Хроники Санктуария

5. У всего есть название Ранним утром у четверых нефалемов было столько же заинтересованности в поисках головы Золтуна Кулла, сколько и накануне вечером. Триган оказался единственным, чей энтузиазм по поводу всей этой затеи был хоть сколько-нибудь отличен от нуля. Правда, он размышлял в несколько ином ракурсе: охотник был убеждён, что от непосредственного истребления демонов будет куда больше пользы, чем от головы какого-то старого маразматика. Но мудрая и чуткая ведьма Адрия смогла найти к нему подход. Она разбудила Тригана ещё до восхода солнца, отвела его в укромный уголок и там, применяя все свои навыки дипломатии, на редкость доходчиво объяснила, что поход в заброшенные руины Кулла в Далгурском оазисе приведёт к намного более впечатляющим результатам, чем отстрел нечисти как таковой. Ведьма очень тонко сыграла на самых сокровенных чувствах охотника, смыслом всей жизни которого была месть, и охотник сдался перед её настойчивостью. Догадываясь, что никто из его друзей не заинтересуется этим священным походом против сил тьмы, Триган собрался уйти в одиночестве, но проснувшийся к тому времени Мильтон отказался отпускать охотника одного и увязался за ним. Что же до Ханны и Сэля, то им попросту надоело просиживать штаны в лагере, и поэтому они тоже решили составить компанию своим друзьям. Только Ровен и Тысяча остались в стороне. Крестоносец всё так же старался держаться подальше от ведьмы и всех её замыслов, а Жанри вместе с Тираэлем запланировали в тот день совершить короткое путешествие в Алькарн, чтобы узнать, как идут дела в пострадавшем от деятельности Тёмного Культа городе. На рассвете компания четверых нефалемов собралась у входа в городскую канализацию Калдея – согласно рассказам Адрии, только через акведуки можно было добраться до древнего подземного пути, ведущего в Далгурский оазис. Городские торговки, готовящиеся к началу очередного базарного дня, шушукались между собой, бросая подозрительные взгляды на чужеземцев: - Ужас! Эти понаехавшие ходят в канализацию, как к себе домой! - Кто их знает, может, они и впрямь там живут? - Ага. Ходят тут всякие... потом тапочки пропадают. Триган возмущённо дёргал носом, слушая рыночных сплетниц. Мильтон, одетый в длинную чёрную мантию с золотистыми орнаментами, которую купил ему Сэль взамен пришедшего в негодность балахона, проверял, крепко ли висит Гидбинн на тяжёлом поясе, перехватившем его тонкую сутулую фигуру. Сэль готовился к бою с вероятным противником и по привычке проверял натяжение тетивы лука, а Ханна внимательно смотрела по сторонам, выясняя, нет ли поблизости демонов-притворщиков. Когда монахиня сообщила, что ничего подозрительного вокруг не видно, нефалемы принялись по очереди спускаться в сточный люк по узкой лестнице. Для хромого Мильтона с тростью это было довольно тяжело, так что монахиня заботливо ему помогала. Последним спустился охотник, и, закрыв у себя над головой люк, установил на его крышке миниатюрную шипастую ловушку – на тот случай, если кто-нибудь из демонов решит пойти по их следу. Как оказалось, в сточных коллекторах тоже кипела жизнь. Здесь были свои представители знати, свои нищие, свои стражники и даже свои торговцы, что изрядно удивило компанию друзей. Но ещё больше они удивились, когда увидели перед ведущими вглубь акведуков коваными воротами фигуру ребёнка в роскошных одеждах и замысловатой нефритовой диадеме на голове. - Стойте! – громко прошептала спутникам монахиня. – Я знаю этого мальчишку. Это император Хакан – тот самый, чьи слуги вчера схватили Лию... Триган удивлённо приподнял густые тёмные брови: - Император в канализации? Очень интересно! - Нет времени на любезности, - не дожидаясь приветствий, серьёзным голосом заговорил мальчик. – Я здесь для того, чтобы попросить прощения за вчерашнюю выходку моих гвардейцев. Они и не гвардейцы вовсе, а замаскированные шпионы Белиала, и если бы я попытался их остановить, они бы разорвали меня в клочья. - Это меняет дело, - проникшись смыслом происходящего, вымолвил Сэль. Император продолжал: - Мне стало известно, что вы идёте в Далгурский оазис. Я желаю вам удачи на этом пути. Умолкнув, мальчик открыл решётчатые ворота за своей спиной и был таков. Компания нефалемов осталась у ворот с лёгким недоумением. - Что за ерунда? – по-прежнему удивлённым тоном произнёс Триган. – Кеджистанский император – ребёнок? - Санктуарий хранит множество тайн, - со знанием дела отозвался некромант. – И далеко не все из них уже раскрыты. Справившись с изумлением, друзья пошли дальше и углубились в запутанные городские акведуки. Совсем скоро каждый из них начал понимать, что блуждать здесь, возможно, придётся очень долго. Пространство узких подземных туннелей было слишком сложным для понимания, да и время в нём шло не так, как во внешнем мире. На поверхности земли, как всем было известно, время двигалось по прямой, а здесь оно сворачивало во все встречные коридоры, останавливаясь на каждом перекрёстке в раздумьях о том, в какую сторону свернуть. И к этому добавлялся чудовищный запах собранных со всего города нечистот, от которого у Ханны и Мильтона слезились глаза. Сперва нефалемы были в коридорах зловонных акведуков одни, им попадались только стаи мелких угрей, облюбовавших это место из-за столь приятной им сырости. Но вскоре друзья стали слышать непонятный грохот и треск, доносящийся откуда-то сверху. Вспоминая свои недавние блуждания по Калдею, Сэль предположил, что сейчас они находятся где-то под трущобами, но и он не мог взять в толк, что там могло так громыхать. Наконец, когда нефалемы остановились у сточной решётки на потолке, через которую пробивался слабый свет с поверхности, шум наверху сделался настолько сильным, что все четверо невольно обратили свой взгляд вверх. В то же мгновенье гнилая решётка с треском проломилась, и на сырой каменный пол коллектора посыпались ожившие скелеты. Глядя на это действо, Сэль поставил руки на пояс, а его лицо приняло совершенно идиотское выражение. - Скелеты сыплются с потолка. Какая прелесть... – пробормотал он. Триган решил поразмыслить над этим чуть позже. Он отточенным движением выхватил откуда-то из-под плаща тяжёлый шакрам и швырнул его в скопление скелетов. Шипастый диск полетел по спирали, разбивая в мелкое крошево кости мистических созданий. Только одному скелету посчастливилось уцелеть, шакрам перерубил лишь его берцовую кость, и он остался балансировать на одной ноге. Его это не спасло – Ханна негромко звякнула своим волшебным колокольчиком, и невесть откуда возникшая прямо над скелетом каменная глыба в форме колокола обрушилась вниз и раздавила его, как пару дней назад такая же глыба раздавила трёх демонов в калдейской таверне. - Ну и что это за безобразие? – возмутился Сэль. – Откуда, чёрт возьми, они могли на нас свалиться? Из трущоб, что ли? - Хм... – монахиня приложила палец к тонким губам. – Не могу даже предположить, кто в нищих кварталах может так славно упражняться в воскрешении мертвецов. Там же только пьяницы и мелкие воришки. Триган осторожно дёрнул Мильтона за широкий рукав его мантии. - Мильта, ты же некромант. Ты можешь определить, какой такой народный умелец оживил этих скелетов? Некромант кивнул и подошёл к груде костей. Опустившись перед ней на колени, он долго перебирал кости дрожащими руками, а затем медленно поднялся и сказал, обернувшись к друзьям: - Остаточная вибрация поля магической энергии не характерна для чистой некромантии. Чужеродный шум... слишком сильно фонит. - Эмм... – охотник на демонов напряжённо почесал затылок, стараясь сообразить, что бы это значило. – А какими-нибудь более простыми словами ты можешь изъясняться? Мильтон виновато приложил руки к груди. - Ах, да, кончено. Здесь не человеческая магия. Этих скелетов поднял какой-то демон. - Ещё интереснее! – аскари похлопал себя по мускулистым ногам. – То есть, ты хочешь сказать, что в городских трущобах могут шнырять дьявольские отродья и призывать скелетов, чтобы сбросить их на нас сверху? Триган щёлкнул узловатыми пальцами и ухмыльнулся: - А почему нет? Больше того могу тебе сказать: не исключено, что где-то в Калдее прячется и сам Владыка Лжи. - Изумительно... Хлюпая сапогами по смрадной жиже на полу, нефалемы двинулись дальше. В сменяющих друг друга коридорах им встретились несколько демонов-падших, возглавляемых шаманом, которого метким выстрелом уложил на лопатки Сэль, а затем из тёмных углов на спутников начали бросаться чумные зомби. Но даже это причиняло им куда меньше хлопот, чем дурно пахнущие испарения, поднимающиеся с каменных плит пола и тяжёлыми облаками висящие в затхлом воздухе. Вонь сделалась до того невыносимой, что все четверо в отвращении зажимали ноздри. Сэль с лёгким оттенком грусти подумывал о том, что в акведуках очень неплохо было бы провести генеральную уборку, которую, судя по запаху, здесь не проводили лет пятьсот. В небольшом нефалемском отряде аскари был замыкающим, он шёл позади своих товарищей и смотрел им в спины. Сэль совершенно точно знал, что как бы в акведуках ни воняло и кто бы в них ни прятался, он может быть полностью уверен в своих друзьях. Никто из них его не предаст и не оставит в беде, равно как и он никого из них не бросит. Ни молчаливую и погружённую в свои размышления Ханну, ни угрюмого некроманта Мильтона, ни этого вечно злого на всех охотника, который, по правде говоря, вовсе и не злой, а просто характер у него ни к чёрту. Да и будешь тут добрым, когда тебя так жизнь потрепала... Размышляя об этом и зорко глядя по сторонам, Сэль размеренно шагал по коридору, как вдруг его широкий нос уловил едва заметные потоки свежего воздуха с поверхности. Насторожившись и принюхавшись, аскари определил, куда следовало двигаться, и из замыкающего перебрался в направляющие. Совсем скоро он вывел трёх своих товарищей из туннеля. Нефалемы оказались в густых зарослях экзотических растений и с наслаждением вдохнули ночную прохладу оазиса. - Похоже, мы пришли по адресу, - заключил Триган. Сэль озадаченно посмотрел по сторонам, а затем сверился с картой, которую накануне позаимствовал у Эйрины. Действительно, пройдя через туннель, они добрались не иначе как до знаменитого на весь Кеджистан Далгурского оазиса. Но Сэлю это показалось чрезвычайно странным. - Ничего не понимаю, - сказал он, вертя в руках карту. – По моим подсчётам, от Калдея до этого места не меньше сотни миль. Как мы умудрились так быстро придти сюда по этим вонючим акведукам? - Подозреваю, что здесь не обошлось без магии, - заговорила Ханна. – Древние акведуки не так просты, как кажется. Вы наверняка заметили, насколько сильно в них искажается и запутывается пространство. Думаю, в этом всё дело. - Верно, - согласился с предположением монахини Мильтон. – Сейчас принято считать, что акведуки построены по приказу Торгового Консорциума не так уж и давно, но в действительности их толком и не строили, а только приспособили под общие нужды то, что было построено намного раньше. В одной книге я читал, что в давние времена эти коллекторы использовались для быстрого перемещения между разными частями пустыни. Маги из клана Визджерей приложили немало усилий к их строительству. Большая часть подземных коридоров сейчас разрушена, но то, что уцелело, продолжает работать точно так же, как и во времена Войн Магов. Выслушав монахиню и некроманта, аскари с сомнением покачал головой: - И как, по-вашему, это называется? Ханна сделала шаг к Сэлю и постучала по его лбу изящными пальцами, сжатыми в кулак: - Телепортация, придурок. - У всего в этом мире есть название, - улыбнулся Триган и ласково похлопал растерянно стоящего рядом с ним аскари по плечу. - Хм! – возмущённо фыркнул тот. Вдоволь насладившись чистым воздухом и переведя дух, нефалемы отправились вглубь оазиса на поиски заброшенных руин Золтуна Кулла. Мысли о волшебной древней канализации не давали покоя Сэлю, который так ничего и не понял. Конечно же, ему нередко приходилось иметь дело с порталами, но там всё было намного проще: один портал, второй портал, в один вошёл, из другого вышел. Это было для Сэля вполне понятно, в отличие от странных туннелей, не имеющих с привычными ему правилами телепортации ничего общего. Аскари робко обратился к Мильтону за более подробными объяснениями, и некромант взялся излагать свой взгляд на вещи. Согласно собранным в библиотеках сведениям, древние маги, построившие систему туннелей под пустыней, обратились в их строительстве к принципу пошагового портала. Такие порталы отличаются от обычных тем, что они не имеют чётких границ, а кажутся словно растянутыми во времени и пространстве. Движение любого существа в пошаговом портале делится на множество этапов, плавно переходящих друг в друга. Каждый шаг внутри такой магической конструкции телепортирует идущего на расстояние значительно большее его шага, но это происходит так размеренно, что идущий ничего странного не замечает и передвигается как обычно. Подобного рода телепортация намного удобнее, чем привычные системы временных или постоянных врат странствий. Обычные порталы имеют только две точки пути – вход и выход, а из портала коридорного типа можно выйти в любом удобном месте. Надо только знать, сколько шагов следует совершить и где остановиться. Кому-то могло показаться странным, что столь интересные сооружения выполняют функцию сточных ям, но магам Визджерей это было только на руку – мало кто додумался бы телепортироваться через скверно пахнущие коллекторы, даже самому Мильтону сейчас это бы и в голову не пришло. Под сложные и малопонятные рассуждения некроманта нефалемы двигались к сердцу оазиса. Иногда Мильтону приходилось ненадолго замолчать, ожидая, пока друзья расправятся с очередной шайкой мелких демонов, вздумавшей покуситься на странников. Иногда у них на пути вставали демоны покрупнее, и тогда Мильтону тоже приходилось участвовать в драке, ослабляя защиту врагов с помощью древних проклятий или натравливая на них яростных фетишей, которые являлись на зов Гидбинна из Восточных джунглей, некогда бывших родиной некроманта. Ханна в качестве оружия всё так же использовала монашеский колокольчик, а Сэль и Триган решали насущные проблемы с помощью стрел, в перерывах между залпами размышляя о том, что присутствие демонов в таком прекрасном уголке природы, как Далгурский оазис – это верх наглости и полнейшее свинство. Когда друзья с боем пробились к подземным руинам Кулла, они обнаружили, что вход в них кто-то недавно потревожил. Сэль, знавший толк в старых гробницах, ожидал увидеть на ведущих под землю округлых воротах слой пыли не меньше, чем в гробнице Тал Раша, но вместо этого сразу же заключил, что кто-то пробрался в подземелье раньше нефалемов. Сырая почва около ворот оказалась истоптана нечестивыми тварями – на ней легко можно было различить следы костлявых ног и раздвоенных копыт, а рядом со входом в руины примостился кособокий деревянный туалет, на хлипкой двери которого виднелся след от когтей неизвестного демона. Видимо, демон очень хотел добраться до того, кто решил спрятаться от него в уборной, с неизвестной целью воздвигнутой посреди пышного оазиса каким-то находчивым строителем. Умелым взглядом следопыта Триган изучил вход в руины и сделал вывод: - Чувствую, нас там уже поджидает тёплый комитет по встрече. Ну что, все готовы? Услышав эти слова, Мильтон поник головой и боязливо сжался, словно и вовсе хотел исчезнуть из поля зрения своих приятелей. Сэль окинул некроманта вопросительным взглядом: - Мильта? Ты чего? - А можно я... не пойду? – робко спросил некромант. - Что такое? Почему? - Подземелья... не люблю я их... Сэль с пониманием закивал, когда до него дошло, в чём тут дело. - Ясно. Тяжёлые воспоминания и всё такое. Но... ты же не останешься тут один? - Не останется, - твёрдо сказала Ханна и сделала шаг вперёд. – Я побуду с ним. Чтобы даром время не терять, мы с Мильтоном, наверное, поищем вход в ещё одну систему древних водостоков, через которую сможем пойти дальше. Или постережём эти ворота, чтоб за вами хвост не увязался. Триган и Сэль нашли предложение монахини вполне разумным. Когда вооружённые и полностью готовые к боевым действиям стрелки спустились по сырой лестнице в заброшенные руины, Ханна клятвенно пообещала Мильтону, что его друзья справятся с любыми опасностями, после чего занялась организацией защиты входа в подземелье от нежелательных гостей. Из подручных материалов монахиня сделала факел, зажгла его и очертила с его помощью рунический круг возле ворот. Внутри круга она тем же факелом изобразила несколько сложных узоров, а затем прочитала особенную мантру, которая была нужна для того, чтобы поддерживать священный огонь по всем линиям защитного чертежа монахини. Мильтон с любопытством наблюдал за её действиями. - Это называется «святая святых», - пояснила Ханна, чувствуя интерес некроманта ко всему происходящему. – Внутри этого круга – освящённая земля, и пока горит пламя, на эту землю не сможет ступить ни один демон. Значит, и к воротам никто из этих тварей не подойдёт. Мильтон кивнул монахине в знак благодарности за разъяснения, но в действительности его интересовало совсем иное. Он давно наблюдал за тем, как Ханна наносит удары в бою или звенит зачарованным колокольчиком; некромант внимательно следил за её движениями, в которых ему виделось что-то неправильное, но он никак не мог понять, что именно. И только сейчас, когда Ханна рисовала на земле огненный круг, Мильтон понял, что его смущало: все действия монахиня выполняла левой рукой. Это показалось некроманту странным, поскольку в Санктуарии считалось, что левша – человек не от мира сего, и что такие люди всегда скрывают от окружающих что-то нехорошее. Например, связь с демонами. - Ты левша? – спросил он у монахини, когда она закончила возиться с кругом. Монахиня, обдумывая услышанный вопрос, села на поваленное ветром бревно возле нелепой деревянной постройки, предназначенной для справления естественных нужд, и внимательно посмотрела на свои ладони. Левую ладонь она сжала в кулак, а правая осталась неподвижной. Затем Ханна перевела взгляд на Мильтона и ответила: - Не совсем. Просто у меня на правой руке пальцы не сгибаются. - Почему? – снова поинтересовался Мильтон, смутно ощущая, что от его вопросов у Ханны медленно, но верно портится настроение. - Да так... это ещё со времён моих посиделок в Этхельгардской тюрьме. - Тебя били? Монахиня едва заметно улыбнулась. - Не сильно. Но суставы пальцев на правой руке расквасили, было дело. Не самая убедительная причина для того, чтобы стать предателем, да? Ханна испытующе уставилась на некроманта, ожидая его дальнейшей реакции. Мильтон, наконец, ясно сообразил, что зацепил свою подругу за неприятную для неё тему, и, словно извиняясь, потупил взгляд. Тем не менее, он всё-таки решился спросить, глядя в землю: - Ты до сих пор винишь себя за это? Мильтон сам себе не мог объяснить, зачем он об этом спрашивает. Он только чувствовал, что, несмотря на приобретённый в монастыре духовный опыт, Ханна по-прежнему тяготится памятью о своих ошибках, совершённых в преступной молодости, и ему хотелось ей помочь, чтобы показаться хоть сколько-нибудь полезным. - Нет, не виню, - выждав паузу, заговорила монахиня. – Виноватых искать – последнее дело. Но расплачиваться за содеянное всё-таки надо, от этого не отвертишься. Умолкнув, Ханна прислонилась спиной к стене деревянной туалетной кабинки, возле которой она сидела, запрокинула голову и посмотрела в безоблачное кеджистанское небо. На монахиню нахлынули воспоминания о далёких днях, проведённых под следствием в Городе-Недостройке. Она гнала их прочь от себя, хотя и знала, что греховная память возвращается к ней не в первый и не в последний раз. Ханна легко могла забыть об этом на какое-то время, но она не могла забыть о таинстве посвящения в ивгородские монахи. В тот день её привели в специально предназначенный для посвящения просторный зал. Пришедшие вместе с ней монахи не произносили ни слова – обет молчания запрещал им говорить, но слова и не были нужны. Ханна сама прекрасно знала, что она должна делать. Ничего. Несколько часов, пока монахи читали мистические мантры за её спиной, Ханна неподвижно стояла перед величественным мраморным алтарём и вглядывалась в нанесённые на него символические изображения тысячи и одного ивгородского бога. Через замысловатый витраж на сводчатом потолке прямо на неё падали переливающиеся разными цветами лучи солнечного света. Они казались мягкими и ласковыми, но на самом деле, соприкасаясь с кожей послушницы, они оставляли глубокие ожоги. Ханна знала, что так и будет: благословленный свет должен был выжечь всю скверну из её тела. Как объясняли ей старейшины монастыря, греховная память таится не только в сознании, она точно так же накапливается в осквернённой человеческой крови, поэтому духовное очищение перед посвящением в монахи должно коснуться не только умственной, но и телесной памяти. Это было намного мучительнее, чем разбитые суставы на руке. Ханне с трудом удавалось стоять на ногах, но она изо всех сил старалась сохранять равновесие. Ей было известно, что посвящение надо выстоять до конца, иначе – иначе она просто окажется слишком слабой для становления на путь монашества и уйдёт из монастыря ни с чем. Одну слабость к тому времени она уже допустила, и снова допускать её было уже никак нельзя. Когда чтение мантр завершилось, Ханне следовало очистить разум. Монахи приложили духовные камни к её вискам, и между ними вспыхнула молния. Электричество прожигало её сознание, вычищая из него весь мусор, который там накопился, в том числе и память о бандитских делах. Эта память была неразрывно связана с её именем, которое стало Именем Предателя. Священные молнии вычеркнули из памяти это проклятое имя, а затем она получила новое: сестра Ханна. Своё настоящее имя она забыла навсегда. И самая главная тонкость здесь заключалась в том, что она сама об этом попросила. Из зала посвящения новообращённую монахиню выносили на руках. В течение нескольких дней после таинства Ханна не могла ходить – скованное болью тело отказывалось ей подчиняться. Монахи кормили её с ложечки, как маленького ребёнка. Ей понадобилось немало времени для того, чтобы оправиться и приступить к тренировкам. С тех далёких дней она могла помнить свою жизнь до посвящения, могла помнить само посвящение и всё, что было после, но Имя Предателя было полностью вытравлено из её сознания. Вся тяжесть вины за совершённые действия лежала на том, кто прежде носил это забытое имя, но сестра Ханна отныне была другим человеком, задача которого состояла в исправлении теперь уже совершенно чужих ошибок. Для неё не существовало разницы в том, кто позволил себе совершить грех – она сама или кто-то ещё. Существовала только необходимость бороться с грехами, чтобы ни одна из историй, подобных её предательству, больше не повторялась... или хотя бы не приводила к столь тяжёлым последствиям. Ханна так и не узнала, что доблестные стражи порядка делали с её дружками, но она знала, что в итоге все они сознались, как миленькие, причём сознались даже в том, к чему не имели никакого отношения. И не важно, кто был в этом виноват. Важно то, к чему это всё привело. - Демоны! – тревожный крик Мильтона прервал размышления монахини. Ханна обернулась и увидела, как некромант от страха прижимается к двери ветхой уборной, а со стороны густых зарослей папоротника на него надвигаются дюнные дервиши. В Кеджистане считали, что эти мрачные твари возрождаются из проклятых останков магов, некогда призвавших демона, с которым они не смогли совладать. Ханна не знала этого, но зато она прекрасно понимала, чем опасны дюнные дервиши. Их знаменитый танец смерти был известен всем, кто хоть раз оказывался в песках к северу от Калдея. Со страшной скоростью вертясь на месте, подобно гигантской мясорубке, дервиши окружали себя множеством бритвенно-острых клинков, которые могли в клочья изрубить любого воина, осмелившегося к ним приблизиться. Дюнные дервиши передвигались, не касаясь земли, у них и ног-то не было, и они беззвучно парили в воздухе, что давало им потрясающую возможность незаметно подобраться к жертве. Так и произошло с Мильтоном, пока Ханна перекладывала с полки на полку свои давние воспоминания. Дервиши застали некроманта врасплох, и он только и успел, что громким криком привлечь внимание монахини, после чего спрятался в туалете и, по-видимому, от страха лишился дара речи. Монахиня отреагировала мгновенно. Она вскочила на ноги, приняла боевую стойку и стремительно набросилась на пустынных демонов. Осыпая их точными ударами, заряженными силой грозовых молний, Ханна оттесняла чудовищ подальше от сомнительного убежища Мильтона. К её немалому удивлению, эти дервиши оказались намного могущественнее тех, с которыми ей уже доводилось встречаться раньше. Все они держали в костлявых руках склянки с разрывным зельем и периодически швыряли их в сторону уборной, где прятался Мильтон. Доставалось и самой монахине. Она мастерски уклонялась от летящих в неё алхимических гранат, но демонам всё-таки удалось её окружить. Когда кольцо сомкнулось у неё за спиной, дюнные дервиши, все как один, пустились в свой смертельно опасный танец. Монахиня упала на землю и прочла божественное заклинание, на несколько секунд сделавшее её тело неуязвимым. Удары клинков сыпались на неё со всех сторон, но, пользуясь неуязвимостью, она сумела стремительным рывком выбраться из кольца и закричать: - Мильтон, хватит уже в сортире сидеть! Вылезай и помоги мне, одна я не справлюсь! Некромант ничем себя не проявил, и Ханна поняла, что ей предстоит рассчитывать только на свои силы. Но силы убывали с каждым мгновением. Возможностей её духа уже не хватало на то, чтобы толково воспользоваться спасительным колокольчиком, и поэтому монахине оставалось лишь что было сил атаковать демонов голыми руками. Тем временем Мильтон, зажмурившись и скрипя зубами от отчаяния, вжимался в угол вонючего деревянного туалета. Он слышал, как Ханна звала его на помощь, но не решался высунуться из своего убежища, и причиной этому был не страх. Причина терзаний некроманта сводилась к тому, что он считал недопустимым прибегать к магии, которая однажды стоила жизни не одному десятку человек. Тогда на окраине Брамвелла стихийно собравшиеся горожане хотели повесить Мильтона за то, что он опрометчиво совершил, спасая какую-то девчушку от преследования бандитов. Он поднял скелета-мага для её защиты, и свидетели этого происшествия моментально решили предать некроманта безжалостному суду. Возмущённые до животной ярости люди повалили некроманта на землю и долго, с наслаждением били, а затем организовали для него самодельную виселицу на ветвях раскидистого дерева. В память Мильтона навсегда впечатался тот миг, когда кровавое солнце Брамвелла с грохотом закатилось за горизонт, как закатились под веки глаза некроманта, умирающего от удушья. Мильтон помнил, как удавка сжалась вокруг его шеи, когда трое крепких мужчин натянули верёвку, он помнил, как задыхался и бился в агонии, а затем, уже практически против своей воли, выпустил в окруживших его людей веер магических зубьев. Затем второй, третий... зубья покосили горожан, словно траву. Среди убитых были дети, он помнил их лица и помнил, как, поджав хвост, убегал прочь от места чудовищного преступления... А теперь – что теперь? Снова использовать зубья? Мильтон не хотел даже думать об этом. Это заклинание казалось ему слишком опасным, особенно после того, как некромант с его помощью лишил жизни целую толпу людей, спасая собственную шкуру. Но, с другой стороны, это заклинание сейчас могло спасти не только его самого, но и Ханну. Мог ли он использовать его для спасения человека, если раньше использовал только для убийства? Раз уж Ханна говорит, что всякий человек должен исправлять свои ошибки по мере сил, то сейчас, возможно, самое время так и поступить? Или нет? Даже в гуще боя монахиня сумела разглядеть, как дверь туалета приоткрылась, и из темноты прозвучало заклинание Мильтона. Десяток мощных и быстрых, как ветер, колдовских зубьев вырвался из дрожащих рук некроманта и сразил нескольких дюнных дервишей. С оставшимися противниками Ханна могла уже справиться и сама. Воспользовавшись секундной паузой для того, чтобы набраться сил, она прибегла к помощи колокольчика. Когда под массой каменного колокола недобитые дервиши сделались плоскими и совершенно безопасными для окружающей среды, Ханна отряхнулась, пригладила растрёпанные в драке волосы и забарабанила руками в дверь туалета, где прятался Мильтон: - Вылазь из своей норы, суслик! Хорош труса праздновать. Некромант не отзывался. Ханна снова громко постучала, но ответа не последовало и на этот раз. Тогда монахиня с силой дёрнула на себя хлипкую дверь. Она с треском отвалилась, и Ханна увидела, что Мильтон сидит в углу, обхватив руками голову и сотрясаясь от беззвучных рыданий. - Ну, опять ты нюни распустил, - тоном разгневанной мамаши произнесла монахиня. – Успокойся, демоны мертвы. Ты убил их. - Я не должен был этого делать... – не поднимая головы, сказал некромант и зарыдал в голос. Ханна с напускной сердитостью упёрлась кулаками в свой серебрёный пояс, украшенный колокольчиком. - Да что с тобой такое опять?! Неужели ты не смог придумать ничего лучше, чем сидеть в сортире и страдать от какой-то очередной ерунды? - Это не ерунда, Ханна. Этими зубьями я однажды оборвал полсотни невинных жизней только для того, чтобы спасти только одну – свою... я даже не могу объяснить тебе, что я чувствую. Я... я конченый человек, Ханна, я всё делаю неправильно. Прости меня. Монахиня выволокла дрожащего и всхлипывающего Мильтона из туалетной кабинки и усадила его на каменные ступени у ведущих под землю ворот. Заключив его в крепкие дружеские объятия, Ханна сменила гнев на милость и уверенным до металлического звона голосом заговорила: - Никто больше не посмеет судить тебя, Мильтон, потому что сейчас ты поступил правильно, - монахиня поглядела в светлые глаза некроманта, а затем осторожно поцеловала его в лоб. – Отныне на тебе лежит благодать тысячи и одного бога. Теперь ты всегда будешь прав. Мильтон с горечью покачал головой, делая несмелые попытки вывернуться из-под лежащих на его плечах красивых рук Ханны. - Нет, - бормотал он, пряча глаза. – Я не заслуживаю божественной благодати. На моей груди стоит Анафема, и я ничего не могу с этим поделать. Ханна склонила голову и всмотрелась в мокрое от слёз лицо Мильтона, на котором всё ещё были хорошо видны побледневшие от времени шрамы. Ей не нужно было расспрашивать некроманта о его прошлом, чтобы понять, почему он плачет. Для понимания любого человека Ханне было достаточно лишь взглянуть на него. - Посмотри на меня, Мильта, - ласково заговорила монахиня, ища глазами встречный взгляд своего печального друга. – Благодать ивгородских богов уже коснулась тебя, можешь быть в этом уверен. Ты считаешь себя сломанным и никчёмным человеком, но это не так. Боги видят в тебе силу, её вижу и я, а твой приятель Сэль вообще считает, что ты приведёшь его к Незримому. Ты во сто крат лучше, чем тебе кажется. Совладав со слезами и взявшись тереть руками покрасневшие глаза, Мильтон слабым голосом спросил: - Ты действительно так думаешь? - Не только я. Все твои друзья думают так же. Сэль и Триган без колебаний отдадут за тебя жизнь, если это потребуется. - А Тысяча? - И она тоже. Уверенная и твёрдая речь монахини подействовала на некроманта самым волшебным образом. Он успокоился и затих, размышляя о том, что такого хорошего он сделал для своих друзей, если они действительно дорожат его обществом так, как об этом говорит Ханна. Мильтон был уверен, что не привнёс в жизнь окружающих его приятелей ничего, кроме неприятностей. Да и как они могли ценить его больше жизни, если даже его собственная жизнь ему не принадлежала, если она принадлежала Тысяче, которая однажды великодушно одолжила её приговорённому к смерти преступнику из кингспортской тюрьмы? Эти вопросы оказались слишком сложными для его разума, истерзанного годами безрадостной жизни под знаком Анафемы. Ответов он не нашёл. - Пожалуйста, не говори Тригану и Сэлю, что я опять плакал, - с очень важной для себя просьбой обратился к монахине некромант. – Похоже, скоро они начнут меня за это бить. - Да успокойся ты, никто тебя и пальцем не тронет. Все мы прекрасно знаем, что ты плачешь не от слабости, а только от того, что считаешь себя слабым. Но это пройдёт. Время сейчас на твоей стороне, и бог времени поможет тебе восстановить утраченные силы. А теперь я тебе вот что скажу. Давай-ка мы пойдём дальше и поищем вход в ещё один заброшенный акведук? Если честно, мне уже надоело тут торчать. Некромант с готовностью кивнул седой головой и неловко поднялся на ноги. - Ты что-нибудь знаешь о Раканишу? – невинным голосом спросила Лия, проверяя карманы перед тем, как шагнуть в портал. Все вещи были на месте, и в надетой через плечо сумке покоилась голова Золтуна Кулла, которую стоящие рядом с Лией стрелки нашли в заброшенных руинах в Далгурском оазисе. - Кое-что знаю, - ответил Сэль. – Стрела из моего арбалета замечательно смотрелась в его гнилой черепушке. Я собственными руками прикончил пакостного демона, когда ты ещё сопли пузырём надувала... а почему ты спрашиваешь? - Мама говорила, что в оазисе, к которому нас приведёт этот портал, по ночам собираются демоны-падшие, поклоняющиеся Раканишу. Они даже планируют его воскресить. В мыслях аскари промелькнули обрывочные воспоминания о том, как двадцать лет назад он в поисках кратчайшего пути в разрушенный демонами Старый Тристрам оказался в каменистых полях неподалёку от монастыря Сестёр Незрячего Ока. Легендарный предводитель падших по имени Раканишу тогда очень пожалел, что попался на глаза вооружённой до зубов амазонке. Сэль всё ещё помнил, какое превосходное решето получилось из головы мелкого поганца после того, как он выпустил в неё десяток стрел. Он подарил это решето Акаре, верховной жрице Сестёр, занимающейся в местном лагере приготовлением разнообразных лечебных микстур; сказал, что через него будет очень удобно процеживать зелья и макароны... Как только Сэль и Триган отыскали в кишащем нежитью подземелье не менее дырявую голову мятежного Хорадрима, они поспешили в тайный лагерь, где их уже ждало послание от Мильтона и Ханны. Монахиня отправила в лагерь своего мистического двойника, и тот доставил письмо, в котором говорилось, что оставшимся в оазисе нефалемам удалось найти в кустах очень полезный портал из системы кеджистанских врат странствий. Этот портал должен был перенести остальных прямо к найденному монахиней и некромантом входу в древнюю систему водостоков, ведущую к Бескрайним Пескам, а точнее, к той их части, где расположены архивы Золтуна Кулла. Адрия и Лия с помощью какой-то очень подозрительной магии вдохнули жизнь в высохшую от времени голову Золтуна, и сотканный из песка призрак Хорадрима согласился открыть запечатанный вход в эти водостоки. Теперь Триган и Сэль стояли у заранее настроенных Адрией врат странствий в центре тайного лагеря и готовились телепортироваться в оазис, а Лия вместе с оказавшейся не в меру болтливой головой древнего мага подвязалась их сопровождать. Триган злился. Он ожидал яростных сражений с ордами ненавистных ему демонов, он с упоением представлял, как будет насаживать их мерзкие туши на огненные стрелы, а вместо этого получил бесцельные блуждания по пыльным руинам и сточным коллекторам. С отвращением глядя на зовущий в путь портал, охотник размышлял о словах Тысячи, согласно которым ему и его друзьям предстояло путешествие в ад. «Я уж не знаю, в какую Преисподнюю нас планируют засунуть в дальнейшем, но по канализационным отстойникам мы нагуляемся на триста лет вперёд», - возмущался про себя он. Охотнику совершенно не хотелось снова лезть в акведуки – хотя бы по той причине, что там тесно и плохо пахнет, и пока он будет снова нюхать дерьмо в пошаговых или каких-то там ещё порталах, демоны на поверхности беспрепятственно продолжат творить свои гнусные дела. Триган думал о том, с какой жестокостью твари из Преисподней убивают людей, с каким коварством подчиняют себе души тех, кого им не по силам одолеть в честном бою, сопоставлял эти мысли с вонючей канализацией, в которую ему опять предстояло лезть вместо того, чтоб истреблять нечестивых тварей, и не находил себе места от злости. Как и всякий охотник на демонов, он привык делать точные расчёты своих действий в потоке времени, он не понаслышке знал, насколько дорога может быть одна-единственная секунда, поэтому всегда ценил своё время и терпеть не мог тратить его впустую. А сейчас именно так и получалось, и это дьявольски выводило Тригана из себя. Даже мысли о найденном в заброшенных руинах сундуке с золотыми монетами не приносили ему успокоения. Время для него было дороже золота, и он гневно сжимал под складками плаща кулаки – до боли, до исступления, до хруста в костях – чтобы хоть таким способом подавить свою злобу и не начистить никому физиономию безо всякой на то видимой причины. Триган сейчас не отказался бы с глазу на глаз поговорить с Жанри. Он считал убийцу единственным здравомыслящим человеком в этом сборище окружающих его недоумков. Но Тираэль вернулся из Алькарна без неё – Жанри решила с каким-то срочным делом заглянуть на близлежащую заставу Хасим; кажется, она собиралась обсудить личные вопросы с Аширой, которую знала ещё со времён своей неописуемо секретной деятельности в Курасте. Да и толку от разговоров с убийцей всё равно вышло бы не много. Бесспорно, Тысяча умела блестяще анализировать любые ситуации и делать из них безошибочные выводы, но до текущего положения вещей, в котором оказался Триган, ей не было решительно никакого дела. Священная для охотника борьба со злом ни с какой стороны не интересовала самолюбивую убийцу, равно как и блуждания по волшебным канализациям, поэтому Жанри не собиралась вмешиваться в ход событий ни делами, ни советами. Для того чтобы понять это, не требовалось быть семи пядей во лбу – лучи эгоизма расходились от Тысячи подобно ангельскому сиянию, окружающему Кристальную Арку на бесконечно высоких Небесах. В детстве Триган видел это на картинке из какой-то глупой книги. Возможно, Жанри сумела бы вправить мозги всем присутствующим, если бы захотела. Это немного, но этого могло хватить. Однако вместо Жанри безжалостная и откровенно нелогичная реальность Великого Конфликта подсунула раздосадованному охотнику противную ведьму Адрию и её не менее противную дочурку, которые уже вдвоём принялись вешать ему лапшу на уши. Золтун Кулл, Камень душ – Камень душ, Золтун Кулл... да горело бы оно всё синим пламенем вместе с этим брякнувшимся с небес бритоголовым ангелочком! - Триган, что с тобой? – спросил Сэль, оглядывая напряжённую фигуру своего приятеля. – Ты выглядишь так, как будто сейчас взорвёшься. - Боишься, что забрызгает? – прорычал в ответ охотник. Аскари как-то криво улыбнулся, отчего его физиономия в тот момент показалась охотнику особенно мерзкой. - Нет. Боюсь, что ты превратишься в падшего-маньяка, и мне придётся тебя пристрелить. Падшие-маньяки – это демоны, которые во всём Санктуарии обрели скандальную популярность из-за своей способности взрываться, причиняя чудовищный урон противникам. Триган нашёл сравнение себя с демоном очень глупой шуткой. - Знаешь, Сэль, у меня даже нет такого слова, каким я сейчас мог бы тебя назвать. Тебя и твою беспросветную тупость. Сэль снова заулыбался. - Ты же говорил, что у всего есть название. Так напряги мозги и подбери его для меня. - Осёл! – выругался Триган и, немного поостыв, добавил: – Ладно, дуйте уже в этот чёртов телепортатор. Надо поскорее завязывать с блужданиями по сточным ямам. Под язвительный смех головы Золтуна Кулла охотник пинками затолкал в портал своих спутников и, феерично взмахнув плащом, последовал за ними. Через короткое мгновенье врата странствий вывели его в пышные кусты аккурат напротив входа в древний водосток. Выбравшись из кустарника и отряхнувшись, Триган огляделся по сторонам и увидел Мильтона и Ханну. Они с довольным видом жевали бананы, сидя под раскидистой пальмой, которую, судя по всему, и додумались ободрать. - Потрясающая природа здесь, - причмокивая, заговорила монахиня. – Столько всего вкусного на этих пальмах растёт, прелесть просто! Только руку протяни – и вот тебе шикарный ужин... правда, демонов постоянно приходится отгонять. Лезут, понимаешь ты, со всех сторон. Прямо как тараканы. - А морда не треснет столько жрать? – безрадостно ухмыляясь, спросил Триган. Ханна молча взяла лежавшую около неё охапку бананов и бросила её прямо в руки охотнику. - Тебе не повредит, а то скоро иссохнешь от злобы. Триган грубо вручил бананы стоящему рядом и растерянно хлопающему ушами Сэлю. - Жрите сами, - добавил к этому он. – Лично я хочу, наконец, разобраться с походом по канализации и побыстрее забыть об этом. Нефалемы и сопровождающая их Лия подошли вплотную к воротам в древний водосток, и лысая голова Золтуна Кулла, посмеиваясь в свою косматую бороду, сообщила, что готова открыть им дальнейший путь. Когда песочный призрак Хорадрима-отступника снял с ворот магическую печать, вся компания спустилась в акведук. Там нефалемы снова увидели мальчика в нефритовой диадеме – кеджистанского императора Хакана II – и на сей раз уже не удивились его присутствию, а Триган вообще предположил, что царственная особа неравнодушна к вонючим отстойникам по той причине, что в них водятся электрические угри, по слухам являющиеся излюбленным лакомством калдейской знати. Император, тайком выбравшийся из дворца, где за ним следили подосланные Белиалом демоны-притворщики, рассказал, куда и как надо двигаться по водостоку, чтобы открыть секретный коридор, ведущий в Бескрайние Пески, и даже вручил спутниками мини-карту старинных пошаговых порталов. Сориентировавшись по карте, нефалемы вместе с Лией снова пустились в странствие по скверно пахнущему акведуку времён расцвета клана Визджерей. Триган продолжал бороться с кипящей внутри него ненавистью ко всему происходящему. Он угрюмо водил глазами по сторонам и выискивал хоть какой-нибудь способ погасить бушующий в его сознании огонь, который, казалось, сейчас вырвется наружу и устремится вперёд, оставляя за собой жертвы и разрушения. Когда взгляд Тригана зацепился за угловатую фигуру некроманта, в липкой темноте почти не разбирающего дороги из-за плохого зрения, охотник решил, что надо о чём-нибудь поболтать с ним. Триган иногда замечал, что тихая и грустная речь некроманта приносит ему успокоение, поэтому решил воспользоваться этим. Он поравнялся с хромающим впереди него Мильтоном и как бы между прочим спросил: - Мильта, а сколько тебе лет? Некромант замедлил шаг и напряг память, потирая пальцами искривлённую переносицу. - Точно не помню, - хрипло ответил он. – Должно быть примерно двадцать восемь. Охотник задумался о том, что бы ещё такого спросить. Ему не хотелось задавать своему печальному другу вопросы, которые снова привели бы его к тяжёлым воспоминаниям, и он подыскивал такой вопрос, который, напротив, заставил бы некроманта вспомнить что-нибудь хорошее. То, что вскоре пришло ему на ум, он счёл довольно безобидным, и поэтому поинтересовался: - Ты когда-нибудь был с женщиной? Мильтон остановился, и Триган пристально на него поглядел. Даже во мраке акведуков зоркий охотник смог разглядеть, как стыдливо покраснел его спутник. Триган и не подозревал, что вечно кислая рожа некроманта может иметь какой-нибудь другой цвет, кроме мертвенно-бледного. Тем временем Ханна, услышав вопрос охотника и оценив реакцию некроманта, жестом подозвала к себе Лию и Сэля и потянула их за собой. - Мальчишеские разговорчики, - улыбнулась она. – Не будем подслушивать. Когда от Мильтона и Тригана отдалилась троица их спутников, Мильтон, не находя, куда спрятать стыдливый взгляд, ответил: - Да, был... Охотник поравнялся с ним, и они медленным шагом направились дальше по сырому каменному коридору. - Как её звали? - Рэй. Восстановив в памяти рассказы Мильтона о его нелёгкой некромантской жизни, Триган добродушно усмехнулся: - Нет, я не это имел в виду. Быть с женщиной – не в смысле гулять, держась за руки, и жить в одном доме, а в смысле... ну, как бы это сказать... быть с ней совсем близко. Очередная волна краски залила лицо некроманта, и он скорбно кивнул, глядя в пол: - Я понял, о чём ты спрашиваешь. Я был с ней близко. - Да не может такого быть! Вы же тогда пешком под стол ходили. - Ну... не совсем. Нам было лет по шестнадцать. И мы с ней были одну ночь, как раз перед тем, как за нами пришла инквизиция. Охотник с улыбкой притопнул ногой, а затем негромко свистнул: - А ты, как я вижу, тот ещё фрукт. Соблазнитель! - Нет, нет, - взволнованным голосом проговорил Мильтон и от стыда закрыл лицо руками. – Я не соблазнял её, нет, я не хотел... она сама так решила. Триган выжидающе посмотрел на своего приятеля. - Расскажешь? – спросил он. Мильтон не любил об этом вспоминать. И ещё он не любил рассветы, потому что ещё с тех давних дней знал: инквизиция приходит на рассвете, приходит и отнимает всё. Деньги, дом, любовь, рассудок и даже саму жизнь. Заброшенный дом на восточной окраине Кураста. Мильтон не знает, кто жил здесь раньше и почему оставил это жильё, но он знает, что теперь это их дом – его и Рэй. Дом маленький и совсем хлипкий, когда смотришь на него, кажется, что он развалится от лёгкого ветерка. Однако Рэй усилила его стены защитной магией, и они не скрипнут даже под сильнейшим ураганом из числа тех, что нередко случаются в джунглях. Здесь тесно и холодно по ночам, но зато довольно уютно. Любая, даже самая ветхая крыша над головой покажется царским дворцом для человека, который несколько лет был вынужден жить на улице. В наполовину разбитом камине потрескивают дрова. Тёплое и ласковое пламя очага совсем не похоже на костры инквизиции. Оно не обжигает и не убивает, а напротив, поддерживает жизнь внутри крохотного домика, где поселились отвергнутые всем остальным миром ведьма и некромант. Изредка поглядывая на огонь, шестнадцатилетний Мильтон сидит на расстеленной под ним меховой шкуре йети и листает книгу. Его пальцы бережно перебирают страницы с чертежами колдовских кругов и алхимическими формулами. Эту книгу, как и все остальные, принесла ему Рэй. Он до сих пор не знает, где его подружка умудряется их доставать. За окном сгущаются полупрозрачные тропические сумерки. Они похожи на расплавленное стекло. Ведьмы ещё нет – она отправилась в город, чтобы купить немного еды, но Мильтон знает, что совсем скоро она вернётся. Рэй всегда возвращается домой до наступления темноты. Некромант откладывает в сторону книгу, подходит к покосившемуся столу у стены и зажигает свечу. «Надо выбросить этот стол, он никуда не годится, - думает юноша. – Завтра же куплю в городе гвозди и сделаю новый». Наконец, в дверях появляется Рэй. Она, как и всегда, одета в длинное коричневое платье, перетянутое широким кожаным ремнём, а голову девушки покрывает тёмно-серая повязка, напоминающая чалму. В руках у юной ведьмы хлеб и небольшая глиняная бутыль. Она кладёт принесённое из города добро на стол, снимает чалму и приглаживает рыжеватые волосы, длиною доходящие ей до подбородка. Несколько прядок короткой чёлки падают на её лоб. - Сегодня небогато, - деловитым тоном говорит Рэй. – Болеть они все перестали, что ли? Ну да ничего. Прибегут ещё. - Сомневаюсь, что мы на этом когда-нибудь разбогатеем, - некромант досадливо качает головой, но на губах его играет добрая улыбка. Рэй с удивлением смотрит на него. Её большие чёрные глаза блестят в вечернем полумраке. - А зачем тебе богатство? - Ну... – Мильтон прикладывает палец к губам. – Мне нужно купить гвозди. Знаешь, я решил сделать новый стол. Этот уже совсем негодный. - Для этого не обязательно быть богатым, - небрежно ухмыляется ведьма. – На гвозди мы уж как-нибудь заработаем. Мильтон подходит к столу и изучает взглядом бутыль, которую принесла Рэй. - Что в ней? – спрашивает он. - Вино. - Вино? Мильтон никогда не пил вина. Слишком отчётливо помня поведение своего беспутного отца, он предпочитает держаться подальше от выпивки. Да и недешёвое это удовольствие, в такой ситуации, как у них с Рэй, оно явно ни к чему. - Сегодня ровно год, как мы живём в Курасте, - объясняет девушка. – Я решила выпить с тобой за это. - Но я не пью вино! Я никогда не пил ничего, кроме водки, которой ты лечила меня от кошмаров... Рэй ничего не говорит в ответ. Она берёт с висящей над столом полки две жестяных кружки – другой посуды у них нет, - откупоривает бутыль и наливает вино себе и Мильтону. Одну кружку она отдаёт некроманту, а вторую держит в руках, идёт вместе с нею в тот угол, где лежит шкура снежного человека, заменяющая им постель, и усаживается на неё, по-босяцки поджав ноги. - Ну, чего ты с этой кружкой стоишь, как истукан? – насмешливо говорит она. – Давай посидим немного, выпьем. - А мне не будет от него плохо? - Я тебя умоляю, скелетик! Тысячи людей по всему Санктуарию пьют вино, и ничего дурного с ними не делается. Ну, кроме белой горячки. Скелетик. Иногда она называет его так. Наверное, из-за того, что худой. - Белая горячка? – некромант поднимает брови. – Отличная перспектива... У вина странный вкус. Оно кислое, и в то же время сладкое. Освежающе-ледяное, и в то же время терпкое до жжения на губах. Голова Мильтона становится от него какой-то лёгкой и в то же время тяжёлой. По его тонким венам разливается странное, ни на что не похожее тепло. Совсем не такое, как, скажем, тепло очага или тепло от дыхания сидящей рядом Рэй. Мильтону становится жарко, и он закатывает до локтей рукава своей ветхой бледно-голубой рубахи. Ведьма берёт его за левую руку и внимательно на неё смотрит. Сжимает кисть его руки со вздувшимися от винного спирта жилами в своих мягких ладонях. Водит пальцами по старым шрамам у локтя, которые год назад за малым не лишили его жизни. - Не страшно было умирать? – спрашивает Рэй. - Тогда, в Лут-Голейне – нет. Умирать не страшно. Убивать других намного страшней. Лицо Мильтона делается серьёзным и печальным. Даже всё вино мира не заставит молодого некроманта забыть о том, что сотворили его големы в доме умалишённых и на площади, где его собирались казнить. Закарумиты не считают убийство грехом, а самоубийство считают. Ему никогда не понять их варварской логики. Человек, загубивший сотни и даже тысячи жизней, конечно, преступник, но не грешник. Солдаты каждый день убивают своих врагов, но божественная благодать не оставляет их, даже когда они вырезают целые города. А человек, который всего-навсего решил самостоятельно распорядиться собственной жизнью, считается поражённым демонической скверной и подлежит отлучению от Церкви, а возможно, и Анафеме. Демоны, демоны, всюду им мерещатся эти проклятые демоны... глупые закарумиты. Рэй держит руку Мильтона на весу и целует его шрамы. Маленькие пальцы ведьмы крепко сжимают его запястье. Винный спирт, смешавшийся с кровью в жилах некроманта, притупляет его разум и делает тело безвольным и послушным, словно сырая глина. Рэй обнимает одной рукой шею Мильтона и зарывается носом в его длинные светлые волосы. Он не понимает, что происходит, а ведьма тем временем начинает медленно расстёгивать его одежду. - Рэй, ну что ты делаешь? – бормочет Мильтон. Девушка ничего не говорит. Она гладит руками узкие плечи некроманта и впивается губами в его слабую, впалую грудь. - Рэй, ну хватит. Перестань. Зачем ты..? От ведьмы пахнет вином, пряностями и колдовскими травами. - Я хочу, чтобы ты был моим, - шепчет она. Мильтон растерянно улыбается. - Да я ведь и так твой... перестань. Пожалуйста, перестань. Рэй смотрит на него чёрными, как уголь, глазами и уверенно повторяет: - Я хочу, чтобы ты был моим. Будь моим. Сегодня, сейчас. - Ты же знаешь, что я не могу тебе ни в чём отказать, - некромант, наконец, начинает видеть смысл происходящего сквозь винный дурман. – Но не надо этого. Ну... ну хватит, хватит. Прекрати... Ведьма не останавливается, а он совсем размяк и не может сопротивляться. Он чувствует себя куском глины в её руках. Но не может такого быть, это невозможно, нет, нельзя, нельзя! - Пойми, - говорит Мильтон, стараясь поднять ведьму, склонившуюся к его коленям. – Я не могу. Этого нельзя делать. - Можно! Девочка скидывает с него рубаху и отбрасывает в сторону пояс, с которым ей наконец-то удалось совладать. Она хочет быть с ним, а он в эту самую минуту не может понять, что на него нашло. Ему тоже хочется быть сейчас с Рэй. Это грязно, это мерзко, это греховно... но об этом никто не узнает! Эта тайна навсегда останется между ними. Руки некроманта против его воли обвивают талию ведьмы, скрытую под бесформенным платьем. Ему это нравится, да, нравится, он чувствует в своём теле что-то невероятное, он никогда такого не чувствовал. Это сладостное ощущение словно пришло из другого мира. И всё-таки... это неправильно. Неправильно и страшно. - Я боюсь, - шёпотом признаётся он ведьме. – Вдруг это больно? - Нет, ничего такого не будет. - Почему ты так в этом уверена? - Потому что я люблю тебя, скелетик. Когда любишь – не больно. Мильтон полностью сдаётся тому, что во сто крат выше человеческих сил. Он нежно проводит рукой по гладкому подбородку Рэй и, глупо улыбаясь, произносит: - Рэй. Моя ведьма. Моя Рэй. Сегодня необыкновенный вечер: обнимая свою верную подругу, Мильтон впервые в жизни чувствует себя мужчиной. *** Они лежат, завернувшись в шкуру йети. Мильтон на спине, а Рэй рядом, прижавшись щекой к его плечу. Некромант обнимает ведьму одной рукой и теребит пальцами растрёпанные волосы на её голове, а она гладит ладонью его грудь, изуродованную Анафемой и меткой безумия. Кожа на спине Мильтона в нескольких местах разодрана ногтями ведьмы. Кажется, это всё-таки было не совсем так безболезненно, как предполагалось. Но Рэй выглядит такой счастливой, что подобного рода мелочи ничего сейчас не значат. - Мы теперь любовники? – спрашивает некромант. - Нет. Мы муж и жена. Мильтон как-то безрадостно, обречённо улыбается. - Да какой тут муж, какая жена... мы даже в церкви обвенчаться не сможем. Нас ведь оттуда выгонят, да, наверное, ещё и побьют. - Да... – задумчиво произносит Рэй. – Мы прокляты всеми богами просто за то, что мы такими родились. Ну и пусть их! Знаешь, скелетик... я же видела, как тебя обработали в Лут-Голейне. Ведь это сделали с тобой не демоны, это делалось церковниками при свете дня, под самыми лучами Закара. Зачем нам такой свет? Зачем такие боги? Такая Церковь?.. Кстати! Я слышала, что в джунглях недалеко отсюда есть тайный вход в подземный город последователей Ратмы. Мы можем пойти туда. Мильтон молчит и смотрит в потолок. Он думает о том, что да, действительно, они обязательно пойдут туда или ещё куда-нибудь. Не важно, куда, важно, что вместе. Теперь они всегда будут вместе. Он и его ведьма. Густая ночная тьма джунглей за окном начинает потихоньку растворяться в приближении нового дня. А на рассвете приходят они. Они всегда приходят на рассвете. Громкий стук. Из-за двери раздаётся властный мужской голос: - Откройте! Инквизиция! Рэй испуганно втягивает голову в плечи. Мильтон говорит ей: - Не бойся, про нас же никто не знает. Это, наверное, опять ловят культистов из Травинкаля. Мильтон ещё не знает, как жестоко, как губительно для них с Рэй он ошибается. Он встаёт, наспех одевается, подходит к двери. Как только он отпирает дверной засов, чьи-то жилистые руки отталкивают его в сторону, и инквизиторы заходят внутрь. Их много, человек семь или восемь. У одного из них золотая вышивка на рукаве – Мильтон смутно догадывается, что это символ какого-то высокого чина. Человек с вышивкой указывает на Рэй: - Взять её. Другие инквизиторы, облачённые в длинные тёмные рясы, ничего ему на это не отвечают и делают своё дело в полнейшем молчании. Они вытряхивают ведьму из тёплой меховой шкуры, в которую она завернулась, и грубо швыряют на пол. Мильтон бросается к ней на помощь, но двое инквизиторов хватают его за плечи и с силой прижимают к стене. - Не дёргайся, парень, - говорит один из них. – Ты даже не представляешь, насколько это опасная ведьма. Рэй даже не успела одеться. Она совсем нагая и беззащитная. Девушка пытается подняться с пола, но её снова бросают лицом вниз и бьют ногами. Даже не бьют – избивают. Она не кричит, вообще не издаёт ни звука. Она сильная, Мильтон это знает, она ни за что не будет кричать. Некромант беспомощно трепыхается в руках инквизиторов; он не может вырваться – они слишком крепко его держат. В глазах у него темнеет от ужаса, когда он видит, как хладнокровные и мрачные люди в рясах стискивают тяжёлыми цепями шею и руки юной ведьмы. Он уверен, что хуже этого и быть ничего не может – ведь теперь они убьют её... - Нет, нет, оставьте её! – кричит некромант, и у него срывается голос. – Берите меня и делайте со мной что хотите, но не трогайте её! Главный инквизитор – тот, который с вышивкой на рукаве – догадывается обратить своё внимание на Мильтона. Он подходит к некроманту и руками раздирает рубаху на его груди. Посмеивается в свою густую медно-рыжую бороду: - Ну конечно. Анафема. Этого тоже к нам. Удачное начало дня: они разоблачили целое колдовское логово! Инквизиторы несколько раз ударяют некроманта головой об стену и скручивают ему руки. - Умоляю... – хрипит Мильтон. – Отпустите её... Он смотрит на Рэй. Всё её побледневшее от страха лицо в алой крови, руки заломлены за спину, шея туго сдавлена цепью, и ведьма задыхается, жадно ловя ртом воздух. Капли крови с её рассечённой до самого носа верхней губы падают на ещё не успевшие полностью сформироваться груди, которые Мильтон с трепетом целовал несколько часов назад. Боги, ангелы, демоны, дьяволы, да кто угодно! Остановите это безумие, сделайте так, чтобы ничего этого не было! Реальность Великого Конфликта давится беззвучным смехом, глядя на ведьму и некроманта. На закате этого дня, проведённого истерзанным до беспамятства Мильтоном в застенках инквизиции, в его волосах появляются первые дымчато-белые пряди, а менее чем через год, когда ему исполнится семнадцать, он будет уже совсем седым. Старайтесь не нарываться на фанатичных служителей культа, если не хотите поседеть раньше времени. Мильтон и Триган не спеша следовали за своими спутниками, уверенно шагающими впереди. Некромант восстанавливал в своей памяти тот сырой и холодный день, когда он в первый и последний раз сломался в заботливых руках палачей. Он не мог точно вспомнить, что именно с ним делали, но зато он помнил, как шипела на его коже раскалённая докрасна сталь, как боль насквозь прожигала тело и как тюремщик спрашивал у него: - Ну что? Говорить будешь? Или тебе морду разукрасить так, что мать родная не узнает? Мильтон тогда полностью сдался. Сил говорить в голос у него уже не было, и он прошептал, гоняя сквозь зубы собственную кровь: - Не надо. Я всё скажу. Он рассказывал о том, кто он такой и что натворил в Лут-Голейне, о том, кто такая Рэй и чем она занимается, о том, почему и зачем они приехали в Кураст... Некромант в тот день не думал о себе, он думал о Рэй. Он не знал наверняка, жива ли его несчастная подруга, но был практически уверен в том, что сейчас с ней делают то же самое, что и с ним. Сам-то он как-нибудь продержится, когда тюремщики оставят его на время, он решит в уме парочку математических задач, и ему станет легче, но ведьма? Мильтону страшно было об этом думать. И он решил избавить Рэй от ненужных мучений. Он долго размышлял над этим, и пришёл к выводу, что для неё будет лучше один раз умереть, чем день за днём подвергаться бесконечным издевательствам. Для этого ему надо было только во всём сознаться. На следующий день Рэй была заживо сожжена на Площади Презрения. Теперь, двенадцать лет спустя, некромант молчал, напряжённо всматриваясь в темноту подземного водостока. Идущий рядом с ним охотник на демонов мысленно клялся, что никогда больше не будет задавать своему приятелю личных вопросов – у этого помятого жизнью страдальца что ни спроси, всегда всё кровавой драмой заканчивается. За этими размышлениями охотник и не заметил, как наступил на ногу Лии. Держа под мышкой лук с колчаном, девушка стояла у дверей, ведущих в ещё более тёмную и вонючую неизвестность, чем та, в которой они проблуждали уже полдня. Лия о чём-то сосредоточенно думала и пинками отгоняла от себя электрических угрей, заинтересовавшихся её ботинками. Глубокомысленно почесав по-детски вздёрнутый кверху нос, она заговорила: - Один философ по имени Кадий писал: для того, чтобы узнать правду о городе, не нужно ходить далеко – достаточно взглянуть на состояние его канализации. - Значит, Калдей провонялся демонической скверной и кишит паразитами? - предположил Сэль. - Да. И гадят здесь изрядно. - У меня на этот счёт есть другие соображения, - вступила в разговор Ханна. – Кажется, мы заблудились. Охотник быстро додумался, как можно исправить эту ситуацию, и с натянутой улыбкой заговорил: - У Сэля должна быть мини-карта. Сэль? Аскари принялся рыться в карманах. Так ничего в них и не найдя, он демонстративно загрустил, и охотник бросил на него полный строгости вопрошающий взгляд. - Где мини-карта? - Я уронил её в озеро... - Ты с ума сошёл! Громко обругав Сэля сумасшедшим, охотник не заметил, как Ханна, глядя на него в упор, покачала головой и приложила палец к губам. С обычно спокойным и миролюбивым аскари тут же произошло нечто странное. Он уставился на Тригана тяжёлым, неподвижным взглядом, медленно подошёл к нему вплотную и столь же медленно взял рукой за горло. Мильтону в темноте показалось, что островитянин сейчас вырвет своему боевому товарищу кадык. - Думай, что говоришь! – оскалился Сэль. – Я лучше тебя знаю, что такое сумасшествие. Это когда ты идёшь в обратную сторону по пути умственного развития, пока, наконец, не опускаешься до примитива. Вот тогда-то и начинаешь понимать смысл самых простых вещей. Что до меня, то я смысл простых вещей очень хорошо понимаю, и ты был совершенно прав, когда назвал меня сумасшедшим. Но впредь я бы не советовал тебе разбрасываться такими словами. - Что ещё за... простые вещи? – напряжённо спросил охотник, сам не зная, для чего он об этом спрашивает. - Хорошо, охотничек. Я тебе скажу. Что может быть проще, чем крепкая затрещина? Когда ты её получишь, ты поймёшь, о чём я говорю, и при этом меньше всего будешь думать о чужих недостатках. Закончив нравоучительную лекцию, Сэль размахнулся и с силой ударил Тригана по лицу. Лишь вмешательство Ханны смогло предотвратить неминуемую драку. Монахиня уверенно развела противников в разные стороны, отвесив каждому звонкий щелчок по лбу, и, подводя итог, мрачно вымолвила: - Не понимаю, как вы до сих пор не поубивали друг друга к чёртовой бабушке. - Не чертыхайся, - тонким голосом попросила её Лия. – Давайте мы все успокоимся и пойдём дальше. Этот проход ведёт в самые недра акведуков, нам в любом случае следует идти туда. Первым, на что нефалемы наткнулись в глубинах древнего водостока, оказалась говорящая бочка. Сэль быстро разглядел в зловонном мраке канализации сей странный предмет, нервно трясущийся и говорящий на редкость противным, скрипучим, но всё же вполне человеческим голосом: - Не могу поверить, он засунул меня в бочку! Как же тут неудобно! Вокруг бочки с любопытством толпились тошнотворные на вид чумные трупы, оживлённые чьей-то недоброй магией. Ханна быстро расправилась с ними при помощи колокольчика и какой-то там матери, а бочка тем временем продолжала недовольно верещать: - Есть тут кто живой? Или это чудовища ходят вокруг меня? Скажи что-нибудь или хлопни в ладоши! - Я те щас хлопну! – Триган сердито пнул загадочный объект. Бочка треснула по швам, развалилась на месте, и из-под её обломков выбрался сухой, скрюченный, но очень подвижный старичок с длинной серебристой бородой. Одежда его выглядела довольно странно: на плечах старичка болталась изорванная туника тёмно-грязного цвета, поверх неё был надет широкий пояс со множеством сумок, карманов и потайных отделений, а голову вызволенного из бочки человека покрывал диковинный кожаный чепчик. Добродушно улыбаясь и пристально разглядывая собравшихся вокруг него путников не по-старчески живыми глазами, этот чудаковатый тип снова заговорил: - Спасибо, что освободили меня, а то я уже начал скучать! Ума не приложу, почему мой молодой напарник ударил меня по голове и запер здесь. Без опытного проводника тут довольно опасно. - Это ты-то – опытный проводник? – с изумлением спросил Сэль, оглядывая немощную фигуру старика с головы до ног. - Ну да! Я искал в недрах акведуков волшебный тигель, пока не оказался в этой жутко тесной бочке. Причём я всё время сидел на чём-то твёрдом и колючем. Ханна по-хулигански усмехнулась: - Тебе ещё и ежа в портки засунули? Пока чудаковатый старикашка обдумывал вопрос монахини, Сэль подошёл к тому, что осталось от бочки, порылся в обломках и извлёк из них длинный лук замысловатой формы. Повертев его в сильных пальцах и внимательно осмотрев со всех сторон, аскари со знанием дела заключил: - А непростая вещица... Триган, который не хуже Сэля знал толк в стрелковом оружии, тоже заинтересовался найденным луком. Он несколько раз дёрнул тетиву, словно прислушиваясь к её тонкому пению, а после зачем-то принялся её обнюхивать. - Воистину, этот лук пропитан какой-то странной магией, - пробормотал охотник. Чтобы как следует разобраться в этой магии, Сэль вынул из своего колчана стрелу, и, привычно вооружившись странным, но, несомненно, могучим оружием, взял на прицел тоскливо бродящего в дальнем конце коридора демона-падшего. Ожидая увидеть что-то невероятное, спутники аскари затаили дыхание. Подогрев их интерес томительной паузой, Сэль выстрелил, и результат превзошёл все его ожидания. Выпущенная из лука стрела в начальной точке своего полёта обернулась курицей и, громко кудахтая, скрылась за поворотом. Ханна всерьёз испугалась, что от смеха её компаньонов в акведуке обрушится сводчатый потолок. За животы держались все, в том числе Лия и даже Мильтон, который, как прежде казалось монахине, вообще не умеет веселиться. - Ты как всегда на высоте, приятель, - Триган, нахохотавшись до слёз, приобнял за плечи застывшего с глупым видом островитянина. Когда спутники пришли в себя после наплыва бурных эмоций, вызванного одной-единственной курицей, и смогли двинуться дальше, седобородый старичок постучал себе по лбу с видом казначея, у которого сошёлся годовой отчёт. - Какой же я невежливый, совсем забыл представиться! Меня зовут Шен Скупец, - торжественно проскрипел он. - Наверное, так тебя прозвали недруги? – с улыбкой предположила Ханна. - Что? Нет у меня никаких недругов. Шена Скупца все любят! «Ещё один кретин в нашем славном обществе канализационных червячков», - с грустью и отчаянием прокрутил в уме Триган. - Между прочим, я знаю, что это за лук, - сообщил Шен Скупец понуро бредущему Сэлю. – Он называется Дурной Глаз. - Действительно, - полным нечеловеческой скорби голосом отозвался Сэль. – У всего в этом мире есть название.