Легенда о боге войны

сливается грамма и фоно клинков, разгорается драма под вонь угольков. и сшиты в один опус людьми войны логос и лотос любви

Из груди Цзин Юаня вырвался судорожный кашель. Внутри всё содрогнулось, неприятно запершило в горле, будто продрало острым камнем. Генерал облизнул пересохшие губы. Что-то прохладно коснулось его лба. Мужчина тихо застонал, с трудом поднимая свинцовые веки. Все его тело словно горело, источая невыносимый жар, и лишь холодная ладонь дарила облегчение. – Не смей умирать, генерал, – глухо раздалось совсем рядом. – Иначе ты разочаруешь меня. – Кто ты? – еле слышно прошептал Цзин Юань. Дышать было тяжело. Воздух отказывался поступать в грудь, плотно опоясанную бинтами вместе с животом. – Я нашёл тебя, – лёгкая ухмылка расцвела на губах Блэйда. Он провёл подушечкой огрубевшего пальца по лбу. Генерал с трудом прохрипел: – Пить. – Нельзя, – выдохнуло божество. – У тебя кишки наружу валятся, – мужчина смочил кусочек ткани в рядом стоящей чаше и утёр пылающее лихорадочным жаром лицо Цзин Юаня. Его глаза пусто и медленно оглядывали собственную палатку, с трудом узнавая. Блэйд скользнул по точёным скулам генерала, очерчивая. Бог прищурил свои алые глаза. Он внимательно изучал, разглядывал черты обессиленного человека, словно пытаясь в них найти что-то. Или кого-то. Мужчина притронулся к разбитым губам своими длинными пальцами. Они, обтянутые рваными тканями его старых одеяний, были влажными. Сухой рот Цзин Юаня чуть приоткрылся. Он слабо коснулся кончиком языка чужой руки. Блэйд усмехнулся и отнял кисть. Он погрузил её в чашу с водой и вновь приложил к требующим влаги губам. Цзин Юань жадно слизывал с них капельки воды, посасывая. Блэйд улыбался. Хищно и изуверски. Генерал Лофу, чьё благородное имя облетело все стороны света, сейчас тихо всхлипывал и как слепой котёнок тянулся к рукам бога войны. Ведь сейчас только он был рядом. Как забавно. Мужчина заправил белёсую прядь генерала за ухо. Волосы Цзин Юаня, пропахли гарью, но напоминали шёлк, что когда-то везли торговцы через эти земли. Блэйд тяжело вздохнул. Генерал дышал болезненно и рвано. Воздух со свистом покидал широкую грудь. Глубокая рана, оставленная клинком поражённого Марой, ныла и не давала покоя. Нечто внутри мужчины кольнуло при виде болезненно белёсой кожи генерала. Блэйд вновь расплылся в ухмылке. Но теперь полной горечи. Бог войны всегда считал, что давно лишился чувств. Последняя его нежность, ласка и любовь умерли и остались похоронены на гиблом севере. И сейчас – с вершины своего канувшего благочестия – Блэйд презренно взирал на осколок противоестественного чувства. Оно копошилось могильным червём при виде дрожащего Цзин Юаня. Оно ныло и выло хуже вывороченных кишок. Жалкий человек явился на его земли, его пристанище. Он вторгнулся варваром в разорённую его предками колыбель, где бог войны спал долгие века, надеясь никогда не проснуться. И разбудил. Вновь. Тогда опять пришла гроза, и каблук подбитых генеральских сапог эхом оглушил стены святилища. Зачем? Зачем он явился? Зачем Цзин Юань появился здесь, на нерадивом севере, где Блэйд нашёл свой хрупкий покой. Мужчина с ненавистью метнул свой пугающий взор на генерала. Потому что Цзин Юань пробудил не одни лишь молнии и бешеные ветра. Он явил Блэйду то, что тот так рьяно пытался забыть, похоронить под ветвями клёна в некогда райском саду. Блэйд оскалился. Бог жестокой войны занёс свою руку над горлом Цзин Юаня. Он не мог так спокойно взирать на этого человека. Потому что любовь – порождение гнилой человеческой души. И эта любовь, как известно, всему божественному была противоестественна. Блэйд ненавидел генерала. Ещё одного. Ещё одного, пришедшего на предгорья завоевателем, ставшего после безумцем. Мужчина опустил свои ледяные руки на горло Цзин Юаня. Он надавил. Под стальной хваткой заметно дёрнулся кадык, затрепетала яремная вена. Блэйд сжал чужое горло сильнее, словно птичью шейку. Взметнулось смертное сердечко в попытке насытиться кислородом в последний раз. Если Блэйд закончит всё здесь и сейчас, сам порвёт их ненормальную связь, то никто больше не будет страдать. Никто. Никогда. Северные предгорья вновь погрузятся в долгий кошмар, из которого Блэйду не будет выхода. Если он убьёт его, то вновь наступит тишина. Привычная. Нерушимая. Вновь всё будет как раньше. Вновь бог войны будет одинок. Вновь повернётся колесо сансары. Если он... Цзин Юань распахнул свои веки. Глаза, пронзительные и пылающие золотом, уставились прямо на Блэйда. Из их глубины смотрели другие – нежные и давно забытые. И рука божества весны дрогнула. Блэйд отшатнулся, бессильно прикрыл свои веки ладонями, пытаясь не вспоминать, не чувствовать. – Не помри, генерал, – лишь выдохнул он. – Обидно умирать в самом конце войны, – и исчез. Мужчина просто растворился в глухой ночи. Потому что более не мог видеть, как тени прошлого вьются в углах чужой палатки. Потому что бог войны понимал, что теперь он не сможет отпустить генерала. А ведь его кто-то ждал там, дома, в Лофу Сяньчжоу. Мать? Жена? Или милая невеста, с тревогой смотрящая на горизонт, где плыла армада туч. Наверняка они верили, что их генерал вернётся живой или полумёртвый, но придёт. Сколько ещё необычно беспокойных директив отправит императрица Юйкун с мольбой повернуть назад? На фронте почти две недели стояло затишье. Даже молнии и гром притихли. Небо всё также было затянуто тучами, Цзин Юань понемногу приходил в себя. Лекарь с удивлением кивал головой. Такая тяжёлая рваная рана затягивалась на изумление очень быстро. Генерал уже неспешно расхаживал по лагерю. Жизнь здесь продолжалась в беспокойном ожидании новой битвы. Порою шумел дождь. Были тучи, был фронт, был враг, но не было в серости войны одного – Блэйда. Цзин Юань получал доклады о том, как пораженные бесы по неведомой причине отступали к самым северным горам. Её величество в очередной раз приказывала вернуться. Больше не за чем терять столь драгоценных солдат и продовольствие. Цзин Юань нервно облизывал губы, пока читал письма Юйкун, пока выслушивал Яньцина, призывающего уходить. Люди дольше попросту не протянут на забатых рубежах империи. Много лет генерал исправно нёс свою службу. Он бил врагов на востоке, защищал свой дом на западе, завоёвывал территории на юге. И лишь север сам покорно склонил буйную голову, заставив сердце в груди разбиться о мраморные рёбра. Так север ли на деле проиграл? Может, это Цзин Юань познал крах, когда ступил в заброшенный храм? Он стоял за императорским домом нерушимой стеной. Он был предан Юйкун личной и собачьей верностью. Он был лучшим, перед которым другие генералы в уважении склоняли головы. Но сейчас, спустя десяток лет службы, Цзин Юань был вынужден ослушаться приказа. Генерал словно невзначай спрашивал у лейтенанта, не видел ли он мужчину с темными, словно воронье крыло прядями. Юноша обеспокоенно качал головой. Цзин Юань спрашивал у охраны: заходил ли к нему кто. Солдаты честно мотали головой и не осмелились добавить, что генерал отчаянно звал кого-то в бреду. Цзин Юань прикусил губу. Тихий ненормальный смех содрогнул его плечи. Если никого не было, то откуда тогда появилась россыпь сиреневых бутонов на шее? Откуда взялись в мутной памяти холодные руки, что дарили покой? И где теперь бог войны, явившейся вместе с северным ветром? Вернётся ли он? Когда грянет гром? На все вопросы небо упрямо молчало. А сердце – человеческое и алокровное – болезненно сжималось в груди. Генерал писал сухие доклады Юйкун и просил ещё немного время. Мужчина прятал свой взгляд от измождённых лиц солдат. Он понимал, что если сейчас повернёт назад, то больше никогда не увидит того, по чьим прикосновениям так отчаянно тосковал. Как эгоистично. Мерзко. Отвратительно. От самого себя. Цзин Юань медлил. Он ждал, когда вновь явится гром, но только ветер завывал в пустынных предгорьях. Блэйда не было. Он стал иллюзией больного сознания. Генерал судорожно вдыхал кислород, надеясь почувствовать вновь запах кровавых роз из забытого сада. Цзин Юань мельком искал его в лицах офицеров. Порою ему чудилось, как тень одеяний мужчины проскальзывала мимо, как вилась за его спиной потёртая воспоминаниями алая лента. Но Блэйда не было нигде. Генерал терпеливо ждал. Он верил, что бог явится вновь. Он трепетно и лихорадочно желал окунуться в объятия войны вновь, чтобы ощутить за своей спиной Блэйда, который укрывал смертное тело от ядовитых стрел и диких мечей. Чернила капнули на хрустящую бумагу. Кисть нерешительно замерла при свете тусклой свечи. Цзин Юань в гневе разорвал приказ об отступлении. Яньцин с тревогой наблюдал, как летела на пол мелкая крошка. Лучи поднимающегося солнца бликами плясали на доспехах. Цзин Юань высился над своими солдатами и глядел вдаль, где тёмной рекой появлялись поражённые Марой. Мужчина взволнованно облизнул пересохшие губы. Он крепче вцепился в поводья и нервозно оглянулся на ряды верных солдат. Среди всех не было Блэйда. Горькая усмешка мелькнула на губах Цзин Юаня. Надо же было стать таким глупцом, чтобы поверить в милосердие божеств. Блэйд не придёт. Теперь точно. Всё. Поздно. А сотни людей Лофу вскоре умрут. Если небеса того желают – да будет так. Пускай имя Цзин Юаня сотрут из летописей, пускай о нём забудут, назовут безумцем и он умрёт тут, на севере. Всё равно дома не было бы ему покоя. Мёртвые предгорья и одичавшие грозы звали бы назад горьким кличем орлов и шёпотом войны. Цзин Юань вёл всех на убой в последний раз ради богов. И пускай небеса примут щедрую дань. В битве, где вновь пели мечи и выло железо, Цзин Юань танцевал. Поворот. Мягкий взмах рукой и стремительный росчерк нагинаты. Движения плавны и стремительны. Они выучены досконально, до дрожи в пальцы. Генерал прикрывал веки, вспоминая, как Блэйд помогал подняться с постели и вёл за собой. Продолжением руки мужчины становилась кисть бога, а не нагината, которая сейчас собирала беспощадную жатву. Генерал представлял, как его талию обжигают ледяные ладони и опаляют холодом северных снегов изгиб шеи, где продолжала пульсаром отдаваться сонная артерия. Так глупо. Цзин Юань с тоской пронзал груди. Своих или чужих – без разницы. Он больше не генерал Лофу Сяньчжоу. Он кто угодно – изменник, глупец, преступник, предатель, но не генерал. Он рассекал гнилую плоть, надеясь выместить свою боль через лезвие оружия, что пело вместе с ним столь горько и печально. Ведь Блэйд застрял где-то глубоко. Он пауком оплел все мысли, построил там мечты, а после... исчез. И воздушный храм остался догнивать и рушиться в надежде, что однажды там заживёт всё как-то само и прорастёт лес. На голых камнях. На пепелище. В пустыне. Больно. Слышался плеск чавкающей крови. Больно. Так звонко хрустели кости. Больно. Громко ломались древко копий и гарды мечей. Боль. Во имя бога, который не ведает истинной любви, который познавший её однажды, вынужден страдать вечность. Цзин Юань в последний миг заметил, как тварь Яоши замахнулась обезображенным клинком. Мужчина не успел подставить плечо. Лезвие впилось в грудь. И вот тогда уже не было больно. Было тепло. Что-то горячее и живое пролилось ручьём на пыльную землю. И лишь тогда наконец-то затихла не дающая покоя песнь мечей. Сдавленный хрип вырвался из гортани и кровью ринулся изо рта. Цзин Юань покачнулся. Он пал на колени, встретился с чужой землёй, что принимала всех, как родных сыновей. Он не слышал ни криков, ни стонов. Он жаждал услышать лишь его голос. Но Блэйда не было. Нет и не будет. Он решил всё сам за двоих. Он оставил Цзин Юаня, чтобы дать ему шанс на лучшую жизнь, которую когда-то Блэйд потерял. Но на деле не было ни шансов, ни возможностей. Они иссякли, обратились в абсолютный ноль, стали одержимостью и наполнили жаждой в тот миг, когда Цзин Юань предстал перед ликом статуи у забытого алтаря. Все утонуло в космическом вакууме, в белом шуме, осталось где-то за гранью сознания. Генерал лежал на земле, щекой чувствуя мелкую крошку камней. Так ли приходит смерть? Медленно и бессмысленно. Грудь неспешно холодела, немела, затихала. Смазанные силуэты метались и бились друг с другом, сталкиваясь, как морские волны в шторм. Солдаты Лофу падали, сражённые Марой, а Цзин Юаню не было оправданий. В военной сводке позже донесут: "Армия разбита у северных гор". Пускай Яньцин вернётся домой и попытается верно, преданно взять всю вину генерала на себя. Пускай Фу Сюань будет судить его. Пускай Юйкун разочарованно выдохнет и сделает вид, что в её груди не умер целый мир. Пускай будет так. А Цзин Юань будет здесь. В жарких объятиях войны. Ведь его тело позже не найдут. Оно не окажется занесено пылью, похоронено ветрами и дождями. О генерале все забудут, как о нём – беглеце, что пропал здесь сотни лет назад. Народ похоронит ещё одного обезумевшего героя. Вот так приходит конец. Среди хаоса и разрушения Цзин Юань с трудом различил фигуру, которая спокойно ступала по трупам. Она напоминала корабль, рассекающий остервенелые волны. Силуэт приблизился, мужчина сдавленно прохрипел: – Блэйд... Генерал силился подняться, опереться на руки, оторвать свою тяжёлую грудь. Его окровавленная ладонь слабо потянулась к мужчине. – Блэйд... – сорвалось с разбитых губ. – Зачем? Зачем ты пришёл? "Ты же знал, что я больше не смогу отпустить. Ты ведь понимал, как жадна и дика война." Бог присел на одно колено, оплёл подбородок Цзин Юаня, заставляя смотреть лишь на себя. Генерал, моля, цеплялся за Блэйда, чувствуя, как сильные руки наконец-то обняли талию. Он поднял его, целуя и терзая человеческие губы. Будто действительно скучал и тосковал. Словно в третий раз больше не в силах был отпустить. Генерал сломлено хрипел его имя, покоряясь войне и божественному проклятию. Его тело совсем ослабло и покачивалось на руках Блэйда. – Я принимаю последнее твоё подношение, Цзин Юань, – мужчина коснулся своим носом кончика чужого, скрытого белёсыми прядями. Бог мазнул по щеке и крепче перехватил под коленями тело, дрогнувшее в молчаливой агонии. Все солдаты, павшие в бою окажутся на алтаре кровавого бога, о котором никто не знал, кроме тех, к чьим губам Блэйд прикасался с болезненной нежностью. Пока хотя бы один человек помнил о нём, вечность была не так страшна. Она не так тяготило вполне обычное – человеческое – багряное сердце. Вокруг них падали небеса. Весь мир стал орущей сталью, весь свет – слепящей грозой. Но Блэйду всё равно. Его меч был покоен на поясе. На алтаре каменного храма ему не нужен никто, кроме генерала. Ткани на ладонях пропитывались кровью Цзин Юаня. Ресницы трепетали, светлые глаза тускнели. Божество войны ступало неспешно и величественно, а перед ним падали ниц мертвецы. Он сильнее прижимал к себе мужчину, держа под поясницей и коленями. Блэйд чувствовал, как слабо пальцы генерала Лофу цеплялись за петлицы на груди. Цзин Юань ткнулся лбом в чужой изгиб теплой шеи. Его пыльный плащ стелился по земле. Нагината осталась где-то позади. Позже лишь её найдёт заплаканный Яньцин. Он повернёт выживших солдат назад. И пускай их хранит Лань. Генерала Лофу сбережёт бог войны. Его мягкие пряди спутаны. Блэйд мельком взглянул на опущенные веки Цзин Юаня, где угасала любовь. Сотни лет назад так умирала чужая нежность, погибшая из-за Блэйда, которая так отчаянно желала встретиться с ним вновь. Бог войны сглотнул. Ему было жаль. Мужчина нёс Цзин Юаня на потоках северных ветров. Впереди высилось порушенное святилище бывшего бога весны, которому однажды пришлось взять в руки меч. Когда-то давно в отражении хрустальных озёр здесь прогуливался беловолосый мужчина. Он вёл под руку влюблённого юношу с ласковой улыбкой на губах. Блэйд вздохнул. Как давно это было. Столь немыслимо. Танцующая статуя посреди храма встретила их в привычном пируэте. Она так и не приобрела дикой красы бога войны, оставшись навсегда юной и чарующей. Блэйд нёс Цзин Юаня, оставляя капли крови на безжизненном камне. Возможно, однажды здесь прорастут алые цветы. За мёртвого возлюбленного в корнях опавшего клёна. За генералов. За всех погибших в нескончаемых войнах. За бесславные победы. Он усадил его на ступени алтаря, сам упав рядом. Цзин Юань почти не дышал. – Иди ко мне, – произнёс Блэйд. Генерал послушно потянулся к богу, найдя последние силы. Голова мужчины тяжело легла на чужие колени. Божество перебирало белые пряди столь же нежно, как поглаживало их юноше, который так рано стал генералом Лофу. И он умер, тоже поддавшись проклятию бога войны и звону клинков – полюбить и умереть за свою любовь. Когда-то давно Блэйд ласкал юношу. Он целовал ломкие ключицы и выемки между рёбер, ласкал так, как был способен только бог войны. Мужчина тогда учил его танцевать. – Потанцуем? – спрашивал Блэйд, а юноша льнул к нему. Он подхватывал его талию, заглядывал в серые глаза и вёл за собой в прохладу северных ночей. Его имя... Имя того юноши... В заброшенном храме Блэйд гладил Цзин Юаня, что мирно покоился на его коленях. – Для вечной любви нам с тобой нужна вечная война. Или хотя бы смерть, – генерал ничего не ответил. Смерть прикрыла его веки, целуя холодный лоб. – Верно, мой милый Дань Хэн? – Блэйд повернул голову. Он поднял руку, с особой осторожностью провёл по нити челюсти названного. Юноша не ответил, он пусто глядел куда-то вперёд. Но и без того Блэйд знал, что Дань Хэн любил. Любил также, как в века канувший Дань Фэн. Как Цзин Юань. – Я люблю вас, – прошептал бог войны. Генерал Лофу молчал. Дань Хэн тоже. Его рот приоткрылся, и оттуда, из тёмного чрева, выполз паук, перебирая длинными лапами. С глухим стуком челюсть скелета упала на каменный пол.