- Пусть будет создан, потому что он будет раздавать любовь.
Огромная луна взошла над дивным садом, потусторонняя, безучастная. Абсолютная тишина у подножия деревьев давила на уши, и ты ощущала себя ещё меньше, путаясь меж могучих стволов, по которым светлячками сновали маленькие искорки. Холодный свет щедро разливался по спящей земле, путался в пушистых кронах, что шелестели высоко над твоей головой – сад дышал свободой, возвышаясь в своём величии над превратностями смертной жизни. Травинка к травинке, лист к листу – красоты окультуренных растений не позволяли тебе обмануться и посчитать, что роскошное место само собой расцвело в твоём сознании. В каждом аспекте божественного предела чувствовалось щепетильное внимание - божественное касание со смесью упорного, кропотливого труда. Земля любит, чтобы ей кланялись. Любой труд остаётся незамеченным доколе продолжает выполняться – и лишь при отсутствии должного ухода сад предастся запустению, зарастёт молодняком. Ты шагала по знакомой тропинке, и трепетное благоговение в душе качалось в такт сердечному ритму, что скакал зайцем по венам. Ты так давно не встречалась с Эоном – боги, с момента вашей последней встречи прошла целая вечность. Столько всего случилось… Лепестки медленно плыли по ветру, играя в лунном свету. Твои руки казались таинственно бледными, под стать окружению – ты больше не выделялась из пейзажа, естественно став его частью. Тёмный шатёр оказался пуст. Внутри тлел огоньками кальян, подушки беспорядочно разбежались по ковру – так, словно Эстелла должна была вот-вот вернуться. Светлячки, мерцая, вели тебя дальше. Странно, но чем ближе к тебе была Эон, тем спокойнее тебе становилось. Умиротворение подкупало медовой негой – сложно отказаться от ощущения, к которому люди стремятся всю свою жизнь. Дальше, на поляне, залитой светом, открылось взору настоящее откровение – Эстелла стояла перед множеством статуй, что переливались и блестели в лунном свету. Её руки были перепачканы глиной, роскошные одежды постигла та же участь – но богиня выглядела невероятно довольной. Длинный шлейф её платья и ленты, которыми был украшен воздушный наряд, раскинулись за ней и в сиянии ночного светила тускло переливался, подобно ореолу. Ты учтиво остановилась. Наверное, нужно было склонить голову – но от раскинувшейся перед тобой сцены глаз не оторвать. Словно живые, фигуры мужчин застыли перед богиней. Со скрупулёзной точностью вылепленные лица глядели на неё с одинаковым выражением неземного блаженства – до мельчайших деталей статуи повторяли образы твоих любовников. Одних она изобразила с великой любовью и мастерством; других – небрежно изваяла наспех, но от этого скульптуры не теряли в великолепии. Глина – прах земной, радостно приняла форму, подчиняясь благостной воле Эона. Перед Эстеллой замерла фигура Рацио, и ты шагнула вперёд без разрешения, стремясь рассмотреть его получше. Словно живой, Веритас замер в руках виртуозной мастерицы, что гладила его по лицу. Его лучшие черты, наиболее приметные, были так великолепно переданы – причёску украшал собой венок из лавровых листьев; подбородок приподнят немного вверх, лунный свет огибал собой воплощённую в глине кожу, к которой так сильно хотелось прикоснуться. Неспроста ведь Эон так его выделила. Он находился к богине ближе всех – и точно дольше всех нежился в её руках. За ним, немного поодаль, расслабленно застыли Дань Хэн и Блэйд – мужчины Разрушения, так излюбленного Эстеллой Пути, тоже не остались без её внимания. Так необычно наблюдать их рядом с таким расслабленным выражением лиц – что ж, пусть хоть в дивном саду не будет места их вражде. Среди скульптур не наблюдалось лишь Воскресенья. Непонятно, с чем это могло быть связано – ведь даже Гепарда, с которым у тебя толком физического контакта-то не было, госпожа вылепила, а пернатого служителя Шипе – нет. - Любовь должна быть созидающей, - хор восторженных голосов окутал тебя, стоило богине заговорить. – Ведь такова природа времени и желаний, что порождают собой добро. Ты вздрогнула, но не стоило – её внимание к тебе напоминало чуткую материнскую заботу; участливый тон поучал разумному без укора, и ты расправила плечи, подойдя к Эону на расстояние вытянутой руки. Тело замирало в колебаниях, что исходили от неё, но разум оставался ясным. Так, будто Эон сама того хотела – она не смотрела на тебя, внимательно подправляя скулы Веритаса. Длинные пальцы едва касались поверхности – ночная дымка рассеянного света путала твоё восприятие, и ты всё боролась с собственным удивлением, ведь казалось, что ещё немного – и статуя начнёт возмущаться и язвить, как и подобало Рацио. Эон опустила руки и отошла немного назад, любуясь своей работой. Ты с прискорбием отметила, как сильно испачканы её руки – оскорбляющая богиню своей простотой глина застывала на её коже, забилась под ногти. То тут, то там каплями застыла на подоле роскошного платья – и даже посмела оставить отпечаток на её улыбающемся лице. Но одновременно с этим воплотилась по её желанию в нечто столь прекрасное… Эстелла наконец обратила на тебя свой взор, и госпожу очень порадовало твоё внимание к плодам её трудов. Чёрные глаза блестели, подражая искрящемуся звёздами небосводу – и необъяснимое ликование заполнило твои лёгкие, возле которых сиял счастьем Стелларон.***
Ты приоткрыла глаза, а щёк ласково коснулся приглушённый свет ламп. Не хотелось расставаться с торжественной радостью, что оставалась в душе после общения с Эоном – но сон рассеивался быстро, подобно исчезающей пене на встревоженной водной глади. Тело тонуло в мягких одеялах и простынях нежно-голубого цвета. Боком ты ощущала приятное тепло - Воскресенье ещё спал, его волосы разметались по подушке, а прежде уверенное лицо сейчас было по-детски расслабленным. Ты полностью обнажена. Ох, а ведь Воскресенье тоже совершенно лишён одежды - его бархатную кожу, такую светлую и лишённую изъянов, плотно кутало в себя лёгкое покрывало, ревностно скрывая беззащитного молодого человека от твоего взгляда. Его размеренные вздохи отменяют время. Ты присела на кровати, натянула на себя одеяло - стыдливо прикрыла грудь, но затем расслабила пальцы и отпустила его. Это ведь бессмысленно. На тумбе около кровати качался на подставке нимб Воскресенья. Ты раньше задавалась вопросом, как же галовианцы спят с такими массивными украшениями - но ответ нашел тебя сам собой, ведь оказалось, что высокотехнологичный аксессуар ничего общего с божественным промыслом не имеет. Странно. Комната была оформлена в светлых, пастельных тонах. Отстранённый голубой вперемешку с молочным белым аккуратной композицией просматривались в предметах мебели и декора. Таких излюбленных на Пенаконии темных и тяжёлых цветов в комнате Воскресенья и в помине не было - лёгкий интерьер не давил помпезностью. Гипсовые фигуры обрамляли потолок, формируя собой небесный хор - упорядоченные спирали перьев и цветов можно было бы разглядывать бесконечно. Как ты тут оказалась? Воспоминания перемешивались, и кое-где ты помнила лишь обрывки страсти, при чём не всегда от своего лица. Это... Казалось невероятным. Мышление галовианцев так разительно отличается от твоего. У Воскресенья будто на одно чувство больше - там, где зрение и слух были бесполезны, на сцену выходила его невероятная эмпатичность. Ты скосила глаза, разглядывая умиротворённое лицо. Сколько людей могло похвастаться тем, что видели его спящим? Прежде такое доверие к кому-либо было для него немыслимой роскошью. Простой физический контакт, для тебя такой естественный, для Воскресенья был чем-то невероятно волнительным и особенным – как и все люди высокого социального статуса, он отрезан от обычной жизни, далёк от людей. Простое человеческое тепло и внимание для молодого человека стали глотком свежего воздуха. Он мог быть настойчивым. Грубо говоря, галовианец мог и сам порыться в твоей голове без спросу, но не стал – и ты уверена, что такой тактичный и воспитанный Воскресенье никогда в жизни не поступил бы так. Но стоило лишь тебе позволить – как он с жадностью нашёл самые яркие всплески похоти в воспоминаниях, на которые великодушно указал твой Стелларон – эти двое хорошо спелись. …Ну правда, из всего многообразия миров, в которых могла воплотиться твоя душа, тебя занесло именно сюда – не вселенная, а принцесборочный комбинат. Возможно, и в этом была толика божественного предопределения – ведь Эстелле очень нравилось разнообразие прекрасных мужчин, что окружали тебя; богиня была крайне довольна их вниманием к тебе, и щедро делилась своими силами через Стелларон. Нимб всё поблёскивал на тумбочке, привлекая внимание. Воскресенье же безмятежно спал – его грудь мирно вздымалась, и крылья около лица были расслабленно раскинуты по подушке. Неизвестно, как Воскресенье отнесётся к тому, что ты прикоснешься к его нимбу без спросу, но интерес пересилил - так что ты тихонько встала с кровати и пошлёпала к тумбочке. Ощущение свободного от одежды тела заговорщицки шептало, что в случае чего Воскресенье не будет ругаться, ведь просто потеряет дар речи от твоей ослепительной красоты и кроткой скромности. Ты усмехнулась про себя, иронично подметив, что с самооценкой у тебя точно всё в порядке. Запретный плод сладок - это ты знаешь наверняка. Нимб парил на подставке, точно в невесомости - но сам выглядел громоздким и тяжёлым. Ничего ведь не будет, если ты просто потрогаешь его, да...? И снова ты взглянула на Воскресенье, опасаясь, что парень проснется и застанет тебя прямо на горячем. Но нет, раннее утро не собиралось будить его раньше времени - так что ты, вдохнув поглубже, коснулась пальцами острия небесной стрелы, что украшала нимб. И... Вопреки поёживающемуся в груди ожиданию подвоха, ничего страшного не произошло. Драгоценное украшение было прохладным и гладким на ощупь - от твоего касания нимб просел немного вниз и коснулся подставки, над которой парил. Сгорел сарай, гори и хата - ты взяла его в руки уже смелее и подняла с подставки. Вес вычурного аксессуара совсем не ощущался в руках, ты чувствовала - нимб стремится свободно парить, ведь для этого был создан. Ты закинула его себе за голову и несмело разжала пальцы, ожидая, что он упадет - но вместо этого тот покачнулся и принял привычное для него расположение в пространстве, завис ореолом за твоим затылком. Возможно, для галовианцев венцы исполняли не только декоративную роль - но в тебе нужных нимбу генов не имелось. Ощущать что-то, помимо родных своих привычных чувств ты не стала - что за разочарование. У Воскресенья, как и подобает людям такого статуса, была собственная ванная комната, примыкающая к спальне. Тебе не терпелось увидеть себя в зеркале - так что ты поспешила в ванную, по-деловому покачивая бедрами. Нимб совсем никак не ощущался, но дарил невероятное чувство уверенности в себе - для такой вещи это было столь естественно. Ты щёлкнула выключателем и едва сдержала восторженный вздох. О да - это выглядело ошеломительно. Так красиво и элегантно цвет украшения перекликался с твоими золотыми глазами; дарил возвышенность, приподнимая над остальными людьми - твоя грудь свободно колыхалась в отражении, неприкрытой дерзостью разбавляя святость. Интересно - позволялось ли такое нахальство хоть кому-то из девиц, мечтающих о Воскресенье? Парень, по всему видимому, был так далёк от остальных людей, что времени на нормальные отношения у него просто не было. Потому вчера он так жадно накинулся на твои воспоминания, словно оголодав по чувствам, что для тебя были привычны - и приедались, как бы прискорбно это не звучало. В действительности, мужчины мало чем отличаются друг от друга. Да, все мы разнимся лицами и характерами, но так ли заметны отличия в постели, где страсть отключает здравый смысл? Похоть, возбуждение - они у людей схожи, особенно у мужчин. Внезапный звонок вырвал тебя из покоя размеренных мыслей. Воскресенье заворочался в постели - противная мелодия, конечно же, его разбудила. Ты пронеслась мимо кровати к своей куртке, в которой, как назло, запутался телефон. - Алло? - голос неестественно каркнул, но ты прочистила горло и продолжила, не смотря на это. - Здравствуй, Веритас. Думала, ты забыл мой номер. - Знаю, я опоздал с этим звонком, но в своё оправдание могу лишь сказать, что неделя была крайне напряжённой. Ты юркнула к зеркалу снова – и усмехнулась сама себе. Пусть Веритас и правда не звонил тебе все эти дни, ты была твёрдо уверена, что это было не спроста – учёный никогда не позволял себе валять дурака и вечно был занят какой бы то ни было работой – начиная от научной и заканчивая удовлетворением запросов КММ. - Да, у меня тоже не всё шло гладко, - ты скосила взгляд на Воскресенье, чьи светлые волосы наконец показались из гнезда одеял и подушек. – Знаешь, чем ближе праздник, тем сильнее Пенакония давит на меня. Ты ярко представляла себе, как Веритас сейчас улыбается такой же глупой улыбкой, как и ты. Учёный был суров со всеми, но с тобой его голос дрожал в нетерпении, а неловкое молчание мигом заполнялось фразами невпопад. - Что ж… Может, встретимся сегодня? В «Проснись и пой» обычно малолюдно, и точно можно будет поговорить с глазу на глаз. Нимб за твоей головой, словно насмешка, отблёскивал по всей ванной мелкими зайчиками. Да уж, святой тебя точно не назвать – но ты не собиралась торопить события, и уж тем более хранить верность человеку, которого знала постольку-поскольку. Между вами ничего не было. Точка. По крайней мере, пока что. - Может, и встретимся, - ты рассмеялась, принимая заманчивое приглашение. – Я весь день свободна. - У меня днём встреча с Воскресеньем, - деловито отчеканил Рацио. – Но, надеюсь, она не затянется надолго, и часам к четырём я тоже освобожусь. - Тогда договорились, - ты поспешила попрощаться и завершить звонок, ведь ехидный взгляд пресловутого Воскресенья уже вовсю гулял по тебе. Счастье, что он был великолепно воспитан и действовал в соответствии с этическими нормами – было бы очень нехорошо, если бы Веритас сейчас услышал, с кем ты проснулась сегодня утром. Конечно же, Воскресенье давно проснулся от звука твоего голоса и сейчас сонно наблюдал за тобой, повернувшись на бок. Его лицо слегка подрумянилось – тёплые объятия кровати не собирались отпускать его так просто, путая в вереницы роскошных покрывал. Он улыбнулся, разглядывая тебя. О, а посмотреть ведь было на что – обнажённое тело дышало прелестью приятных глазу изгибов. Его нимб покачивался у тебя над головой – он был слегка великоват, так как предназначался для мужчины, и на тебе выглядел подобием вычурного ореола, коим слаборазвитые цивилизации возвеличивали собственных святых. - Ты выглядишь великолепно, - губы Воскресенья дрогнули и расплылись в мягкой улыбке, но колючие жёлтые глаза ревностно скользнули взглядом по нимбу. Или тебе показалось? Воскресенье очень скрытный, и нимб не собирался помогать тебе различить его эмоции так же хорошо, как парень считывал твои. Возможно, дело в том, что в тебе – ни капельки галовианской крови; а, может, золотое украшение не желало служить кому-либо кроме хозяина, но твоё предположение о том, что именно артефакт служит галовианцам сенсором разбилось в прах. Ты постаралась придушить волнение в душе, но оно не слушалось. Воскресенье ухмыльнулся, глядя на тебя, как на неразумное дитя. - Он, скорее всего, ждал пока ты сама проявишь инициативу, да не вытерпел. Ты вопросительно подняла брови - ах, эта проницательность галовианца уже несколько пугала. Как далеко он может зайти со своей эмпатией? Но молодой человек лишь повел подбородком и хитро сощурился. - Рацио. Учёный, присланный КММ. - Как ты догадался? - ты сощурилась, сунув телефон обратно в куртку, что лежала поверх твоей одежды на кресле. - Я же видел, какое у тебя лицо было вчера, когда нечаянно задел воспоминания о нем. – Воскресенье мягко демонстрировал силу своей чуткости, ненавязчиво, но очень доходчиво. - Но проснулась ты со мной, Стелла. Парень вытянул руки наверх и сладко потянулся. Одеяло сползло с его живота, а лицо утонуло в мягкой подушке – но ты невзначай подметила, что вместо того, чтобы упасть на кровать, оно стало странно топорщиться. А затем всё же соскользнуло вниз, открывая великолепнейший вид на плотно прижатые к бокам крылья глубокого цвета индиго. У тебя по затылку мурашки побежали. У Воскресенья не одна пара крыльев, оказывается? Почему ты раньше этого не заметила? «Настоящие…» - твои зрачки всё расширялись, и руки соскользнули с раковины. – «Самые настоящие крылья!» Это, наверное, выглядело так глупо – но Воскресенье привык к пристальному вниманию к своему оперению, так что просто ждал, пока ты наглядишься и улыбался, любуясь выражением твоего лица. Вчера, видно, тебе было не до разглядывания его тела? Он ведь был сзади, даже не разрешил тебе увидеть его лицо в момент, когда от удовольствия маску равнодушия перекосило блаженством. Крылья были небольшими – но всё же больше тех, что прятались за его ушами. Это… Прекрасно? Удивительно? Сложно подобрать слова. Благоговение в душе не позволяло оторвать взгляд от бесподобных ультрамариновых перьев, что слегка мерцали, переливаясь и искрясь. Воскресенье поднял их немного вверх, раскрывая, и ты мигом пересекла комнату, чтобы присесть на кровать рядом с ним. Нагота не смущала ни тебя, ни его. - Эоны… - прошептала ты, не решаясь потрогать перья без разрешения. – Почему ты их прячешь? Они… Они великолепны! - Галовианцы привыкли скрывать крылья, - мелодично ответил Воскресенье, всё красуясь перед тобой. – Они привлекают ненужное внимание и провоцируют бесконечное множество вопросов. Он повернулся немного набок, довольно наблюдая за твоей реакцией, и затем сам прикоснулся к твоей руке маховым пером, что на ощупь оказалось прочнее и жёстче, чем ты предполагала – но всё же было мягким и очень приятным. Ты провела по перьям пальцами, от чего Воскресенье с довольным видом зажмурился – ему явно было приятно. - У меня сегодня день совершенно точно будет выматывающим, - тяжело вздохнул он, не желая снова возвращаться к работе. - Мир грёз иногда хуже реального мира, где каждый день приходится совершать ужасные вещи. Ты отвернулась. Да, ведь сегодня Воскресенье должен был встретиться с Рацио. Ситуация между вами с каждым днём становилась всё запутаннее. Эти отношения, которых, по сути-то и не было… Это кольцо, бережно припрятанное в кармане… Разве ты была к такому готова? Нет. Совершенно точно. Но полностью игнорировать странное тепло ты не могла и не хотела – госпожа Любви верно подметила, что твой интерес к Рацио вполне мог бы перерасти во что-то большее… Не будь ты сосудом для Стелларона Эона Любви, конечно. Ты тяжело вздохнула. Хотелось оставить эти сложные мысли. О Рацио, о себе – возможно, время само расставит всё по своим местам, и задача с множеством переменных сама собой решится – но точно не сейчас. Воскресенье прекрасно понял, почему твоё настроение так резко поменялось, приподнялся и сел на кровати, опершись на подушку. Он внимательно смотрел на тебя, но ты ничего не говорила – так что ему пришлось самому начать разговор. - Всё, что было в Мире грёз – остаётся в Мире грёз, - он зашёл издалека, но общий смысл был понятен. - Я помню, - ты печально улыбнулась, немного сгорбилась и всё же решилась встретиться с галовианцем взглядом. – Мы с тобой, на самом деле, лежим в разных ваннах на разных концах отеля, но… Твой пальчик заскользил по крылу, и Воскресенье податливо выгнул его тебе навстречу. Ему приносили удовольствие твои касания – возможно, его никто и не трогал вот так, без оглядки на статус и полномочия. - …Но эмоции, которые мы проживаем, настоящие, да, - он немного задумчиво закончил твою фразу, но затем его голос стал увереннее. – Мир грёз и существует для того, чтобы подарить людям эмоции, которых они никогда не испытают в обычной жизни. - А по-моему, Мир грёз очень ловко манипулирует сознанием, давая ему то, чего то отчаянно желает, - проворчала ты, изо всех сил воздерживаясь от того, чтобы поверить Воскресенью. – И это вызывает привыкание. - А это разве не одно и то же? – парень рассмеялся, но в бархатном хохоте чувствовалась плохо скрываемая горечь. Ему явно нравились твои прикосновения. Воскресенье согнул ноги в коленях, стыдливо пытаясь скрыть утреннее возбуждение – но на его лице это совершенно никак не отразилось. Тонкие и изящные, крылья обычно огибали его фигуру и плотно прилегали к ней. Ты считала, что это – лишь вычурная часть его костюма, ведь в обилии разнообразных диковин Пенаконии было сложно отличить настоящее от предполагаемого. - Я… Не очень помню, каким именно образом мы с тобой оказались здесь, - ты поморщила нос. Мягкая улыбка, которой Воскресенье тебя великодушно одаривал, дрогнула. Так, словно парень вспомнил кое-что для себя очень приятное – маленькую отдушину, что стала светлым островком радости посреди кромешной тьмы. - Я не сдержался и не смог прервать контакт вовремя, - жёлтые глаза наконец оторвались от твоего лица и принялись блуждать по комнате, но Воскресенье мягко и ненавязчиво подставлял свои крылья под твои руки. – Потому единение разумов усилилось, и… Прости меня. Он пытался выглядеть виноватым, но у него не сильно получалось. Ещё бы, ведь Воскресенье насытился твоими эмоциями сполна – что с лихвой перекрыло отчаяние в его душе, подарило спокойствие и внутреннюю гармонию, откуда черпали силы последователи Шипе. - Повернись ко мне спиной, - шепнула ты, склонившись над Воскресеньем, и коснулась губами его плеча. Недоверие растворилось в жёлтых глазах и сгинуло без следа. Кому-кому, а тебе Воскресенье теперь точно может довериться – ведь видел твои воспоминания и знает, что ты не причинишь ему зла. Потому молодой человек с облегчением перевернулся на живот, опустил крылья немного вниз и замер, ожидая твоих прикосновений. Его красивая обнажённая спина так и манила слегка порозовевшей светлой кожей. Очерченные мышцы расслабленно застыли – ты провела пальцем по впадине позвоночника, и Воскресенье, вздрогнув, фыркнул в подушку – ему было щекотно. Внизу спины бугрились основания крыльев, корнями вросших в его тело. Ты для молодого человека – раскрытая книга, но он для тебя так и остался едва знакомым человеком. Это нечестно. Ты надавила на крылья, и Воскресенье низко застонал. Он расправил их полностью и выгибался тебе навстречу, твои касания были для него столь приятны, что он не стал сдерживаться и не остановил себя. Тебе открывался великолепнейший вид на его подтянутые ягодицы, что покрылись мурашками. Тело Воскресенья источало очень приятный аромат – одеколон на основе цветов акации редко использовали мужчины, но запах так невероятно сильно подходил молодому человеку, что прятал лицо в маленьких крылышках. - Мне самой очень приятно от того, что я доставляю тебе удовольствие, - промурлыкала ты, продолжая осторожно гладить и ласкать чувствительные крылья. Они трепетали от твоих касаний; ультрамариновые перья играли на свету перламутром и так сильно выделялись на фоне светлого образа молодого человека, что от них не хотелось отрывать взгляд. - Нет… Их просто… Никто особо-то и не трогал… - Воскресенье прерывисто простонал в подушку короткие фразы, едва справляясь с собственным возбуждением. Нет, просто Воскресенье не подпускал к себе никого так близко. А твоё присутствие в его постели стало неожиданным результатом неконтролируемого желания удовлетворить эмоциональный голод – галовианцы такие галовианцы. Так, значит, крылья – его эрогенная зона? Теперь понятно, почему он так бережно скрывал их под одеждой – они слишком чувствительны для такого жестокого места, как Пенакония. Возможно, крылья у лица тоже чувствительны к прикосновениям? С этими мыслями ты прикоснулась губами к его позвоночнику. - Ах… - Воскресенье вздрогнул снова – ты ощутила это руками. Короткие, нежные поцелуи, которые ты оставляла на его спине, поднимались выше. У крыльев, выше поясницы, под лопатками – нимб покачивался за твоей головой, опасно кренясь – тень от него кругами падала на аристократичную бледную кожу. Мягкая постель смялась под твоими коленями, но ты поднималась выше, продолжала гладить его крылья и целовать нежную кожу. Из одежды на молодом человеке были лишь серьги – пирсинг на крыльях очень привлекал тебя, и сейчас ты наконец вдоволь потрогаешь маленькие крылышки. Чувствительное место у затылка тоже не осталось без твоего поцелуя. Воскресенье податливо сунул руки под подушку, сжал её в руках – он не имел права остановить тебя после того, что между вами случилось вчера. Да и не хотел – разве можно отказаться от наслаждения, которые дарили твои губы? Ты зарылась рукой в серые волосы, прильнула телом к его телу – ненасытно продолжала дарить поцелуи, касалась губами шеи Воскресенья – нежная кожа так изголодалась по прикосновениям, что розовела под твоим вниманием. Второй рукой ты медленно провела по его спине вниз. Воскресенье может изо всех сил отрицать свои желания, но от тебя их не скрыть – Стелларон очень чутко реагировал на мужские чаяния, и резонировал с твоим сердцем, направляя и указывая на их слабости. Рука заскользила по округлым ягодицам вниз. Твои ласки были так приятны, что Воскресенье немного прогнулся в пояснице и выпятил попку навстречу твоей ладони – член давно упирался в кровать, тёрся о простыни при каждом малейшем вздрагивании и жаждал внимания. Будем честны – Воскресенье тоже любит держать всё под контролем, а это легче делать, когда он дарит ласки и доминирует. Зафиксировать тебя под собой, прижаться к твоей заднице бёдрами, схватить запястья руками – легко подчинять своей воле ту, что идёт забытым Путём Любви; но так же легко пасть безвольной жертвой её внимания и забыться в собственных ощущениях. Недоверия между вами больше не было. Да, вы друг друга не особо знали, но нужны ли пустые разговоры тем, кто руководствуется чувствами? Ты сжала в руке округлую ягодицу, упругую и приятную. Поцелуи уже стали смелее, настойчивее – плечи Воскресенья покрывали розоватые следы от твоих зубов; твоя жажда распалялась всё сильнее, и было тяжело сдержаться и не наброситься на него вот так, сразу. Хотя внизу живота всё уже давно было к этому готово – дарить ласки, как оказалось, так же приятно, как и получать их. Ты, сама для себя незаметно, немного расставила ноги и тёрлась о бедро Воскресенья – практически полностью лежала на нём, не позволяя повернуться к тебе так же, как он бессовестно делал это вчера. Ты согласна – так хотелось увидеть его лицо в этот момент, но Воскресенье, тихо постанывая, прятался от тебя, прикрывался крыльями и прикрывал глаза, утопая в собственном удовольствии. Ты провела пальцем меж его ягодиц, покружила вокруг колечка сфинктера – о, как напряглось от этого его прекрасное тело – и опустилась ниже. Промежность была горячей и покрылась испариной – ты согнула палец и надавила на неё, вырвав из горла Воскресенья неприлично громкий и бесстыдный стон. Да – где-то здесь у мужчин была чувствительная точка. То, как Воскресенье отреагировал, значило лишь одно – ты попала именно в неё. Покружила пальцем, равномерно надавливая – задевала яйца, что поджались от нетерпения и были такими мягкими и приятными, что хотелось уделить внимание и им тоже – но всему своё время. - Ты решила меня помучить? – Воскресенье сдавленно всхлипнул, но тело его не слушалось и подавался навстречу твоей руке. Он сильнее расставил ноги, коротко двигал тазом в попытке ещё сильнее прижаться к твоей руке – его крылья трепетали от плохо сдерживаемого удовольствие, а стыдливо спрятанное в подушке лицо покраснело от смущения. - Это не похоже на мучения, не так ли? – тихо выдохнула ты, продолжая сжимать его затылок пальцами. Прижимала его лицо к подушке – вынудила повернуть голову набок, но не разрешала смотреть на себя; а Воскресенье и сам не хотел встречаться с тобой взглядом, лишь растопырил крылья у лица, прячась за ними, словно за вычурной кружевной вуалью. Его губы покраснели, покрытые слюной. Он так красиво их закусывал, а прежде умиротворённое милое лицо искажалось от нежного удовольствия, которое он испытывал. Изящная шея с выпирающим кадыком, которую он тебе показывал, в исступлении растворяясь в ощущениях, так и призывала тебя схватить его за горло - один палец засунуть ему в рот, а второй рукой наконец сжать просящий внимания член, что истекал смазкой и пачкал простыни, но ты видела, что Воскресенье в постельных делах не слишком искушён, несмотря на то, как он себя вёл вчера. Ты милостива. Потому решила не пугать его внезапной грубостью, погладила нежную кожу на его шее, накрыла её ладонью и немного сжала пальцами. Подалась ещё сильнее, прижалась к нему ближе – ты лежала неудобно, но удовольствие Воскресенья витало в воздухе вместе с запахом его великолепной смазки – не хотелось прерывать миг блаженства молодого человека, что так отчаянно нуждался в разрядке. Тихие постанывания прекратились. Воскресенье немного приподнял таз, попытался схватиться рукой за изнывающий от недостатка стимуляции член – но ты, мягко схватив его за запястье, лишь шепнула ему на ухо: - Не нужно. Не порть себе праздник. Тягучее тепло невероятным размазанным напряжением отдавало в бёдра. Твоя промежность горела, тебе так хотелось, чтобы он тебя тоже потрогал – но так ведь неинтересно. Ты ловко касалась его тела, но так же ловко прекращала ласки, лишь невинно улыбаясь. Нарастающее желание Воскресенья дрожало на кончиках твоих пальцев, ещё немного – и он перевозбудится; но ты чувствовала эту грань его состояния и очень умело дразнила его. Талант – это замечательно, но ему далеко до мастерства. Самообладание Воскресенья размывалось твоей похотью; он слишком хорошо помнил твои ощущения от секса с другими мужчинами, и с его собственным возбуждением в его тело врывались волнами непрошенные обрывки твоих воспоминаний. Ты оставила его мошонку в покое и поднесла руку к его алеющим губам. Развратный, нуждающийся, покорный – Воскресенье мог быть и таким. Ангельский образ разбился вдребезги, и молодой человек послушно раскрыл рот, позволяя тебе запустить в него пальцы. Горячее дыхание обдало твои пальцы, язык мигом прижал их к нёбу – Воскресенье сжал губы, плотно охватывая их, и провёл языком по твоим фалангам в исступлении. Единство душ захватывало его разум – без нимба он, оказывается, такой уязвимый перед собственной порочной страстью. Язык закружился по твоим пальцам, исследуя их и смачивая слюной. Воскресенье посасывал их, едва заметно двигая головой – второй рукой ты принялась поглаживать его крылья за ушами, что были не менее чувствительны, чем те, что располагались внизу спины. - Достаточно, - властно сказала ты. Твои пальцы были абсолютно мокрыми – что замечательно подходило для следующего акта одного из немногих представлений, которое Воскресенье не контролировал. Ты развела его ягодицы в стороны, немного приподнялась над Воскресеньем и окинула взглядом возбуждённого до предела молодого человека. - Ч-что ты... Такое делаешь… - выдохнул парень. Он вздрогнул всем телом, стоило твоим пальцам уже увереннее коснуться колечка сфинктера. Ощущения для него были новыми - твои поцелуи и мокрые укусы, холодившие кожу, не шли ни в какое сравнение с тем, что ты делала сейчас. Воскресенье протяжно застонал и снова прижался лицом к подушке, прислушиваясь к себе. Звук его голоса, бархатного и гортанного, тонул в млостном тепле твоих нежных ласк. Ты проникла в него пальцами – сначала нежно, поступающими движениями, двигала фалангами туда-сюда, растягивая и подготавливая. Осторожно погружалась в него едва-едва, а затем - глубже. Он внутри был таким горячим, так сильно стонал и выпячивал задницу – необычные ощущения постепенно сменились для него удовольствием, и ты стала смелее. Он поджимал колени, стремился подняться к тебе навстречу, но ты шлёпнула его по заднице - и Воскресенье снова упал на кровать. Удар был несильным - но его было достаточно, чтобы чувствительные стеночки сжали твои пальцы - и ты, услышав звуки, что кротко издавал парень, начала массировать его простату. Сладкий стон, такой непохожий на всхлипы, которые Воскресенье издавал раньше, разрезал тихое пространство. Приятное удовольствие, такое странное и необычное, сжало его, выкрутило - и он, постанывая, закинул голову назад, выгнув спину и оттопырив ягодицы, легонько подмахивал твоим движениям, насаживался на пальцы. - Теперь тебе точно будет, что вспомнить, - ты мурлыкала Воскресенью всякие глупости, но он едва различал то, что ты говорила. На это он был сейчас не способен - невероятные ощущения тонкой натянутой струной скользили по порогу оргазма. Ты гуляла по этой грани, словно по лезвию ножа, не прекращала удерживать его в этом состоянии - но и не позволяла кончить. Его член, напряжённый, с обнаженной головкой, подрагивал, зажатый между животом Воскресенья и кроватью – предэакулят замарал дорогую простынь и его великолепное тело. - Эоны... Как… Ах… - начал парень, но его мысли путались, и фразу он не закончил. Тело говорило за него - краснота окрасила фарфоровую кожу, спина напряглась, Воскресенье сжал в руках подушку - и с упоением отдавался твоим рукам. Его член выстрелил спермой - мышцы вокруг твоих пальцев сжались, и Воскресенье тихо зарычал, издавая хриплые нежные звуки удовольствия. Он трясся в блаженстве так спокойно и тихо, словно давным-давно привык заталкивать любые, даже хорошие эмоции внутрь себя - но всё же не смог сдержаться. Его руки, побелев от напряжения, терзали бедную подушку – но сам он расслабился и обессиленно опустил голову. Его тяжёлое дыхание успокаивалось. Ты медленно выскользнула из него, принялась снова гладить, убаюкивая – губами коснулась его спины между лопаток, что покрылась ознобом после головокружительного оргазма. Ты выпрямилась и села в постели, довольно глядя на разнеженного молодого человека, что сейчас ничем от обычных мужчин не отличался. Даже расслабленные пары крыльев выглядели так естественно – но затем Воскресенье, собравшись с духом, наконец перевернулся на спину – и не смог сдержать восторженный вздох. Ты возвышалась над ним в венце. Богиня. Глаза поблёскивали расплавленным золотом, твоя кожа покраснела от возбуждения, соски торчали и просили внимания… Воскресенье улыбнулся, обнажив зубы, и обессиленно дышал. Он отчаянно пытался сфокусироваться, но не мог – расслабление сразило его тело, и оно отказывалось подчиняться. Он косо взглянул на беспорядок на кровати, который устроил – а затем равнодушно прикрыл глаза и сглотнул, облизав губы. - Я не знал, что ты так умеешь, - его голос был тихим. - Я сама не знала, - ты заулыбалась, а затем прилегла на кровать рядом с ним. Устроила голову на его груди – Воскресенье приобнял тебя рукой, прижимая к себе. Ты слушала его сердцебиение, что медленно приходило в норму. Касания его рук были столь приятны, что ты и сама прикрыла глаза – утро никуда не делось, и пусть освещение в комнате не менялось, было понятно, что время на Пенаконии течёт совершенно точно так же, как и в реальном мире. Его пальцы лениво поглаживали твои плечи. Нимб скосился набок, пытался удержаться на положенном ему месте за твоей головой – но сейчас остроконечное украшение впивалось Воскресенью в руку, и он по-хозяйски убрал его из-за твоего затылка, чтобы отправить обратно на подставку. - И всё же, он очень тебе идёт, - спокойно сказал парень. - Но я совсем не галовианка. Для меня, к сожалению, нимбы бесполезны. Ты была немного расстроена – ведь так и не поняла, для чего Воскресенье, Зарянка и другие представители Семьи, что принадлежали к этой расе, их носили. Возможно, за этим крылась какая-то тайна или глубокий смысл – но, возможно, это был просто аксессуар и никакой смысловой нагрузки кроме отождествления с ангелами он больше не нёс. - У тебя сегодня важная встреча, - проворчала ты, чувствуя, как Воскресенье потихоньку набирается сил и восстанавливается. - Она будет не из приятных, - галовианец усмехнулся и отвёл взгляд. – Но… Благодаря тебе я чувствую себя намного лучше. Он не может с тобой поделиться подробностями – отношения КММ и Семьи нестабильны, и будет лучше, если о предстоящем разговоре будет знать минимум людей. - Я в ваших интригах этих всё равно ничего не понимаю, - ты фыркнула, и Воскресенье весело хохотнул, ведь ты и правда невероятно точно обозвала отношения двух могущественных фигур «интригами». - Это к лучшему, - ответил он, а затем провёл пальцами по твоей ключице. Медленно, вдумчиво – нежное касание спустилось ниже, к груди. Мягкая и невероятно приятная на ощупь – но одновременно с этим аккуратная и упругая; Воскресенье водил пальцами по твоему телу, изучая и запоминая каждый твой изгиб. - Скажи… А мы больше не встретимся? – задумчиво и как-то с опаской спросил он. Ты подняла голову - жёлтые глаза смотрели на тебя с таким сожалением, словно Воскресенье и вправду решил, что ты исчезнешь из его жизни прямо сейчас. - Почему ты так считаешь? – спросила ты. - Да так… Ничего. Забудь. Парень лишь покачал головой, и больше ничего по этому поводу не сказал. Но у тебя от его слов осталось неприятное терпкое послевкусие – Воскресенье не хотел тебя расстраивать этим, и просто продолжал гладить, таким вот образом желал отвлечь от этих мыслей и переключить твоё внимание на себя. Тело… Отзывалось на его касания – Стелларон твой самый первый предатель, ведь пусть он и был в восторге от твоих выкрутасов с Воскресеньем, своё получить всё так же отчаянно желал. Руки Воскресенья были необычными. Он обычно скрывал практически всё своё тело под одеждой – официальный костюм и перчатки не демонстрировали ни дюйма его кожи. Согласно этикету, принятому в высших кругах Семьи, оголённые запястья, либо (упаси Шипе!) ключицы могли быть уж совсем неверно истолкованы. Но сейчас рядом с вами чванливых вельмож не наблюдалось. Длинные пальцы вовсю мяли твою грудь – Воскресенье знал обо всех твоих чувствительных местах, и тоже хотел сделать тебе приятно. Пальцы сжали сосок, и ты рвано втянула воздух. Он сразу затвердел от настойчивого касания – развеявшееся возбуждение собиралось обратно, с новой силой скручивая спираль меж твоих ног. Нежная улыбка Воскресенья не скрывала чёртиков в его глазах – ох, он вполне мог потягаться с тобой в мастерстве удовольствий, уж тем более после того, как нечаянно прикоснулся к твоим воспоминаниям. Ты соображала всё хуже – настойчивые ласки сбивали с толку. Ты тёрлась об его руки, не стесняясь. Выпрашивала внимания и тихо постанывала, показывая, как тебе нравится то, что он с тобой делает; хотела, чтобы он заметил, что твоё тело реагирует на его возбуждение точно так же, как и его тело пылало жаром от твоих касаний. Прекрасное забвение, которое дарила страсть, было так необходимо вам обоим. Конечно, никакие проблемы не исчезнут – но столь желанная разрядка дарила передышку, особенно тогда, когда ты и твой партнёр понимали друг друга без слов. Воскресенье поднял твоё бедро вверх, и ты податливо повернулась набок. Его пальцы мигом оказались меж твоих ног – что ж, там было так приятно, влажно и тепло, что он довольно заурчал и прижался своими бёдрами к твоим. Его член снова налился кровью – и упирался тебе в задницу. Он будет трахать тебя так, как захочет – неужто ты и правда подумала, что он сдался, лишь стоило немного показать слабину перед тобой? Головка, мокрая от твоих выделений, заскользила по половым губам. Воскресенье с удовольствием скользнул внутрь тебя, не собираясь мучить и терзать – ты заслужила каждую каплю спермы, которой он собирается тебя наполнить. Он постепенно растягивал тебя внутри, и парень, взяв тебя рукой под грудь, притянул к себе – его возбуждённые соски вжались в твою спину, обе пары крыльев щекотали кожу. - Ох, что же ты делаешь со мной… - тихо застонал Воскресенье – и тому была причина. Стелларон, уже вовсю разгоревшийся от ваших долгих прелюдий, опалял вас жаром, подгонял, изнывал от жажды и похоти – и Воскресенье, как и любой другой мужчина, не мог противиться желаниям камня. Воскресенье вошёл в тебя полностью, немного рвано хлопнув по твоей заднице лобком, и замер. Ощущения были такими острыми - словно после кислородного голодания, воздух рывками врывался в лёгкие, перемешиваясь с возбуждением; ты тихо покачивалась, насаживаясь на член самостоятельно, чем вызвала лишь снисходительный смех Воскресенья. Он застонал, ощущая, как сильно ты сжимаешь его член стенками влагалища – его пальцы сомкнулись на твоей шее, потянули тебя немного вверх, меняя угол проникновения. Воскресенье это так полюбил. Звуки твоего голоса, твои стоны, что вибрацией отдавались в пальцы, которые слегка сжимали твоё горло… Что может быть прекраснее, чем осознание себя причиной сладких хриплых вздохов, что слетают с твоего рта? Будто подтверждение его собственному мастерству – член вовсю растягивал тугие стенки, проникал глубоко внутрь и скользил обратно; головкой Воскресенье упирался куда-то глубоко, и это приятное движение понуждало тебя раскрыть в исступлении рот и подаваться к нему навстречу, насаживаясь на пылающий от возбуждения член. Бёдра немного отстранились, и Воскресенье с громким шлепком вонзился в тебя с новой силой. Приятные ощущения нарастали, его умелые движения задевали самые чувствительные места глубоко внутри тебя – как же приятно это было… С такого ракурса ты выглядела великолепно. Отвести взгляд от члена, вонзающегося в твою плоть, было невозможно - и это возбуждало его всё больше. Удовольствие не только в удовлетворении плотских желаний, нет – эстетически приятная глазу картина навсегда останется в его памяти, вместе со звуками твоего прекрасного голоса. Ты взмолилась, дрожа от напряжения; выгибалась, пыталась крутить задницей в попытке сильнее насадиться на член... Выглядела такой великолепно развратной и жаждущей - и Воскресенье с превеликим удовольствием давал тебе то, чего ты так просила, наконец ускорив темп. Такая чувствительная - парень постанывал, врываясь в тебя, руками сжал твоё горло - возможно, там останутся синяки… Но тебе было всё равно. Воскресенье, торс которого был влажным от пота, громко застонал. Дрожа от удовольствия, он кончил - и мысль о том, что он сделал это внутрь тебя, была по-собственнически прекрасной.***
Пенакония – унылое место, но ты согласна с тем, что это место красили люди, что в нём находились. Вот взять, например, Шивон – девушка пусть и принадлежала к одному из очень влиятельных кланов, но не растеряла чувство собственного достоинства и была верна своим идеалам, отстаивая их до последнего. На пустой сцене сновали несколько роботов – ты не разобрала, убирали они либо пытались сами организовать какую-то постановку. В баре было, как и всегда, малолюдно – кроме тебя на дальнем конце стойки организовали застолье несколько пепеши, да и птички-оригами чирикали где-то неподалёку – вот и всё. - Непростой день? – Шивон участливо склонила голову, протирая для тебя средний бокал на ножке. - А у нас вообще бывают простые дни? – ты прыснула от смеха, и бармен рассмеялась вместе с тобой. Да, если вспомнить всё, что с тобой происходило – можно лишь удивиться, каким образом тебе удавалось каждый раз лавировать меж пышущими чувствами мужчинами, не привлекая к себе лишнего внимания. Стелларон скромно поклонился, признаваясь в собственной ответственности за данный факт. - Ждёшь кого-то? – спросила девушка, умело колотя тебе пёстрый коктейль. Мятные нотки, много льда, приятные глазу цвета – она точно знала, что ты любишь, потому даже не спрашивала о предпочтениях. Замечательный коктейль искрился пузырьками, словно шипучая газировка – Шивон размашистым движением прилепила на бокал украшение в виде кружочка с госпожой Зарянкой, и ты едва сдержалась, чтобы снова не рассмеяться. Галовианцев в твоей жизни было как-то много на один квадратный метр – по крайней мере, сегодня.