***
Ей было одиннадцать, когда на их клан напали. В поселении почти не осталось мужчин — все ушли на очередное сражение с шиноби, посягнувшими на их границы. Сора дралась с отчаянностью тигрицы, без страха бросалась на врага, прикрывая отступление тех, кто не мог сражаться. В свои одиннадцать Сора, наконец, поняла, почему отец и дядя так не хотели брать ее с собой на передовую, почему все вокруг говорили, что бабе не место на поле сражения. Убивать не трудно — вовсе нет. Когда кто-то покушается на твою жизнь и жизни твоей семьи, как-то некогда задумываться о моральных аспектах вопроса. Убить — без вариантов. Метнуть во врага дюжину сюрикенов, а за ними тут же пустить огненный поток: если металл не достанет врага, то от такого, пади, увернись еще; активировать шаринган, погружая другого противника в иллюзию: заставить его путать право и лево, а другого верх и низ, третьему внушить, что товарищ рядом — это маскирующийся враг. И попробовать не сдохнуть при этом самой. Трудно потом. Оглянуться, увидеть мертвые тела близких, друзей. И осознать эту страшную правду: ты не спас их. Не спасла… Их дом подвергся атаке первым. Он и был целью. Разведчики врагов доложили, что у одного из оставшихся в живых детей Учихи Мадары пробудился шаринган. Враги хотели выкрасть этого ребенка и пересадить его глаза кому-то из своих. Их просчет был в том, что они не ожидали, что тем ребенком окажется девчонка. Ее просчет был в том, что она забыла, пренебрегла обещанием, данном матери: во что бы то ни стало защитить своих братьев. Вместо них Сора выбрала клан. Она подоспела как раз к тому моменту, как вражеский шиноби тащил за волосы ее младшенького братика. Тот плакал от боли, кричал, пытаясь извернуться так, чтобы укусить мучившую его руку. Сора отсекла эту конечность раньше, чем в голове окончательно сформировался план. Катана, которой она пользовалась, не принадлежала ей. Церемония вручения меча существовала только для юношей, которые в этот значимый день прощались с детством и признавались совершеннолетними. После этой церемонии они считались взрослыми и имели такие же права, что и другие соклановцы. Они сражались вместе со всеми, работали наравне с другими, могли взять в жены любую девушку, чтобы у клана был шанс на будущее. Ее отец получил свой меч, когда ему было тринадцать. Сора же будет подбирать чужое оружие, кому оно уже не сможет помочь. Свою катану Сора не получит никогда. А теперь Сора отчетливо понимала, что никогда не сможет принять ее. Не заслужила. Не достойна. У ее ног, в растекшейся луже крови, лежали ее мать и брат. Оба были мертвы. Ярость жгла изнутри, застилала кровавой поволокой глаза. Уже к утру, когда нападение было отражено, осталась только всепоглощающая вина. Сора рыдала всю ночь, пытаясь растолкать мертвую мать. Не верила, не хотела мириться со столь страшной правдой. А утром, когда взошло солнце, к их домику пришли выжившие. Они кланялись Соре, благодарили. Ведь если бы не ее отвага, не ее гений, то враги убили бы всех. Я не заслужила этого, — с отчаянием думала Сора. Она вскидывала голову, чтобы больше ни одной слезинки не пролилось на глазах у всех. Наверное, ее приняли за гордячку. Ну и что… — Дочь своего отца, — шептались вокруг и улыбались с радостью. Теперь есть кто-то, кто защитит клан в отсутствии мужчин. Надо быть сильным, — вспомнились слова дяди, которые он сказал ей после похорон Катсу. Она тогда была сама не своя, не знала, что делать и как дальше жить без единственного друга. Домой идти не хотелось, а куда-то пойти она тоже не могла. Дядя Изуна нашел ее в таком плачевном состоянии, положил руку на плечо, этим незамысловатым жестом поддержки выдергивая из подобия транса. — Мы шиноби. А значит мы всегда будем терять товарищей. Но в отличии от них, мы все еще живы, а значит обязаны помнить о них. — Я помню, — буркнула Сора, спрятав воспаленные глаза. — Да. И хочешь последовать за ним. Сора вскинула голову, с непониманием посмотрев на дядю. Что он имел в виду? Последовать за ним? Нет, она не хотела умирать! — Бездействие — такая же смерть, — нравоучительно сказал ей дядя. — Живи. И пусть каждый твой вздох будет наполнен смыслом. Сдаться — хуже, чем проиграть на поле боя. Прекратить бороться — это и значит проиграть. Всю последующую неделю после того нападения, клан хоронил своих мертвых. Сора, взяв на себя обязанности главы, деловито раздавала указания, бегала от одного домика к другому, всеми силами помогая, записывала на листе все необходимое, что нужно клану, чтобы потом передать старейшинам. — Как она похожа на отца! — говорили вокруг. — Из нее вышел бы прекрасный глава. — Да, только она не мужчина. — Ну, если Мадара-сама не найдет ей достойного мужа, то однажды Сора-химе станет старейшиной… Сора делала вид, что не слышит всех этих разговоров, не знает о них и даже не догадывается. Она улыбалась каждому встречному соклановцу, говорила с неизменной вежливостью и помогала чем только могла. Сора запретила себе думать о том нападении, запретила себе вспоминать тот ужас, что ждал ее в собственном доме. И плакать — она тоже больше не могла себе этого позволить. Клан Учиха нуждался в ней. Она должна быть сильной ради них, своим примером должна вдохновлять выживших и демонстрировать, что жизнь продолжается. Она должна быть достойной преемницей своего отца. Хотя бы пока его нет. Еще через неделю, наконец, вернулись мужчины. И клан снова погрузился в траур. Клан понес большие потери. Ведь столкнулись они ни с кем-то, а с самими Сенджу. Братья-демоны снова бесчинствовали, а эта разрушительная древесная техника Хаширамы была по силам только лишь ее отцу. — Молодец, — похвалил ее Мадара. И это было впервые, когда он говорил ей что-то подобное. На миг в Соре вспыхнуло это чувство переполняющей ее радости и гордости за себя. Но перед глазами встали мертвые тела ее матери и брата, и она устыдилась собственных чувств. — Нет. Я не заслужила вашей похвалы, отец. Я не защитила свою семью. — Твоя семья — это весь наш клан, — рявкнул отец. Нет, он не на нее вовсе злился. Так проявлялась его усталость. Ему было не досуг нянчиться с дочерью, успокаивать и подбирать слова, чтобы не ранить ее неосторожным замечанием еще больше. Сора съежилась под его прищуренным взглядом. Тогда она думала, что отец злился, а на самом деле он с трудом мог видеть ее. Он стремительно терял зрение и тщательно скрывал это ото всех. Но вот Мадара вздохнул, выпуская из груди скопившееся напряжение. — Мы не можем спасти всех, — более миролюбиво произнес он. — Так что остается просто с этим смириться. — Но мой брат… Он должен был стать лидером нашего клана после вас. А теперь его нет… — Ему было всего девять. Если бы я погиб в этом бою, а он выжил, то он все равно не смог бы возглавить клан. — Вы бы не погибли, — горячо возразила Сора. — Только не вы! — Я тоже могу погибнуть в бою. И ты должна знать это. Сора медленно кивнула. Разговор был окончен, но внутренняя дрожь не давала ей возможности подняться с татами и твердо стоять на ногах. Она хотела остаться в этой спасательной полутьме комнаты Мадары, посидеть тут еще немного, пока волнение не уляжется, и она снова не сможет найти свою привычную маску гордой химе. — Простите меня, отец. Я могла бы сделать больше… Мадара не ответил. Он испытующе смотрел на дочь, склонившуюся в глубоком поклоне, а потом сделал то, чего не делал никогда: он подошел, опустившись рядом, и положил руку на ее плечо, некрепко сжав. Сора вскинула голову, совершенно растерянная подобным проявлением эмоций. И это сломало, окончательно расшатало ее выдержку. Слезы собрались в глазах и покатились по щекам. Она сделала последнее — худшее — что могла бы предпринять в этой ситуации. Мать никогда бы не простила ей этих вольностей. Но матери больше не было — больше некому было учить ее, что правильно и как нужно. Сора придвинулась к отцу, уткнувшись лицом в его плечо. И разрыдалась. Что с нее взять? Она ведь девчонка. Унаследовавшая талант и гениальность отца, ей, тем не менее, никогда было не суждено занять его места, стать великим шиноби и принести честь своему клану на поле битвы. Она сама взвалила на свои плечи эту ношу, придумала себе идеал, которому всеми силами старалась соответствовать. От нее никто не требовал достигать высот, превозмогать и что-то кому-то доказывать. Все это она выбрала для себя сама. И ей прощалась эта наивность — мечта перекроить мир. От нее требовалась лишь женская покорность. И рано или поздно мир потребует от нее выполнения предначертанного. Пару мгновений ничего не происходило. Мадара замер, каждая его мышца напряглась. Но, видимо, вспомнив, что перед ним не противник, не враг, а родной ребенок, который впервые в жизни так отчаянно нуждался в его участии, он расслабился. Рука опустилась ей на макушку, неуверенно провела по растрепанным, собранным в низкий хвост волосам. Один единственный раз Мадара готов был простить ей эту слабость. Она потеряла мать и родного брата. И вместо того, чтобы оплакивать свое горе, она с достоинством исполнила обязанности главы — позаботилась о клане в его отсутствие. Она заслужила поддержку. А его бы отец никогда не позволил своим сыновьям столь ужасное проявление слабости. Он запретил им плакать, когда умерла их мать. Запретил оплакивать погибших братьев. Таджима Учиха не терпел в сыновьях ни одного проявления человеческих пороков и искоренял это из них через боль и лишения. Мадаре тоже следовало поступить подобным образом. И он бы так и поступил, будь на месте Соры любой из его сыновей. Но Сора была девчонкой. Слишком сильной — неправильно сильной. И что делать в подобной ситуации он не знал. Его никто этому не учил, и никто не объяснял, как нужно. Он просто гладил ее по спине, позволяя выплеснуть скопившееся горе наружу. Он просто был рядом. Как и должен поступать любой родитель, независимо от того шиноби он или нет. Мадара сражался всю свою жизнь. Как и его отец, как и отец его отца. Этот порочный, бесконечный долг шиноби начисто вытеснил все человеческое из их душ. И ответ на главный вопрос: за что они сражаются, безнадежно канул во тьме кровавого времени. Они сражались за мир, за будущее для своих детей, чтобы над их головами было мирное небо. Но имело ли это хоть какое-то значение сейчас, сию минуту, когда его маленькая, хрупкая дочь пыталась найти в единственном родном человеке каплю утешения? И как горько, мерзко было на душе, что он не мог ей этого дать. — Ну все, хватит, — строго сказал Мадара, отстраняя Сору от себя за плечи. Она в последний раз шмыгнула носом и несмело подняла на него дрожащий, поддернутый маревом слез, взгляд. И что-то смягчилось внутри него. Пока неосознанно и слишком незаметно, чтобы понимать эти перемены. Но одно Учиха Мадара понял совершенно наверняка: он больше не позволит ей плакать и больше не допустит, чтобы между ними была хоть капля такого же душевного единения. Это ее размягчит, лишит внутреннего огня, желания сражаться. Сора — его наследница, его ребенок, вобравший в себя все лучшее, что было в нем. Ни один из его сыновей не был и в половину так же силен, как она. И будь она мальчиком, он, не задумываясь, уже сегодня провозгласил ее своей преемницей, а уже вскоре взял бы с собой на очередное сражение. Да, будь она мальчиком… — Спасибо, — сказала она тихо, отползая от него, наконец, и утирая кулачками мокрые дорожки. Впервые в жизни она прочувствовала это доселе странное, не представляющее ничего важного в ее жизни слово. Отец. И Сора знала, что сделает что угодно, чтобы еще раз услышать от него похвалу. Ее сердце билось гулко о ребра, на щеках играл легкий румянец, когда она уходила. На душе стало чуточку легче после этого разговора. Она еще не знала, что как только за ней задвинулась створка сёдзи, отец стал думать о ее будущем. Мадара решил, что, как только Сора расцветет, он тут же выдаст ее замуж.Гений
20 февраля 2024 г. в 16:33
Ей было десять, и ее называли гением.
Она пробудила шаринган в девять лет. То, что она сделала это, будучи девочкой, само по себе было невероятным.
Но самой Соре было не до того, чтобы гордиться своими успехами. Катсу погиб. Погиб на ее глазах, когда она, напросившись вместе с ним, отправилась патрулировать границы поселения.
Катсу изо всех сил защищал ее, но врагов было больше. Они были старше и опытнее — у двоих детей попросту не было и шанса.
Если бы не пришедшие на помощь взрослые, то и сама Сора погибла бы в той битве.
Ее привели к отцу, и на памяти Соры это был первый раз, когда они остались вот так вдвоем.
— Покажи, — потребовал отец. И Сора, поняв, о чем ее просят, активировал шаринган.
Глаза резануло острой болью, но Сора не посмела зажмуриться, как не осмелилась отвести взгляда от отца.
Она никогда так не поступала. Это ее мать робела перед отцом, почтительно склоняла голову, признавая его силу и авторитет. А Сора хотела быть равной ему, хотела стать достойной наследницей великого клана Учиха. Она мечтала, что докажет всем и каждому, что и женщина может быть сильным воином, способным совершить невозможное.
Она ни с кем не делилась своими потаенными мыслями. Ее бы не поняли и просто посмеялись. Пока ей было десять, ей могли бы простить эту непозволительную наивность, но дальше это превратит ее в посмешище.
Нет, еще слишком рано заявлять о себе. Сначала она должна стать сильной.
Мадара смотрел на нее, и это длилось целую бесконечную минуту, во время которой Сора стиснула пальцы на коленях, чтобы не спасовать перед этим строгим взглядом.
— Что ж… это неожиданно, — наконец заговорил отец. — Но ты ведь моя дочь. С завтрашнего дня я или Изуна будем тренировать тебя.
— Правда? — не поверила Сора. Против воли ее лицо озарила широкая улыбка. — Спасибо!
— Не жди поблажек, — предупредил ее отец. — Но и на многое не рассчитывай.
— Почему? — растерялась Сора.
Мадара нахмурился, и она поняла, что позволила себе лишнего. Она опустила голову, упрямо сжав кулаки. Ее обуяла обида и совсем неуместный сейчас гнев.
— Потому что я девчонка? — совершенно нагло спросила она, подняв на отца твердый, решительный взгляд.
Ответа не требовалось. Все было понятно по этому красноречивому молчанию.
— Знай свое место, — порекомендовал ей Мадара неожиданно спокойно. — У всех у нас своя карма. И чем быстрее ты примешь свою, тем быстрее обретешь гармонию.
— Не хочу! — заупрямилась Сора и неосознанно повысила голос. Мадара предупреждающе прищурился, но она будто не заметила этого предостережения. — Я сильнее своих братьев. Я уже знаю целых три огненных техники! Я ловчее, быстрее и…
— И во сто крат наглее! — осадил ее отец. Сора пристыженно замолчала. Слезы защипали глаза, и Соре пришлось крепко зажмуриться, чтобы не проронить ни одной. По спине пробежала дрожь, добираясь до плеч и заставляя их поникнуть. — Ты уже не ребенок и должна понимать, как устроен мир. Твое место в клане, а не на передовой. Я обучу тебя, как пользоваться шаринганом, и на этом твои тренировки будут закончены.
Отец был категоричен, не желая принимать, видеть в дочери такого же бойца клана, как в любом другом мальчишке.
Мужчины сражались, а женщины должны были оставаться дома, защищать детей и стариков. Женщины нужны, чтобы давать новым мужчинам жизнь. Видимо, только в этом был смысл их существования.
Сора не хотела принимать, мириться с такой судьбой. Она была больше — она знала, что значимее — намного лучше своих братьев. То, что они получили по праву рождения, Соре приходилось отвоевывать для себя самой. Доказывать окружающим то, что не требовало никаких подтверждений.
Она — Сора Учиха — достойный ребенок своего отца. В будущем она могла бы сражаться с ним бок о бок и быть полезной клану именно так.
В клане Инузука, как она слышала, лидерами часто становились именно женщины. Наравне с мужчинами они шли в бой, отстраивали поселение после очередного нападения вражеских шиноби. И это не мешало им рожать и воспитывать детей, не мешало вести хозяйство и заботиться о своих семьях.
Соре бы хотелось родиться Инузука, но она гнала прочь столь неправильные мысли. Ками даровал ей в родители клан Учиха, наделил ее талантами и непризнанной гениальностью. Поэтому только в ее силах сделать так, чтобы в ее родной семье с ней, наконец, стали считаться.