Бутон черной лилии

Хоть мысли о новой школе и были покрыты липковатой пленкой животного страха, мягкая теплая постель выиграла бой за сердце мальчика уже в первую ночь. Чувствовал ли что-то подобное ранее? Конечно же нет. Тонкий матрас, пропитанный пылью и отчаянием одинокой лампочки и каменная жёсткость приютского лежбища не могли сравниться с облаком неги новой постели, хотя его новых соседей подобные условия явно не впечатлили. Понимал ли он их? Опять же, нет. Стеклянный взгляд мальчонки, подорвавшегося быть может раньше рассвета, пробежал по незакрытым до конца балдахинам других мальчиков, с выражением непонимания их беспечности. Любопытство тем временем толкало его на исследование новой территории, а въевшийся в кору мозга страх не давал тонкой руке раскрыть дверь перед будущим. Широко раскрытые веки дрожали он напряжения, желая сомкнуться, скрыв исходящий от взгляда на туфли ужас. В книге по бытовой магии, что он купил было заклинание, позволяющее искусственно «разносить» обувь идеально под ногу владельца, но вместо удобства были лишь окровавленные мозоли и полный нерешимости разум. Он не смог даже произнести заклинание, ни то, что сделать пасс темной палочки. Проведя бледными пальцами по жёсткой лямке сумки, он медленно отворил дверь, крадучись ступая в сторону общей гостиной. Кого он боялся? Вероятно, своей тени. Мраморные глаза смотрели на него сегодня несколько любопытно, быть может Ровене тоже было любопытно, почему мальчик крадется, но тот лишь тихо проскользнул в холодный коридор, позволив себе выдохнуть, хранимый со спальни воздух. Какое интересное чувство. Легкая тошнота, мелкая дрожь в руках и кристально чистая мысль — «Открыта ли библиотека?» Стук мягкой подступи туфелек пробуждал пустые коридоры Хогвартса, а цепкий взгляд магической зелени заставлял ухоженные портреты провожать мальчика со смоляными локонами, долгим взглядом. Он чувствовал их взгляды, но не понимал откуда такой интерес к его персоне. Знал ли он тогда, что портреты вполне себе живые? Нет. Уже третье за главу. А вот интерес мадам Пинс был вполне себе обоснован; несмотря на то, что в поисках библиотеки Гарри бродил словно в Кносском лабиринте, а потому пришел не так уж рано, однако до завтрака было около часа и увидеть первокурсника, стоящего у дверей в первый же день, можно было не часто. Он смотрел на женщину с толикой страха; та на него с нескрываемым любопытством. Записался мальчик быстро, неловко притесняя изящное длинное Р и заикнувшись на грозном Г в имени, шустрым ужиком проскальзывая в сторону книжный стеллажей. Книги — это услада глаз, мед ушей и масло мозга. И только среди них разум приобретал такую несвойственную ему уверенность и спокойствие. Знания есмь меч современного человека; старушка эту мысль вживляла в мальца с особой старательностью. *** Время до завтрака прошло по ощущениям слишком быстро и вот он сидит за столом своего факультета. Взгляды. Ощущение мишени в тире явно не самое приятное. Взгляды цепляли острыми иголками разочарования и злости, облепляли сальными прикосновениями пубертатных девиц с влажными мечтами о личном герое; — Ему одиннадцать? Ну и что, вырастит ведь; сползали дряблой кожей старых ранок под изучающими взглядами расчетливых коршунов. Его пожирали, оставляя… ничего не оставляя. А вот он поесть не смог, подавляя низкие позывы опустошить и так пустое. Расписание, что раздал Робертс, как только все первокурсники собрались, порадовало тремя уроками до обеда и Чарами первым по порядку. Этого предмета он боялся больше всего. Быстро осушив стакан с соком и так и не притронувшись к еде, Гарри, под короткими и при том беспрерывными взглядами других детей выскочил из Зала, как из мышеловки. Мысли, подобно вязкой гущи гниющей зелени, сползали по стенкам черепной коробки, норовя разорвать ее с очередным приступом мигрени и паники. За что ему это? Почему его надежды на спокойствие были так жестоко разрушены событиями, которых он даже не помнит. О которых он, более того, даже не знал до своего одиннадцатилетия. Было бы легче, если бы родители и правда были алкоголиком и шлюхой, как говорила покойная тетушка? Кто знает. Чары были совмещены с новобранцами дружных пуфендуйцев, за стройным рядом которых он и следовал в поисках нужного кабинета. Его факультет не просто так славился отрешенностью каждого, ведь даже на первокурсников внимание обращалось минимальное. Было что-то ироничное в том, что самый нежелательный для него предмет вел его декан, который хоть и был отменным дуэлянтом страх в своих студентов не вживлял. Ученики скапливались под кабинетом как грязь в зазорах досок — быстро, непринуждённо и бесповоротно. А после маленьким ураганом влетели в просторный кабинет, рассаживаясь на места. Гарри аккуратно проскочил в толпе детей, заняв место на задних рядах. Их маленький преподаватель, почти одновременно с гонком, знаменующим о начале урока, забрался на стопку книг уже явно привычным для него порядком действий. Весь комфорт обстановки их первого и, как следствие, вводного урока с профессором Флитвиком, дети осознают только попав на урок Зельеварения, но это не так уж и важно. Филиус не требовал от первокурсников слишком многого, даже несмотря на чуть завышенные ожидания к своим подопечным, он понимал, что урок ведет для детей одиннадцати лет, некоторые из которых к тому же только недавно узнали о существовании магии. Этим данный профессор, несомненно, подкупал заслуживая доверие и уважение со стороны учеников всех курсов и факультетов. Теория давалась юному Поттеру легко, что не могло его не радовать, и страх медленно переползал в сторону обещанного практического урока в среду. История магии, на которой мальчик со всей старательностью и возможной, для пальцев не привыкших писать пером, скоростью, конспектировал лекцию профессора-привидения. Почему-то Бинс, как и другие призраки замка, объявившиеся на распределении, срезу же заняли укромный уголок в его сердце. А также травология — которая казалось родной и привычной для маленьких рабочих рук и разума, стоит поблагодарить покойную тетушку и приютские будни — прошли быстро и к обеду голова была тяжела, а желудов скручивался панцирем улитки поднывая голодной болью. Однако в надежде, что съесть хоть что-то все же получится, Гарри быстрым шагом отправился в Большой Зал. В его кудрявой голове крутились идеи того, что можно предпринять, и для начала он решил понять, когда в Зале больше всего людей, в начале или уже под конец отведенного под трапезу времени. Поэтому, ориентируясь по памяти из похода с пуффендуйцами, он уже залетает в большие двери и аккуратно садиться с краю стола. Людей на обеде было все же меньше, чем на завтраке, но была вероятность, что остальные подтянуться со временем, а потому, ему было намного проще остаться незамеченным и поесть сейчас, чем и поспешил заняться. Вынужденные голодовки давали о себе знать: есть обычно уже не хотелось, быть может игры разума таковы, однако, как только пища попадает в рот, голод и тошнота поднимают свои головы, борясь за право главенствования. У него в распоряжении был еще почти весь день. На ужине его не увидят, зато не потеряют из виду в библиотеке, обложившегося книгами и свитками и измазанного в чернилах. И только там глаза его горели цветом убийственного проклятья, чаруя, вселяя трепет и ужас. Только вот чужие взгляды пробегали лишь мельком, словно для галочки, а потому трепета в юные души вселено ещё не было. А где-то там, светло голубые зрачки задумчиво блестели за очками половинками в тусклом свете закатного перелива.