Быть твоим другом — это всё, чего я когда-либо хотел; Быть твоим любовником — это всё, о чём я когда-либо мечтал. Валери Ломбардо
***
Ночной Петербург завораживал своей необъяснимой красотой. Несмотря на непогоду, на улице было полно людей, которые находили увлекательным прогулку по занесенным снегом улочкам города на Неве. Деревья же, не выдерживая вес навалившегося на них груза, провисали настолько низко, что даже у ребенка появлялась возможность дотянуться до их верхушки. Новогоднее настроение царило в северной столице; жители не могли не радоваться наступающему празднику, строя грандиозные планы на следующий год, и только один петербуржец размышлял в этот вечер о прошлом, пытаясь найти хоть какую-то связь с тем, что случилось сегодня в его квартире. Не сказать, что Женя не ожидал её; скорее, наоборот, безумно хотел увидеть, но понимал, что нельзя. Она решила выстроить между ними прочную стену, которая вмиг разрушила все выстроенные ранее мосты, а он просто принял этот факт. Принял, но не смирился, не отпустил и, как следствие, спокойствия так и не обрел. Парень знал, что причиной их разрыву, если это можно было так назвать, стал страх дать волю чувствам и позволить пылкому сердцу победить над рассудком, повторить то, что творилось с ними в начале уходящего года, и разрешить себе…любить по-настоящему. Она боялась любить его, когда он был готов бросить к её ногам весь мир, что остался непокоренным обворожительной олимпийской чемпионкой. Ради неё Женя мог завязать со спортом, уйти из университета и сделать все, чтобы ей не пришлось чувствовать себя ущербно. Семененко знал, что Щербакова не пойдет на такой отчаянный шаг; скорее, сумеет превозмочь себя и переступить через собственные желания, чтобы сохранить образ интеллигентки, которая даже не задумывается об отношениях, что, по мнению всего её окружения, лишь помешают ей добиться выдающихся результатов в жизни. Но стал ли популярным Стив Джобс без веры своей супруги? Написал ли Толстой «Войну и мир» без уверенности своей жены в том, что это будет гениальное произведение? В конце концов, смог ли его тренер, Алексей Николаевич, вырастить талантливых спортсменов и заслужить статуса «профессора» без поддержки Татьяны Николаевны, которая была для него не только любовью всей жизни, но и верным другом и надежным компаньоном? Женя знал, что все сводится к любви, к единственному доступному всем чувству, которое способно выйти за грань человеческого понимания. Он понял это еще прошлым летом, когда увидел в Ане не только хорошую подругу, но и свой вариант идеальной девушки. Щербакова всегда была искренней с ним; улыбалась, когда смешно, и плакала, когда грустно; её взгляд мог выражать тысячу эмоций одновременно, и Женя частенько терялся в нем в попытках найти ответ на свой немой вопрос: «почему?». Почему именно она так глубоко засела в его голове, вытесняя оттуда весь здравый смысл? Проводив Настю до такси, парень вернулся домой и, закрыв дверь на замок, облокотился о стену, прикрывая глаза. Кромешная темнота, воцарившаяся в квартире, и тусклый свет, исходящий от лампы в его комнате, напоминала парню его жизнь. Повседневность затаскивала его в пучину, и лишь огонек вдалеке заставлял бороться и идти вперед. Нетрудно догадаться, кто выступал в качестве манящего блеска; однако стоило Жене приблизиться к нему, как лампа погасла без шансов вновь зажечься. С одной стороны, он хотел забыть, ведь надеяться на что-то в данный момент казалось глупой затеей; но с другой, парень знал, что только она могла сделать его по-настоящему счастливым. Фигурист прокручивал в голове все снова и снова, пытаясь определить, когда это все начало рушиться…***
— Проходи, чувствуй себя, как дома, — распахнув дверь настежь, парень зашел в квартиру, включая свет в прихожей. Девушка неуверенно прошла следом, поставив свой чемодан в угол комнаты. — Ты уверен, что это будет удобно? — все пыталась откреститься от предложения друга Аня, оглядываясь вокруг. Нет, она уже бывала в гостях у Жени, но сейчас ей показалось, что все выглядело иначе с их последних посиделок за чашкой чая в Петербурге. — Не хочу стеснять твою семью своим присутствием. — Я уже говорил, что они уехали к бабушке с ночевкой — квартира полностью в нашем распоряжении, — в который раз повторил Семененко, разуваясь. Избавившись от верхней одежды, он слегка потянулся и, подойдя к девушке, аккуратно развязал шарф на её шее, оставляя легкий щелчок на кончике носа, — поэтому завязывай со своими манерами и расслабься — передо мной не обязательно строить интеллигентку. — Постараюсь, — улыбнувшись, ответила фигуристка и принялась раздеваться. Парень улыбнулся в ответ и, взяв свою сумку, прошел в комнату. Он знал, что после неудачно сложившегося чемпионата России Ане нужно немного забыться, поэтому, недолго думая, пригласил к себе, чтобы отвлечься от нудной обстановки отеля и строгих взглядов тренеров, которые даже после закончившихся соревнований нехотя отпустили свою ученицу с Женей. Кинув сумку под стол, Семененко распахнул дверцы своего шкафа и, достав оттуда домашнюю одежду, бросил вещи на кровать. Парень наспех переоделся и, повесив чистую футболку на плечо, вышел в коридор, где, как неприкаянная, стояла Аня, перебирая пальцами. — И чего ты тут стоишь? — изогнув бровь, произнес парень. Девушка вздрогнула; возможно, шум и гам, стоящий на арене Юбилейного, все еще крутились в её голове, и отойти от этого порой было достаточно сложно (Женя знал это по собственному опыту). — Или ты решила заночевать на полу в прихожей? — Мне кажется, я лучше поеду обратно, — ответила Щербакова, заламывая пальцы по очереди, — тебе нужно отдохнуть после таких напряженных трех дней, а тут я, как будто у меня своего дома нет, напрашиваюсь… — Так, ну начнем с того, что я сам тебя пригласил, и ты ни к кому не напрашивалась, — прервал монолог Ани Женя, облокотившись о дверной косяк и в упор смотря на подругу, — во-первых, твой дом находится за сотни километров отсюда, а отель сложно назвать даже подобием на него; во-вторых, ты тоже устала, и мое предложение провести дружеские посиделки изначально подразумевало под собой некое отвлечение от самобичевания, которым, мне кажется, кто-то собирался заняться предстоящей ночью… Но, если ты не хочешь, то я могу вызвать такси, и… — Ладно, уговорил! — сказала Аня, опустив руки. Женя победно улыбнулся и протянул ей свою футболку. Девушка вопросительно взглянула на вещь, а затем и на парня, — а зачем она мне? — Ты хочешь ходить по дому в своих джинсах? — фигурист кивнул на ноги Щербаковой, и та судорожно опустила взгляд вниз, — нет, они, конечно, модные и идеально сидят на тебе, но…в них же безумно неудобно! — Верно, — усмехнувшись, девушка взяла футболку из рук Семененко, и петербуржец облегченно выдохнул: ему удалось заставить девушку улыбнуться чуть ли не впервые за несколько дней, — умеешь же ты убеждать, Женечка. — Это моя супер-сила, если ты не знала, — подмигнув, добавил парень, и Аня вновь пустила легкий смешок, — можешь переодеться в моей комнате, а я пока чайник поставлю. Фигуристка кивнула и, обойдя друга, скрылась за дверью, ведущей в его комнату. Семененко же прошел на кухню, где, налив чайник, поставил его на огонь. Как спортсмен, он понимал, что после неудачи нужно кому-то выговориться, поэтому решил выступить добровольцем и позвал Аню в гости, чтобы попытаться забрать хоть какую-то часть тех переживаний, которые терзали её сердце. На себе же парень в очередной раз поставил жирный крест; когда речь заходила о ней, то все остальное уходило на второй план, тем более, он знал, что справится, привык справляться. — Может быть, помочь? — остановившись в дверном проеме, поинтересовалась Щербакова, заставив Женю обернуться. В его футболке она выглядела такой домашней и красивой; в тысячу раз красивее, чем во всех своих новомодных платьях. От её вида Женя слегка тормознул, оставляя без ответа её вопрос, но быстро опомнился и поспешил заговорить с подругой. — Если ты можешь вскипятить чайник быстрее, чем он сам это сделает, то конечно, без тебя я просто не справлюсь, — произнес Семененко и улыбнулся, заметив, что девушка слегка повеселела и, наигранно вздохнув, развела руки в стороны, — жаль. Тогда придется немного подождать. — Я не против, — сказала Щербакова и присела на стул, закинув ногу на ногу. Взгляд парня невольно упал на оголившуюся кожу, и его реакция была вполне объяснимой физиологическим строением мужского организма; он резко отвернулся, делая вид, что занят чем-то очень важным. — Красный или белый? — неожиданно для девушки спросил Женя, нарезая сыр кубиками и складывая его на тарелку. Аня задумалась, не понимая, о чем идет речь, и долгое время молчала, выбирая между представленными вариантами. — Красный, — наконец ответила фигуристка, прищурено смотря на парня. Тот ехидно взглянул на подругу через плечо и, отвлекаясь от своего занятия, прошел к холодильнику. — Смотрю, между страстью и безмятежностью ты выбираешь страсть, — проговорил Женя и вогнал Аню глубже в омут непонимания своих реплик, — на самом деле, мне красное самому больше нравится. Семененко открыл дверь холодильника и ловким движением достал с полки бутылку красного вина. Аня удивленно смотрела то на парня, то на тару с алкоголем, и колебалась, выбирая между желанием и обязанностью. — Ты что? Нам же нельзя во время сезона! — после непродолжительного молчания заявила девушка, останавливая взгляд на парне, — если тренеры узнают, то нам мало не покажется! — Так мы никому не скажем, и об этом никто, кроме нас, знать не будет, — ответил Женя, вытаскивая из ящика фужеры и пододвигая один к Ане, — Щербакова, хватит быть занудой! Тебе каждый день выпить предлагают что ли? — Нет, но это неправильно! — продолжала отнекиваться фигуристка, пока парень умело возился со штопором, открывая бутылку, — тем более, твоя мама наверняка заметит пропажу, и тогда об этом станет известно не только нам! — Моя мама ничего не знает об этом, — пожал плечами Семененко, вытаскивая пробку из горлышка. Услышав это, Аня округлила глаза еще больше, не сумев произнести и слова, — думаю, нам нужно немного расслабиться, и вино в этом хороший помощник. Тем более, с одной бутылки нас дальше кровати никуда не унесет. Разливая вино по бокалам, Женя видел дилемму в глазах девушки; она не знала, как поступить в сложившейся ситуации; начиная говорить, тут же замолкала; начиная подниматься с места, вновь плюхалась обратно. Наконец, мука выбора закончилась, и, махнув рукой, Щербакова придвинула к себе фужер с алкоголем, поднимая его в воздух. — За что будем пить? — проговорила девушка, смотря на парня. Тот тоже уже взял свой бокал и, помотав жидкостью в нем в разные стороны, жестом указал на подругу, выпивая алкоголь залпом. — Думаю, обмывать бронзовую медаль, которая граничит с деревянной, нет никакого смысла, — вздохнув, Аня сделала осторожный глоток вина и отставила фужер в сторону, — чувствую себя паршиво, что даже выть хочется. — Но ты же на пьедестале, Анют! — воскликнул Женя, шпажкой закидывая кусочек сыра в рот, — несмотря на помарки, ты завоевала медаль и место в сборной. Это же хорошо! — Да какие помарки, Жень? — девушка подперла голову рукой, водя пальчиком по ножке бокала, — это фатальные ошибки! Остаться без ультра-си накануне Олимпиады мог только такой везунчик по жизни, как я… Неудачница! — Не говори так о себе! — возразил Семененко и аккуратно взял свободную руку девушки в свои ладони. — Пусть сейчас не получилось, но, я уверен, ты еще покажешь всем, как должны кататься настоящие чемпионки! — Настоящие чемпионки прыгают сложные элементы ногами, а не одним местом лед вытирают, — горько усмехнулась Аня, сжимая мужскую ладонь, — правду говорят, что выигрывала я просто под момент, когда сильных соперников просто не было. — Ты с ума сошла? — парень нахмурился, глядя на подругу, — все бы так выигрывали, как ты… Твоему скольжению весь мир завидует, а она тут несет какую-то ерунду! — Но ведь фигурное катание — это не только хореография… Прыжки — вот самое важное в нашем спорте! — возразила фигуристка, тяжело вздыхая, — поэтому будущее за теми, кто исполняет четверные с такой легкостью, что даже дух захватывает. — Знаешь ли ты, за какие заслуги Панин-Коломенкин в свое время получил первое олимпийское золото по фигурному катанию? — спросил Женя и, получив отрицательный ответ, продолжил, — он вырисовывал коньками узоры на льду, и побеждал тот, кто создаст самый красивый рисунок… Фигурное катание — это искусство, и лучшего художника, чем Анна Щербакова, не найти в мировой элите нашего вида спорта. Тем более, у тебя еще будет шанс наверстать упущенное и отыграться на Европе… Уверен, что ты не упустишь возможность доказать всем хейтерам, кто здесь действующая чемпионка мира! — Спасибо, Жень, — улыбнувшись, Аня крепко прижалась к парню, утыкаясь лицом в мужское плечо, — ты самый настоящий друг! Самый лучший на всем белом свете! — Я знаю, — обняв девушку в ответ, Женя погладил её по спине и в очередной раз для себя понял, что он просто друг. Друг для той, которую любил так, как никого прежде.***
Бутылка вина улетела в один миг. Ребята немного поговорили о прошлом сезоне: вспомнили некоторые моменты, посмеялись с собственной глупости и твердо решили повторить свою поездку в Петергоф уже будущим летом. Как и предполагал Женя, особо их не развезло, но в сон обоих склонило знатно. Щербакова, выпившая меньше, казалась пьянее парня, которому пришлось допивать остатки роскоши. Девушка, откинувшись на спинку стула, прикрыла глаза и сама не поняла, как заснула, пока Семененко домывал посуду, появившуюся после их скромных посиделок. Вытерев руки, парень обернулся и улыбнулся, увидев мирно сопящую фигуристку. Она аккуратно дергала носиком, сложив руки на столе и положив на них голову. Женя подошел ближе и, присев на корточки, осторожно убрал прядь волос её лица. Он не мог не любоваться ей; для него оставалось загадкой, как и когда дружеская симпатия переросла в нечто большее, но это произошло, лишив парня полного самообладания в её присутствии. Для неё Женя был свободен даже в самый загруженный день; время для разговоров с ней находилось ежедневно, несмотря на забитый коллоквиумами и тренировками режим. Она оставалась особенной для него вопреки всему, и скрывать это с каждым разом становилось все труднее и труднее. Поднявшись на ноги, Семененко аккуратно взял Аню на руки, чтобы отнести в свою комнату. Щербакова слегка поёжилась и положила голову на плечо друга, обнимая его за шею. Казалось, она крепко спала, и разбудить её в данный момент было невозможно. Зайдя в спальню, Женя положил девушку на кровать и укрыл одеялом, присаживаясь на край рядом с ней. — Какая же ты красивая, — парень провел кончиками пальцев по щеке подруги, и та промычала во сне, крепко прижимая руку парня к себе, — знаешь, когда я впервые тебя увидел, со мной что-то произошло. Я никогда не говорил об этом, но…мне захотелось обнять тебя крепко-крепко… Но если бы было можно, клянусь, я тебя любил всю жизнь. Причину этого монолога было не суждено узнать даже его автору; неведомая сила вытолкала заветные слова из глубины юной мальчишеской души. Он невесомо коснулся губами тыльной стороны её ладони и, аккуратно вытащив свою руку, встал на ноги. Взглянув на девушку в последний раз, фигурист вышел из комнаты, тихонько прикрывая за собой дверь.***
Воспоминания — это единственное, что осталось у него после урагана под названием «запретная любовь». Им нельзя было быть вместе, хотя этого хотелось до дрожи, до боли в суставах, до сумасшествия. Он запрещал себе думать о неё, но звонкий девичий смех разрушал все замки, которые парень ставил в своей голове. Женя не понимал, почему становился другим в её присутствии: таял от её нежного голоса, плавился от её выразительного взгляда; не понимал, почему влюбился именно в неё и обрек себя на вечные страдания от неразделенных чувств и убитой надежды на будущее. Семененко был готов быть просто другом для неё всегда, наплевав на собственное эго. Он делал так всегда, когда речь заходила о ней; не раздумывая, ставил её на первое место в своей жизни, забивая на свои интересы. Её размеренная и спокойная жизнь являлась важнейшей целью его существования, поэтому он принял её решение разойтись безропотно и покорно, надеясь на то, что поможет ей оставаться по-прежнему счастливой. Тяжело выдохнув, парень снял толстовку и, бросив её в корзину для грязного белья, побрел на кухню. Последствия дружеской беседы с Гуляковой требовали срочной ликвидации: до прихода матери с дежурства около трех часов. Женя, заранее выбросив мусор, стал складывать тарелки, бокалы и приборы в посудомоечную машину, разбирая посуду по определенным отсекам. Заметив уроненную ложку, парень нагнулся за ней, чтобы положить к остальным, но обнаружил зеленый подарочный пакет, стоящий около ножки стола. «Может, Настя принесла и забыла отдать?» — подумал Семененко и, выпрямившись, заглянул внутрь. Его вниманию предстала книга, ставшая знаковой в его жизни. Коллекционное издание «Мастера и Маргариты» выглядело богато: словами было невозможно описать всю красоту книги, которую Женя вынужденно читал в прошлом году в надежде понять и объяснить самому себе, как играть злосчастного Воланда, чтобы получать высокие баллы за компоненты. Парень с улыбкой открыл форзац романа и увидел аккуратно написанные девичьим подчерком строки. «Наверно, ты меня не помнишь, но знай, что в моем сердце ты останешься навсегда… Твой Анютик».