Русская сирень

20.07.1918 год. Г. Екатеринбург, РСФСР:       Ивана ждало наказание. Он не выполнил задание, которое ему поручил товарищ Ленин. Ну чтож теперь Рябинин будет мучиться на электрическом стуле. Поскольку Иван является смертной страной, разряд тока не будет смертельным. И на том спасибо. Иван вправду хотел спасти брата. Но что-то пошло не по плану. Виктор сбежал каким-то чудом из резиденции. Куда он пропал, Иван беспонятия. ПНЖ, как назвал это Иван, вообще раньше она называлась по другому, но вот так. ПНЖ — Проверка на живучесть. Это тест на то, какой ты тип страны (смертная, полусмертная или бессмертная). За это отвечают два признака: рост и зубы. Чаще всего рост страны зависит от среднего показателя у её народа. (То есть если в РСФСР он равен 168см то, Иван как раз таки равен росту 168 см.) Если страна полусмертная то рост может изменится на 2-5 см. Если бессмертная то на 6-10 см. Насчёт зубов. Здесь всё более-менее легко. У смертных зубы, как у людей. У слабых полусмертных заострены только два верхних клыка (например Сербия), у средних полусмертных они заостренны сверху и снизу (Королевство Италия например) и у сильных полусмертных они, как у пираний (один-единственный случай в лице Византии). Ну и у бессмертных зубы, как у пираний. Таковых немного, всего четыре: Англия, Франция, Египет и Китай. Все мужчины. Но никто из них не зубоскалит. Все знают об этой особенности, но это всё равно до жути страшно. Почему именно так? Хороший вопрос. Никто до сих пор достоверно не выяснил. Но если и есть ответ, то жизнь Рябинина слишком коротка, чтобы его ждать. Заходя в комнату Иван увидел Крупскую, которая стояла у стула и что-то проверяла. «Ох, и снова здравствуй, Иван,» — поприветсвовала его Надежда. Она была как и всегда чиста и опрятна. Женщина эта была скупа на похвалу, но щедра на гадости. Со всеми недостатками она всё так же является женой Владимира Ильича Ленина. Как бы Надежда и Иван друг друга ненавидели, у них одна цель. Крупская беспощадна и опасна. Называют не напрасно Надежду Красной Дьяволицой. «Смотрит прямо, хмурит брови. Страшен взгляд её колючий. А по венам вместо крови керосин бежит горючий» Такую справку о «Наденьке» дают не только на Западе, но и на Родине. И Иван соврёт, если скажет, что не побаивается Крупскую. «И вам здравствуйте, товарищ Крупская,» — спокойно поздоровался Рябинин. Нажежда оценивающе хмыкнула и отошла от стула. Прямой знак. Садись, Ваня. Садись. У Рябина сердце, если таковое ещё имело место где-то в груди, ускорило свой ритм вдвое. Иван был бы рад сейчас оказаться на месте Надежды. Кажись он стоял неподвижно слишком долго. «Раз не понимаешь. Повторю теперь я. Ты, Иван Владимирович Рябинин, смертная страна РСФСР будешь наказан за неисполнение приказа товарища Ленина, — Иван вздохнул, ему уже в третий раз об этом говорят, — Приказ был таков: выследить и расстрелять ВСЮ царскую семью. Было убито три члена семьи Воскресенских из четырёх. Первая погибшая — Александра Владовна, младшая сестра Российской Империи. Она была застреленна в собственной постели, после чего ей отрубили голову,» — Иван поёжился. Александра. Тётушка. Морально Иван готовился к смерти всех почти за пять месяцев. Не хватило. Он до сих пор помнит. Хочет забыть. В комнате стоял кромешный мрак. Ничего не было видно. Слышалось тихое посапывание. Александра готовила свой флот для военных испытаний. Она спала, как убитая. Очень сильно устала. Она была в собственной комнате, на мягкой кровати в шелках. Иван подходил осторожно, огромные меховые ковры этому хорошо способствовали. На белом мехе осталась пыль с грязных кирзовых сапог. На правом отлетел каблук. Когда-нибудь Иван их починит. Так ходить совершенно неудобно. Он оступился, совсем позабыв об осторожности. Он правой рукой навалился на огромный дубовый шкаф. Звук был не из приятных. Иван испуганно уставился на лицо Александры. Но та, что были для неё ошибкой, надела беруши. Наверняка для того, чтобы не слышался шум с первого этажа, где сейчас проходил праздник. День рождение младшего сына императора. Иван аккуратно отошёл от шкафа. Из-за чего со скрипом открылась явно далеко не новая дверца. Иван открыл кобуру. Воскресенская Александра Владовна, глава русской армии и кавказская часть России. Исходя из писем с фронта. Любимым племянником являлся средний сын брата. Иван Воскресенский. Прогремел выстрел. Лежащие тело немного подпрыгнуло. Теперь это не человек, а нечто которое когда-то им было. Из лба текла кровь. Она была чёрной, её таковой делала тьма. Удивительно, что не сбежались слуги. Хотя да, они ведь все на торжестве. Было ли тогда Ивану совестно? Нет, не было. Он идёт к цели на пути, к которой никто и ничто не может ему помешать. Иван тогда знал, что делает хорошее дело. Было ли ему жаль? Да, было. Иван всегда был ближе с тётей, чем с родителями или братьями. Может это было связанно с тем, что он должен был стать потом главой армии, а может с тем, что обе натуры были очень буйными. Когда Иван брал в руки топор. Ему резко вспомнилось произведение Фёдора Достоевского «Преступление и наказание». Кончено, неухоженных бороды и волос у него не было. Но похожее пальто и топор имелись. Да и родился и жил Иван в Петрограде. Как ему казалось, мысли совершенно не подходящие для убийства. Да и Раскольников с Рябининым не были похожи от слова совсем. Может потому что Родион был тогда не в полном адеквате, а вот Иван был в рассудке. Он точно в этом уверен. Как объясняла тогда Крупская, голову надо отрубить, чтобы вызвать страх. Но Иван сглупил и стрелял в лоб. Из-за чего в целом можно сделать вывод того, что никто не набрасывался на Александру чисто с топором. Собрание по поводу его виновности в убийстве всех (вообщем-то нет) Воскресенских было назначего на 1919 год. У Ивана в запасе меньше года, чтобы либо найти брата либо придумать достоверную сказочку о своей непричастности. Весь мир начал охоту на Виктора Воскресенского. Лакомый кусочек, благодаря, которому РСФСР можно будет убрать одним взмахом руки. «Следующим убитым был Владимир Владович. Его ты просто застрелил. Тело было найдено лежащие в собственной луже крови,» — всё ещё продолжала Крупская. Отец. Он... Они с Иваном никогда не были близки. Отец в то время, когда родился Иван не чаял души в своём первенце. Мать всегда и во всём поддерживала обоих сыновей. Но с ней никогда не было так интересно, как с тётей. Ладить и мило общаться с матерью, разделять её интересы, ездить на охоту с отцом и спорить с Николаем удавалось только у Виктора. Он был лучём в семье Воскресенских. Некогда серьёзные и никогда не близкие люди, которых роднило только то, что все они носили одну и ту же фамилию, связал комок счастья в лице младшего сына императора. Он должен был всех убить именно в его день рождение, чтобы доказать то, что никого и никогда из них не считал родственниками. Тот самый браслет, который он подарил ему тогда утром. Виктор мило улыбался. Иван был единственным человеком из семьи, с кем Витя не мог свободно разговаривать. Не знал как. И Иван не знал. Он спохватился слишком поздно, чтобы начинать родственные отношения заново. В детстве Виктор пытался, но Иван его отбрасывал. Виктор сдался, а сейчас он наверняка его возненавидел. Иван не помнит, что его заставило стрелять. Но отец тогда упал на пол, кровь, как и у тётушки текла противной чёрной субстанцией. Мать кричала, Виктор прятался где-то у неё за спиной. Николай набросился на него. Выбил пистолет. «Следующей жертвой стал преемник Российской Империи, Николай Владимирович. Его ты прижал к стене и застрелил в голову,» — она всё так же без умолку говорила. У Ивана уже болела голова. Они дрались где-то на полу. Скорее всего именно в этот момент Виктор и сбежал. Мать тогда уже была убита, хотя делать этого было и не обязательно. Николай выбил ему пару зубов, которые сейчас всё ещё медленно растут. Иван достал пистолет ногой, когда на него навалился брат и пытался задушить. Сначала он прострелил ему руку. Ту которой он душил его, затем ногу. А потом у самой стены прострелил ему голову. Мозги разлетелись по всей стене. Было очень противно. Но пред этим всем Иван всё-таки рассказал брату, почему он это делает. «Коленька, пойми. Я борюсь с религией, которая оправдывает использование людского труда! Почему ты этого не понимаешь?!» «И последней целью должен был стать младший сын Российской Империи, Виктор Владимирович. Иван, почему он жив? Не скажешь? Мне в целом и не нужно. Но ещё две такие оплошности и ты потеряешь наше доверие. Ты будешь убит. Ты ведь это понимаешь?» — Иван понимал. Он кивнул. «Тогда садись,» — Надежда показала рукой на стул. Рябинин снова кивнул. И прошёл два шага, осмотрел огрегад и сел на стул. Крупская застегнула руки, ноги и шею. «Тебя два раза ударит током в районе 2500 вольт. Перерыв между разами равен 15 секундам. После тебя осмотреть доктор,» — проинструктировала его Крупская. Иван кивнул. Он вздохнул. Надежда не спрашивала готов ли Иван или нет. «Разряд,» — произнесла лишь она. Из уст Рябинина вырвался крик. Било очень больно. Очень. Очень. Сплошная боль, пронзающая полностью. Ивану почудился запах гари. А может и нет. Крики и звук тока полностью оглушили Ивана. Он не сразу понял, что всё закончил. Но был ещё и второй раз. Он был намного хуже первого. Боль начала отдавать в виски. Жизнь перед глазами не промелькнула. Кажись врут. Иван и вправду думал, что умрёт. Самое ужасное то, что страны не могут упасть в обморок. Иначе он бы это уже сделал. Всё прекратилось. Наконец-то! Иван устал. Очень сильно устал. Революция была начата без какого-либо точного плана. Она была как просто само собой разумеющееся. Таких масштабов, как Гражданская война Иван не предполагал. И начало её усомнило Ивана в правильности своих действий. До определённого момента. Он шёл по улице. В некоторых местах выпал снег. Было грязно. Пахло отвратно. Сладковатый запах гнили. И Иван всей душой надеется, что не человеческой. Петроград, как всегда прекрасен. Такой молчаливый, но такой громкий. Ивану здесь не уютно. Он хочет уехать. Далеко. Намного дальше Петрограда. Послышался крик. Громкий такой. Полный отчаяния. Как будто человек, который это кричал, уже чувствовал, что ему никто и ничто не поможет. Кричали совсем недалеко. За углом. Иван сначала устремил туда свой взор. Затем крик сложился в слово «Помогите». Иван осторожно пошёл. На цыпочках. Перед глазами разварачивалась ужасная картина. Мужчина лет тридцати, белый, пытается прирезать совсем молодого красного. Иван его пристрелил. С того дня он понял, что «великая» интеллигенция не достойна ходить по одним улицам с ними, дышать. Эти люди настолько громко кричать о своём происхождение, превосходстве. Они ничего не могут против Красных. Они ничего не могут сделать. Они прикрывали рабство божей волей. Сейчас они такого себе позволить не смогут. Доктора, который осматривал Ивана звали Пауль Равич. Он выглядел на лет 45, но Иван не спрашивал точно. По национальности был он немцем, почему он сюда уехал, никто не знал, потому что не спрашивал. «С вами всё хорошо, товарищ РСФСР, — Равич говорил с лёгким немецким акцентом, — будете жить,» — добавил позже. Иван кивнул. Ему вдруг стало интересно, сколько уже немец здесь живёт и почему именно здесь? У Равича был приятный успокаивающий голос, доктор был типичным немцем. Светлые волосы, ледяные глаза, узкое лицо, уложенные назад волосы. Такую опрятность, как у Равича редко когда можно было встретить у девушек. Но это не меняло того, что Равич всего-лишь врач. «Товарищ доктор, можно задать вопрос?» - спросил Иван. «Вы уже задали,» -записывая что-то на листок, сказал Равич. «Если не трудно можете сказать, почему и сколько вы здесь живёте, товарищ доктор?» — Ивану не было интересно. «Ох, товарищ РСФСР, здесь я живу уже 15 лет и абсолютно никак не связан ни с Великой Войной ни с чем либо ещё. Я врач. Мне плевать, кого лечить,» — Иван кивнул. Он поверил немцу. А если Равич и был шпионом, то Иван только порадуюется. Ведь за очередную ложь Равичу заплатят. «Товарищ доктор, а у вас давно была девушка?» — Иван, эх Иван. Твоя любовь тебя когда-нибудь погубит. «Товарищ РСФСР, я естественно осведомлён о том, что у вас, стран однополые отношения является нормой, но извините не у нас, обычных смертных» — ответил развеселевший Равич. «Ну, а всё же?» — настаивал на своё Иван. Они переспали. Прямиком на той кушетке, на которой осматривали Ивана. Рябинину понравилось. Это хоть как-то преостанавливало желание признаться. Поведать. Рассказать. Иван любит Клауса. Любит в нём всё. От безразличия в глазах до длинных пальцев на руках. Были ли у Ивана сексуальные представления с Клаусом? Да, были. Часто. Даже сейчас. Когда он был один на один с Равичем, он видел перед собой совсем другого немца. Равич был хорошо. До дури. Но мозг в такие моменты пьян, и Иван не может всё держать в себе. Рябинин не помнит звал ли Равича Клаусом или же нет. Но доктор был явно доволен. Лишь бы Равич не подумал, что Иван проститутка. Когда Иван влюбился в Клауса? В первый учебный день? «Сколько народу» думал Иван. Здесь было шесть детей не считая его. Какой-то странный пацан в очках. Ещё пацан только узкоглазый. Загорелый пацан. Какие-то ещё два то-ли бра с сестрой то-ли с детства повенчаны. И. ещё мальчик. Блондин, голубоглазый, бледный, худой. Или когда итальшка нарвался? «Да ты просто хочешь отсосать Шикельгруберу!» — Иван его ударил. У итальяшки хлынула кровь. Все скопились. И Клаус там был. Алмос поведал из-за чего тогда они подрались. Чёртова младшая Раубаль его обматерила и бегала вокруг итальяшки, как угорелая. Клаус тогда, чёрт возьми, ушёл! Иван ненавидет чёртову Гели Раубаль. Ведь всем было известно, что Николаус Шикельгрубер был в неё влюблён. Был.