Беречь и защищать (18+)

— Поеду, — чуть помедлив, ответил Джин. — Конечно, поеду. Король Джехун криво усмехнулся и покачал головой. — Всё-таки не зря мне, видимо, твердили, что вся эта твоя история с графом Ги — полная ерунда, да? И на самом деле тебе всегда нравился только один человек — мой сын. Сердце Джина заколотилось болезненно быстро при упоминании имени бывшего возлюбленного, но в целом он выдержал удар достойно. Как и пристальный, недобрый взгляд короля. — Я действительно люблю Его Высочество принца Тэхёна, — холодно ответил он, — но у Вас, Ваше Величество, нет никакой причины сомневаться ни в чистоте этой преданной и искренней, братской любви, ни в том, что Вы только что намеренно и жестоко задели мои чувства. Если Вы хотели меня оскорбить, у вас... — Не хотел, — нетерпеливо хмурясь, оборвал его Джехун. — Но и извиняться не буду. Ты снова наступаешь на одни и те же грабли: ты снова слишком решителен и мало думаешь о последствиях! Ты бета, я понимаю, не омега, и всё же осторожность должна стать твоим главным кредо, если ты хочешь остаться при принце Тэхёне и не загнуться в Бантане в первые же дни. — Джин досадливо поджал губы, но промолчал, и король продолжил: — Ты не спросил меня, а с чего вдруг я решил так спешно тебя вызвать, почему решил, что именно тебя следует просить поехать с ним к этому чёрту на эти рога. Ведь и ты там, в чёртовом Бантане не то чтобы желанный гость, не так ли? Ты не покушался, в отличие от моего сына, на их принца, но разве ты не помнишь, чем обернулось то, что ты предотвратил это покушение? — Король пытливо прищурился, и Джин почувствовал, что это не просто так — вопрос на общие воспоминания. — Я всё помню, — старательно ровно ответил он, хотя сердце его забилось болезненно, — конечно, помню. Вы странными словами называете детскую драку двух мальчишек, но я... — Детской дракой не только я это не считаю! — сердито прервал его Джехун. — Тогда нам предъявили именно как за покушение! — Но принц Чонгук наговорил Тэхёна такого, что... — Джин запнулся и упрямо дёрнул подбородком. — Тэхён вам сказал, что он первым начал, и я ему верю, как верил и тогда! Да, Тэхён обозвал его кроликом лупоглазым, но... — Он остановился, услышав недовольное хмыканье короля, и снова прямо посмотрел ему в лицо. — Зачем мы это вспоминаем, Ваше Величество? Неужели Вы думаете, что принц Чонгук на самом деле хочет взять замуж того, кто, как Вы выразились, на него покусился, кинув в него вазой, только чтобы отомстить? — Я не понимаю этих северян в принципе, — резко ответил король и зло сжал пальцы в кулак. — Не понимаю! Они не приняли наших извинений тогда, хотя были никем! А сейчас они только Тэхёна потребовали и... — Он запнулся и как-то странно посмотрел на напрягшегося тут же Джина. — Но ведь ему было двенадцать, совсем мальчишка, да и Чонгук был лишь на полгода его старше! К чему всё это? Эти их условия просто странные и нелепые! — Условия? — Джин сжал губы. — Они требуют в сопровождение Тэхёну человека, который там, в Бантане, должен будет выйти замуж за кого-то из близких принцу Чонгуку людей и остаться рядом с Тэхёном навсегда! — возмущённо сказал король. — И очень жирно намекают в секретном послании, что этим человеком должен быть именно ты! У Джина глаза на лоб полезли ещё на словах о вынужденном замужестве сопровождающего принца, а на последних словах короля и вовсе они раскрылись до едва допустимых природой пределов. — Что за... — Он глотнул непотребное слово, но король лишь поморщился. — Не знаю! Говорю же: не знаю! — Джехун нервно стал поправлять кружевные манжеты. Он косился на пытающегося осознать только что услышанное Джина и молчал. — Значит, у меня нет на самом деле выбора? — тихо спросил Джин. — Зачем же... — Есть, — прервал его резко король, — у тебя, как я и сказал, — есть. Они выразили желание. Не совсем вежливо с их стороны, но всё же — это было именно желание. И если ты скажешь, что не желаешь ехать чёрт знает куда и принимать на себя такие обязательства, то я не смогу тебя заставить, как ты понимаешь. Связанным и с кляпом во рту ты там им не нужен. Они, видите ли, заботятся, чтобы Тэхён не остался один, чтобы сопровождающий остался с ним навсегда рядом. И чтобы ни его желание уехать, ни его неожиданное замужество за кем-то вне двора не разлучило его с принцем. — Звучит вообще-то логично, но всё равно как-то странно, — хмуро сказал Джин. На самом деле он вовсе не испугался. Он был бетой, умел теперь держать чувства под контролем, так что испытывал больше любопытство, чем страх. Он не верил, что его требуют в Бантан, чтобы наказать за события семилетней давности: это было бы слишком. Да, тогда он пережил это всё болезненно, но ведь сколько времени прошло! Любые раны затянутся, как затянула его сердечная рана. Да и самом этом странном замужестве он думал больше с иронией: нет, ну, кто на самом деле захочет его там, в том королевстве, помешанном на красоте и ароматах, замуж? — Может, они не знают, что я бета? — спросил он. — Не знаю, — раздражённо пожал плечами Джехун. — Но тогда это вообще глупо: не узнав ничего о человеке, требовать его да ещё и за таким делом к себе в придворные. Сомневаюсь, что их разведка не донесла им всего о тебе тогда же, семь лет назад. Всё же ты ранил того парня, это... — Я не хотел! — Джин спохватился, что прервал короля, но слова Джехуна застарелой болью отозвались в его сердце. — Вы же знаете, Ваше Величество, я всего лишь пытался спасти принца Чонгука от вазы! — Не помню, чтобы принц был тебе благодарен. Того своего друга он, кажется, ценил гораздо выше, чем себя, — ответил король. — Это благородно, но я тут при чём? — Джин горько усмехнулся. — Впрочем, уже неважно. Было бы это сейчас — я бы точно так же постарался отбить эту чёртову вазу, чтобы она не в принца угодила. А то, что она разобьётся о мой браслет, что так далеко брызнут осколки, что этот... — Он на миг, всего на миг запнулся. — ...этот юноша окажется рядом так быстро и примет их себе в лицо — этого я не знал тогда, не успел и подумать об этом! — Зря, видимо. Король устало вздохнул и сел в тяжёлое дубовое кресло за большим, обитым дорогой тканью столом. Он придвинул к себе чернильный прибор и положил лист бумаги, а потом взял высокое белое перо и снова глянул на застывшего перед столом Джина. — Так что мне написать, герцог Ким? Ты согласен, зная теперь обо всех условиях этой поездки, сопровождать моего сына, принца Тэхёна, в далёкий и опасный Северный Бантан и остаться там при его особе навсегда? На мгновение в голове у Джина промелькнуло сомнение. Вернее, сожаление о том, что он не может поразмыслить обо всём спокойно, обсудить всё с самим принцем Тэхёном или с Хосоком, например, но в глазах короля он тут же увидел насмешку — горькую, с пониманием — но насмешку. Не сказать, чтобы она всё и решила, но... — Я поеду, Ваше Величество. Я обещал папе принца, покойному принцу Джимину, что буду рядом с его сыном, буду его беречь и защищать в любых ситуациях, что бы ни произошло. И я не брошу его тогда, когда ему нужна будет моя поддержка, как никогда в жизни. Прозвучало пафосно и немного высокомерно, король снова поморщился, но промолчал, кивнул и знаком показал, что Джин свободен. Тот вышел из библиотеки и, прикрыв глаза, тяжело опёрся на подоконник первого же окна в коридоре. На что он согласился? На что, а?

***

Уезжали они ранним утром, когда солнце только-только прозёвывало розовым светом по макушкам деревьев в королевском парке. Тэхён был бледен, так как, видимо, не спал всю ночь, а Джин отчего-то испытывал нетерпеливую, злую радость от того, что вся суета, неприятные шепотки придворных за спиной, косые и насмешливые взгляды альф, которые, уж конечно, были осведомлены, что гордого и неприступного герцога Кима везут, как и принца Тэхёна, жертвенным бараном в дар Бантану. По глупости и по незнанию, а больше по традиции они презирали и северян, и само государство их, считали чем-то незаслуженно раздутым в сплетнях сведения об их успехах в последние годы и надуто гордились своей тысячелетней историей, которую Бантану и противопоставляли. Тэхёна, впрочем, они жалели но говорили, что участь его незавидна: он, с его неземной красотой, заслуживал кого-то более уважаемого в мужья, а не какого-то там захудалого принца, представителя малозначимого королевского семейства с северных границ. Ещё и всего лишь принца, не короля. Так что — ах! ах! — бедняжка Тэхён, здесь, в Королевстве, был бы он более к месту за одним из них — таких гордых и знатных, что могли бы уж точно с каким-то там принцем Чонгуком посоперничать. Никто им их рты не закрывал, королевская семья отмалчивалась, так как, видимо, было что-то ещё в этой сделке с Бантаном, о чём и Джину не сказали, и никаких серьёзных официальных заявлений не было — каждый болтал, что вздумается, и, как умел, жалел о Тэхёне. А вот над Джином издевались в волю. Нет, до откровенного хамства в глаза не доходило: всё-таки все помнили, за что именно отправили Джина в изгнание, да и побитую физиономию принца Михёна, видимо, за два года не смогли забыть: когда тот валялся в обмороке, его многие видели, а людская молва разнесла и преувеличила увечья, которые нанёс ему Джин. Но всё же говорили о Джине много, он был основной темой для сплетен при дворе всё время, пока их с Тэхёном готовили к отъезду. Говорили о том, что наконец-то какой-то непонятный вонючий северянин приструнит надменного выпендрёжника Кима, что теперь-то тот узнает вкус альфьего члена и, может, хоть это заткнёт его слишком болтливый рот. Говорили, что этот самый северянин, которому достанется гордец Ким, может захотеть попробовать сделать с ним, с бетой, много чего интересного. У северян беты рождались крайне редко, так что были и те, кто говорил, что везут Джина в Бантан как диковинную зверушку в дар какому-нибудь особо ценному для северного короля лакею. Не способный течь, ничем не пахнущий, не умеющий покоряться, Ким Сокджин будет славной игрушкой для варвара, который обретёт над ним полную власть, как и принято в диком и непонятном Бантане. Все эти слова, язвящие и без того встревоженно болевшее сердце Джина, он услышал вроде как случайно, ему передавали всё люди, которые "просто хотели предупредить", но он отлично понимал, что стал лакомством для их грязных мыслей и языков, что сочинять о нём страшилки и предрекать ему ужасную участь было им в радость. Он ничего особенного им не сделал, его вообще здесь не было два года, но чтобы перемывать кому-то кости, и прежестоко, никогда не было обязательным ненавидеть этого кого-то или даже хотя бы знать его. Джин был отлично знаком с этим и остальными правилами дворцовых сплетен, и они не сильно задевали его. И ему, возможно, было бы ещё легче, если бы принц Тэхён, когда услышал, что Джин едет с ним, не ворвался к нему в покои, отведённые ему спешно во дворце, и не устроил настоящую истерику, запрещая ему ехать в Бантан. — Ты спятил! — кричал Тэхён. — Я ладно, со мной всё было ясно с самого начала! Но почему ты вешаешь на меня ещё и вину за твою судьбу! Почему ты согласился?! Джин! Немедленно откажись! Джин пытался его успокоить, пытался объяснить, поминал святое имя Джимина, его папы, — ничего не помогало. И даже сейчас, когда они садились в карету, Тэхён не принял руки Джина и не смотрел на него, кусая досадливо губы и отворачивая от него своё бледное и прекрасное лицо с совершенно несчастными, огромными, тёплыми глазами цвета корицы с золотом. Полными слёз глазами. Джина это огорчало и трогало до глубины души. Но решения своего он менять не собирался.