш; что она вовсе не готова потерять такого хорошего друга, как он, однако продолжала молчать, сделав несколько шагов назад. — Чтобы забыть произошедшее, я должна забыть тебя, но пока мы дружим, это невозможно, — промолвила фигуристка и тут же замолчала, крепко сцепляя руки в замок. Женя тоже молчал; он пытался заглянуть в её глаза и найти ответ на миллионы вопросов, которые, бесспорно, появились в его голове, но девушка лишь отводила взгляд, смаргивая наступающие слезы. — Как скажешь, — наконец произнес парень, так же отступая на несколько шагов, — если тебе так будет лучше, то без проблем… Прости, меня уже на улице ждут… Всего хорошего! И он ушел. Поспешил как можно скорее скрыться за углом коридора, ведущему к выходу, чтобы не видеть горьких слез, что вырвались из груди Щербаковой, которая, к слову, уже пожалела о своем решении.***
Президентский номер содрогался от рыданий и громких всхлипов фигуристки. Она надеялась, что после этого шага все встанет на свои места, однако этому не суждено было случиться. Все произошло с точностью наоборот; вместо того, чтобы забыть, Аня каждый день все больше вспоминала о нем, и сердце разрывалось на части от отвращения к самой себе. И сколько бы времени не протекло в бесконечных попытках оправдать себя желанием нормализовать душевное состояние, гадкое чувство вины за содеянное не оставляло ни на секунду, усиливаясь даже при упоминании о прежних отношениях. Администратор уже несколько раз заглядывал к чемпионке и предлагал свою помощь, но может ли посторонний человек склеить разбитую вазу чувств, которые оказались похоронены в глубине молодой души. Больше всего ей хотелось спрятаться ото всех и, зарывшись в одеяле, в который раз укорить себя и в очередной раз добить собственными умозаключениями. Однако судьба была против такого упаднического настроя; дверь номера распахнулась, и в проеме появилась молодая девушка с чемоданом сбоку. — Я же сказала, что мне ничего не нужно! — услышав скрип, Аня подняла голову и, шмыгнув носом, кинула подушку в незваного гостя. Однако вещь так и не долетела до пункта назначения, определенного Щербаковой, и упала у чемодана в дверном проеме. — Тебе нужно выговориться, и в этом я тебе помогу, — произнесла девушка, проходя в номер и закрывая за собой дверь. Аня, узнав знакомый голос, прекратила на мгновение плакать и, утерев слезы с щек, уставилась на собеседницу. — Это ты?..