***
08.01.1923 год, Г. Мюнхен, Веймарская Республика: — Чёрт бы тебя побрал, слушай меня, Адольф, я повторяю в последний раз. — и ни один день в здании НРП не мог обойтись без такой фразы. А вся загвоздка в том, что Николаус пытается сделать из Гитлера толкового правителя будущей сверхдержавы. — Твои слова и действия должны будут в точности отложиться в памяти многих людей. У тебя отличный голос, они будут тебя слушать, а сейчас послушай-ка меня и наконец запомни: «Правительство преспокойно продолжает печатать жалкие денежные знаки, — Адольф кивал в такт речи Адлера, как будто давая понять, что он всё запоминает и в точности доложит общественности, — поскольку прекращение этого процесса означало бы конец правительства. Приостанови оно выпуск, а именно в этом залог стабилизации марки, и мошенничество сразу станет достоянием гласности… — чутка поразмыслив мозгами, Клаус на вдохе продолжил, — Поверьте мне, наши страдания и нищета только усугубляются. А негодяи выйдут сухими из воды. Причина простая: само государство стало крупнейшим мошенником и проходимцем. Государство грабителей!.. — Клаусу на глаза попалась одна дама, которая по всем канонам в таких местах сидеть не должна, неужели она вступилась за эту партию? Но Адлер над этим долго не задумывался, — Когда потрясённый народ узнает, что ему придётся голодать, имея миллиарды, он неминуемо сделает следующий вывод: мы не станем больше подчиняться государству, которое зиждется на обманной идее большинства. Нам нужна диктатура…» — закончив свою пламенную речь, Пруссия перевёл взгляд на НРП, который заигрывал как раз таки с той Фройляйн. Вильгельм заметил этот взгляд и громко сказал: — К нам тут Фрау Бовари пожаловала! Клаус кивнул, быстро поняв, о какой особе идёт речь. Снова глянув на Адольфа, он застал мужчину, который читал что-то в блокноте. — Ты всё записал? — спросил его Николаус, Гитлер лишь кивнул. Подойдя к Харреру и «Фрау Бовари», он присел рядом с ними, поздоровался с Фрау. Фрау Бовари – это псевдоним милой женщины по имени Бавария или же Эмма Регенсбург, псевдоним был взят по похожему звучанию фамилии девушки из романа Гюстава Флобера, да и к тому же обеих женщин звали Эммой. Фрау эта была красивой, собрав в себе все самые наилучшие качества южно-немецких Фройляйн, она была сногсшибательна. У неё были блондинистые волосы и глаза махагон-коричневого оттенка, кожа загорелая, что даме очень даже шло. — Фрау Регенсбург, а вы разве замужем? — спросил удивлённо Пруссия. — Уже три раза развелась, — ответила она. Клаус усмехнулся, а у Вильгельма округлились глаза. — Вильгельм, тебе не светит. Я не думаю, что Фрау Бовари любит помладше. Знаю, что не тактично, но вам ведь больше двух тысяч лет, так ведь? — женщина лишь кратко вздохнула. Клаус заглушил смешок в кулак, удивлённое лицо НРП навсегда теперь засядет в мозгу и в памяти немца. Вильгельм встал, лишь сказав, что спуститься и купит парочку бутылок пива. Клаус растянулся в издевательской улыбке и, переводя взгляд на даму, он спросил: — А какими судьбами вы в нашей скромной обители? — осматривая слегка неубранное помещение не готовое принять гостей, Клаус поклялся прибить НРП, который наверняка знал, что Фрау Бавария зайдёт к ним на часок. — Знаешь, Пруссия, мы давно ведь не виделись. В первую очередь, я, конечно же, хотела на тебя посмотреть. Вижу, что подрос за девять лет-то, — они с Фрау Баварией увиделись в первый раз в 1914 году во время начала Великой войны, — а во-вторых, я прознала про твою цель. Ты, как мне заикнулся Герр НРП, говорил, что мне можно доверять. И ты прав, мы с тобой в одной лодке: и ты, и я знаем какого это – быть всегда на втором месте. Всегда так близки к власти и в то же время вечно от неё далеки. А ведь твой брат, Веймарская Республика, совершенно не интересуется положением своих федеративных земель, — Бавария жаловалась на брата, а Клаус лишь ей поддакивал и кивал на каждое новое завуалированное оскорбление в сторону Матцельсбергера. Николаус восхищался эстетикой Фрау Баварии, она настолько была хороша и ладна. Её короткие волосы были красиво уложены в мягкие кудри, которые утончённо стекали по лицу. Тёмные глаза обрамляли светлые ресницы. Она была одета в свободное светло-бежевое платье, которое очень контрастно смотрелось на фоне её загорелой кожи. — Смотрю на вас и всё думаю, что вы уж точно не погибнете от туберкулёза. — Клаус бы добавил «как моя мать», но он не собирался портить вполне хорошую атмосферу. Бавария улыбнулась и как упрёк произнесла: — А тебе вот стоит себя поберечь. Бледный, да и предрасположенность у тебя есть… — более печально выдала она. Клаус пытался сглотнуть вставший ком в горле, чёрт, а ведь сам он это всё и начал, — да и живёшь ты в Кёнигисберге, слышала, что зимами там бывает почти так же холодно, как и в России. Оставайся на зиму в Мюнхене, я уверена, что Веймарская Республика не будет против, — улыбаясь добавила Бавария. — Конечно же останусь, раз уж приглашают, — улыбаясь, согласился Адлер. Будет причина побесить Веймара, который наказал ему сразу же из Кёнигсберга ехать в Берлин, но вот он, Николаус, в Мюнхене, даже не заехав в Рейхстаг к брату, Эберту и СДПГ. Пускай все вышеперечисленные идут, так сказать, лесом. Он, Адлер, плевал на решения своего брата. Да и к тому же, они были сводными, значит не имели права что-то друг другу приказывать и указывать. Их роднит только отец, одно государство и один народ. — Безусловно, невзгоды и сомнения, связанные с безумной инфляцией, подтолкнули миллионы немцев к тому, что власть такая им совершенно не нужна, — начал Пруссия, смотря на заучивающего слова Адольфа. Бавария с любопытством в глазах на немца перевела взгляд, — и я готов повести массы из-за спины Гитлера, управляя им, такая обстановка даёт прекрасные возможности свергнуть нынешнюю республику. Но определённые трудности встанут на моём пути, возглавь я контрреволюцию, в чём я заинтересован постольку, поскольку жажду власти. Но прежде всего, — в голосе Клауса возникли сомнительные нотки, — нацистская партия, несмотря на то, что численность её членов растёт с каждым днём, является далеко не самым влиятельным политическим движением в Баварии, а за её пределами вовсе не известна. Разве столь незначительная партия в состоянии совершить переворот и свергнуть республику? — ответ был очевиден, и это понимал каждый в этом помещении. Но Николаус считал, что мог бы объединить под руководством Адольфа все антиреспубликанские националистические силы Баварии. Затем при поддержки самой Эммы Регенсбург, вооруженных формирований и частей рейхсвера, дислоцированных в Баварии, он мог возглавить марш на Берлин – подобно Муссолини (под руководством Романо, естественно), вошедшему год назад в Рим, – и свергнуть Веймарскую Республику. Лёгкая победа Романо вызывала зависть. Теперь-то Италией правит не старший брат Романо – Королевство Италия, а сам Романо – Фашистская Италия. Так же оккупация французами Рурской области, хоть и подогревала ненависть немцев к своему традиционному врагу и таким образом содействовала возрождению националистических настроений, усложняла задачу Адлеру. Эти события способствовали объединению германской нации вокруг республиканского правительства в Берлине, которое решило дать отпор Франции. Клаус меньше всего хотел этого. Его целью было свержение республики. А Францией, что очевидно, он намеревался заняться после того, как в Германии произойдёт националистическая революция и будет установлен диктаторский режим. Вопреки витающему в воздухе общественному мнению, Адлер занял непопулярную позицию. — Значит надо объединиться всем националистическим движениям и пойти против общего врага – Франции, — говорила Бавария. Пруссия отрицательно кивнул и ответил: — Нет! Покончить надо не с Францией, а с предателями отечества. «Долой преступников Ноября!» — таков должен быть наш лозунг.***
13.02.1923, Г. Мюнхен, Веймарская Республика: Первые месяцы 1923 года партия решила посвятить распространению данного лозунга. В феврале, в значительной степени благодаря организаторскому таланту Клауса, четыре вооружённых «патриотически настроенных формирований» Баварии слились с нацистами и образовали так называемое «Рабочее объединение союзов борьбы за Отечество» под политическим руководством Гитлера, но по факту всё ещё Адлера. — Николаус! — окликнули его. Сейчас Адлер сидел за печатной машинкой, писав письмо Веймару в Берлин. Якобы его все обыскались, и чего же он не приехал в Берлин, кто за него вообще отчёт будет писать? — Да, Вильгельм? — оборачиваясь за спину, спросил Адлер. Там отдышавшись, стоял НРП. — Может, конечно, я тебе об этом рано говорю, но 2-го сентября в Нюрнберге в честь победы 1870 года под Седаном, будет проводиться мирный митинг, на котором Адольф или, если осмелишься, то даже ты, сможет выступить на огромную публику. К тому же там будет ещё и генерал Людендорф! Ты понимаешь?! — Харрер говорил, нет буквально кричал от восторга. И Клаус тоже был рад такой новости. Это будет отличная возможность показать себя и получить авторитет у самого генерала Людендорфа. — Это, конечно, всё замечательно, но вот только мы с тобой это уже обсуждали: я пока что не хочу огласки своей личности и не горю желанием, чтобы моё имя было запечатлено в истории. Может ведь всё и не удастся. Думаю, Адольф не облажается и покажет себя и нашу партию с наилучшей стороны, — Клаус встал со стула и, подходя к разочарованному Вильгельму, похлопал его по плечу. — В любом случае, Вильгельм, мы войдём в историю, я стану первой страной, рассказавшей своему народу, кто я и кем являюсь, а ты точно такой же партией. Мир наконец-то узнает, что у стран, партий, республик и даже регионов есть телесная оболочка, — эти слова немного, но приободрили НРП. И это уже был хлеб. — А знаешь что, Вильгельм, давай-ка сходим в «Штернекерброй», выпьем по пивку. Давно мы там не были. Кстати, как там наша газета? — Харрер улыбнулся, согласившись на предложение выпить и сразу же начал вспоминать статистику их газеты под названием «Фёлькишер беобахтер». Газета возымела успех среди похожих идеологических партий и стала часто ими покупаться. Многие немцы, которые раньше были сторонниками определённой партии, меняли своё мнение и присоединялись к НРП, не пропуская ни единого выступления на публику главы немецкой рабочей партии или же Адольфа Гитлера. «Штернекерброй» приветствовал их радостными возгласами давно знакомых лиц. И что Адлер, что Харрер были не менее рады этим людям и этому месту. Раньше здесь они бывали намного чаще и по большей части все какие-никакие представления ещё малой партии НРП проходили здесь, безусловно они и сейчас здесь проходят, но намного реже. И люди были всегда им здесь рады, зная их двоих как одних из доверенных лиц Гитлера и хороших товарищей, которые будут всегда стоять за интересы партии. Клаусом здесь по большей части восхищались, Вильгельма же любили за его харизму и обаятельность. За барной стойкой стоял знакомый бармен по фамилии Шнайдер, тот был немногословен, но подавал отличное пиво любого немецкого сорта, хоть и из-за инфляции оно значительно здесь подорожало. Но это не было какой-то сильной проблемой. У Клауса были деньги, потому что он был братом Веймарской Республики, а у Вильгельма были деньги, потому что они были у Клауса. Такая уж была закономерность. И Адлера это ничуточку не смущало, а НРП в принципе грех жаловаться. — Здраствуй, Шнайдер, давай как обычно пилснера нам. — запросил за них двоих Харрер, Пруссия лишь кивнул. Бармен угукнул и начал разливать по кружкам пиво. Они уселись за стойку и, переглянувшись, стали болтать заумными фразачками стран. Собственно, о том, что ныне в мире творилось. Да и оба немца резко перешли на северный диалект (Вильгельм ему уже научился, дружа с Николаусом). — Слышал, твой брат стал с СССР сотрудничать. И как теперь? Не бесят частые визиты русского? — спрашивал НРП. Клаус отрицательно мотнул головой. — Не очень, если честно. В такие моменты я просто иду гулять куда-нибудь к Шпре, беря с собой холст и краски. Стою, рисую. Единственным плюсом, наверное, является то, что вместе с СССР приезжает его партия КПСС, она хороша собой, — Клаус задумался, вспоминая образ КПСС. Та была русоволосой, а глаза её были оттенка июньского бутона. Девушка загорелая с сильными руками, которые были шершавыми и грубыми, что показывало её нелёгкий труд. — Ох, это у нас Клаус-то на коммунисток заглядывается? — смеясь, спросил Харрер. Адлер закатил глаза и лишь послал НРП куда подальше. — Слышал от брата, — начал Николаус, — что младший сын Российской Империи и по совместительству младший брат СССР – Виктор Воскресенский – выжил, так ещё ему и сбежать из страны удалось. Давно, конечно, году так в 19-м я об этом узнал, но почему-то только сейчас об этом вспомнил. А самое интересное то, что он и здесь был, ему в этом Чехословакия помог, — задумываясь над своими словами, говорил Пруссия — Что прямо здесь был что-ли? — удивлённо вопрошал Вильгельм. — Да, блять, прямо здесь в этой пивной двенадцатилетний пацан сидел и пиво хлестал. А что уж, в Германии побывать и пива немецкого не испробовать нельзя же! — раздражённо говорил Клаус. Харрер рассмеялся, а тут уже и пилснера подали. Пруссия отхлебнул холодного напитка, успокаивая нервы. — Мне так нравится тебя бесить. Так вот, что я хотел-то сказать. У Франции-то сын родился от смертной женщины. Филиппом вроде назвали, — они с Адлером были как сплетницы-подружки, которые обсуждали всех и вся. И это, безусловно, нравилось им и вполне устраивало обоих. — Вот французу-то неймётся. Так сколько у него там детей было? Десятый что-ли? Странно то, что Франция-то бессмертная страна, а дети у него поголовно смертные. Странно это. — Может быть и так, — начал НРП, — но вот из-за этого у наших дорогих Англии и Франции снова роман прервался, а мне так нравилось от тебя слушать про те истории, которые они устраивали на собраниях, — Вильгельм разочаровано выдохнул, а Клаус лишь усмехнулся. Теперь, когда Романо стал страной, у него, Николауса, были уши и глаза уже на политической арене. — Я уверен, что теперь истории будут только ещё интереснее, — уверял его Пруссия. НРП на это оставалось лишь надеяться. Допив пиво и заплатив за него, парни со всеми попрощались и ушли. Работа то не ждёт.***
02.09.1923 год, Г. Нюрнберг, Веймарская Республика: Сегодняшний день начинался пока что неплохо. День этот был особенным. Но Гитлер пока справлялся, он открыто провозгласил все нынешние цели «Немецкого союза борьбы» (который появился совсем недавно и был намного сильнее своего предшественника): свержение республики и отказ от Версальского договора. На этом сборище Гитлер гордо стоял на трибуне рядом с генералом Людендорфом. И это было не случайно. Молодой нацистский вождь под руководством Адлера уже некоторое время обхаживал героя войны, который однажды позволил использовать его славное имя организаторами Капповского путча и, поскольку он по-прежнему поддерживал контерреволюцию, мог не устоять перед соблазном и одобрить план, зарождавшийся в голове Николауса. Старый генерал не обладал тонким политическим чутьём, зато не скрывал своего презрения к баварцам, кронпринцу Рупрехту, баварскому самозванцу и католической церкви, влияние которой здесь по сравнению с другими землями Германии было наиболее сильным. Всё это знал Адлер, но это не противоречило его задачам. Клаус не стремился, чтобы Людендорф стал политическим лидером националистической контерреволюции, – роль на которую претендовал герой войны. Николаус стремился, чтобы эту роль отвели Адольфу или же ему самому. Однако имя Людендорфа, его авторитет в военных кругах и в среде консерваторов всей Германии могли оказаться весьма полезными для провинциального политика, пока ещё неизвестного за пределами Баварии. Поэтому Адлер и предусмотрел Людендорфа в своём плане действий. Ветер бил в лицо. Сегодня было солнечно. Пруссия вместе с НРП стояли в толпе, из которой большинство пялило совершенно бездумно на трибуны. Клаус обречённо вздохнул, ему здесь не нравилось, как и Вильгельму. Пока что Адольф стоял живчиком и это радовало, и немного успокаивало. Клаус надеялся, что стоит он здесь не просто так и у Гитлера вполне себе выйдет обворожить генерала. — Клаус… — послышалось тихое мычание Харрера. Адлер обернулся, вопросительно посмотрев на друга. — Может всё-таки лицом партии станешь ты? Адольф Гитлер – человек, да и я ему не шибко доверяю, — Вильгельм понуро смотрел на Пруссию. Сделав вдох и выдох, Николаус ответил: — Вильгельм, ты знаешь кто я, и кем является мой брат, — на этих словах Клаус сделал акцент и продолжил, — за неудачный переворот в стране Матцельсбергера меня упекут в Купабль, и поминай как звали. Всё, что я делаю от лица Адольфа – лишь мера предосторожности. Не волнуйся, Вильгельм, всё будет хорошо, я обещаю. Обещания сдерживать Клаус умел как и все люди. Что выгодно ему он сохранит, что наоборот – выдаст и не сдержит. Это была грешная часть многих людей, люди не могут без греха, а страны — полное их подражание, или же наоборот? Скорее всё же наоборот, ведь как известно сначала появился человек, а потом человек создал страну. Но даже сам Николаус не был уверен, что всё будет хорошо и НРП это знал.***
26.09.1923 — 07.11.1923, Веймарская Республика: Этой осенью, осенью 1923-го года, в Германской республики и на земле Бавария сложилась кризисная ситуация. Сегодня канцлер Густав Штреземан объявил о прекращении пассивного сопротивления в Рурской области и возобновлении выплат Германией репараций. Этот бывший глашатай Гинденбурга и Людендорфа, стойкий консерватор, а в душе монархист, пришёл к выводу, что для спасения Германии, объединения и восстановления её былой мощи необходимо хотя бы на какое-то время признать республику, договориться с союзниками и в период затишья возродить экономический потенциал страны. Дальнейшее движение по нынешнему пути приведёт лишь к развязыванию гражданской войны, а возможно, и к полному истреблению германской расы. Отказ от сопротивления и взятие на себя бремени выплат репараций вызвали волну недовольства националистов по всей стране. Коммунисты, набравшие силы, присоединились к ним в яростных нападках на республику (Усмехаясь своим мыслям, Клаус подметил, что КГП теперь крайне редко бывает в Рейхстаге). Штреземан в первые же часы столкнулся с великой оппозицией в лице как крайне правых, так и крайне левых. Предвидя это, он добился введения президентом Эбертом чрезвычайного положения в стране. Теперь исключительными полномочиями в Германии в соответствии с ЧП оказались наделены министр обороны Отто Гесслер и начальник управления сухопутными силами рейхсвера генерал фон Сект. Так же Эберт наградил такими полномочиями и Веймара, но обойдя другой дорогой Николауса. Это подогревало кровь и злость, всё внутри кипело, и недовольство лишь росло с каждой минутой. Как говорила ему по телефону дорогая Фрау Бавария: «Я не изъявляю желание следовать такому решению своей страны. Герр фон Книллинг объявил о введении на территории земли ЧП и назначил правого монархиста и бывшего премьер-министра Густава фон Кара комиссаром земли Бавария, наделив его диктаторской властью.» Дела по всей стране шли от слова «плохо». И это было хорошо для всех антиреспубликанских партий по всей Германии. Сейчас Веймар опасался отделения Баварии от рейха, восстановления монархии Виттельсбахов, а так же образования совместного с Австрией Южно-Германского государства. Президент Эберт поспешно собрал заседание кабинета министров и пригласил на него генерала фон Секта. Эберт хотел выяснить, какую позицию занимают военные. И сейчас Клаусу оставалось лишь сидеть под дверями помещения, в котором проходило заседание, и злорадно слушать слова Секта, которые полностью были пропитаны ядом: «Армия, Герр президент, поддерживает меня.» Позже оказалось, что слова начальника управления сухопутных сил, произнесённые ледяным тоном и с каменным выражением лица, не смутили, как можно было предположить, президента Германии, рейхсканцлера и саму страну. Они уже признали за армией статус государства в государстве, ведь тремя годами ранее, когда войска Каппа заняли Берлин и к Секту обратились с аналогичным предложением, армия поддержала не республику, а генерала. Теперь, в 1923 году, вопрос состоял лишь в том, какую позицию займёт сам генерал фон Сект. К счастью для Веймара, генерал предпочёл поддержать его, но не потому, что верил в республиканский строй и его демократические принципы, а потому, что считал: «в данный момент поддержка существующего режима необходима для сохранения армии, которой угрожали перевороты в Баварии и на севере страны, и для спасения Германии от гибельной гражданской войны.» Таким образом, генерал руководствовался холодным расчётом, намереваясь довести армию до нужной кондиции и ликвидировать угрозу гражданской войны. И что на счёт этого мог сказать Клаус, так это то, что Германию ждёт примитивная заварушка, как и во всех других странах со слабой властью. И Николаус был прав. Фон Сект стал ликвидировать абсолютно всех, кто был ныне неугоден демократической власти, под раздачу попали даже коммунисты, но Сект не был жесток, он не убивал, лишь играясь со всеми одиозными, он удерживал свою власть над армией и лишь таким образом поднимал свой авторитет не только в рядах солдат, но и у простых людей. И теперь на начало октября следующего года пришлось то, что из Берлина было прислано распоряжение относительно ареста трёх главарей, действующих на территории Баварии вооружённых банд: капитана Хайса, капитана Эрхардта («героя» Капповского путча) и лейтенанта Россбаха – и всё это осталось без внимания Кара, который являлся одним из важнейших немецких политических деятелей. Из-за чего терпению Секта пришёл конец, он приказал генералу фон Лоссову закрыть к чертям собачьим нацистскую газету, которая слишком гневно относилась к нынешнему правительству, и арестовать трёх военных добровольческого корпуса. Но сейчас отступать Николаусу было слишком поздно. Сторонники Адольфа требовали решительных действий. Штурмовые отряды СА призвали Гитлера немедленно выступить. «Настанет день, — предупреждал НРП, — когда мы уже будем не в состоянии сдерживать своих людей. Если сейчас ничего не произойдёт, они просто уйдут от нас». И Николаусу пришлось сделать выбор. Он тоже понимал, что, если Штреземану удастся выиграть время и приступить к осуществлению мероприятий по восстановлению спокойствия в стране, шансы будут упущены. Сам Николаус не стесняясь обратился к Кару и Лоссову с предложением провести марш на Берлин до того, как Берлин пойдёт на Мюнхен. Но они не были заинтересованы в проведении бессмысленной акции, которая могла подорвать их собственные позиции. Это решение Адлер принял как сигнал, что пора брать инициативу в свои руки. Однако Николаус был абсолютно безызвестной личностью, а Гитлер не располагал поддержкой, чтобы осуществить путч собственными силами. Ему требовалось заручиться помощью со стороны баварского правительства, армии и полиции – урок, который фюрер вынес за годы жизни, проведённые в Рейхстаге. Клаусу было необходимо каким-то образом заставить Кара и Лоссова действовать заодно с ним, когда уже нельзя будет повернуть назад. Требовалась смелость, даже некоторая опрометчивость, и Адлер к этому времени мог доказать, что обладает этими качествами. Фюрер решил захватить эту двойку в качестве заложников и вынудить их использовать свою власть для удовлетворений его требований. 4 ноября, в день поминовения павших, в центре Мюнхена должен состояться военный парад. В прессе объявили, что не только кронпринц Рупрехт, но и Кар и Лоссов примут парад на трибуне, которая будет установлена на узкой улице, идущей от Фельдхернхалле. Клаус придумал следующий план: несколько сот штурмовиков с пулемётами, доставленные на грузовиках, перекрывают узкую улочку до появления участвующих в параде войск. Адлер (или Гитлер) поднимается на трибуну, провозглашает революцию и под дулом пистолета вынуждает почётных гостей принять революцию и содействовать тому, чтобы он стал её вождём. План Пруссии с восторгом одобрили. Однако в назначенный день, когда один из доверенных лиц нацистов прибыл на место планируемой акции с целью провести провести рекогносцировку, то, к своему величайшему сожалению, обнаружил, что узкая улочка охраняется хорошо вооружённым отрядом полиции. Тем временем в прессе появилось краткое сообщение, что по просьбе ряда деловых организация Мюнхена Кар выступит на митинге в «Бюргербройкеллер», огромном пивном зале на юге-востоке города. Эта встреча должна будет состояться вечером 8 ноября. В заметке указывалось, что выступление комиссара будет посвящено программе баварского правительства. Митинг так же предполагал участие в нём и Лоссова и других деятелей. Клаус поспешно принял решение, исходя из следующих двух соображений: во-первых, он подозревал, что Кар может использовать встречу для провозглашения независимости Баварии; во-вторых, встреча в «Бюргербройкеллер» представляла возможность, которая не была использована 4 ноября.***
08.11.1923 год, г. Мюнхен, Веймарская Республика: Примерно без четверти девять вечера, после того как Кар уже полчаса говорил перед трёхтысячной оравой людей, сидящих за деревянными столами и попивающих пиво из больших глиняных кружек, штруморовики СА окружили пивную и в зал стремительно вошёл Гитлер. Николаус всё же решил, что собственная свобода в такой сомнительной акции ему всё-таки важнее, поэтому Адлер сидел за одним из столов, как посетитель, но в в любой момент он был готов перехватить момент и стать сегодняшним «королём бала». Так же за самым близким столом к Кару сидел и Веймар. Тем временем их люди устанавливали у входа пулемёт. Адольф вскочил на стол и, чтобы привлечь внимание, выстрелил в воздух. Кар прервал своё выступление. Собравшиеся обернулись, чтобы узнать в чём дело. Адлер встал со своего места, не все же лавры должны будут достаться Адольфу. Оба стали пробиваться к трибуне. Майор полиции попытался остановить их, но Гитлер пригрозил ему пистолетом. Тихим шёпотом австриец сказал Адлеру: — Победа будет за мной, Николаус. — он оторвался вперёд. А Пруссия лишь усмехнулся, ведь НРП-то был прав, но это не беда. Кар выглядел бледным и растерянным, а Веймар непонимающе смотрел на брата. Кар сошёл с трибуны, и, опередив Гитлера, Адлер занял его место. Пистолет имелся за пазухой у каждого члена Немецкой рабочей партии, и Николаус не был исключением. — Началась национальня революция! — провозгласил фюрер, Гитлер что-то зло вымолвил, но согласился с тем фактом, что из Адлера выйдет наилучший политик,— Здание охраняется шестьюстами хорошо вооружёнными бойцами. Никому не разрешается покидать зал. Если вы немедленно не успокоитесь, я прикажу установить на балконе пулемёт. Правительство Баварии и правительство Рейха низложены, сформировано временное правительство страны. Казармы рейхсвера и полиции заняты. Отряды армии и полиции вступают в город под знамёнами со свастикой, — показывая на свою красную повязку, говорил Николаус. К слову, последнее утверждение не соответствует истинному положению дел – Адлер просто блефовал. Однако в замешательстве никто ничего толком не понимал. Пстолет у Гитлера был настоящий, и он из него стрелял. Штурмовики с винтовками и пулемётами были вполне реальны. Адлер вздохнул, он взглянул на брата и, улыбнувшись, громким голосом приказал Кару и Лоссову следовать за ним в помещение, расположенное рядом со сценой. Поддалкиваемые штурмовиками два высших должностных лица Баварии под удивлённые взоры толпы подчинились требованию Клауса. Но одновременно в зале нарастало недовольство. Многие бизнесмены по-прежнему считали Гитлера выскочкой. Кто-то из присутствующих крикнул полиции: — Не будте трусами, как в 1918 году! Стреляйте! Однако полицейские, видя, как покорно подчинилось их начальство, и как штурмовики СА заняли зал, не оказали какого-либо сопротивления. Адлер устроил так, что Вильгельм Фрик, нацистский доносчик, сложившийся в полицейском управлении, позвонил по телефону в пивную дежурному полицейскому и распорядился, чтобы полицейские не вмешивались, а только информировали о происходящих событиях. Обстановка в зале накалялась, и Гитлер счёл необходимым подняться на трибуну, чтобы успокоить собравшихся. — Вам нечего бояться! — прокричал он, — У нас самые дружелюбные намерения, поэтому нет необходимости беспокоиться! Пейте на здоровье своё пиво! — Гитлер сообщил также присутствующим, что в соседней комнате в данное время формируется новое правительство. Формирование проходило под дулом пистолета Николауса Адлера. Как только фюрер собрал заложников в соседней комнате, он заявил: — Никто не выйдет отсюда живым без моего разрешения. Затем он сообщил, что все займут ключевые посты либо в правительстве Баварии, либо в правительстве рейха, которое он сформирует вместе с Людендорфом. С Людендорфом? Сегодня Адлер отправил доверенного человека в Людвигсхёе, чтобы незамедлительно доставить в пивной зал прославленного генерала, который понятия не имел о нацистском заговоре. Пока что эти двое наотрез отказывались говорить с Пруссией. Это, конечно же, его взбесило, но продолжил их уговаривать: надо было примкнуть к нацистскому движению, превозгласить революцию и новое правительство; оба получат назначения, санкционнированые Адлером, либо в случае отказа «лишатся права на жизнь». — Герр Кар, я же по-хорошему с вами хочу. Я предлагаю вам стать регентом Баварии, а Лоссову же – министром национальной армии, — Николаус говорил заманчивым тоном, обещая всё то, что хотели оппоненты. Однако перспектива получить столь высокие назначения не прельстила их – никто ничего не ответил. Затянувшееся молчание вывело Клауса из себя – он стал размахивать перед ними пистолетом: — У меня тут три патрона: две пули – для моих соратников в случае их предательства, последняя – для меня самого! — приставив пистолет к виску, Адлер пытался выглядеть как можно более естественным. Он хотел показать в себе неуравновешенную личность, которая взаправду готова была это сделать. — Если я не одержу победу до завтрашнего вечера, я покончу не только с собой, но и с вами! — его голос был громким, уверенным и передавал истеричные нотки, которые как раз были для такого случая и момента. Кар не был яркой личностью, но был сильным человеком. — Герр Адлер, — ответил он, — вы можете застрелить меня или дать распоряжение о моём убийстве. Умру я или нет, не столь важно… Лоссов начал упрекать Клауса в том, что его партия нарушила данное ими честное слово не поднимать путч против полиции. — Да, это, конечно, так, Герр Лоссов, — заметил Адлер, — Прошу меня и мою партию простить, но я вынужден был так поступить в интересах отечества. Кар что-то нашептал на ухо Лоссову, Адлера это возмутило: — Прекратить! Запрещаю переговариваться без моего разрешения! Однако он немногого достиг своими уговорами. Никто из двух власть имущих в Баварии не согласился встать на его сторону даже под дулом пистолета. Развитие путча шло явно не по плану. Тогда Клаус решил действовать экспромтом. Не произнеся ни слова, он устремился в зал, вскарабкался на трибуну и, представ перед угрюмой толпой, объявил, что члены триумвирата, находящиеся в соседней комнате, согласились образовать вместе с ним новое правительство. — Правительственный кабинет Баварии распущен! — прокричал Адлер, — Правительство преступников Ноября и президент объявляются низложенными. Сегодня здесь, в Мюнхене, будет превозглашенно новое национальное правительство. Сразу же будет создана германская национальная армия… Предлагаю, пока не будут сведены счёты с преступниками Ноября, доверить мне руководство политикой национального правительства. Людендорф возглавит командование германской национальной армией… В задачу временного правительства Германии входит организация марша на Берлин, этот грешный Вавилон, во имя спасения немецкого народа… Завтрашний день либо станет свидетелем торжества национального правительства Германии, либо нашего поражения и гибели! Не в первый и, безусловно, не в последний Клаус мастерски прилёг ко лжи, и это сработало.