***
— Доктор, давайте начнём сначала, — просит Гарак, и только усталость мешает ему окончательно потерять терпение. Джулиан радуется, что у него выходной и не нужно бежать в медотсек и что Джейка нет нигде поблизости. Всё вообще складывается прекрасно и в его пользу, кроме того что они уже час обсуждают рассказ на пять страниц и всё никак ни к чему не придут. — Вы объясняли мне, — продолжает Гарак тем временем, и Джулиану приходится сосредоточиться, чтобы не начинать разговор сначала, — что в земной развлекательной литературе важно сопереживать героям, волноваться за них и гадать, как они смогут выпутаться из тех неприятностей, в которые их поместил автор. Для этого ситуации должны быть такими, какие могут случиться и в реальности. — Реалистичность не самое главное здесь, — возражает Джулиан — на самом деле больше чтобы защитить авторскую честь Джейка, нежели потому что он так уже не согласен с собеседником. — Люди читают развлекательную литературу, чтобы отвлечься от реальности, окунуться в яркие приключения, которые с ними бы не произошли. Автор волен немного преувеличить здесь, подстроить совпадение там, чтобы история получилась более красочной. Это возможно, пока не нарушается повествование и происходящее согласовывается с правилами выдуманного мира. — Но я не могу сопереживать персонажам, которые попали в ситуации, которых физически не могло произойти! — утверждает Гарак, и Джулиан не уверен, что у него получится достойно возразить. Ещё в предыдущей своей реплике он углубился в литературный анализ дальше, чем ему когда-либо следовало. — Автор, таким образом, не справляется с главной и, собственно, единственной функцией этой примитивной бесцельной литературы. — Тише, — укоряет Джулиан. — Мы всё-таки говорим про Джейка. Гарак вздыхает и примирительно поднимает руки. — Я приношу свои извинения за столь бурное выражение эмоций. И всё же я не знаю, что вы должны передать юному мистеру Сиско, особенно с моей стороны. — Не могло же всё быть настолько безнадёжно, — замечает Джулиан. — Неужели вам ничего не понравилось? Гарак пожимает плечами. — Ничего из этого не могло случиться, вот и всё. Но если вы не верите мне, доктор, возможно, идеально точная и математически верная симуляция вас убедит. И, ничего не поясняя, направляется к барной стойке. — Мы с доктором хотели бы воспользоваться голокомнатой, — вежливо сообщает Гарак, — если сейчас есть свободная. — Ну наконец-то, — вздыхает Кварк себе под нос. — Уж думал, вы никогда не попросите. — Прошу прощения? Кварк поднимает голову, отставляя протёртый бокал в сторону, и вздыхает снова, бесконечно терпеливый и знающий больше, чем нужно. — Я говорю, вам с доктором повезло, — отвечает он. — Сейчас как раз освобождается голокомната, и она не забронирована ближайшие два часа. — Чудесно, — Гарак лучится добродушием, в которое умело превращает раздражение, отсчитывает необходимое количество латины и уверяет Кварка, что им не нужна ни одна из имеющихся программ, у них есть своя. Кварк явно делает из этого каике-то свои выводы, которыми он не делится, и искоса следит, как Джулиан, которого Гарак жестами зовёт к себе, плетётся к стойке.***
— Не так уж всё и плохо! — бодро кричит Джулиан сквозь вой ветра. Они висят вниз головой, пока матрица голокомнаты буквально плавится вокруг них. Из неба торчит дерево, облака плывут где-то сбоку, горы врастают сами в себя, а звездолёт, на котором происходило действие, разделился на две половины, каждая из которых продолжает жить своей жизнью. Одна, кажется, обрела сознание. Но программа не завершилась, значит, у написанного Джейком есть шанс на существование, каким бы крошечным он ни был. Только Джулиану приходит в голову эта мысль, как компьютер сообщает: — Ошибка. Слишком много несоответствий. Невозможно продолжить программу. И сюрреалистичный пейзаж выключается, уступая место стенам, усеянным фотонными излучателями и передатчиками. Джулиан и Гарак мягко опускаются на пол. — Что ж, доктор, компьютеру понадобилось всего лишь тридцать минут, чтобы установить, что события, описанные мистером Сиско, никак не могли бы происходить в реальности. — Гарак выглядит поразительно довольным и собранным для того, кто почти пять минут висел вверх ногами. Он деловито поправляет на себе одежду, стряхивает пылинку и приглаживает волосы. Джулиан для приличия делает вид, что у него тоже кружится голова, хотя не произошло ничего такого, чего его генетически улучшенный мозг не смог бы выдержать. Стоило отдать компьютеру должное: он пытался воспроизвести рассказ Джейка, как мог, но, видимо, с технической точки зрения это действительно было невозможно. У Джейка была незамысловатая приключенческая история, которую он в погоне за пресловутой реалистичностью в начале напичкал терминами, техническими особенностями того самого звездолёта, на котором разворачивались события. Судя по их количеству, это было что-то подслушанное в разговорах шефа О`Брайена. Совмещённое, оно дало огромный тяжеловесный корабль, похожий на помесь черепахи с дикобразом, который при переходе в варп пять, на котором он должен был путешествовать, разорвал пространственно-временной континуум и утянул за собой маленький спутник. Дальше было хуже. От технических подробностей Джейк отказался, что дало компьютеру пространство для манёвра в просчёте вариантов, но сценарии получались не утешительные. При выстреле в клингонскую Хищную Птицу разом перегорели все фазерные установки. В качестве исключения пришлось внести изменения в сюжет и второй выстрел сделать торпедой, которых был выпущено три вместо одной и все наугад. Зато удивительным образом держались щиты, несмотря ни на что. Сбил клингонский корабль случайно отбуксированный спутник, чего в рассказе Джейка точно не было. До приключений на планете класса L дело не дошло. Клингоны, с которыми предстояло сражаться в рукопашную, всё равно погибли при взрыве Хищной Птицы, а при попытке посадить корабль он развалился на две части и завис в атмосфере. Потом же всё начало ломаться с удивительной скоростью, пока компьютер не прекратил это безобразие сам. — И всё же я думаю, — говорит Джулиан, одёргивая форму, — что рассказ Джейка совсем не безнадёжен с литературной точки зрения. Он динамичный, увлекательный и не даёт заскучать. — Здесь, мой дорогой доктор, вы совершенно правы, — соглашается Гарак с вежливой улыбкой и насмешливыми искрами в глазах. — И он хорошо написан, — не сдаётся Джулиан. — Вам понравился стиль? Гарак молчит и продолжает улыбаться, так что мурашки по спине бегут. — Передавайте автору мои наилучшие пожелания, — говори он наконец и идёт к выходу. — Я скажу, что вам понравился стиль, — решает Джулиан и кивает сам себе. Они возвращаются в бар, проходят мимо Кварка, и Джулиану вдруг становится неловко от его взгляда. Они — понимает он запоздало, — несмотря на все их старания, растрёпаны, в съехавшей на бок одежде и все ещё немного запыхавшиеся. Кварк делает выводы.***
— Гарак! — провозглашает Джулиан перед ланчем неделю спустя и взмахивает файловым носителем. — Я принёс ещё один рассказ авторства Джейка Сиско. Гарак поднимает взгляд и смотрит на Джулиана с любопытством учёного, которому представили редкую аномалию в развитии. — Я рад, — отвечает Гарак дипломатично, пока Джулиан занимает своё место, — что наш отзыв, который вы доставили юному мистеру Сиско, не уменьшил его интереса к литературе. Это рвение достойно похвалы. Джулиан улыбается обезоруживающе. — Я сообщил ему, что, несмотря на некоторые технические недочёты и перебор с терминами, мне понравился сюжет, а вы оценили его авторский стиль написания. — Позволю себе напомнить, — мягко говорит Гарак, — что мистер Сиско обратился к нам, ожидая беспристрастности. Вы же делаете именно то, чего он опался от своего отца — вы щадите его чувства. Джулиан невозмутимо пожимает плечами. — Я указал на недостатки, и мне правда понравился сюжет. К тому же Джейк готов учиться, поэтому я считаю, мы должны дать ему второй шанс. В этот раз это детектив. Гарак вздыхает. — Мне кажется, мы уже установили, доктор, что наши понятия о хорошей детективной истории сильно отличаются. Не думаю, что это хорошая идея. Вы можете прочитать рассказ один. Джулиан придвигается ближе и протягивает файл. — Пожалуйста, Гарак. Ради меня. Вечная улыбка Гарака чуть теплеет, когда он всё ещё без особой охоты берёт носитель. — Если только ради вас.***
— Как и ожидалось, — говорит Гарак три дня спустя, довольно спокойно, но с очевидным оттенком «я же говорил». — Можете передать юному мистеру Сиско, что я нашёл в его истории несколько интересных черт, например, описание гостиной с явным указанием на то, какие предметы окажутся уликами. Это было неплохо. И портрет пожилой леди вышел остроумным. В остальных моих впечатлениях можете обвинить мою кардассианскую натуру. Говорит он это с очевидной гордостью за эту самую натуру. Джулиан вздыхает и улыбается, не собираясь заканчивать этот разговор так быстро. — Мне описание гостиной, наоборот, показалось слишком прямолинейным, но я согласен, что оно довольно приятное. Но разве вам не понравилось ничего больше? Гарак пронзительным взглядом отвечает на его выжидающий и качает головой. — Если вы имеете в виду этот странный сюжетный ход, что рассказчик оказывается убийцей, то я не понимаю, в чём его суть. Идея действительно оригинальная, однако мне она кажется абсурдной. — На самом деле, — Джулиан снова балансирует на грани литературного анализа, но изо всех сил старается не показывать недостаток опыта в этой области, — этот сюжетный ход не совсем новаторский, он был использован в земной литературе раньше. Это частный случай применения так называемого ненадёжного рассказчика, когда тот, от чьего лица ведётся повествование, по каким-либо причинам утаивает часть информации от читателя. — Джулиан удерживается от того, чтобы не добавить «насколько я понимаю». Гарак и без того не выглядит достаточно впечатлённым. — И вы думаете, использование этого приёма уместно в детективной истории? — с сомнением спрашивает он. — Так как личность настоящего преступника никогда не раскрывается заранее, в этих историях уже достаточно неизвестных. Если читатель не может доверять ещё и рассказчику, зачем ему читать историю в первую очередь? Если от него утаивается часть информации, как понять, что всё остальное не выдумка? — Всё остальное в любом случае выдумка, — замечает Джулиан. Гарак отвечает ему взглядом, в котором читается «вы меня поняли» и «вы можете лучше». — Я понимаю, — говорит Гарак терпеливо, — но мы не говорим сейчас на уровне конкретного автора, а как минимум на уровне изображаемого мира. Если я верно интерпретирую земную нарративную теорию. Доктор, не сморите на мня так удивлённо, — добавляет он после паузы, когда не получает ответа. — Я провёл небольшое подготовительное исследование, чтобы понимать чуть больше контекста и чтобы, беседуя о земной литературе, мы с вами говорили на одном языке. — И для этого вы читали тексты по литературной теории? — уточняет Джулиан. Едва ли это можно назвать разговором на одном языке, впрочем. — Некоторые, — скромно признаётся Гарак. — Большую часть выжимками. Вы склонны очень сильно усложнять некоторые вещи, но в целом это довольно занимательно. — А когда мы в прошлый раз говорили о правдоподобии… — Я мог бы начать рассказывать вам о мимесисе и Платоне, но это показалось мне излишним. «Это провал», — проносится в голове у Джулиана непонятно почему. Не то чтобы он собирался впечатлить Гарака своими познаниями в филологии. Наверное. — Но мы отвлеклись, — замечает Гарак мягко. — Представление о ненадёжном рассказчике кажется мне абсурдным, особенно в нашем конкретном случае. Убийца-рассказчик утаивает часть событий или преподносит их не так, как было на самом деле либо ради дешёвой интриги, которая всё равно раскрывается в конце — и не стараниями читателя, который собрал воедино все подсказки, оставленные автором, более добросовестным, чем его персонаж, и пришёл к верному выводу, а банальным признанием. Этот персонаж либо склонен к тривиальным драматическим эффектам, либо не очень умён и сам не помнит, где был в момент убийства. — Или лжец, или тупица, — подводит итог Джулиан. — Или действительно мог находиться в двух местах одновременно. — Что вы имеете в виду? — Джулиан смотрит удивлённо на честную и дружелюбную улыбку Гарака, который сам точно не склонен к драматическим эффектам. — Если всё же вчитываться в подсказки, оставленные автором, получается, что убийца был одновременно и на месте преступления, и на ужине в столовой, причём другие персонажи это подтверждают. По свидетельствам других героев, он был вовлечён в беседу с каждым из них достаточно долго и не мог в тот же вечер убить хозяйку поместья. — Нет же, там всё хорошо складывалось, — Джулиан морщит лоб в попытках вспомнить детали, но за этот разговор он узнал уже столько всего, что восстановить подробности непосредственного предмета обсуждения сразу не получается. — Если только все персонажи рассказа не ненадёжны так же, как основной рассказчик, — добавляет Гарак невзначай, и идея явно веселит его своей абсурдностью. — У убийцы было время выйти, — вспоминает Джулиан. — Он признаётся, что ускользнул незаметно ближе к концу приёма. — Однако если вы посчитаете количество людей и количество времени, которое требуется, чтобы поговорить с каждым из них хотя бы десять минут, вы поймёте, что у него бы просто не осталось времени на убийство. К тому же, если внимательно просчитать время дальше, получается, что улику в виде карманных часов он из гостиной забирал ровно в то же время, что говорил с полицейским. У Джулиана уходит немного времени, чтобы произвести в уме нужные вычисления и прийти к выводу, что Гарак, скорее всего, прав. Признать это он не успевает. — Но мы всегда можем перепроверить наши расчёты с помощью голографической симуляции. — Гарак, довольно улыбающийся непонятно чему, приглашает Джулиана за собой к барной стойке. Кварк подозрительным образом находит голокомнату, которая как раз никому сейчас не нужна (Джулиан по опыту может сказать, что бронирование на это время суток закрывается обычно за две недели, но бывают же чудеса, правда), и делает какие-то свои выводы, пока смотрит им вслед. Джулиан задаётся вопросом, сколько придётся Кварку заплатить, чтобы узнать, что он сейчас подумал.***
— Что ж, — подводит итог Гарак, тоже несколько ошарашенный результатом. — Думаю, мнение, что убийца не мог совершить всего, в чём признался, в доказательствах больше не нуждается. Джулиан кивает. Зависшей матрице голокомнаты это, конечно, не помогает. Получается следующее: рассказчик не только не успел бы совершить убийство и украсть потом улику; в момент своего признания он должен был быть в трёх местах одновременно. Компьютеру дали максимально конкретное задание — главный герой рассказа должен был совершить все действия, описанные в тексте, с соблюдением временных рамок и без использования дубликатов или любых других хитростей. Это должен был быть один набор фотонов. В стремлении выполнить эти условия компьютер растянул несчастного персонажа на две локации, а в конце — на все три, из-за чего воспроизведение застыло и отказывалось продолжаться. Только упрямо дёргалась рука полицейского и что-то пищало в углу. — Жутковатое зрелище, — признаётся Джулиан. — Возможно, нам стоит позвать шефа О‘Брайена, — предполагает Гарак. Джулиан думает, как ему это объяснить, и качает головой. Компьютер достаточно мощный. Скоро он обработает их запрос с требованием выхода. — Но знаете, доктор, — продолжает Гарак задумчиво, — у меня есть идея, кто всё же мог бы совершить преступление. У сына хозяйки поместья были и мотив, и возможность. — Поэтому его и арестовали в самом начале, но после отпустили за недостатком доказательств, — возражает Джулиан. — Его алиби крайне шаткое, а вот доказательства его вины были вполне убедительны. — Но зачем тогда рассказчику признаваться в убийстве? — Джулиан хмурится, голограммы начинаются дёргаться активнее. — Он был ненадёжным с самого начала, почему мы должны верить его признанию в конце? — Гарак пожимает плечами. — Быть может, сын хозяйки угрожал ему. Он ведь был известен как жестокий и импульсивный молодой человек. Или, возможно наш рассказчик просто сумасшедший. — Вам просто хочется, чтобы изначально обвинённый и оказался виновным, — усмехается Джулиан. Программа, вздрогнув последний раз, завершается, и появляется спасительный выход. Гарак с облегчением вздыхает и довольно улыбается, оглядываясь на Джулиана. — Если всё так, как я описал, то рассказ мистера Сиско вполне можно назвать увлекательным. А если вам не нравится моя теория, не стесняйтесь обвинить в её появлении мои кардассианские вкусы. Джулиан уверяет, что именно так и сделает. Кварк на выходе смотрит на них неодобрительно и просит умерить свои фантазии, чтобы не ломать его оборудование. Гарак с невинным видом обещает ему быть более сдержанными в следующий раз. Джулиан чувствует недопонимание, но разъяснять ситуацию сейчас не хочется.***
— Им не нравится, — нехотя признаётся Джейк. Ног, смотрящий на него искоса через перила, трагедии не понимает и продолжает непринуждённо болтать ногами. Со второго яруса открывается отличный вид на променад, стыковочное кольцо и Одо, который только что вошёл в свой офис, а значит, не прогонит их с их места в ближайшее время. — Почему? — спрашивает Ног, больше чтобы поддержать беседу. У него руки чешутся заняться каким-нибудь прибыльным делом в перерыве между подготовкой к вступительным экзаменам в Звёздный флот, но Джейк уныло сидит, положив голову на сложенные на перилах руки, и в действии не заинтересован. Одному Ногу скучно. — Доктор Башир каждый раз говорит, что всё не так. Он старается хвалить, но мелких недочётов, как он их называет, всё равно больше. — Так ты же сам просил у них критики, — справедливо замечает Ног. Джейк смотрит на него с лёгким укором и досадой. — Ты не понимаешь. Они даже уходят в голокомнаты, чтобы воспроизвести мои рассказы и понять, что с ними не так. — Хм, — задумывается Ног, — дядя упоминал, что Гарак и Башир бывали в голокомнатах в последнее время, но у него есть своё мнение насчёт того, чем они там занимаются. Джейк вздыхает. — Чем ещё они могут заниматься, кроме как смеяться над моими рассказами? Ног смотрит на Джейка снисходительно. Он ещё многого не знает об этом мире, но сейчас не время его просвещать. Новое дело — не очень прибыльное, но точно общественно-полезное — вырисовывается перед Ногом и тут же обрастает необходимыми деталями. Он даже ногой о пол ударяет в предвкушении. — Нужно кое-что проверить, — заявляет он. — И для этого нужно, чтобы ты отнёс им ещё один рассказ. — Я туда больше не пойду! — в голосе Джейка впервые за весь день появляется различимая эмоция, и это можно считать прогрессом. — Будто я и так недостаточно себя унизил. — Тогда пойду я, — деловито вызывается Ног и выпрямляет спину. На удивлённый взгляд поясняет: — Каждому успешному писателю нужен литературный агент. — Какой из меня успешный писатель… — Будет, когда я за тебя возьмусь, — заверяет Ног. — Главное, дай мне какой-нибудь текст. Поверь мне, это будет очень выгодное дело для тебя и некоторых других людей на этой станции.***
— Господа, добрый день и приятного аппетита, — важно начинает Ног. Джулиан едва не давится и спешно дожёвывает кусок яблочного штруделя, пока Гарак вежливо откладывает вилку в сторону и поднимает на Нога заинтересованный взгляд. — Благодарю, — отвечает он за двоих. — Чем мы можем быть полезны? — С этого момента я представляю писательские интересы Джейка Сиско и хотел бы предложить вам очередную сделку. — Деловой тон Нога, который даже приоделся по случаю, гармонирует с его ровной осанкой и гордо поднятой головой. — Мы внимательно слушаем, — кивает Гарак серьёзно. — Не хотите присесть? — добавляет Джулиан от себя, хотя свободного стула рядом нет. Ног неловкость мастерски игнорирует. — Нет, я здесь строго по делу. — Чтобы скрыть улыбку, Джулиану приходится быстро запихнуть в себя ещё кусочек штруделя, несмотря на риск подавиться, в то время как Гарак совершенно спокоен и невозмутим. — Насколько я знаю, — продолжает Ног, — мой клиент передавал вам свои работы для ознакомления. Он хотел бы продолжить эту практику, однако теперь наша коммуникация будет проходить через меня. Вас это устроит? — Да, более чем, — переглянувшись с доктором, отвечает Гарак. Ног степенно кивает. — Также я хотел бы уточнить: правда ли то, что в своих обсуждениях вы прибегаете к голокомнатам? Если да, то мой клиент хотел бы знать, с какими целями. По выражению лица Гарака Джулиан может примерно угадать, насколько цветистой ложью он собирается ответить, и решает заговорить сам, тщательно подбирая слова: — Видите ли, рассказы вашего клиента очень завораживают наше с мистером Гараком воображение, однако мы хотим удостовериться, что некоторые сцены написаны объективно достоверно и существует вероятность, что они произошли бы в реальности. Если это никак невозможно, мы сообщали об этом автору. Если Джейку некомфортно, что мы визуализируем его рассказы, мы прекратим. — Его это устраивает, так как целью было получить именно всестороннюю критику, — подумав, решает Ног. — Вы можете продолжать пользоваться голокомнатами. В том числе для анализа следующего рассказа, который я готов передать вам сейчас. — Ног, — уточняет Джулиан на всякий случай, пока литературный агент роется в кармане, — вы ведь не получаете никакой… выгоды от Джейка за эту деятельность? Ног оскорблённо фыркает и отвечает фразой, от Джейка же подслушанной: — Смею вас заверить, господа, это всё исключительно ради искусства! — Удивительный молодой человек, — замечает Гарак, когда каждый их них получает файловый носитель и Ног уходит. Джулиан вертит рассказ в руках и усмехается. — Через три дня? — спрашивает он. Гарак согласно кивает. Ног, чей чуткий слух улавливает этот разговор, отправляется делать собственные приготовления.***
— Устали от спонтанности, джентльмены? — понимающе спрашивает Кварк. Джулиану чудится в вопросе какой-то подтекст. Он смотрит украдкой на Гарака, но тот невозмутим и если тоже что-то чувствует, то виду не показывает. — Прошу прощения? — уточняет он. — Сегодня вы решили забронировать голокомнату заранее, — поясняет Кварк. — Понимаю и одобряю ваше решение: вам везло, но однажды всё могло быть и занято, когда у вас возникнет желание уединиться. Гарак теперь выглядит таким же удивлённым, как и Джулиан, а после слов об уединении — несколько растерянным. — Возможно, произошла ошибка, — говорит он. — Мы не бронировали голокомнату. Кварк пожимает плечами. — Здесь заказ на ваше имя, и предоплата внесена, даже программа какая-то выбрана. Если настаиваете, я отменю… — Оставьте, — перебивает Гарак. — Однако, если вам не сложно, не могли бы вы подсказать, когда была сделана эта бронь? Кварк сверяется со своими списками. — Три дня назад, в пятнадцать часов. — Благодарю, — кивает Гарак. — Сначала мы всё же пообедаем, а потом воспользуемся этой неожиданной возможностью. — Как вы думаете, зачем Ногу бронировать нам голокомнату? — интересуется Джулиан, пока они занимают столик. Гарак бросает на него взгляд, полный затаённой весёлости и как будто бы одобрительный. — Вы тоже думаете, что это дело нового литературного агента мистера Сиско? — Бронь была сделана как раз после нашего с ним разговора, — поясняет Джулиан. — Да и кому бы ещё это было нужно? — Честно, доктор, я тоже не знаю, зачем мистер Ног приложил эти усилия ради нас, но почему бы не воспользоваться возможностью? Слово «честно», как и синонимичные, Джулиан воспринимает как прямое указание на ложь, но сказанное Гараком звучит парадоксально правдиво и искренне, не придерёшься, хотя он в сложившейся ситуации выгоду какую-то явно видит. Джулиан решает свои мысли на этом не задерживать, а то опять начнутся подтексты и скрытые смыслы мерещиться. Вероятно, думает он, прежде чем сменить тему, проводить так много времени с Гараком не было лучшей его идеей. — Вы же не собираетесь правда пользоваться этой голокомнатой, если предположить, что Ног запрограммировал туда последний рассказ Джейка. Он ведь был… — Восхитительным? — скромно подсказывает Гарак. Джулиан смотрит на него с сомнением и вынуждает пояснить: — Что ж, возможно, не совершенно идеальным, но точно не похожим ни на что, что мне доводилось читать раньше. — Вы никогда не читали ужастиков? — спрашивает Джулиан и выглядит почти неприлично изумлённым и забывает, что хотел заказать. — Совсем? — На Кардассии развлекательная литература без явной морали не слишком популярна в принципе, — объясняет Гарак, — и считается низшим жанром, достойным не очень умных людей. Историй же, призванных напугать читателя, у нас нет вовсе. — То есть я всё это время с нашего знакомства предлагаю вам великие произведения земной литературы, и вы находите их в лучшем случае скучными, но нужно было дать вам какого-нибудь Эдгара По, чтобы вас впечатлить?! Гарак улыбается на это восклицание и на удивление подошедшего официанта. — О, я буду рад обсудить и его рассказы с вами. Однако вы сами, дорогой доктор, впечатляете меня куда больше любой земной литературы. Джулиан отвлекается на очевидный и внезапный комплимент, так что не сразу осознаёт другую подозрительную мысль: про Эдгара По Гарак, по всей видимости, уже слышал: — Вы снова проводили предварительное исследование? Гарак изображает вину пойманного с поличным и разводит руками: — Меня так заинтересовал этот жанр, что я не смог удержаться. Прочитал эссе одного из ваших мастеров ужаса: несколько высокомерное, но достаточно подробное, как раз для новичка вроде меня. Благодаря его описанию того, как формировался жанр, у меня сложилось о нём довольно приятное впечатление и существенно пополнился список для чтения. — Но почему? — Джулиан ёрзает на стуле, который кажется непривычно неудобным. Реакция Гарака оказывается совершенно не такой, какую он себе предсказывал, и это нервирует больше ожидаемого. — Вы же, насколько я успел узнать, сторонник традиционной кардассианской литературы с моралью и превосходством долга государству над личными мотивами. Встретить это в рассказе ужасов можно не очень часто. — И тогда это будет уже не такой хороший рассказ? — знающе уточняет Гарак. — Быть может, оно и к лучшему, что на Кардассии этой традиции никогда не было. Подобные истории заканчивались бы одинаково: научным объяснением любой мистики и выводом, что всегда нужно слушать старших по званию. Это были бы скорее притчи, которые никого по-настоящему не пугали бы. — Только не говорите, что рассказ Джейка вас напугал. — Джулиан отвлекается от нанизывания овощей на вилку, чтобы посмотреть на Гарака подозрительно. — При всех своих литературных достоинствах он несколько… типичный. — Для вас. Вы могли прочитать сотни похожих историй и не видите в них ничего необычного, я же вовсе не сталкивался с ними раньше. Не могу сказать, что был напуган во время чтения, но атмосфера старого мрачного замка с призраками была крайне привлекательная. Джулиан всё ещё не выглядит убеждённым и недоверия не скрывает, что побуждает Гарака, отложив в сторону столовые приборы, с охотой продолжить: — Страх, доктор, — это интересная эмоция, одна из тех, на которых основано наше существование и которые сложнее всего контролировать. Заставлять своего читателя время от времени бояться — нормальная литературная практика, в конце концов без страха и страданий не было бы катарсиса. — Когда Гарак в этот момент смотрит на Джулиана с любопытством, тот выглядит искренне впечатлённым и даже не пытается этого скрыть, только думает, что надо бы подтянуть своего Аристотеля. Гарак, удовлетворившись реакцией, продолжает: — Однако есть разница между тем, чтобы бояться за персонажа или вместе с ним, и бояться чего-то непосредственно в тексте, неизвестности, которая скрывается за словами. Ведь именно к этому такой вид литературы и обращается: к заложенному в нас природой страху перед смертью, перед вещами в нашей реальности, которые недоступны нашему пониманию или являются не тем, чем кажутся, и перед тем, что в своём стремлении к знаниям мы можем набрести на что-то, чего нам никогда знать не следовало. Этот страх не вызван нас развлечь и привести к нравственному очищению, скорее заставить усомниться в достоверности окружающей действительности и в самих себе, оставить по прочтении тревогу и память о страхе наших предков обо всём неизвестном, что их окружало. А так как неизвестно им был многое, неудивительно, что столько естественных явлений они наделили сверхъестественными свойствами. Джулиану от одного этого рассуждения и от горящих энтузиазмом глаз Гарака становится неуютно. У Джулиана на то есть свои причины, смутные, как этот первобытный генетический ужас, но он их не раскрывает и смущения старается не показывать. Гарака, захваченного новыми для него ощущениями, прерывать на личные страхи не хочется. Вместо этого Джулиан делает то, что всегда делал, когда речь заходила об ужастиках: — Но для современного человека всё это уже не неизвестное. Мы знаем, что предметы не наделены разумом, а в момент смерти мозг человека перестаёт работать и сознание перестаёт существовать, а не переходит в некую загробную жизнь. — Пока мы на баджорской станции, я советовал бы вам говорить о таких вещах тише, — рекомендует Гарак будто бы весело. — Несмотря на технический прогресс, многие расы, давно освоившие технологию варпа, сохраняют свои религиозные верования и относятся к ним очень серьёзно. Вы сейчас говорите с позиции учёного, врача и материалиста, а попробуйте посмотреть на вещи как человек, не обделённый воображением. Согласно прочитанному мной эссе, наличие фантазии — ключевой фактор для восприятия литературы ужасов. Джулиан фыркает, чтобы скрыть рвущееся наружу раздражение. Подключать воображение — последнее, что ему сейчас нужно. — Потому что только у человека с фантазией получится представить невообразимый ужас и существо, которое невозможно описать? — Потому что только человек с фантазией может — подождите, я даже вспомню цитату — «услышать зов иных миров». — Вам очень понравилось это эссе, да? — спрашивает Джулиан со вздохом. — Оно заставило меня о многом задуматься, — соглашается Гарак. — И всё же я нахожу странным, что вы никогда, совсем никогда, не читали и не слышали страшилок, — замечает Джулиан. — Древние кардассианцы должны были знать о мире так же мало, как и древние люди, у вас должен быть фольклор, легенды, истории о пропавших без вести и их блуждающих душах и всё такое прочее. — Они должны были быть когда-то. — Гарак кивает. — Однако столетия технического прогресса и рационализма оставили подобные верования в далёком прошлом. Религию, которую исповедовали древние кардассианцы, сейчас запрещено упоминать, кроме как радуясь, что мы избавились от подобных иррациональных предрассудков, что уж говорить о более мелких вещах, которые существуют разве что в форме локальных глупых слухов, недостойных внимания. Жители Кардассии сейчас боятся куда более приземлённых вещей. Поэтому я, скромно причисляя себя к не лишённым воображения личностям, и нахожу ужасы столь притягательными. Удивлён, что вас этот жанр так отталкивает, вы производите впечатление человека, которого тоже манит неизвестность. Джулиан тыкает вилкой в полусъеденный десерт, будто удостоверяясь, что он именно то, чем притворяется, и разговоры об изменённой реальности на него не подействовали. Пожимает плечами: — Наверное, для меня эти истории более привычны, чем для вас. На Земле необязательно хорошо знать мифологию или зачитываться рассказами. Любой, кто хоть раз ходил в поход или оставался у друзей с ночёвкой, рассказывал ночью у костра или в тёмной комнате страшилки, которые сочинял на ходу. — Какая великолепная традиция! — восклицает Гарак, заинтересованный сверх меры, и даже подаётся вперёд. — Мне неудобно навязывать вам своё общество вне наших продуктивных ланчей, но я не могу не попросить вас удовлетворить моё любопытство и воссоздать подобные условия. Надеюсь, во время вечерних посиделок с хорошими знакомыми в их апартаментах тоже можно это делать. — Я сам нечасто в этом участвовал. — Джулиан по просительно-требовательному взгляду Гарака понимает, что шанс отвертеться упущен, но всё равно пытается. — Я не лучший кандидат для таких затей. — Прошу вас, доктор. — Гарак касается его локтя. — Вы же хотели, чтобы я по достоинству оценил земную культуру во всём её многообразии. Джулиан кивает нехотя, всё же ободрённый прикосновением. Вечер с Гараком — это в целом неплохо, убеждает он себя. — Отлично! — Гарак улыбается довольно. — А теперь пора воспользоваться щедрым предложением мистера Нога и наконец посетить древний замок с привидениями.***
— Я рад, что вы получаете удовольствие, — замечает Джулиан. Сам-то он в отличие от Гарака скучает, скрестив руки на груди, и ждёт, когда программа закончится. Здесь Ног, надо признать, постарался. После сделанных на скорую руку визуализаций двух предыдущих рассказов Джейка они получают почти голоновеллу, где им самим даже достаются две второстепенные роли. Вариативности в этом произведении, впрочем, нет; всё идёт ровно по задуманному Джейком сценарию. — О да! — отзывается Гарак. — Очень страшно. Напуганным он не выглядит. С учётом особенностей жанра это можно счесть почти оскорбительным. — Напомните, зачем мы вообще запустили эту программу? — спрашивает Джулиан. Мимо него проносится тень призрака, издавая жуткий потусторонний вой, и заставляет его досадливо поморщиться. — Вопроса о реалистичности происходящего у вас на этот раз не возникало. — Когда речь изначально идёт о выходе за границы реальности, сложно оценивать правдоподобие, — отвечает Гарак, пока программа, повинуясь сюжету, меняет декорации с коридора на заросшее кладбище. — К тому же вы сами говорили мне, что история должна соблюдать в первую очередь свои собственные законы, а не внешнего мира, и с этой точки зрения наш рассказ вполне последовательный и непротиворечивый. Если не считать чрезмерно эмоциональной реакции некоторых персонажей и слишком большого количества совпадений с участием ломающейся техники. — Так зачем мы здесь, ещё раз? — переспрашивает Джулиан, лениво водя фонариком по именам на могилах, потому что этим должен заниматься его персонаж. — Потому что невежливо было бы отказываться от предложения мистера Нога после всех его стараний, — отзывается Гарак беспечно. К надгробиям он проявляет куда больше интереса. Джулиан вздыхает. Атмосфера жуткая. Они в средневековом замке, который два века пустовал после таинственной смерти всех своих обитателей, а недавно после необходимого ремонта был отдан детскому приюту. Вскоре после прибытия новых жильцов начинаются странности: открывающиеся сами по себе окна, падающие с полок игрушки, неизвестные следы в грязи после дождя. Те, кто заходил в бывшую кухню, клянутся, что видели чью-то тень. Трикодеры, конечно, ничего не засекают, а потом и вовсе отключаются. За ними по очереди следуют связь, фотонные излучатели в голокомнатах и все лампочки разом. Дети, разумеется, берут дело в свои руки, узнают старинные легенды и находят ещё больше неприятностей, из-за чего Джулиан и Гарак — сейчас два второстепенных воспитателя — шатаются ночью по кладбищу и ищут нужное захоронение, чтобы помочь всех спасти. Дело идёт к кульминации, и Джулиан так увлекается подсчётом времени, до неё оставшимся, что не смотрит под ноги и падает в свежую могилу. Если бы он читал рассказ внимательнее, он бы, наверное, помнил, что она должна быть где-то неподалёку. Но он спешил скорее с ним закончить, поэтому теперь лежит на влажной земле, холодной и приятно пахнущей после дождя, и наблюдает, как над ним склоняется Гарак. — Доктор, вам нужна помощь? — интересуется он вежливо. — Я в порядке, — заверяет Джулиан и шевелит конечностями, чтобы доказать, что ничего не повреждено. — Тогда я предлагаю вам выбраться и продолжить продвижение по сюжету. — Если вы настаиваете. — Джулиан встаёт и зачем-то пытается отряхнуть ладони, только чтобы снова их испачкать, когда он упирается руками в края ямы и выпрыгивает оттуда. Гарак водит лучом фонарика вокруг его лица осторожно, чтобы не светить в глаза, и смотрит оценивающе. Когда Джулиан уже собирается встать, Гарак вдруг говорит: — Компьютер, оставить программу. Жестом показывает не торопиться и присаживается рядом, свешивая ноги в яму. Внизу в свете фонарика видны какие-то подсказки, необходимые по сюжету, большую часть которых Джулиан раздавил, но это Гарака, кажется, уже не так интересует. — Хотя я не могу претендовать на звание вашего доверенного лица, мне кажется, вам стоило бы поделиться с кем-то своими заботами, — говорит он. Смотрит прямо на Джулиана, но фонарик всё ещё направляет вниз на куски белого савана. — С чего вы взяли, что у меня есть какие-то заботы? — спрашивает Джулиан. Когда с остановкой программы затихли ветер и все нагнетающие атмосферу шорохи, мир становится оглушительно неподвижным. — Доктор. — Гарак вздыхает мягко и слегка снисходительно. — Вы весь день сам не свой. Даже если не брать во внимание тот факт, что в роли защитника творчества мистера Сиско сегодня выступаю я, вас явно что-то тревожит. Если у вас есть другие планы в медотсеке или личного характера, я не стану вас задерживать. — Нет, мне нравится проводить с вами время, — отвечает Джулиан быстро. — Просто не люблю ужастики. — По какой-то конкретной причине? — уточняет Гарак. Джулиан направляет луч своего фонарика ему в грудь, чтобы не доставлять дискомфорта чувствительным глазам, но при этом выражение лица разглядеть. Гарак смотрит выжидающе, но чарующую улыбку, которой выведывает чужие тайны, на нём сейчас не применяет. За одно это Джулиан ему благодарен. — Я смутно помню один случай из детства, — начинает он. Воспоминания идут неохотно, как и всё, что связано с событиями до генетических операций; это даже словом «помнить» странно называть. Есть только чувство, намертво врезавшееся в память. — К нам в гости пришли друзья родителей с сыном примерно моего возраста, и я был рад с ним познакомиться и провести время. — Вообще это мог быть и лучший друг, и даже отец, но Джулиану проще о нём думать как о незнакомце. Обстоятельства он тоже подстраивает из головы для полноты картины. — Был вечер, стемнело, и ему захотелось рассказать мне парочку страшных историй, которые он знал. Наверное, я был слишком впечатлительным ребёнком, а он очень хотел меня напугать и перестарался. Я очень долго потом не мог спать с выключенным светом и боялся темноты и пустых комнат. — «И даже генетические изменения здесь не помогли». — Потом я с этим справился, но страшные истории как жанр, особенно литературы, мне с тех пор не нравятся. Если мне приходится читать ужастики, предпочитаю смотреть на них как учёный, врач и материалист. — Но почему вы сразу мне об этом не сказали? — спрашивает Гарак. Джулиан замечает краем глаза, что его рука на краю ямы оказывается очень близко к его, но не касается. Когда непонятно, случайность это или такой вид поддержки, Джулиан самонадеянно решает склоняться ко второму варианту. — Я не стал бы заставлять вас обсуждать рассказ и уж точно не потащил бы сюда. — Потому что вам было интересно, — отвечает Джулиан, будто это абсолютно очевидная причина, — и потому что Ног уже внёс предоплату. И потому, что глупо идти на поводу у своих детских страхов. — Отнюдь. — Гарак качает головой. — Впечатления, полученные в детстве, мы проносим через всю жизнь и часто даже не замечаем этого. Я ценю то, что вы всё равно выбрали провести время со мной, хотя и не знаю, чем я заслужил такое расположение. Компьютер, закончить программу. Кладбище превращается в перегородки с разноформенными излучателями, голографическая грязь исчезает с рук и одежды, и пол оказывается неожиданно плоским после мягкой бугристой земли. Джулиан смотрит на встающего Гарака вопросительно. — У нас уже заканчивалось время, — поясняет он. — И с учётом всего, что вы мне рассказали, думаю, наша договорённость на вечер уже не имеет смысла. Джулиану этого почему-то вдруг не хочется. Необходимость рассказывать страшилки не выдерживает конкуренции с перспективой посиделок в приятной компании и из удручающей обязанности становится жертвой, на которую вполне можно пойти. Джулиан решительно встаёт. — Всё в силе, — заверяет он. — Мне пора уже перестать бегать от своих детских кошмаров. Гарак улыбается ему приятной, но сложно разделимой на отдельные эмоции улыбкой (там по большей части коктейль из благодарности, облегчения и предвкушения, который Джулиан в ответ на такое простое обещание никак не ожидает) и идёт к выходу. — Тогда можете просить мистера Нога передать юному мистеру Сиско, что я в абсолютном восторге от его рассказа. И жду вас сегодня вечером в своих апартаментах. Последнее предложение он говорит, уже спускаясь в бар. Джулиан подтверждает кивком. Всё это, оставляя контекст наверху за их спинами, долетает до Кварка, который смотрит на них пристально, а выводы свои, можно сказать, бесплатно раздаёт. Они у него на лице написаны.***
— Джейк, мне нужен текст, — требовательно объявляет Ног, когда после нескольких нетерпеливых звонков его наконец впускают в апартаменты. Джейк отрывается от планшета, чтобы бросить на вошедшего угрюмый взгляд, и снова утыкается в экран. — Я не могу выдавать тебе новый рассказ каждую неделю, — бурчит он, набирает пару букв, морщится и стирает их. — Ты уже два месяца это делаешь, — возражает Ног невозмутимо. — Именно! Мне нужен перерыв. И Баширу с Гараком тоже. Уверен, они хотят читать что-то кроме меня. — Напротив, с каждым новым текстом их отзывы становятся всё более положительными, и они сами спрашивают, когда ты напишешь что-то новое. Джейк поднимает взгляд снова, ещё угрюмее предыдущего и без слов достаточно красноречивый. — В чём проблема? — Ног, искренний в своём непонимании, раздражает невероятно. — У меня закончились идеи, — признаётся Джейк. — Я использовал все сюжеты и даже дописал все черновики, которые у меня были. Мне просто не о чем больше писать. — Тогда я очень вовремя, потому что у меня есть идея, — Ног присаживается рядом и лучится энтузиазмом. — Нужен рассказ о любви. Лучше порно. Джейк закашливается воздухом и выглядит ошарашенным, на всякий случай оглядывается на дверь в спальню, будто отец мог незаметно остаться дома и подслушивать. Потом переводит взгляд на Нога и убеждается, что ему не послышалось. — Это шутка такая? — Нет, я серьёзно, — заверят Ног и действительно выглядит донельзя серьёзным. — Нужно принести Гараку и Баширу историю о любви. Если сомневаешься, что у тебя получится хорошее порно, я помогу. Знаешь, — добавляет он, помолчав, когда Джейк не выражает признаков нахлынувшего вдохновения, — я лучше тебе в любом случае помогу. Тут нужен текст с кое-какими конкретными элементами. — Какими ещё элементами? — вздыхает Джейк. — Ты и так уже просишь меня в каждый рассказ добавлять пару героев, которые всю историю действуют вдвоём, что тебе ещё от меня нужно? — Тут так просто не объяснишь, я просто всего лишь помогу тебя написать пару моментов. Не беспокойся, я не буду ничего требовать как соавтор. — Сначала объясни, зачем нам вообще любовный рассказ. — Он не нам, — Ног снова натягивает своё терпеливое выражение лица. — Он для них, Гарака и Башира. — Тем более. Им-то он зачем? Ног вздыхает. Джейк раздражён и растерян и правда ведь не понимает. Как никогда близок к выставлению ультиматумов, мол, рассказывай всё как есть, а не то никакого рассказа не будет. Ног решает до этого не доводить и честно изложить свой план, хотя вообще-то он считал, что Джейк уже обо всём догадался. Не могут же все человеки быть настолько недальновидными. — Видишь ли, они должны уже наконец понять, что влюблены друг в друга. — Они что?! Ног понимает, что всё, возможно, ещё хуже, чем он думал. — Об этом вся станция знает. Любой, кто их видел за ланчами, подтвердит. Даже мой отец собирает ставки на то, когда они наконец открыто заявят об отношениях, а он, сам знаешь, не очень внимательный к таким вещам. — Я видел их за ланчем, — обескураженно говорит Джейк и пытается, видимо, эту картину в своей голове воссоздать. Судя по нахмуренным бровям, необходимые детали от него ускользают. — Ты личность творческая, — осторожно подбирая слова, успокаивает Ног. Не хватало ему в решающий момент Джейка обидеть. — Ты был занят другими делами, рассказы свои придумывал… — Кстати об этом. Ну, допустим, эти двое влюблены. Моё творчество здесь при чём? — При том, что, когда они начали читать тебя, они стали существенно больше времени проводить вместе. — Ног от предвкушения ёрзает на диване. — Раньше они обедали вместе раз в неделю по будним дням, а теперь делают это несколько раз в неделю и иногда по выходным, чтобы у них было время составить для тебя объёмный отзыв и сходить в голокомнату. Если ты мне не веришь, у меня есть статистика от дяди. Джейку становится интересно, откуда у Кварка вообще подобная статистика и что в неё ещё входит, но решает, сейчас это к делу не относится. Ног продолжает: — Вместо примерно сорока минут в неделю они проводят вместе около четырёх-пяти часов. Голокомната, несомненно, предоставляет им новые формы взаимодействия. У дяди есть предположения об этом, но они преждевременны, я считаю. Помимо всего этого, они встречаются в другое время, кроме своих обедов. Например, после твоего ужастика они провели вечер в апартаментах Гарака, а после истории про викторийский… — …Викторианский… — …Лондон Башир захотел новый костюм и провёл в магазине Гарака почти три часа в близком физическом контакте. Они снимали мерки, — поясняет Ног, когда Джейк смотрит на него почти испуганно. — Но, если они так часто подолгу остаются наедине, как ты можешь быть уверен, что они уже друг другу во всём не признались? — спрашивает Джейк с сомнением, стараясь не представлять близкий физический контакт при снятии мерок. — Я такие вещи вижу, — со значением отвечает Ног. Важничает и пытается казаться опытнее, чем он есть, но с Джейком, на которого только что вывалили столько новой информации, это работает. — Им нужен последний толчок, и им станет твой любовный рассказ. Они, как обычно, пойдут смотреть его в голокомнату и окажутся главными героями. Пока они будут повторять их действия, они поймут, что делают то, чего и сами хотят. — Ладно, — соглашается Джейк. — Я напишу, но порно там не будет! — Это жертва, на которую можно пойти, — кивает Ног, подумав. — Главное, чтобы там был поцелуй и тесные объятья. Я даже могу приблизительно набросать эту сцену, а ты потом всё художественно украсишь. Это ключевой момент во всём плане, всё должно быть точно выверено. Джейк, к этому моменту уже заинтригованный, протягивает свой планшет с новым файлом. Ног сосредоточенно печатает на нём несколько минут, пока Джейк думает, действительно ли это было всем очевидно. Интересно, насколько это хорошая идея — спросить у отца, заметил ли он. — Вот, — гордо презентует свою работу Ног. — Описаний маловато, — замечает Джейк, пробежавшись глазами по строчкам. — Сам добавишь. Главное — действия. Джейк отрешённо кивает и читает всё раз, внимательнее. Хмурится, склоняет голову на бок и трясёт ею, когда у него не получается что-то представить. — А как он так изогнулся? — спрашивает он, не отрывая взгляда от текста. — У него одна рука здесь, а другая аж… — Это невозможно, — подтверждает Ног. — Но если они попытаются это повторить, то окажутся максимально близко друг к другу, что сделает поцелуй неизбежным. Джейку видится очень много изъянов в этом плане — без необходимости усложнённом на его вкус. Он всё ещё не уверен в изначальной предпосылке, не говоря уж о том, что они могут просто отказаться это всё повторять. Самое сложное — Джейку, получается, придётся намеренно испортить свой текст, чего его профессиональная гордость не может позволить. Но Ног выглядит убеждённым в правильности своего плана и его, Джейка, способностях закончить всё как надо, и это на профессиональную гордость тоже влияет. В конце концов он соглашается и кивает.***
— Какой интересный рассказ предоставил нам мистер Сиско на этот раз, — замечает Гарак, когда дело уже идёт к десерту. — Да уж. — Джулиан усмехается. — Довольно романтично получилось. — И невинно, — соглашается Гарак, но так многозначительно, что остаётся только догадываться, что он в этот коротенький текст смог вчитать. — Хотя меня не покидало ощущение, что за всем этим скрывается что-то большее. — Например? — Джулиан удивляется искренне. Он всё же ещё не так хорош в распознавании скрытых смыслов, особенно в коротком рассказе о том, как двое влюблённых танцуют на одиноком острове в свете трёх лун и целомудренно целуются в конце. — О, не обращайте внимания, — Гарак отмахивается от своей же мысли, и теперь Джулиану тоже кажется, что сейчас происходит больше, чем он может заметить. Непонятно только, в рассказе или в его жизни прямо сейчас. — Это говорит моя читательская неопытность в этом жанре. Джулиан хмыкает, ни разу не убеждённый. — Раньше вас это не останавливало. Вы и насчёт ужасов себя просветили, и насчёт антиутопии, и даже насчёт структуральной поэтики, не говоря уж прочих достижениях земного литературоведения и философии. У Джулиана проскальзывает мысль, что сам он кардассианских учёных в тех же сферах открывал всего пару раз и почти сразу же закрывал. С другой стороны, ему бы за исследованиями Гарака успеть. Почему его именно тексты Джейка вдохновляют на подобные изыскания, Джулиан не знает, но каждый раз, как Гарак вычитывает про какую-нибудь рецептивную эстетику, то обедать приходит жутко собой довольный и ждёт соответствующей реакции, а не «мне понравился этот юмористический рассказ, я смеялся, потому что он смешной». Джулиан добавляет в свои ответы больше деталей, конечно, замечает всякие мелочи и прочее, и разговор выходит так или иначе продуктивным, но всё равно в глубине души тревожно, что в какой-то момент Гарак пойдёт искать себе более образованного партнёра. Впрочем, сейчас от слов доктора он только скромно склоняет голову. — Мои познания крайне поверхностны, — заверяет он. — Но, если вам интересно поговорить о достижениях земной науки в связи с этим рассказом, можем обсудить его с точки зрения психоанализа. Джулиан издаёт страдальческий стон. — Мы уже говорили про психоанализ. — Это был Лакан, а я предлагаю вернуться к истокам. — Никакого Фрейда за обедом, — решительно отвечает Джулиан, насаживая пирог на вилку. Это про Фрейду тоже, наверное, как-то интерпретируется, но он выглядит достаточно яростно, чтобы Гарак от комментариев воздержался и тему оставил. У всего, в конце концов, есть предел. Джулиан соглашался на постколониальное прочтение фэнтези, на анализ остранения в рассказе-катастрофе и хождение по герменевтическому кругу, но искать фрейдистские символы в тексте подростка он просто физически не может. Если бы он знал, что этим всё закончится, он бы на просьбу Джейка… Ладно, всё равно бы согласился, тем более что сам он из их хаотичных комментариев как-то смог извлечь пользу. Но, пожалуй, лучше бы подготовился. Морально. — Как скажете, доктор, — Гарак смиренно кивает. — Понравился ли вам рассказ? — Да, — подумав, говорит Джулиан уверенно. — Он очень трогательный и милый, а эти поющие цветы показались мне довольно удачным дополнением к атмосфере. И благодаря им интимность момента не нарушили музыканты. А что вы думаете? — Я в целом с вами согласен, хотя у мистера Сиско есть склонность к чрезмерно подробному описанию мыслей, чувств, характеров и прочих сфер внутреннего мира. Начало почти похоже на досье. — Мне казалось, это должно вам понравиться, напоминает «Бесконечную жертву». — Джулиан пожимает плечами. — На чувства автор скупился, зато мысли и характеры передавал в полном объёме. «Даже чересчур», — можно было бы добавить. Гарак ухитряется выглядеть оскорблённым ровно настолько, насколько должен человек, чью любимую книгу упомянули в негативном свете. И ни граммом больше. — Доктор, — начинает он с нажимом. — Есть вещи, которые нужно в тексте проговорить прямо и описать подробно, а есть те, которые лучше оставить на воображении и сообразительности читателя. В загадочных историях о некоторых вещах приходится умолчать, чтобы повествование не рассыпалось. Как в ваших детективах, например. — Сравниваете историю о любви с историей об убийстве? — хмыкает Джулиан. Гарак, видимо, в очередной раз простивший ему его нелюбовь к «Бесконечной жертве», улыбается скромно. — Всего лишь привожу пример. Впрочем, нужно отдать мистеру Сиско должное: он старается от этой привычки избавляться и всё лучше понимает, когда авторское детальное знание внутреннего мира героев лучше не переносить на бумагу. — Думаю, нам стоит включить в наш отзыв, что вы рады видеть прогресс. — Несомненно. — Гарак кивает, а когда поднимает голову, улыбается многозначительно, как человек, который явно что-то задумал. — А теперь, если вы закончили с десертом, я приглашаю вас, как обычно, воспользоваться голокомнатой. — Зачем? — Джулиан доедает последний кусочек яблока, выпавший из начинки пирога, и удивлённо поднимает брови. — Что вы хотите там увидеть? В этом рассказе ведь даже сюжета как такового нет. — Идёмте, — настаивает Гарак. — Мы не можем пренебрегать щедростью мистера Нога, подготовившего всё для нас. И к тому же есть несколько… анатомически сомнительных моментов, которые я хотел бы проверить. Джулиан встаёт неуверенно, и Гарак увлекает его за собой, приобняв за плечи. Кварк за стойкой смотрит на них таким проницательным внимательным взглядом, что Джулиан невольно задумывается — не в первый раз уже, — действительно ли он не прав. Хотя бы в отношении самого Джулиана.***
— Я правильно понимаю… — Джулиан с недоумением смотрит на каменистую площадку, окружённую бледно-розовыми цветами, похожими на земные колокольчики. Они качаются на лёгком ветерке и звенят — те, что поменьше, как музыкальные треугольники. Крупные же, раскрывшиеся до конца, издают звук ровный, долгий, как задетая струна. У каждого цветка свой тон, одни звучат ниже, другие звонче. Удивительная вещь с точки зрения биологии. Джулиан слышал, что что-то похожее действительно существует, но ни разу не видел сам. — Не думаю, что у нас много вариантов, — замечает Гарак, немного озадаченный, но всё ещё полный энтузиазма. — Доктор, прошу вас. Джулиан вздыхает и делает шаг вперёд. Персонажей в этой программе нет, и вывод напрашивается сам собой. Гарака это не смущает, и Джулиан решает не смущаться тоже. Задумавшись об этом, он путается в ногах и едва не падает, потревоженные им цветы возмущённо звенят на разные голоса. Гарак терпеливо ждёт, удивительно красивый в смешанном свете красной и белой лун и глубоких обсидиановых тенях чёрной. Ему идёт это освещение. Джулиан не успевает спросить, кто из них будет отыгрывать какого героя, когда Гарак обнимает его за талию, и ничего не остаётся, кроме как положить свою руку ему на плечо. Вторую он вкладывает в протянутую ладонь Гарака, сухую и прохладную. Джулиану нравится это ощущение. Нравится, как Гарак держит его за пояс, не заставляя прижиматься к себе, и как естественно у него это всё выходит. И как он внимательно прислушивается к цветам, прежде чем сделать первый шаг. Чтобы под это танцевать, нужна определённая привычка. В ветре нет ритма, цветы отзываются на него беспорядочно, то громче, то вовсе почти замолкают, и чёткий танцевальный рисунок никак не собирается воедино. «Не смотреть на ноги», — про себя вспоминает Джулиан главное правило парных танцев и изо всех сил старается ему следовать. — Должен признаться, доктор, — говорит Гарак негромко, после того как они несколько раз сбиваются, останавливаются, а один раз чуть не падают, — я мало интересовался танцами в свой жизни. Джулиана это признание почему-то расслабляет. После филологических исследований Гарака он его случайно и автоматически начинает считать специалистом во всём, в чём сам не разбирается. В танцах, например. Джулиан и сам танцор неважный, но думает, что это подходящий шанс перехватить инициативу. Расслабиться и довериться он вслух не просит, чтобы не наткнуться на очередную кардассианскую мудрость, но следующий шаг уверенно делает к низко звучащему цветку за его спиной — и Гарак за ним следует. Потом вправо, к звонким колокольчикам, и снова на октаву вниз. Если закрыть глаза, это похоже на волны. Так он и делает. Концентрируется на других чувствах, прислушивается, предугадывает, куда поведёт его эта музыкальная синусоида. Со слухом обостряется осязание. Рука у Гарака мягкая и шершавая, на плече идут скрытые под одеждой гребни. Джулиан со своим вечным любопытством задумывается, как далеко вниз они спускаются. Краешек дыхания Гарака касается его щеки холодным ветерком на грани чувствительности, и его сердце бьётся ровно напротив сердца Джулиана. Сквозь закрытые веки на глаза падает приглушённый свет лун, как Джулиан к ним лицом по очереди поворачивается. Бордовый — тускло-золотой — чёрный, как если бы тёмная материя могла превращаться в свет. В этом есть что-то гипнотическое, завораживающее. Как головокружительный сон. Обоняние приносит не замеченный сразу запах лилий и орхидей. И ещё что-то, совсем неуловимое, вроде мускуса. Интуиция, к которой Джулиан тоже время от времени прислушивается, молчит, но что-то всё-таки происходит. Если дальше смотреть на цветные пятна под веками, слушать цветы и случайно сделать ещё полшага ближе к Гараку, Джулиан и сам догадается. Ветер — кажется, даже по сюжету — дует отрывисто, от звона цветов и их гула кружится голова, как от того, что Гарак вместо следующего шага выпускает Джулиана из объятий и заставляет повернуться под своей рукой. Потом — опять же, вроде по сюжету; можно вспомнить, если сосредоточиться — притягивает к себе, так что Джулиан спиной к его груди прижимается и оказывается в кольце рук. Двигаться так не получается, непонятно, куда и стоит ли, и даже открытые глаза делу не помогают. Чёрная луна, видимая как прогал между звёздами, замирает прямо перед ним. — Если я верно помню текст мистера Сиско, — замечает Гарак вкрадчиво, и дыхание его теперь куда ближе и теплее, чем оно было до этого, — вы должны меня из такого положения обнять. — Как? — спрашивает Джулиан севшим голосом. Едва ли у него есть шанс это сделать, не сломав композицию или один из своих суставов. — Придумайте, — просит Гарак, и по одному голосу не получается определить, что у него сейчас на уме. Джулиан тянется свободной рукой через себя к талии Гарака или к плечам, куда ближе, но всё равно против воли разворачивается. Он оказывается к его лицу очень-очень близко и вдруг отчётливо понимает, что сейчас произойдёт, может во всех подробностях это представить за несколько целых секунд прежде, чем они целуются. Джулиан не взялся бы сказать, кто поцеловал кого, поэтому оставляет безликое и не несущее ответственности — друг друга.***
— Господа. — Ног, только что бездельничавший с Джейком на верхнем уровне Променада, приосанивается и напускает на себя важный вид. Самому Джейку за друга, кажется, неловко, он только кивает приветственно и избегает смотреть в глаза. — Добрый день, — отвечает Джулиан. — Стоит ли нам ожидать новой истории от мистера Сиско в ближайшее время? — интересуется Гарак, любопытно глядя на них по очереди. Ног на Джейка тоже смотрит вопросительно. Тот пожимает плечами, и Ног берёт на себя смелость ответить: — В ближайшее время нет. В настоящий момент мой клиент не работает ни над каким произведением и находится в творческом отпуске. Одо проходит мимо собравшейся компании, смотрит на подростков пристально и явно имеет своё мнение об их творческом отпуске. Джулиан улыбается ему так бодро, как только может, и Одо, покачав головой, проходит дальше. На них с Гараком тоже смотрит несколько неодобрительно. — Отдых — важная часть работы, — возвращается к разговору Джулиан. — Нам остаётся только ждать, когда вы восстановите силы, — добавляет Гарак. — Нам уже не терпится оценить ваши следующие произведения. Джулиан согласно кивает, они обмениваются любезностями ещё некоторое время и уходят. Гарак, совершенно не стесняясь никого и ничего, обнимает Джулиана за талию. Ног, удовлетворённый проделанной работой, смотрит им вслед. Джейк, наоборот, взгляд отводит. Впрочем, за них он рад, а ещё рад передышке и возможности внимательно обработать все отклики, полученные им за последние два месяца. Уровнем ниже Ром собирает прибыль со ставок, стараясь эту деятельность оставить незаметной для Кварка. Который, конечно, всё вокруг замечает, качает головой, считая свой процент, и делает выводы.