***
Гуситское движение в Чехии: Чехия (Войтех Лукаш) в XIV веке являлась самым сильным государством в Священной Римской Империи (Фреддерк Шикельгрубер). В те времена Чехия занимала второе место по добыче серебра. Она имела более двухсот ремёсел. Столицей была Прага. Но при всём этом чешский городской совет состоял из немцев, 1/3 земли принадлежала церкви. Прагский орхеепископ имел под собой 14 городов и более 900 деревень. Всё это привело к всеобщему недовольству. Но в какой-то момент Войтех Лукаш знакомится с знаменитым ныне Яном Гусом. Образованный мужчина, работающий в университете. И как только Гус открыл все свои взгялы на церковь, Чехия начал его поддерживать и умолять того начать проповедовать критику духовенства церкви другим людям. Как только набравшийся смелости в открытую начал критиковать церковь, им заинтересовались все. В том числе и сама церковь. И что же? Люди стали требовать реформ церкви. А что нужно было делать церкви, чтобы оставить за собой абсолютную власть? Убить символ реформации. Яна Гуса вызвали на собор. Реформатор лишился свободы на полгода, его держали на цепи, как врага народа. В 1415 году Яна Гуса постиг всем известный церковный суд, а затем смертная казнь через сожжение. Сторонники Гуса были этому особенно недовольны. Тем временем воплощение страны металось меж двух огней…***
Потом пошло движение гуситов, войны и всё то, что обычно происходит во время реформации церкви в Европе… ну теперь уже и в России. Но всё это не было напрямую связано с Чехословакией, а уж тем более с его женой. Виктор тяжко вздохнул. Виктору тогда было очень интересно читать эту главу в книге по всеобщей истории. Но сейчас он, наверное, начал понимать всю серьёзность таких тем. После того, как он застал начало Великой Мировой войны, из которой вытекла Революция и Гражданская война. Он видел смерть близких, он понимал, что такое смерть. Раньше, читая, Виктор видел слово «Война». Ну, война и война. Сейчас, познав всю суть слова, он начал ценить мирное время, которого он помнил слишком мало. Сожалел ли сейчас Виктор о том, что потерял? Он жил в прекрасном, огромном, роскошном дворце. Он имел возможность получить превосходное образование. Чем бы он только ни хотел заниматься, родители его во всём поддерживали. Езда на лошади? Пожалуйста. Игра на скрипке? Конечно, можно. Театры, оперы, балеты, книги. Образованное и интересное общество. А потом всего этого не стало по щелчку пальцев, в момент. Это принесло Виктору уйму разочарования в жизни. А он так много всего ещё хотел сделать. Одежда сидела на Викторе… Смотря в зеркало, Виктору хотелось плакать. Рубаха была велика и съезжала с одного плеча, оголяя шрам. Брюки приходилось поддерживать, чтобы окончательно не осрамить честь перед захваченным. Польша подошёл сзади и, улыбаясь, произнёс: — Не так плохо. Сейчас булавками брюки закрепим, и будет замечательно. Поляк ушёл в основную комнату, и как понял Виктор по звуку, открыл какой-то шкафчик. Польша вернулся с какой-то маленькой бумажной коробочкой. Грязной и засаленной. Парень схватил Виктора за штанину и быстро закрепил двумя булавками с двух противоположных сторон. — Чудесно, — Польша мимолётно глянул в зеркало и охнул, — про флаг-то совсем забыл, — он снова ушёл. И так же снова пришёл. Только уже с… — Что это? — сразу спросил Виктор. — Вазелин с краской, — тут же ответил поляк. Виктор дёрнулся. — Это ещё зачем? — беспокойливо выпалил Виктор. — Хочешь, чтобы все видели твой флаг? — вопросом на вопрос ответил Польша. Флаг. Точно. Только сейчас Виктор вспомнил о его существовании. Воскресенский отрицательно покачал головой. Польша улыбнулся. Он схватил русского за подбородок и, открывая баночку, начал замазывать флаг. — «Наверное останутся синяки,» — раздасадованно подумал Виктор. Абсолютно все служанки, которые как-либо ухаживали за внешним видом императорского чада, были с ним нежны. Их руки были приятно тёплыми, от них пахло чем-то сладким, и они всегда были добрыми. Витя вспомнил личную служанку по имени Жоан. Она вроде была итальянкой. Жоан была очень доброй, милой и весёлой. Виктор даже мог назвать её подругой. Жоан Маду была блондинкой с красивой загорелой кожей. — «Интересно, что с ней сейчас?» — Виктор не горел желанием рассматривать вариант того, что её убили. Такое бывало довольно часто, когда слуг прошлых стран просто убивали. Например, как в случае Великой Французской революции. Королевство Франция была убита, а в след за ней и её слуги. Польша отпустил его и стал проводить ту же процедуру на себе. — А как же ты без этого-то ходил? — спросил заинтересованный Виктор. — Утром я закрашивал, но из-за жары всё стекло. Зимой знаешь ли намного удобней, но у вас лютый мороз. Да и в первую нашу с тобой встречу мой флаг был закрашен, — ответил Польша. — А как будто до раздела Речи Посполитой было тепло? — Ты не знаешь? Тогда слушай, — начал Польша. Чёрт, чего ещё не знает Виктор, — опять странные особенности, связанные с вами. Все территории, которые были вами захвачены, приобретают температуру на 10 градусов ниже, чем раньше, — Польша поёжился. Ему явно это не шибко нравилось. — Вау, — только и мог выдавить из себя Виктор. Ничего себе. Это было настолько интересно, но этого Виктору почему-то не рассказывал. Но долго об этом думать русский не смог. Ему было некомфортно. Вазилин держался на щеке, как что-то лишнее. Да и в целом всё это было как-то не практично. Кожа на правой щеке стала странно-мертвецки белой, и как будто на ней были разводы. — А во сколько выходим-то? — спросил Виктор. Он отошёл немного в сторону от зеркала. — Через час. Ты пока собирайся. — Так нечего, — сразу ответил Виктор. Польша поперхнулся. — Тогда просто подожди меня. Хорошо? — Воскресенский кивнул. Хотя. Ждать ещё час?! Виктор не был готов к такому подвигу и было он уже хотел учинить скандал, как вспомнил, что находится здесь на правах нахлебника и ему никто ничего не должен. Виктор заткнулся даже не начиная. Прошло, как думал и чувствовал Виктор по меньшей мере минут 30-40, но по иронии судьбы это было не больше 10-ти. Виктор тяжело вздохнул. — Не взыхай так тяжко, ты же сейчас не умрёшь. — отдёрнул Виктора Польша. Воскресенский где-то уже слышал эту фразу.***
Я смотрела на заплаканого мальчишку. И этого дрыща хотели поставить на место Войцеховского (Речь Посполитая)? Он так тяжко вздыхал, что на душе скребли кошки. Он вздыхал так, как будто это не Посполитого здесь пару недель назад рубили, а его. Фраза «Не вздыхай так тяжко, ты же здесь сейчас не умрёшь» заставила его заткнуться. Австрийская Империя прыснул в кулак. Пруссак сказал: «Вам ни в коем случае нельзя иметь детей, Российская Империя». Первый раз, когда кто-то назвал меня Империей.***
Виктор хмыкнул. Теперь он хотя бы знал фамилию поляка «Войцеховский». Имя было не так уж и нужно. Но по какой-то причине личность поляк скрывал. Почему же? А имело ли это сейчас значение? Наверное, нет. На улицу восходила конкретная жара. С каждой новой мыслью Виктор ловил себя на «Поскорее бы зима». Хотя раньше Виктор терпеть не мог зиму (В огромном дворце было слишком холодно). Поляк ещё что-то делал, а сам русский разлёгся на диване и смотрел на удостоверение личности. Там на немецком красовались инициалы «Robert von Kester». Неплохо. Осталось раздобыть такой же только французский с именем «Jean de Michel». В гостиную влетел поляк и объявил, что они отправляются в путь. Через пару часов тряски на поезде они доехали до пункта назначения. Чехословакия. На вокзале их встретила милой наружности женщина. У неё были каштановые волосы заплетённые в пучок, невысокий рост. На ней были надеты кофта, рубашка, юбка до колен и незатейливые туфельки. Глаза были выразительными, кариими, как стволы летних деревьев. Она что-то произнесла, качнув головой в сторону Виктора. — Знакомься — Ада Лукаш. И да, она не знает русский. — Виктор разочарованно вздохнул. Жаль. Чехославакия оказалась очень красивой страной. Муж сударини Лукаш так же оказался очень милым человеком. Они с женой были похожи, только глаза сударя Лукаша были, как красное дерево. Польша сразу стал ещё более радостным, чем до. Он много разговаривал. Виктору выделили кровать в комнате Иваны. Та тоже была милой девушкой, примерно возраста Николая. Она много рассказывала про Мюррену, про учёбу, про другие страны. Глаза были цвета малахита. Виктор был заворожён ею. Девушка была прекрасна.